Текст книги "Не уймусь, не свихнусь, не оглохну"

Автор книги: Николай Чиндяйкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

1991

Хорошие, спокойные дни, потому что – дома. Сегодня ходил в театр получить деньги, встретил там Мих. Миха, долго очень говорили. Встали просто покурить, а получился долгий и прекрасный (как и всегда с ним) разговор... Сначала, конечно, о Белкине и всей этой кромешной ситуации... Святой человек Мих. Мих... Он решил, что Олег заболел. «Да, да, Коля, посмотрите, у него глаза навыкате, как при базедке... он заболел серьезно, другим ничем нельзя объяснить его поступок». Долго говорили... что ж... Там – точка, большая точка. Удивил он меня уверенностью в оптимизме шефа... Он просто уверен, что никакие планы не сорвутся, что шеф примет другие решения и возобновит прерванные было контракты... Дай-то Бог! Мы в последнем нашем разговоре с шефом много доводов приводили с тем, чтобы убедить его продолжать начатые планы, ничего не рушить из начатого... Мне тоже показалось, что многое его убеждало в наших доводах. Не знаю... до конца я не уверен... но вот Мих. Мих. уверен, что шеф в полном порядке теперь... и... все впереди... Хорошо бы... хорошо бы... Нельзя откатываться назад. Те, кто по тем или иным причинам изменили нашему делу, не должны влиять на наше движение. Их выбор должен оставаться только их выбором. При всех внутренних неурядицах и местных разногласиях, локальных конфликтах мы все делимся на тех, кто, в конечном счете, верит в наш путь, в единственность (для нас) нашего пути... И тех, кто следует по инерции, выбирает свои маленькие выгоды, как то: зарубежные гастроли, некоторую престижность причастия к имени шефа и т. д.

Всем нам надо остановиться и подумать. Подумать и решить. Решить и выбрать.

3 января 1991 г.

Записываю позднее. Наученный горьким опытом, не могу себе простить, что не описал весной после Пармы поездку к Гротовскому, понадеялся описать все подробно потом и... вот... пробел. Сейчас понадобилось вспомнить хотя бы сроки поездки, и вдруг обнаружил, что ни одной записи по этому грандиозному событию!

Итак! Стокгольм!

14~18 марта 1991 года

Альшиц Ю.

Яцко Игорь.

Чиндяйкин.

Каляканова Н.

Дребнева.

Принимали: стокгольмский городской театр, Объединение (или ассоциация) импровизаторов Театрспорт. Семинары, совместные репетиции.

Два спектакля в Театре Супа. Моноспектакль в театре «Скала».

Спектакль с Orionteatre по Стринбергу. Замечательный спектакль (3-го марта).

Наша встреча с Театрспорт состоялась 17 марта. Прошло все очень успешно, хотя... поступили шведы с нами по-джентльменски и играли по-дружески, разделив команды по два человека от каждой в интернациональные команды.

Играли с нами: Ленарт, Педер, Пия и Лоре... Вел встречу Нельге.

Жили все в доме у Ленарта.

Музей Меллиса!

Сейчас пишу, а на экране телевизора – Полтава, 1709 год, Петр, Карл, битва со шведами! Нет, у нас получилась дружба. Хорошая.

21 марта 1991 г. (Стокгольм)

Вчера вечером вернулся из Омска (9-13).

Очень тяжелые дни... Предполагал, что непросто будет все довести до конца. Но... Конца-то еще не видно, а проблем море оказалось с памятником Танюше.

Никто не отказывает, все вроде хотят помочь на словах...Теперь камнем преткновения оказалась бронза... Обивал пороги горисполкома, начальников больших и маленьких, «Омскглавснаб», «ОМПО» имени Баранова... и еще и еще что-то...

Обещал помочь Павлов Гена, он теперь самый большой начальник в Омске. В общем, четыре дня ходил, писал какие-то письма, кого-то заверял, кому-то носил... Теперь, значит, так... Если все будет идти нормально, без новостей, то числа 20 мая должен буду отправлять памятник из Омска в Ростов...

Если все будет нормально... Ко второй годовщине, наверное, уже не успею поставить.

Сегодня целый день дома. Отхожу. Звонил в театр. Там какая-то «волна» про мой уход и прочие сплетни. Гудит.

Много открытий за последнее время произошло для меня в театре.

Как просто открываются некоторые ларчики. Боже мой, как просто!

Подступает тоскливое безразличие, когда понимаешь «мелочи жизни».

После последних событий с труппой (роспуска и т. д.) шеф решил собрать отпущенных, а проще сказать, оставленныхим актеров на какую-то искусственную сессию по Чехову. Все понимают искусственность и пустопорожность ситуации. Между собой много говорили об этом... Кто-то решил отказаться от участия в сессии...

Мне тоже показалась нелепой затея с сессией, в которой должны участвовать осколки бывшей труппы (по его же словам, «не труппа»), люди оскорбленные, деморализованные и выброшенные, по сути...

Я и сказал об этом шефу 6 апреля, заканчивая работу с Томасом над «Славянскими пилигримами»...  («Славянские пилигримы» – совместный проект театра «Школа драматического искусства» и Рабочего Центра Гротовского в Понтедере (1991, 92). Курировали проект: от театра ваш покорный слуга, от Центра – Томас Ричардc, нынешний наследник Ежи Гротовского.)Шеф вскипел. Времени для разговора не было, он улетал, и, ничего не решив, мы расстались.

14 апреля 1991 г.

Вчера вечером прилетел сюда на съемки.

За это время много чего произошло... Главное, разговор с шефом, который состоялся, если не ошибаюсь, 16 апреля.

Разговор был последний (думаю), и серьезный. Доброжелательный, как ни странно, с обеих сторон... Жалко, что невозможно теперь все точно вспомнить и записать. Скорее, это была жалоба А.А. на жизнь, на невозможность работы настоящей. Он говорил так, будто я пишу книгу о нем и он хочет, чтобы я все запомнил. Мы говорили в музее, а за стеклом Мих. Мих. занимался со своими студентами. «Вот, – сказал шеф, – только я могу дать им возможность заниматься делом, заниматься театром... И я тяну этот воз... А зачем мне это? Что это дает театру? Я тяну этот груз, занимаюсь помещениями, прописками, жильем, деньгами... Мозги перестают подчиняться. Я перестаю быть художником. Но я делаю это, потому что никто этого не сделает». Говорили о педагогах наших, о невозможности преодолеть дилетантство, любительство...

Более всего не хотелось, чтобы разговор перешел в предъявление претензий друг другу. Во всяком случае, с моей стороны. У меня ведь и нет, действительно, никаких претензий к А.А. И до сих пор считаю, он во всем прав по большому счету. Во всем.

Нет, не получается... Не могу передать разговора. Не могу передать состояния времени... Состояние театра нашего, наших «обломков» от славных лет «Персонажей», и новой свежей поросли молодых студентов...

Вообще мне кажется все закономерным... Трагически закономерным... Река... И ничего с этим не поделаешь... Годы идут, и можно только, судорожно вцепившись в дело, пахать и пахать ежедневно,не заботясь о цели, стараясь забыть ее. Не видеть потерь слева и справа и, если еще можно идти, делать – шаг за шагом... сколько возможно... Когда остановишься, задумаешься, соотнесешь с намерениями, становится дурно. И хочется бросить все, что бросить не можешь, потому что прикован отсутствием всего прочего в жизни...

Конечно, легче делать спектакли, снимать фильмы и проч., научившись в молодые годы. Это делать неплохо. И – не «заводиться», не хвататься за неподъемный вес... за фантастический неподъемный вес... Не думать о том, что есть невозможное...Даже не легче... нет... просто только так и можно выжить, остаться в здравом уме, со здоровой психикой и, может быть, даже сделать неплохие вещи в искусстве. Вполне, вполне. То есть только так и нужно... Никакого оттенка уничижения в этом нет. Никакого. Только так. Заступать за линию невозможного... глупо и не по-человечески. Человек все-таки наделен – должен быть – инстинктом самосохранения. Здесь уже тема рока, то есть уже Бог метит (может быть, наказывает). Тут обреченностью отдает.

Ха! Все не так просто! Не спешите в герои! Жизнь несправедлива! Вот главное! То, что всегда выносится за скобки, не учитывается. Жизнь несправедлива! Рок не значит – жизнь взамен истины. Ну, скажем, творческой истины. В том-то и дело, гарантии никакой. Как комета – пролетает и сгорает... и, может быть, никто ее не видел в этот момент.

А я лежал в траве в этот момент, в эту самую секунду лежал в траве у реки и виделэту сгорающую в долю секунды комету...

10 мая 1991 г., Одесса

Ценность дневниковой записи только одна... единственная... та, что она – дневниковая! Это записано сейчас (то есть в то самое время), вот и все!

Нет никакой тяжбы с литературой у дневника, но... свое неоспоримое достоинство он тоже не уступит! НОЧЬ...

Одесса. Ну, уж совсем добью аргументом в пользу дневника. 3.50 ночи. Вот. Именно сейчас, ни минутой раньше... сижу в номере 410 отеля «Черное море»... Выпивали сегодня водку... потом... опять выпивали, купались на пляже «Отрадное», и опять выпивали... А теперь – я (может быть, в первый раз за всю жизнь) лежал и читал... как книгу... как чужую, постороннюю книгу! А знаете, господа, это, может быть, интересно не только мне! Может быть, потому что выпил, мне так кажется. Но... Нет. Интересно. Наверное, час уже лежу и читаю...

Надо приняться и писать дальше. Хотя бы в общих чертах.

Столько уже всего произошло...

Ночь. Одесса.

Я снимаюсь в новой картине у Игоря Апасяна. Названия еще пока нет.

Кино... кино...

Сугубо секретно...

Нет, не признаюсь, даже сюда не напишу!

Театр. Театр!

«Школа драматического искусства». Все!

Все! Буду уходить! Отовсюду! Отовсюду!

Ночь с 16-го на 17-е июня 1991 г., Одесса

Сначала маршрут. Выехали из Москвы поездом с Киевского вокзала 28 июня в 2.47, через Львов и Чоп. В Чопе были почти через сутки, потом Будапешт, Вена, границу Италии пересекли в Тарвизио, Венеция, и сегодня утром (в 5.00 местного) прибываем во Флоренцию. Встречали Карла, Мод и другие. На машинах до Понтедеры минут 40, может быть, чуть больше.

Итак, семинар «Славянские пилигримы» начался.

Поездом я привез две группы, львовскую и пермскую (5 + 4 человека).

Своим ходом, на машинах, добирались ленинградцы – «Терра мобиле». Их должно быть девять человек в группе, но... где-то двух «потеряли», пока еще не выяснились подробности. Так или иначе все (почти) на месте. Сегодня в 21.00 первая встреча с Гротовским. Дорога была замечательная. Сплошные воспоминания. Будапешт – это было... У Танюши был первый кризис... Все гастроли в Будапеште прошли для меня как в бреду... Скорее, скорее домой... Она лежала в клинике на Березовой... Будапешт...

Вена... Из поезда не выходил, посмотрел на знакомые остроконечные купола... Достаточно.

Потом через Альпы... За каждым невероятным извивом дороги мерещится Гольдег... Так все похоже. Хотя ехали мы в другую совсем сторону от Зальцбурга... Но все... «узнавал». Когда такдолго, таккрасиво... не веришь в реальность. Вечное представляется мимолетным, зыбким, случайным...

Дети мои балдели от восторга, что иногда могли выразить только нечленораздельными звуками. В Тарвизио на итальянской границе произошел казус, который мог кончиться большой неприятностью. Марина не снабдила меня нужными документами (что мы едем по приглашению), очевидно, раньше ничего не требовалось. А в этот раз нас чуть не ссадили с поезда, так как мы не могли показать достаточного минимума валюты для въезда в страну. Помогла одна итальянка, попутчица, долго объяснялись с властями... И потом еще чудо: я дал телефоны Центра Гротовского (было воскресенье), но совершенно случайно Карла Поластрелли зашла в офис на несколько минут, и в это время позвонили пограничники из Тарвизио... Это нас спасло! Они убедились, что нас ждут, что мы не повиснем на шее у итальянского правительства, и пропустили дальше. По Италии продвигались медленно, с длинными стоянками, но в Венецию опоздали, выбились из расписания (вагон наш, едущий до Рима, все время перецепляли от одного состава к другому), и вместо почти двух часов положенной стоянки в Венеции всего несколько минут потоптались на перроне.

Так что молитва моя – еще раз побывать в Венеции – и сбылась, и не сбылась. Из окна вагона было видно лагуну и огни Волшебной Венеции... потом Местре... После – дальше через Падову... Потом я спал и проснулся, почувствовав, что поезд стоит... В Прато! Да, в Прато! Стал будить ребят. Скоро Флоренция.

1 июля 1991 г., Италия, Понтедера

Вчера отдыхали немного. Водил ребят по этому небольшому городку. У них все равно очень много впечатлений. Ничего не поделаешь, обычный супермаркет маленького городка вызывает бурю чувств у советского человека...

«Терра мобиле» приехали группой в 8 человек (участников семинара 6 и двое из техперсонала), нет троих из названных ранее. Значит, у них будет группа из б человек, вместе с Михеенко.

Малкин Яков, Курушин Николай, Курушина Марина, Михеенко Надежда, Варкина Татьяна, Михеенко Вадим – лидер.

Пермяки:Игорь Носков – лидер, Жан Хоменко, Алексей Савицкий, Наталья Белоусова.

Львовяне:Наталья Половинка – лидер, Марьяна Садовская, Олег Стефанов, Роман Рос, Орест Гелитович.

Вечером встречались с Учителем. Были также Томас, Мод, Карла (говорили на польском, французском и немного на русском).

Большой стол с красным вином кьянти, сыр, мясо, овощи, целый набор мороженого.

Сначала несколько тихо все было. Ребята чуть зажались, хотя всячески боролись с собой. Учитель приветлив, с задумчивой тихой улыбкой. Трубка, как всегда. Не очень старался всех развеселить, но подбадривал редкой шуткой и предложениями выпить еще вина.

Пели... Львовяне свое, украинское, пермяки – чудный русский фольклор, ленинградцы (питерцы!) показали кусок из спектакля нового (брейк-данс по Гоголю).

Дорога общая уже отразилась на расстановке связей. Львовяне и пермяки явно сблизились и представляют на сегодняшний день нечто общее. Питерцы – чуть отдельно. Хотя, конечно, все доброжелательны и пытаются разрушить натянутость.

На первые четыре дня работы так и поделились.

Томасс группой нижнего этажа будет работать с «Терра мобиле». Модсо вторым этажом и берет львовян, пермяков и меня. Начинаем сегодня в 17.00. В 4.40 за нами приедут... Я рад, что не буду просто свидетелем. Учитель все-таки решил включить меня в практическую работу. Это было приятной новостью вчерашнего вечера. Хотя внутренне я надеялся, что так и будет.

Днем по факсу пришло приветствие от Васильева: То Slavic Piligrimage, frот Апаtоliy Vassiliev:«Участникам семинара «Славянские пилигримы». 2. 07. 91. – Сердечно поздравляю с началом семинара. Простите за сантимент, но я тридцать лет ждал этого события. Будьте дружны друг с другом и благодарите Господа! – Ваш Анатолий Васильев».

Всех очень взволновало это короткое послание, тут же размножили на ксероксе, чтобы каждому взять на память написанное рукой благодетеля нашего письмо.

Время себя не видит, время не знает о себе почти ничего.

Надо написать об этом проекте. Статью или что-нибудь другое. Не знаю пока. Попробую. Сейчас много времени отнимает английский язык. Все почти свободное время терзаю свои книги по языку. Надеюсь, что живая практика здесь подтолкнет это безнадежное в моем возрасте занятие. Но отступать некуда. Без языка, хотя бы на самом примитивном уровне, двигаться некуда.

2 июля 1991 г., Понтедера, утро

Вчерашний день: начало работы в 5.00 вечера, окончание в 4.00 утра (сегодня). Группа Т.М. – нижний этаж, Томас. Группы львовян и пермяков – верхний этаж, Мод.

Первый час. Встретились с группой первого этажа (6 человек). Познакомились. Пили чай... Оговорили условия работы и т. д. Подробно: как вести себя в доме, до мелочей.

Первых два блока по 2 часа с одним перерывом после первого блока.

1-й блок – физический тренаж. 2-й блок – пластический.

(Язык—французский, английский, разговоров—минимум.)

1-й блок. —Общая разминка до пота (примерно 20 минут). Вел один человек.

Легкое передвижение по площадке со сменой ритма, направлений, шага и т. д. Тело по зонам. Немного дыхание (не специально). Без всяких слов. Стая. Потом по одному и по два человека к инструктору.

Кувырки. Стойки на голове, плечах, полусогнутых руках. Не спеша, но без остановки. Шаг за шагом. Элемент к элементу. Поза – баланс – следующая поза. Свобода. Игра. Легкость. Отсутствие мышечного напряжения. Чувство вертикали.

Рисунки.

Рисунок.– И производный из этого. Соединение дальше: двух кульбитов вперед – назад. Кульбит с выходом на стойку. И т. д.

Не должно быть: оценки собственной, восклицаний, сожалений, пыхтения, неудовольствия и т. д., сидения, мечтания, отдыха, потирания ушибленных мест...

Должно быть: внимательно смотреть, как и что делает инструктор. Тут же пытаться повторить в меру возможности.

Главное: точность... осмысление движения. Мягкость. Легкость. Неторопливость. Исключено гроханье о пол.

Занятия только в плавках, девочки – в купальниках.

Рядом полотенце, майки.

1-йперерыв минут 15-20.

Чай, кофе, минеральная вода, фрукты. Можно курить (только здесь). Можно теплый душ и массаж, если есть сильные ушибы (лучше потом). Атмосфера спокойная, тихая, семейная, немного приподнятая.

2-й блок —пластика. Все на ногах. Распределение групп то же.

Рисунки.

Голова. Увидеть. Резкие повороты. Возврат. Сначала просто в сторону. Назад, вперед. Фиксация. Удар (как гвоздь в стену головой). Изменение ритмов, потом направлений. – Остальное тело свободное, но неподвижное– только голова.

Далее.– Импульсы. Грудь. Плечо. Спина. Таз, бедра. Изменение направления. Не стоять все время на месте, изменять пространство. Брать импульс партнера. Передавать импульс. Передвижение импульса по руке: плечо, локоть, запястье, кисть – космос – возврат руки (не плетью) на отработанной энергии.

Смена точек импульсов.

«Бокс». – Рисунок.

Локоть по кругу. «Скрутка». – Рисунок.Здесь: точность, чувство партнера, открытые (излучающие) глаза. Чувство вертикали. Отдельночасти тела. Постепенное соединениеэлементов... Нахождение общего ритма пребывания в упражнении (ломаного, но гармоничного), отсутствие суеты... радость.

2-й перерыв. – Чай, кофе, бутерброды. Отдых. Болтали обо всем с новыми друзьями.

Открытость, дружелюбие. Приход Гротовского (в плаще, пиджаке, белой рубашке, потом знаменитая накидка – сутана, пончо).

Они все переоделись в белое. Мы привели себя в порядок, тоже оделись.

Пение.

Постепенное соединение. Мод втягивает по одному в центр...

Две группы.

Она туда-сюда. Перекличка. Повторение одной фразы бессчетное число раз. Рисунок движения вольный. Смысл берем только в звуке, окраске, интонации. Постепенно фраза «устанавливается». Варианты. Вновь и вновь «чистая» фраза. Темы (песни) меняются через короткую паузу. Разговоров никаких. Долго. Очень долго. Учитель сидит молча за столом, покрытым белой скатертью. Чуть дымится трубка. Аромат. Табак как «священное» курение. Что-то вроде индийских ароматных палочек. Долго. Мод уже посматривает на Учителя. Он неподвижен. Маленьким кивком головы в паузе между песнями останавливает занятия. Мод идет к нему. Разговор очень тихий. Короткий.

На сегодня все.

Опять пьем чай. Состояние трудно передать. Все родные. Утро. На своих машинах везут в Понтедеру...

Спать не хочется.

Размышления.– Конечно, конечно... Сами по себе упражнения важны... Какие они... Их чисто физический состав, что ли... да, это так. Но не в этом смысл школы. Как музыка между нот, как спектакль в паузах, как роман между строк. Где-то тут тайна, или, по крайней мере, секрет. Средаи способработы. Очевидно, во-первых, освободиться от конкретной близкой цели. Не объяснять себе, зачемя это делаю, и не ждать объяснения. Все наши тренинги прагматичны до полного высушивания иногосмысла. Цель – в самом процессе делания.Категория времени должна отойти сама собой... Это делаетсяв этом процессе. Смысл– сейчас.

Тренирую руку, чтобы лучше кидать потом, тренирую ногу, чтобы потом бежать быстрее, тренирую себя, чтобы быть пластичным на сцене – потом. Когда ждать результата? Почему я еще незаметно пластичен? Наверное, это плохой тренинг. Есть лучше. И т. д.

Лучше вообще не пользоваться этим словом. Это процесс... он и есть цель. Сегодня, или завтра, или вчера. Он вневремени. По сути, он не прерывается. Паузы между конкретным деланиемсуть элементы общей структуры процесса.

Черт возьми, только надо договориться, понять сущность, что мы имеем в виду, произнося слово пластика...Вся путаница здесь. Я произношу – ПЛАСТИКА – как комплексное, структурное понятие (это слово затаскано до физкультурных упражнений). ПЛАСТИКА – материализованное чувство. ПЛАСТИКА – может быть, самая крупная категория искусства. На самом деле, добираясь до истоков, у художника не так много категорий, которыми он апеллирует к миру. Совсем немного. Это надо понять. Надо хотя бы один раз подняться над калейдоскопом исторических наслоений. Пожалуй, этих категорий только две: пластика и ритм.

Пластика – пространство во всех его ипостасях макро– и микромира. Ритм – организация пространства.

Соединение этих двух категорий есть акт творчества. Тайна. Ибо в этой точке нематериальноесублимируется в материю.То, что мы так просто называем «выражением чувств». Но это ежедневное, обыкновенное чудо – выражения чувств – есть величайшая тайна Божьего мира, есть дар человеку, на основании которого сказано: «по образу и подобию Божию».

Итак, когда мы спускаемся на грешную землю (в репетиционный класс) и начинаем делатьчто-то очень простое, что называем привычными словами – тренинг, работа над собой, муштра и проч. и проч., начинаем заниматься пластическими дисциплинами, – в нашем солнечном сплетении каждую секунду должна жить память о пластике как категории. Этим мы сейчас занимаемся, никак не меньше.

Это помнить – самое трудное... Но без этого все мертво. Впрочем, физкультура тоже очень полезное дело. И не просите, пожалуйста, доказательств! Не требуйте гарантийного срока в награду за терпение и доверие. Ничего этого нет! Или – есть!

3 июля 1991 г., Понтедера

                                                         В роли Саввы Мамонтова

(Фильм. Тренаж. Чеслик.)

1-я   часть– пластика – примерно 45 минут.

Голова. Плечо одно, два. Грудь – вперед, назад, в сторону, вращение.

Таз и бедра – вперед, назад, в стороны, вращение.

Колени: вперед-назад, вращение.

Локоть – по кругу от себя.

Кисть – в одну, другую.

Кулак (потом два).

Пальцы.

Окраска.

Рука – от плеча, в стороны, вперед.

Работа в паре, паузы, смена элементов.

Контакт. Постоянный контакт. Не механические движения.

Ассоциации. Что мне это напоминает?

2-я   часть,«физика», примерно 45 минут.

1. Кошка.

2.  На голове. – Рисунок.

3.  Плечо. Голова лежит свободно, рука вдоль, баланс. Баланс – не усилие.

4.  Прогиб. – Импульс. – Рисунок.

5.  Голова. – Рисунок.

6. Рисунки.

7. Рисунки.– Поперек спины линия.

8.  Кульбит. – Рисунок.

9.  Рисунок. – «Лягушка» на одной руке.

10. Переход с головы на плечо. Сначала одна рука кладется, после «сползание» на плечо. Баланс. Следить за балансом.

11.  Голова в замке.

12. С плеча лечь, прогнувшись, на живот.

13.  Из «березки» – со спины – переход на грудь в стойке и назад.

14.  Кульбиты. Двойные, тройные с остановкой в стойке на плече и т. д. Слитное передвижение. Фиксация – движение – фиксация – движение. Элементы внутриточные.

15.  Замедленное движение – слитное в одной скорости. По команде меняется скорость.

16.  Работа в паре. Видеть партнера. Очень длинная работа «в импровизации».

Фильм.Рена Марицька, тренаж с Гротовским, 10 минут.

Занятия – 19.00 – 3.30 утра.

Работали «физику».

«Пластика», «марш», пение.

Записывал фильм, старался не упускать подробности, но надо расшифровать.

4 июля 1991 г.

Распорядок почти тот же в этот день. 19.00 – в 4 утра закончили. Было маленькое приключение. Приехали домой (то есть в театр) и долго не могли открыть дверь.

Наверное, час простояли, пока Фернандо не залез в окно второго этажа.

Занятия: 1. Пластика. 2. Марш (часть группы). 3. Опять пластика. 4. Пение (Жан), наверное, 2 часа без перерыва. 5. Опять пение.

Часов с собой в классе нет, и очень трудно определить время. Совершенно непонятно, час прошел, два или больше.

Постепенно «встраиваемся» в структуру. Труднее всего даже не сами упражнения, хотя, конечно, это труднее всего, а «манера».

Тишина, почти полное отсутствие разговоров (разговоров по делу, конечно, о посторонних и речи не может быть). Работа совсем без пауз, долгое время без остановки, только иногда оботрешь полотенцем градом льющийся пот.

Никто ни разуза весь цикл, идет он полтора или два часа, не остановится, не пройдется по залу, не посмотрит, как там сосед работает, не перекинется замечанием да не посмотрит в сторону Мод или – тем более – Гротовского: скоро ли там конец? Ничего подобного!

Мод идет тихонько, скорее шепотом, даже скорее улыбкой дает знать, что надо заканчивать, но и тут все не кидаются вон из класса. Кто-то еще минуту доделывает начатое упражнение, кто-то продолжает импровизацию, другие вытираются, но представить невозможно, чтобы кто-нибудь поторопил, сказал: ну, хватит, Петя, ты всех нас задержал, пойдем курить. И даже никто не войдет в «зону» работы, аккуратненько, по стеночке, и посматривают. Затихло все... Стайкой вышли из зала. Тихо. Без всяких разговоров. Разве улыбка скользнет, взгляд, подмигивание...

Пришли в комнату отдыха. Тут, казалось, взрыв хохота, гомон спортивный, такой любимый боевому советскому сердцу, суета, анекдоты. Нет. Улыбок, конечно, прибавляется. Какие-то разговоры, но тихо, опять тихо, негромко, спокойно. Чай, кофе, кола... фрукты. И юмор есть... Иногда что-то промелькнет, соединит всех, искреннее веселье, смех... Но не грохот. Сдержанность и искренность... Так бы и сказал еще... к соседу внимание. Один туалетик, пардон, тут же, почти в комнатке... Конечно, очередь в туалет – предмет смеха. Нет, нет... все просто... нормально. Стоит Фернандо, подошла, характерно поеживаясь, Паула, улыбнулся, пропустив «даму» вперед. За столом переглянулись, лица вспыхнули короткой улыбкой... Какое-то замечание вроде: о, настоящий джентльмен... и все.

То есть... все как бы и есть в перерыве, на отдыхе... и расслабленность, и юмор, и разговоры о том о сем, и толчок дружеский в плечо, и история какая-нибудь коротенькая... но все это в меру как-то, без «головой об стену».

Таким же легким кивком заканчивается перерыв. Никаких ахов, вздохов, «я чай не допил», «я пописать не успела» (вот бы уж нам причина! туалет-то один!). Спокойно, по-деловому, смотришь, уже переодетые в беленьких (идеально беленьких) костюмах. Стайкой вышли в «предбанник», перед залом маленький коридорчик, здесь оставили тапочки и босиком, стайкой, т. е. друг за дружкой, вошли в зал. Вот. Это вот наше: сейчас Вася подойдет, у него резинка порвалась. Все вот это «собирание», «подтягивание» по одному – наше родное, непобедимое. «Сейчас народ подтянется, и начнем». Все это мимо.

Полотенчики (для пота) аккуратненько разложили вдоль стеночек, маечки сложили (сложили, а не повесили на гвоздь!), и уже – все! Все... работают.

Что делать, сказали раньше, во время перерыва.

Жуткая советская привычка спрашивать: что будет? Мод говорит, приготовиться к «пластике». Сразу несколько голосов: спросите у нее: а что потом? Как дурак, спрашиваю, едва заметная улыбка. «Потом я скажу». Так несколько раз... даже Марьяна, девочка, поняла: «Слухайте, не пытайте, що будэ! У них нэ принято».

5 июля 1991 г., пятница

Так же, 19.00 – 4 утра. Гротовского не было.

1. «Физика».

2.  Перерыв. – Марш.

3.  Пение. – Перерыв.

4.  «Физика».

5.  Пение.

Огромные нагрузки в «физике». Буквально истекал.

Небольшая часть времени на отдельные элементы, и в основном парная работа в контакте. Главное: 1) видеть партнера, пространство, 2) общаться, разговаривать, 3) менять ритмы, 4) не прекращатьдвижения. Можно делать совсем медленно, но не прекращать, 5) как можно меньше шума! Добиваться полного отсутствия стука и грохота, полной тишины, 6) включать случайные падения в ткань импровизации, 7) никаких оценок по поводу сделанного (удачно или нет).

Внимание не может задерживаться только на крупных элементах или наоборот. Точки внимания как бы перелетают.

Не играть лицом (даже непроизвольные гримасы, вызываемые напряжением, надо устранять).

Это должно быть похоже на естественноедвижение природы... например, движение облаков. Мы видим смену ритмов и непрерывность, невозможно представить «остановку» в таком движении. И непредсказуемость. Все, что угодно, самое невероятное. Очевидно, отдельно надо прояснить это набившее оскомину слово – импровизация.

В наших пенатах в отношении этой самой импровизации полнейшая путаница.

Нагляднее всего, думаю, истинный (художественный) смысл импровизации проявляется в тренаже Чеслика (и, конечно, в фильме).

Только надо смотреть с самого начала. А в начале: ШКОЛА. Невероятно точная работа с каждым элементом. Работа изнурительная, скучная, чисто профессиональная. Работа, понятие о которой начисто отсутствует у «энтузиастов».

Железный закон, железная дисциплина в каждом отдельном элементе.

Верхний этаж.

Мод, француженка, —лидер. 2е – Зе, португалец, Fernando (Фернандо), колумбиец, Раolа (Паула), итальянка, Silvia (Сильвия), итальянка, Hernan (Эрнан), француз, Cristine(Кристина), француженка, Аvy (Ави), израильтянин.

Мне, конечно, скажут: да они просто по дороге в «Школу», остановив машину, заходят в магазин и покупают три-четыре сорта бекона или еще мяса какого-нибудь, огромные красивые солнечные помидоры, нежнейшую капусту, сливы величиной с кулак, абрикосы, персики... воду минеральную, воду простую, колу в пластиковых бутылках, во время перерыва (последнего) они вкусно и не спеша едят, пьют чудесный чай, кофе, колу, никто не разворачивает свой липкий бутерброд с вареной колбасой и не грызет втихомолку яблоко. Овощи, фрукты стоят прямо в маленьких деревянных ящиках, их моют и едят, складывая косточки на тарелочку... Никто не смотрит на часы, никто не спешит на метро, каждого или почти каждого ждет машина, своя или приятеля... Мне, конечно, скажут, ну, так можно работать. И тут мне ответить нечего... Да. У нихвсе это есть. Тут я и поставлю точку. А для себя, так, из вредности, допишу: все это так, но только мне кажется, только я почему-то абсолютно уверен, что, будь все это у нас, мы вообще перестали бы работать, то есть напрочь, то есть ни палец о палец. Никто. Растерзайте меня, друзья мои, товарищи. Нехорошо так думать, каюсь. А думаю.

Ави и Сильвия. Работа в контакте. Все остальные в белых костюмах сидят и смотрят.

Разминка. Легкая, до первого пота. Без паузы начинают «физику». Невероятно долго, напряжение фантастическое, минут через 20 спины начинают скользить по паркету с характерным свистом. Работают в полной тишине. Только дыхание. Случайно сорвавшись, палец ноги дает впечатление выстрела, абсолютная тишина, только дыхание. Элемент за элементом, сначала как бы повторяя друг друга и только точно выполняя элементы... потом характер контакта меняется. Ритмы от самого медленного до взрыва... Стойка на голове, плечи, щека, грудь, кульбиты – передние, задние, двойные, тройные, элементы начинают сливаться в бесконечную вязь импровизации... Но внутри —абсолютно жестко, абсолютно точное выполнение. Контакт ни на секунду не прерывается, только меняется качество.