Текст книги "Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Вот именно – семейный! И я обратилась к тебе потому, что уже почти считаю тебя своей семьей.
– Тогда можно сделать вот что. Уходя, ты говоришь ему у раскрытой двери определенную фразу. Допустим… «Мы расстаемся навсегда!» Услышав ее, по лестнице спускаются Цуцма с Шуриком и начинают приставать к тебе. Провоцируют Данилова, понимаешь…
– Нет, я в этом участвовать не желаю. Ты не можешь сделать так, чтобы меня там не было? Или так. Я приду, поговорю с ним и, если он будет грубить мне, выйду на лестничную площадку и скажу: «Больше я не стану тебе надоедать!» Минуты через две после этого Шурик и Цуцма пусть позвонят в дверь. Он откроет. А я уже ушла и ничего не знаю.
– А если он будет вести себя как джентльмен? – с сомнением спросил Савин. – Извинится за свое недостойное поведение?
– Тогда я выйду и скажу что-нибудь другое. В этом случае твои люди пусть его не трогают.
– А ты?
– Я приму вначале его извинения, а потом… – она усмехнулась, взглянув на Савина.
– Что? – выдохнул он.
– Приму тебя здесь. И мы проведем чудесную ночь.
– Какая ты умница, Мариночка! – воскликнул Савин и, не выдержав, бросился на колени перед ней, обхватил ее ноги, заглянул в глаза. – А если он будет вести себя по-прежнему?
Она не оттолкнула его, наклонившись, поцеловала в макушку и встала с дивана. Сказала с усмешкой:
– Получите оба по заслугам. С ним расквитаются Шурик и Цуцма там, с тобой – я. Здесь. И в любом случае я скажу тебе завтра кое-что еще, Лева. Вполне определенное.
Похоже, он добился своего! И теперь, Григорий Анисимович, вам придется по-другому разговаривать с Савиным! Зятя не загоняют в угол невыполнимыми приказами. Но вот что удивительно: в это радостное мгновение почему-то хотелось, чтобы Данилов был учтив и вежлив с его любимой женщиной…
32
– Да ты рассказывай, Федя, не стесняйся. За то и деньги получаешь, чтобы огорчать меня всякими, понимаешь, неприятными известиями. Но огорчение – это что? Эмоции! А известия что? Понимание ситуации и возможность избежать крупных неприятностей. Вот и выходит – лучше лишний раз понервничать, чем остаться на бобах, – почти ласково сказал Григорий Анисимович.
Федору Ивановичу Казанкову, невысокому, смуглому человеку с мелкими чертами лица и крупными залысинами, на вид было лет сорок пять. Скромно одетый, неприметный на вид, он совсем не походил на капитана КГБ, коим являлся до августовского путча. Отправленный затем в отставку, Казанков не сидел долго без дела и вскоре занимался привычной работой, но уже не ради блага советского общества, а ради блага частного предпринимателя Григория Анисимовича Лизуткина.
И, надо сказать, занимался столь же умело и добросовестно, как на прежней службе. Во всяком случае, Григорий Анисимович многим был обязан именно его неутомимой деятельности.
– Ну, раз не боитесь огорчаться, я, пожалуй, начну, – без тени улыбки начал Казанков. – Савин вчера два часа двадцать пять минут провел в Крылатском.
– На Осеннем бульваре?
– Так точно.
– Номер дома и квартиры ты, конечно, не запомнил? – усмехнулся Лизуткин.
– Пытался, но память стала совсем никудышная, – нечто вроде улыбки проскользнуло на лице Казанкова.
Оба понимали, о каком доме, какой квартире идет речь. А коли так, стоит ли уточнять?
– Спасибо, Федя, я догадывался об этом, – Лизуткин стиснул зубы. – Чем еще порадуешь?
– Сегодня в восемь вечера охранники Савина Цуцма и Шурик задействованы в какой-то сомнительной операции.
– В какой? – живо спросил Григорий Анисимович.
– Не знаю, думаю, и вам не скажут.
– А если спросим нашего уважаемого банкира?
– Соврет.
– Надо что-нибудь придумать, Федя. Как бы они на пару не наломали дров. Если твои бывшие друзья с Лубянки потянут за ниточку, такое могут раскопать – не откупишься ведь. Что еще?
– Десерт, Григорий Анисимович.
– Неужели? А я думал, ты сегодня десерт раньше всего подал. Ну, выкладывай, слушаю.
Казанков приложил большой палец к простенькому с виду «дипломату», распахнул его и положил на стол перед Лизуткиным три листка ксерокопии.
– Выложил в буквальном смысле, – скупо усмехнулся он.
– Договор… – вслух прочитал Григорий Анисимович и замолчал, изучая документ. Но вскоре не выдержал. – Тьфу ты! Он что, совсем свихнулся? Как по-твоему, Федя?
– По-моему, некий писатель Алтухов сочиняет по заказу Савина роман «Любовь зеленоглазой блондинки», – охотно отрапортовал Казанков.
– Кто бы это мог быть… – пробурчал Лизуткин.
– Важнее другое, Григорий Анисимович. А именно – что там написано. Может быть, моим бывшим коллегам с Лубянки и не нужно тянуть за ниточку, весь клубок попадет им в руки?
– Где взял?
– Профессиональная тайна, – глазом не моргнув, сказал сотрудник частного компетентного органа.
– Возьми и текст романа, – приказал Лизуткин.
– Есть некоторые соображения, как связать все это воедино, – невозмутимо сказал Казанков.
– Давай.
– Часика примерно в четыре поручить Савину нашего польского компаньона Збигнева Скублинского. Пусть пригласит его домой, что маловероятно, или сводит в ресторан. Они знакомы, встречались в Варшаве, причина понятна – долг платежом красен. Знаю, вы уже поручили это коммерческому директору, измените решение.
– Ну и что? – Лизуткин наморщил лоб, пытаясь понять ход мыслей Казанкова.
– Збигнев любит выпить, часов до десяти Савин от него не отделается. Охранника дадим своего. В шесть я вызываю к себе Цуцму и Шурика и поручаю им ровно в восемь зайти к писателю Алтухову и взять то, что уже написано. Таким образом, мы срываем их операцию. Далее, они привозят текст, вы смотрите его, если есть тема для разговора, посылаем этих орлов за Савиным, он к тому времени вернется домой, и разговариваем. Обо всем. Тут уж он вряд ли посмеет врать.
– Голова! – усмехнулся Григорий Анисимович. – А Марина? Кого к ней приставить?
– Никого, – уверенно ответил Казанков.
– То есть? Ты полагаешь, она будет сидеть дома и ждать?
– Не думаю, что она согласится действовать вместе с Цуцмой и Шуриком. Но даже если и предположить это, без них и Савина она ничего не сможет сделать. Естественно, разозлится. Понимаете, на кого?
– Сие для меня тайна за семью печатями, – усмехнулся Лизуткин. – Думаешь, это не опасно для нее?
– А что она может сделать одна?
– Многое может… я все-таки приставлю к ней человечка. Но ты молодец, Федя, все просчитал. Я твой должник. Да… Цуцма и Шурик… они справятся? Не подкачают?
– Это мои заботы, Григорий Анисимович. За то и деньги получаю. И плачу.
– И премии, – напомнил Лизуткин. – Если все выйдет по-твоему – завтра станешь богаче на тысячу долларов. Это помимо компенсации за расходы.
– С вами работать – одно удовольствие, – серьезно сказал Казанков. – И чего мы раньше перестройку не сделали?
Когда он ушел, Григорий Анисимович еще долго сидел в кресле, уставившись неподвижным взглядом на золоченую ручку шкафа у противоположной стены. Он пытался понять, почему дочь остановила свой выбор на невзрачном с виду директоре банка. Ведь, как ни крути, Максим-то лучше, а деньги у нее самой есть… И не мог догадаться мудрый родитель, многоопытный руководитель, что дочери в постели нужен был раб, а Максим для этой роли не годился.
33
Вопреки совету отца, Марина все же приехала в банк. Разве можно было в такой день сидеть дома и слушать заботливое кудахтанье Регины? Или запереться в Крылатском, в совсем пустой и неуютной квартире? До вечера еще столько времени!
А здесь, углубившись в бумаги, пришедшие за последние дни, сама не заметила, как солнце покатилось на запад.
Савин возил ее обедать в ресторан у «Багратионовской» и был так галантен, так щедр, что Марина, вспоминая вчерашнюю ванну, уже решила, что сегодня согласится выйти за него замуж. Правда, им обоим еще нужно развестись, но это уже мелочи. Его жена сегодня не ночевала дома, значит, нашла себе другого мужика и возражать не будет. Данилов тоже… Скотина! Хорошо, пусть его нельзя вернуть, но ответить за свой поступок он должен! Как там у Эдгара По? «Никто не может обидеть меня безнаказанно», кажется, так. Вот именно!
Звук открываемой двери заставил Марину вздрогнуть, так увлеклась она своими мыслями. Энергичный, сосредоточенный Савин пружинистым шагом подошел к ее столу, плюхнулся в кресло для посетителей. Марина удивленно раскрыла глаза при виде сияющего, самодовольного лица директора. Сейчас он ничем не напоминал визжащего поросенка, на котором она так славно скакала вчера в кипящей воде.
– Ты нашел клад, Лева? – спросила она.
– Год назад нашел, но никак не мог сделать его своим достоянием, чтобы можно было видеть каждый день, любоваться, пылинки сдувать… Но, кажется, этот день совсем близок. А ты что думаешь по этому поводу, Мариночка?
– Вечером услышишь, – уклончиво ответила она, но ободряющей улыбкой дала понять, что согласна с ним. – У меня сейчас другим голова занята.
– А у меня – только этим! – торжественно сказал Савин. – Ни о чем другом я сейчас думать не могу. Но ты представляешь, как бывает? Когда бегаешь, суетишься, ломаешь голову, как решить проблему, – ничего не получается. Но как только любимая женщина приветливо, так сказать, улыбнулась, проблемы решаются сами собой! Я только что нашел кредит в два миллиарда! Под вполне приемлемые проценты. Компьютерный анализ показал – это как раз то, что нам нужно!
– Поздравляю, Лева. Как тебе удалось это? Кто-то из друзей вернулся в Москву с Канарских островов?
– Именно! Вчера, Мариночка, вчера вернулся! Я сегодня позвонил в его банк, ни на что особо не надеялся, и вдруг – за двадцать минут решил проблему! Правда, деньги дают под личную гарантию Григория Анисимовича, но это уже мелочи. Ты для меня счастливый талисман, сокровище мое, Мариночка! – Он потянулся, поцеловал ее губы.
– А ты… сияешь как медный таз.
– Начищенный медный таз?
– Ну да.
– А кто у нас главный чистильщик сегодня?
– Марина Данилова.
Савин решительно покачал вытянутым указательным пальцем:
– Никаких Даниловых! И слышать не желаю больше эту фамилию. Марина Савина! А? Звучит?
– Вечером, Лева, вечером.
– Может, не стоит нам ждать до вечера, моя милая? Запрем дверь и…
– Прямо сейчас?
– Нет, – с сожалением вздохнул Савин. – Прямо сейчас меня зачем-то вызывает Григорий Анисимович. Но через час я вернусь, и тогда… – Он с вожделением облизнулся.
– Зачем вызывает? – насторожилась Марина.
– Наверное, прослышал, что я договорился о кредите. У него же шпионы везде есть. Хочет узнать подробности.
– Шпионы у него не для того, чтобы узнавать о твоих победах, об этом ты сам прибежишь и скажешь. У них совсем другие обязанности.
– Не преувеличивай их значение, Мариночка, – бесшабашно махнул рукой Савин. – Как говорится – пусть говорят! Теперь нам с тобой и сам черт не страшен!
– И все же будь осторожен, Лева, – попросила Марина, когда он, еще раз поцеловав ее, резво вскочил на ноги. – Когда вернешься в банк, сразу же иди ко мне.
– И мы закроем дверь…
– Лева! Ты не забыл, какие у нас планы на вечер?
– Нет. Я уже проинструктировал ребят, они готовы. Но теперь я думаю… может быть, тебе не следует идти к нему? Если Данилов способен открыть дверь любому, зачем тебя втягивать в это дело?
Он уже видел ее своей, сокровищем, личным достоянием, а сокровище необходимо беречь.
– Все же я должна… должна понять, с каким настроением мы расстаемся с ним навсегда. Все же столько лет провели вместе, хочется… не вернуть его, нет, это уже невозможно, а сделать так, чтобы не осталось у человека злобы. И если он понимает, что незаслуженно оскорбил меня, извинится, тогда я уйду со спокойной душой. А если нет – пусть пеняет на себя.
– Пожалуйста, будь осторожна. Впрочем, мы еще поговорим об этом более подробно. Я сам отвезу тебя к нему и буду ждать в машине.
– А я буду ждать тебя сейчас. Жутко интересно, зачем папа вызывает тебя именно сегодня. Может быть, ему доложили о нашей вчерашней встрече?
– Наше дело правое, мы победим! – провозгласил Савин, подняв вверх два толстых пальца в виде буквы «V».
– Хотелось бы в это верить, – недоверчиво покачала головой Марина.
Прошло два часа, и от прекрасного настроения Савина не осталось и следа.
Лизуткин огорошил его настоятельной просьбой, да, собственно, приказом, встретиться с поляком Збигневом Скублинским, показать ему Москву, сводить в ресторан или пригласить домой на семейный ужин, словом, позаботиться, чтобы гость не скучал. Оказывается, больше некому заняться поляком, коммерческий директор должен был развлекать его, да, как назло, именно сегодня заболел. А Збигнев очень тепло отзывался о Савине, вспоминал их встречу в Варшаве.
И Савин помнил эту встречу. Збигнев напился тогда в ресторане до чертиков и принялся ловить в аквариуме золотых рыбок, чтобы на деле показать – богатый поляк может позволить себе абсолютно все! Едва замяли разразившийся скандал. Теперь – домой его приглашать? Особенно после того как эта тварь, Светлана, провела ночь неизвестно где и неизвестно с кем? Невозможно! И в ресторан идти – нет времени, они же договорились с Мариной…
Но ведь ни о том, ни о другом не скажешь Лизуткину! А каких-либо веских причин отказаться не было. Попытался было поведать о своей удаче, льготном кредите, о том, скольких сил и нервов стоила эта несомненная удача для фирмы, надеясь, что старик обрадуется и скажет что-то вроде:
«Голова ты у нас, Лева! Такое дело провернул! Ну что ж, ступай, отдохни малость, заслужил, заслужил отдых».
Не сказал.
Коротко улыбнулся, скороговоркой объяснил, что кредит – это хорошо, но сегодня главное – поляк, поэтому о его гарантии говорить не время, нужно продумать, как ублажить поляка. С ним завтра солидную сделку обсуждать, и, значит, человек должен быть в прекрасном расположении духа.
Старый партийный метод! И ведь работал в новых экономических условиях не хуже, чем прежде!
Савин знал об этом, не впервые работал с компаньонами, но тем не менее насторожился. Слишком уж ласковым, прямо-таки сладким был голос Лизуткина. За пять лет совместной работы Савин научился не по словам и взглядам определять настроение Хозяина, а по тембру его голоса и знал, когда оправдываться, когда возражать, а когда лучше помалкивать. Сегодня возражать не следовало.
Старик мог разозлиться, узнав о том, что его распоряжение не выполнено, но мог и простить, если на то имелись уважительные причины. А вот когда игнорировали его дружескую просьбу – забыть и простить не мог.
Все это показалось странным. Скрепя сердце Савин согласился поразвлекать поляка, надеясь, что удастся напоить его в ресторане и отвезти в гостиницу раньше восьми вечера.
Хорошо хоть Лизуткин дал ему своего лучшего охранника, молчаливого громилу Мишу Ковтуна. Цуцма и Шурик свободны вечером и выполнят его поручение. Нечасто им предлагают по тысяче долларов за то, чтобы набить кому-то морду!
Миша Ковтун – свидетельство тому, что Лизуткин ничего не знал о сегодняшнем плане и не стремился его сорвать. И все же настроение было испорчено.
А еще и Марина, когда узнала, зачем отец вызывал ее босса, пришла в ярость, наговорила резких, обидных слов, как будто Савин был виноват в том, что поляка некому больше выгуливать. Перенервничала, ожидая его, вот и сорвалась. Кого еще обвинять, не папу же?! С огромным трудом ему удалось убедить Марину, что все нормально, даже если он и задержится с поляком – Цуцма и Шурик свое дело знают, никаких сбоев быть не должно. Не нужно ничего откладывать, все должно решиться сегодня, понимаешь, Мариночка, сегодня!
Но, убеждая ее, сам он никакой уверенности в успехе их предприятия не испытывал. Что-то сломалось в нем самом, исчезло ощущение уверенности и безопасности. Будто катился по скользкой ледяной горке и с ходу вылетел на горбатую гаревую дорожку…
Разговор с Мариной окончательно выбил Савина из равновесия, и, давая последние указания охранникам, он велел избить Данилова, что бы там ни сказала Марина. Пусть не путается под ногами этот несчастный бывший муж!
Но еще больше Савин разозлился дома, куда заехал, чтобы надеть вечерний костюм и свежую рубашку. Разве можно было спокойно смотреть на празднично одетую жену, тщательно подрисовывающую у трюмо чувственные – показалось, припухшие от поцелуев! – губы? Очень хочет кому-то понравиться в элегантном легком платье за пятьсот долларов! Он заплатил пятьсот долларов за то, чтобы она понравилась какому-то козлу?!
Весь день Савин старался не думать о жене, не вспоминать о том, что она не ночевала дома, – просто времени для этого не было, но сейчас не выдержал.
– Ты где это шлялась этой ночью? – сквозь зубы процедил он, подходя к Светлане.
– Тебя это интересует? – вопросом на вопрос ответила она, не поворачивая головы.
– Представь себе – да! – заорал Савин. – Кто тебе дал такое право, шлюха несчастная?!
– Пожалуйста, не ори, – Светлана с опаской посмотрела на мужа. – Если тебе интересно, отвечу. Я была у Лены, задержалась там и осталась ночевать.
– Задержалась?! От ее дома до нашего – десять минут езды, у тебя что, денег не было взять машину и вернуться домой?
– Во-первых, это не наш, а твой дом, из которого ты грозился меня вышвырнуть. Поэтому я особо и не стремилась возвращаться сюда. А во-вторых, что касается моих прав – никто не может запретить мне встречаться с подругой.
– Заткнись, сука! Лена?! Лена скажет что угодно, Лена прикроет, эта рвань завистливая! Ты всегда так старательно красишься, когда идешь к Лене?
Светлана хотела что-то сказать, но хлесткая пощечина свалила ее на диван. Испуганно прижавшись к спинке, она выставила вперед руки, пытаясь защититься от новых ударов.
– Как ты… как смеешь? – прошептали ее дрожащие губы.
Савин шагнул к дивану, больно хлестнул ее по рукам, отметая их в сторону, а потом еще раз ударил по лицу. На разбитой губе выступила капелька крови.
– Я смею! – орал Савин. – Я не позволю тебе позорить мое имя! Когда будешь свободной – делай что хочешь, а пока ты еще моя жена и, значит, веди себя соответственно!
Он резко наклонился, сграбастал платье за край декольте и рванул с такой силой, что выдрал клок материи, обнажив левую грудь. Светлана машинально прикрыла ее ладошкой, с ужасом глядя на мужа.
– Запрещаю тебе выходить из квартиры! До тех пор, пока мы не разведемся! Я не намерен смотреть на твои выходки сквозь пальцы! А тот, к кому ты бежишь, для кого красишься и наряжаешься, – пусть подождет, пусть пока научится зарабатывать на твои краски и наряды!
– Ты… ты сумасшедший… – прошептала Светлана.
– А ты – шлюха! – Савин в бешенстве взмахнул рукой.
В это мгновение, ударив передними лапами по двери, в комнату влетел Билл, которого Светлана отослала в кабинет мужа, чтобы не подсматривал, как она одевается. В несколько прыжков пес оказался между хозяевами, оттеснив Савина от Светланы. И замер, повернув голову к хозяину, словно бы предупреждая: попробуй только тронь ее!
– Ах, так? И ты против меня?! Да ты просто дурак! – заорал Савин, с опаской поглядывая на Билла. – Я тебя… Я и тебя вышвырну из квартиры вместе с нею, понятно?
– Ты сам дурак, – всхлипывая, сказала Светлана. – Попробуй только запереть меня… Тогда я… тогда выпрыгну в окно, вот увидишь! Как ты смеешь обращаться со мной, как с вещью?
– В окно? Пожалуйста! – злобно усмехнулся Савин. – Вот я уеду – и прыгай на здоровье. Можешь – вместе с собакой! Только вначале позвони мамаше, пусть она приезжает и занимается твоими похоронами. У меня для этого нет времени!
Светлана заплакала, уткнувшись лицом в мягкий велюр дивана.
Савин вытряхнул содержимое ее сумочки на ковер себе под ноги, поднял связку ключей, сунул в карман, а потом выхватил из гардероба вешалку с вечерним костюмом и пошел в свой кабинет переодеваться.
Он задыхался от гнева. Какой мужчина будет спокоен, когда ему изменяет жена? Даже если он любит другую! Это все равно что купил новый телевизор, а старый, громоздкий, который и поставить-то некуда, не отдашь сварливой соседке по лестничной площадке. Лучше разбить и выбросить на помойку.
Вот так!
34
Казалось – ты свободен, можешь делать все, что угодно. Привлекла твое внимание женщина – дай ей все, что она хочет, и наслаждайся, ни о чем не думая. Решит она уйти – забудь, их много в славном городе Москве, надоест – уйди сам. Все в твоих руках!
Да не тут-то было! Ты давно уже не свободен, а опутан, скован сетью собственных комплексов, привычек, особенностями собственного характера и темперамента. В простых жизненных ситуациях это совершенно незаметно: провел вечер с проституткой – дай ей денег, признался женщине в любви – отдай ей всего себя. Но если проститутка хочет взять всего тебя или женщина, которой признался в любви, требует денег – тут-то и проявляется твоя несвобода! И, решая вопросы: почему? зачем? что за этим кроется? – ты упираешься в нее, как лбом в стенку…
К такому выводу к концу длинного, невыносимо тоскливого дня пришел Данилов. Но легче все равно не стало. Он не мог забыть Лену, не мог отделаться от мысли, что нужно всего лишь позвонить ей. Сказать, что виноват перед нею, любит ее и хочет быть рядом – всегда. До конца своей жизни! И не говорить о том, что испугался ее искренней, чистой любви, не поверил. И собственная любовь, вспыхнувшая вдруг в душе, насторожила разум: а если он окажется во власти холодной, расчетливой женщины, которой нужны только деньги?
Не раз, не два набирал он шесть цифр телефонного номера, шесть из семи, и они отнимали столько сил, что набрать последнюю цифру он так и не смог. Что говорить, что не говорить, если она, конечно, захочет его выслушать? Почему он не имеет права на сомнение? Ведь это естественно!
Ответ был прост: потому, что ты мужчина. Любишь женщину с недостатками – возьми ее и сделай такой, какая тебе нужна!
Так он думал, когда женился на Марине. Ничего хорошего из этого не получилось.
Но сердце подсказывало другой ответ: люби ее такой, какая есть, и не пытайся переделать.
И это было в его жизни…
В конце концов, ты признался ей в любви, ты увлек ее! – кричало сердце.
Да так ли это на самом деле?..
А если она любит его, но обиделась так, что никогда больше не захочет с ним встретиться, тогда к чему все эти мысли? Тогда они гроша ломаного не стоят. Бейся головой о стенку, дурак, угробивший свое счастье!
Когда зазвонил телефон, Данилов не раздумывая схватил трубку, надеясь, что это Лена. Но это был Алтухов.
– Привет, Макс, – услышал Данилов его бодрый голос и едва не швырнул трубку на аппарат, так велико было его разочарование. – Ты вчера совсем кислый был, сегодня как?
– Работаю, – вяло сказал Данилов. – А ты чего такой радостный? Нашел квартиру?
– Пока нет, тоже пашу, как папа Карло! Звонил сегодня Ленке, она такая строгая, учительница! Отчитала меня за вчерашний пьяный звонок, предупредила, чтобы я не задерживал Светлану, у нее много дел, и вообще, думал бы не только о себе, но и о том, что в Африке люди голодают. Я согласился. Теперь вот думаю: а почему в Африке? У нас тут что, лучше?
– Ал, кончай трепаться. Я работаю.
– Не звонил Ленке?
– Нет.
– Ну и дурак! И она дура. Мы вот со Светой встречаемся сегодня. Я рассуждаю просто: нужен ей богатый Ал – буду богатым, понадобится бедный – пойду милостыню просить. Если она будет рядом – мне плевать на все остальное. А вы, разлюбезные? Самокопанием занимаетесь!
– У тебя все? – холодно спросил Данилов.
– Нет, не все. Послушай, Макс, я, конечно, понимаю твое состояние, но все же…
– Нет, Ал, извини. Сегодня не получится, – твердо сказал Данилов.
– А если мы завалимся к тебе со Светой и Ленку прихватим, а? Надо же отметить мой гонорар?
– Отстань, Ал! Позвони мне завтра, хорошо? Пока.
Положив трубку, Данилов подумал: а может, и вправду сесть за стол и начать работать? Помогло же это, когда он ушел от Марины… Работа отвлекала от боли, причиненной женщиной. А боль, которую причиняешь сам себе, разве можно забыть?
Он выпил кофе, съел бутерброд, сел за компьютер и… принялся играть в «Арканоид», решив, что позвонит Лене вечером, попозже, когда она уже не будет на него злиться, если злилась, не будет ждать звонка, если ждала, но будет думать о нем… если любит.
«Бим-бом» – летает по синему полю серенький шарик, выбивая кирпичи и призы для играющего. Только успевай, управляй битой, жми на клавиши, подгоняя ее в тот угол, куда неожиданно полетел шарик! «Бим-бом» – исчезают кирпичи и уносят секунды, минуты, часы. Ничего не случается в жизни, только время уходит безвозвратно, бесценное время, когда ты молод, красив и полон сил. Кирпичи опять заполнят синее поле, если начать игру по новой, а вот вернуть потерянные часы никому еще не удавалось. «Бим-бом» – ничего хорошего не случается.
Но и плохого ничего не случается…
Максим думал, что исчезнувшие часы приближают его к Лене, сокращают их разлуку, его страдания, поэтому и уничтожал их с такой легкостью.
Он жестоко ошибался…
– Кто там? – тихо спросила Лена, подходя к двери.
Обитая с двух сторон дерматином и оттого пухлая дверь была снабжена «глазком», в который Лена никогда не смотрела. Это казалось ей чем-то неприличным, постыдным – подсматривать за тем, кто пришел. Проще спросить. А раньше и не спрашивала, сразу отворяла дверь.
– Это я, Алтухов. Лена, мне нужно срочно поговорить с тобой.
Лена глубоко вздохнула. Чего было больше в этом вздохе, огорчения или облегчения, она и сама не знала. Щелкнула замком, посторонилась, пропуская Алтухова в квартиру.
– Привет, – он с удивлением взглянул на ее стройную фигуру в стареньком халате. – Дома ты еще красивее, чем на улице. Представляю, как выглядит Света дома…
– Привет, Ал. Ты ведь пришел не за тем, чтобы мне комплименты говорить? Выкладывай, что случилось?
Алтухов с неприязнью посмотрел на большой красивый ковер в холле, принялся старательно вытирать подошвы новых туфель о коврик у двери.
– С чего ты взяла?
– Но вы же сегодня должны были встретиться со Светой. Встретились?.. – Она замялась, догадываясь, что, скорее всего, Ал явился с какими-то известиями от Максима.
Но он опроверг ее догадку.
– Должны были… полтора часа назад. Я целый час торчал у магазина, а она не пришла.
– Но ведь я же сказала…
– Ты сказала, что она очень занята, придет на пять минут, ну, я не возражал, мне и пяти минут хватит, чтобы объяснить ей все. А она совсем не пришла. Я ждал, ждал, а потом поехал к тебе. Извини, что вломился без предупреждения, но… больше никто не может объяснить, почему она не пришла.
– И я не знаю… представить себе не могу. Она собиралась встретиться с тобой, может, и не на пять минут, если разобралась со своими проблемами… Не знаю.
– Может, позвонишь ей, а? У меня какие-то нехорошие предчувствия появились.
– Да ты проходи, проходи на кухню. Я тебе кофе сварю или чай сделаю. Не надо разуваться, – сказала она, видя, что Алтухов намеревается сбросить туфли.
Он все-таки сбросил их, в носках прошагал на кухню, сел за стол и умоляюще посмотрел на Лену.
– Пожалуйста, позвони ей. И… я сам хочу поговорить со Светой. Прямо сейчас, Лена.
Странно было видеть мольбу в глазах этого неистового гиганта и балагура.
– Хорошо, – согласилась она. – Только я сама позвоню, выясню все и тебе скажу.
– Лена, милая, по-моему, хватит играть в прятки. Я уже все знаю: у нее есть муж, она собирается разводиться с ним… Разреши мне поговорить со Светой.
Лена отрицательно покачала головой. Если Светка не пришла, значит, что-то случилось. А вдруг она помирилась с Левой и не желает больше встречаться с Алом? И разговаривать с ним не желает. Может быть, Лева сейчас дома.
– Подожди здесь, – решительно сказала она. – Тебе чай или кофе?
– А покрепче ничего нет?
Лена достала из холодильника бутылку коньяка.
– Вот, Светка на днях принесла. Сейчас дам рюмку, наливай себе, я не хочу.
– Не надо рюмку. – Алтухов потянулся, взял с другого стола чайную чашку, наполнил ее до краев, залпом выпил, поморщился, когда Лена снова открыла холодильник в поисках закуски.
– Спасибо, Леночка, не беспокойся. Ты иди, звони. Больше ведь никто не поможет мне, только ты…
Лена положила перед ним помидор, виновато сказала:
– Закуси хоть этим, я сегодня из дому не выходила, в холодильнике пусто. – И ушла с кухни, еще раз предупредив напоследок: – Сиди здесь и жди.
Но едва она услышала в трубке печальный голос подруги, Алтухов показался в дверях. Лена замахала рукой, отсылая его на кухню – он развел руками, показывая, что, к сожалению, не может выполнить требование хозяйки.
– Светка, что с тобой стряслось? Ты почему не пошла на свидание со своим Алом?
– Ты знаешь об этом? Откуда?
– От него самого. Пришел, весь убитый горем, хочет знать, в чем дело. Вот он, стоит в дверях и ждет. Может, хочешь сама с ним объясниться?
Алтухов шагнул вперед, надеясь, что Лена сейчас передаст ему трубку. Но она так резко взмахнула рукой, что ему пришлось попятиться к двери.
– Не сегодня, Ленка. Савин разозлился, что я вчера осталась у тебя ночевать. Не поверил, что у тебя. Разбил мне губу, порвал платье и запер в квартире. А сам куда-то уехал.
– Какой негодяй! – с возмущением сказала Лена. – Ну и что же ты думаешь делать?
Алтухов снова шагнул вперед, на этот раз более решительно.
– Завтра уйду от него. Спасибо Биллу, защитил меня, а то просто не знаю, чем бы все это кончилось. Но ты не вздумай рассказывать Алу! Он не видел, как ты набирала номер?
– Нет.
– Ленка, ни в коем случае не давай мой номер и не говори адрес. Не то он может такого натворить… И стальную дверь выломает, и Савина прибьет вместе с телохранителем.
– Может быть, так и надо сделать?
– Сама разберусь. Я уже успокоилась и знаю, что делать. Если вернется и снова поднимет руку, натравлю Билла.
– Что-нибудь нужно?
– Спасибо, Ленка, у меня все нормально, все замечательно. Это все мелочи, чепуха. Ты извини, мне больно разговаривать… Больше не звони, все равно к телефону не подойду. Завтра приеду, обо всем расскажу.
– Ну, если нормально… – Последние слова расстроили Лену. А ведь и впрямь – нормально! Что ей скандалы, разводы, угрозы мужа, когда вот он стоит, влюбленный… Аладдин! Тысячи долларов готов бросить к ее ногам и на куски разорвать любого, кто посмеет косо взглянуть на его принцессу! А у нее самой что? Как ничего не было, так и нет, сплошная тоска…
– Пока, Ленка. Алу скажи, встретимся завтра в то же время на «Кутузовской», он знает где. Успокой его, ладно?
– Делать мне больше нечего, как успокаивать его! – сердито проворчала Лена. – Сама и успокаивай. – Она протянула трубку Алтухову.
– Света, Светочка! – заорал он так, что Лена с опаской посмотрела на потолок – как бы люстра не сорвалась! – Что с тобой? Тебя кто-то обидел? Скажи, я приду. Я сейчас же прилечу, ты только скажи, Света!
– Ал, милый мой, все нормально. Просто… просто я не смогла сегодня прийти. Встретимся завтра, в это же время.
