Текст книги "Дурная примета (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

12 МАРТА. ВЕЧЕР

В отделе, когда Паромов туда возвратился из следственной части, его ждала новость: оба подозреваемых срочно желают видеть своего следователя.

«Быстро же они созрели», – отметил про себя Паромов и пошел к начальнику следственного отделения, во-первых, чтобы доложить о разговоре с руководством следственного аппарата, и, во-вторых, посоветоваться о дальнейших действиях с подозреваемыми: стоит ли к ним ехать, когда стукнуло 18 часов и уже ни одного адвоката не найдешь.

– Ну, что тебе сказать, – выслушав Паромова, произнес Глебов, – тебе решать. Если желаешь услышать мой совет, то слушай: не каждому предлагают быть руководителем, поэтому соглашайся. Конечно, это другой уровень и работы, и взаимоотношений с руководством, и ответственности. Считаю, что справишься. Но, помни, тебе решать!

Что же касается просьбы подозреваемых и возникших с этим осложнений, то мы, конечно, не обязаны немедленно реагировать на каждый чих. Много чести… Однако не стоит забывать и о возможном психологическом контакте. Он способен на любые кульбиты: также быстро пропасть, как и неожиданно возник. Понятно?

– Понятно-то, понятно, но как быть с адвокатами? Вдруг будут давать признательные показания, а затем их защитники поставят эти показания под сомнение? Апыхтин, может, и не откажется, а Злобин по подсказке Лунева точно «назад пятками» пойдет! Не зря уважаемого Леопольда Георгиевича адвокатом Терразини зовут…

– Поезжай, на месте разберешься. Возможно, и адвокаты не понадобятся. Если будут настаивать, то официальную часть следственных действий на завтра перенеси.

– Я тогда криминалиста Андреева с видеокамерой возьму. Пригодится. Хоть и говорится, что написанного пером не вырубить и топором, но лучше подстраховаться и на видео записать. Так оно надежней будет!

– Вот это правильно, – согласился с доводами старшего следователя Глебов. – И мой служебный автомобиль возьми – быстрее доберетесь. И опять же – техника. Я сейчас водителя предупрежу.

Он поднял трубку телефонного аппарата прямой связи с дежурной частью.

– Разыщите водителя с моего автомобиля и предупредите его, что поступает в распоряжение старшего следователя Паромова, – дал он указание дежурному наряду.

– Действуй!

Последнее слово относилось уже к Паромову.

Андреева Владимира Давыдовича уговаривать не пришлось – сам рвался в бой.

– Только видеокамеру подготовлю – и можно в путь! – ответил он на просьбу Паромова и стал собираться.

– Смотри, видеокассету не забудь, – пошутил старший следователь. – А то у меня был один знакомый. Еще по работе на заводе РТИ. Охотник. Специализировался на охоте по волкам. Так, по крайней мере, он нам всем объяснял, когда собирались в курилке перекурить… – пояснил Паромов. – Так тот, идя на охоту, дома ружье забывал. Представляешь, приходит в лес, видит волка, хвать себя за плечо, а ружья-то и нет!

– И что же он тогда делал? – засмеялся Андреев, не переставая, однако, проверять и собирать свою аппаратуру.

– А убегал от волка, – улыбался Паромов, – так как сам тут превращался в дичь, а волк – в охотника.

– Странный у тебя знакомый, – посерьезнел Андреев. – Признайся, наверное, сочинил все?..

– Да куда уж мне. Серьезно, был такой упаковщик в пятом цехе РТИ, Иван Телегин. Вечно с ним происшествия происходили. Вот однажды взял с собой на рыбалку дочь, та еще маленькой была. Так чтобы она случайно не упала в реку и не утопилась, он ее к дереву на веревке привязал. Подстраховался, значит…

– И что? – спросил криминалист, уже готовый следовать к машине.

– А то, – направляясь по коридору на выход, продолжал рассказывать следователь, – что, собрав улов, удочки, Иван вышел на трассу. Тут тормознул попутную машину и добрался до города. И только в трамвае, подъезжая к своему дому, вспомнил, что забыл в лесу, возле реки, дочь. Пришлось за ней возвращаться.

– Ну, и артист! – вновь засмеялся Андреев.

– Нет слов! – согласился Паромов. – Лицедей! Комик!

В машине Андрееву пришлось объяснять недовольному водителю – тот уже домой лыжи навострил: рабочий день-то закончился – причину веселого настроения.

– Представляешь, – заливался смехом Андреев, – удочки собрал, кукан с рыбой забрал, рюкзак не забыл, а родную дочь забыл! Кому-нибудь расскажи – не поверят.

– Не поверят, – повеселел и водитель. – Чисто склероз второй степени, – добавил он, не отрываясь от слежения за дорогой.

– Что-что? – не понял Андреев, сидевший на заднем сиденье и не расслышавший водителя.

– Я говорю: вторая степень склероза, – полуобернулся водитель, произнося слова погромче.

– А это еще почему? – стал выяснять любознательный эксперт-криминалист.

Паромова тоже заинтересовало это высказывание шофера.

– А потому, – принялся пояснять водитель, – что существует три степени склероза.

И, не отрываясь от контроля за дорожной обстановкой, стал рассказывать анекдот.

– Первая – это когда мужчина пришел в туалет по нужде, но там вдруг забыл, зачем пришел.

Вторая – когда пришел, и помнил, зачем пришел, и нужду справил, но смыть дерьмо забыл.

– А у нас всегда так, – встрял Андреев, – одни срут, а другие за ними смывают, дерьмо убирают! А первые даже и не замечают, что накакали, нагадили, словно так и должно быть! Козлы!

В словах эксперта-криминалиста была правда: большинство курян, несмотря на всевозможные призывы о соблюдении чистоты и порядка, относились к этому наплевательски. Гадили бесцеремонно, где только могли. И потому город, особенно его окраины, круглый год были завалены бытовым мусором: окурками, клочками бумаги, обертками, отслужившими свою службу целлофановыми пакетами, пластиковыми и стеклянными бутылками. А в последнее время и того хлестче – одноразовыми шприцами и использованными презервативами. Это уж наркомолодежь старалась…

– Не перебивай, если желаешь услышать про третью степень склероза, – обиделся невниманием водитель.

– Молчу, молчу! – извинился Владимир Давыдович. – Давай, рассказывай.

– Третья степень, – стал досказывать анекдот водила, не забывая следить за дорогой, – это когда и нужду справил, не забыл, и воду из бачка в унитаз слил, чтобы дерьмо смыть, но при этом забыл штаны с себя снять! Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха, – залился смехом Андреев, да так, что слезы в уголках глаз выступили. – Ха-ха-ха!

Заулыбался и Паромов, когда-то, давным-давно, еще в студенческую пору слышавший этот анекдот.

Рассказанный водителем анекдот о склерозе вызвал в голове старшего следователя ассоциации с другими смешными случаями человеческой забывчивости, в том числе и с подобными явлениями в милицейской среде.

Когда он еще работал на Магистральном, в шестом отделе милиции, о котором теперь лишь воспоминания остались, аналогичный случай произошел с дознавателем Куликовым Василием Павловичем. Однажды Кулик, как звали его все для краткости, выехав ночью на осмотр места происшествия. После осмотра и составления протокола, то ли спросонья, то ли от природной рассеянности, забыл на месте происшествия свой дипломат. Когда же возвратился в отдел, то долго искал его в служебном кабинете и в помещении дежурной части. Все грешил на коллег – мол, подшутили, спрятав. А те божились, что ни сном, ни духом… Хорошо, что оперативный дежурный Соколов Валерий Львович догадался отправить его на «дополнительный» осмотр того же места происшествия. Прибыв, Куликов благополучно и нашел свою пропажу.

Вспомнил, но рассказывать не стал, чтобы не сочли за очередную милицейскую байку.

До здания областного УВД, в подвалах которого располагался ИВС долетели за несколько минут.

– Вас ждать, – спросил без особого энтузиазма водитель, – быстро отделаетесь?

– Вряд ли, – ответил Паромов. – Поезжай на базу. Отсюда мы как-нибудь сами доберемся.

– Да, доберемся, – поддержал следователя Андреев, которому предстояло тащить на себе чемодан с видеокамерой «Сони».

– Тогда, до завтра! – обрадовался водитель, берясь за рычаг переключения передач.

– До завтра.

«Жигуленок», доставивший следователя и криминалиста в УВД, развернулся и покатил восвояси, радостно посигналив в нарушении правил дорожного движения, строго-настрого запрещавших беспричинную подачу звукового сигнала в черте города.

САПА ПРОДОЛЖАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ

От курирующего опера секретный сотрудник уголовного розыска по прозвищу Сапа в «обжитую» камеру возвратился тогда, когда там Крюка уже не было – перевели в другую вместе с вещами. Зато в камере появился новый «жилец» – молодой парень. Худощавый и прыщеватый.

«По-видимому, новый «подопечный», – догадался Сапа. – Что ж, посмотрим, на сколько его хватит, чтобы полностью расколоться и подпасть под мое влияние»?

– Ты кто?

– Толик. Апыхтин Толик, – уточнил Апыхтин дрожащим голоском, увидев сплошь разрисованного замысловатыми татуировками нового, а точнее, старого обитателя камеры, только что горланившего на весь коридор песню про тундру.

– Ну, привет, Толик, кролик… алкоголик… По какой статье чалишься?

– Не понял…

– Первый раз, что ли, раз такой непонятливый?

– Первый…

– Спрашиваю, по какой статье тебя сюда забросили? В чем следак подозревает?

– В убийстве, – для солидности статьи приврал Апыхтин. – И в разбое.

– Круто! Хотя, бля буду, на убийцу ты не похож! Скорей, на сморчка огородного смахиваешь. Меня Аркадием зовут. Три ходки за плечами. Пытаются четвертую пришить, но хрен им на рыло, – продемонстрировал он общепонятный жест.

– А за убийство много дают? – поинтересовался у «знатока» Толик.

– Если без явки с повинной, да в отказе, то по полной программе – червонец, а если явка, да раскаяние, то поменьше. Тут уж как адвокат подсуетится…

«Значит, следователь и опера не врали, – смекнул Апыхтин. – А доказательства они точно найдут, не зря следы крови на экспертизу взяли. Докажут».

Уже через полчаса Апыхтин, а это был именно он новым «клиентом» Сапы, ужу изливал душу «криминальному авторитету» и просил совета.

Сапа напрямую советы не давал, но «приводил» примеры из своей богатой криминальной жизни, рассказывая то про одного братка, написавшего явку с повинной, то про другого, которым зачлось «чистосердечное раскаяние» и срок наказания был скощен чуть ли не на половину.

– Или вот другой случай, – рассказывал Сапа, раздевшись чуть ли не до гола и красуясь всевозможными татуировками перед новичком, – один кореш решил идти в несознанку, думал, что менты ему ничего доказать не смогут. А те взяли и доказали. Дело было пустяшное, рядовая кражонка, а срок получил на всю катушку. Вот и подумай тут, когда слезу раскаяния подпустить, а когда в несознанку упереться… Раз на раз не приходится.

«Видно следователь и опера не врали мне, говоря о явке с повинной, что срок можно значительно сократить, если даже воровской авторитет (Сапа для Апухтина был настоящим «авторитетом», если, вообще, не паханом), по сути дела, то же самое талдычит, – размышлял Апыхтин, жадно ловя каждое слово Сапы. – Он не мент, ему верить можно. Так что, нечего с несознанкой тянуть, надо побыстрее явку с повинной писать, да не забыть указать, что он только помогал Злобину и не был инициатором нападения на Смирнова. Тут, как говорится, своя рубашка ближе к телу».

А тут и случай представился: старший оперуполномоченный Аверин Александр Иванович – Апыхтин еще утром запомнил его фамилию и имя-отчество – «поднял» его на беседу.

Час с небольшим потребовался Сапе, чтобы и Злобина «расколоть до самой попы»! Настоящий виртуоз внутрикамерной разработки был Сапа, профессионал своего дела.

Так что Злобин даже очень обрадовался, когда выводящий, заглянув в камеру, выкликнул его фамилию и добавил: «На выход».

12 МАРТА. ОПЕРА И ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ

Аверин, как истинный оперативник, обладал корявым почерком, о котором говорят: курица лапой нацарапала, писать бумаги не любил, – это отдадим следователям: им сам Бог велел заниматься писаниной, – только внимательно слушал собеседника, да иногда что-то помечал в своей записной книжке ему лишь одному понятными каракулями. Впрочем, он, как опытный опер, ненавязчиво предложил подозреваемым вызвать следователя, чтобы официально написать явку с повинной.

– Да не пойдет следователь, – чуть ли ни слово в слово повторяли с недоверием и дрожью отчаяния в голосе Апыхтин и Злобин, – не пойдет. Он еще в отделе сказал, что раз сразу шансом написать явку с повинной не воспользовались, то другого он не предоставит. Может, вы бы посодействовали?..

– Я бы рад посодействовать, но следователь мне не подчиняется, – плел «кружева» Аверин. – Вам надо вызвать следователя через администрацию ИВС. Письменное обращение на имя начальника ИВС, тот передаст его в отдел милиции, а там следователя найдут, никуда он не денется. Из дома вытащат, если он дома, от любовницы заберут, если он будет у любовницы. Таков закон. Как говорится, суров закон, но он – закон.

– А где взять бумагу и авторучку, – ухватился за «подсказку» Апыхтин.

– Найдем, – заверил Александр Иванович, ставший чуть ли не другом для каждого из подозреваемых. И посылал своего подчиненного Студеникина, прибывшего на помощь к своему старшему:

– Сходи, поищи пару листиков бумаги, надо помочь человеку.

Студеникин ушел за бумагой, а Аверин стал угощать собеседника очередной сигаретой. Специально новую пачку купил.

– А что писать, – заискивающе спрашивал Злобин, заглядывая в глаза опера, в надежде что-нибудь там увидеть для себя интересное, когда Студеникин принес несколько листов писчей бумаги.

– Пиши, что желаешь сознаться в совершенном преступлении и для этого просишь прибытия следователя, – с самым серьезным видом говорил Аверин.

– А мне это на суду зачтется?

– Обязательно.

– Вы не обманываете?

– А какой мне резон тебя обманывать? Так в статье шестьдесят первой УК написано. Следователь ведь зачитывал.

– Да мало что написано, – сомневался подозреваемый, находясь в состоянии, когда и хочется, и колется, и мама не велит…

– Тогда не пиши. На всю катушку получишь, – делал вид, что забирает листы бумаги, опер.

– Ладно, напишу.

– Да уж сделай одолжение. Себе. Не нам… – словно холодной водой из ушата обдавал словами подозреваемого, Аверин. – Нам это уже ни к чему… А тебе, друг мой, ой, как нужно!

Так что, к приезду следователя Паромова и криминалиста Андреева письменные заявления подозреваемых Злобина и Апыхтина с просьбой вызвать следователя для дачи признательных показаний уже лежали на столе начальника ИВС, с наложенными на них его резолюциями, при соответствующей регистрацией в журнале. А опера поочередно «обрывали» телефон, то докладывая многочисленному руководству о сдвиге в деле Смирнова, то разыскивая куда-то запропастившегося следака, надумавшего в такой момент отбыть в следственный отдел УВД города.

– Тоже нашел время!

12 МАРТА. РАСКЛАД ПОШЕЛ

– Работайте, – поздоровавшись со следователем и Андреевым, добродушно басил грузный капитан – начальник ИВС. – Кабинеты все свободные, выбирайте любые.

В середине рабочего дня получить следственный кабинет для работы – было большой проблемой. За кабинетами очередь выстраивалась из следователей и оперативных работников. Можно было полдня просидеть, прежде чем получить кабинет в свое распоряжение.

«Нет худа без добра, – отметил про себя Паромов, – хоть с кабинетом заморочек нет»!

Паромов выбрал тот, что был попросторней и посветлей. По крайней мере, для восприятия: светлые стены, светлый линолеум, белый потолок и отсутствие металлической клетки. Не то, что в других кабинетах-камерах.

– Хорошо, – одобрил выбор начальник ИВС, – просторная «хата», не так остро чувствуется гнетущее чувство лишения свободы. Да и с аппаратурой лучше разместиться…

По-видимому, таким образом, он отреагировал на действия эксперта-криминалиста, возившегося с проводами видеокамеры.

Как и прежде, Паромов начал со слабого звена – Апыхтина.

– Мне передали, что требовал встречи со следователем? – спросил он, когда разводящий привел в кабинет подозреваемого. – Это так?

– Так, – ответил Апыхтин.

– И что же случилось? – продолжал спрашивать без особого интереса следователь, делая вид, что общение с подозреваемым ему никакой радости не доставляет. – Может, тебя кто тут обидел? И ты желаешь мне пожаловаться?.. Возможно, это и правильно, то с этим можно было и до завтра потерпеть…

Ни одного намека на то, что ждет признания в совершении преступления.

– Я хочу сделать признательные показания, – начал торопливо Апыхтин, явно опасаясь, что следователь вот-вот развернется и уйдет, не выслушав его до конца.

– Это одолжение следствию или действительное раскаяние? – холодно перебил его Паромов.

– Раскаяние, раскаяние, – заторопился подозреваемый. – Хочу написать явку с повинной.

– Я же говорил, – напомнил следователь утренний разговор, по-прежнему, делая вид, что запоздалые признания его не очень интересуют.

– Я помню, – жалобным тоном заговорил подозреваемый, – но прошу меня простить. Дурак был, что сразу не последовал вашему совету. Уж извините.

– Хорошо, – смягчил тон следователь, сейчас увидим, как вы раскаиваетесь. Против записи допроса на видео возражению имеются?

– Нет, нет. Не имеются.

– Вижу, – решил слегка подыграть следователь, – что действительно чувство раскаяния в вас заговорило. Однако, как нам быть с участием адвоката. Я не смогу его сейчас найти.

Он еще хотел добавить, что адвокаты – это свободные люди, не связанные не служебным долгом, ни милицейской этикой, чтящие гарантированные Конституцией права и свободы, не признающие ненормированный рабочий день, но Апыхтин сам вмешался:

– Да не нужен мне никакой адвокат. Я – взрослый, и сам решаю: нужен мне или не нужен адвокат.

– Слова не мальчика, а мужа! – приободрил его Андреев, до сих пор молча наблюдавший за беседой.

– А то! – поддакнул опер Студеникин.

– Владимир Давыдович, – обратился следователь к Андрееву, – приготовьтесь к видеозаписи допроса. Да назовите, пусть и за кадром, точное наименование используемой техники, кассеты и иной атрибутики, необходимой в таких делах. Я тут профан: вдруг запнусь или что-то попутаю… А это не желательно.

– Все готово, – отозвался криминалист, взгромоздив здоровенную видеокамеру японского производства на плечо. – Все, что нужно назовем, не беспокойся. Нам это не впервые. Ну, что? Поехали?

– Минутку. Приготовлю протоколы, – придержал криминалиста Паромов, вынимая из «дипломата» бланки протоколов и раскладывая их перед собой на столе.

Наконец последовало ожидаемое: «Готов».

– Поехали! – произнес сакраментальное слово Андреев и включил видеокамеру.

– «Старший следователь, – начал Паромов перечислять в соответствии с УПК данные о своей должности и своем специальном звании, – рассмотрев материалы уголовного дела номер 7025, возбужденного 10 марта 1998 года по признакам статьи … сего числа, во столько-то времени, – уточнил он дату и время, – в соответствии со статьями 141, 141-1 УПК РСФСР, руководствуясь статьями, – перечислил необходимые статьи УПК, – на основании письменного заявления подозреваемого Апыхтина Анатолия производит следственное действие.

Товарищ оператор, – протараторив скороговоркой ритуальные фразы, не сделав и паузы, попросил он эксперта, – крупным планом заявление…

– Есть! – без лишних слов немедленно выполнил тот указание следователя, направив объектив на нужный документ.

– …В присутствии… – Паромов назвал должности, звания и фамилии сотрудников уголовного розыска, а Андреев пробежался объективом камеры по их лицам.

– … В помещении следственного кабинета ИВС УВД Курской области, с участием специалиста Андреева, который представится и назовет используемую при проведении следственного действия аппарату…

Андреев за кадром назвал свои полные данные, должность и звание, а также точное наименование видеоаппаратуры.

– …Произвел, – после небольшой вынужденной паузы повторился Паромов, – дополнительный допрос подозреваемого Апыхтина».

Объектив видеокамеры метнулся со следователя на подозреваемого.

– Представьтесь, – предложил Паромов Апыхтину.

И тот под видеокамеру назвал свои данные, дату и место рождения, место жительства.

Параллельно с видеозаписью Паромов строчил и обыкновенный протокол, задавая необходимые вопросы, предусмотренные УПК, в целях выяснения личности подозреваемого, разъясняя его права и обязанности, в том числе и в соответствии с Конституцией РФ – статью 51.

Апыхтин заявил, что в услугах адвоката он не нуждается, что статья 51 Конституции РФ ему разъяснена и понятна, но он желает дать показания, так как раскаивается в содеянном. И своим раскаянием желает облегчить свою участь.

– У меня есть друг, – начал он, чуть заикаясь и напряженно вглядываясь, словно боясь моргнуть, в объектив видеокамеры, – еще по детскому дому, Злобин Иван, мой ровесник. Этот друг как-то познакомился с девушкой Ирой, фамилия ее Нехороших, – уточнил глуховато, – проживает в одном доме и на одной площадке со Смирновым. У Иры есть брат Олег. Вот этот Олег и подговорил Ивана похитить у Смирновых автомобиль. Девятку. Иван отказывался, но Олег тогда запретил своей сестре Ире встречаться с ним… то есть, с Иваном… И Иван был вынужден согласиться на хищение автомобиля…

Тугой ком подкатил к горлу, мешая говорить. Дернув кадыком, Апыхтин сглотнул его вместе со слюной и продолжил:

– После этого, в начале марта Иван Злобин предложил и мне принять участие в краже девятки. Я согласился…

Как ни медленно рассказывал Апыхтин о своем участии в преступлении, старший следователь еле успевал записывать его показания в протокол.

Оперативники, затаив дыхание, молча слушали показания, не вмешиваясь в процесс допроса, лишь иногда делая короткие пометки в своих записных книжках. Чем они хуже знаменитого сыщика Эркюля Пуаро?

Криминалист Андреев, перевоплотившись в оператора видеосъемки, также молча и сосредоточенно работал камерой с плеча, без штатива. Камера давила на него, щупленького и дробненького, терявшегося под такой громадиной. И он время от времени аккуратно переносил ее с одного плеча на другое и также аккуратно разминал ноги, чтобы не затекали, перенося тяжесть тела с одной на другую, и чуть пошевеливая освободившейся от тяжести.

Когда подозреваемый дошел до того места в своих показаниях, где сказал о своем согласии на участии в преступлении – краже автомобиля, Паромов решил внести некоторую ясность о причинах, побудивших Апыхтина пойти на это, и задал вопрос.

– Пожалуйста, уточните, почему вы согласились?

Апыхтин замялся. По-видимому, ему не очень-то хотелось уточнять причину согласия. Но деваться было уже некуда.

– А мы до этого опять же по подсказке Олега, так, по крайней мере, мне тогда пояснял Злобин, на поселке КТК похитили автомобиль, «ВАЗ-2106» красного цвета, – нехотя выдавил он. – Злобин пригрозил, что «сдаст» меня милиции, если откажусь…

«Вот те на! – подумал Паромов, – еще одно преступление проклевывается… Конечно, тут призадумаешься, прежде чем сказать что-то…»

Но вслух ничего подобного не произнес. Не нужно эмоций и раскрытие карт перед противником. Пусть считает, что следователь уже давно знал этот факт преступной деятельности и Апыхтина, и Злобина, и Нехороших. Лишняя эмоциональность в работе милиции недопустима. А в работе следствия – тем более.

– Уточните дату и место угона автомобиля, – не отрываясь ни на секунду от протокола, работая авторучкой, словно автомат, не поднимая головы, потребовал Паромов.

Торопился записать новые обстоятельства преступной деятельности Апыхтина и его друзей-сотоварищей.

Напряглись и оперативники, как коты перед броском на мышь.

– Дату точно уже не помню, но это было в конце января или начале февраля… Угнали автомобиль от дома с молочным магазином. Угнали ночью, – вспоминал, наморщив лоб, Апыхтин.

– И что же дальше случилось с этим автомобилем? – спросил Паромов, желая уточнить и детализировать обстоятельства нового преступления, которые будут так необходимы при доказывании этого эпизода преступной деятельности Апыхтина и его сообщников.

– Пригнали в гараж Олега и там поставили. Потом вместе с Олегом его на запчасти разобрали и продали. Что-то ненужное выбросили на свалку, а что-то до сих пор в его гараже валяется… – пояснял довольно-таки обстоятельно подозреваемый.

– Хорошо, Анатолий, будем считать, что с этим эпизодом мы разобрались… Пока… Возвратимся к эпизоду со Смирновым. Поясни нам: Олег, тоже что ли с вами был, раз после угона вы так быстро автомобиль спрятали в его гараже? – вновь задал вопрос Паромов, записав прежний ответ.

– Не, не с нами, – поспешил заверить Апыхтин.

– Тогда как же?

– А Злобин ночью бегал к нему домой за ключами от гаража.

– Вот оно как… – протянул Паромов. – Так может, Олег и в сговоре с вами не был? Как считаешь?

– Со мной он точно в сговоре не был, – не задумываясь, ответил Апыхтин, – но был в сговоре (по всей видимости, ему понравилось выражение «быть в сговоре», так как он стал часто вслед за следователем употреблять его в своей речи) с Иваном. Да мне сам Иван об этом говорил. Не верите?

– Почему же? – стал разубеждать его в обратном следователь. – Мы вам, Анатолий, верим. Просто необходимо уточнить некоторые детали. Впрочем, пора возвратиться к основному моменту. Значит, говоришь, что согласился участвовать в хищении автомобиля?

– Да. А что? – вновь вспомнил он о своем слове-паразите.

До этого момента он этот слоган как-то не употреблял в своей речи. Возможно, от стресса.

– И что произошло дальше? Рассказывайте сами и, желательно, поподробнее, с указанием имен, фамилий участников, времени и места, действий каждого участника событий. Хорошо?

«Чем меньше будет вопросов со стороны следствия, – решил следователь, – чем больше будет собственного рассказа подозреваемого, тем лучше для суда. Меньше будет придирок у адвокатов к «наводящим» вопросам».

Паромов не первый день работал в следствии и знал, как в суде фигуранты, особенно подсудимые, отказываются от своих показаний, ссылаясь на то, что эти показания или «выбиты» оперативниками и следователями, или же даны по заранее написанному тексту опять же под давлением оперативных работников. Не зря же он, предупреждая возможные эксцессы такого рода, еще в самом начале допроса так скрупулезно разъяснял подозреваемому статьи УПК, его права и обязанности; не зря потребовал показать крупным планом, так, чтобы можно было прочесть, заявление Апыхтина о немедленном вызове к нему свидетеля; не зря расспрашивал его о том, не обижали ли его в ИВС, не допускали ли по отношению к нему недозволенных приемов и методов; не зря «нудил» с защитником и статьей 51 Конституции РФ. Пусть в суде все увидят, что никакого давления на подозреваемого не было и не могло быть.

– Иван стал следить, как Смирновы ставят автомобиль, – начал вновь свой рассказ-признание Апыхтин. – Выяснил, что на автомобиле больше всего катается Мальвина… ну, жена Смирнова. Оставляет только напротив своих окон. А что? Незаметно не подойдешь, не угонишь. А вечером машину в гараж отгонял и ставил Смирнов Артем.

Если Паромов слушал и параллельно с этим записывал показания в протокол, то оперативники помалкивали, боясь спугнуть удачу. Лишь изредка делали короткие пометки в записных книжках.

– До десятого марта как-то случай не представлялся. То одно, то другое мешало. А что? То я не приходил, надеялся, что Иван без меня справится. Не хотелось в краже участвовать. То у Ивана какие-то другие дела были, то автомобиля не видели.

Апыхтин тяжело вздохнул. Видимо, запоздалое осознание собственной беды напомнило о себе.

– А десятого марта, – продолжил он, собравшись с духом, – перед вечером Иван зашел за мной, и мы пошли к дому его подруги. По дороге Иван куда-то отлучался за самогоном. А что? Водка дорогая, а самогон дешевле, – по-житейски пояснил он, – вот и взял бутылку самогонки.

– У кого? – решил выяснить Паромов.

– Не знаю. Я же говорю, что он ходил один, без меня, – уточнил Апыхтин.

– Какова емкость бутылки, каков ее цвет? Полная была или уже початая? – требовал детализации следователь.

Вопросы вроде бы мелкие, пустые, ненужные, но именно подобная мелочь оказывалась незаменимой при доказывании.

– Обыкновенная… стеклянная, емкостью 0,5 литра, – охотно уточнял подозреваемый. – Цвет зеленый, полная, с пластмассовой пробкой. Знаете, такие бывают, с козырьком, что сверху одевается…

Паромов не успевал записывать, и чтобы выиграть время и не дать видеокамере впустую работать, задал вроде бы и нейтральный, а на самом деле со смыслом, вопрос. Даже не вопрос, а поощрительное высказывание:

– Ну, у тебя и память. Даже такие подробности помнишь!

– Не жалуюсь, – улыбнулся впервые Апыхтин. – А что?

– А то, – дописывая предыдущие показания, произнес Паромов, – что не каждому дано так все подробно помнить. Не каждому. Уж поверь мне. У тебя, уверен, что не ошибаюсь, – вновь поощрительный посыл в сторону подозреваемого, – по литературе четверки и пятерки…

– А то! – заулыбался Апыхтин.

Заулыбался застенчиво и естественно, а не заискивающе, как иногда делается при таких обстоятельствах. Ведь находиться в камере ИВС радости мало… Любому человеку приятно, когда посторонний увидит в нем не только отрицательные черты, но и что-то хорошее, общепризнанное, положительное.

Беседа на отвлеченные темы не только дала время Паромову внести в протокол необходимые показания подозреваемого, но и позволила самому подозреваемому чуть расслабиться, ослабить путы внутреннего контроля, снять напряжение. Не зря говорится, что стоит покаяться, как наступает внутреннее облегчение. Что-то подобное происходило и с Апыхтиным. Тяжело было начинать признаваться. Остатки стыда тормозили, страх предстоящего наказания пугал, чувство товарищества, пусть и преступного, но все равно товарищества, удерживало. Но начал – и полегчало.

– Когда пришли к подъезду дома, где жила Ира и Смирновы, то там уже были ребята: Оксана, Снежана и Никитин Виктор. Злобин угостил самогоном их. Но они только пригубили, а пить не стали. Было уже довольно темно, возможно, около шести часов вечера, так как возле подъезда горели фонари уличного освещения, когда домой откуда-то, скорее всего, с работы, – уточнил Апыхтин, – возвратился Смирнов. Злобин предложил ему выпить самогона. Смирнов выпить согласился. Сходил домой за закуской, так как у нас закуски и не было. Принес хлебца, несколько кусочков сальца и колбаски. Кажется, еще головку лука…

– Прошу уточнить, – прервал вновь Паромов подозреваемого, – вы что, заранее планировали Смирнова напоить пьяным? И для чего?

– Да ничего мы заранее не планировали, – возмутился Апыхтин. – Ничего! С какой стати? Я, вообще, никаких планов не имел. Да и Злобин, – решил быть объективным Анатолий, – вряд ли такой план имел. Все произошло случайно. А что?