Текст книги "Дурная примета (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

В девять часов, как только на работу пришли сотрудники прокуратуры, подозреваемого Козловского, под конвоем отправили в прокуратуру для выполнения с ним необходимых следственных действий. А «молодцы» – два оперативника и инспектор ПДН Журавликова – со спокойной душой и чистой совестью от сделанного дела, поехали отдыхать.

Все были в приподнятом настроении. Да и как не быть, если сразу столько тяжких преступлений раскрыли!

Но когда пришли в отдел на следующий день, то узнали, что Козловский не то что не арестован, но даже не задержан в порядке статьи 122 УПК РСФСР, как подозреваемый!

– Это как понимать? – спрашивали друг друга опера в полном недоумении.

– Это надо понимать так, как я и предполагал… – мрачнел Василенко Слава. – Наверное, задницами о столы облокачивались, когда козла Козловского кололи, – пошутил он мрачно. – А это, говорят, дурная примета: удачи не будет!

– Да не садились мы на столы, и задницами о них не облокачивались, не опирались! – не скрывали негодования они.

Впрочем, понимали, что Славик тут ни при чем, как ни при чем и всевозможные приметы. Совсем другие дурные причины начали просматриваться во всей этой возне и кутерьме.

– Да я это к слову…

И не было уже энтузиазма и охотничьего азарта в глазах начальника отдела. Да и глаза он старался отвести в сторону, чтобы не смотреть в удивленно-напряженные лица оперов.

– Эх, ребятки, подставили вы меня крепко…

– Чем же, товарищ полковник? – горячились они. – Мы же кучу преступлений раскрыли!

– Говорят, что перестарались… Мол, пытали… Шилом в ладонь кололи… в камеру к зэкам подсаживали… Козловский заявляет, что оговорил себя под пытками…

– Но это же чушь! Чушь собачья! Мы его и пальцем не тронули.

– Не знаю. Может быть…

– А его явка с повинной?

– Оговор…

– А нападение на Журавликову?

– Оперские штучки…

– А опознания потерпевшими, очные ставки с ними?

– Потерпевшие не опознают… Твердят, как попки, что нападение происходило сзади, и они не могли разглядеть и запомнить лицо нападавшего.

– Даже те, которых он имел в позе буквы «зю» в ональное отверстие?

– Даже эти!

– И те, которым он чистил зубы своей кожаной «зубочисткой»?

– И эти тоже!

– Да что же они, все враз куриной слепотой заболели?!!

– Может быть…

– Ну, и дела!

– Некоторые уже встречные заявления написали… или пишут, что никто их не насиловал, а они сами по собственной воле вступили в половой контакт с Эдиком, – долбил оперов начальник отдела.

– Так все-таки вступили?

– Добровольно и без насилия…

– А вещдоки: все эти изорванные трусики, платьица? Мазки спермы и крови?..

– Да никто ничего и не рвал…

– А заключения экспертиз? В том числе и о наличии телесных повреждений?

– А никаких экспертиз и не было…

– Это как не было?

– Да так: не было, и все!

– Но были же акты СМЭ! Сами видели!

– Были да сплыли… к тому же акты судебно-медицинских исследований еще не являются экспертизами…

– А уголовная ответственность потерпевших за заведомо ложный донос, на основании которого были возбуждены уголовные дела; за дачу заведомо ложных показаний… Это как?

– Да так: добросовестно заблуждались… А теперь раскаиваются! И уже прощены.

– Связи и деньги?

– Не знаю…

– Превосходно! Получается, что мы ни с того, ни с сего схватили в парке мирно гулявшего Козла, искололи его шилом и заставили оговорить себя по девяти эпизодам, из которых о четырех мы – ни слухом, ни духом… А?

– Отвратительно! В отношении вас самих возбуждено дисциплинарное преследование. А там – и уголовное не за горами!

От начальника отдела кинулись к следователю прокуратуры, которому были переданы все дела по изнасилованию в парке.

– Почему не задержал, не арестовал? Ведь Козел дал полный расклад!

– Если бы вы видели, что вчера творилось в прокуратуре… – кивал головой на потолок и разводил руками.

– Прокурор?

– И он тоже. Но, вообще-то, команда шла с самой верхотуры… Се ля ви, парни! Сочувствую, но помочь ничем не могу… И запомните: я вам ничего не говорил.

Понимая, что в отделе никакой помощи им не будет, кроме сочувствия товарищей, решили обратиться напрямую к начальнику УВД. Уж кто-то, а начальник УВД должен помочь своим оперативникам.

Но начальником УВД уже был не генерал-майор Панкин Вячеслав Кириллович, который за оперативников всегда стоял горой, а совсем другой человек. Совсем другой, с другом душком… И, кстати, плохо кончил. Застрелился в собственном кабинете. Но это позже, а пока он отмахнулся от оперов как от надоедливых мух.

ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ УВД КУРСКОЙ ОБЛАСТИ

Каков был начальник УВД Курского облисполкома Панкин, говорил такой случай. Однажды Первый секретарь Курского обкома партии Гудков Александр Федорович и Председатель облисполкома, а, значит, самый главный представитель советской власти на территории Курской области, некто Шкуркин Алексей Иванович, будучи в изрядном подпитии, среди ночи возвращались в город с охоты. И надо же было такому случиться, что в районе Льговского поворота у них сломался автомобиль.

Как водится, первым делом отчитали с матерком водилу. Что-что, а материться первые лица области умели виртуозно. Они могли не знать работы основоположников марксизма-ленинизма и кодекс коммуниста, но матом владели в совершенстве.

Воздав в полной мере водиле, стадии размышлять, куда им было податься среди сонного безмятежья. Ведь ни общественного транспорта, ни такси, ни частных машин. Хоть и под «мухой», но доперли (а то и водитель подсказал), что следует обратиться в Промышленный отдел милиции. Благо, что тот был рядом.

В отделе в ту злополучную ночь оперативным дежурным был майор милиции Литвинов Виктор Михайлович. Личность в милицейских кругах известная – жесткая, справедливая и бескомпромиссная. Его иногда еще Железным Феликсом в шутку величали, сравнивая с Дзержинским. В том числе и за аскетический образ жизни. Впрочем, он и внешне чем-то напоминал первого чекиста страны, такой же худощавый, остроглазый, подвижный как ртуть, с жилистыми ладонями рук.

На тот момент вся группа была на выезде – разбирались с очередным происшествием: пьяный муж порезал жену. И в отделе находился только оперативный дежурный Литвинов и его помощник, старшина Афанасьев. Входная дверь в здание отдела была, как того требовала инструкция, закрыта изнутри на засов.

Шкуркин, привыкший за годы своего высокого положения, что ему всегда и всюду открыты любые двери, с разгону рванул дверь, но та не открылась. Тогда он, обозлившись, стал бить в нее что есть мочи ногой.

Тут уж обозлились Литвинов и Афанасьев, так как такой неслыханной дерзости отродясь в Промышленном РОВД не было. И на мат, доносившийся снаружи, ответили таким же ядреным матом изнутри, так как были истинно русскими мужиками.

Когда же Литвинов открыл дверь, то Шкуркин, ворвавшись в коридор, чуть не сбил майора с ног, и сразу заорал, что он все уволит, выгонит, разжалует. А также потребовал немедленно предоставить им автомобиль и отвезти их домой.

Майора Литвинова не так-то просто было запугать, и выдержку он имел железную. Не один год работал в органах и состоял в партии. Поняв, кто перед ним, он попытался объяснить власть предержащим «товарищам», что дежурный автомобиль находится на выезде, а потому он не может его немедленно предоставить. И что гражданам СССР, какой бы они пост не занимали, подлежит вести себя подобающе, а не буянить и не орать, как сумасшедшие или хулиганы.

Гудков, который был потрезвее, в «бутылку» не лез. Наоборот, он успокаивал не в меру разошедшегося товарища. Но тот не реагировал и продолжал буянить. А когда попробовал сорвать майорские погоны, то был скручен Литвиновым и Афанасьевым на глазах у Первого секретаря обкома и водворен в «аквариум» со связанными брючным ремнем (Афанасьев своего ремня на такое дело не пожалел) за спиной руками.

Разбуженные криками Шкуркина обитатели «аквариума» угостили его пинками, чтобы не будил добрых людей по ночам и не нарушал их покой. Когда же Шкуркин заявил и им, что он Председатель облисполкома, то завсегдатай «аквариума» неоднократно судимый Ершов Валера по прозвищу Ёрш, ответил, что в таком случае он – Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, и посоветовал «притухнуть» до утра.

Да мог ли Ерш и другие обитатели «аквариума» даже и помыслить, что Председатель облисполкома вот так запросто – и к ним в компанию. Да ни в жизнь!

Отправив Шкуркина в «аквариум», Литвинов позвонил в УВД и доложил дежурному о происшествии. Как и положено по инструкции. Потом позвонил домой своему начальнику отдела полковнику Воробьеву и ему доложил о произошедшем ЧП. И пока высокие начальники разгоняли дремоту и думали, что делать, вместе с Афанасьевым написал пространные рапорта с объективным изложением событий.

Через полчаса прибыли один из заместителей Панкина и начальник отдела Воробьев Михаил Егорович. С извинениями перед Гудковым, который оставался сидеть в коридоре на деревянной скамье до их прибытия, вызволили из «узилища» матерящегося на чем свет стоит Председателя Курского облисполкома и повезли домой.

Дело было неслыханное! Шкуркин был не только Председатель облисполкома, которому подчинялась вся милиция, но и депутат Верховного Совета СССР, а значит, лицо неприкасаемое, обладающее иммунитетом. Все ждали расправы над Литвиновым. И того действительно рано утром вызвал к себе генерал Панкин. Но не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы принять извинения от Шкуркина.

«Пусть все знают, – сказал генерал майору, – что милиционера оскорблять никому не позволено, тем более при исполнении им служебных обязанностей»!

И Шкуркин, Председатель Курского облисполкома, имеющий в случае военных действий статус генерала, руководитель всей исполнительной властью на территории Курской области, находясь в кабинете Первого секретаря обкома партии, в присутствии Панкина и Гудкова принес свои извинения майору милиции. А некоторые старые служаки говорили, что они тогда распили не одну бутылку коньяку в знак примирения! Вот то был генерал так генерал! За такими шли в огонь и в воду, не задумываясь!.. С такими побеждали. Такие не предавали!

АЛЕЛИН. ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОСПОМИНАНИЙ

Новый начальник УВД не был Панкиным и не имел такого авторитета у сотрудников милиции, как Панкин. Он даже не принял их. В назначенное время приема куда-то срочно выехал, как пояснила его секретарша, полногрудая Павлина Федоровна.

А между тем инспекция по личному составу, получив команду «Фас!», уже рыла землю.

– Алелин и Григорьев! Сдайте служебные удостоверения. Вам они уже больше не понадобятся. И молите Господа Бога, даже если вы и атеисты, что так все обошлось! – говорил с напыщенной важностью теперь уже бывший для них замполит Глухов Иван Семенович, восседая в кожаном кресле своего кабинета, как раз под большим цветным портретом Горбачева.

Восседал вальяжно, подобно восточным шахам или султанам, в расстегнутой чуть ли до пупа форменной рубашке с майорскими погонами.

В кабинете, несмотря на раскрытое настежь окно, было жарко, и Глухов то и дело доставал из кармана брюк измятый и влажный носовой платок и обтирал им потное лицо. По-видимому, обильному потовыделению способствовала не только жара, но и вчерашнее не менее обильное «пододеяльное» возлияние спиртного. Как не скрывал новый замполит свой тайный порок, но в отделе уже знали о его слабости к спиртному.

Если в кабинетах оперов все больше можно было увидеть портреты железного Феликса, то замполит предпочитал портрет Генсека. Держал нос по ветру.

Был он пухл, краснолиц и лысоват. С маленькими карими глазками, почти терявшимися среди щек и складок жирного лица. Когда был зол, то его глаза маленькими буравчиками «сверлили» собеседника. Отменный «трудовой мозоль» или брюхо, на котором никогда не сходилась форменная одежда, короткие ножки, делали фигуру Глухова довольно комичной, напоминающей карикатуры на буржуев из школьного учебника истории. И кто-то из оперов или из участковых дал ему прозвище «Глухой колобок», которому он полностью соответствовал. Умом не блистал, но отличался злопамятностью. И почти всегда был глух к мнению и просьбам подчиненных. Приклеенное ему с легкой руки прозвище подходило как нельзя лучше и к его фамилии, и его «глухоте» по отношению к подчиненным.

Он пришел в отдел вместе с новым начальником и был его протеже. В коллективе его не любили, но терпели: куда же деться – начальство. Был он в меру нахрапист, нагловат. На подчиненных покрикивал, перед вышестоящими чинами лебезил. Жил по принципу: «Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак»!

И вот они стоят перед «Глухим колобком». Опустошенные и разбитые. Система выжила из них все, что смогла, и выплюнула.

Все слова в свою защиту давно сказаны, все доводы приведены. Изменить что-либо в своей судьбе было уже немыслимо и бесполезно. И они, теперь, считай, бывшие опера, это понимали, хотя и не хотели принимать и признавать эту величайшую несправедливость. Видно, потому, на душе у них было так скверно и противно, что даже не хотелось сказать что-либо дерзкое и грубое в жирное лицо замполита.

Еще вчера они работали в обычном режиме, по двенадцать часов, и где-то в глубине души еще надеялись, что справедливость восторжествует, что собравшиеся над ними тучи развеются, что инспекция по личному составу (там же работают нормальные люди) разберется. Вот и разобралась!..

На утреннем совещании при начальнике отдела был зачитан приказ начальника УВД об их увольнении из органов милиции за действия, дискредитирующие высокое звание сотрудника советской милиции.

Григорьев тяжелую весть принял с угрюмой молчаливостью, а он, Алелин, попытался еще раз сказать, что тут ошибка, «подстава», недоразумение, что их просто-напросто «спалили» за Эдика Козла, которого они изобличили в совершении преступлений, но у которого нашлись «высокие» покровители в прокуратуре и обкоме партии. Но все было напрасно.

Коллеги в зале все понимали, им сочувствовали, но помочь чем-либо в данной ситуации были бессильны. Поэтому стыдливо опускали головы, словно что-то внимательно рассматривали между рядами кресел на деревянном полу. А замполит, «Глухой колобок», «не снес нападок на партию»:

– Это вы бросьте, гражданин Алелин! При чем тут обком и прокуратура? Надо не фальсификацией заниматься и руководство отдела подставлять, а дело делать! – И уставился оловянными глазами.

– Как вы? – не стерпел он. – Языком болтать! Да?

«Глухой колобок» покраснел, как рак. Жирные щеки его затряслись от возмущения. Маленькие, словно свинячьи, глазки налились злобой.

– Да я… Да ты… Да мы…

– Что, «я» – головка от… рукава, – выкрикнул на весь зал, так как терять было уже нечего. – Только якать и умеете. Командовать и ни за что не отвечать – всякий дурак сможет. Вы вот опером поработайте, тогда и якайте! Но кишка тонка…

Хотелось обложить всех ядреным матом и уйти, хлопнув дверью.

В зале недовольно зашумели, возмущенные поведением замполита. Но вмешался начальник отдела и призвал всех к тишине и порядку. И шум стих.

«Еще вчера я был с вами в единой связке, – подумал с горечью тогда он, – а теперь отломанный ломоть»!

Что выперли из милиции, не страшило. Кругом работы, хоть отбавляй. Тем более, с его техническим образованием. И платили побольше, чем в милиции, и отношение не такое наплевательское… Было обидно. Ни на кого конкретно, а на всех и всё сразу. В том числе и на себя самого.

Работал, как даже писали в официальных характеристиках и представлениях, не считаясь ни с личным временем, ни с личными нуждами, ни с близкими и родными, ни с собственной семьей. Порою, по 12–14 часов в сутки. Числился на хорошем счету у прежнего руководства отдела. Досрочно званий не получал – это была привилегия штабных работников из управления – но премий и почетных грамот, особенно почетных грамот, довольно заработал много. И не за красивые глаза, а за конкретные раскрытые преступления. И вот благодарность! И вот цена трудам праведным!

После совещания пошли с Григорьевым на конспиративную квартиру, чтобы с горя «оттянуться» по полной программе. Набрали водки. Позвонили агентессам, что были помоложе и посмазливей.

– Кутнем, друг Виктор?

– Кутнем, друг Шурик.

– Чтоб небу было жарко?

– Чтоб небу было жарко!

– И чхать мы хотели на Глухих колобков…

– И не только на Глухих, но и на всех остальных!

– Говорят, что Виктор – это победитель? – вдруг как бы невпопад спросил Кузьмич.

– Точно. Виктория – на латыни победа.

– Но почему ни ты, ни мы оба не победили? А? Почему? Ты мне можешь сказать?!!

– Еще успеем, победим! Придет время, друг мой Шурик, и победим!

– Придет ли, когда вокруг «колобки»? Без глаз, без ушей, без совести…

– Придет!

– Точно?

– Точно!

11 МАРТА. АЛЕЛИН. ПРОДОЛЖЕНИЕ

Пока эти мысли роем пронеслись в голове, Алелин, окончив процедуры с бритьем и умыванием, переместился из ванной комнаты на кухню. Люда уже успела приготовить завтрак.

Завтракал, как обычно, быстро. И почти молча. Лишь изредка перебрасывался короткими репликами с супругой.

– Сегодня опять на весь день?

– Скорее всего…

– Не надоело?

– А тебе?

– Другие, вон, в управления устроились, в штабы… Подальше от преступлений и преступников… поближе к хорошим зарплатам, к деньгам…

– Пусть. Каждому свое…

– Вот-вот!

– Ну, я пошел…

– Да уж иди…

Подобные диалоги происходили довольно часто и были чем-то традиционным при утреннем приеме пищи. Как музыка классиков для гурманов.

Впрочем, вечерами также происходили подобные диалоги, но немного в иной плоскости и с иными вариациями.

Во дворе, перед подъездом уже стоял служебный автомобиль. Сел рядом с водителем. На переднем сиденье. Садиться на заднее сиденье, как стало это модно в последнее время для больших чиновников и «новых русских», опасающихся за свою жизнь из-за частых «разборок» с автоматной стрельбой, считал барством и снобизмом.

– Привет! – ответил на приветствие водителя. – В отдел…

И опять погрузился в волну воспоминаний.

Ни он, ни Григорьев с увольнением их из органов не смирились. Чуть ли не год они ходили и писали в различные инстанции и добились, в конце концов, своего: Козловский был осужден, а они реабилитированы и восстановлены в органах. Возвращаться в Ленинский РОВД ни он, ни Кузьмич не захотели. Слишком памятны были события их незаслуженной обиды и трусливого поведения руководства отдела…

Он стал работать простым участковым в Промышленном РОВД, на поселке КТК, со старшим участковым Астаховым Михаилом Ивановичем. Вроде и понижение, но все равно привычное, родное.

Коллектив на ОПОП КТК подобрался дружный. Если нужно было, то работали сутками, не прячась за спинами товарищей. А если приходилось отдыхать, то и отдыхали всем коллективом. Шумно, весело. И уже через неделю он почувствовал себя так, как будто и не увольнялся, и не было перерыва сроком в год. Родная стихия вновь захватила всецело.

Кузьмич трудился в Кировском РОВД. Ему вообще повезло: назначили на должность оперуполномоченного уголовного розыска. Теперь они встречались редко, но все равно оставались друзьями.

Не успел он проработать участковым и год, как перевели вновь в розыск. Сначала рядовым оперуполномоченным, затем в заместители начальника ОУР.

В 1994 году, когда три городских районных отделов милиции были расформированы и преобразованы в 10 территориальных отделов при вновь созданном УВД города Курска, он был уже в должности заместителя начальника по оперативной работе ОМ-9. А после выхода на пенсию начальника, руководить данным отделом было поручено ему, Алелину Виктору Петровичу, майору милиции.

Служебный «жигуль» быстро катил по улицам проснувшегося и уже входившего в рабочий ритм города. Проскочили Красноармейскую, выскочили на улицу Энгельса. Вот и территория его бывшего отдела, перенумерованного в шестой. Быстро летел автомобиль по широкому и ровному полотну дороги, но еще быстрее катились воспоминания на волнах памяти.

– Вот и хорошо, Виктор Петрович, – крепким рукопожатием напутствовал его начальник УВД Курской области генерал-майор Пронин Владимир Васильевич на должность начальника девятого отдела милиции, обслуживающего территории поселка КЗТЗ.

– Надеюсь, что вы с большим объемом работы справитесь, а мы узрим на ваших плечах полковничьи погоны!

– Постараюсь, товарищ генерал…

– Считаю, что справится, – поддержал его начальник городского УВД полковник Калаев Михаил Николаевич, по представлению которого и решался вопрос о назначении его на эту должность. – Иначе бы мы его не рекомендовали…

Беседа происходила в кабинете начальника областного УВД.

На новичка огромный кабинет с высоким потолком, большими арочными окнами, надраенным до зеркального блеска паркетным полом, с широченной ковровой дорожкой, начинавшейся прямо от входной двери, действовал подавляюще. Своей необъемностью, продуманной строгостью, массивностью мебели, и, вообще, значительностью. Актовый зал был побольше, и лепнины алебастровой на стенах и на потолке хватало, и оконные проемы, и высота потолка были такими же, но он был привычнее и демократичнее. По меньшей мере, никого не подавлял. Однако, на него, уже не раз побывавшего здесь, кабинет особого впечатления не производил. Доводилось видеть и побольше, и поофициозней!

Шел 1996 год, год президентских выборов и засилья плакатов и лозунгов: «Голосуй, а то проиграешь!», год, когда по пять месяцев кряду не платили зарплату, в том числе и сотрудникам милиции, год, когда он стал руководителем ОМ-9.

Назначивший его на эту должность генерал-майор Пронин вскоре отбыл в столицу в распоряжение МВД РФ, уступив свой пост вновь прибывшему начальнику УВД Волкову.

Начальником городского УВД стал полковник милиции Окель Вадим Фридрихович, сменив Калаева, который был переведен в областное УВД на не менее ответственный участок борьбы с преступностью. Первым заместителем начальника УВД города Курска и одновременно начальником криминальной милиции был назначен Григорьев Александр Кузьмич, старый друг и товарищ.

В начале марта 1998 года его, уже подполковника милиции, назначили на должность начальника ОМ-7.

Несмотря на то, что все городские отделы милиции имели равный статус, седьмой отдел считался базовым, так как располагался в здании бывшего Промышленного РОВД, имел большую территорию обслуживания, большее количество населения и находился в центре Сеймского округа, где размещались основные общественные и государственные учреждения: администрация округа, прокуратура, суд. Впрочем, не только по количеству населения и территории ОМ-7 считался базовым, но и по уже сформировавшимся и передаваемым от одних сотрудников к другим традициям.

Во вновь образованных отделах милиции и традиций еще не сложилось. Они, безусловно, появятся, но попозже, по прошествии какого-то времени.

И опять был огромный кабинет. Рукопожатие и напутственные слова начальника УВД области, теперь уже генерал-майора Волкова Алексея Николаевича.

– Надеюсь, что мы в вас не ошибаемся?!!

– Постараюсь, товарищ генерал…

– Тогда – с Богом! Да помните, что спрашивать будем строго…

Слова генерала были не пустыми словами, сказанными ради случая. Новый начальник УВД тряс курскую милицию так, что стон стоял.

И ни слова о полковничьих погонах.

Впрочем, бес с ними, с погонами. Ведь не из-за погон служим… Если начинали из-за романтики, тянули лямку по идейным соображениям, то чего же не продолжить за спасибо и за символическую плату?..

Вновь пошли рабочие дни, длящиеся сутками. И если при работе опером и участковым еще были выходные, то с переходом на руководящие должности о выходных пришлось забыть. Напрочь! Это было и не ново, но и не старо. Работа… Хождение по одним и тем же кругам ада… Даже фамилии сотрудников, и те, как ни странно, повторяются…

Если раньше, когда он только начинал «зеленым» оперком, у него был наставник по фамилии Василенко, Славик, Вячеслав, то и теперь у него также имеется сотрудник с такой же фамилией Василенко. И не просто сотрудник, а его первый заместитель, но уже Гена, или Геннадий Георгиевич, как уважительно величают его работники отдела, когда-то, как и он, начинавший рядовым опером. Только в Промышленном отделе милиции…

Раньше его все стращали красным трактором, теперь он, уважаемы Геннадий Георгиевич, предлагает нерадивым сотрудникам сменить стул в кабинете на кресло все в том же красном тракторе, – усмехнулся про себя Алелин. – Работа… Традиция…»

– Вот и прибыли.

Слова водителя Николая, будничные и бесцветные заставили отбросить в сторону зыбкий мир грустных и радостных воспоминаний и вернуться к действительности, жесткой и безжалостной, не терпящей сантиментов и лирики.

Собрался и молодцевато выскочил из салона.

«Есть еще порох в пороховницах, – подумал озорно, почти так как в дни далекой уже юности. – Прорвемся, не сорок первый»! – Поговоркой не раз слышанной от Крутикова Леонарда Григорьевича, легендарного начальника следственного отделения Промышленного РОВД, подбодрил он себя.

Крутикова он знал, но работать вместе не довелось, однако о его любви к своей профессии наслышался от Астахова, пока вместе с ним трудился участковым на КТК. Впрочем, не только от Астахова. Другие не меньше говорили.