Текст книги "Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
– Вот что, – Светлана достала из сумочки записную книжку, авторучку, торопливо написала номер телефона и протянула вырванный листок Алтухову. – Это телефон моей подруги, ее зовут Лена. Позвони завтра, она тебе скажет… Хорошо?
8
Савин достал из бара початую бутылку виски, плеснул светло-коричневой жидкости в хрустальный фужер. Надо бы сходить на кухню за льдом, но там, наверное, Светлана… Савин досадливо поморщился, добавил в фужер еще виски и залпом выпил.
Вечер не принес облегчения, ибо ни один из вопросов, внезапно возникших перед ним сегодня, не был решен, и новых идей на сей счет не появилось. Поездка в Центробанк не улучшила его настроения, да и потом, когда вернулся, радоваться тоже было нечему. Знакомые банкиры из тех, что еще не укатили отдыхать, вежливо отказывали в кредите, напуганные разразившимся межбанковским кризисом. Или заламывали такие проценты, объясняя их повышенным риском, что приходилось отказываться.
Нужен был умный, тонкий, хитрый ход, но придумать его, просчитать не удавалось. Правда, когда стало ясно, что замыслил Лизуткин, деньги отошли на задний план. Теперь голова его была занята поиском срочных решений проблемы, которая, по идее, должна была решиться сама собой, тихо, мирно, естественно. И называлась она – личная жизнь. Две женщины напрочь выбили директора «ЛЕВС-БАНКА» из рабочей колеи.
Первая – Марина. Более яркого примера непостижимой женской логики и придумать трудно. В Женеве она была счастлива с ним, если и вспоминала мужа, то лишь с явным пренебрежением, и под конец командировки согласилась уйти от своего писателя к нему. Такая женщина рядом – и красавица, и в постели неистовая, прямо-таки сумасшедшая! И папа большой авторитет в мире бизнеса, все, к чему стремился Лев Савин, сосредоточилось в ней. Как говорится, а счастье было так близко! Вернулись в Москву, и выяснилось, что муж сам ушел от нее. Казалось бы, ну и прекрасно! Я тебя люблю, ты меня тоже (прямо не говорила, но разве трудно было об этом догадаться!), муж сам устранился – что еще тебе нужно? Так нет же! Именно потому, что муж сам сбежал от нее, вот уже год упрямо твердит, что еще не решила, станет ли его женой или нет. Утверждает, мол, оскорблена и теперь совсем по-другому смотрит на замужество.
Парадокс!
Ну и как после этого понимать их, женщин?!
Вторая – нынешняя жена, Светлана. После Женевы она совсем перестала интересовать его как женщина. И, наверное, почувствовала это. Но вместо того чтобы больше заботиться о муже, который дает ей возможность жить без проблем, выделяя каждый месяц триста долларов на личные расходы и семьсот на питание (это помимо крупных покупок!); вместо того чтобы вкусно кормить, быть нежной и ласковой ночью да вообще пылинки сдувать, – она то с глупыми идеями в самый неподходящий момент лезет, то обижается и не разговаривает. И это во время межбанковского кризиса, когда у всех банкиров голова идет кругом от множества нерешенных вопросов! А ей наплевать на все, какие-то свои глупые проблемки важнее! Ну, ничего! Вот останется одна, тогда поймет, что потеряла. Взвоет, да будет поздно. Второго такого мужа, как Лев Савин, она вряд ли найдет. И пусть не надеется, что те, кто говорил ей комплименты в ресторанах и ночных клубах, будут столь же щедрыми и терпеливыми, как он!
И конечно же, просить ее о помощи в переговорах с Хавьером он не станет. Это исключено.
А Марина… Черт побери! Зачитывается романом своего мужа. Просто кошмар какой-то. Может, она собирается вернуть его? Пойдет, расплачется, уговорит? Не так-то просто было представить себе Марину плачущей, но чем черт не шутит! Мужик-то сейчас на коне, романчик написал, книжка везде продается, народ покупает, читает… Дожили, мать их так! Не Аксенова и Евтушенко читают, а какого-то задрипанного Максима Данилова! И когда?! Как нарочно, именно сейчас, не год назад, когда Марина была готова стать Савиной, не потом, когда это наконец-то случится – сейчас!
И вот результат: она раздумывает о постельных сценах в романе своего бывшего мужа, а ему, Льву Савину, говорит: «Подожди неделю, я еще не готова принять окончательное решение!»
Савин с досадой поморщился, вспомнив, что Марине особенно нравится описание постельных сцен, в которых она сама некогда участвовала. Если б он мог, сочинил бы для нее такое!.. Как любит ее, как думает о ней днем и ночью, ну и, конечно, как им хорошо было вдвоем. Интересно посмотреть, с каким бы видом читал это писатель Данилов. А Марина, наверное, была бы довольна. Да только не может он писать. Деловую бумагу сочинить и то референтам поручает, какой уж там роман!
На журнальном столике у телефона лежала газета с потрепанными краями. Черт побери! Мало того, что эта дура и ужин ему не приготовила, так еще и какие-то газеты бросает в кабинете. Не могла в своей комнате оставить этот хлам?! Савин пересел из рабочего кресла в мягкое, взял газету. «Из рук в руки», и открыта на объявлениях о знакомствах. Понятно, чем она занималась тут весь день, чем развлекалась!
Он рассеянно полистал газету, машинально задержал взгляд на разделе «Услуги» – может, кто предложит услугу в виде льготного кредита? Черта с два, дураков нет. И вдруг наклонился, принялся внимательно перечитывать то, что секунду назад пробежал глазами: «Писатель, автор многих книг, напишет роман о жизни и любви крупного предпринимателя. Быстро. Конфиденциальность гарантируется. Дорого». И телефон.
Савин дважды перечитал написанное, пока наконец не понял, что, собственно, его заинтересовало. Писатель-то может сочинить роман о его любви к Марине! Для этого нужно лишь позвонить ему, договориться и, наверное, дать магнитофонную кассету с рассказом о событиях, которые должны быть в романе!
И даже если Марина откажет ему через неделю, он окончательно покорит ее сердце романом об их любви!
А это, пожалуй, выход.
Память тотчас же подсказала похожую ситуацию: песня «Марина», которую сочинил Шуфутинский для жены Дмитрия Якубовского! Это был самый роскошный и оригинальный подарок женщине в прошлом году. А тут – целый роман! Посвященный тоже Марине! То-то мужики в «Манхэттен-экспрессе» ахнут, когда узнают. Машины, квартиры, брильянты – это уже неинтересно. Роман! Кто еще на такое способен? Только Лев Савин!
Отличная идея.
Он вырвал страницу с объявлением, спрятал во внутренний карман пиджака. Газету отнес на кухню, в мусорное ведро.
И сразу почувствовал, как улучшается настроение. Даже Светлана, молча существовавшая в этой квартире где-то за стенами его кабинета, уже не раздражала. Сунув руки в карманы тренировочных брюк, Савин с усмешкой заглянул в ее комнату. Жена лежала на диване, упершись взглядом в экран «Панасоника», однако нетрудно было заметить, что мысли ее далеки от программы «Сегодня» по каналу НТВ.
– Так и будешь молчать? – спросил Савин, покачиваясь с пяток на носки. – Или, может быть, приготовишь ужин?
– Я не хочу есть, а ты можешь сварить себе сардельки.
– По-моему, ты слишком много времени проводишь дома, у телевизора, отсюда все твои проблемы.
– Я не сижу дома. Я гуляю с Биллом, загораю с Ленкой на речке в Филевском парке и думаю о том, как нам жить дальше. По-моему, теперь самое время поговорить об этом.
– Ну давай, говори, – усмехнулся Савин. – Впрочем, не надо, все, что ты скажешь, я уже знаю. И даже больше – кто на тебя так дурно влияет. Ты, наверное, все рассказала Ленке, и она, конечно же, возмутилась и посоветовала не разговаривать со мной и дальше, не готовить ужин и вообще мелкими пакостями отравлять мне жизнь. Верно?
– Да, рассказала, но она гораздо умнее, чем ты себе представляешь. Очень высокого мнения о тебе и надеется, что скоро все у нас будет нормально. В чем лично я сомневаюсь.
– С таким отношением к семейным обязанностям правильно делаешь, что сомневаешься. А насчет Ленки… Тут уж я сомневаюсь в том, что она желает мне добра. А пресловутая женская солидарность? А зависть бедной неудачницы к богатой подруге? Ты глупа, лапочка! Она, конечно, надеется, что ты будешь счастлива со мной, это временное недоразумение и так далее, а между тем исподтишка навтыкала столько шпилек, что даже тебе стало ясно: лучше всего и дальше отравлять мое существование, сделать его совсем невыносимым.
– Ты напрасно думаешь плохо о Ленке, она действительно хочет, чтобы у нас все было хорошо.
– И будет подпрыгивать от злорадства, когда все станет совсем плохо. Знаю я этих бедных добрячек-неудачниц!
– Ничего ты не знаешь! – покачала головой Светлана. – Думаешь, если у тебя друзья такие завистливые, то и все остальные люди тоже? Мне жаль тебя, дорогой.
– А мне тебя… дорогая! – язвительно сказал Савин. – Твоя Ленка обыкновенная учительница, по вечерам трусы свои штопает, потому что не умеет жить и денег на новые у нее нет. Баба со странностями, мы об этом уже говорили, помнишь, когда ты пыталась познакомить ее с Костиком?
– Твой Костик – самый обыкновенный хам, если не забыл, именно это я тебе и сказала тогда. И Ленка права, что отшила его. Кстати, и твои слова о Ленке тоже хамские. Но мы не о том говорим.
– Нет, моя дорогая… Дорогуша! Именно о том. Тебе хотелось поговорить о следствии: у нас что-то не ладится, нужно говорить об этом. А главное – причины. Твоего поведения, твоего отношения к мужу. Когда ты задумаешься о причинах, поймешь их и сделаешь соответствующие выводы, можно будет и поговорить. А пока что – не вижу смысла.
– Когда увидишь, поздно будет.
– Даже так? Тогда позволь тебе сказать, что, когда будет поздно, ты первая горько пожалеешь об этом. И, между прочим, я вполне серьезно! Надоели твои выкрутасы. В конце концов, я делаю все, что могу, для тебя и мальчишки, хоть он и не мой сын! И что же вижу в ответ? Ничего хорошего! Особенно после того, как ты вернулась из Испании.
– Потому что увидела, как дон Хавьер относится к моей матери, – со слезами на глазах сказала Светлана. – Совсем не так, как ты обращаешься со мной. Как с прислугой… Даже на работу не разрешаешь устроиться.
– На работу? А потом выслушивать идиотские сообщения о том, как ты устала, какие там сложности, зарплату вовремя не дают, интриги всякие… Зачем это мне нужно? Зачем я тогда женился? Мне нужна женщина, а не трудящаяся феминистка, Ленкина подруга. Это вполне нормальное, естественное желание для мужчины, который зарабатывает достаточно денег, чтобы семья ни в чем не нуждалась.
– Ты уверен, что деньги – это все, что необходимо мне?
– А ты разве сомневаешься, что это так?
– Теперь сомневаюсь.
– Подумай о причинах, и все станет ясно, – назидательно повторил Савин. – Кстати, я собираюсь поехать в какой-нибудь кабачок, поужинать. Если хочешь, возьму тебя с собой. Будут приглашать на танцы – возражать не стану.
– Спасибо, я не хочу танцевать по твоему разрешению.
– А мне не хочется оставаться здесь, – раздраженно отрезал Савин. Задело, что его предложение было отвергнуто. – Надеюсь, ты не будешь скучать!
Он вернулся в свой кабинет, достал из ящика стола диктофон, чистую кассету, сунул их в «дипломат». Решил, что за ужином обдумает, о чем должен быть роман, который он посвятит Марине, а потом часа два посидит в машине, запишет все свои мысли на кассету и завтра же позвонит писателю.
Вспомнил последнее слово в объявлении: дорого. Тоже мнит себя писателем, халтурщик несчастный! Ничего, как услышит, скажем… ну, самое большее – о трех-четырех тысячах долларов, так и забудет о своем гоноре. Это нормальная плата за вещь, сделанную по особому заказу. За отлично сделанную вещь!
А потом нужно будет договориться с каким-то издателем, чтобы выпустили книгу «молнией». С красивым оформлением и Мариной на обложке!
Отличная идея.
9
Когда Светлана скрылась за деревьями, обступившими извилистую тропинку вдоль Москвы-реки, Алтухов не сразу направился домой. Он доехал на метро до станции «Александровский сад», пешком прошагал по Охотному ряду до Тверской и еще долго бродил по главной улице страны, заглядывая в роскошные магазины. Давненько он здесь не бывал. Вроде улица стала чище, красивее, но, даже имея в кармане полмиллиона, немногое можно было купить в магазинах с экзотическими названиями. А вот выпить – никаких проблем. На складных столиках вдоль тротуара стояли запотевшие бутылки с пепси-колой, кувшины с соками и початые бутылки с коньяком, рядом с которыми замерли в ожидании стеклянные рюмочки. Не самый ходовой товар в такую жару, но, коли продавали, значит, был спрос.
Алтухов опрокинул пятидесятиграммовую рюмку коньяка «Белый аист» – хорошо пошел, – и на душе стало светлее. Грех было не выпить и вторую рюмашку, что он и сделал. Закусил столь осмеянным в народе «Сникерсом», символом нищеты и убожества некогда великой державы. Конфетка на самом деле вкусная, да не вовремя пришла к нам и слишком нагло заявила о себе в те дни, когда многие дети чай без сахара пили. А появись она лет на пять раньше, так стала бы всенародной любимицей. Так думал Алтухов, сосредоточенно пережевывая «жареный арахис, мягкую карамель и великолепный молочный шоколад».
После второй рюмки на душе стало совсем хорошо. Алтухов уже не заходил в роскошные магазины, а просто шел по горячему асфальту, иногда приостанавливаясь, чтобы еще улучшить настроение, благо возможности для этого были. Потом он купил пачку сигарет «Кэмэл», ведь состоятельный писатель должен курить дорогие сигареты. Когда шел со Светланой по тропинке к Филевской пойме, очень хотелось курить, но достать из кармана пачку «Явы» он так и не решился. Теперь, если он встретится с ней, обязательно закурит этот «Кэмэл», а пока что и «Явой» вполне обойдется. Еще купил бутылку водки, полкилограмма докторской колбасы и килограмм малосольных огурцов у бабульки неподалеку от Белорусского вокзала и двинул домой.
Небольшую двухкомнатную квартиру на третьем этаже панельной пятиэтажки он делил вместе с Валей Уткиной, тридцатипятилетней полной женщиной, артисткой нового кукольного театра «Одиссей». То ли жена специально так постаралась, разменивая квартиру, то ли случайно получилось, но Алтухов получил комнату в квартире, где хозяйничала не очень красивая, властная и решительная женщина. У Вали было широкое лицо, химическая завивка и нос-пуговка, а еще много складок на животе, под которыми, если постараться, можно было отыскать то, что требовалось Алтухову для личной жизни. Хоть и была она на год младше своего соседа, но относилась к нему, как мать к взрослому сыну, напоминая, когда мусорное ведро вынести, когда ванну почистить или постельное белье поменять: грязное отдать ей в стирку, а чистое она сама застелит на его диване. Правда, ночью Алтухов решительно и грубовато отыгрывался за все это, что весьма нравилось Вале, но утром она как ни в чем не бывало хозяйничала во всей квартире, и ничего нельзя было с этим поделать. Воевать с женщинами Алтухов не умел.
В своей комнате он сел за любимый письменный стол, с которым было связано столько приятных воспоминаний и который в последнее время неизменно возбуждал чувство горечи за пустое и бесцельное времяпрепровождение, налил в фаянсовую чашку «Московской» (все рюмки принадлежали Вале и хранились в ее комнате, но в ящике стола, единственного предмета в квартире, над которым соседка не имела власти, Алтухов хранил чайную чашку на случай, если понадобится выпить, не оповещая об этом Валю), закусил бутербродом с колбасой и малосольным огурчиком.
Думать он мог только о Светлане, об этой прекрасной женщине в просвечивающих шортах со многими складками и розовой короткой маечке. Теперь ему даже нравилось, что на шортах было так много складок, это делало ее красивую фигуру еще более загадочной и желанной. А какие у нее глаза!.. Какая улыбка! Вначале была настороженной, а потом как будто растаял лед в ее груди, и она стала ближе, роднее, красивее. Понятно, эта женщина знает себе цену, она не из тех, кто за деньги готов на что угодно. А на объявление откликнулась просто потому, что захотела немного развлечься. И развлеклась… И окончательно выбила его из колеи, ибо теперь невозможно было представить себе жизнь без нее.
Черт бы побрал Макса Данилова, придумал затею с объявлением! И надо ж такому случиться, что он, Алтухов, оказался в квартире именно в тот момент, когда позвонила Светлана! И не просто оказался, а взял трубку…
И пошел на свидание – «состоятельный» писатель в старых, давно вышедших из моды штанах, в темной клетчатой рубашке с закатанными рукавами и в потертых сандалетах… Идиот! Не мог купить какие-то новые, современные брюки, приличную рубашку и что-нибудь на ноги? Деньги-то были! Не мог… Привык, что женщины любят Алтухова таким, какой он есть, пусть одет кое-как, пусть нестрижен – это ведь Алтухов, талантливый писатель!
Неожиданно он увидел себя со стороны, и ее, Светлану, рядом – и понял, как глупо, убого выглядел на фоне этой прекрасной женщины с коротко стриженными соломенными волосами. И такая тоска захлестнула душу, что хоть плачь, хоть волком вой.
Ни того, ни другого Алтухов делать не стал, просто выпил еще одну чашку водки, выкурил пару сигарет, оправдывая объявление в газете о наличии скверных привычек, и уснул на диване.
Проснулся часа через три от того, что в комнату вошла раскрасневшаяся от жары, вульгарно накрашенная Валя. Спал он глубоко, снов не видел, но, открыв глаза, тут же вспомнил о Светлане. И почему-то подумал с надеждой: а может, она все же захочет увидеться с ним? Ведь помнит же его стихотворение…
– Юрочка, ты тут празднуешь или грустишь без меня? – тонким голосом спросила Валя. Алтухов до сих пор не знал, всегда ли у нее был такой голосок, или это последствия профессии, ведь ей каждый день приходилось играть всяких там сказочных персонажей.
– Да так, настроение паршивое, – махнул рукой Алтухов.
– Ох, а я пока добралась, прямо сварилась вся. Что, опять студенты в Гуманитарном университете невнимательно слушали твою лекцию, и ты расстроился? Глупости. У нас в театре тоже, бывает, зрители ведут себя ужасно, что поделаешь! Пойду приму душ, а потом будем ужинать. Я купила помидоров, огурчиков, потушу «ножки Буша» и, может быть, погрущу вместе с тобой, – она кивнула в сторону бутылки. – Ты пока вставай, Юрочка.
– Иди, иди, – пробормотал Алтухов.
Вот уж кто никогда не называл его «Ал»! Валя непоколебимо была уверена, что клички могут быть только у животных и политических деятелей, что для нее было одно и то же.
Голова просто раскалывалась на части, вспомнилось поучение мудрой бабушки: не спи на закате, голова будет болеть. А он еще и выпил перед этим… Алтухов сел за стол, плеснул в чашку теплой «Московской», выпил, поморщился.
Не слишком ли много он пьет в последнее время? Наверное, многовато. Но что делать, если объявление, которое он дал в газету «Из рук в руки», пока не сработало? Он даже не знал и не пытался узнать, напечатали его или нет. Главное – не звонят, а почему – какая разница! Вспомнил, что так и не рассказал Максу о своем способе подороже продать талант. Но зато та единственная газета, которую он купил на третий день после звонка в редакцию, надеясь уже увидеть свое объявление, и послужила причиной его знакомства со Светланой.
Может, она все же согласится встретиться с ним? Завтра же, с утра позвонит ее подружке и узнает. Завтра!
Пока он раздумывал, сидя за столом, Валя приняла душ и снова появилась в его комнате, предусмотрительно не запахнув полы халата, под которым никакой одежды не было. Алтухов хмуро взглянул на складки кожи в низу живота, на рыхлые, белые, несмотря на то, что Валя была шатенкой, ноги и недовольно пробурчал:
– Ты бы прикрылась, что ли.
– Неужели не нравится? – кокетливо спросила Валя и закружилась перед ним, пошире распахнув полы халата.
– Да нет, почему же… – пожал плечами Алтухов.
Мужчине всегда приятно видеть обнаженное женское тело, но есть и еще кое-что. Или оно восхищает, заставляя забыть обо всем на свете, возбуждает, распаляет в душе страсть, или оставляет спокойным, и тогда вряд ли стоит спрашивать, нравится или нет. Не в этом дело.
С марта девяноста второго года он жил в этой квартире бок о бок с Валей, и первые полгода она была неимоверно строга с ним, решительно отмахиваясь даже от безобидного пьяного поцелуя в щеку. Как потом выяснилось, причиной тому была не этакая моральная устойчивость, а вполне естественный страх заразиться нехорошей болезнью от беспутного писателя, который приводит в квартиру каких-то подозрительных девок. В конце концов, с трудом выдержав очередной пьяный приступ Алтухова, она так и сказала ему: пожалуйста, не возражаю, но чтобы ни одной стервы я рядом с тобой не видела. Думай, Юрочка.
Он думал неделю, советовался с тремя женщинами, которые разделяли его одиночество, и пришел к убеждению, что в опасениях Вали есть доля правды, и, решив свои интимные проблемы не выходя из квартиры, он сохранит время и силы для работы за письменным столом. С той поры, вот уже почти два с половиной года, он жил с Валей как с женой, хотя о каком-то чувстве к ней и речи быть не могло, и работать за письменным столом по-прежнему не получалось.
– А теперь нравится? – Валя перестала кружиться, присела на корточки рядом со стулом, на котором сидел Алтухов, положила влажные ладони на его колени.
Нет, не волновала его эта женщина, не возбуждала ее обнаженная плоть. Он хотел смотреть на другую, прикрытую полупрозрачной тканью.
– Знаешь, я что-то не в настроении сегодня, так что извини, Валя.
– Хорошо, – решительно сказала она, поднимаясь и запахивая полы халата. – Я знаю, в чем дело. Сейчас приготовлю ужин, как следует накормлю тебя, колбасой и солеными огурцами сыт не будешь, мы выпьем по рюмочке и тогда посмотрим, что там у тебя с настроением.
– Я и есть не хочу. Отстань.
– Юрочка, ты сегодня совсем какой-то странный. Ну расскажи, в чем дело? Ты с кем вчера встречался на Кутузовском проспекте? Вернулся поздно и пьяный?
– Откуда ты знаешь, что именно на Кутузовском?
– Я нашла бумажку с адресом на диване.
– Тебе бы Штирлица играть, а не Карлсонов, – раздраженно усмехнулся Алтухов.
– Ну, и с кем же ты там встречался? – не обращая внимания на его тон, потребовала ответа Валя.
– С Максом, ты его знаешь. Он привез меня домой после ресторана. Очень вежливый и приятный молодой человек, судя по твоим словам.
– Точно? А если я проверю? Адрес, между прочим, запомнила.
– Пожалуйста, проверяй. Могу дать номер телефона, позвони и все выясни. Он там с женой живет, – неожиданно для себя добавил Алтухов. – А меня в гости пригласил.
– С женой? Ты не обманываешь меня?
– А ты позвони и спроси. Правда, он человек богатый, три книги за год выпустил, таким нравится, когда незнакомые женщины спрашивают: «А вы женаты?» Они тут же говорят: «После того, как услышал ваш голос, можно сказать, что свободен. А как вас зовут? Может быть, мы встретимся?» Ты соглашайся, Валя, тогда-то и узнаешь обо мне всю правду, – расслабленно бормотал Алтухов. – Может, у вас роман получится, сама же говорила, что Данилов понравился тебе. Такой воспитанный, симпатичный.
– Мне не нужны никакие Даниловы, Юра. Я всего лишь хочу знать, где ты бываешь и с кем.
Алтухов разозлился.
– А почему, собственно, тебе нужно знать это? Кто ты такая, елки-палки?!
– Я думала, это уже не стоит объяснять.
– И не стоит делать далеко идущих выводов из того, что мы иногда спим вместе.
– Это называется «иногда»? – язвительно спросила Валя.
– Да плевать мне на то, как это называется! – рявкнул Алтухов. – Иногда, часто или время от времени! Если ты была моей любовницей, это не значит, что я обязан отчитываться перед тобой, где и с кем бываю. Все, вопрос закрыт.
– Я – твоя любовница?! – ужаснулась Валя. – Ты просто нахал, Юра! Немедленно извинись и назови меня как-то по-другому.
– А как по-другому это называется? – развел руками Алтухов. – Я не знаю.
– Зато я знаю, как это называется! – закричала Валя. – Пьянство и алкоголизм! И не смей даже прикасаться ко мне, не то я вызову милицию и тебе влепят пятнадцать суток! Или еще больше, если будешь рукам волю давать!
– Не волнуйся, не буду, – успокоил ее Алтухов. – Ни рукам, ни ногам, ни чему другому воли в твоем присутствии не будет. Как только увижу тебя, сразу железная команда: всем смирно! Не двигаться! Шаг вправо, шаг влево – стреляю без предупреждения!
– Спившийся негодяй! – Она выскочила из комнаты, сердито хлопнув дверью.
– От любви до ненависти один шаг… – с мрачной усмешкой пробормотал Алтухов.
За окном сгущались синие летние сумерки. Интересно, что сейчас делает Светлана? О чем думает? Как жаль, что нельзя позвонить ей, услышать ее голос. Но даже если подруга скажет завтра, что Светлана не желает больше встречаться с ним, он узнает ее адрес, найдет ее! Хотя бы для того, чтобы взглянуть издалека, просто увидеть эту необыкновенную женщину…
На кухне Валя яростно гремела кастрюлями, вымещая на них досаду за крайне неприличное и обидное для всякой порядочной женщины слово «любовница». Алтухов лег на диван, закрыл глаза. Прекрасная, стройная женщина в белых шортах и розовой маечке уплывала от него по тропинке, расчерченной резкими тенями деревьев…
– Не навсегда, – прошептал он. – Пожалуйста, умоляю тебя, не навсегда!..
