Текст книги "Полигон"

Автор книги: Николай Гуданец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Не знаю, клянусь. Все ходят. – Кладовщик оцепенело уставился на раскрытый ящик. – Ну как они могли отсюда пропасть, если пломба целая? Может, на заводе украли?..

– Если под рукой есть лазерный гравировальный аппарат, щечки для пломбера можно изготовить по слепку в два счета, – объяснил Кин. – И кража случилась здесь, поскольку одну из этих мин вчера подложили в турбоход. Понимаете, Двана, здесь, в гарнизоне.

– Между прочим, один граверный лазерник имеется в гаражной мастерской, вставил Ронч. – Правда, не шибко мощный, но для такого дела годится.

– Только в мастерской, больше нигде?

– В лаборатории концерна, кажется, тоже есть, – многозначительно взглянув на Кина, сказал квадр-офицер.

Мысленно Кин наметил приблизительный план розыскных мероприятий. Следовало исходить из допущения, что мины были похищены после того, как стала известна дата его прибытия на Тангру. Сначала надо сделать компьютерную выборку и установить всех лиц, кто дважды наведывался на склад в соответствующие дни, затем проверить, кто имеет доступ к гравировальному аппарату и необходимые навыки работы на нем. Донельзя нудная работенка с мизерными шансами на успех. Придется доверить ее людям Наримана, пусть покопаются. Хотя напасть на след вряд ли удастся, не стоит заведомо пренебрегать этой линией расследования.

– Ну вот что, Двана, кончайте истерику, позвоните в кадровый отдел, скажите, что две мины украдены, – распорядился Кин. – Пусть оттуда пришлют сотрудника. Пока он не явится, больше никого на склад не впускайте и сами ни к чему здесь не притрагивайтесь. Вы хорошо меня поняли?

– Да, уважаемый инспектор, – пролепетал кладовщик, отвешивая поклон. – Все сделаю, как вы сказали.

Прежде чем выйти из полутемного складского помещения, Кин с Рончем немного постояли перед распахнутой дверью с опущенными забралами, ожидая, пока глаза свыкнутся с жарким полуденным сиянием.

– Самое время заморить червячка, вы как считаете? – спросил квадр-офицер.

– Считаю, что да, – благодушно ответил Кин.

От мысли, что ему удалось выявить еще один грубый промах этого ничтожества Наримана, настроение значительно улучшилось.

– Экая благодать, – промолвил Ронч, выйдя наружу и озираясь. – Жаль, хорошая погода редко нас балует.

– Я бы предпочел попрохладнее, откровенно говоря.

– Ну что вы, такая лучше всего, – веско возразил квадр-офицер. – Когда сушь, икстер гораздо дальше бьет.

Обогнув лазарет с другой стороны и выйдя на центральную улицу поселка, они направились в столовую, к которой с разных сторон спешили группки озирающихся людей в бронекостюмах.

– Выходит, слямзили две мины, – задумчиво произнес Ронч. – Надо же...

– Будем надеяться, что вторая не успеет сработать, – сказал Кин.

В многолюдном зале столовой узкие длинные лопасти потолочных вентиляторов усердно перемалывали кондиционированный воздух. Усевшись за столик, Кин окинул взглядом соседние ряды. Абурхад отсутствовал, Нариман обедал вместе с троими своими сотрудниками, Харагва развалился на стуле под цветущим акранийским деревцем в ожидании, когда принесут заказанные блюда.

– Скажите-ка, Ронч, следователь Тарпиц тут есть? – спросил Кин, продолжая разыгрывать роль неосведомленного приезжего.

– Да, вон он, возле окна сидит, напротив Наримана. Кучерявый такой, видите?

– Если не ошибаюсь, с двух до трех нам назначена встреча в лаборатории, сказал Кин, отогнув манжету бронекостюма, чтобы посмотреть на часы.

– Так точно.

– Значит, я успею до этого побеседовать с Тарпицем, – заключил он и встал со стула, бросив через плечо: – Будьте добры, закажите мне то же, что и себе. Плюс минеральную.

Уплетающий котлету Нариман вопросительно уставился на подошедшего к столику Кина мутными хмельными глазами, и тот поспешил развеять его тревожное недоумение.

– Позвольте поговорить с вашим сотрудником Тарпицем, – обратился он к главе контрразведывательного отдела в строгом соответствии с уставом.

Утвердительно промычав, терц-офицер указал перемазанной в соусе вилкой на своего сотрапезника, румяного толстощекого субъекта, который, похоже, явился в этот мир с этикетки лосьона для бритья.

– К вашим услугам. – Субъект вежливо встал, утираясь бумажной салфеткой.

– Следователь Тарпиц, я инспектор Кин.

– Очень приятно. – Судя по его улыбке, он мог бы также с успехом рекламировать зубную пасту.

– Я хотел бы с вами побеседовать о деле унтера Гронски, – сказал Кин. – Не сейчас и не здесь, разумеется.

– Пожалуйста... – пробормотал толстощекий, неуверенно взглянув на всецело увлеченного едой начальника.

– Мне было бы удобно зайти к вам сразу после обеда, если вы не возражаете.

– Да-да, конечно, инспектор. – Следователь неприкрыто благоговел перед эмиссаром Генштаба.

– Отлично, договорились. – Ободрив Тарпица дружелюбным взглядом, Кин повернулся к Нариману. – Кстати говоря, только что мы с Рончем были на складе. Обнаружилась пропажа двух диверсионных мин из опломбированного ящика. Приятного аппетита. Коротко кивнув и щелкнув каблуками, он ретировался к своему столику в превосходном расположении и духа. Пилюля для Наримана вышла первостатейная, этот пьянчуга едва не подавился котлетой. А Тарпиц, пожалуй, не столько растяпа, сколько нуждается в грамотном руководителе.

При виде ладной фигурки в голубом парике, спешащей с полным подносом в его сторону, Кин расплылся в благостной улыбке и поприветствовал официантку легким взмахом руки. Потом, словно бы невзначай, перевел взгляд на жующего Харагву. Тот сгорбился над тарелкой, его слегка оттопыренные уши двигались в такт работе челюстей. На бритом затылке розовел звездчатый шрам, оставшийся на память о первом пребывании в отеле "Дорминион", когда Харагва подрался в пляжной забегаловке из-за девки, своротив сопернику челюсть и схлопотав от его приятеля бутылкой по голове. Крепкий лихой мужик редкостного ума, достойный враг, отменная добыча.

Кином владело звенящее ощущение потаенного всеобъемлющего торжества. Предприняв для очистки совести совершенно бесперспективную поездку, он стал, сам того не ожидая, превосходной наживкой для вражеского агента, который занервничал, проявил бурную активность и полностью раскрылся.

Можно считать, игра уже сыграна, подумал Кин.

6. Пехотинцы совершенно нового типа

Из столовой Кин с Рончем направились в отдел контрразведки, расположенный на втором этаже административного корпуса – унылого серого параллелепипеда, приткнувшегося к холму за командирским блокгаузом. Попросив квадр-офицера подождать в коридоре, Кин постучался в дверь с табличкой "Юстин Тарпиц, заместитель начальника кадрового отдела", открыл ее, не дожидаясь ответа, и вошел в продолговатую комнатенку с невзрачной канцелярской меблировкой: стол, компьютер, два стула, шкаф и в углу небольшой сейф с цифровым замком. Стандартную обстановку кабинета скрашивали неожиданной лирической нотой пышные оранжевые султаны травы в стоявшей на сейфе пузатой керамической вазе.

– Крайне рад, инспектор, что у вас нашлось для меня время, – проворно вскочив из-за стола, залебезил Тарпиц.

Кин удостоил его рукопожатием и присел к столу боком, закинув ногу на ногу.

– Чем могу быть вам полезен? – осведомился следователь.

– Для начала я хотел бы видеть видеофайлы с места происшествия.

– Вы имеете в виду самоубийство Гронски?

– Я имею в виду его труп, обнаруженный при подозрительных обстоятельствах, – веско поправил Кин.

– Сию минуту, инспектор.

Сев за компьютер, Тарпиц развернул толстую пластину монитора так, чтобы Кин тоже мог видеть изображение.

– Сначала общий вид, – пояснил он, разыскав нужный файл.

Компьютер вывел на монитор изображение: лежащий навзничь на полу труп в синей пижаме, рядом с телом валяется армейский пятнадцатизарядный икстер. Качество съемки оставляло желать лучшего.

– Труп обнаружил утром унтер Басо, если не ошибаюсь? – спросил Кин.

– Да, в восемь часов.

– Значит, как я понимаю, дверь была не заперта изнутри?

– Совершенно верно.

– Сделайте наезд на задний план, где его постель, – потребовал Кин. – Да, так. Э, все равно плохо видно. Вы что, любительской "мыльницей" снимали? Верните прежний масштаб.

– Просто без штатива и освещение неудачное, – смущенно объяснил Тарпиц и, крутнув курсорный шарик, восстановил первоначальное изображение.

Еще раз придирчиво рассмотрев взаимоположение трупа и оружия, Кин пришел к выводу, .что оно, пожалуй, подозрений не вызывает.

– Так что там с постелью? Он той ночью ложился спать или нет?

– Одеяло было откинуто, простыня примята. То есть сначала он лег спать, потом встал, зажег свет и... Так сказать, свел счеты с жизнью.

– Или кто-то свел счеты с ним, – гнул свое Кин. – Почему вы так упорно цепляетесь за версию самоубийства?

Нервно сглотнув слюну, Тарпиц помедлил, потом решился ответить:

– Потому что против этой версии нет веских аргументов. Какие-либо явные признаки убийства отсутствуют, инспектор.

– Говорите, отсутствуют? – сурово произнес Кин. – Или вы не сумели обнаружить? Тут, как говорится, две большие разницы. Ну-ну, показывайте еще.

На мониторе появилась отснятая крупным планом голова трупа, размозженная импульсом в упор.

– Так. Ничего интересного. Дальше.

– Это все, инспектор.

– Больше вы ничего не отсняли? – хмыкнув, удивился Кин.

– Да. – Тарпиц опустил глаза. – Видите ли, двух снимков мне показалось вполне достаточно...

– А где снимок стены со следом импульса?

– Разве это столь уж необходимо?

– Разумеется, – проворчал Кин, раздражаясь необходимостью втолковывать азбучные вещи. – Иначе не установить взаимоположение ствола и головы на момент выстрела.

– Понимаю, но мне показалось излишним...

– Извольте сегодня же сделать дополнительные снимки, – бесцеремонно перебил его Кин. – Зафиксируйте след импульса, как положено, в трех ракурсах и общим планом тоже.

– Слушаюсь, инспектор, – промямлил следователь.

– Около восьми вечера я буду у себя. Свяжемся по сети, передадите мне все видеофайлы и план места происшествия. Результаты вскрытия уже поступили?

– Да, – несколько оживился Тарпиц. – В крови никаких следов опьянения, наркотики также исключены. Судя по остаткам пищи в желудке, за час до самоубийства бедняга поужинал. Под столом в корзине для бумаг обнаружена пустая упаковка от армейского сухого пайка.

– Надеюсь, вы провели дактилоскопическую экспертизу оружия?

– Ну конечно, как же иначе. На икстере найдены отпечатки пальцев Гронски. В обойме не хватает одного заряда.

– А обойму проверили насчет отпечатков? – сразу насторожился Кин.

– Это еще зачем? – с удивлением уставился на него Тарпиц.

– Проверить не мешает. Займитесь этим тоже, не откладывая.

– Будет сделано. – Следователь открыл компьютерный календарь-ежедневник и быстро внес в него короткие пометки.

– Ну что ж, а теперь давайте обсудим возможные версии, – предложил Кин. Утром вам дал показания квадр-офицер Ронч. Надо полагать, они приобщены к делу?

– Да, естественно.

– Рад слышать, что хотя бы это естественно, – ядовито молвил Кин. Давайте начнем с разговора между Рончем и Гронски. Итак, за несколько часов до смерти Гронски намеревался расторгнуть контракт и отправиться на курорты Лебакса. По меньшей мере странные планы для унтера, у которого на личном счету всего лишь полторы тысячи кредонов. Одна только неустойка по его контракту составила бы шесть тысяч, не говоря уже о том, во сколько обойдется увеселительная прогулка. Что вы на это скажете?

– Я весь внимание, инспектор. – Почему-то Tapпиц слегка приободрился, и да его лице заиграла учтивая полуулыбка.

– Теперь перейдем к финалу. Итак, около часу ночи Гронски поужинал сухим пайком, прибрал на столе, надел пижаму и улегся в постель, при этом почему-то забыв запереть дверь. А потом встал и разнес себе череп из икстера. Не совсем естественная картина, вы не находите?

– А почему бы и нет? – Тарпиц небрежно покрутил в воздухе пятерней. Знаете, так нередко бывает у самоубийц. Бессонница, депрессия, дурные мысли...

– Судя по его медицинской карточке, у Гронски не было никаких проблем с психическим состоянием, – возразил Кин.

– Ну, знаете, наш брат избегает жаловаться врачам на дурное настроение. Согласитесь, это не по-солдатски.

– Допустим. Но примите во внимание его разговор с Рончем. Это уж никак не вяжется с версией самоубийства.

– С вашего позволения, инспектор, я готов объяснить и это.

– Будьте так добры.

Уже восстановив душевное равновесие, Тарпиц хитровато сощурился. Пришла его очередь побить выложенные Кином карты своими козырями:

– Все перечисленные вами факты указывают на то, что Гронски покончил с собой, впав в умственное помешательство. Я уже проконсультировался с доктором Буанье, она считает, что картина совершенно типична для... минуточку... – Он открыл на компьютере документ и пробежал его глазами. – Вот, для эндогенного циркулярного психоза. Сначала несчастный строил радужные грандиозные планы, потом, перейдя от маниакального состояния к депрессии, осознал их полнейшую несбыточность. Этот жестокий переход от мечты к реальности предрешил его следующий шаг. Измученный бессонницей, вконец отчаявшийся Гронски встает с постели и берет в руки икстер. Импульсивное решение не оставило ему времени на то, чтобы оставить предсмертную записку. Как видите, здесь нет ни малейших противоречий.

– Вы случайно романы на досуге не сочиняете? – грубо осведомился Кин, обеспокоенный ловкостью, с которой Тарпиц увязал свою рассыпающуюся версию воедино.

– Рад бы, но досуга практически нет. – Следователь снова позволил себе корректную улыбочку.

– Пожалуй, ваша версия элегантна, к тому же удобна для вас, но не более. Ничем конкретным она не подкрепляется. Между прочим, я сам в тот день видел Гронски в блокгаузе. И он нисколько не походил на маньяка, уверяю вас.

– Тем не менее он делился с Рончем своими планами на будущее, и они, как вы сами указали, носили совершенно бредовый характер, – не сдавался Тарпиц. Кроме того, я располагаю показаниями унтера Дживло, который сменил Гронски на посту. Он засвидетельствовал, что в тот вечер Гронски выглядел несколько подавленным и озабоченным. Видимо, уже перешел в состояние эндогенной депрессии. Таким образом, позвольте заметить, версия целиком базируется на показаниях очевидцев.

Кин скептически покривился, он отлично знал, каким образом следователь получил от Дживло нужные показания. Старая недобросовестная уловка: при дознании задавать свидетелю наводящие вопросы, из которых сами собой выстраиваются желательные ответы. Но не стоило спорить по мелочам, настал момент выложить на стол главный козырь.

– Видите ли, я пришел к вам для того, чтобы дать свидетельские показания по этому делу. Извольте включить микрофон.

– Да-да, конечно, – засуетился Тарпиц, придвигая микрофон и переключая компьютер на режим записи с голоса. – Пожалуйста.

Про себя Кин отметил, что ситуация, в которой свидетель уверенно руководит следователем, не лишена пикантности.

– Я, Элий Кин, год рождения четыреста восемьдесят пятый, даю показания по делу унтера Гронски, обещаю говорить правду и только правду, – размеренно заговорил он. – Вчера, в одиннадцать часов семь минут вечера по местному времени, я видел из своего окна, как унтер Гронски вышел из блокгауза и направился по дорожке в дом для гражданского персонала.

Он сделал паузу, предоставляя Тарпицу возможность задавать вопросы.

– Вы узнали его? – спросил тот.

– Нет, разумеется, поскольку он был в бронекостюме и защитном шлеме с опущенным забралом. Однако, судя по времени, это был не кто иной, как Гронски.

– Почему вы запомнили время, да еще с точностью до минуты?

– По чистой случайности я как раз взглянул на часы.

– Он вошел в дом?

– Да, я слышал, как хлопнула входная дверь. Могу предположить, что он вошел в одну из квартир на первом этаже, поскольку в моем коридоре было тихо.

– А когда он покинул дом?

– Понятия не имею, я лег спать.

Следователь поерзал на стуле.

– Это все, что вы можете сообщить?

– Пожалуй, могу добавить, что его походка выглядела достаточно энергичной и целеустремленной. Больше ничего.

– Ну что ж, благодарю вас за помощь следствию. – В завершение процедуры Тарпиц прошелся пальцами по компьютерной панели и выжидающе уставился на принтер.

Спустя несколько секунд звуковой файл преобразился в текстовый, и на стол перед следователем лег аккуратно отпечатанный листок протокола. Кин взял ручку из подставки, пробежал текст глазами и аккуратно поставил свою подпись внизу листа.

– Что ж, свидетельство будет приобщено к делу, – без особого энтузиазма промолвил Тарпиц, в свою очередь перечитав протокол.

– Давайте посмотрим, что из него непосредственно вытекает, – предложил Кин. – Сменившись с дежурства, унтер Гронски почему-то идет не к себе домой, а в противоположную сторону и входит в дом для гражданского персонала. Крайне важно установить, к кому и зачем он приходил, не так ли? Спустя два часа Гронски уже у себя, он ужинает и ложится спать. Еще раз подчеркиваю: он прибрал за собой и надел пижаму – значит, находился в нормальном душевном состоянии, ни перевозбуждения, ни депрессии. Затем, в два часа ночи, к нему явился некто, предположительно тот самый человек, к которому Гронски приходил после дежурства в блокгаузе. Разбуженный стуком в дверь, Гронски встал с постели, отворил. Некто вошел, якобы для того, чтобы продолжить разговор, и, улучив момент, выстрелил ему в голову.

– И о чем же, по-вашему, они говорили? – недоверчиво спросил Тарпиц.

– Я не ясновидец. Об этом спрашивайте у того, кто последний видел Гронски живым.

– Одним словом, вы предполагаете убийство, замаскированное под самоубийство, – подытожил следователь.

– Совершенно верно.

– Но каков, по-вашему, мотив преступления?

– Могу только догадываться, исходя из того, что Гронски явно рассчитывал заполучить крупную сумму денег. Попытка шантажа, которая закончилась трагически.

– Не проще ли предположить неудавшееся амурное приключение?

– Позвольте дать вам хороший совет на будущее. Из версий надо выбирать не ту, которая удобнее, а ту, которая вытекает из сопоставления фактов, наставительно произнес Кин. – Установите, к кому Гронски наведался после дежурства, тогда будет внесена полная ясность. А еще, как я уже советовал, проверьте обойму икстера на предмет отпечатков пальцев.

– Ну, это можно сделать прямо сейчас, если угодно. – Тарпиц порывисто встал из-за стола, открыл сейф и извлек из него плоскую коробку.

Как видно, долгий спор и снисходительные поучения Кина задели его за живое. Следователь выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда резиновые перчатки и набор для дактилоскопической экспертизы. Затем, натянув перчатки, он взял из коробки икстер, вынул обойму, положил ее на лист бумаги и, вооружившись кисточкой, принялся осторожно покрывать порошком из широкогорлого флакона сначала с одной стороны, потом с другой. Затем следователь взял обойму двумя обтянутыми резиной пальцами, повертел ее перед глазами.

– Ну, как насчет отпечатков?

– Знаете, она совершенно чистая, никаких следов, – не без легкого смущения сообщил следователь,

– А вот это уже интересно, – оживился Кин. – Как вы себе это представляете?

– Очень просто. Предположим, он в последний раз перезаряжал оружие на местности, соответственно, в перчатках.

– У него был еще боезапас?

– Да, три обоймы в ящике стола, еще одна в кармашке кобуры. Он получил пять обойм на позапрошлой декаде, я проверил, все сходится.

– Значит, Гронски получил запас обойм со склада в перчатках, перекладывал их в ящик стола в перчатках и брал оттуда не иначе как в перчатках?

Его ирония поставила Тарпица в тупик.

– Что вы имеете в виду?

– Проверьте остальные обоймы на предмет отпечатков пальцев, тогда поймете сами, – снисходительно посоветовал Кин.

– Хорошо, будет сделано, – уныло пообещал следователь, ссыпал излишки порошка с листа обратно во флакон и убрал дактилоскопические принадлежности в ящик стола.

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните, – после паузы добавил он, укладывая икстер и обойму в коробку. – Возможно, вы правы, инспектор, а я тогда полный болван...

– Всякий может допустить оплошность: и следователь, и преступник. – Кин отпустил глубокомысленную сентенцию в стиле Ронча и встал со стула.

Тяжело задумавшийся Тарпиц остался сидеть, потом, опомнившись, вскочил как подброшенный пружиной.

На протяжении всей беседы Кина интриговал витающий в кабинете еле уловимый изысканный запах. Подойдя к сейфу и наклонившись, он убедился, что тонкий аромат источал стоявший в керамической вазе пучок травы.

– Это для красоты или для запаха? – на прощание поинтересовался Кин, трогая пальцем мягкий оранжевый султан.

– И то и другое, – объяснил Тарпиц. – Видите ли, у меня позавчера был день рождения, коллеги вот принесли букет...

– Что ж, примите мои запоздалые поздравления. В восемь вечера встретимся в сети. Желаю успеха.

– До свидания, инспектор, – сказал следователь и, когда Кин уже взялся за ручку двери, выдавил: – Спасибо за хороший урок.

– Не за что, – бросил Кин через плечо и вышел из кабинета.

У него мелькнула мысль о том, что, когда Тарпиц с его помощью доведет дело об убийстве унтера Гронски до конца, тот вполне может рассчитывать на повышение в звании и должности. Приятный во всех отношениях и неглупый человек, правда, ему недостает опыта и хватки, но это дело наживное. Пускай возглавит отдел после разжалования Наримана и, если хорошо себя зарекомендует, перейдет на работу под началом самого Кина. Полезно иметь в подчинении сотрудника который отлично знает, кому обязан карьерными успехами.

При его появлении сидевший в конце коридора на подоконнике Ронч встал и с хрустом потянулся.

– Надолго же вы с ним засели, – пробурчал он.

– Пришлось крепко поспорить, – объяснил Кин. – Тарпиц отстаивал версию самоубийства.

– Ну и чем кончилось?

– Думаю, мне удалось наставить его на путь истинный, – поскромничал Кин.

Они спустились по лестнице и направились к выходу из административного корпуса. Ронч посмотрел на табло стенных часов в пустынном вестибюле.

– Теперь нам пора любоваться гадючником, уже половина третьего.

– А заодно познакомлюсь поближе с Харагвой, – откликнулся Кин. – Слушайте, Ронч, как по-вашему, что он за человек?

– Ну, по-моему, совсем чокнутый, откровенно говоря. Спятивший на своих фабрах, как и все здешние яйцелобики. Хотя с ним, по крайней мере, можно потрепаться о чем-нибудь еще. Но вы, наверно, спрашиваете не о том, проницательно добавил Ронч. – Если хотите знать мое мнение, такой убьет – и глазом не моргнет.

– Вот и у меня такое же впечатление, – согласился Кин, надевая шлем и опуская дымчатое забрало.

Сразу по выходе из дверей их обдало крутым жаром. Горячий воздух струился над крышами поселковых домиков, словно по всей седловине разрослись колышащиеся прозрачные водоросли. Щедрое солнечное буйство начинало всерьез угнетать Кина, привыкшего к гораздо более умеренному климату.

– Хочу вам сказать одну вещь по секрету, – шагая рядом с Кином по дорожке, Ронч почему-то заговорил вполголоса, хотя поблизости не было ни души.

– Слушаю вас.

– Вообще-то после Тарпица сегодня со мной говорил Нариман.

Теперь Кин понял, почему его телохранитель так подозрительно долго пробыл в контрразведывательном отделе.

– О чем?

– Речь шла о вас. Прямо скажу, мне этот разговор пришелся не по вкусу, помявшись, сообщил Ронч и умолк.

– Давайте без обиняков, – попросил Кин. – Мы ведь уже договорились, что все сказанное останется строго между нами.

– Если в двух словах, он выспрашивал, нет ли у вас каких странностей. Такое впечатление, что он считает вас малость того, тронутым. Извините, конечно...

– Вот как? Очень мило, – бесстрастно произнес Кин.

Сразу вспомнилась навязчивая и совершенно неуместная попытка Жианы Буанье зачислить его в разряд своих пациентов. Кин даже не оскорбился, до того примитивно и грязно действовал Нариман, почуявший сгущающиеся над собой тучи. Что ж, даром ему это не пройдет. Если до сих пор за ним числились разного калибра служебные грешки, на которые при случае можно посмотреть сквозь пальцы, то теперь Нариман перешел грань, за которой он с неизбежностью становился личным врагом Кина.

– Я ему честно сказал, что мне даже странно, с чего бы вдруг такие расспросы. Что вы, по-моему, совершенно нормальный, нормальнее некуда.

– Благодарю за комплимент. – Формулировка поставленного Рончем диагноза развеселила Кина.

– Вы бы с ним поосторожней впредь. Он почему-то вас не переваривает. И может крупно напакостить.

Далеко не глупый, но простоватый по натуре симпатяга Ронч мыслил в категориях крошечного гарнизонного мирка, где шеф отдела контрразведки запросто может поломать неугодному человеку судьбу.

– Спасибо за предупреждение, – беспечно отозвался Кин. – Волноваться нет причин, я ему не по зубам.

– Он человек концерна, Кин. Это не шутки. – Всерьез обеспокоенный Ронч наконец воспользовался дарованной ему привилегией обращаться к вышестоящему офицеру по фамилии.

– А я человек Генштаба, дружище, – отбросив благодушие, процедил Кин. – И не Нариману шутить со мной шутки.

Внезапный всплеск раздражения у него вызвал титул, который Ронч простодушно присвоил Нариману. В их ведомстве не положено служить двум богам сразу: если уж работаешь в контрразведке, то не имеешь никакого права кормиться на стороне. В придачу ко всем своим грехам Нариман осмелился преступить и эту заповедь, с потрохами продавшись концерну.

– Ладно, смотрите сами, не мне вас учить.

Окончательно лишенная облачного покрова седловина, подставленная исступленному солнцу, превратилась в сущее пекло, и микровентиляция бронекостюма уже слабо помогала переносить жару. При здешнем уровне гравитации даже спокойная ходьба оборачивалась изрядной физической нагрузкой, и когда Кин, беседуя с Рончем, дошел до здания лаборатории, намокшее от пота белье липло к телу.

– А что, извиняюсь, у вас бывали с психиатрами проблемы? – как бы вскользь поинтересовался Ронч, первым поднявшись на высокое крыльцо и нажимая кнопку звонка.

– С чего вы взяли? Неужто я похож на сумасшедшего? – Кин растянул рот в широкой улыбке.

Объектив укрепленной под дверным козырьком видеокамеры чуть наклонился, из динамика переговорного устройства донесся довольно-таки нелюбезный куцый вопрос:

– К кому?

– К доктору Харагве, – доложил Ронч.

– Зачем?

– Он назначил нам встречу на это время.

– Подождите.

Наступила пауза. Ронч внимательно осмотрелся вокруг, потом повернул голову к Кину.

– Вы уж извините меня за дурацкий вопрос, – пробормотал он с нескрываемым смущением. – Просто вы тогда в лазарете сказали, что психиатров не любите. Да еще этот разговор с Нариманом. Я подумал, мало ли какие у вас могли быть по жизни проблемы?

– Это у них со мной проблемы, – отшутился Кин. – А если серьезно, то я никогда не числился их пациентом.

– Входите, – наконец донеслось из динамика, и двустворчатая бронированная дверь бесшумно разъехалась в стороны.

Они вошли в тесный тамбур, подождали, пока сомкнется внешняя дверь и откроется внутренняя. Короткий коридор привел их в шестиугольный холл с мозаичной эмблемой концерна во весь потолок и пятью дверями, каждая из которых была снабжена кодовым замком и видеокамерой. Уставший от жары Кин с удовольствием вдохнул кондиционированную прохладу, сунув снятый шлем под мышку, потом вынул из планшета носовой платок и отер потный лоб.

Дверь напротив распахнулась, и в холл энергичным шагом вышел Харагва, облаченный в желтый лабораторный халат с закатанными рукавами.

– Салют, старина, – приветствовал он Ронча и протянул Кину короткопалую волосатую лапищу: – Рино. Будем знакомы.

– Элий, – в тон ему ответил Кин, обмениваясь крепким рукопожатием. – Рад познакомиться.

Слегка наклонив сизую булыжную голову, Харагва уставился на Кина из-под кустистых бровей тяжелым ощупывающим взглядом.

– Значит, хотите познакомиться с моими зверушками? – осведомился он, почесывая шрам на бритой макушке.

– Да, говорят, у вас тут отличная коллекция здешней живности.

– Это верно. Есть на что полюбоваться. – Харагва повернулся к соседней двери, набрал четырехзначный код и прижал к миниатюрному объективу замка указательный палец. – Заходите.

За раздвинувшимися створками двери обнаружился просторный грузовой лифт, на котором все трое спустились на цокольный этаж здания. С интересом Кин отметил, что, судя по лифтовым кнопкам и табло, ниже находился еще один уровень.

Выйдя из лифта в квадратный тамбур, Харагва последовательно отворил три двери, сначала массивную стальную со штурвальной рукоятью, затем прозрачную бронепластиковую перегородку в узкой никелированной окантовке и, наконец, распахивавшуюся внутрь частую решетку из стальных прутьев толщиной в мизинец. За дверями помещалась длинная галерея, ярко освещенная цепочкой круглых плафонов на низком потолке. В теплом сыром воздухе витали смутные шорохи, легкий смрад зверинца вперемешку со щекочущими запахами химикалий. Вдоль некрашеной вибробетонитовой стены, по которой тянулись ровные жилы отпечатавшейся опалубки, стояло семь разнокалиберных боксов из бронепластика. Остановившись перед первым из них, кубом высотой в человеческий рост, Харагва сделал приглашающий жест рукой.

– Ну, знакомьтесь. Это прыгунчик.

За бронепластиком на охапке увядшей рыжей травы копошилось лупоглазое гигантское подобие насекомого. Стоило Харагве постучать ногтем по стенке бокса, тварь высоко подпрыгнула на длиннющих тонких ногах со множеством суставов, между фасетчатых глаз вскинулся упругий хоботок, под которым раздулся и тут же сжался чешуйчатый пузырь, нечто вроде пародии на мошонку. Раздался глухой хлопок, по бронепластику что-то щелкнуло, усеяв изнутри его поверхность крошечными брызгами, и рядом с травяной подстилкой, срикошетив от двух стенок, упала белая костяная игла размером со штопальную.

– Этот дурашка великолепный снайпер, – невозмутимо прокомментировал Харагва. – Иголку видите? Он ее всаживает с двадцати локтей в цель размером не больше ногтя. Предпочитает стрелять по глазам.

– В общем, если такого гада встретить на дорожке, а забрало поднято, можно уже не дергаться, – наставительно пояснил Ронч. – Сразу труп.

– Вот это бесподобный алкалоид, – добавил биотехнолог, указывая пальцем на забрызганный бронепластик. – Вызывает мгновенный паралич дыхательных путей.

– Словом, у него на голове нечто вроде пневматического ружья с отравленными иглами, – подытожил Кин.

– Совершенно верно.

– Это самец или самка?

– У них нет гениталий, как и у большинства здешних агрессивных экзотов, объяснил Харагва, переходя к следующему боксу. – А тут у нас тещин язык, полюбуйтесь.

Вдоль стенок длинного плоского бокса неутомимо сновала коротконогая рептилия с округлой шипастой головой и туловищем, похожим на офицерский ремень. Судя по ржавой с бурыми пятнышками окраске, ее природным местом обитания служили каменные осыпи в горах.