Текст книги "Не уймусь, не свихнусь, не оглохну"

Автор книги: Николай Чиндяйкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Работали в 12 км от Легницы. Ужинали. Скромно. Выехали в 12.00. Часа два гуляли по Зеленой Гуре. Город прекрасный. Толчок (по-нашему) в центре. Молодежь, музыка, продают все, что можно. Цены невероятно высокие, купить ничего невозможно. Долго смеялся в магазине, увидев «свою» дубленку ценою в 20 ООО злотых!

От Легницы 200 км. Работали в польском (Войска польского) клубе. (Гас свет и т. д.) Местечко Киншица. Ночевали здесь же.

9 сентября

Утром съездили на наше кладбище – советских солдат возле городка Мезджече, потом гуляли по этому городку, чистенькому и аккуратненькому, как все остальные, где мы были.

Поляки спрашивают советские деньги. Охотно меняют свои злотые 1:3 и очень рады.

У меня есть тридцатка, но менять пока не стал: купить-то нечего.

Обедали в офицерской столовой части связистов. Обед хороший. Щи какие-то.

После обеда рыбалка на озере.

Подземная железная дорога от школы абвера «Осиное гнездо» (Киншица) до Вюнсдорфа более стакм и далее – до Берлина.

До сих пор неизвестна, вернее не составлена, точная карта. Сотни ответвлений, можно заблудиться, что и сделали, как рассказывают, четверо наших полковников на «уазике», искали их две недели, нашли полуживых, без пищи и горючего – заблудились.

Входим с фонарями, мимо разрушенного вокзала идем в бесконечную глубину, луч света бьет в темную бесконечность... Железобетонные овальные стены, под ногами узкоколейка без шпал, вправленная прямо в бетон. Сыро, холодно... Выходим наружу, как с того света, пасмурный, серый день кажется теперь ясным и светлым. Фотографируемся на память у входа.

Отъезжаем несколько километров на автобусе до укрепрайона. Исчерченные снарядами стальные головы ДОТов, их, кажется, три, желающие – их немного – опускаются вниз. Я с фонарем ушел вперед, вернее, спустился на глубину примерно восьмиэтажного дома, здесь складские помещения, казармы и т. д. Сплошной бетон. Тоннель ведет к главной железной дороге, с которой укрепрайон, оказывается, сообщается. Тишина неестественная. Если выключить фонарь, становится просто невыносимо, и всякие мысли – вдруг перегорит лампочка или еще что-то, невольно ощупываешь в кармане спички. На стенах, конечно, имеются «автографы» разных «путешественников». Попадается и свастика. Поднимаемся с трудом по крутым лесенкам, видим дневной свет.

Работали в хорошем зале. Солдат не было, только офицеры и их семьи. Принимали очень тепло, просто трогательно. Ужинали. Налили по 25 гр. спирта. Сказывается сухой закон в СГВ.

Всю ночь ехали. Только в 3 ночи были в гостинице. И сон уже прошел. Пили чай.

10 сентября

Утром повели в давно обещаемый «квадрат» на обещанную распродажу. Долго смеялись.

В 12.00 выехали во Вроцлав. Удивительный город. Три часа, конечно, недостаточный срок, чтобы увидеть что-то, но общее впечатление все же есть.

В самом центре машина вроде нашего «рафика», оклеенная плакатами, в проеме задней дверцы огромные динамики с надписью «радио «Солидарность». Передают речь Леха Валенсы. Толпы народа. Слушают по-разному. Разобрать всего, к сожалению, не могу, но общий смысл ясен. Снимать не рискнул, уж больно вокруг воинственное настроение.

В магазинах картина та же, что и везде. Купил курточку Насте. Работали рядом, в авиачасти. Ужинали с пивом.

11 сентября

Суббота. Все вымирает, все закрыто. Тишина. Сидим на бульваре у городского драматического театра, он находится рядом с костелом. Впрочем, костел здесь не один. Курим. Много собак. Разных. С балкона лает пуделек, смешной, мягонький...

Готовим обед в номере. Работаем здесь же в Легнице, у летчиков. Ужинаем за круглым столом.

Сухой закон в чистом виде.

Едем к нашему шоферу Вите в гости, нас пятеро, и он с женой. У него дома клад – ведерная бутыль с брагой. Вот тебе и Европа – пьем кружками брагу и закусываем жареными грибами с картошкой.

Ночью возвращаемся в гостиницу, куда проникаем за несколько сигарет, подаренных часовому.

12 сентября

Утром побывали в нашем, т. е. русском, книжном магазине, пустили нас в святая святых – за кулисы; жаль, но все не унести, что хотелось бы. Много хороших книг. Парадокс, но книги – это, видно, единственное, что я привезу из Польши путевого.

Поел сублимированного мяса и чувствую себя плохо. Играем в Легнице, в летнем театре, присутствуют поляки. Принимают хорошо. Парк прекрасный. И опять – собачки, разные-разные...

Играли в летнем театре утром и вечером. После вечернего спектакля показали нам музей СГВ. Ужинали в приемном зале музея. Хозяева жаловались на сухой закон.

13 сентября

Проехали еще четыре маленьких городка.

Ночью в Доме офицеров показывали американский фильм «Рокки-2». Это продолжение «Рокки и его братьев». Хороший фильм в нормальном американском духе.

Понемногу тратятся деньги. Купил Танюше пару платьев, которые мне понравились.

За неимением ничего лучшего приобрел и себе теплую куртку, может быть, смогу носить ее зимой, хотя, конечно, для нашей сибирской зимы нужно бы что-нибудь получше. Но в Польше теперь нет «получше».

Во всех городках, где мы бываем, поражают очереди в продовольственные магазины. Продукты очень дороги, и их нет. Нам не рекомендуют даже заходить в продовольственные магазины. Хлеб дорогой, сахар. Все это по карточкам. Консервы – роскошь для поляков. Курево – невиданная роскошь.

Последний спектакль в Легнице.

Поезд до Варшавы.

Приехали поздно, ужинали в части правительственной связи. Ночевали в гостинице.

По Варшаве. Впечатления не пишу, все слишком молниеносно. Играли в переполненном зале.

19-го выехали из Варшавы. Ночью таможенный досмотр, проверка документов.

Спать почти не пришлось.

Сейчас 7 утра.

Стоим в Бресте. Идет дождь. Холодно. Все перемерзли. Целый день будем в Бресте, только в 18.00 отправляемся на Москву.

20 сентября 81. Брест

И был день, и было утро... И была Москва, и был Омск. И все с начала.

С 23 сентября до 10 октября – счастливейшее время. Работали утром, и вечером, и ночью, и все время работали. Иногда ели, иногда спали немного, но и во сне думалось об одном и том же. Временами казалось, что просто не успеем выучить текст, временами просто паника врывалась в душу, а дни как камушки в воду падали – один за одним. Засыпали и просыпались, держа за руку любимую работу.

Сдачу и премьеру играли в один день, чтобы не дать время опомниться вышестоящим товарищам и во что бы то ни стало сыграть премьеру. Лит'аведь пьеса не имела, и мы выбивали так называемый «местный лит».

Прошло все же неожиданно в нашу пользу. Худсовет длился меньше часа и был единодушным в высокой оценке, включая вышестоящих товарищей.

Спектакли прошли прекрасно.

В редакции «Омской правды» провели «круглый стол» по нашему спектаклю с участием людей разных профессий, в том числе и строителей. Нам принесли стенограмму – это потрясающе интересно. (Пьеса А. Гельмана «Наедине со всеми». Мы с Таней первые исполнители.)

Теперь много времени свободного и не хочется браться ни за что. Зиму обещают холодную, но пока она никак не наступает. Мягкий снег, солнышко, тепло. Дома хорошо и уютно.

20 октября 81

1982

31 мая поезд «Иртыш», Омск-Москва. Сели вечером, ночь, день. В 2 часа ночи 2-го прибыли в Казань. Холод дикий, слава богу, взяли плащи. Не помню такого холода в июне. Нашли нам квартиру на улице Красина, в этом смысле все нормально.

Работаем на двух площадках, в опере им. Мусы Джалиля и в татарской драме им. Камаля. Открывались «Нашествием», народу ползала...

На следующий день (3-го) играли «Наедине», тоже ползала, хотя принимали очень хорошо. Там же будем играть и «Качели». А вообще надоело все, надоело работать с дураками и бездельниками. Пока что театр не выигрывает у своего прошлого.

Первые спектакли были полупустыми – администрация совсем мышей не ловит. Но, как всегда, актеры «раскачали» город, и пошли казанцы понемногу. Сейчас много разговоров и слухов и т. д.

Выдали в эфир «Двое на качелях», по-моему, очень плохо.

Появилась рецензия на нас с Таней, неплохо написанная, правда, с «ошибками». Последние спектакли шли уже просто «на ура». На последних «Качелях» просто засыпали цветами. Закрылись вчера «Королем Лиром».

Здесь, в Казани, встретил племянника, которого никогда не видел (сын моей двоюродной сестры Марии). Очень славный парень – Андрей, студент третьего курса  Казанского авиационного института.  Смотрел наши спектакли, понравилось. Таня в него просто влюбилась – на удивление не похожий на свое поколение мальчик, сдержанный, мыслящий, умеющий говорить, интеллигентный.

(И неприятность с нами тут произошла, но нет, как говорится, худа без добра, и уже все позади.)

Были на кладбище, искали могилу Фешина (Н.И.Фешин – академик живописи, уроженец Казани),но, к сожалению, не нашли, хотя это где-то у входа, но в конце концов великому таланту можно поклониться и так, до Бога это дойдет, а людям все равно...

Постояли у могилы Вас. Джугашвили (Сталина), у семейной могилы Лобачевских. Сегодня последний раз прошлись по Казани. Сделали покупки (Тане купили серебряные серьги). Вечером в Москву.

28.06.82. Казань

Поезд «Татарстан», фирменный, вечером выехали – утром в Москве. Провожал нас Андрюша, грустно было с ним расставаться.

Ехали без приключений, полночи толковали с Гуриком в тамбуре, многим от нас «досталось» в ту ночь.

(Гуркин Владимир – артист нашего театра, драматург, автор культовой пьесы «Любовь и голуби». А подружились мы с Володей гораздо раньше, когда он был еще артистом Иркутского ТЮЗа. Он был прекрасным артистом, весь летящий, пружинистый, эмоции через край! И золотые кудри! Очень выразительный артист! А потом оказалось, такой глубины и пронзительности – писатель. Совсем недавно Володи не стало... Там же на иркутской земле. Поверить невозможно... Для меня он навсегда – летящий желтоволосый ангел.)

Поселили в «России» на 3-м этаже, прекрасно, прямо в окне – церквушки...

День приезда был свободным, пошли в театр Станиславского на премьеру Дударева «Порог». Пьеса, на мой взгляд, недурна, если убрать дидактику и рецепты, как жить. Режиссер Портнов. Спектакль более чем средний. Местами просто грустно было смотреть на откровенно плохих артистов; если бы не приглашенный недавно в театр Стеклов (из Петропавловска), вечер был бы просто потерянным.

Господи, эта наша провинциальная надежда на столицу, а здесь столько провинциального!

Открылись сегодня в Малом театре «Нашествием». Цвет критики присутствовал. В конце даже что-то вроде оваций, но только вроде...

Нет, нет, все это мура! И пьеса дохлая, отжившая, и спектакль дохлый, и никакие кислородные подушки тут не помогут.

Мы с Гуркиным сидим в гримерке Соломиных.

«Качели» будем играть аж 12-го числа в Ленкоме  (пьеса У. Гибсона «Двое на качелях»).Мы с Таней одиннадцать лет играли этот спектакль. Да, собственно, уже и не играли... Тот случай, когда текст неразличимо начинает принадлежать нам самим. Мы живем, меняемся, и вместе с нами, растворенная в нас, живет какой-то своей жизнью вся эта история. Настолько своей, что иногда застываешь на сцене, поражённый спектаклем, будто ребенком своим! И в глазах партнёра тоже читаешь изумленное – «Ого! Что это он сегодня?! Куда это он?!» И такая эйфория накатывает, так подстегивает! Нет уже никаких зрителей, никакой четвертой стены! Свобода! Счастье! Полет! В общем-то... «обыкновенный» театральный «наркотик». Ради него и топчешь годами просоленную актерским потом сцену, прощаешь театру все оплеухи, унижения... Потому что веришь – однажды выйдешь с любимым партнером на сцену, и случится «ЭТО».

Гады, не дали сыграть здесь «Наедине со всеми», пошлые перестраховщики. Ну да Бог им судья!   (пьеса А. Гельмана «Наедине со всеми». Мы были первыми исполнителями этой пьесы. У МХАТа тогда еще не было «лита» (разрешения цензуры), мы же, стараниями М.Н. Ханжарова, получили так называемый «местный лит». Но увы...)

Уже первый час ночи. Завтра свободный день, впрочем, как и все остальные.

30 июня 82. Москва

Гастроли пролетели как один день. Много было встреч, много праздников...

Спектаклей много не посмотрели, но из виденного запомнится «Тартюф» во МХАТе в постановке Эфроса с Любшиным и Калягиным. Это фейерверк! Театр – в самом высоком смысле этого слова. Мы с Татьяной будто под весенним дождиком постояли. Еще одним праздником в душе останется экспозиция импрессионистов в музее Пушкина, не мечтал даже, что когда-нибудь увижу все это живьем и сразу, конечно, хилых моих эмоций не хватило, чтобы объять сердцем хоть часть увиденного, в большинстве случаев приходилось довольствоваться самим фактом личной встречи с великим мастером, и все же!..

Успех у театра необычайный, в чем-то и неожиданный, а в чем-то запрограммированный. Так или нет, но Москва выстроилась в очередь за «билетиками». Прием спектаклей потрясающий, овациям нет конца. Так же прошли и наши «Качели» в Ленкоме, при переаншлаге – в первом акте мы не блеснули, но во втором взяли все и выиграли. Потом было много цветов и аплодисментов.

После спектакля в гримерку приходило много людей. Посетил нас и Гельман. Познакомились наконец-то, говорил, что много слышал о нашем «Наедине», собирается все-таки приехать посмотреть осенью. Впечатление от него приятное, хотя встреча, конечно, была скоротечной, трудно делать выводы.

Вечер после спектакля провели у Светы Овчинниковой за приятным вечерним столом, в приятной компании.

Были встречи с начальством на разных уровнях: в Министерстве культуры СССР, ЦК профсоюзов культуры, Мин. культуры РСФСР.

Обсуждали спектакли ведущие критики, среди них Рыбаков, Смелянский, Куманьков (главный художник Малого), который произвел на нас большое впечатление. Общая оценка театра – чрезвычайно высокая.

Вот самолет тронулся, и невозможно стало писать. Летим в Днепр. Танюша уснула, идем на взлет.

15 июля. Москва (Внуково)

Гостили в Днепре неделю. Город Тане очень понравился. Повидались всей семьей, и мама, и папа приехали сюда – папа, правда, всего на два дня.

Не без приключений прилетели в Ростов. И здесь «отпускная жизнь» – для себя. С удовольствием работал в саду, рыбачил на Дону, гуляли с Таней там, и пролетели 10 дней.

С билетами летние сложности, поэтому ехали пассажирским Москва-Баку до Минвод и дальше электричкой.

Таня в Ессентуках в санатории «Анджиевском».

Я в «Нарзане». Мог ли когда предположить, что буду одним из «отдыхающих» в любимом некогда мною Кисловодске. Города, как и все на свете, стареют...

Настя встает на каблучки и выше меня. 13 лет, а выглядит совсем взрослой девушкой, с трудом понимаю, что это моя дочь. Сегодня идем с ней на кладбище к Зине...

Впереди еще 22 дня. Если бы не Настя, заскучал бы здесь, конечно. Плохой из меня курортник.

6 августа 82. Кисловодск

На этой самой скамейке когда-то сидел и писал стихи.

Дни пролетели. Попрощались вчера с Настей и сели в поезд на Ростов. Они с Таней очень подружились, и время мы провели замечательно, особенно на Ессентукском озере, в лодке...

В Ростове жара, духота, фрукты.

В ночь перед вылетом у Тани был криз. Жуткая головная боль и т. д. Всю ночь не спала, а «скорую» вызвали только утром, сделали укол дибазола с чем-то. В таком состоянии она и летела. Летели целый день, с залетом в Уфу, сидели там 2 часа и в Ростове еще сидели, в общем, умотались все – и мы, и Моська.

Сегодня целый день все приводили в порядок, я мотался по магазинам и базарам. Цены, конечно, не южные. Ну ничего – дом есть дом.

Зато здесь холодно.

В Кисловодске каждый вечер что-нибудь смотрел или слушал в филармонии. В основном муть собачья, особенно так называемая эстрада, а вот одна встреча меня потрясла. Это встреча с Камерным еврейским музыкальным театром. Художественный руководитель Ю. Шерлинг. (Мы встречались с этим, тогда еще только рождающимся, коллективом в Хабаровске в 1979 году.)

Посмотрел два спектакля: «Уздечку» и «Давайте все вместе». Прекрасно, талантливо, национально, человечно, особенно второй спектакль, хотя его трудно назвать привычно – спектакль, а впрочем, какая разница, как назвать, хочется еще раз послушать и посмотреть этих ребят.

30 августа 82. Омск

1983

Сижу в самолете, писать немного неудобно. Сезон на излете. Сложный, тяжелый сезон, тяжелый в смысле здоровья. Пять недель пролежала Танюша в нашей больнице, а положительных результатов не было.

20 марта проводил ее в Москву в институт гастроэнтерологии к профессору Блоку.

А теперь вот лечу к ней, образовалось окно в восемь дней. Даст Бог, домой полетим уже вместе, может быть, ее выпишут за это время, как бы хотелось на это надеяться.

И мама моя тоже болеет, пролежала всю зиму, сейчас потихоньку ходит.

Сыграл в начале сезона Алекси в пьесе И. Гаручавы и П. Хотяновского «Варлаам – сын Захарии». Пьеса достаточно интересная, даже острая в чем-то... где-то... Но настолько в «допустимых» размерах, что все это привычно и нудновато. И у меня роль как роль, не больше.

А вот после Нового года удостоился встречи с классикой, да какой! «Бесприданница», и я – Паратов, хо-хо! Причем один на роли, при том, что всеостальные в очередь.

Работали как всегда – в Артуровых режимах, сначала он болел, и пудрил мозги Гена Т., где-то с месяц. Потом еще с месяц он – раскачивался, и потом с месяц нормальной Работы. С большим спуртом на финише.

А Тане опять же здоровье не дает работать в полную силу. Сыграла необычную для себя роль старухи в «Варлааме». И на полдороге прекратились репетиции Олби «Вирджиния Вульф».

Вообще вся наша жизнь подчинена одному символу, как-то так сузился круг внимания, так мало что стало нужно...

И утром, и днем, и ночью думы об одном: как Таня? что с Таней?

Да, болезнь освобождает от многих забот и многим вещам дает их действительную цену.

6 апреля 83. Омск-Москва, рейс 228

Лечу домой. Танюша остается в институте еще на месяц, в лучшем случае недели на три.

Как повезло, что у меня были свободные дни и смог к ней выбраться. Все эти дни были вместе, бродили по Измайловскому парку, где находится этот самый ЦНИИГ. А в пятницу ее отпустили до вечера воскресенья, и мы жили у Инки Михайловой. Это были счастливейшие дни. Вместе посмотрели два спектакля: «Жизель» во Дворце съездов (Большого театра) и «Последний пылко влюбленный» в ЦТСА, спектакль Бурдонского, с которым в этот раз мы поближе познакомились. Интересно в нем не только то, что он внук И.В. Сталина, человек непростой, наверное, – но удивительно тактичный, мягкий, с насыщенной духовной жизнью, живущий театром и мало что получающий от этой бескорыстной любви. Его родословная, кажется, сыграла с ним злую шутку, и, наверное, драматизма в его судьбе больше, чем чего-либо другого. Наверное, он неплохой режиссер. Но, глядя на спектакль с известными актерами, другие мысли бередили. Господи, как много в нашем деле определяет «знак». По актерской линии настолько все приблизительно, настолько «вообще». Мы не можем себе позволить существовать на сцене с такойтемпературой, с таким актерскимвнутренним покоем. Мы боремся за право внимания, мы живем на пределе каждый раз, каждый спектакль.Ладно – я, но любаяТанина работа – это на 10 голов выше этого столичного успеха. Как мало понимает публика! Ни черта не понимает! Им играют «общим ходом» – они смотрят «общим ходом»!

С Сашей Б. много об этом говорили. Его это мучает, он это видит и чувствует как профессионал, но сделать что-либо, по его словам, уже невозможно, люди «сыты и спокойны».

Нет, нет, нет – в искусстве не может быть признания, понимания и оценки в объективном плане, редкие исключения только подтверждают правило. Сам себе судья – только так. Все эти внешние признаки успеха – деньги, престиж и т. д. – чаще всего чистая случайность, или, что еще хуже, игра холодного рассудка и положения вещей, не имеющего никакогоотношения к искусству.

«Неси свой крест и веруй» – раз выбрал этотпуть поиска истины, этот, и никакой другой, раз в этом твой каждодневный смысл, – ведь должен же он быть – каждодневный смысл, – и не жди ничего в оплату душевной боли. Как только начинаешь ждать «платы», да еще достойной, ты, сам того не ведая, уподобляешься большинствуи перестаешь быть художником. Ведь художники – это всегда и везде меньшинство,– это единицы, во всяком случае, это путьиз толпы в собственное сосредоточение.

«Сирано де Бержерак» в театре Станиславского с Шакуровым, режиссер Морозов. Богатое впечатление. Шакуров – грандиозен и необычен, убери его из спектакля, и все лопнет, как пузырь.

Без даты

Утром прилетел в Москву. Неожиданно пришла идея поучиться, на старости лет. Сижу на улице Щусева, напротив ГИТИСа (заочного отделения), жду консультации, которая имеет быть в 15.00, курс набирает М.М. Буткевич, я его, конечно, не знаю.

Как-то все шуточно делалось, а вот теперь сижу здесь и захотелось...Не поступить будет уже обидно, а еще вчера было все равно.

Опять мы с Танюшей врозь. Она полетит в Ростов 9-го, а я отсюда – пока не знаю, когда.

Гастроли в Ростове неожиданно короткие, открываемся 12-го и работаем до конца месяца.

4.06.1983

Михаил Михайлович  (Буткевич Михаил Михайлович (1926-1995) – режиссер, педагог. Автор театрального бестселлера «К игровому театру», изданного уже после его смерти)   по первому впечатлению приятнейший человек, встретил меня доброй седой улыбкой. Говорили минут 20-30, сказал, что очень хочет, чтобы я поступил. В сложностях со временем теперь заключается все. Если не повезет и экзамены растянут, то из Ростова вырваться будет почти невозможно.

Целый день бродил по Москве. Странное, странное чувство, мне теперь все труднее и труднее оставаться одному, без Тани.

Пишу в электричке, едем с Колей на дачу к Саше Бурдонскому (Бурдонский Александр Васильевич – режиссер ЦАТСА.)

   5.06.83.

Сегодня льет дождь, просто ливень. Уже 12 дня, и не могу выйти из дома. От Саши вернулись вечером.

Подходим к даче, в открытое окно веранды вижу седую старушечью головку, просто одуванчик, входим, здороваемся с Сашиной мамой, Галиной Александровной, она приглашает на веранду, знакомит с одуванчиком...

– Мария Осиповна... – Целую руку и сразу даже не понимаю, только через минуту-две доходит: это – Кнебель! Малюсенькая, кажется, прилипшая к стулу, нога на ногу... В тяжелой вязаной кофте, вельветовых брючках. Четкий, с горбинкой носа, профиль и удивительно острый, прямой взгляд.  (Кнебель Мария Осиповна – великий педагог, режиссер. Человек– легенда в театральном мире.)

Пришел Саша, он был по соседству у сестры Нади, принес рассаду.

Пьем на веранде чай. Жаль, что не могу вспомнить дословно весь разговор, а приблизительно писать не хочется. Потрясает в ее возрасте четкость, ясность и краткость. Бесконечная доброжелательность и в то же время категоричность Мэтра. Мелькание великих имен в ее воспоминаниях естественно и просто, как о ком-то только что сидевшем за нашим столом. «Владимир Иванович», «Алексей Дмитриевич» и т. д. С радостью называет меня внуком, имея в виду, что я ученик ее ученика. Говорю: «М.О., вы даже не догадываетесь, как много у вас «внуков». Глаза радостно светятся. Так и хочется написать – «молодо светятся».

Любопытная история о Карагодском и Товстоногове (в больнице). Саша говорит: «Хейфец собирается ставить «На дне» в Малом». Характерное покашливание – и четко, но без всякой злости: «Ну и дурак!»

Расспрашивает о нашем театре. Очень поддержала мою идею учиться заочно. С любовью, иначе не скажешь, говорила о своем ученике Буткевиче. «Прекрасный педагог, человек. Вам очень повезло». – «Да не повезло еще, – говорю, – только хочу, чтобы повезло».

Потом Саша читал чешскую пьесу «Поздняя малина», которую ему предложили ставить в Малом. Пьеса чудесная, тонкая, грустная, с хорошим юмором. На стариков. Долго говорили, прикидывали распределение.

6.06.83

Подлетаем к Ростову. Первый раз лечу на ИЛ-86. Событий вагон. Сдал все три экзамена по специальности, все на 5. Теперь еще сочинение, русский язык и литературу устно и историю СССР. Через два дня опять придется лететь в Москву. Вчера опоздал на самолет, наконец-то чудом улетаю сегодня, дал «на лапу». Сейчас сразу в театр, на репетицию.

13.06.83

«Аэрофлот» —дом родной! Летал в Москву 16-го, писал сочинение и сдал историю. По истории – 5, сочинение 4. Прилетел и улетел в один день, без особых происшествий, не считая пары часов нелетной погоды, сидел во Внукове.

И вот опять лечу. Только что набрали высоту. Сдавал последний (!) экзамен – русский язык и литературу (устно) – 4! Даже не верится, что я поступил на режиссуру! Вот тебе и шуточки.

Ушло, правда, мое время: на другое ушло... 36 лет. Утешает только то, что на курсе я не самый старый, а потом – я ведь никуда не спешу. В конце концов важен процесс,а не результат. Буду учиться, посмотрим! Учиться мне хочется, захотелось, – вдруг. Нет, наверное, все закономерно, просто все эти годы копилось что-то во мне, какое-то неудовлетворение... Внешне все, казалось бы, благополучно: играю хорошие роли, в хорошем театре... Но нет, нет! Каждая роль – отдельный эпизод, иногда удачный, счастливый – иногда не очень и т. д. Ощущения целого, ощущения пути, движения – нет. Никуда не денешься: цепочку автор-режиссер-актер не обойдешь...

Артур – хороший режиссер, профессионально крепкий, эмоциональный, умеющий работать с актером – всего этого не отнять, но... Все это «в себе» и «про себя». Это какая-то «частная» режиссура, актер часто и ни при чем, может быть другой, третий... Даже лучше (ему), если бы был другой. Пьеса – повод, актер – средство, а я художник – вот его кредо, даже если сам он так и не говорит: суть в этом.

И вообще, не встречал режиссера, который бы сказал, что он не любит актера. Все любят! Но, боже, когда же действительно встретится такой и встретится ли? – который действительно любит. Любит актера! Думает о нем не только в связи со своими личными замыслами, а замыслы свои сопрягает с актером, с группой актеров, с труппой...

Может быть, мне не везло? Может быть. Да и мало я чего видел. Но опыт мой– и другого у меня нет.

Гастроли начались глупо. Впрочем, уже не в первый раз. Главный администратор – просто преступник. Завалил все начало: рекламы – ноль, организации никакой. Опять вылезаем на актерах, на труппе, на качестве...

Через несколько дней народ пошел.

Послезавтра будем играть сотые «Качели». Господи, уже сотые!

Москва-Ростов. 23.06.83, рейс 1177 (18.15)

Ростов взяли – собранностью, организованностью (труппы), желанием и – в результате – качеством спектаклей.

Мы с Таней играли наши спектакли в концертном зале филармонии, как мы говорим, в «нашем придворном театре».

Залы, к сожалению, были неполные, да это и не мудрено, даже афиши не было у здания! Почти полный партер – это уже хорошо. Но зато прием был прекрасный. Много было друзей, знакомых и просто людей, которые помнили нас еще по Ростову, много слов, цветов и проч. Все эти дни квартира утопала в розах.

Как раз в эти дни обсуждались итоги июньского пленума ЦК. Было и у нас открытое партийное собрание, где, наверное впервые за все эти десять лет, высказал все, что думал, и все назвал своими именами. Сам прекрасно понимаю: мало что изменится от моих слов, если вообще что-нибудь изменится... Но хватит, пусть хотя бы знают, что думают рядовые.

В Саратове жили в гостинице «Арена». Очень удобно, хотя и старенькая, грязненькая; но... кухня, и базар напротив!

Работали на одной площадке – театр имени К. Маркса. Как ни странно, на первое место вышли «Качели»!

Публика, конечно, совсем другая! Просто разительно, кажется, ведь разные – разные люди собираются в зале, у нас ведь не было «проданных», «целевых» спектаклей, все продавалось только «на кассу»...

Саратовцы, бесспорно, тоньше, душевнее; оценки не такие громкие, зато точные, именно в техместах. Чувствуют структуру спектакля – грамотнее, что ли, «театрально», я имею в виду. И в чем тут дело? Ведь Ростов – Европа! Столица почти, а может быть, именно это почтии решает... Желание казаться —убивает естественность?..

Одна женщина (Мукосеева Татьяна Леонидовна) ходила буквально каждый день на всенаши спектакли и каждый раз дарила нам с Таней открытки со своими стихами – впечатлениями. Тоже примечательно – в Ростове такой «чудачки» не могло бы быть (если только не по отношению к Дину Риду или Яку Йоле). А ведь на таких «чудачках» и держится культура города.

(Да, вот это понятие у нас совсем исчезает – «культура города», все унифицируется, это тоже печальный результат – тиража, масскультуры.)

Самые прекрасные дни провел на Волге, на базе отдыха ВТО. Лет 10 уже так не рыбачил. Выезжали на лодке через протоки на основное русло, вставали на якорь и брали судаков! Ох, каких судаков!

Июль 1983

В Ростов (к Оксане Ивановне) летели самолетом ЯК-40. Я на следующий же день улетел к своим, а Таня осталась со своей мамой.

Перевальск. Папа, мама, дом.

Мамочка, бедная, как она болела эту зиму! Ничего, ничего – повеселела. Дай-то Бог. Дай Бог.

На даче у Виктора. Дача – просто «домяра». Много выпивали. Тяжело. Братишек не видел, оба на практике. Впрочем, Толик в этом году заканчивает, а Сережа на втором курсе медицинского института.

Вернулся в Ростов 14 августа. Здесь на гастролях ленинградский Малый драматический театр. Однокурсничек мой, Валера, теперь Валерий Васильевич Калашников, зам. директора этого театра. Ну, а Лида Горяйнова так и осталась Лидой, правда, член партии и даже парторг театра!

Разговор с Романом Савельевичем. Додин только что его назначил главным.

Р.С. категорически – за!Все это, конечно, «вилами на воде», ну, хоть поговорить приятно.

Спектакли Додина – «Дом» (видела Таня), «Живи и помни» – здорово. Это то, чего хотелось бы попробовать.

Железноводск, улица Калинина, 22, санаторий «Русь» (№ 529). Итак, с 17 августа по 12 сентября – тихий праздник. Вид на Бештау. Ночь. Звезды. Бег. Бассейн. Теннис.

Встреча с Таганкой.

4 октября

Самолет. Лечу на первую сессию. На первую. Лечу! Хорошая музыка. Грустно. Получил Нила в «Мещанах». У Т. на выпуске «Вирджиния» (пьеса Э. Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?», постановка А. Вилькина.)

Много работы. Много-много дел.

Сделать зрителя соучастником.

Рассказчик отличается от актера тем же, чем режиссер отличается от актера.

Рассказчик подобен режиссеру.

Мышление рассказчика – режиссерское.

«Долго жил. Много видел. Был богат. Потом обеднел. Видел свет. Имел хорошую семью, детей. Жизнь разметала всех по миру. Искал славы. Нашел. Видел почести. Был молод. Состарился. Скоро надо умирать. Теперь спросите меня: в чем счастье на земле? В познании. В искусстве и в работе, в постигновении его. Познавая искусство в себе, познаешь природу, жизнь мира, смысл жизни, познаешь душу – талант! Выше этого счастья нет. А успех? Бренность. Какая скука принимать поздравления, отвечать на приветствия, писать благодарственные письма, диктовать интервью. Нет, лучше сидеть дома и следить, как внутри создается новый художественный образ».

«70 лет жизни Станиславского»