Текст книги "Лицом к лицу с Америкой"
Автор книги: Николай Грибачев
Соавторы: Алексей Аджубей,П. Сатюков,В. Лебедев,Г. Шуйский,Валерий Орлов,Л. Ильичев,Г. Жуков,В. Матвеев,А. Шевченко,Е. Литошко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)
Господин Д. Гантер, конечно, взял грех на душу, назвав Гарри Бриджеса «диктатором». Человек, который, по признанию самого Гантера, ведет все дела руководимого им профсоюза на строго демократической основе, отнюдь не диктатор. Он, попросту говоря, уважаемый всеми и авторитетный человек. И он вправе говорить от имени тех, кто его избрал.
Заявив публично, что Мини и Рейтер не выражают мнения американских рабочих и что в действительности рабочий класс Америки выступает за мирные переговоры и разоружение, Гарри Бриджес сказал правду. Мы сами убедились в правильности его заявления, когда вскоре встретились с рабочими, избравшими его своим руководителем. В этом еще более убедили нас последующие встречи с американскими рабочими, как состоявшими в профсоюзах, так и с теми, кто в них не состоит.
Люди вчерашнего дня, все еще удерживающие в своих руках рычаги управления американским профсоюзным движением, пока еще сильны, и этого нельзя не учитывать. Но весь исторический опыт рабочего движения в Соединенных Штатах говорит о том, что на смену мрачным периодам упадка неизбежно приходит новая, еще более высокая волна. И тот, кто пытается ехать на коне задом наперед, цепляясь за хвост, рискует рано или поздно быть вышибленным из седла.
Об этом, может быть, стоило бы помнить и организаторам памятной встречи в зале Аргонавтов гостиницы «Марк Гопкинс» вечером 20 сентября 1959 года.
День памятных встреч
21 сентября Никита Сергеевич проснулся рано.
Над еще тихим, едва пробуждающимся Сан-Франциско поднималось ослепительное, но нежаркое солнце. Этому городу повезло: он отличается от других, жарких и душных американских городов тем, что у него есть своя, даровая установка кондиционированного воздуха. С одной стороны холмистого мыса, на котором он расположен, лежит Тихий океан, а с другой – огромный залив. Из-за прохладных течений в океане и легких ветров нет той изнурительной, удушающей жары, от которой так страдают жители Вашингтона и многих других американских городов. Летом в Сан-Франциско средняя температура не превышает +15,5 градуса, а зимой не опускается ниже +10,5. Самая низкая температура, когда-либо зарегистрированная в городе, – 2,8 градуса.
Соседи Н. С. Хрущева по гостинице, сопровождавшие его многочисленные официальные лица, корреспонденты, кинооператоры, еще спали крепким сном. Никита Сергеевич спустился в лифте, прошел мимо пораженных столь ранней встречей с ним служащих отеля и, выйдя на улицу, вдохнул полной грудью свежий воздух. По сути дела, ему впервые за всю поездку удалось вот так, без всяких протокольных церемоний и без эскорта пройтись по американской земле. Лишь очень небольшая группа успела присоединиться к нему.
Отсюда, с площадки перед входом в гостиницу, город казался еще привлекательнее. Обычной для Сан-Франциско дымки на горизонте не было, и особенно отчетливо видны были близкие и дальние кварталы, озаренные солнцем стройные здания, ярко-синяя гладь залива с точно уснувшими на ней кораблями, ажурная паутина висячих мостов.
– Красиво, – сказал Н. С. Хрущев. – Очень красиво.
Тем временем улицы начали заполняться народом. Открытые с обеих сторон зеленые вагончики городской железной дороги, похожие на те, какие существовали у нас в Севастополе до войны, со скрипом поднимали на вершины холмов рабочий люд, служащих, коммерсантов, торопящихся по своим делам.
Вагончики представляют собой своего рода древнюю реликвию города. Когда Киплинг посетил Сан-Франциско в 1889 году, они уже шестнадцать лет совершали свои альпинистские подвиги. Киплинг писал: «Они поворачивают почти под прямым углом и могут взбежать на стенку дома…» И сейчас, почти 70 лет спустя, эти веселые вагончики, обладающие энергией и ловкостью горных коз, остаются любимцами горожан. Поездка на них дает возможность сочетать осмотр достопримечательностей Сан-Франциско с ощущениями, связанными с катанием на американских горах, или, как их называют в США, русских горах. И уж во всяком случае они совершенно незаменимы в иные зимние дни, когда мостовые крутых улиц Сан-Франциско вдруг покрываются гололедицей, – движение автомобилей в такие дни замирает.
Увидев Н. С. Хрущева, пассажиры вагончиков вскакивали со своих скамеек и начинали аплодировать, приветствовать высокого гостя. Пожилая женщина в модной шляпке, шедшая навстречу, вдруг как бы окаменела от неожиданности, потом ухватилась за маленький фотоаппарат, висевший у нее на плече, и дрожащими от волнения руками начала наводить его. Н. С. Хрущев улыбнулся и подождал, пока она найдет наконец фокус. Женщина горячо поблагодарила его. Встречные люди все чаще останавливались, подходили к гостю, здоровались с ним, обменивались теплыми приветствиями.
Эта замечательная прогулка продолжалась около получаса. Нам рассказывали, что журналисты, которые прозевали такой случай, жестоко раскаивались потом, что встали позднее Никиты Сергеевича, – им здорово влетело от редакций за то, что они упустили такой момент для репортажей. Но можно не сомневаться, что если бы они оказались на высоте положения, то и самой прогулки не было бы: какая уж тут прогулка, если впереди, по бокам и сзади постоянно толпятся несколько сот человек с фотоаппаратами, портативными магнитофонами и записными книжками!
А неумолимый протокол путешествия уже торопил: надо было начинать новый большой день, до отказа заполненный встречами, каждая из которых имеет свое значение в этой поездке доброй воли.
И вот уже машины, сопровождаемые трескучим эскортом моторизованной полиции, осторожно спускаются с крутого холма. Они направляются к порту, у причала которого ждет сверкающий свежей белой краской корабль береговой охраны «Грешэм» водоизмещением в 2300 тонн – ветеран второй мировой войны. На протяжении десяти дней сто тридцать три матроса под командованием тридцати офицеров мыли, красили, чистили и драили свой корабль, чтобы не ударить лицом в грязь перед главой Советского правительства. Теперь они стоят, заинтересованные этой встречей, в две шеренги, плечистые здоровяки, застывшие по команде «смирно».
Н. С. Хрущев здоровается с командиром корабля командором Бенджамином П. Кларком и командой корабля и поднимается на капитанский мостик. «Грешэм» отваливает от берега, и начинается объезд гавани. С океана веет мягкий прохладный ветерок. Белый корабль рассекает прозрачные воды залива. Слева и справа мчатся двенадцать катеров, отводящих в стороны все движение военных и торговых судов. Над кораблем висят вертолеты.
Командор Кларк обращается к своему почетному гостю:
– Наш корабль используется сейчас как судно береговой охраны. Кроме того, корабли такого типа используются сейчас в качестве спасательных судов в случае какой-либо аварии на море. У них хорошая скорость…
Потом он добавляет:
– Для нас большая честь, что Вы находитесь сегодня на борту «Грешэма». Мы постараемся сделать из Вас моряка…
– Я у себя на Родине немного занимаюсь и флотскими делами, – отвечает Никита Сергеевич. – Большим специалистом себя не считаю, но кое-что о флотских делах знаю.
Слева открывается широкая панорама города. Дальше, по ту сторону холмов, расстилается бесконечная синяя пустыня Тихого океана. Сан-Франциско стоит на гористом мысу, отделяющем этот залив от океанских просторов. Никита Сергеевич всматривается вдаль, где виднеются контуры гигантского моста, переброшенного через пролив Золотые Ворота. Это самый высокий мост к мире: его высота над уровнем моря семьдесят метров. Строительство моста было закончено в 1937 году
Вдруг командор Кларк обращает внимание Никиты Сергеевича на небольшой скалистый островок, на котором возвышается угрюмое строение, похожее на древний замок:
– Это наша достопримечательность. Остров Алькатрац, наша знаменитая тюрьма…
– Мне вчера уже показывали эту достопримечательность, – говорит Никита Сергеевич, продолжая глядеть в сторону Золотых Ворот.
– Оттуда открывается наилучший вид на Золотые Ворота, – не унимается командир корабля, которому, видимо, очень хочется привлечь внимание своего гостя к столь выдающемуся сооружению. – И потом эта тюрьма знаменита тем, что еще никому не удавалось сбежать оттуда. Кое-кто пытался бежать, но безуспешно: здесь слишком холодная вода и сильное течение. Тонут!..
– Да, трудные условия… – задумчиво отзывается Никита Сергеевич. Потом он поворачивается к командиру корабля и вдруг спрашивает его:
– А Вы не думаете, что хорошо было бы дожить до того времени, когда в мире совсем не будет полиции и тюрем?
Б. Кларк молча стоит в положении «смирно». Г. Лодж настораживается. Корреспонденты, стоящие плотным кольцом вокруг собеседников, торопливо вытаскивают из карманов свои блокноты и карандаши. Никита Сергеевич продолжает:
– А что для этого нужно?
Пауза…
– Для этого нужно одно: чтобы не было больше частной собственности. Эта идея, как Вы знаете, лежит в основе нашей идеологии. Чем вредна частная собственность? Тем, что она порождает у людей жадность, стремление к обогащению любыми средствами, а это страшная вещь. Каждый начинает думать о том, как бы стать богаче другого, и многие идут на все ради богатства. А если частной собственности не будет, человек перестанет думать о том, как обогатиться за счет своего ближнего. Он будет думать только о том, как обеспечить общее благо, а значит, и его собственное, личное благо. Тогда уже никому не придет в голову воровать у другого. Да и смысла не будет: общество удовлетворит все потребности каждого человека, а работать он будет по способностям. Так будет при коммунизме…
Взглянув на журналистов, которые усердно записывали его слова, Н. С. Хрущев улыбнулся и сказал:
– Это, конечно, наша идеология, я вам ее не навязываю. Ведь вы нас не понимаете, считаете нас разбойниками, которые обидели капиталистов и помещиков. Ну, а мы считаем разбойниками тех, кто присваивает плоды чужого труда.
– У каждого свой путь, – дипломатично заметил Г. Лодж, у которого, по-видимому, не вызвали никакого энтузиазма настойчивые попытки командора Кларка привлечь внимание гостя к злополучной тюрьме Алькатрац.
– Правильно, – весело откликнулся Н. С. Хрущев. – Кто любит борщ, а кто ростбиф, но все мы любим третье блюдо – сладкое…
Все рассмеялись. В этот момент на горизонте показалась внушительная серая громада военного корабля – авианосца. Может быть, он проходил здесь случайно, но американские журналисты говорили нам, что это было кем-то предусмотрено. Командор Кларк постарался привлечь к нему внимание Н. С. Хрущева.
– Военные корабли хороши лишь для того, чтобы совершать на них поездки с государственными визитами, – отозвался Никита Сергеевич. – А с точки зрения военной они отжили свой век. Отжили! Теперь они лишь хорошие мишени для ракет! Мы в этом году пустили даже на слом свои почти законченные крейсеры. Они были уже готовы на девяносто пять процентов.
Стоявшие рядом военно-морские чины и журналисты навострили уши.
– Но во время войны ваши корабли показали свои хорошие качества, – возразил Кларк.
– Времена меняются, – пояснил Н. С. Хрущев. – В наше время боевое применение крейсеров вряд ли
было бы целесообразным. Раньше подводная лодка должна была приблизиться к борту крейсера на пять километров для того, чтобы потопить его. Теперь же их можно пускать ко дну ударами, направленными за сотни километров. Появление летающих торпед и ракет полностью изменило положение на море. Поэтому нет смысла теперь иметь в строю крупные военные корабли. На борту крейсера, например, находится 1200–1300 человек, а ведь он чрезвычайно уязвим. Зачем же использовать такие устарелые средства войны на море?
Командор Кларк промолчал.
– Нет, – продолжал Никита Сергеевич, – мы не хотим оставаться на позициях вчерашнего дня. Нам советских людей жалко. Поэтому мы сохраняем в строю суда береговой охраны, сторожевые корабли, на борту которых находятся ракеты, подводный флот, также вооруженный ракетами, торпедные катера и тральщики. Вот и все. Другие корабли в наше время не нужны…
Опять наступила пауза. Среди корреспондентов начался какой-то ажиотаж. Они шушукались между собой, что-то записывали, что-то вычеркивали. Оказывается, ловкие фальшивых газетных дел мастера уже обдумали свою версию о том, что сию минуту сказал Н. С. Хрущев: они сговорились дать в печать сообщение, будто глава Советского правительства заявил, что СССР создает сейчас самый могучий в мире подводный флот. Об этом сказали Никите Сергеевичу. Он покачал головой и, обращаясь к Кларку, громко сказал, так, чтобы все слышали:
– Мне сейчас сообщили, что корреспонденты говорят между собою, будто я заявил, что мы строим сейчас самый сильный в мире военно-морской флот. Вы слышали, господин Кларк, то, что я Вам говорил? Я сказал и повторяю, что мы сейчас отказались от строительства больших военных кораблей и уничтожили почти готовые крейсеры, строительство которых заканчивалось на судоверфях. Я сказал также, и могу это повторить, что сейчас мы строим только суда береговой охраны, сторожевые корабли, подводные лодки, торпедные катера и тральщики. А корреспонденты пытаются мне приписать, будто я говорю здесь о создании самого большого в мире военно-морского флота. Я этого не говорил. Если бы я это сказал, то это прозвучало бы как угроза, а я никому не хочу угрожать.
– Я могу подтвердить каждое слово, сказанное г-ном Хрущевым, – твердо сказал Кларк.
– Но мы вовсе не имели этого в виду! – обиженно сказала сновавшая рядом небезызвестная обозревательница газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Маргарита Хиггинс. (Это не помешало ее газете опубликовать на следующий день сообщение об этой беседе под развязным и лживым заголовком: «Хрущев… похваляется красными подводными лодками».)
Корреспондент радиотелевизионной компании «Коламбиа бродкастинг систем» Шорр, несколько лет работавший корреспондентом в Москве и известный как мастер фальшивок, попытался прибегнуть к дешевой уловке, с помощью которой он надеялся вызвать сенсацию:
– А почему вы не строите самый сильный в мире военный флот?
Грянул всеобщий смех. Даже Г. Лодж, который все это время стремился сохранить вид рассеянного человека, который не интересуется содержанием разговора, вдруг не сдержался и расхохотался. Н. С. Хрущев, прищурившись, поглядел на сконфузившегося корреспондента и сказал:
– А что такое «самый сильный»? Это относительное понятие! Скажите мне, какой у вас флот, и тогда давайте сравним его с нашим.
– Я не знаю, какой у нас флот, – пробормотал Шорр.
– Но Вы успокойтесь, – продолжал Никита Сергеевич, – мы сейчас начинаем приспосабливать подводные лодки для лова селедки.
– А как вы это делаете? – оживилась Маргарита Хиггинс.
Опять все захохотали.
– Я не рыболов, – ответил, улыбаясь, Н. С. Хрущев. – Я только люблю кушать селедку. Больше всего люблю дунайскую сельдь. Она, по-моему, самая лучшая…
– Это не политическое заявление? – лукаво спросил Лодж.
– Нет, гастрономическое, – парировал Никита Сергеевич.
Корабль тем временем подошел к Золотым Воротам и уже разворачивался, ложась на обратный курс. Н. С. Хрущев еще раз взглянул на Золотые Ворота и спросил:
– Скажите, какое расстояние отсюда до Владивостока?
– Восемь тысяч миль, – сказал командир корабля.
– Возможно, я побываю во Владивостоке на обратном пути, когда буду лететь из Китая. Там – близко… В 1954 году, возвращаясь из Китая, я уже побывал там. Это очень хорошее место, там прекрасный климат…
– Ваш подводный флот, который занят ловлей сельди, сосредоточен во Владивостоке? – с невинным видом спросил Лодж.
– Селедки не свиньи, – в тон ему возразил Н. С. Хрущев, – их нельзя разводить где угодно. Их мы ловим там, где они находятся…
– На каких языках Вы говорите, г-н Премьер-Министр? – снова спросил Лодж.
– На своем. На красном! – быстро ответил Н. С. Хрущев.
Так, непринужденно беседуя и обмениваясь шутками, гость и его хозяева совершили поездку по просторам огромного залива Сан-Франциско, у сорока трех пирсов которого ежегодно швартуются четыре тысячи судов. Общая длина причалов здесь составляет семнадцать с половиной миль. Это один из крупнейших портов Америки, его ежегодный грузооборот превышает тридцать миллионов тонн.
На борту корабля то и дело звучал веселый смех. Глубоко человечный, чуткий к людям и в то же время твердый и неприступный, когда речь идет о защите интересов рабочих и народа, глава Советского правительства здесь, как и в других городах Америки, оставил самое глубокое впечатление. И когда пришло время прощаться, американские военные моряки крепко жали ему руку и желали счастливого пути.
Здесь же, в порту, произошла вторая встреча за день – встреча совершенно иного рода: встреча с рабочими Сан-Франциско, грузчиками и работниками складов. Когда автомашина, в которой ехал Н. С. Хрущев, остановилась у здания, где находится правление их профсоюза, там уже собрались тысячи людей. Навстречу гостю вышел руководитель профсоюза Гарри Бриджес. Он бережно поддерживал под руку свою беременную жену. Она держала в руках букет цветов.
– Через несколько дней, – взволнованно сказал Бриджес, – у нас родится ребенок. Мы глубоко верим, что американцы и советские люди сделают все, чтобы наш ребенок, как и все дети на земле, не познал ужасов войны…
– Мы все сделаем для того, чтобы все дети росли в мире, – ответил Никита Сергеевич, тепло приветствуя Бриджеса и его жену. Рабочие, окружавшие их тесным кольцом, горячо аплодировали. К Н. С. Хрущеву подошел и также приветствовал его Пол Сейнт Шур, глава организации судовладельцев Тихоокеанской морской ассоциации.
Никита Сергеевич зашел в помещение, где выдаются наряды грузчикам. Его встретил главный диспетчер Майкл Самодуров.
– Хватает ли у вас работы на всех, кто хотел бы работать?
– Сегодня работы хватило всем, – уклончиво ответил Самодуров.
– А как бывает в тех случаях, когда работы не хватает? Как вы регулируете ее распределение?
– Кто сегодня не работал, тот будет работать завтра.
– А каких дней бывает больше? Когда не хватает работы или когда не хватает рабочих?
– Наиболее загруженные работой дни – это понедельник, вторник и среда, – ответил Самодуров, опять-таки уходя от более точного ответа.
– Надо во что бы то ни стало увеличить советско-американскую торговлю, – вмешался Бриджес.
– Вы правы, – сказал Н. С. Хрущев, – я все время говорю дипломатам, что торговля – это путь к улучшению международных отношений.
– Да, но дело не только в этом. Я в данном случае выступаю с позиций профессиональной зашиты интересов докеров: больше торговли – меньше безработицы. Одну из главных своих надежд наши грузчики возлагают на торговлю с Советским Союзом – будет что разгружать и погружать…
Н. С. Хрущев спустился по лестнице в просторный холл, где уже некуда было яблоку упасть. «Служба порядка» городских властей была бессильна что-либо поделать, и агентство Ассошиэйтед Пресс сообщило потом, что, «когда Хрущев решил отправиться в штаб-квартиру портовых грузчиков, он привел в смущение сан-францисскую полицию». Но чего опасаться среди рабочих рабочему, который стал главой правительства? И Никита Сергеевич буквально расцвел, оказавшись в самой гуще толпы, в крепких объятиях грузчиков. Со всех сторон тянулись руки для дружеских пожатий, слышались приветствия. Один грузчик – это был Дэвид Аэриан – вдруг надел Никите Сергеевичу на голову традиционную белую кепку американского докера.
– Очень хорошо, – сказал Н. С. Хрущев, – совершим обмен в знак мира. Возьмите-ка!.. – И он протянул растерявшемуся от неожиданности грузчику свою серую фетровую шляпу, которую держал в руке.
Толпа бурно зааплодировала. А Никиту Сергеевича уже звали на импровизированную трибуну, просили сказать хотя бы несколько слов.
– Разрешите мне обратиться к вам так, как мы, советские рабочие, привыкли обращаться друг к другу, – тепло говорит Н. С. Хрущев, – товарищи!.. – И под высокими сводами холла вспыхивают горячие аплодисменты. Н. С. Хрущев благодарит докеров за теплый прием, передает им привет от советских рабочих.
– Я хочу пожелать вам того, чего желают рабочие, – продолжает Никита Сергеевич. – А чего желают рабочие?
– Мира! – кричат со всех сторон.
Никита Сергеевич кивает головой и поднимает руку:
– Мира – это верно. Нужно, чтобы был мир. Кроме того, я хочу пожелать вам, чтобы у вас всегда была работа и хороший заработок.
Неописуемая овация гремит ему в ответ. Докеры провожают Никиту Сергеевича до машины и долго аплодируют вслед. Наверное, долго будут они вспоминать об этой встрече, беседуя о ней со своими близкими и друзьями.
Докер Аэриан бережно держит в своих руках неожиданный подарок – шляпу главы Советского правительства. Он еще не знает, что этот подарок принесет ему много переживаний – и радостных и тревожных. Начнется с того, что любители сенсационных сувениров попытаются выкрасть ее у него. Потом ему предложат деньги – сначала пятьсот долларов, затем тысячу. Но докер найдет нужные слова для ответа этим дельцам: он откажет им – такие подарки не продаются! А когда к нему пристанут с ножом к горлу, он даст интервью, и газета «Нью-Йорк таймс» опубликует 12 октября следующее колоритное сообщение:
«Портовый грузчик Дэвид Аэриан, поменявшийся головными уборами с Премьером Хрущевым во время недавнего визита сюда советского лидера, находится сегодня в затруднении.
«Многие люди, которым я должен деньги, удивляются, почему я не продам шляпу», – сказал он.
Г-н Аэриан заявил также, что ему предложили 500 долларов за эту светло-серую шляпу и что многие торговцы делали заманчивые предложения взять напрокат эту шляпу, чтобы выставить ее в витрине.
«Это символ, – сказал г-н Аэриан. – Я не могу рассматривать это с коммерческой точки зрения, особенно потому, что он (г-н Хрущев) заявил, что он сохранит мою кепку, как дорогую память».
Г-н Аэриан сказал, что, если не будет иного выхода, он может продать эту шляпу на аукционе, чтобы помочь слепому другу, обучающемуся в школе.
«Мне очень не хотелось бы делать это, – сказал Аэриан. – Каково это будет для Соединенных Штатов, если мне придется продать шляпу г-на Хрущева, чтобы помочь слепому учиться в школе»…»
Но все это впереди, а сейчас Аэриан вместе со своими друзьями стоит у дверей штаб-квартиры своего независимого профсоюза, вновь и вновь рассказывая о том, как глава Советского правительства принял от него с благодарностью простую кепку докера и обещал передать привет советским рабочим.
У коммунистов самые благородные мысли
Никита Сергеевич Хрущев направляется далеко за город, чтобы посетить ультрасовременный американский завод, изготовляющий счетно-аналитические машины. Это здесь была построена машина «Рамак», дававшая ответы на вопросы посетителей американской выставки в Москве. Правда, иногда эта машина кривила своей механической душой и приукрашала американский образ жизни, но что возьмешь с родной дочери корпорации «Интернешенэл бизнес мэшинс»? Во всяком случае, ее полупроводниковый мозг и стальные мышцы работали безотказно. И вот мы едем к колыбели этого хитрого создания.
Дорога ведет мимо знаменитого и самого длинного в мире моста, соединяющего Сан-Франциско с Оклэндом, вторым по величине городом Северной Калифорнии, крупнейшим промышленным центром, где сосредоточено 1500 заводов и фабрик. Мост двухэтажный. Взад и вперед мчатся беспрерывным потоком, нередко со скоростью 100–120 километров в час тысячи автомобилей. Длина моста измеряется несколькими километрами.
Наши машины, не доезжая до моста, поворачивают круто на юг. Час с лишним бешеной езды. Повсюду на дороге люди – группами и в одиночку. Многие из них пришли с плакатами в руках.
Вот возле одного из маленьких городков их сразу несколько: «Привет рыцарю мира!», «Господи, благослови Никиту!» и другие. Наконец, мы в Сан-Хосе. Это старейший город Калифорнии, основанный еще в 1777 году; название его было тогда длинным и торжественным: Пуэбло де Сан Хосе де Гваделуп. То было первое испанское поселение на этом побережье. В 1795 году здесь была открыта первая в Калифорнии школа, в 1857 году– первое в штате высшее учебное заведение, в 1879 году тут была снята первая в Соединенных Штатах кинокартина, а в 1904 году здесь же была введена в строй первая в Соединенных Штатах радиостанция.
Вот как славен, оказывается, этот небольшой, но преуспевающий городок с населением в 127 тысяч человек…
Никита Сергеевич едет прямо на завод счетных машин. Вдали уже видны его разноцветные здания – оранжевые, желтые, голубые, розовые. Они построены в современном стиле: кирпич, стекло, сталь. И прямо от стен цехов, за гладкой асфальтовой дорожкой – широченное клеверное поле, уходящее к дальним горам. У входа на завод – стриженые ярко-зеленые газоны, вихры декоративного кустарника, десяток деревьев и какие-то абстрактные скульптуры.
И здесь, как и повсюду, уже ставшие привычными большие скопления людей. В руках у некоторых жителей Сан-Хосе плакаты со старательно выписанными от руки приветствиями на русском языке. Видать, помогал сочинять их какой-то престарелый грамотей – иные лозунги старомодные и немного вычурные, но писали их люди душевные: никто не мог заставить их заняться этим в порядке показной любезности.
Мы читаем на плакатах: «Мир», «Привет Хрущеву!», «Мы все хотим мира!»
На заводе Н. С. Хрущева встречает президент корпорации «Интернешенэл бизнес мэшинс» Томас Дж. Уотсон. Он возглавляет преуспевающую компанию: на счетно-аналитические машины большой спрос, они нужны и в научно-исследовательских институтах, и в вооруженных силах, и в торговле, и в промышленности. По данным, опубликованным в журнале «Форчун» в июне 1957 года, продажа электронных вычислительных машин составляла уже в то время огромную сумму – 350 миллионов долларов в год. К середине 1957 года американские предприятия изготовили несколько тысяч таких машин, и это не считая тех электронных вычислительных агрегатов, которые были поставлены вооруженным силам.
Компания «Интернешенэл бизнес мэшинс» раньше других занялась производством электронных вычислительных машин. Первые же модели обрели коммерческий успех. Компания быстро развернула производство, вводя в строй один завод за другим, – сейчас у нее уже полтора десятка предприятий. В 1958 году обороты компании составили около 1170 миллионов долларов, а чистая прибыль – более 126 миллионов долларов. Всего на предприятиях компании работает около 86 тысяч человек. Таким образом, эксплуатация каждого из них дала фирме почти полторы тысячи долларов чистого дохода в год.
Завод, на который приглашен Н. С. Хрущев, новехонький– он введен в эксплуатацию на полную мощность в мае 1958 года. Это предприятие особого рода: здесь работает более двух тысяч человек, но почти каждый – специалист высокой квалификации, среди них семьсот инженеров. Средний возраст работающих – 34 года. По предварительным расчетам компании, стоимость продукции, которую завод выпустит в 1959 году, составит около ста миллионов долларов; таким образом, каждый работающий своим трудом создает материальных ценностей за год примерно на пятьдесят тысяч долларов.
Сам завод, занимающий площадь в 84 тысячи квадратных метров, скорее похож на колледж или большую лабораторию, чем на обычное промышленное предприятие. На его территории расположены два одноэтажных производственных корпуса, занимающие около двадцати шести тысяч квадратных метров, научно-исследовательская лаборатория, учебный корпус, электростанция, кафетерий и другие помещения. В цехах люди работают в белых рубашках, повсюду чистота. Иначе и быть не может, когда речь идет о сборке сложных схем из тончайших деталей электронной техники, поступающих с пятисот других заводов. Люди получают здесь более высокую оплату, нежели на предприятиях обычного типа, и это окупается. Спрос на электронные машины настолько велик, что компания берет с покупателей немалые деньги. И не случайно, видимо, на этом заводе нет профсоюза…
Президент компании Т. Уотсон – высокий, стройный, спортивного вида человек. Во время войны он служил летчиком бомбардировочной авиации и, как он сам рассказывал, летал в Москву через Аляску, изучая трассу для доставки самолетов.
Приятный сюрприз: компания, готовясь к приему гостя, доставила сюда со всех концов Соединенных Штатов своих сотрудников, говорящих по-русски, поэтому разговоры почти все время ведутся без перевода. Повсюду рядом с обычными служебными титрами помещены аккуратно сделанные надписи на русском языке. Кроме того, специально для гостей повсюду подготовлены наглядные схемы, разъясняющие сложную механику производства.
Т. Уотсон представляет Н. С. Хрущеву изобретателя машины «Рамак» Джонсона. Он рассказывает о принципах действия машины, о ее устройстве и уверяет, что скоро фирма добьется стократного уменьшения размера «Рамак». Оказывается, над усовершенствованием машины фирма работает около семи лет.
– Поздравляю вас с достигнутыми успехами, – говорит Н. С. Хрущев.
– Для нас большая честь принимать Вас здесь, – отвечает Джонсон.
– Представляю вам нашего способного конструктора, – продолжает Никита Сергеевич. – Это сын знаменитого Туполева. Он уже строит самолеты и начинает заниматься ракетами, ведь за ними будущее. Вот вам живой символ быстрого развития техники: отец строил самолеты, а сын – уже ракеты…
Хозяева приглашают Никиту Сергеевича в свой кафетерий-столовую. В скромно и просто отделанном зале стоят длинные полки-прилавки, на которых каждый выбирает себе блюда по вкусу. За широкими стеклянными окнами во всю стену суетятся фоторепортеры и кинооператоры. Они спешат заснять сквозь стекло этот необычный завтрак.
Завтрак проходит в простой, непринужденной обстановке. Набрав на подносы, что кому приглянулось из еды, хозяева и гости усаживаются за стол. За завтраком идет беседа, Н. С. Хрущев и Т. Уотсон обмениваются дружественными речами.
Т. Уотсон совсем недавно побывал в Москве, и сейчас он взволнованно говорит, что эта поездка лишь укрепила в нем то благоприятное впечатление, которое он вынес из первой поездки по СССР в трудном 1942 году.
– Ваши граждане искренни и дружелюбны… – говорит он. – Конечно, между вашей страной и нашей существует большой разрыв. Мы, американцы, восхищаемся многим из того, чего вы достигли. Ваши достижения в ракетной технике, ваши спутники, ваш запуск на Луну – все это вызывает восхищение. Многие из ваших действий нам кажутся непонятными. Я уверен, что Вы и ваш народ думаете то же самое о нас. Однако обнадеживает тот факт, что Вы и ваш народ пытаетесь понять нас, а мы стараемся понять вас.
Н. С. Хрущев также дружелюбно отвечает Уотсону:
– Мы с вами мирно, по-дружески беседуем. Президент, как хороший дирижер, задал правильный тон. Не
