Текст книги "Сокрытая сила гор (СИ)"

Автор книги: Николай Бурланков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

   Как будто отзвук его голоса наполнил долину – но это не был отзвук. Тихий шепот полетел от горы к горе, тихий – но грозный. Седые усы Хиршкена встали дыбом: он различил в неясных звуках слова. А потом тени появились со всех сторон, и небо стало затягиваться хмарью, точно над храмом, к которому они шли, была огромная воронка, призывающая к себе весь мрак поднебесья. Когаш ускорил шаг, потом побежал – и ропот несся за ним по пятам.

   Все больше сгущалась мгла. Они бежали к храму, но быстрее них со всех сторон мчались тучи, закрывая звезды, загораживая слабый свет луны. Они бежали, подгоняемые страхом сильнее, чем страх вечного мрака после недолгих мучений: они знали, что, если не успеют, станут такими же, как собирающиеся вокруг тени, что вечно тоскуют по утраченным телам, что вечно мучаются от давно истлевших ран – и вечно жаждут вернуться, но никогда не обретут желаемого. Сердце билось в ребра, вырываясь наружу, воздух застыл, заполнившись хмарью, но беглецы уже делали шаги по каменным плитам во дворе храма. В этот миг небо пропало, и тучи сомкнулись над их головой.

   Беглецы ждали удара ветра – но все было тихо. Они тяжело переводили дух, озираясь; потом, подталкиваемый наитием, Когаш ступил внутрь храма сквозь провал рухнувшей двери, потянул Хиршкена за собой – но не успел. Тот был еще снаружи, когда опустился плотный занавес тени, и руки разжались, и мир перестал существовать. Хиршкен слабо вскрикнул; Когаш успел еще различить этот крик, но уже ничего не видел.

   Мрак вокруг него стал непроглядным. Он остался один. Губы его были неподвижны – но в глубине души он посылал мольбу, неслышимую никому, кроме того, к кому была она обращена.

   Вдруг страх пропал. Он был по-прежнему окружен тенью, но тень эта не была злобной – просто плотная темная ткань окружала его, отделяя от суеты остального мира. И внутри этой завесы возник некто, то ли юный – то ли старик, с молодым лицом – и с немыслимо древним взглядом, в длинном седом одеянии, сливающемся с седыми волосами, в которых угадывалась страшная бездна лет.

   – Ты тоже просишь помощи, – грустно произнес он. – А я надеялся от тебя услышать совет.

   – Как мы можем советовать Творцам? – удивился Когаш. – О чем могу я думать в этом месте, насквозь пропитанном злом, кроме как надеяться на помощь свыше?

   – Не ищи зла нигде, кроме как в самом себе, – спокойно сказал старец. – Никто не может тебя принудить или заставить, кроме тебя самого. Главное, чтобы ты знал, куда ты идешь – и куда можешь придти, если свернешь со своей дороги.

   – Я шел сюда, – с надеждой произнес Когаш. – Я полагал, что здесь узнаю свое предначертанье.

   – Возможно, – голос старца сделался беспечным. – Но ты точно так же мог его узнать в любом придорожном кабаке. Многие приходили сюда за тем же, что и ты – но они были глухи к себе; и, не найдя здесь ответа на мучившие их вопросы, оставались тут навсегда, неспособные смириться с подобной, на их взгляд, несправедливостью. Каждый день они требовали ответа – а когда им его давали, не желали с ним соглашаться, ожидая чего-то большего... Готов ли ты услышать то, чего не ждешь?

   – Да, – ответил Когаш твердо.

   – Ну, тогда я тебе ничего не скажу! – усмехнулся старец.

   Когаш открыл было рот, чтобы выразить удивление – но старик вдруг пропал, только колыхнулась сомкнувшаяся вокруг завеса. Когаш хмыкнул, потом усмехнулся, потом вдруг рассмеялся раскатистым смехом. Он не знал, над чем он смеется: просто вдруг многое, представлявшееся ему таким важным, открылось перед ним в своем истинном облике. «Но если всякое зло – во мне, то и добро, наверное, тоже? Тогда по одному моему желанию зло, царящее в долине, вернется, откуда пришло». И в тот миг там, за стенами, что-то изменилось.

   Мгла вокруг стала спадать. Теперь это была просто ночная темнота, и в прозрачном осеннем воздухе ясно прорезались лучи звезд, проникающие в храм через ряд высоких окон под крышей.

   Когаш осмотрелся. Все вокруг говорило о давней заброшенности и покинутости. Пол покрывала толстым слоем пыль, мягкая, точно тканый ковер. В дальнем углу Когаш различил очертания сломаных стульев и обломки камней – наверное, там когда-то стоял жертвенник. «Но как могли воины править здесь ?» – не давал ему покоя вопрос.

   Осторожно пробрался он по сгнившей лестнице на верхний ярус храма и заглянул в окно. И легким холодом коснулась его опавшая хмарь: он увидел, как перед тенями гор и деревьев промелькнула еще одна тень, призрачная и почти незаметная.

   Спохватившись, Когаш бросился на поиски Хиршкена. Тот лежал на полу храма, упав все-таки с внутренней, а не с наружней стороны двери, и мирно спал. Вокруг него слегка вздымалась пыль, потревоженная дыханием. А за дверью снова промелькнула тень, неясная и тревожная.

   «Духи ходят по долине. Духи незнанья». Когаш сел на пол рядом с Хиршкеном, подтянул колени к лицу и, скрючившись, решил уснуть, дожидаясь рассвета.

   Он успел уснуть и проснуться – а ночь не кончалась, и по-прежнему светил серп месяца в западное окно. Точно время остановилось, лишь по-утреннему знобно стало в воздухе. «Что-то я сделал не так, – попытался он вспомнить свой разговор со старцем. – Раз он не захотел сказать мне всего. Или я, как и мои предшественники, жду чего-то слишком особенного, а на самом деле все гораздо проще?» Он чувствовал, как в нем что-то изменилось, но чувствовал и то, как много в нем осталось прежнего.

   Яснее проступили черные обломки алтаря у дальней стены. Он подошел к ним и увидел, что алтарь не сам разрушился: он был разбит ударом меча, и сам меч, почти не зазубренный, торчал в одном из обломков.

   Храм был заброшен гораздо раньше, чем остальная долина. Кажется, именно здесь произошло то, о чем спрашивал Когаш. Именно поэтому люди смогли обратить тайну, им недоступную, на службу своим вожделениям.

   Резким движением Когаш выдернул меч из камня. И тут же ему послышались голоса, доносящиеся то ли из-за стены храма, то ли из дальнего темного угла.

   «Видишь ли, неважно, что кто-то потеряет при этом душу – главное, что в итоге мы получим непобедимую армию», – говорил один голос, спокойный и уверенный. «Есть доблести превыше воинских», – возразил второй, но не слишком убежденно.

   «Какие? – презрительно хмыкнул первый. – Те, о которых говорят торговцы, боящиеся вида крови? Или жрецы, увязшие в книгах и забывшие, как выглядит меч? К чему будет нужна вся их премудрость, когда придет время защищаться? Тот, кто останется победителем и уцелеет в бою, тот и докажет свою правоту. И этому нечего возразить».

   «Может быть, – печально согласился второй. – Но не воображай себя творителем судеб. Для потомков останется не твоя воинская доблесть, а дома, книги, тонкие ткани и удивительный путь мысли, умение исцелять болезни и готовить вкусные блюда. А мы, простые солдаты, всего лишь призваны стоять на страже наших домов, дабы кто-то, решивший, как и ты, что только победитель имеет право решать, как жить, не нарушил нить жизни наших близких.»

   «Значит, если не будет нас – не будет и наших близких, и наших потомков, для которых должны остаться те вещи, о которых ты с таким восторгом говорил, – насмешливо произнес первый; но голос его слегка утратил уверенность. – И только тот, кто может это защитить, смеет называться достойным жизни, только он может уважать себя и считать, что живет не напрасно.»

   «Нет, – вновь возразил второй. – Не тот, кто может защитить, но тот, кто может сохранить. На поле брани ли отстаивая свой образ мыслей и жизни, или уходя в горы от разорителей – и унося самые ценные свои умения и знания, или даже переходя на службу победителям – и порабощая их своим умом, – но он сохранит свои ценности. А, в общем-то, ты прав, те, кто не смог сохранить себя – наверное, ничего ценного и не представляли. Только ты здесь – всего лишь орудие судьбы, указующей зазнавшимся в своей мудрости людям, что не то считают они важным и не там ищут свой путь. Не ты – вершитель судеб и носитель истины, а те, кто уцелеет от твоей поступи. И они, когда о тебе и память изгладится, будут по крупицам восстанавливать прошлое и, быть может, вспомнят давно забытого покорителя народов, тщившегося свою славу сделать вечной».

   Удаляющиеся шаги второго направились к выходу из храма. Первый издал грозный рык – и кинулся в погоню, и Когаша обдало ветром промчавшегося мимо человека. Потом от дверей раздался сдавленный крик – и стук упавшего тела.

   Меч необычно холодил руку. Сжав рукоять, Когаш направил острие в ту сторону, где замер над сраженным невидимый первый – и выбросил клинок вперед.

   Тихий возглас отозвался на его выпад, и время сдвинулось с места. Легкое дуновение пронеслось по щекам. Месяц вдруг пропал, и звезды поблекли – за окнами пробивался рассвет.

   Хиршкен закашлялся и сел на полу. Его тряс озноб; непонимающе он ощупал себя с головы до ног – и уставился на Когаша.

   – Где мы?

   – В храме.

   Хиршкен потряс головой; видно было, с каким трудом даются ему мысли.

   – В каком?

   – В древнем, – отозвался Когаш без тени улыбки.

   – Сюда ты и шел?

   – Нет.

   Откинувшись к стене, Хиршкен посмотрел на юношу с хитрым прищуром.

   – Ты и теперь не хочешь рассказать, зачем ты искал эту долину?

   Когаш помолчал, собираясь с духом.

   – Меня выбрали. Вернее, я вызвался сам. В Восточных горах есть долина, такая же, как эта – но в ней нет зла. Наши юноши проходят в ней обряд посвящения; искупаться в реке, протекающей в ней – значит очиститься от всех бед и предрассудков, грузом висящих на нас. Многие хротары уходят в ту долину размышлять о грядущем. И вот, куны – старейшины наши – ощутили тревогу, и поняли, что всем нам – и хротарам, и ильвам, и дорам – грозит гибель. Но есть предание, что сила, скрытая в этих долинах, сможет уберечь от грядущей беды. Для того и поставлены они в древние времена, всего числом три. Но никто не знает, как вызвать силу этих долин; и даже что за опасность нам грозит, старейшины сказать не могут, и наша долина молчит. Тогда мы решили спросить у второй долины, о которой еще известно, где ее искать. Здесь когда-то жил сам Сирагунд, и мы надеялись найти ответы... Но мне ничего не сказали, – Когаш в расстройстве оперся на меч.

   С удивлением взгляд старого хротара остановился на блестящем клинке.

   – Где ты его взял?

   – В камне, – Когаш махнул рукой не очень определенно.

   – А как ты думаешь, – Хиршкен осторожно коснулся рукой серого лезвия, – из чего он сделан?

   Когаш впервые сам заинтересовался оружием, неизвестно почему ему доставшимся. На вид клинок казался митрондовым, однако оба хротара прекрасно знали, что митронд, хотя и был необычайно прочным, но не поддавался затачиванию. Он легко тянулся в нити, которые невозможно было разорвать, потому из него плели кольчуги, но никогда не делали наступательного оружия: мечи, ножи из него оказывались слишком мягкими и слишком тупыми.

   – Сдается мне, он скорее предназначался для обряда, чем для битвы, – вконец утратив страх, произнес Хиршкен, явно задетый любопытством.

   – Он разнес камень на части, сам не затупившись, – возразил Когаш.

   Они вновь склонились над клинком. После некоторого времени споров и раздумий хротары пришли наконец к выводу, как неведомый оружейник сотворил этот меч. На основу из прочной стали был нанесен тончайший слой митронда, предохраняющий сталь от ржавчины, а главное – теперь этот меч не мог затупиться. Получился как бы меч, одетый в кольчугу.

   – Ну, носи его, раз нашел, – с некоторым вздохом зависти произнес Хиршкен. Когаш привесил меч за рукоять к поясу – и ощутил себя настоящим воином. А потом вдруг устыдился неизвестно чего. Точно вспомнились ему слова неведомого «второго» – о том, что слава воина – это не та слава, что живет в веках.

   – Однако же, надо отсюда выбираться, – вдруг заторопился он.

   Они вышли из храма. Медленно, окутанная белесым туманом, тянулась к востоку река. Раннее утро висело над землей, утро, скрывающее в дымке и последние звезды, и зарождающуюся зарю. Но со всех сторон темными громадами проступали сквозь туман горы, и дорогу к ним найти было нетрудно.

   Они шли неторопливо, основательно, как умеют ходить хротары по горам: словно бы не утомляясь от бесконечных подъемов – однако удивительно быстро приближаясь к цели. Туман оседал, и уже видны стали стены храма, и его темная вершина, обрушившаяся в нескольких местах. То ли показалось Когашу, то ли вправду содрогнулись горы, когда поднялись они к перевалу, отделяющему долину от остального кряжа? Он замер на миг – на самом краю долины, обернувшись в последний раз к странному месту, где ему предложили вопросы, о которых он и не думал раньше.

   – Смотри, – потянул он спутника за рукав.

   На глазах у них храм начал распадаться на части. Вздохнула земля – и облако пыли встало, скрыв стоявший там бездну времен храм, посвященный неведомым силам, что превыше нашего разумения. Слабые тени в прощальном вздохе пронеслись по долине, и одним краем перед ним приоткрылась пелена, скрывающая дела Творцов.

  – Глава 5. Два лагеря.

   Легкий первый снег забвением кружился над горами. Весь смрад и духота, вся злоба и ненависть, что целый год клубились в воздухе, оседали с ним и уходили под землю, и удивительная легкость наполняла воздух, и хотелось дышать глубже и чаще, оглядываясь на укутывающий горы белый покров.

   Хиршкен стоял, задрав голову к небу, подставив лицо тонким струйкам снега, мягко обволакивающим душу, и молчал. Молчал и Когаш, но его взгляд обращен был не к небу – назад, в долину, из которой они вышли, так ничего и не поняв. Когаш сидел на холодном уступе, откуда еще видны были развалины храма, вспоминал происшедшее – и думал, что же ему делать теперь.

   – Раз ты ничего не узнал – стало быть, рано еще нам проникать в тайну этих долин, – Хиршкен стряхнул снежинки, прилипшие к волосам, и подошел к спутнику.

   – Или я должен прежде что-то сделать, прежде, чем мне откроется эта тайна. О чем же говорил этот старец? Что значат его слова? Какого совета ждали от меня Творцы?

   – О чем ты? – Хиршкен с беспокойством посмотрел на Когаша.

   – Извини, – отмахнулся тот. – Размышляю вслух.

   Вдалеке послышался топот лошадей, тяжело взбирающихся на крутой подъем.

   – Лошади в наших краях есть только у одного человека – у дана Руммира, – обрадовался Хиршкен. Когашу это сообщение радости не прибавило: к правителю Долгого кряжа он не испытывал таких теплых чувств, какие были у местных хротаров.

   Вскоре дан Руммир в сопровождении троих всадников остановил лошадей в небольшой ложбине на расстоянии чера от путников и принялся их разглядывать. Узнав в обоих хротаров, он поспешил подъехать ближе.

   – Хвала Сохранившему! Мы полагали, это лазутчики Дир-Амира, а это оказались вы. Ваши товарищи с рудника уже оплакивали вас как мертвых, а вы ухитрились спастись!

   – Да, – спокойно подтвердил Когаш, даже не встав при виде дана. Глаза того остановились на мече, висевшем у пояса Когаша, и больше от него не отрывались.

   – Как мне помнится, у рудокопов мечей не было, – обратился дан к спутникам. Те отрицательно помотали головами. Хиршкен встал рядом с Когашем.

   – Мы нашли его в долине Воинов, – произнес он не без хвастовства. Глаза дана Руммира округлились:

   – Вы были в долине?

   – Были, – Когаш нехотя поднялся. – Теперь эта долина свободна от зла.

   Дан Руммир только молча покачал головой.

   – Вы не оставите нас в это трудное время? – почти с мольбою наконец произнес он. – На нас движутся рати Дир-Амира, каждый меч у нас на счету, а вы, судя по вашим деяниям – смелые воины!

   Когаш усмехнулся. Он с детства не любил войну, не понимал, зачем люди делят что-то, им не принадлежащее, но что почему-то каждый считает своим, предпочитал все вопросы решать миром, а вот теперь его назвали воином. Но кто знает? Быть может, именно это и будет то испытание, которое поможет ему добиться ответа от Долины? Некогда старейшина говорил ему, что если в человеке слишком сильно развивается одно устремление, жизнь его рано или поздно поставит в положение, когда потребуется сделать что-то прямо противоположное, а то и противное своему устремлению.

   Снег усиливался, но за его пеленой можно было различить в степи у подножия горы стяги приближающегося отряда. Мягкие белые пушинки укрывали нетронутой чистотой равнину и горы, и воины, составляющие передовой отряд, наверное, в глубине души стремились забыть обиды и смерть, забыть, зачем явились они в горный край, неподвластный времени, и просто остановиться – и стоять, омывая лицо холодными хлопьями снега.

   Но вождям отряда некогда было остановиться, чтобы дух вечных гор проник в их сердца; и уже скакали во все стороны дозорные, ища место для лагеря, расспрашивая жителей о врагах, высматривая тайные тропы и перевалы. Был отдан приказ вставать на привал, и воины, отодвинувшись от горных хребтов на равнину, где издалека был бы виден приближающийся враг, занялись обустройством лагеря.

   Первым поднялся шатер предводителя с двухвостым зеленым стягом Дир-Амира наверху. Ольдар – высокий дородный мужчина в дорогом кафтане и длинном алом плаще, с легким выражением ленности на лице – слегка посторонился, пропуская в шатер невзрачного на вид старика в черном одеянии.

   – Прикажи развести огонь, – старик поежился, стряхивая с плаща снег. – Никакого почтения к старости!

   – Осмелюсь тебе напомнить, почтенный Гарнал, – с усмешкой скрестив руки на груди, произнес Ольдар, – что я тебя в поход с собой не звал.

   – А я осмелюсь напомнить тебе, почтенный Ольдар, – с раздражением повысил голос Гарнал, – что своим назначением в этот поход ты обязан мне!

   – Старца не красят напоминания об оказанных благодеяниях, – Ольдар помрачнел и, выглянув из шатра, отправил слугу за хворостом.

   Между тем Гарнал развесил промокший плащ на раскладном стуле и, тихо бормоча что-то под нос, стаскивал сапоги.

   – Когда подойдут остальные войска? – спросил он громко.

   – Через три дня, может быть, через пять, как погода позволит, – неохотно поддержал разговор Ольдар.

   – Пока наши люди горят жаждой новых владений, надо успеть завершить войну, иначе их сила обратится против нас, – Гарнал говорил, испытующе глядя на предводителя, но тот хранил молчание. – Наш вождь Аглас умеет воспламенять людские сердца, но такой огонь недолго горит, не подпитываемый военной добычей. Вот когда отсюда начнут приходить обозы, груженные золотом и серебром, когда потянутся в Таргобад вереницы пленников и пленниц – тогда отбоя не будет от желающих сразиться за Дир-Амир; но до этого еще надо дожить. А пока люди только измучились, и любая неудача может сломить их дух.

   – Ты рано заговорил о неудаче, – возразил наконец Ольдар. – Войска полны решимости победить; трехдневная задержка ничего не меняет, и если тебя смущает этот снег, снова говорю тебе: надо было сидеть в своем дворце в Таргобаде, а не портить мне настроение своим мрачным видом.

   – Тебе не нравится мой вид? – в голосе Гарнала зазвучало ехидство. – Вот когда ты доживешь до моих лет, тогда и будешь говорить о том, как кому надлежит выглядеть. А пока слушай, что тебе говорят старшие.

   Он замолчал, ибо в шатер вошел слуга с хворостом и принялся разжигать огонь.

   Возведение лагеря еще не закончилось – опорожненные телеги обоза еще не окружали лагерь, и в проходах меж ними еще не установили рогатки, – когда часовые подвели к шатру вождей невысокого круглолицего человека в темной одежде, с длинным мечом, привешенным к поясу, с пронзительным взглядом голубых глаз.

   – Должно быть, лазутчик, – приведший его часовой подтолкнул пленника к вышедшему навстречу им из шатра главе отряда и поклонился.

   Ольдар с любопытством оглядел приведенного человека.

   – Лазутчик? – спросил он у самого пленника. Тот гордо мотнул головой.

   – Я шел к тебе спросить: что ты и твой отряд делаете здесь, возле наших гор?

   – Так ты из хротаров, – кивнул Ольдар. – От чьего лица ты говоришь со мной?

   Гость вдруг посмотрел Ольдару прямо в глаза так, что высокий воевода отшатнулся и поднял руку, чтобы заслониться от взгляда.

   – Я говорю от лица гор, – тихо промолвил гость. – Уходите, иначе вы будете биться с самими горами.

   – Уведите его! – велел Ольдар часовым. – Заприте его где-нибудь, чтобы не сбежал, а утром мы с ним разберемся.

   – Подождите, – полог шатра вновь откинулся, и к ним вышел невысокий сухонький старик в дорогом багрово-черном одеянии. – Проходи, – пригласил он гостя в шатер, отведя полог в сторону. Гордо поклонившись, хротар прошел внутрь, а старик, задержавшись на миг у порога, шепнул Ольдару:

   – Глупец! Ты поссоришь нас с хротарами раньше, чем начнется война!

   Усадив гостя за стол, старик сделал знак слуге подавать обед и сам сел напротив. Ольдар, хмуро оглядев обоих, уселся рядом.

   – Ты можешь повторить свой вопрос мне, – повел разговор старик, – ибо пред тобой Гарнал, советник правителя Дир-Амира Лиу Агласа Дарского. Назови и ты себя.

   – Когаш-кун ну-Нмар, – склонил голову Когаш.

   Ольдар и Гарнал переглянулись.

   – Не те ли это Нмары, что в Ольдандире поразили всех добычей Морских камней из подводных пещер? – спросил Гарнал.

   – Да, это моя работа, – скромно кивнул Когаш.

   – По слухам, мы представляли себе гораздо более умудренного жизнью старца и никак не ожидали, что ты окажешься цветущим юношей, – признался Гарнал. – Что же тебя занесло в эти края?

   – Недалеко отсюда – моя родина, – ответил Когаш тихо. – Вернее было бы спросить, что занесло наш род в Ольдандир, но это долгая повесть.

   – Итак, ты решил вернуться на родину, – Гарнал понял, что гость не расположен распространяться об истории своего рода. – Похвальное решение. Но зачем ты пришел к нам?

   – Затем, что вам следует уйти. Хротары Долгого кряжа признали своим правителем дана Руммира, который принес вассальную присягу Драгомиру, повелителю Дивианы, и не признают другого владыки.

   – Тогда нам стоит поговорить с даном Руммиром – быть может, он изменит свое решение? – встрял Ольдар. Гарнал взглянул на него с неприкрытым осуждением, а Когаш озвучил этот взгляд:

   – Хротары не будут чтить правителем того, кто легко откажется от своего слова. Даже если вы уговорите дана Руммира перейти на вашу сторону, хротары не признают его своим главою.

   – Иными словами, вы хотите подчиняться Дивиане, и ни на кого менять Драгомира не собираетесь? – нетерпеливо воскликнул Ольдар. Когаш помолчал.

   – Мы никому не хотим подчиняться, – наконец ответил он. – Испокон веков хротары жили сами по себе, в мире, торгуя со всеми своими соседями. Но мы всегда чтили договоры и данное нам слово – равно как и слово, которое давали мы. Если мы перестанем верить договорам и словам, мы не сможем жить. Наша земля не приносит больших плодов. Мы привозим свои товары, которые изготавливаем из даров гор, в надежде, что те, кто обещал привезти нам хлеб, овощи, одежду – не обманут нас. Правитель Руммир уже много лет держит торг по ту сторону гор, и торговцы Дивианы никогда нас не обманывали.

   – Ты что же, не веришь нам? – Ольдар начал заводиться. – Не веришь, что мы тоже способны держать свое слово?

   – Если вы сейчас дадите слово, что с вашей стороны будет такой же честный торг, как был с Дивианой – я вам не поверю, – жестко выговорил Когаш. – Чтобы наладить его, нужны годы – а с этой стороны гор простирается незаселенная степь, мало того – эти земли считаются в подчинении Бросс Клагана, и вы должны еще добиться его согласия на устроение земли по вашему усмотрению. Вам будет трудно править землями, отделенными от столицы многими варами бездорожья. И мы знаем, что все это время по ту сторону гор будет кипеть война, значит, и оттуда мы не будем получать ничего. Мы не согласны на такое, и потому, признав своим господином дана Руммира, не пустим вас на ту сторону гор.

   Когаш поднялся с твердым намерением выйти из шатра.

   – Сидеть! – Ольдар вскочил первым. – Ты кто такой, чтобы говорить от лица всех хротаров?

   – Выйди – и посмотри на горы! – отозвался Когаш.

   Воевода выскочил из шатра. Вдалеке еще различались туманные кряжы, скрытые снеговой завесой. Снег усилился, Ольдар прикрыл глаза козырьком ладони – и различил, как на ближних отрогах гор словно бы ворочается огромная темная масса.

   – Салима! – он подозвал командира дозорных. – Отправь людей к горам, пусть посмотрят, что там происходит.

   – Оттуда только что вернулись двое, – отозвался Салима. – Говорят, что на руднике, который мы видели при подходе, готовят оборону, и будто бы туда подошло ополчение дана Руммира, хозяина Долгого кряжа.

   – Много их?

   – Не знаю пока, но – не больше нашего отряда.

   – Ладно, подождем подхода остальных, – Ольдар мрачно вернулся в шатер. – Пока я не выясню все, ты останешься у нас. В гостях!

   Когаш равнодушно пожал плечами. Ольдар начал свирипеть.

   – Ты еще не знаешь всех наших сил! Сюда идут рыцарские полки, а за ними – личная гвардия самого Лиу Агласа, нашего правителя! Какое ополчение хротаров устоит против них?

   – Посмотрим, как вы будете биться в горах, – отозвался Когаш, скрестив на груди руки.

   – Эй, стража! – крикнул Ольдар. В шатер вошли двое рослых воинов в кольчугах и остроконечных шлемах, с копьями в руках.

   – Уведите его! – приказал воевода, ткнув пальцем в Когаша. И тот словно проснулся.

   Одним движением он схватил руку Ольдара, указующую на него, и, выдернув меч из ножен, приставил его к горлу воеводы, загородившись его дородным телом, как щитом.

   – Уйдем вместе, – проговорил он, подталкивая воеводу к выходу из шатра. Воины дернулись было ему наперерез, но лезвие меча опасно прикоснулось к пульсирующей на шее жилке, и воины отступили перед ужасом в глазах воеводы.

   Когаш медленно обошел их, поворачиваясь так, чтобы Ольдар все время был меж ним и ратниками, быстро вышел из шатра, вытащив Ольдара следом за руку, быстро огляделся и пробормотал:

   – Иди рядом. Спокойно! – острие меча ткнулось воеводе в спину. Они пошли к границе лагеря, рука об руку, как два друга; только Когаш постоянно оглядывался. Гарнал и двое ратников медленно следовали за ними, чуть поотстав; их уже начала скрывать мутная пелена снега.

   У рогатки на выходе из лагеря их ждали еще два стражника. При виде командира оба вытянулись в ожидании приказаний, но Ольдар свободной рукой успокоительно помахал им:

   – Пропустите нас!

   Рогатку раздвинули, и воевода с недавним пленником вышли за ограду.

   – Прощай, воевода, – тихо проговорил Когаш, отпуская Ольдара. – Уходи отсюда, и уводи своих людей.

   И с этими словами он скрылся за падающими хлопьями снега.

   Ольдар постоял некоторое время в оцепенении – а потом окрестности огласил его дикий рык:

   – Тревога!

   Заметались переполошенные ратники, только что расположившиеся на отдых, но высланный на разведку отряд всадников никого в округе не нашел.

   Пропустив не заметивший его в пелене снега разъезд, Когаш спешил к горам. Там, в укромной долине, высился замок дана Руммира; в нем ждали вестей от добровольного переговорщика. В длинном зале собралось множество старейшин хронгов и простых хротаров, все стояли и тревожно переговаривались в ожидании. Позади них люди дана Руммира накрыли столы к ужину, но есть никто не шел, все были слишком озабочены и поглощены мрачными мыслями.

   – Ну? Кто они? Что они тебе сказали? – в первый ряд вышел из-за спин хротаров дан Руммир.

   – Они идут воевать, – ответил Когаш. – И не отступятся. Сам правитель идет следом за ними.

   – Сам правитель? Вместе со своей гвардией? – в страхе пронеслось по рядам хротаров.

   – Надо полагать, он не один идет, – обернулся дан Руммир к ним с легкой усмешкой. – Пойдем, взглянем на них.

   Толпа хротаров вслед за даном Руммиром и Когашем вышла из замка и направилась на возвышающуюся над замком вершину горы. Снег прекратился, и в чернеющей дали острыми зубцами выступали пики гор. С вершины открывался обзор на прилегающую с востока к горам равнину. Там, возле чернеющего вдалеке леса, виднелся лагерь пришельцев; за первыми отрогами хребта, меж равниной и наблюдателями, прятался лагерь хротарского ополчения. Одного взгляда на эти два лагеря было достаточно, чтобы понять, насколько пришедшие превосходят защитников гор и числом, и выучкой: четкие ряды палаток, стена повозок, рогатки, часовые были в дальнем стане – и печальная тишина, прерываемая редким блеском костров, стояла в ближнем.

   – В горы они вряд ли сунутся, – попытался обнадежить хротаров дан Руммир. – А сунутся – мы сумеем их встретить.

   – Да, мы отобьемся – пока к ним не подошла гвардия правителя, – скорбно кивнул Хиршкен. – А потом что? Прятаться в норы?

   – Лучше умереть быстро – в бою, чем медленно – от голода, – заявил хозяин рудников.

   – От Драгомира никаких вестей? – спросил его Хиршкен. Дан Руммир покачал головой.

   – Вряд ли до него могли бы так быстро дойти вести. Едва заметив приближение врагов, мы послали гонца с предупреждением; он будет в столице не раньше, чем через неделю. На сбор войск уйдет еще столько же, да на путь сюда недели две – войско идет куда медленнее, чем скачет гонец: только через месяц нам следует ожидать помощи... Не удалось ли тебе узнать, – обратился дан Руммир к Когашу, – когда ждут они своего правителя?

   – Ольдар, воевода их, говорил, что войско на подходе. Это похоже на правду: вряд ли стали бы начинать войну одним небольшим отрядом. Скорее всего, основные силы вот-вот подойдут.

   Печальными стали лица у всех, даже у дана Руммира.

   – Ступайте, – произнес он, распуская совет. – Попытайтесь приободрить своих людей. Не стоит пугать их раньше времени. Мы еще живы, и кто может ведать будущее?

   Когаш с Хиршкеном собирались отправиться на ночлег – они жили в шатре в ограде рудника (многим приходилось довольствоваться палаткой за оградой, поставленной в какой-нибудь долине), когда их окликнул дан Руммир.

   – Хротары много шептались о ваших приключениях. Ты, Когаш, побывал там, где давно никто не бывал, и сумел выбраться оттуда живым. Мало того – говорят, что с того дня, как ты вышел из Долины, окрестные жители перестали бояться ее, страх, царивший там, исчез.

   – И ты хочешь, чтобы мы рассказали тебе, что там произошло? – спросил Когаш.

   – Нет. По правде сказать, хотя это и волнует меня, ибо Долина была пугалом наших мест с моих детских лет, я хотел поручить вам еще одно дело.

   Они спустились с вершины горы, укрывшись за ее склоном от холодного ветра.