Текст книги "Не уймусь, не свихнусь, не оглохну"

Автор книги: Николай Чиндяйкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Сейчас только вернулся со спектакля. Со «своего» спектакля. Настроение тяжелое. Все очень плохо. Собственно, Гена только поднакидал антуража, понабросал элементиков, так что нелепо было бы сваливать вину на него (хотя некоторые так и делают). Нет! Побоку всякую ерунду. Я-то вижу, как ничего хорошегоне делаю с артистами, и это только моя вина.

Беспомощность. Слабый спектакль. Самое слабое в нем – не постановка, не деталировка и проч. Самое слабое, что нет самого спектакля, т. е. группы сильных, здоровых, знающих, что и ради чего они делают, артистов. Так... рассказывают слова какой-то сложной, заумной пьесы из какого-то там исторического прошлого...

Иногда неплохо играет Сережа Д. (?). Я ему сказал после спектакля, что надо стать паровозом. Надо играть бенефисно и не бояться этого. Брать спектакль на себя и тянуть. Вот какую жуть пришлось сказать. Но... выхода другого нет.

Да, это мне испытание послано. Переживу ли? Надо. Что ж делать?

Читаю пьесы. Пока ни на какой не остановился. Начал репетировать в «Привидениях». Опять возобновили фарс с вводом в «Царскую». Пошло, а придется.

Выходных нет и не предвидится. Остановиться бы надо. Хоть на недельку.

22 апреля 1986 г.

Осталось несколько минут... Уезжаем на гастроли... Воронеж, дальше Куйбышев. Все собрали, последние штрихи.

В душе волнение, но и что-то другое... все-таки цыганская – актерская душа...

Новостей много, но писать некогда.

Нашел пьесу на следующий сезон. Это, пожалуй, самое главное: Дарио Фо, «Не играйте с архангелами».

Все, все, некогда, пора уходить...

Дай Бог, чтобы все было хорошо, чтобы все были здоровы. Грустно расставаться с домом... очень грустно. Я еду надолго... потом отпуск и сразу на сессию.

Все.

28 мая 1986 г.

Утро. Только что прилетели домой из Ростова. Позади Воронеж (июнь), Куйбышев (июль) и Ростов – все остальное время. Из Ростова на пару дней ездил к своим в Перевальск.

Воронеж многое показал... приоткрыл кое-что для тех, кто видит... Куйбышев подуспокоил. Прошли там блестяще, во многом «на ура», в чем-то – «так-сяк», а в общем – достойно.

Мы собирались в Железноводск в санаторий (были путевки), но нездоровье все рушит нам с Танюшей. Тогда поехали в Ростов к О.И., думали, ненадолго, а вот просидели до 26 августа. Там хорошо... но жарко.

Много общались с Настей. Она, кажется, взрослеет... в хорошем смысле, но не сказать, чтобы очень быстро. Этот год тоже потеряла по глупости – никуда не поступала (!).

У меня мало времени – много дел. Как бы так ухитриться и все успеть за пару недель. 14-го сентября уже надо лететь в Москву.

13 сентября 1986 г.

Сессия с 15 сентября по 15 октября. (Прилетел домой утром 16-го.)

Месяц невероятной насыщенности. Сейчас вот спрашивают друзья-товарищи: ну, как там? Что? Трудно? Я пытаюсь что-то говорить и понимаю, чувствую непроходимую стену между тем, что «там» и – «здесь». Даже рассказать, объяснить, хотя бы в какой-то мере, невозможно... Может быть, это и не нужно... Но такое чувство, будто носишь в себе груз драгоценный, хочется поделиться. Рассказываю Тане понемногу, она понимает.

В рабочей тетради старался подробно конспектировать все занятия с Анатолием Александровичем (Васильевым). Ежедневник репетиций, которые кончались далеко за полночь, а перед экзаменом он побил все рекорды – репетировал почти суткис одним перерывом (50 минут) на обед. Начали репетировать в 9.00 утра 14-го, а закончили в седьмом часу утра 15-го, в 12.00 этого же дня потом пообедали – и экзамен.

Я за это время сделал несколькоотрывков по Пиранделло, массу экзерсисов и т. д. В спектакле играл Отца (1, 3 акт). Спектакль получился удивительный. Разговоров о нем, наверное, будет еще много, может быть потому, что в феврале А.А. собирается показывать его в своей студии (по настоянию кафедры).

                                            «Шесть персонажей…»  В роли Отца

В Москве встретились с Геной Тростянецким, хотя времени для встреч ни у меня, ни у него не было. Тем не менее договорились как-то (на какую-то лекцию я не пошел) и ходили часа три по Москве. Он сильно в «материале», много рассказывал из задуманного спектакля, хотели встретиться еще раз, но ему пришлось лететь в Красноярск к Астафьеву.

Настя была на гастролях со своим ТЮЗом в Подольске, несколько раз приезжала ко мне в Москву, даже посидела немного у нас на занятиях. Готовится к поступлению в институт, правда, еще как-то по-детски, не спеша...

Начал работать над декорацией с Игорем Поповым. Сделали какие-то почеркушки. Принцип, кажется, придумали. В ноябре еще полечу к нему на макет.

19 октября 1986 г.

Был в Москве со 2-го по 8-е.

Работали с Игорем. Работали много и хорошо. Все, что придумали прежде, безвозвратно ушло. Перебрали еще несколько вариантов, пока не натолкнулись случайно (от одного моего рисунка) на «наш» принцип. И сразу все пошло от этого. Решение простое, но...

12 ноября 1986 г.

Состоялся худсовет по приему эскизов оформления. Прошел удивительно быстро и единогласно. Всем понравилось, говорили хорошие слова... Ах, если бы это уже что-то значило...

В театре много событий в связи с предстоящим экспериментом. Жалко, что ничего не пишу, ну, теперь уж в другой тетрадке начну.

4 декабря 1986 г.

Теперь пишу дневник репетиций, поэтому здесь пусто... Кончается год – Таня ушла играть «Пальто», я наряжал елку... Встречать Новый год пойдем к Мигдату, как и в прошлом году.

Настроение у меня разное. Первая половина декабря была, как мне кажется, результативней... Хотя начало (1-й акт) давалось трудно, но как-то веселеерепетировали. Потом начали дергать артистов на «Турбиных», пошла неразбериха, потом предновогодние дела, «елочки» у артистов и т. д. – другое настроение. Если попытаться оценить свою работу...Много к себе претензий. Не очень интересно придумываю репетиции, плохо держу настроение всех участников, жесткости не хватает – это точно. Для начала это было, может быть, и неплохо, но дальше будет мешать, да уже мешает... Много проблем, много... моих, личных. Попробую перевести дыхание и начать все сначала 12 января. Артисты тоже должны почувствовать новый этап.

Приехал Саша Винницкий. Был у нас. Сидели до 3-х ночи, это уж как всегда... много и интересно говорили. Саша меняется, Москва его «взрослит». Был у меня на репетиции, с музыкой что-то вырисовывается, хотя много вопросов.

Нет, нет, не буду больше о спектакле! Надоело! Целую тетрадку исписал толстую (дневник). Хватит писать.

Взял бы да сочинил что-нибудь сентиментальное, грустное... все-таки Новый год! Да какой! 1987-й – сорокалетие катит. Боже... почему же я этого никак не понимаю... не ощущаю. Вспоминаю своего папу, когда ему было 40, он мне казался старым тогда, значит, и я так же.

Лень писать. Неинтересно. Ну и не буду.

31 декабря 1986 г.

1987

В Москве был с 7 февраля по 2 марта, собственно сессия закончилась 27 февраля. Пять раз сыграли наш спектакль на Воровского, 20. А.А. открыл свой театр нашим спектаклем.

Событие невероятное, счастливое, радостное, грустное...

Не берусь описывать... не смогу... Интерес к спектаклю был огромный, толпы желающих попасть, милиция у входа и т. д.

У нас все перемешалось: дни и ночи. Репетировали бесконечно, в любое время суток. Можно сказать, и не расходились.

Нельзя сказать, что мы восстанавливали тотспектакль, который сыграли на прошлой сессии в Зб-й аудитории ГИТИСа. Хотя нельзя сказать и то, что мы старались забыть его и специально делать нечто другое.Работа была естественной,сегодняшней, и мы были сегодняшними– это главное, да, пожалуй, это самое главное...

Обжили наше здание, наш подвал. Хорошо обжили. Уютно, семейно, тепло... Вообще, чувствуешь себя так... необыкновенно удобно... легко и еще и еще...

Хорошо, что я не стал писателем. Господи боже мой, ничего, ничего не передает это блеяние, жалкое, пустое... ведь, может быть, самый главный, самый счастливый кусочек жизни уместился в нескольких февральских днях 87-го года. Будет ли когда-то нечто такое высокое, трагическое, улетающее...бесконечно ускользающееНечто!!! Вот ведь в чем дело!

Еще Бог дал не сразу расстаться с Анатолием Александровичем. Никогда не забудется застолье актерское,где все-всенаши собрались вокруг Учителя, наши– это и «Серсо» и «Васса» и «Пиранделло», за одним столом (столами), те, кто работал с ним последнее десятилетие.

А потом еще целую ночь провели у Игоря Попова.

Утром возвращались вместе, нам с Таней нужно было в гостиницу «Центральная», а А.А. к себе на Маяковку (в 9.00 у него работа на ЦТ). Добрались до Пушкинской площади. Было 6.40 утра. Морозно. Москва уже просыпалась. Мы попрощались. Говорили какие-то слова, смысл которых велик, но сами по себе... просто – слова. Перешли на другую сторону улицы (к ВТО), обернулись... Он стоял... длинноволосый, в черном тулупчике, на плече сумка защитного цвета, чуть приподняты плечи... и махал нам рукой.

Без даты

8-го отпраздновали мое сорокалетие. Все как всегда, только цифра «круглая». Собрались наши друзья: Эдик с Галей, Елена Ивановна, Ицик с Надей, Лысов, Гордеев, Завязочникова Галя... Выпивали, сидели, грустили, пели песни.

Эдик принес винегрет, на котором выложил горошком зеленым цифру 40, как когда-то вместе с ним мы выкладывали 30... Это было трогательно и грустно. А в общем – ну, что ж! 40, так 40! Ничего это не меняет, в конце концов.

Здравствуй, Коля, здравствуй, дорогой. Тебе уже стукнуло 40. Несколько дней назад твои друзья сидели за столом и пили твое здоровье. Так что, старик, совсем уже взрос-ленький, а?

Сегодня целый день копаюсь в своих бумагах... Счастье – любимое занятие – копаться в старых бумагах. Таня смотрит телевизор в той комнате... Поздний вечер.

16 марта 1987 г. Омск

Прилетели в Ригу 2-го (труппа уехала раньше, поездом, мы с Таней летели), успели к вечернему спектаклю, к открытию. Открывались «У войны не женское лицо».

Прошла первая неделя. Работаем на двух площадках, в русской драме и в Доме офицеров (еще «Привидения» в театре Райниса, 2 спектакля).

Мы живем счастьем и благодарностью судьбе за то, что мы – артисты, что работаем в этом театре, а не в каком-нибудь другом, за то, что все так складывается в жизни ...

Прошло 12 лет, и мы снова здесь, в этом прекрасном городе. Гастроли 1975-го года памятны, будто все это было вчера, а столько всего произошло за эти годы... Бродим по узким улочкам, вспоминаем.

Для меня то время было не самым радужным, мягко говоря... Но боли прошли, раны – затянулись... хорошее помнится. Было мне 28 лет! Всего-то... Играл прекрасные роли, всегда рядом – дружная, шумная актерская компания, друзья... любовь, надежды... отчаяние... Боже, сейчас мне кажется, что была еще какая-то легкость. Легкость и ни на чем не основанная безмятежность по поводу будущего. Отчаяние, страсти кипели в настоящем времени.

Даже живем в той же самой гостинице «Рига», только тогда я жил на 6-м этаже, Таня – на 4-м, кажется, а теперь мы на 3-м, в № 339. Финны придали старому зданию европейский шарм. У нас полулюкс (как говорят). Небольшой холл и спальня, уютный балкончик.

Довольно лирики, теперь о гастролях. Начало неплохое. За основную площадку (русская драма), кажется, можно быть спокойным, а вот с Домом офицеров – хуже. Как мы тут поняли, это здание вообще рижанами игнорируется. Идут туда неохотно. К сожалению, мои «Архангелы» идут там (там же – «Качели»),

«Архангелов» здесь 4 спектакля. 2 уже сыграли, 6-го и 10-го (т. е. вчера). Зрителей – ползала. Печально.

Меня беспокоит, чтобы это не расхолодило ребят. Наши артисты настолько не привыкли к полупустым залам, что у них сразу падает настроение, появляется какое-то равнодушие, необязательность и т. д.

Принимали спектакль, правда, хорошо. Особенно в конце.

8-го сыграли 200-й спектакль «Царской охоты». Таня сыграла все 200 спектаклей. Ей отвалили премию: 100 рублей (это – впервые, эксперимент).

11 июня 1987 г.

Пока книжечка новая, тянет писать... воспользуюсь этим, пожалуй, хотя уже ночь. Смотрели сейчас чемпионат Европы по баскетболу, югославы играли с греками. Болели за югославов, но им это не помогло. Греки выиграли. Трибуны (чемпионат проходит в Греции) просто разрывались от крика болельщиков. Зрелище невероятное по эмоциональному накалу и даже временами тяжелое... Можно ли поставить такой спектакль? А нужно ли ставить такой спектакль? Спорт и искусство – разница единственная, но кардинальная – объективный (математический) критерий: сантиметры, секунды, счет...

Вчера сыграли замечательные «Качели». Хорошо игралось. Легко... свободно. Перед этими гастролями нам сделали новое оформление, т. е. совершенно новое. Света Ставцева сделала абсолютно новый эскиз, более конкретный, простой, впрочем, по задумке... Короче, спектакль стал выглядеть лучше, элегантнее, что ли, чище, яснее. Костюмы тоже сменили. Естественно, изменилась планировка, свет и проч. Все это мы сами проделали с Таней.

В какой-то мере – новыйспектакль. Записали здесь на ТВ. По-моему, получилось очень неплохо. Хотя мы смотрели только кусочки.

Вот, уже 9 лет играем! Ничего себе!

Звонил Толик Кр., прилетят с Ниночкой к нам в гости на несколько дней, сюда, в Ригу.

Ездили сегодня к морю. Шел дождь, мы бродили под зонтиком по пляжу. Читаю пьесы. По уговору с М.Н. должен поставить что-то советское в следующем сезоне. Массу прочитал. Нет ничего, что бы сразу остановило на себе. Хотя многое из того, что прочитал, можно ставить... а можно и не ставить.

Проза открыла закрома, стали печатать то, что не печатали в годы «застоя», – оказалось, есть (была) литература честная, сильная, мощная... только ее не печатали, не давали читать. Пьес таких не оказалось... Драматурги не хотелиписать «в стол» (как, например, Трифонов). Сейчас самая большая моя проблема —пьеса! Время поджимает – надо заявлять название – что делать? Понравилась «Кукла» Басаргина... думал над ней всерьез... Во-первых – актриса? Нет на главную роль... Во-вторых – хочется сейчас про другое...

Читаю вот Битова, «Пушкинский дом» (повезло), вот ведь! Ну, как? Ну, что после этого? Так и ставить надо «Пушкинский дом» – наверное, так. А.А. так и поступит.

Тяжелые дни, тяжелые. Как не хочется ошибаться, а так это просто... Забываюсь временами. Особенно тут – гастроли, спектакли и проч. Но стоит только остановиться – и чувствую в сердце тоненькую такую тоску, предчувствие такое – ах... Пьеса, пьеса, пьеса! Как заклинатель змей. Страх такой, что где-то рядом – она, а я – не вижу, и кто-то другой схватит.

12 июня 1987 г. Рига.

Длинный день. Не было спектакля. Ездили в гости к Маргарите Павловне Петровой и Владиславу —это наши давние добрые друзья... поклонники (еще с тех гастролей 75-го года). Все эти годы писали нам, и довольно часто. Вообще люди пишущие. Ехали долго на трамвае (торт, цветы).

Впечатлений вагон. Целый день думаю... что это? как это? Как они сохраняются, выживают в этом неприспособленном мире. С точки зрения среднего здоровья, обыкновенного человека – просто больные люди, ненормальные, потому что совсем ни на кого не похожи... Интересы, ценности – странные... Даже описать их почти невозможно, по крайней мере мне не удастся ни за что.

М.П. – 86 лет. «Человек трудной судьбы», как писали у нас до недавнего времени о тех, кто сидел. Она сидела дважды: в 37-м и 47-м. Жена «врага народа». Врач. Ум совершенно ясный. Память прекрасная. Читает наизусть Игоря Северянина. Да как читает! Как говорит, как рассказывает... этап, пересылочный лагерь, уголовники и т. д. Судьба страны. Время.Я смотрел на нее и думал: мы занимаемся только схемами.Пустыми изжитыми моделями,варьируя их то так, то эдак. Нет, нет... ничего подобного мы сыграть не умеем. Просто даже не подозреваем, что сыграть нужно это.Не конкретно тему сейчас имею в виду (хотя и тему тоже, в конце концов, когда-то нужно), но уровень, глубину, широту, объем человеческого космоса... В том-то и дело, что, столкнувшись с неординарным, мы привычно сбрасываем это на психическую аномалию и спокойно отправляемся в привычные «схемы», к знакомым и таким понятным «моделям».

Мы знаем, что «болезнь» – большое и разнообразное пространство, болезни бывают разные, и этим занимается медицина, а здоровье (психическое) для нас как бы уже не имеет пространства. Здоровье – нечто константное. Однотипное. Делящееся лишь на хрестоматийные «характеры»(холерик, сангвиник и проч.). Грубо так выглядит.

Болезнь иногда востребуется нами (сюжетно, чувственно и т. д.), но только иногда... В общем-то, это патология, и пользоваться ею почти неприлично. Даже не почти – твердо: неприлично. Так и говорим: «Это же – патология!». (В этом уже оценка, всегда негативная.) В пространстве же «здоровья» пользуемся точкой(пространства нет), в лучшем случае – пресловутый «характер». То есть точка с вектором – эпитетом – прилагательным.

Но ведь это щель.Щелочка! Ускользает целый Мир. Остается – функция. Мираж. Тень человека. Пространство душевного здоровья имеет структуру атома и так же безгранично, как мир... Уцепив даже несколько «связей» внутри этой структуры, надо чувствовать(эмоционально ощущать) бесконечность. Такую схему нарисовать невозможно. Можно ухватить лишь кусочек реалии, но искусство не в этой реалии, искусство – в ощущениибесконечности, в единственном счастье передатьэто ощущение.

Получается те-о-ре-ти-чес-ки и туманно... Но, мне кажется, я говорю о конкретных вещах. Я говорю об ограниченности (мягко говоря) того, что мы называем реализмом. То, чем мы занимаемся, – не реализм. Это – житие по лекалам. Более талантливым оказывается тот, кто научился ловко тасовать лекала, как карточную колоду. Дела нет, что лекала – плоские, и мир – трехмерный (трех ли?).

Двухкомнатная квартира завалена бог знает чем. Склад (костюмерный цех и реквизиторский вместе). Свалка. Ненормальная старуха на кривых ножках, блестящие глаза, светлые, аккуратно крашенные волосы. Временами красавица. Стихи. Судьба. Сталин, Берия. Лагеря. Война. Мужья. Болезни. Юность. Гимназия. Омск. Сибирь. Старинные фотографии. Письма Горбачеву. Партия. Надежда. Театр. Артистка. Владислав. Приемный сын. Пережил ленинградскую блокаду. Умирал. Спасала. Избиение. Влюблена! Пишет стихи (читает здорово). Он ей говорит (любимый): «Я вас боюсь!»

Или мы научимся играть бесконечность,или все мертво. Бесконечность – конкретную, каждый раз.

14 июня 1987 г.

Ночь. Пришли после «Царской охоты». Пили чай.

Во время спектакля несколько раз замечал себе: «Вот, надо записать ощущение...Это так важно, надо записать...» А сейчас сел и думаю: как же этозаписать... и вообще – что этотакое, что нужно записать. Возникало нечто... какие-то прорывы... проколы... (не знаю, хорошо для спектакля или плохо... во всяком случае – непривычно).

Вдруг расширялось (разрывалось) пространство, зал, сцена сливались, виделась глубина колосников, видел как бы весь театрснаружи – мертвый серый дом среди большого старинного города... такой же серый и молчаливый, как все другие... но вот же... внутри притаилась тысяча человек, и все – все пристально-молчаливо всматриваются в яркое световое пятно... в пятне стоит моя Таня (и я тоже вместе с толпой всматриваюсь в нее) и что-то говорит мне, но не совсем разбираю, вернее, не стараюсьдаже разобрать, вникнуть в смысл, он кажется мне знакомым и в общем-то известным, – в эти секунды (вот главное) испытываю пронзительное счастье, ничем не объяснимое и в то же время (в те же секунды) неизъяснимую тоску, печаль, наверное оттого, что слышу, как летят секунды... вот-вот все рассыплется, кончится луч света, Таня, ее прекрасное лицо, слова... Я отвечаю ей подсознательно, ловлю реплики, очевидно, вкладываю определенный смысл в каждую фразу... Но думаю совсем о другом(то есть совсем не так, как учили: «внутренний монолог» мой – фиктивен). Однако эта фикция – есть мой материал игры.Вот велосипед, сегодня мною изобретенный, – материал игры.Где его брать? Как растить в себе на каждом спектакле – не знаю. Но убежден, что им не может быть слово,текст пьесы. Вот до чего договорился, вот до чего додумался сегодня – текст не может быть материалом игры!

По второму разу перечитываю Андрея Битова «Пушкинский дом». Если бы была возможность, перечитал бы и в третий (надо отдавать книгу).

Мощный роман! Русский роман! Русский в самом глубинном значении. Некоторые пророчестваменя просто потрясли! (Написан где-то в конце 60-х годов.) Попробую выписать хоть несколько фраз, хотя и бессмысленно... Только в целом и только в процессеон существует окончательно.

«...Человечество было бедным и прокармливало себя трудясь, не расковыривая купола природы, стоя у дверей ее скромно и не помышляя о грабеже. Оно могло, подголадывая, накормить «от пуза» нескольких там князей и церковников, их было не так уж много, и эта социальная «несправедливость» ничтожна, если учесть, что разностьэта необходима человечеству для основания культуры. Накапливая излишества,они невольно создавали образ возможности.Никакое равенство не возведет храмы и дворцы, не распишет их, не украсит. /... / Из обеспеченности возникла подготовленность, из подготовленности – способность ценить, из способности ценить – уровень культуры.Никак не наоборот. Культуре нужна база, богатство. Не для удовлетворения потребностей художника – а для подлинного спроса. Эту пассивную, почти биологическую, роль аристократии, такую очевидную, понимать уже поздно. Никому сейчас почему-то в голову не приходит, что сумасброд маленького княжества очень, по-видимому, понимал в музыке, если у него «работали» Гайдн или Бах. Что Папа понимал живопись, если выбирал между Микеланджело и Рафаэлем...»

Посмотрели несколько видеофильмов. «Апокалипсис» режиссера Копполы, «Кабаре», «Сатирикон» (Феллини) и «Калигулу» (меньше половины), нужно было уезжать встречать Толика с Нинкой в аэропорт.

«Кабаре» – удивительно перепевает «Двое на качелях», почти по Гибсону. Хорошие фильмы, бесспорно, но... не сходил бы сума, как многие. По-видимому, все-таки играет факт видео, исключительности, т. е. причастности.Из трех первых мне больше других по вкусу «Сатирикон».

15 июня 1987 г., Рига

Вчера виделись с Феликсом Григоряном. Он приехал для разговора с Мигдатом на предмет главрежиссерства. Попросил о встрече – поговорить. Пришел к нам в номер. Говорили часа два. Он набросал, так сказать, свою программу, репертуар и т. д. Интересовался моими планами, мыслями и проч. В общем разговор толковый. В нашей театральной ситуации, очевидно, его фигура – самое правильное решение. Внутренне я Мигдата поддерживаю и одобряю. И не только внутренне. Он нам знаком (для нашего театра – важно это). Знает в достаточной мере нас. За плечами убедительный опыт Томска. «Рядовые», правда, был не лучший спектакль, но... один случайно поставленный спектакль – ни о чем не говорит.

Я надеюсь (судя по разговору) на нормальную, толковую совместную работу.

Вчера играли «Качели» – очень плохо. Просто дурно. Давно так плохо не играли. И ничего не мог с собой поделать – бесполезно. Ушло что-то – и конец! Ничего не помогает. Вот тебе и материал игры!Не было материала... сегодня опять «Качели» – даже страшно. Как играть?

18 июня 1987 г.

Последний раз в Риге играли сегодня «Царскую охоту». Владислав привез на спектакль Маргариту Павловну. Удивительная старушка сидела в первом ряду. На поклонах к ногам красиво бросали розы. Было много цветов и т. д.

Без даты

20-го в последний раз шли «Архангелы». Зрителей в Доме офицеров так и не прибавилось, мои надежды не сбылись. Хотя принимали тоже очень и очень. Почти овации.

Я совершенно не могу смотреть свой спектакль (заставляю себя сидеть в зале силком). Состояние просто ужасное. Все кажется плоским, неталантливым, тривиальным. Что самое плохое – начинаю сердиться на актеров, досада появляется, раздражение. Наверное, это нехорошо. Себя надо «съедать», а не актеров. Твержу себе это, твержу, а злюсь на них. Много, кажется, что делали, – теряют. Ровнее всех играет Ицик, хорошие сцены бывают у Лысова (но бывают просто плохие спектакли), пару сцен неплохо держит Василиади... Вот, пожалуй, и все... по моим меркам. Когда хвалят другие – молчу... и думаю про себя... На актеров сердиться, конечно, не имеет смысла, но... Проблема профессииесть, она растет, и думать об этом необходимо.

Позавчера посмотрел по видику «Пролетая над гнездом кукушки». Я был очень сильно задет фильмом. Профессионально задет(как актер). Ясно чувствую, что мы так играть не можем, не умеем! (Себя, конечно, тоже включаю в это «мы».) Долгие годы сентиментально-монументального «реализма» – идиотизма – высушили нашу актерскую школу, кастрировали, опримитивили ее. Печально, что многие этого не замечают. Вот что страшно... Мои коллеги совершенно спокойно толковали после фильма, что так, мол, сыграть нам запросто... «При хорошем режиссере...» Обычно добавляют: запросто, режиссура то есть плохая, а актеры – готовы. Дети! Не понимают элементарной взаимосвязи – одно не бывает без другого.Как актеры проявляются, вырастают при высокой режиссуре, так и режиссер (режиссура вообще) не может вырасти (возникнуть) на пустом месте. Нужна средаигры. Свободной, многообразной игровой атмосферы —которая живет только в актере, в лицедее. Где-то здесь и вопрос авторствав актерской профессии. Есть оно – авторство – или нет его? Ведь должно же быть! Где граница? Актер не попка, не попугай! Он – художник! Где ж мера собственноготворчества, авторства?

Главные вопросы в театре: чтои как?Мне кажется, если что? —главная обязанность (главное поле деятельности) режиссера, то как? —прерогатива актера. Это его хлеб, его муки, его бессонные ночи, его тренаж, ремесло, работа! Ясно поняв (при помощи режиссера) – что? —актер должен рожать, плодить, проигрыватьдесятки (а может быть, сотни) (ну, хотя бы 5-6) – как?(вместе с режиссером) и отбирать.Строить тот самый коридор роли, который позволяет в свободной импровизации двигать действие в точно намеченном направлении.

Актер – собиратель несметной коллекции человеческих типов, характеров, черт, привычек, эмоциональных состояний и т. д. и т. д. Но это коллекционирование не арифметическое действие сложения. Это творческий(подсознательный) переплав собственного опыта, собственной жизни, собственных состояний и окружающего мира. Коллекция вечно движется (как хлеб в элеваторе), она должна быть в постоянном движении, в работе – она живая.Застывшее – штамп. Движение, оплодотворяющееся, развивающееся, меняющееся – материал игры.

22 июня 1987 г., Рига

Слушали орган в Домском соборе. Играла Женя Лисицина, наша знакомая, хочется сказать подружка Елены Ивановны.

Исполнялся Бах (26 прелюдий), Регер. Сила невероятная. На «бис» исполнила блестяще фугу и токкату Бельмана (французского композитора).

По городу все идут с дубовыми венками – праздник национальный сегодня.

Светло. Ночь наступает незаметно.

23 июня 1987 г.

Еще посмотрел по видео фильм с Николсоном – «Честь семьи Прицци» и фильм «Роза». Много размышляю об уровне актерскойтехнологии. Мы называем себя психологическим театром, но играть на таком уровне психологии уже не умеем. Говорю «уже»,потому что думаю, что умели. Русский театр начала века был очень силен в актерском отношении, американцы, без сомнения, взяли тогда наш уровень из первых рук (М.А. Чехов) и развивали его, естественно, все эти годы. Наша же выхолощенная общественная жизнь – выхолостила даже то живое, что уже было в человеке, в понимании его психологии на социальном, семейном, интимном уровнях. Страшное время духовной нивелировки сделало свое дело.

Мы должны теперь у них учиться... и ничего в этом нет зазорного! Они же не стесняются брать «наше», развивать, делать своим – это нормальный ход вещей, нормальное взаимообогащение. К черту дурацкие комплексы! Мы должны «вернуть» свое себе... только и всего.

В фильме «Роза» актриса работает просто классно, просто высший класс, хотя сам фильм нормальный, не более того, вторичный, третичный и не претендует на другое, кажется. Очень, очень рад, что посмотрел эти фильмы.

Подходят к концу гастроли в Риге. Печально. Таня просто грустит. Здесь хорошо нам жилось. Чудесный месяц.

Хорошо игралось в Театре имени Райниса. Новое здание на улице Ленина, чудесное. Сцена оснащена превосходно, не то слово – трансформируется, «утопает», меняет планшеты и т. д.

Я там сыграл только два спектакля («Привидения»), Таня еще две «Вирджинии». Принимали прекрасно.

Вообще гастроли, кажется, удались. Финансово – благополучно (с небольшим перевыполнением). С прессой – хуже. Пока была однастатья в молодежной газете. Статья невнятная, бестолковая и, по-моему, просто безграмотная, во всяком случае несерьезная и без всякого знания предмета. Завтра ожидается в «Советской Латвии» статья, но это завтра, посмотрим.

На первой «Вирджинии» у Тани пошла носом кровь (на последнем монологе) и шла до конца спектакля, и потом уже дома еле уняли. Надорвалась она. Очень плохо себя чувствовала дня два. Собирались в Дзинтари, но, конечно, не смогли поехать. Плохо ей было... и настроение, конечно, тоже... Сегодня опять была «Вирджиния», я волновался, но прошло все благополучно, даже хорошо. Пришла веселая. С цветами. У нас весь номер в цветах. Розы, пионы, гвоздики. Красиво!

На столике огромный букет, и на телевизоре, и на письменном столе, и на тумбочке в спальне, и даже в ванной – ромашки.

Пили чай, ужинали. Потом играли в «шашу-беш». Здесь купили эту игру. Играем азартно. Я даю фору, но бывает и так, что она выигрывает без форы. Сейчас поздно, второй час ночи. Не спится. Завтра закрытие.

Сегодня было собрание с цехами. Г.Р. пробовал «наставить» электроцех. Но получился бардак. Мужики разболтались, плюс к этому ведут себя по-хамски. Я не стерпел и «взвился», накричал на одного болвана, а теперь целый день сам хожу взъерошенный. Неприятный осадок. Надо было сдержаться. Надо учиться говорить спокойно даже в таких дурацких ситуациях. А впрочем... хама ведь тоже надо на место ставить... Нет, все-таки лучше это делать иначе... не криком. Ну, что же, надо учиться. Мне плохо это дается. Завожусь.

29 июня 1987 г., Рига

Вечером 1-го сели в поезд Рига-Гомель. В 7 утра сегодня прибыли в Минск. М.Н. встречал на вокзале. Коллектив разместился в трех гостиницах. Мы с Танюшей в гостинице «Минск» (№ 1308), Театр русской драмы в двух шагах. Основная площадка в Доме офицеров. В 12.00 был общий сбор. Открывались «Войной». Перед началом приветствовала какая-то местная знаменитость (актриса), говорила несусветные глупости на уровне «Омск, Томск – это все равно».

Несколько хороших слов сказала С. Алексиевич. Я видел ее впервые, славная милая женщина. Именно такая и должна была написать книгу, которую она написала.