Текст книги "Не уймусь, не свихнусь, не оглохну"

Автор книги: Николай Чиндяйкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Утро третьего дня. Идет дождь. Пришлось остаться в гостинице до репетиции. – Hotel Darkahof, Breite Gasse, 9. – Очевидно, по местным меркам, отель средний (по нашим – люкс), зато в самом центре, совсем рядом с залом, где мы будем играть. Утром, до репетиции, и вечером, после, ходим по городу. Описывать бессмысленно. Даже при какой-то душевной отрешенности, с которой существую последние дни, такой массированный «удар» ощутим сильно. Другая жизнь, другая – закрытая —культура, мир другой! Писать о красоте, чистоте города – тоже как-то наивно и глупо... Как смехотворно желание наше учить других жить. Право, даже не смешно, именно глупо, сумасбродно, абсурд! Это мы-то – знаем, как жить, как сделать мир лучше, богаче, справедливее? Сон дурной. Бессмыслица.

I июня 1988 г., Вена

Только что пришел с репетиции. Еще остался там 2-й акт. Меня отпустил. Расписание в эти дни было такое: 10.30 – сбор в гостинице (завтрак с 7 до 10). Идем в театр. 31-го и утром 1-го работали в холле Тhеа1еr ипder Wien(музыкальной комедии) и в музее театра. 11.00 – тренаж Скорика и тренаж Гладия. 12.00-15.00 – Васильев. 15.00– 18.00 – перерыв, обед, отдых, обязательно в гостинице. 18.00 – тренаж. 18.30-23.00 – Васильев. Сегодня в 18.00 пришли уже в зал, где будем играть. Бывший королевский манеж. Messepalast (Наllе Е).

Репетиция тяжелая. Опять та же история, что и в Сокольниках... Среда увеличилась, уровень игры тот же, что и в подвале. А.А. страшно нервничает, матерится и проч. Писать не успеваю. Событий много – времени нет совсем. Все уплотнилось, час – как сутки.

I июня, 3 часа ночи

Премьера 2 июня превзошла все ожидания. Играли мы действительно неплохо. После первого акта были такие аплодисменты, как в Москве в финале спектакля. Это еще подстегнуло. 2-й акт прошел блистательно,прием, будто в студенческой аудитории, на капустнике. В 3-м – резкий разворот, и, кажется, «добили» венцев. Мощно, с резервом играли акт, на сдержанности и экспрессии. В финале – овации. Нескончаемые, я такого не помню, по-моему, в жизни такого не было. Кто-то приблизительно засек время, во всяком случае, больше восьми минут длились аплодисменты, крики. Еще как-то по-особенному венцы махали руками, вроде как желая потрогать нас. А.А. раз пять выходил. Шли вперед-назад и т. д. и т. п. Тут уж, как говорится, двух мнений быть не может – УСПЕХ!

Сразу после спектакля, тут же, в фойе Messepalast, прием театру устроителей фестиваля. Вино, пиво, вкусностей – сколько хочешь...

Госпожа (конечно, фамилию не запомнил), глава фестиваля, говорила очень красиво, образно и, я бы сказал, грациозно. В частности, заявила, что наш спектакль – одно из самых сильных событий в культурной жизни Вены последних лет!! Хочется не отказывать в искренности госпоже, да и нет никаких оснований.

Все наши были в пике восторга, радости, победы, не знаю, чего еще. Вечер незабываемый. Потом шли по ночной Вене, счастливые, открытые, и все принадлежало нам, и витрины не подавляли, и все было естественно, нормально, легко.

Еще сидели у нас в номере с бутылкой вина – Сергей Тишкин, Ваня Даничев, Витас... Уснуть было просто невозможно, хотя утром (в 12) – тренинг, который никто не собирался отменить в связи с победой. Наоборот. Шеф уже стоял в зале и смотрел так, как он может, – на тех, кто подбежал в последнюю минуту.

Все дни – работа по полной программе. Т. е. походить по городу можно только утром, часов с 7. В 12 – тренинг. Отпускал после 3-х, с обязательным условием отдыхать в гостинице. В 6.30 – тренаж, и в 8 – спектакль.

На втором (3-го) спектакле в первом ряду сидел Питер Штайн.На следующий день он имел беседу с А.А., двухчасовую. Спектакль ему понравился.

К счастью, познакомились с нашим парнем из торгпредства. У него машина. Вот это был вечер! Ночной Кертц-штрассе, Мулен Руж... чудо.

4-го с утра – никуда не денешься! – магазины. Купил двухкассетный магнитофон. Вещи дорогие. Что купить – просто не знаю. То, что мне нравится для Тани, – стоит 2, 3 тысячи шиллингов. Наши суточные – если всё сложить, 3200!

Стараюсь пропустить мимо себя туристские советские неврозы.Трудно.

Спортивный клуб. Бассейн с голубой водой. Повезло, что появился новый знакомый, Сережа, работник нашего торгпредства. Только теперь, когда смог объездить всю Вену на машине, с человеком, знающим город (он уже 4 года здесь), появляется действительно цельное представление.

Поездка по ночному городу. Проститутки на Gurtel Strasse. Впечатление сильное, в первый раз увидел это, «чуждое нашему строю», явление загнивающего Запада. Километра два по улице – бордели, красные фонари и падшие женщины. Все очень эффектные, но не обязательно красивые. Kartner Strasse. Ночь. Центр ночной жизни. Сидим в уличном кафе. Кругом огни, красивые люди, многоязыкость, улыбки, приветствия, кажется, что – все-все счастливы этой ночью на Картнерштрассе.

Чумная колония.

Вчера сыграли последний спектакль. Гром оваций и т. д. Пресса хвалебная, хотя пишут не так много (как в других странах – по рассказам товарищей), говорят, что у них здесь вообще не в традиции писать много.

Big-biat-88. Какая-то югославская группа, ничего подобного не видел и не слышал. Не записать.

В какое-то мгновение стало жутковато в огромном зале, переполненном буквально орущими детьми, сильными, здоровыми, агрессивными, переполненными инстинктами и эмоциями.

У нас в это время шел 2-й акт, в соседнем Наllе.

Бранко и Сергей повезли нас (8 артистов) в югославский кабачок. Официант – партизан. По долинам и по взгорьям.

Случай!! Артисты Питера Штайна в соседнем кабинетике, мы поем русские песни – они гурьбой появляются. – Schauspiler!! – и т. д. Перевод не нужен. Все сидим за одним столом. Мы узнаем их по видеозаписи «Трех сестер». Буря восторгов.

Штайн – Васильев!!! (Что они говорили друг другу о нас – артистах – открывается.)

Переходим в другой кабачок.

Ночь. Сильный ливень!

Олег Либцин: «О! «БМВ»... по-моему, это наш!!»

«Кому это памятник?!»

«Туморро! Туморро!!»

Прощание под дождем, обязательно увидеться завтра.

Отто – Вершинин!

Юта – Маша.

Тина – Наташа.

Рональд – Соленый.

Эрнест – Тузенбах.

Почти не сплю. Хочется уместить в сутки всю Вену, всю жизнь, невозможно, невозможно... Сколько подарков судьбы. Так не бывает!

6 июня

Вылетели из Вены сегодня утром, прямым аэрофлотовским рейсом. Рано утром вскочили с Юрой и побежали последний раз по городу. Было часов 7 утра. Грустно. Наверное, такое состояние еще и оттого, что понимаешь: уже никогдане увидишь... Вот это никогдаособенно как-то волнует, пугает человека...

В венском аэропорту встретились случайно с Отто (он летел в Берлин), еще раз обнялись, до «September– Вегlin!!».

Москва – Шереметьево.

Сразу – контраст резкий,просто жуткий.

Привезли в Теплый Стан, какое-то общежитие, сказали, что здесь будем жить теперь. Комната с кухней, с ванной, тараканы, грязь... А главное, ужасно далеко.

Завтра лечу к Тане.

7 июня. Москва

Танюша встречала в аэропорту. Очень красивая. Четыре дня пролетели просто... пролетели – и все... Жили в гостинице ЦК, чудесный номер, никто нам не мешал. Пробовал рассказывать всю поездку. Приходили в гости Е.И. и Лиля, выпили бутылку коньяка, опять рассказывал о Вене. Они мне что-то о театре. Честно говоря, у меня какая-то атрофия произошла. Слушать про то, что Г. – мудак, не умеет, не тянет, не способен... Сколько можно. Жалко, конечно, театр! Искренне жалко. Загубить такое дело – большой грех, но... печально, печально... все идет к этому. Боюсь – необратимо.

Немножко поболтал с актерами о том о сем... о ценах... Ю. все время был «под», так что тоже не очень побеседуешь... Да и не о чем. Беда! Одиноко.

8-12 июня 1988 г., Кишинев

К Теплому Стану надо привыкать – кажется, здесь застрянем не на один день или месяц. Езжу через Юго-Запад. Первое время уходило на дорогу 1 час 15 минут, теперь уже час, даже меньше часа.

Была замечательная репетиция сегодня (15-го) «Импровизируем». Действительно, сымпровизировали целый спектакль.

А.А. этого и добивается, полной свободы, легкости пребывания в теме, в материале. Растворить театр в теме, а тему в театре, в игре. Все остальное – притворство, остальное – неискреннее искусство, подтасовка, и фальшь видна. Всегда.

12-15 июня 1988 г., Москва

Прилетел ночью. Сижу на набережной, у ротонды. Смотрю в море. Днем был на киностудии. Апасян – это видно, – хочет снимать меня. По времени – все против. У него с 1 июля мои сцены, а я только в августе могу быть свободен. Станет ли он менять сроки из-за сцен Магриджа?

Когда сижу здесь, смотрю на море, корабли... у самого возникает желание сниматься. А вообще... много суеты. Временами просто раздражаюсь на себя... черт дернул, ну зачем нужно было лететь, опять – самолет, аэропорты и т. д. Хожу по Одессе... одиноко. Вот здесь когда-то сидели с Танюшей... давно-давно... в 79-м! Одесса постарела. Странно, никогда не думал, что города стареют, как и люди. В самом житейском смысле.

17 июня 1988 г., Одесса

Только что отснимался в пробах. Снимали на видео, сразу можно было посмотреть материал. Кажется, неплохо. Записали два дубля прилично, из трех. Апасян доволен. Собирается подстроить съемки под меня, т. е. на август.

На площадке чувствовал себя вольно. Наверное, от безразличия. В общем, мне – все равно: сниматься или нет... Даже не очень и хочется, все-таки есть возможность провести август с Танюшей в Рузе... А жизнь сама все решает. Как будет – так пусть и будет.

18 июня 1988 г.

Второй час ночи, хочется спать, но все-таки надо хоть пару слов... Больно уж день сегодня... Много передумал, перемыслил... «Бунт на корабле». Да нет, не бунт, так – шебуршанье. Театр. В самом таком самоубийственном смысле. Сначала сидели часа полтора сами, разогревали себя разговорами... готовились к разговору с А.А. Говорили на разном уровне, от разумных, понятных вещей до полной чуши. Я не стал скрывать свою точку зрения, хотя оказался в меньшинстве. У каждого свой опыт, своя судьба, свое понимание. Актеры слепы. Безнадежно. Слепы, неблагодарны, беспамятны, самоуверенны. Очевидно – свойство профессии. Истинной цены себе никто не знает. Или не хочет знать. Может быть, это и дает силы работать, оставаться в театре? Вполне вероятно. Но если отстраненно понаблюдать, открываются удивительные вещи. Человек, который вчера еще готов был мести полы, только бы пустили в театр, сегодня искренне убежден, что театр – это он. Некоторые договорились до невернойметодологии, до «делает, сам не зная зачем, лишь бы делать» и т. д. Чушь – писать не хочется. Подавляет, убивает, растаптывает, унижает! В общем: что такое А.А. и как с ним бороться. Как научить его работать правильно, человечно, радостно и с полным счастьем для всех каждый день!

Потом пригласили самого виновника. На разговор. Унылое зрелище, печальное... А.А. на удивление мягко и с пониманием отнесся ко всякому слову. Все, конечно, уже выглядело не так нахраписто и нагло. «Требования» поумерились, от «политических» сползли до «экономических» и житейских. Хотя что-то там о рабстве и страхе бормотали.

Я сидел, молчал, так как решено было принять «общую» точку зрения, и вылезать со своим особым мнением было бы совсем глупо, и, естественно, воспринято было бы только одним образом. Бог с ними. У каждого своя судьба.

Театр! Ах, театр! Поражает жуткая привычка (наверное, врожденная) решать своипроблемы кол-ле-кти-вом, при помощи коллектива, за счет коллектива и т. д. Нет, не хочется все это записывать подробно... Просто нет желания. «Туман, – как сказал А.А. – Вам нравится играть, делать спектакль, думаю, нравится, и – вы недовольны; когда-нибудь вам не будет нравиться то, что вы делаете, но вы будете довольны».

Закончилось все на тормозах. Тихо. Разошлись.

А возможно ли вообще избежать театральной муры? Если у него не получается? Ведь уж в нашем раскладе, казалось бы, свалилось счастье такое нежданное! Казалось бы, ну отыграй его, сделай своим, убеди... И нет ведь звезд среди нас, все ведь – снизу... равны... Нет. Обреченность.

19 июня 1988 г., Москва

Паша Каплевич свел с Олей Наруцкой, которая снимает на «Мосфильме» «Мужа и дочь Тамары Александровны». Согласился сняться в эпизоде. Вот вчера произошло это дело. Снимали в КПЗ 13-го отделения милиции. Целый день (с 9 до 21). Сцена, в общем-то, интересная могла бы быть. Валя Малявина – в роли этой самой Тамары... Странный такой эпизод... Но у меня ничего не получилось. Репетировали когда, с утра, очень даже были все довольны. Режиссеру нравилось, она не скрывала. Потом началась долгая установка и т. д. и т. д. Потом надел свитер, дубленку (действие зимой происходит). Жара дикая, весь мокрый, и все ушло. Тяжело, скучно... Ничего не мог с собой поделать. Не мог переломить. Опустошенность жуткая... Ужасное состояние! Первое очарование от знакомства, от получавшейся работы – рассеялось. Расстались уже совсем холодно. Не получилось.

Домой вернулся совсем разбитым. Настроение скверное. Совсем скверное. Болят все мышцы. Тупость. Почти отчаяние.

22 июня 1988 г.

Вылетели из Шереметьева часов в 9 утра, вчера то есть. На этот раз без пересадок и посадок. Прямой аэрофлотовский рейс. С курицей. Долетели без происшествий. Уже в самолете кто-то из итальянцев подарил журнал «Раnorаmа» с большой статьей о нашем театре и анонсом о предстоящих гастролях.

В Милане за день до нашего приезда был ливень и ураган. Мы приехали в дождь. Аэропорт, все процедуры таможни и т. д. Потом на автобусе в город. Дождь. Зелень. Красивые дома, или виллы, не знаю. Несколько свалок автомобильных... тоже красивых. Расселились в гостинице «Ritter» на улице Гарибальди, в пяти минутах хода от Piccolo Studio Theatro, в котором и будем работать.

Отдохнуть не пришлось, спустились сразу же в холл на организационное совещание. Принесли огромныебукеты лилий от Стреллера и Ноймана (продюсер). А.А. зачитал письмо Стреллера (он в Париже пока).

День был воскресный, город вымерший, тихий. Дождь. Правда, не сильный. Немного прошлись. Буквально 30-40 минут, и пришли в театр на репетицию.

Занимались в основном 2-м актом, текстом, вернее, сверениемрусского с итальянским.

Вечером, часов в 8, всей труппой побрели по улицам. Вместе с А.А. Прошли мимо старого здания Piccolo. Ахали в галерее «Виттория»... Вышли на площадь Миланского собора... Нет... нет, сначала к Ла Скала... к памятнику Леонардо... Вечерело... Дождя уже не было... Тепло... Состояние какое-то невероятное. Как-то трудно верится – и в вечер этот, и в Милан... Вот мы идем, вот – Ла Скала, вот – Соборная площадь... Медленно темнеет. Собор дрожит, кажется, движется; толпы туристов, и миланцев, наверное... толпа веселая, праздничная, разная... Парень работает в окружении вольных зрителей... танцует, жонглирует под магнитофон. На мотоцикле делает трюки, фокусы, и все делает классно... Сидим на ступеньках долго-долго. Темнеет. Реклама скачет... Медленно бредем домой, в гостиницу. Стада машин на улочках, даже странно, как они вмещаются сюда.

Сколько программ ТВ, еще не выяснили, пока 14 установили. Устал я очень. Все-таки бессонная ночь перед полетом. Быстро уснул.

Завтрак сильно отличается от венского. Для нас похуже... Булочки, маслице, джем, кофе...

Сбор был в 10.30. Тут началась вся история с И.Т. Она вчера потерялась, не знаю, что там было, в общем, звонили уже из консульства... А.А. убит и взбешен. Поехал в консульство... Ну, а перед этим, конечно, каких только мыслей не было... Кошмар! Как говорит пастор Мандерс: «Вот они, плоды!» Вся труппа, конечно, тоже издергалась, переволновались... Потом еще «получили».

Тяжело с неуправляемыми людьми иметь дело. Упаси Бог. Неуправляемые в том смысле, что сами собой... Распи... ство! И тупость, невоспитанность. Да-да, элементарная невоспитанность. Мы все думаем, что невоспитанность – это когда ложку держать не умеют. Нет. Это когда себя ощущают пупом.

Так день скомкан. Пообедали, и в 4 (в 16.00) – опять собрались в репзале. Теперь, наверное, до глубокой ночи.

Здание Театра Студио, наверное, самое лучшее (на мой взгляд) из всех, что я видел. Сцена и зал в совершенном согласовании. Удивительно! Удивительно. Репзалы, гримерки, все, все – невероятной чистоты, продуманности, красоты... Все, от дверной ручки и туалета до свето– и радиоаппаратуры!

Сейчас – 8 вечера. Работается 2-й акт. Все бы ничего, если бы не некоторые истерики. Что сделаешь?

4 июля 1988 г., Милан

Сегодня сыграли первый спектакль. В Милане. Как всегда, была напряженка перед... Вчерашний день (5-е) работали на износ, с 11 до 17 без перерыва, нет... все уже перепуталось... это – сегодня так, а вчера... много времени потратили на ввод девочки, итальянки. Малышка, 12 лет, поразительно. В общем так: утром встали в 7, позавтракали и пошли по городу. Мы с Витасом набрели на мемориальное миланское кладбище... Жалко, нет хорошего аппарата, это надо снимать.

Репетировали с 10.30, проблемы все те же, те же и те же... Вводим девочку, но... дело не в ней как раз. С ней все более чем в порядке. Потом перерыв два часа, пообедали и опять походили. (Художественная академия, улочка художников и т. д.). В 4 начали опять и вернулись домой после часа ночи. А.А. нервничал. Хотел закрутить ночную репетицию, но с капиталистами это дело трудно дается, у них профсоюз. Все выключают и уходят. Пришлось сдаться.

Усталость дикая. Сегодня уже с 10 утра в театре. Тренинг. Репетиция 3-го акта и 1-го, и – кусками – 2-го. Перерыва не было. Отпустил в 5, а в 7.30 – сбор. (Начало в 8.30.)

Собрались в 7.30. Тренинг. Потом А.А. пришел. Сначала в одном репзале сидели, потом перешли в Брехтовский.

Кресло Стреллера. Черная куртка А.А.

Репзалы!.. Оснащение. Чистота (пол), дизайн. Ваби-саби.

Состояние перед спектаклем.

Зал полон. Публика. Играем без перевода. У некоторых на коленях книжка Пиранделло. Читают.

1-й акт... начался... первые ощущения... Пустота... Полусон... В сцене – легко. Глаза. Контакт ощущается не в оценках (привычных), нечто другое. После каждого акта – аплодисменты большие.

Спектакль по нарастающей. Понимание вырастает по ходу. Да... как иностранное кино (постепенно начинаешь понимать).

Финал! Долгий, бурный!

Брави! Брави! Брави! А.А. – весь в черном (костюм авантюриста) (после 1-го акта – «наверное, не доживу до конца»).

Прием после спектакля. Шампанское. Стол (в Вене шикарнее, но мило и нежно). Миланцы аплодировали стоя, такого не бывает...

Слова самые, самые! Букеты госпожам актрисам (всем) от Стреллера. Уже много прессы. До нашего приезда было две статьи, а теперь газетах в шести уже есть материал о театре, о Васильеве (до спектакля!).

Волновались. Жутко. Если честно теперь – были и сомнения.

Слава богу!

Выпил шампанского... теперь в номере.

Телевизор. Ночь. (Фильм о вьетнамской войне, а только что кончился «Смерть в Венеции», посмотрел уже последнюю часть.)

Завтра с 11 до 13 – репетиция, потом в 7 – на спектакль.

6 июля 1988 г., Милан

Идет 2-й спектакль (2-й акт). Первый акт прошел неплохо, но неровно. А.А. недоволен. Публика, кажется, попроще сегодня, демократичнее. Принимают живо, реагируют непосредственно.

Отыграл акт. Принял душ. Сижу, пью чай. Вот бы нам в Москве такое здание! Мечта!

Утром на репетиции опять куча опозданий... почти на час... проспали и т. д. (11 часов). Детский сад... А.А. сидел и ждал... и мы ждали. Продолжаются идиотизмы непонятные. Для меня просто необъяснимые. Ходили потом с Гришей Гладием по городу, говорили об этой ерунде. У него тоже полная растерянность и непонимание. Я вспомнил, как начинался спектакль, как мы «дышали» тогда, чем жили. Ведь прошло-то всего ничего времени, и такие события произошли, можно сказать, сказочные... В чем же дело? Боже мой... ничего тут не понять... Человек – двуногое неблагодарное существо, кажется, так у Достоевского. Неужели так просто.

Остались потом на «разговор» с А.А. (в который уже раз), я сказал, что все эти разговоры – онанизм и не о чем больше говорить... Пусть каждый сам за себя отвечает, в конце концов... Ладно, к черту.

2-й акт принимается. Все хорошо, кажется (слушаю по трансляции).

По городу можно идти бесконечно... Утром был на базаре! Чудо! «Сегодня арбузы даром!!!» и т. д.

7 июля 1988 г., Милан

По гастролям большая пресса. По нашим понятиям – огромная. 7-8 газет и несколько журналов поместили просторные статьи, фотографии из спектакля, роскошные портреты Васильева. Наши переводчики говорят, что тон просто восторженный. Собственно, это видно и по приему зрительскому. Сегодня третий спектакль... Публика слушает. Реагирует так, как будто понимает по-русски каждое слово.

Вчерашний спектакль принимали тоже тепло и восторженно, хотя прошел (по нашим меркам) худо. Произошло вообще...

В. был выпивши и соответственно «старался». После спектакля А.А. собрал всех в зале. Состоялся разговор. Глупо... нет слов. В гостинице, уже поздно, А.А. зашел к нам в номер. Мы с Юрой, естественно, взведенные, накрученные, в состоянии «гражданской войны», пытались что-то решить, придумать, как выправить ситуацию, которая, по нашим ощущениям, угрожающая для спектакля... Говорили с А.А. до половины четвертого утра. Кажется, это был первый такой долгий, откровенный, открытый разговор обо всем, что накопилось...

И... еще раз поразился Учителю. То, что нам казалось его слабостью, недооценкой ситуации и т. д., оказалось глубоким и полнымзнанием, опытным, эмпирическим знанием – не только этой, конкретной, ситуации... Больше того —такое впечатление, что он как на картах предсказывает: что было, что будет, чем сердце успокоится.

Уже перед уходом он рассказал несколько эпизодов из европейского турне «Серсо». «Артисты об этом не рассказывают... люди хранят свои легенды...» «Это – феномен, его надо принять... это – реальность...»

Да... грустно, но факт – в результате мы «сами» пришли к выводу, что надо идти на любые компромиссы, чтобы сохранить спектакль... по крайней мере, на какое-то время... Собственно, все наши усилия сводятся к тому, чтобы сохранить спектакль, качественно пронести его через какой-то отрезок времени.

Говорили почти о всей труппе. Вместе и отдельно. О сегодня и о завтра.

Так хочется помочь ему... Но, наверное, это никому не дано.

Он сам.

Он чувствует судьбу, вот в чем дело. Вот что отличает его от других. Другие живут день за днем, иногда удачно, иногда не очень... Он чувствуетцельно... судьбу. Наверное, это драматично.

7 июля 1988 г.

Спектакль шел отлично. После мы с Юрой были приглашены в гости... Там сложная связь, «полурусские» знакомства через Одессу.

Сначала посидели в маленьком баре напротив театра. Выпили белого вина. Компания довольно большая. Итальянские актеры, критики и т. д. Человек 10. Получили «свои» комплименты. Действительно, даже неудобно было выслушивать то, что они говорили, как необыкновенно высоко оценивали наш спектакль.

Потом всей гурьбой на нескольких машинах отправились к Авелине (такая гранд-дама, ведущий критик, переводчик и т. д.).

Квартира!! Терраса! Сад!! В темном небе светится золотая фигурка Божией Матери на Миланском соборе. Книги. Картины. Художественные ценности. Оригиналы, конечно. Даже скульптуры...

Вино... Какие-то чудные закуски, потом спагетти двух сортов!!!

Опять о театре, спектакле, Васильеве. Очень много вопросов. Обо всем. Изумление искреннее. Восторг неподдельный. «Откуда у вас такой театр?!» Одним словом, вечер удивительный. Не только потому, что пожинали «славу». Цельный, содержательный, интересный разговор (вспомнился сразу вечер, проведенный в Москве с Дарио Фо).

Возвращались под утро. Новый наш товарищ, Антонио, решил еще напоследок развлечь нас экзотикой. Повез на своей маленькой машине в район проституток, не просто проституток, а – «голубых»... «переодетых». Мы с Юркой обалдели. В свои сорок – мы ничего подобного не то что не видели, но и не подозревали, честно говоря. Венские девушки – просто гимназистки.

Спать легли часов в шесть, а в семь уже встали, чтобы идти на базар. Тоже ведь нельзя пропустить...

Это было уже девятое.

8 июля 1988 г.

Базар... шмотки... еда... всего – море, всего много, все дешево. Не для нас, конечно... Для нас, с нашими «суточными», все дорого.

В Вене было лучше в этом смысле. Там платили 401 шиллинг в день (т. е. 20, кажется, рублей). Здесь – 28 тысяч лир в день (10 ООО лир примерно равны 4 рублям 50 копейкам).

12.15 – репетиция. Разговор. Опять – мрак. На этот раз чокнулась Наташа. Черт знает что! Наглость и хамство. Иначе это не назовешь. А.А. находит силы сдерживаться... и сдерживать.

«Буря» (La Tempesta) в постановке Стреллера (видео) – грандиозно!!!

Просто и грандиозно! Рисунок! Образ! Чистота! Исполнение!

Ужин. Пиццерия. Белое вино. Закуски, закуски, закуски... (сердце пальмы, ножки осьминогов и еще что-то невероятное).

9 июля 1988 г.

Бергамо.Итальянцы говорят: Бёргамо.Электричка с главного вокзала (стиль Муссолини-Сталина). 1 час (70 км). Скорость. Двухэтажный вагон.

Если бы не повезло, не попали бы в Бергамо, и судили бы об Италии по Милану, а это не совсем верно!

Состояние воздуха напоминает наш кавказский юг. В Пятигорске так, когда жара.

Ощущение все время такое, будто смотрю кино. Прожженные солнцем площади. Родниковая вода в фонтанчиках (медных). Цветы, цветы, цветы. Фуникулер в старый город (500 лир).

Сон. Бродим по узким старинным улочкам. Сон!

Толпы туристов. Театр, ярусный, сгнившие ярусы, там, где сцена, теперь зрители.

Уличные певцы. Воздух к полудню прокаляется, становится прозрачный настолько, что почти отсутствует.

Служба в соборе.

Кто-то здесь родился и просто живет здесь. Работает, живет в провинции. Бергамо.

Фонтанчик старинный, малюсенькая площадь, зажатая между домами, кафе (овечка) – почти декорация.

Как монахи ходят в черном во время такой испепеляющей жары?

Колокольный звон.

Улицы пустеют. Сиеста. Город (внизу) почти пуст. Цветы, огромные бутоны... Ни для кого... Ставни приспущены.

Мама приехала на простенькой «Вольво». Ворота. Газета, сок, халат... Неспешность. Папа читает газету в тени сада. Покой.

Они просто живут. Для нас смысл закрыт. Мы только считываем поверхность. Дальше все закрыто.

Возвращаемся в Милан. В поезде все спят. А.А. бегает с фотоаппаратом. Снимает. Смеется. Он любит жару. Куртку не снимает. Ему хорошо – жарко... Вечером – тренаж. Играем последний спектакль в Милане.

Прощальный фуршет. Белое, красное вино, сок, сладости. Сувениры.

Общее ликование и взаимные слова любви.

«Вы должны объехать всю Европу. Современный театр умер. Остался ваш спектакль, и – от него пойдет все». – Умеют итальянцы говорить красиво.

10 июля 1988 г.

La Scala. Турандот. Пуччини. Чудо. Чудо, что попал. Только благодаря переводчице Алле (она здесь работала). Закрытие сезона, последний спектакль. Императорская, или королевская у них называется, ложа (приставные стулья). Публика... Разная, от фраков (в большинстве) до... чего угодно. Маски (тип в королевской ложе).

Скала – это не легенда! Это действительно грандиозное и ошеломляющее зрелище...

Во втором акте я плакал. От всего, что происходит. От спектакля, от счастья, свалившегося на меня, от тоски, от жизни... плакал слезами.

Вечер у Авелины.

11 июля 1988 г.

Автобус (4 часа утра). Бесконечные тоннели... Горы. Военный самолет на уровне нашего автобуса в ущелье. Ландшафт... Одни только восторженные слова.

Целый день во Флоренции. Ног не хватает, если бы было четыре пары ног!!

Галерея Уффици... Сон. Неправда. Боттичелли, Леонардо, Рафаэль, Микеланджело... Боже... Ног нет...

Собор Lа Саthеdгаlе, Брунелески...

Бесконечные вьющиеся улочки, базары, продается все... все дорого (опять же – для нас), но это – ерунда. На площади Святого искусства купили огромную бутылку белого вина, сидим на ступеньках палаццо. Фонтан. Пьем из маленьких стаканчиков. Слава Богу! Слава Богу!

12 июля 1988 г.

Ну что... ну как все это описывать... Глупо. Бессмысленно...

Европейские вагоны (сидячие). В купе нас пятеро. Летим. Выехали из Милана рано утром, около семи утра. Часов в 9 были в Генуе. Началось побережье. Боже мой. Оторваться от окна невозможно. Состояние все время такое, будто задыхаешься... Солнце, невероятное солнце... поезд то и дело ныряет в тоннель и потом будто врезается в вечный свет, красоту, в бесконечность моря и белых городов. Невозможно не выскакивать на каждой станции, чтобы действительно поверить, что это, например, Ницца! И так – все побережье... Генуя, Сан-Ремо, Ментон, Монте-Карло, Монако, Ницца, Канны...

Французские полицейские. Проверка документов. Франция!

Марсель.

Встречают переводчицы (Аня и Лена).

Автобус. По городу.

Чуть больше часа – и мы въезжаем в Авиньон. Аvignon.

Здесь надо остановиться. Надо писать отдельно. Даже на все наши теперешние впечатления Авиньон – слишком большой водопад.

Сразу трудно вообще что-то понять. Карнавал. Вечный праздник. История и сегодня. Время. Люди. Искусство. Религия. Смысл. Театр. Лицедейство. Философия игры.

13 июля 1988 г., поезд Милан-Марсель

Вчера – премьера во Франции. Целый день работали. Было пару перерывов. День жаркий. Днем пришлось разойтись на два часа из-за солнца. Ветер, слава богу, утих, платаны перестали шуметь, застыли.

Вечер. Декорация смотрится удивительно органично, замкнутая зданием университета с трех сторон и густым сквером с четвертой. Над павильоном нависли мощные платаны. Начало спектакля – в 10 вечера. Установка, как жемчужина, в южной темноте. Слава Игорю Витальевичу! Играли без перевода (только либретто в руках у зрителей), но принимали так, будто понимали каждое слово. Спектакль шел в накате от 1-го к 3-му акту. Финал грандиозный. А.А. четырежды выходил на поклон. Публика не унималась. Еще раз спели «Бесаме муччио» и потихоньку разошлись со сцены. Овации.

Тут же под платанами стояли накрытые столы. Свечи. Шампанское. Прием. Министр культуры Франции присутствовал на спектакле и на приеме. Мы с Альшицем имели честь вести беседу с министром. Он назвал спектакль триумфальным и назвал гастроли в Париже решенным делом. На том мы и попрощались с министром. Потом, спустя час... банкет в ресторане, который обслуживает фестиваль. На открытом воздухе... под стенами папского дворца.

Наконец-то роскошный стол. Фрукты и т. д. Потом сидели на пустынной площади с А.А. до 4-х утра.

Пришли в гостиницу, а портье уже протягивает завтрашнюю газету со статьей и фотографией...

Утром репетиция в 11-14. 17.00 – французское ТВ, «Антенна-2», снимало сюжет, как наш театр путешествует по Авиньону на «паровозике». Беленький «паровозик» (три или четыре вагончика открытых по узким улочкам).

Ну, вот, а теперь идет второй спектакль. Принимают как-то очень легко. Весело. Публика в хорошем настроении.