Текст книги "Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

18

– Почему она скрывает, где живет, почему?! – в который уже раз повторил Алтухов, стуча кулаком по журнальному столику.

– Телефон свалишь, Ал, – лениво откликнулся Данилов. Он сидел в другом кресле, прикрыв глаза. – И не пей больше, завтра будет голова болеть. Допил водку – и хватит. Оставь «Вазисубани» на завтра, опохмелишься.

– Нет, Макс, ты мне скажи, почему она не позволяет проводить себя? Ведь все так замечательно было: посидели, выпили, шашлыки – высший класс, водка, зелень, а женщины!.. Особенно Светлана! А потом как-то быстро все кончилось. Это неправильно!

– Все было действительно прекрасно. И расстались мы нормально.

– Это ты – нормально! Проводил свою Ленку до подъезда, узнал, в какой квартире она живет, телефон, договорился, что завтра позвонишь… А я – нет! Я, получается, тоже провожал не Свету, а Ленку.

– Не передергивай, Ал. Ты провожал свою Светлану, просто она решила заглянуть в гости к Лене, и мы проводили их обеих. Конечно, они могли бы пригласить нас в гости, но теперь я думаю, все было сделано правильно. Мы познакомились, получше узнали друг друга, и, кажется, все остались довольны. Теперь нужно подумать об этом, решить, как вести себя дальше. Нормально.

– Ничего подобного! – закричал Алтухов и потянулся к бутылке с «Вазисубани», но Данилов вовремя убрал ее подальше. – Я до сих пор не знаю номер телефона Светланы. Не знаю, где она живет, чем занимается! Сказала, что служит в какой-то фирме. Ну и что? Если в фирме, то зачем откликнулась на объявление?! В фирме и без писателей можно заработать прилично. Я ничего не понимаю, Макс!

– А раньше о чем думал? Выяснил бы все сразу.

– Раньше думал о том, как бы еще раз увидеть ее. Кем бы она ни была, пусть даже самой последней шлюхой, только бы увидеть, услышать ее, понимаешь? И – ни о чем больше. А теперь чувствую – она хорошая, умная, добрая, она любит меня, и я влюбился, Макс, по уши. И хочу понять ее. Не для того, чтобы выведать какие-то тайны, плевать мне на них, а для того, чтобы знать: может что-то или кто-то помешать нам быть вместе? Если да, я уже сейчас пойду и уничтожу это препятствие. В щепки разнесу! Может, у нее муж есть, а?

– Может, и есть, – кивнул Данилов.

– Заткнись, Макс! – в ярости заорал Алтухов. – Думай, что несешь!

– Ты спросил, я ответил, – спокойно сказал Данилов. – А почему это тебя пугает? Светлана действительно влюблена в тебя, это заметно невооруженным глазом. Что бы там ни было – сейчас она твоя. Но пока не хочет, чтобы об этом кто-то знал. Причины могут быть самые разные, в том числе и наличие мужа. Тут все ясно, а вот Лена… Слушай, как здорово, что ты уговорил меня пойти на этот пикничок! Прекрасная женщина. Кажется, и я начинаю пробуждаться…

– Да что Лена, – махнул рукой Алтухов. – С нею все ясно. Ты ей понравился, где она живет – знаешь, телефон знаешь. Учительница, с виду тихая, скромная, но в тихом омуте черти водятся.

– Что ты имеешь в виду? – Данилов выпрямился в кресле, уставившись на приятеля.

– Не дергайся, ничего плохого. Страстная женщина, горячая, но долгое время скрывала это. Если растормошишь ее – в Сибирь за тобой побежит. Опять у тебя все просто и ясно, а у меня сплошные загадки, черт побери!

– Я и сам такой, меня тоже растормошить нужно, и, похоже, она уже сделала это. – Данилов снова откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза.

– Вот позвонишь ей завтра, и начнете тормошить друг друга. А Светлана не такая. Она простая, открытая, естественная. Тем более странно, что я завтра не могу позвонить ей! Не могу пригласить к себе. Кошмар! Так здорово было на берегу, так хотелось продолжить это, не только мне, и ей хотелось! И вдруг – взяли и расстались. Это ты со своей деликатностью виноват, я бы что-нибудь обязательно придумал.

– В следующий раз придумаешь. Кстати, Лене не нравится, когда писатели сочиняют ради денег. Так что ты, пожалуйста, не проболтайся о трех моих романах. Она так серьезно об этом говорила. Учительница, филолог!

– Правильно говорила. Черт побери! Когда простились с ними, у меня в душе такая злость была, хотелось автобусную остановку разломать.

– Ты вместо этого с двумя мужиками чуть было не подрался в автобусе, – напомнил Данилов. – Уже кулаками стал размахивать, хорошо, я вовремя оттащил тебя, не то были бы неприятности.

– Набил бы им обоим морды, и все дела, – хмуро ответил Алтухов. – В следующий раз подумали бы, как материться в автобусе.

– Ну вот что, блюститель автобусной морали, давай-ка мы ляжем спать? Возвращаться домой тебе не имеет смысла, поздно уже. Я устроюсь на кухне, на раскладушке, а ты располагайся на диване. Все хорошо, к чему еще думать, страдать?

– Все хорошо, верно. А было бы прекрасно, если б мы провели эту ночь… ты с Леной, а я…

– Нет, Ал, в таких делах не следует торопить события. Всему свой срок. Мы с Леной еще не готовы к этому.

– А мы со Светой давно готовы. Но ты все время мешаешь. То приперся, начал трезвонить в квартиру в самый неподходящий момент; то преспокойно соглашаешься, что пришло время расставаться. Хоть бы спросил у меня, что делать дальше.

– А я и сам знаю. Спать. Завтра я позвоню Лене, а потом ты с нею поговоришь о Светлане.

Длинный, тревожный звонок в дверь распорол душный полумрак комнаты.

– Это еще что такое? – удивился Алтухов.

– Не знаю, – пожал плечами Данилов, направляясь к двери. – Кто-то в гости пожаловал, сейчас увидим кто.

– А может, послать его? Какого хрена приперся в одиннадцать вечера без звонка? – Алтухов нервно выдернул из пачки сигарету, закурил.

Но Данилов уже открыл дверь и замер от неожиданности.

На пороге стояла Марина. В легкой синей блузке и белых модных брюках, красивая, с затаенной злостью в зеленых глазах.

– Здравствуй, Макс. Может, пригласишь меня в комнату, или я не вовремя? У тебя гости?

– Проходи, – посторонился Данилов, пропуская Марину в квартиру. – У меня действительно гости. Ал, помнишь его?

– Этот пьянчужка и буян? – презрительно спросила Марина.

– Талантливый писатель и прекрасный человек, – поправил ее Данилов, опасаясь, как бы Алтухов не услышал ее столь нелестное мнение о себе и не устроил бы скандал.

Марина вошла в комнату, наморщила нос, почувствовав запах сигаретного дыма.

– Ты можешь не курить в комнате? – раздраженно спросила она Алтухова, который удивился не меньше приятеля, увидев, кто пожаловал в гости.

– А ты чего пришла? – хмуро спросил Алтухов. – Директора банка своего потеряла? Здесь его нет, поищи в другом месте.

– Не смей хамить мне! – крикнула Марина. Видно было, что она пришла в эту квартиру взвинченная до предела. – Макс, ты можешь отправить этого… человека домой? Нам нужно поговорить, дело срочное и очень важное.

– Поздно уже, – опустив голову, сказал Данилов. – Если у тебя дело, пошли на кухню, поговорим. А вообще-то мы уже спать собирались.

– Уж не вдвоем ли? – язвительно спросила Марина.

– Вдвоем, – пробасил Алтухов. – Только один на кухне, а другой в комнате. Думаешь, если сама бросаешься на шею каждому директору банка, так и все другие тоже извращенцы?

– Макс, я тебя очень прошу, убери этого человека! После нашего телефонного разговора мне трудно было решиться на этот визит. Но я все же решилась. В третий раз прихожу к тебе сегодня! Но слушать хамские речи – это уже выше моих сил. Пожалуйста, сделай, как я прошу.

– Извини, Марина, но я обещал Алу устроить его здесь.

– Черт с тобой, – неожиданно сказал Алтухов, вскакивая с кресла. – Макс, я лучше уйду. Сам знаешь, какое у меня настроение, а с бабами я не воюю. Завтра позвоню, договоримся, что будем делать. Все нормально, я не обижаюсь, да и ты понимаешь, что тут моя помощь тебе не нужна. Если б директор банка пожаловал, тогда другое дело. Пока!

Он вскинул на плечо свою сумку и стремительно вышел.

Марина сама заперла за ним дверь, благо замок был простейшим, вернулась в комнату, села на диван. Данилов молча следил за ее нервными передвижениями, стоя у двери комнаты и ожидая, когда она объяснит цель своего визита.

– Не ждал меня, да? – спросила Марина, облизнув пересохшие губы. – Душно у тебя тут. Может, предложишь своей жене чего-нибудь выпить?

Данилов достал из-за кресла бутылку «Вазисубани», принес из кухни фужер, налил вина, протянул Марине.

– Бывшей жене, – напомнил он при этом.

– По закону – настоящей. Между прочим, я имею право на часть твоих гонораров.

– Пришла, чтобы сообщить мне об этом? Скажи, сколько тебе нужно, если смогу, дам. Но, честно говоря, мне трудно забыть твои постоянные заявления о том, что в материальном плане ты не зависишь и никогда не будешь зависеть от мужа.

– Так оно и есть. Да это я просто так сказала.

– Тогда говори, зачем пришла. Я действительно устал и хочу лечь спать.

Марина молча смотрела на него, склонив набок голову. Зачем пришла? Так уж получилось, что к вечеру осточертело все: и банк, и Савин с его ожидающим взглядом. Домой, к непременному семейному ужину с хитрыми разговорами отца о том, что надо бы определиться в личной жизни, возвращаться тоже не хотелось. О своей квартире в Крылатском и говорить не стоит, сидеть там в одиночестве – мука смертная. Но был же в этом городе человек, написавший, как он любил ее, как страдал без нее, и это не было враньем, потому что многое из этой книги она видела и знала. Правда, совсем с другой стороны. Позавчера он был холоден с нею, разговаривая по телефону, но прошло время и унесло ее злость. Пришло другое время и принесло спасительные надежды: наверное, у него было плохое настроение, а еще он не видел ее, вот когда увидит, наверное, заговорит по-другому. Как это объяснишь?

К тому ж еще этот идиот Алтухов оказался в квартире и своим хамством испортил все настроение. Теперь она почти не сомневалась, что пришла напрасно.

– Спать? – переспросила она треснувшим голосом. Отпила глоток вина и сказала: – Хочешь со мной?

Данилов скрестил руки на груди, опустил голову и глухо сказал:

– Нет. Извини, Марина.

Он понял, зачем она пришла, и жалел ее. Красивая, самоуверенная глупышка… То жестокая, высокомерная, одуревшая от вседозволенности, а то наивная, как ребенок, жалкая, беззащитная. Именно эту Марину, вторую, он любил, ее хотел защитить от грязи и пошлости. Не получилось. Потому что лишь малая часть души этой женщины страдала от грязи и пошлости. Да и то не часто. Чаще же она искала наслаждения именно в грязи и пошлости.

Да, не получилось. И слава Богу, что он в конце концов понял это. И нашел в себе силы уйти.

– Макс, это же я. – Она встала с дивана, подошла к нему, положила руки на плечи. – Я, твоя Марина. Прочла твою книгу и все последние дни только и думаю о тебе. Ты ведь о нас написал этот роман, да? Может быть, попробуем все начать сначала? Хочешь, я разденусь? И останусь у тебя? Хочешь, Макс?

– Нет, Марина, нет, – с трудом выговорил Данилов. Он вспомнил настороженные и доверчивые, лукавые и нежные глаза Лены и решительнее повторил: – Нет. Если тебе поздно возвращаться, могу уступить диван, я там Ала собирался уложить, а сам буду спать на кухне. Но между нами все кончено.

– Посмотри, посмотри! – закричала Марина, отстраняясь. – Это же я, я, я! Та, которой ты клялся в любви, которую носил на руках! Я изменилась? Подурнела? Я тебе разонравилась? Открой же ты свои глаза! Посмотри!

– Вижу, – спокойно кивнул Данилов. – Ты все такая же красивая, соблазнительная женщина. Ты – наливное яблочко, которое жаждет куснуть каждый мужчина. Но я-то знаю, что яблочко отравленное. Ты меня травила каждый день, и лишь недавно, год спустя после того, как ушел от тебя, я почувствовал себя здоровым. Это же так замечательно! А ты снова хочешь, чтобы все началось сначала? Нет, Марина.

– Ты врешь, Макс! Ты никогда не избавишься от моей отравы и лучше не пытайся! Я знаю, что ты хочешь меня, ну так возьми, это же твое, это все – тебе! – Она рывком расстегнула пуговицу на брюках, дернула вниз «молнию». Легкая белая ткань с шелестом упала к ее ногам. – Иди ко мне, Макс, я тоже тебя хочу…

Данилов скрипнул зубами, глядя на длинные, стройные ноги, на узкую полоску прозрачных кружевных трусиков. И отчаянно замотал головой, сопротивляясь нахлынувшему вдруг желанию.

– Нет, Марина! Пожалуйста, уходи. Прошу тебя…

– Даже если ты нашел другую, она все равно не сравнится со мной, ну посмотри же, посмотри, сравни нас!

– Да, я нашел другую, – неожиданно для себя выпалил Данилов. – И она действительно другая, тут и сравнивать нечего.

Он круто развернулся и пошел на кухню, резко захлопнув за собою дверь.

– Ты скотина, Макс! – ударил в спину визгливый крик. – Я заставлю тебя пожалеть об этом!

Данилов поставил на плиту чайник, зажег газ. Через несколько минут, услышав, как хлопнула входная дверь, он вернулся в комнату. На стене, прямо над компьютером, нервно алели крупные буквы, торопливо написанные губной помадой: «СКОТИНА!» Данилов с облегчением вздохнул и пошел запирать дверь.

На кухне засвистел вскипевший чайник.

19

Максим проснулся от собственного крика. «Нет, Марина, нет!»– кричал он во сне. Смятые простыни были влажными от пота. Часы на стене показывали без пяти десять, горячее солнце уже вовсю заливало столицу России жаркими потоками света.

Один и тот же сон снился Данилову всю ночь: он видит яблоко, «белый налив», так называется этот сорт на Кубани, красивое, аппетитное, почти прозрачное, но едва прикасается к нему, как из яблока выползают змеи и начинают обвивать его, угрожая страшными ядовитыми зубами. И тогда он кричал: «Нет, Марина, нет!!!»

Как хорошо, что это был всего лишь сон!

А если бы он вчера поддался ее чарам, если бы неимоверным усилием воли не укротил страстное желание, жажду женщины, вспыхнувшую в нем, сон стал бы реальностью.

Чего она хочет от него, зачем приходила? Неужели и вправду осознала, наконец, что любит, жить без него не может? Вряд ли. Просто она не привыкла проигрывать в вечном споре женщины с мужчиной. Неизменная победительница – славь каждый день, когда я с тобой, и не пытайся вернуть меня, когда уйду. Страстная, умелая в постели, такая, что порою казалась сумасшедшей, хитрая, злая зеленоглазая красавица. Она могла свести кого угодно с ума. А с таким папой – и подавно! И вдруг – мужчина уходит от нее, и это не попытка напугать, образумить ее, не отчаяние, а твердое, осознанное решение.

Уходит.

И не желает ее больше видеть. Отказывается от того, за что многие другие отдали бы все на свете. Ему же предлагается это даром – не берет!

С этим она не может смириться. Вот почему пришла вчера после того, как он сказал по телефону, что не желает ее видеть. Но он устоял, хотя и сейчас дрожь прокатилась по телу, когда вспомнил ее в прозрачных кружевных трусиках.

Максим встал и побрел в ванную. Обычно в таких случаях романисты описывают, а киношники снимают, как герой сует голову под струю ледяной воды, принимает холодный обжигающий душ, отфыркивается, хлопает себя по бокам, орет до тех пор, пока не войдет в норму, станет бодрым и готовым к энергичным действиям. Данилов и сам грешил подобными описаниями, нет-нет да и совал кого-то из героев под ледяной душ, но в жизни предпочитал горячую ванну. И в жаркий июльский день приятно было полежать минут сорок в горячей воде, расслабиться, подумать о предстоящих делах, а уж в холодную, ненастную погоду и подавно. Вот и сейчас он наполнил небольшую, полутораметровую ванну (единственное, о чем жалел, уйдя от Марины, так это об огромной ванне-джакузи в квартире в Крылатском), забрался в горячую воду и долго лежал, вспоминая уже не кошмарный вчерашний вечер, а прекрасный день, тенистую полянку на берегу Москвы-реки, красивую черноглазую женщину, которая пытается казаться строгой, морально устойчивой, как говорили некогда, но это у нее плохо получается. Потому что он почувствовал, что нравится ей, и был как никогда уверен в себе и уже понимал, что эту не совсем удачливую и гордую смуглянку он хочет защищать от грязи и пошлости. Ей это нужно, она поймет, оценит, она будет его верной спутницей, благодарной любовницей и преданным другом.

И ему тоже нужно быть рядом с нею, чувствовать себя сильным, добрым, заботливым. Нежным и ласковым. Чувствовать себя настоящим мужчиной. Любить ее.

После горячей ванны холодный душ – то, что надо. А потом самое время и чайку попить.

В комнате он долго рассматривал написанное губной помадой на стене слово и вдруг рассмеялся. Представил, как Ал попросит ключи и, ничего не подозревая, приведет Светлану в эту якобы свою квартиру. А тут на стене губной помадой выведено: «СКОТИНА!» Светлана ведь помнит, что прежде этой надписи не было. Вот устроит она Алу головомойку!

Недолго думая, Максим сорвал кусок обоев с «помадным» словом, выбросил в мусорное ведро, а потом приклеил на это место календарь, подаренный в издательстве.

И, довольный собой, уселся за компьютер. Полегчало на душе, да и Алу теперь не грозит опасность.

Роман, который он писал сейчас, застрял на описании ненастного декабрьского дня, герой садится в машину и едет по сумрачному, опустевшему городу к своей любовнице. Машина героя никак не могла двинуться с места. Под колесами грязь, слякоть, лужи, она рванулась с места… Да нет, спешить ему вроде бы и некуда. Поехала? Тронулась? С ума, что ли? Дернулась? Выехала? Куда, на встречную полосу?

В раскрытое окно влетал теплый ветер, доносил несмолкаемый шум машин с Кутузовского проспекта, а над крышами домов висело горячее июльское солнце.

Машина в ненастном декабре упорно не желала ехать.

А в памяти жили черные глаза, то настороженные, то смеющиеся, и немой вопрос в них: «А ты не обманываешь меня? Ты и вправду такой, каким кажешься мне?» И золотистые каштановые волосы, и красивый, чуть вздернутый носик.

Лена…

Максим пересел в кресло, набрал номер ее телефона. Долго слушал длинные гудки в трубке, а потом вернулся на свое рабочее место. Ее нет дома, наверное, вышла в магазин… И от этого еще сильнее захотелось услышать ее голос.

А машина в декабре стояла у светофора, и герой уже двое суток не мог доехать к своей любовнице.

Торжествовала старая истина, что писателю лучше всего работается тогда, когда в его душе умирает любовь. Ее нельзя вернуть в реальной жизни, но можно – в жизни иллюзорной, призрачной, бумажно-словесной. И не только вернуть, но и ход событий изменить так, чтобы все казалось более возвышенным, более значимым, более напряженным и загадочным. Нередко бывало, что заурядная интрижка, мимолетное увлечение, о которых бывалые донжуаны забывали на следующий же день, рождали гениальные стихи, повести, романы.

А вот когда в душе рождается новая любовь, работа стопорится, ибо мир иллюзий теряет свою привлекательность. Реальная жизнь торжествует в сердце писателя, ее звуки, запахи и краски волнуют его ум.

Ну и черт с ним, с декабрьским ненастным днем!

«Декабрь не принимает, нелетная погода, – усмехнулся Данилов. – Придется лететь в июль. А мне как раз туда и надо».

Он еще раз позвонил Лене, не дождался ответа и, после недолгого раздумья, отправился гулять. Не сидеть же у телефона, заклиная аппарат: отзовись ее голосом!

На Кутузовском народу было немного – жарко. Максим неторопливым шагом дошел до Большой Дорогомиловской улицы, потом добрался до Киевского вокзала, у которого и в жару не стихала бойкая торговля. Тут можно было купить почти все, что нужно для жизни: от ковров и импортной сантехники до колбасы и пива. Торговали не только украинцы, хотя их было, пожалуй, большинство, но и чеченцы, дагестанцы, белорусы, молдаване.

Международный торговый центр.

А какие диалоги здесь можно было услышать!

– Эй, красавица, слюшь, совсем не покупают твое сало, да?

– Та шо мое сало, оно ж соленое, никуда не денется. А вот твое мясо уже растаяло. Продавай скорее!

– Э-э-э… Мое мясо растаяло не от солнца, понимаешь? На тебя смотрю – и все растаяло, понимаешь? Я подумал: если соединить мое мясо и твое сало, что будет, а?

– Та шо будеть… свинья ж и будеть!..

Международный юмор. Международные связи.

Новые, демократические свинарка и пастух…

Максим часа два бродил между рядами торгующих, а потом купил две бутылки белорусского пива, крепкую гроздь южноамериканских бананов, воблу, вроде бы астраханскую, и вернулся домой.

Он почти не сомневался, что сейчас Лена ответит на его звонок, она уже дома, она ждет, когда он позвонит. Это предчувствие и радовало и волновало, поэтому Максим вначале наполнил фужер пивом и лишь потом, сделав несколько глотков, сел к телефону.

– Да? – послышался в трубке настороженный голос.

– Здравствуй, Лена, это я, вчерашний Макс.

– Здравствуй, Максим… а я думала, это Ал звонит насчет встречи со Светланой…

Голос изменился, он стал теплее, взволнованнее.

– Ты ждала моего звонка?

– Да как тебе сказать… если честно – я бы не удивилась, если бы ты не позвонил.

– Почему ты все время стараешься обо мне плохо думать? Разве я похож на обманщика?

– Нет, не похож. Поэтому лучше ни о чем не думать и не ждать… Если обманешь – кому тогда верить?

– Но ты все-таки ждала?

– Ой, да ну тебя, Максим! Спасибо, что позвонил, а больше ничего не скажу.

– Я с утра тебе звоню, звоню – никто к телефону не подходит. Ты уходила из дому?

– Не уходила, а уезжала к маме. Она в пансионате под Тулой, отдыхает после операции, а я уже несколько дней не навещала ее. Светка со своим Алом совсем закружили голову. У них же связь через меня, вот и сидела на телефоне… дежурила. – Лена засмеялась. – А сегодня прямо с утра купила фруктов, овощей и помчалась к маме. Всего минут пятнадцать как вернулась. А ты, значит, названивал мне прямо с утра?

– Как здоровье мамы?

– Поправляется…

– Это хорошо… Лена, давай встретимся сегодня? Я очень хочу тебя увидеть.

– А нужно ли?

– Ну, пожалуйста, не вредничай.

– И что же мы будем делать?

– Не знаю. Просто погуляем где-нибудь.

– В такую жару?

– Посидим в каком-нибудь ресторанчике.

– В такую жару? – повторила Лена и засмеялась. Она уже поддразнивала его.

– Найдем такой, где есть кондиционеры.

– Давай лучше просто погуляем по берегу Москвы-реки, а то мне лень куда-то далеко ехать.

– Отлично! Ну наконец-то я услышал от тебя добрые слова, Лена! А то уже сомнения всякие начали душу грызть.

– Какие такие сомнения начали грызть твою душу, Макс?

– Те самые, о которых ты только что говорила. Помнишь – если ты обманешь, кому тогда верить? Через полчаса я выезжаю. Где мы встретимся?

– Ой, только не так быстро, мне еще нужно с домашними делами управиться. Давай встретимся в четыре. Я буду ждать тебя на конечной остановке шестьсот пятьдесят третьего автобуса.

– Все-таки ты вредная, Лена. Ну ничего, я терпеливый, дождусь четырех часов.

– Жди-жди, может, и дождешься, – засмеялась она.