Текст книги "Консервативный вызов русской культуры - Русский лик"

Автор книги: Николай Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Я понимаю благоговение Владимира Солоухина перед старой русской эмиграцией, это тоже очень высокое чувство красоты: в жестах, в привычках старой аристократии. "Чаша" – это итог всей его жизни, всей его любви к уходящему русскому миру. Я так это понимаю и приветствую. Это как бы запоздалая "Жизнь Арсеньева". Если бы чувство любви к родине и к своей истории у нас у всех было бы посильнее в самом начале перестройки, то и провалов подобных не было бы. Все-таки все мы виноваты. Все бы пошло иначе и в идеологии, и в культуре. Поневоле и телевидение вынуждено было бы быть другим.

В. Б. Вы все-таки неисправимый романтик и идеалист, Виктор Иванович. Те, кто возглавил перестройку, заранее знали, что будут делать и какие тенденции поддерживать. Они гарантировали мировым силам гибель империи. Кто бы допустил людей, подобных Владимиру Солоухину или Илье Глазунову, к управлению идеологией? Даже Никита Михалков хорош как обслуга – и ему бы идеологию не доверили, и его место в лакейской.

В. Л. Но мы-то надеялись, что хоть определенное равновесие будет удерживаться между прозападными идеологами и государственными. Даже Валентин Распутин в президентский совет вошел. Потом мы увидели, что нас никто не ждет, а вначале я добивался даже встречи с президентом. Первый момент перестройки был моментом надежды.

В. Б. Потом наступило разочарование, вслед за разочарованием наступило проклятие. И дальше – период прямой борьбы с антигосударственным режимом.

В. Л. Это массовое предательство до сих пор не раскрыто. Как же надо подло обмануть народ! Еще до Ельцина. Какие же они были бесчувственные, обрекали народы на кровь, на нищету, на войны и ни о чем не волновались... Какие гады были во главе государства!

В. Б. Еще в те годы, с 1990 года, газета "День" встала в прямую оппозицию сначала Горбачеву, а потом Ельцину. С нами тогда боролись и Лукьянов, и Хасбулатов, и Руцкой, и министр печати Миронов, и многие нынешние лидеры оппозиции, нынешние противники Ельцина. А ведь у нас был самый простой принцип: мы боролись за сохранение могучей российской Державы. Значит, на самом деле державность не так уж была популярна в народе и в кругах интеллигенции, в кругах политической элиты, если у нее так мало было защитников? А на Кубани знают сегодня газету "Завтра"?

В. Л. Конечно, знают. Но доходит она до Кубани с трудом. Я сам одно время ее выписывал, когда позволяли деньги. Только в этом году не выписал. И сейчас уже не часто вижу новые экземпляры. Иногда привозят из Москвы. Почему-то и при Кондратенко наша "Роспечать" не стремится получать вашу газету. Вот и "День литературы" стали привозить из Москвы, теперь я подпишусь. А в киосках – одни демократические издания. Никакой патриотики. Ни "Русского вестника", ни "Дуэли", ни "Советской России"... Я всегда поражался тому, что русский человек не знает тех газет, которые его защищают. Это тоже нельзя скрывать. И с каким-то тайным аппетитом берут "Московский комсомолец". Силен сатана, ничего не скажешь. Столько прекрасных материалов было и в "Дне", и в "Завтра", тебя же защищают, а ты не можешь организовать доставку на Кубань?! Почему русский человек такой? Какой-то недотепистый...

В. Б. Вернемся к литературе. Вы, Виктор Иванович, говорили, что сегодня важнее всего история. Дабы определить путь развития в будущее. Вот и в литературе можно прежде всего заметить интерес к исторической прозе. Я уже не говорю о блестящем историческом писателе Дмитрии Балашове. Но о русской истории сейчас пишет и неугомонный Владимир Личутин, и более молодой талантливый Александр Сегень, и Леонид Бородин. Да и большинство новых новелл в вашей последней книге "Тоска-кручина" тоже явно исторические... Вы вспомнили и недавнюю книгу Солоухина "Чаша". А что сейчас пишете? Тоже что-то историческое?

В. Л. Я сейчас заканчиваю как приложение к "Маленькому Парижу" повествование о судьбах русских эмигрантов. Это скорее тоска-печаль об их уходе из жизни, многих моих документальных героев. А так, в целом, я же не исторический писатель. История наша как в России пишется: и научная, и в прозаических произведениях? Она всегда как бы пересматривается новым поколением. Или уточняется. Но все те же периоды и те же герои. А целые исторические периоды в жизни России так до сих пор или оболганы, или засыпаны песком... Не видят ее красоту. Предпочитают пересматривать уже известное. Боже мой, как не везет России! Пришел такой царь, Александр Третий, – и, не дожив до старых лет, умер. Почему? Вот бы написали такой роман о его царствовании и о том, как нам не везет, что самые великие деятели не вовремя сходят с исторической сцены. Таких примеров, как Александр Третий, много в нашей истории. Цепь блестящих начал и трагических финалов.

В. Б. Может быть, в этом судьба России? Быть и уроком и примером для всего мира? Для западного мира: как надо удерживать народ от революций и вовремя подкармливать? Для нынешнего Китая: как надо не допускать хаоса и развала в стране? Мистическое предостережение. Но как-то неохота жить только для того, чтобы на тебе учились другие, более благополучные...

В. Л. У писателя должен быть очень чуткий организм, чуткая нервная система. Он должен все предчувствовать, проникать в наметившиеся тенденции в жизни народа. Не просто отворачиваться от опасности, а самому идти к ней навстречу. Видеть и писать. Русский человек другим непонятен. Другие писатели в нем никогда не разберутся. А вот сейчас и русский писатель молчит о будущем. Разговоров много, фраз много, а душа у писателя молчит. Почему? Не видит ничего? Или страшно? Или обидно видеть одну гниль? Нет того человека, в котором бы я сейчас видел возможного лидера России.. Нет нового Александра Третьего, моего любимого государя. А Америка действительно стала каким-то паханом. Она даже не сверхдержава, а такой крутой пахан. И это стало возможным лишь из-за смерти Советского Союза. Ведь только сейчас понимаешь, какова была в мире роль нашей страны. К сожалению, в идеологической пропаганде все отдали Зориным и Боровикам, а они скорее отвратили нас от поддержки государственной политики. Наша пропаганда не сумела даже нам самим внушить ту справедливую истину, что не социализм мы устанавливали во всем мире. А были важнейшим полюсом удержания мира. Нам не объяснили, что будет в мире, если не будет Советского Союза. Но знали ли это они сами? Или Боровики к подобному и стремились? Когда же мы будем определять национальную русскую идеологию? При каком правительстве?

В. Б. Но есть ли у вас ощущение развития современной литературы? Каким вы видите будущего русского писателя?

В. Л. Я всегда готов к восторгу перед чудом литературы. Как я уже говорил: вот новое чудо "Избы" Распутина. Но еще перед чем восторгаться? Я готов восторгаться правдивым, прекрасным, искренним, сокровенным. А если ничего подобного нет, то чем восторгаться? Жду. Всегда готов увидеть новое чудесное лицо нового талантливого писателя. Так и представляю: стройный герой с такой военной осанкой. Даже осанку люблю. Но пока сейчас все больше печали. То Солоухин умер, отпевали в храме. То другой талантливый поэт... Куда ни глянешь, что ни посмотришь, что ни послушаешь – тяжело. Я в некотором роде – державный человек. Имперский человек. Мне жаль, что произошло крушение такой великой державы. Я даже начал писать рассказ "Поцелуй украдкой", чтобы вспомнить то спокойное имперское время. Особенно когда еще жил в Сибири. Слушал радио Москвы, слушал наш величавый гимн... Какая сила шла от державы! Из Москвы – для меня, ребенка, потом юноши. Надо сохранить в каждом такое чувство любви к Отечеству. А потом вообще тревога за будущее. Мы же не знали, что наделает Горбачев. А что теперь наделают другие? Мы не знаем, что нас ждет вообще. Не будет ли тут, у нас, в России вообще сплошная война?

Дмитрий Балашов

Балашов Дмитрий Михайлович, прозаик, историк, родился 7 ноября 1927 года в Ленинграде, убит при загадочных обстоятельствах 17 июля 2000 года под Новгородом, в своем доме.

Отец – актер Театра юных зрителей, мать – художник-декоратор. Пережил блокадную зиму и смерть от голода отца, в 1942-44 годах был в эвакуации в Сибири. Окончил театроведческий факультет ЛГИТМиКа, работал в Вологодской культпросветшколе. С 1957 года в аспирантуре ИРЛИ, где по совету Д.С.Лихачева занялся фольклором. В 1960 году переехал в Петрозаводск и до 1968 года работал в Институте языка и литературы, защитил кандидатскую диссертацию. За участие в протестном движении по охране памятников старины был изгнан из института. Можно сказать, что вынужденная безработица и сделала его писателем. В 1967 году опубликовал повесть "Господин Великий Новгород", в 1972 году роман "Марфа-посадница". Занимаясь конфликтом между Новгородом и московскими князьями, поневоле стал изучать историю Московской Руси, что и привело к созданию литературно-исторического проекта "Государи московские": "Младший сын" (1975), "Великий стол" (1979), "Бремя власти" (1981) и др., заканчивая романом "Святая Русь" о времени Сергия Радонежского. Все его романы, что называется, "с колес", сразу же печатались в журнале "Север" благодаря многолетнему сотрудничеству Балашова с Дмитрием Гусаровым, главным редактором "Севера". Его концепция истории во многом опиралась на научные работы близкого Балашову Льва Николаевича Гумилева. По сути, Дмитрием Балашовым были описаны все три века взаимодействия между Русью и Степью, три забытых века русской истории. Годами жил в заонежской деревне Чеболакша. В начале восьмидесятых, когда дом в Чеболакше сгорел, он переехал по семейным обстоятельствам из Карелии в Новгород, где построил себе новый дом на берегу озера Ильмень, ставший впоследствии местом его гибели. В годы перестройки сблизился с газетой "День", занимал жесткую державную позицию. Ездил вместе с журналистами "Дня" в горячие точки, Приднестровье и Сербию, писал публицистику. Он сам мастерил мебель, ухаживал за скотом, вырезал иконостас, отец 13 детей. Похоронен рядом с могилой матери в Ленинградской области.

"Лев Гумилев доказал, что в наибольшей степени портит землю не пассионарий-герой, которому попросту некогда этим заниматься, а спокойный, достигший достатка и власти обыватель, для которого разрушение природы есть непременный побочный эффект его стремлений тратить как можно меньше сил, добиваясь при этом наибольшего комфорта... Надо ли исходить только из интересов человека? Есть же иной аспект – Божий... Когда центром мироздания является Создатель сущего, а отнюдь не смертная человеческая личность. С этой точки зрения мир, "среда обитания", не наше достояние, а Божье. А наше дело – беречь это добро, врученное нам высшей силой... Средневековье, да и глубокая древность имели массу религиозно оформленных охранительных запретов такого рода... А наши старинные запреты? Тот же Яблочный Спас, до которого считалось грехом рвать плоды. Когда эти религиозные запреты исчезли, очень быстро стали гибнуть дикорастущие... То же с рыбой, зверем... Тех же правил, как это ни странно, придерживались и в войнах. Истреблять не до конца... религиозный запрет нравствено и лично неустраним... Запреты, при всем разнообразии и многочисленности своей, исходили из идеи Божьего мира... Старинные эти священные запреты оказываются подчас удивительно современными... Не знаю, возможен ли для "человека современного" обратный ход к религиозному осознанию природы и к религиозному ее бережению. Но только тогда, когда мы напрочь откажемся от идеи "прогресса", заменив ее идеей Божьего мира, не подлежащего какому бы то ни было уничтожению, лишь тогда мы выживем..."

Дмитрий Балашов,

из статьи "Не наше, а Божье"

НЕ РАЗДЕЛИТЬ ПРОСТРАНСТВО ЕВРАЗИЙСКОЕ!

Беседа с Владимиром Бондаренко

Владимир Бондаренко. Дмитрий Михайлович, вы давно занимаетесь историей евразийских народов, заселяющих наше пространство. Как вы считаете, был ли неизбежным развал Советского Союза? Возможен ли был дальнейший союз всех народов в едином государстве? Может быть, не надо плакаться и бороться за восстановление державы, а просто принять как неизбежность наше русское отдельное существование?

Дмитрий Балашов. В мире существуют три достаточно мощных государства многонационального характера. Это Индия. Там такое количество народов, со своими языками, верованиями, со своими претензиями к соседям. Вторым таким же многонациональным государством, состав которого не менее пестрый, чем состав России, – это Соединенные Штаты Америки. Прежде всего люди, которые мечтают о развале России, должны объяснить, почему они не мечтают о развале Америки. Если они считают, что все многонациональные государства должны быть разделены на части, почему бы им не обратить свои мысли к Соединенным Штатам? Почему этого не происходит? Видимо, налицо некоторая недобросовестность, спекуляция, какие-то скрытые мотивы, ушедшие в молчания аксиомы, о которых они вслух не говорят, потому что об этом вслух вообще не говорят.

Если говорить о развале нашей страны, надо разобраться, а что, собственно, произошло. Провели референдум, население высказалось за единство страны. После этого обкомовские начальники Ельцин, Кравчук и Шушкевич (Кравчук, объявивший себя националистом, был первым секретарем по идеологии, своеобразным украинским Сусловым) собрались в Беловежской Пуще и решили по-другому. Перед нами некое жульничество, в котором следует разобраться. Три товарища спокойно делят страну вопреки воле народов, вопреки референдуму. Поэтому незачем говорить о национальных противоречиях. Перед нами политическая акция, осуществленная против желания народов, по желанию американских деятелей в ЦРУ. Они показали, что куплены Западом. Это неудивительно, потому что высшая коммунистическая элита воспитывалась на двух принципах: интернационализм (враждебное отношение к патриотизму) и атеизм (враждебное отношение к Церкви).

Это началось с Ленина. Большевики призывали к поражению собственного народа в войне с внешним врагом. Скажем, если в Германии был социализм (тот же коммунизм), а у нас бы сидел царь-батюшка, то подобный призыв был бы в какой-то мере оправдан... Но в Германии-то сидел кайзер Вильгельм. Призывали к поражению русского царя в пользу царя немецкого. Призывали к чистому разгрому своей Родины. Я не понимаю, почему потомки этих людей так яростно набрасываются на генерала Власова. Они делали то, за что по законам военного времени надо просто расстреливать. И дряблость царской власти, которая не пошла на это, определила судьбу страны. Солженицын прав: государь, конечно, виноват в той катастрофе, которая разразилась после смерти самого государя...

Современные события показывают: те вооруженные конфликты, которые мы наблюдаем в Приднестровье, Абхазии, Осетии, Карабахе, ведутся не за народные интересы, а против интересов участвующих в конфликтах народов. Они ведутся против людей, которые хотят сохранить целостность России, которые хотят оставаться в этой целой России. Ведутся силами, вооруженными нашим оружием и нашим правительством. Шеварднадзе послал семидесятитысячную вооруженную до зубов армию на завоевание Абхазии. Абхазы сумели выставить шесть тысяч человек. Эти шесть тысяч человек, вооруженные гораздо хуже, разгромили в пух эту семидесятитысячную армию. И когда уже Ельцин просто приказал прекратить войну, то они выслушали этот приказ и ночью взяли штурмом Сухуми. На этом все кончилось. Такая же картина была в Приднестровье. Совершенно убедительно на наших глазах народы с оружием в руках высказываются за единство страны. Я совершенно уверен, что если бы две дивизии (больше просто не нужно) наших солдат двинулись на полчища бандитов, которые собрал Снегур, то эти полчища разбежались бы в несколько часов, побросав оружие, и через день они были бы на румынской границе.

Наши правители закончили свой интернациональный долг и атеистическую карьеру тем, что ограбили страну, захватили общенародное имущество, отправили детей за границу, деньги в Швейцарию, а мы их терпим, слушаем, почитаем за правителей...

В. Б. Но эти правители утверждают, что Россия или Советский Союз был колониальной империей. Наши российские интеллигенты жизнь свою положили, чтобы защитить права прибалтов или грузин от ненасытных русских. Демократическая пресса навязывает мнение, что все земли были нами несправедливо завоеваны. Будучи лютыми антиленинцами, они ужасно любят приводить его же цитату о том, что "Россия – тюрьма народов". Может быть, и правильно избавиться от колоний и жить самим по себе?

Д. Б. Нам надо отказаться от принципа, который нам вдалбливали в голову, что Россия когда бы то ни было являлась колониальной империей. Во-первых, половина народов, которые входили в состав России, входили в нее добровольно. А во-вторых, даже после завоеваний, после последней борьбы с Ордой, когда мы очень долго осаждали Казань, как только война утихла, то правительство Ивана Грозного (который тогда входил в силу и уже начинал казнить и вешать), это правительство уравняло в правах татар с русскими. Все беки получили русское дворянство. Все ханы стали князьями, с соответствующими правами, то есть были наделены землями и так далее... А их крестьяне уравнены в правах с нашими... Не забудем, что крепостное право установил только Петр Первый, опираясь на опыт Запада. Простые люди у нас тогда были достаточно свободны и достаточно независимы... Скажем, ни один феодал в России не имел права казнить своих вассалов. А во всех поместьях Европы, начиная с Польши, стояли виселицы. Там право смертной казни принадлежало только князю, княжеской администрации. Это огромное отличие, нами сейчас трудно воспринимаемое.

Россия тюрьмой народов не была. Почему? Потому что русские такие благородные? Да, патриоты говорят о великом гуманизме русских. Но дело в том, что все национальные особенности образуются в результате определенных условий жизни на земле, определенного способа хозяйства, который вызывает необходимость приобретения соответствующих признаков. Если народ к чему-то принципиально неспособен, он не может это совершить. Скажем, немцы в течение многих веков пытались восстановить Римскую империю под германским протекторатом, но ничего не получилось. Совсем не потому у них все провалилось, что их разбивали. Италию они завоевали. Папу римского меняли несколько раз. Но в результате ничего не получилось. Немцы принципиально были неспособны создать многонациональное государство. Дело кончалось тем, что немцы всех делили по рангам, начинали угнетать, и людям других национальностей создавали настолько нестерпимые условия существования, что последние или вымирали, или разбегались, или бастовали. Немцы завоевали земли поморских славян и этих славян полностью уничтожили. Когда немцы дошли до границ Литвы и России, то народы, населяющие эту территорию, нашли в себе силы остановить натиск и не дать себя уничтожить.

Примерно так же, как немцы, вели себя китайцы. Они в феодальных войнах, захватывая китайские же города, иногда полностью уничтожали все население... Китайская семья, где было всегда по двенадцать-пятнадцать детей, быстро восполняла эти потери. Строилась она на конфуцианских началах, очень строгой семейной иерархии, взаимной любви родственников. При всех недостатках верховной власти, при всей привычной жестокости китайских нравов, эта семейная система компенсировала все сложности. Эта система переваривала завоевателей (Китай несколько раз завоевывался), сохраняла и умножала китайскую нацию. А вот римляне оказались способны создать многонациональное государство, разработали великолепную систему законов и (конечно, при всяких издержках) в основном всех устраивавшую государственную систему. Русские сумели создать многонациональное государство совершенно исключительного качества в силу того, что все входившие в русскую орбиту народы мы всегда уравнивали с собой. У нас не было национального угнетения. Не было стремления уничтожить мелкие, мельчайшие народы... Представим, что Прибалтика в шестнадцатом веке прочно бы вошла в состав Германии. Как вы думаете, велись бы сейчас разговоры о независимости эстонцев и латышей? Этих разговоров не было бы по одной простой причине: к нашему времени ни одного эстонца, ни одного латыша в живых не осталось бы. Прибалтика была бы населена немцами или такими людьми, как Ландсбергис (который никакие приставки к своей фамилии не приставлял бы). Россия сохранила массу реликтовых народов, мелких, численностью порой менее 2000 человек, даже несколько сотен. Но и это не главное. Главное, почему так случилось? Дело в том, что эта территория имеет очень специфический характер. Это тот самый Шелковый путь, та самая дорога народов, которая пересекает Евразию и соприкасается со всеми очагами великих цивилизаций. Китай, Индокитай, Индия, Персия, Византия и, наконец, государства Западной Европы. Легко можно увидеть, что все эти цивилизации были разделены географическими препятствиями: горами, пустынями и т.д., или находились в довольно сложных политических отношениях. При тогдашнем уровне мореплавания (вдоль берегов), когда Суэцкий канал еще не был прорыт, сухопутная дорога, пересекающая Евразийский материк, была дорогой народов, дорогой жизни, торговли. Совершенно ясно, что дорога эта могла функционировать при наличии, по крайней мере, двух обстоятельств. Она должна быть проходима, то есть находиться, хотя бы номинально, в одних руках. На протяжении восьми тысяч километров возникло бы такое количество преград, таможенных рубежей, через которые ни один караван не пройдет. Разграбили бы по дороге. Нужна была единая власть. Для того, чтобы это северное пространство не было растащено, разграблено нужно, чтобы эта власть была принципиально в руках местных жителей, для которых грабить и разорять собственную территорию было бы просто невыгодно. Земля была трудная, население было редким. Когда население редкое, возникают совершено особые социальные отношения. Ведь эти люди должны были как-то контактировать, собираться, создавать армии в случае иностранных нашествий. Эта земля была населена в десять раз менее плотно, чем другие великие государства, и при этом ее необходимо было защищать малыми силами.

В начале нашей эры китайцы бросали на кочевников Евразии армии аж под миллион человек. Армии, которые превышали в несколько раз все население степняков. Тюрки, гунны, чжурчжени, монголы, истекая кровью, останавливали китайскую агрессию на линии степей и спасали тем самым и Азию, и Россию, и Европу. В 43 году до нашей эры пленные легионы римской армии были поселены в Средней Азии, но когда явились китайцы, они уничтожили всех. Настолько сильна была китайская военная мощь. По жестокости, упорству и кровавости китайцам не было равных.

И надо было это евразийское пространство подчинить одному государству. Мы не знаем, каким образом распространялись европеоиды вдоль гор. Но вот про скифов мы знаем. В XI-IX веках до нашей эры гунны располагались на территории, составляющей современную Россию. Гуннские памятники и могилы зафиксированы в центральной Монголии на границе пустыни Гоби. Скифские царские захоронения располагались в Причерноморье, скифские кочевья кочевали до Днестра, и скифские могильники зафиксированы в Эстонии. Это контур позднейшей России. Вся дальнейшая история была историей сохранения этого пути, постоянных прочисток этого пространства. Это делали гунны, позднее монголы, а позднее, когда верх взяли русские, они взяли на свои плечи груз объединения многих наций в единое государство.

В. Б. Значит, евразийское пространство с неизбежностью вновь будет стремиться к какому-то единому союзу? Значит, это не наши русские амбиции, а скорее наша русская обязанность перед историей, перед всем миром – быть удерживающим фактором, не дать Западу сомкнуться с Востоком в смертельных, убивающих друг друга объятиях? И лишь мы, пока в силах, способны уберечь мир от уничтожения?

Д. Б. Перед русскими история поставила задачу, которая ранее ни перед кем не стояла: ни перед монголами, ни перед гуннами. Население во всех странах резко умножилось. Идет мощный технический прогресс. С XVI века развивается мореплавание, открыта Америка. Резко повышается надобность в морских портах. Перед нами история поставила задачу, которую Россия, я считаю, выполнила с честью. Россия не только создала союз народов, где все пользовались равными правами, где любой человек мог выслужиться до высоких государственных чинов, невзирая на национальность, – будь то татарин, армянин, грузин, кто угодно. Если посмотреть законодательство царской России, то мы там не увидим всех тех колониальных признаков, которые мы изучали по Марксу: неравной оплаты за равный труд, подавления и уничтожения национальной культуры, неравноправия в законах. За равный труд у нас платили равную плату вне зависимости от национальности. Система законов в Российской империи была одинакова для всех людей империи. И человек, сын бая, окончивший высшее военное заведение, становится русским офицером, несмотря на свою монгольскую внешность, раскосые глаза. И ему никто не бросит в лицо оскорбление, что он обезьяна, как это принято в Америке. В Петербурге действовали храмы всех конфессий, имевших место в Российской империи, начиная от буддизма. И это были не затрапезные церквушки на задворках, а роскошные храмы на главной артерии столичного города. Никакого колониального состояния ни у какого народа в России не было. Более того, у нас никогда не было наемной армии, это тоже очень важная особенность для страны, армия не была противопоставлена народу, она не состояла, как поздняя византийская армия, из иностранцев, которым было все равно, кого грабить. У нас армия состояла из патриотов, из граждан этой страны, которые отдавали свои жизни на ее защиту. То же самое мы видим в монгольской орде, в государстве скифов. Мы продолжили традиции исключительной, ни на что не похожей государственной организации.

Великий Шелковый путь потребовал продолжения морского пути и на том, и на этом конце континента. И он же потребовал технического переоснащения. Россия нашла в себе силы совершить деяние, на которое ни одно государство того времени не было способно. Она построила железную дорогу на Дальнем Востоке. Причем железная дорога прошла по очень трудной трассе: по тайге, по горам, вокруг Байкала, по мостам через великие реки Сибири.

Казалось бы, чего проще – завоевать земли чуть южнее и там строить. Нет, границы остались те же, что и тысячу лет назад. Мы вышли к Тихому океану. И только в прошлую войну мы докончили то, что нужно было сделать на Востоке, – снова отвоевали Курильские острова. Потому что они были открыты и освоены русскими. Курильские острова затыкали наши порты так прочно, что было достаточно нескольких батарей для того, чтобы ни о какой морской торговле Россия и не могла мечтать. А портовые города на Востоке – это выход к Японии, Индонезии, Австралии, Южному Китаю, обеим Америкам, Индокитаю, Индии и Ираку – то есть половине земного шара. И современное горячее желание наших политиков отдать Курилы Японии есть заказ ЦРУ своим резидентам, которые стали правителями России.

Дело не только в рыбе, которую отдали японцам, и не в полезных ископаемых, которыми набиты Курилы. Дело в том, что отдать Курилы – значит лишить всю Сибирь возможности торговли и безубыточной реализации своих продуктов.

Ну а на западе страны – четыре века борьбы с Турцией за Черное море. Подчеркнем: Украина никогда не обладала этими берегами. Эти берега принадлежали сначала Крымской Орде, затем Турции. И потребовалась вся мощь русской армии и четыре века борьбы, чтобы отвоевать Новороссию и Крым, утвердиться там, построить города, флот на Черном море. С другой стороны, велась упорная борьба за Прибалтику. Борьба, к которой эстонцы не имели никакого отношения, потому что они в истории никогда не имели своей государственности. Эти земли принадлежали Дании, Швеции, немецкому рыцарскому ордену. Эстония и Латвия были созданы как буферные государства большевиками. Интерес Запада к независимой Прибалтике объясняется лишь одной причиной – желанием выпихнуть Россию с Балтийского моря, лишить нас военных и торговых выходов и придвинуть к нашим берегам, к основным центрам русской цивилизации свои базы, ракетные установки, свой флот.

В. Б. Другое обвинение в наш адрес – это наш изначальный якобы антидемократизм. Киевская ли Русь, Московское ли царство, Российская империя или Советский Союз были, по утверждениям наших оппонентов, одинаково антидемократическими государствами. Потому и держался, мол, единый союз. А в условиях демократии каждый народец за себя. Вот и распалась единая держава.

Д. Б. У нас почему-то принята такая провокационная мысль, что форма устройства страны, демократическая или недемократическая, – зависит от характера верхнего звена. Если царь, то форма не демократическая, а если парламент – то демократическая. Чушь! Никогда не управляет один человек. И кабинет министров тоже не управляет. Управляет так называемое среднее звено, достаточно многочисленная группа людей, имеющих в руках рычаги реальной власти. Россия до Петра была всегда демократическим государством, которое однажды было потрясено тиранией Грозного. Но это особый вопрос. Хотя все это и сгладилось, но привело к весьма трагическим последствиям, временной потере Новгорода, Севера... Потом мы все это с великим трудом отвоевали и освободили. Государство наше требовало обязательного прочного центра. На этих раскидистых территориях, при этом многонациональном составе нельзя было обороняться от врагов, не имея такой сильной единодержавной власти, причем власти наследственной, избавленной от вечных династических переворотов, когда один из претендентов берет часть армии, набрасывается на другого и оба забывают про врагов, стоящих на границе. Такое творилось в Византии постоянно (отчего она и погибла). Мы создали систему (ее создавал митрополит Алексей в четырнадцатом веке), которая от этих минусов была в какой-то мере избавлена. Правда, бытие Московской Руси началось с династического конфликта. Но это была проба сил, проба на разрыв достаточно ли прочна самодержавная система. Она оказалась очень прочной. После того как государь был схвачен и ослеплен, страна не пожелала разделиться, и его сделали снова главой страны. А на местах у нас всегда было очень сильное местное самоуправление. При Иване Грозном, при всех его художествах, какие-то огромные северные области (Вологодчина, например) добивались права самим собирать налоги, обходиться без всяких присланных воевод. Демократическая система местного самоуправления укреплялась и расширялась. По сути, эта система спасла страну во время Смутного времени. Не секрет, что центр тогда уничтожил сам себя, и страну спасла местная власть.