Текст книги "Сочинения. В 2-х томах"

Автор книги: Николай Клюев

 
Широко необъятное поле,
А за ним чуть синеющий лес!
Я опять на просторе, на воле
И любуюсь красою небес.
 
 
В этом царстве зеленом природы
Не увидишь рыданий и слез;
Только в редкие дни непогоды
Ветер стонет меж сучьев берез.
 
 
Не найдешь здесь душой пресыщенной
Пьяных оргий, продажной любви,
Не увидишь толпы развращенной
С затаенным проклятьем в груди.
 
 
Здесь иной мир – покоя, отрады.
Нет суетных волнений души;
Жизнь тиха здесь, как пламя лампады,
Не колеблемой ветром в тиши.
 

(1904)

 
Где вы, порывы кипучие,
Чувств безграничный простор,
Речи проклятия жгучие,
Гневный насилью укор?
 
 
Где вы, невинные, чистые,
Смелые духом борцы,
Родины звезды лучистые,
Доли народной певцы?
 
 
Родина, кровью облитая
Ждет вас, как светлого дня,
Тьмою кромешной покрытая
Ждет – не дождется огня!
 
 
Этот огонь очистительный,
Факел свободы зажгёт
Голос земли убедительный,
Всевыносящий народ!
 

(1905)

 
Пронеслась над родимою нивой
Полоса градовая стеной,
Пала на землю спутанной гривой
Рожь-кормилица с болью тупой.
Пала на землю, с грязью смешалась,
Золотистой волной не шумит…
Пахарь бедный!.. Тебе лишь осталась
За труды – горечь слез и обид!
Заколачивай окна избушки
И иди побираться с семьей
Далеко от своей деревушки,
От полей и землицы родной.
С малолетства знакомые краски:
Пахарь – нищий, и дети и мать,
В тщетных поисках хлеба и ласки,
В города убегают страдать…
Сердце кровью горячей облилось,
Поневоле житье проклянешь:
Ты куда, наша доля, сокрылась?
Где ты, русское счастье, живешь?
 

(1905)

 
Друг друга обнимем в сегодняшний день,
Забудем былые невзгоды,
Ушли без возврата в могильную сень
Враги животворной свободы.
Сегодняшний день без копья и меча
Сразил их полки-легионы;
Народная сбылась святая мечта,
Услышаны тяжкие стоны.
День радости светлой! Надежды живой!
Надежды на лучшую долю!
Насилия сорван покров вековой
И просится сердце на волю.
На волю! на волю! В волшебную даль!
В обитель свободного счастья!..
Исчезни навеки злодейка-печаль!
Исчезни кошмар самовластья!
Мы новою жизнью теперь заживем —
С бесстрашием ринемся к битве;
Мы новые песни свободе споем —
И новые сложим молитвы.
 

(1905)

 
Наружный я и зол и грешен,
Неосязаемый – пречист,
Мной мрак полуночи кромешен,
И от меня закат лучист.
 
 
Я смехом солнечным младенца
Пустыню жизни оживлю
И жажду душ из чаши сердца
Вином певучим утолю.
 
 
Так на рассвете вдохновенья
В слепом безумьи грезил я,
И вот предтечею забвенья
Шипит могильная змея.
 
 
Рыдает колокол усопший
Над прахом выветренных плит,
И на кресте венок поблекший
Улыбкой солнце золотит.
 

(1905?)

Посвящается Е.Д.

 
Пусть победней и сумрачней своды,
Глуше стоны замученных жертв,
Кто провидит грядущие годы,
Тот за дверью могилы не мертв!
Не тебе ль эту песню, голубка,
Я в былом недалеком певал: —
Бился парус… Стремительно шлюпка
Рассекала бушующий вал.
И так много кипело отваги
В необъятной, как море, груди.
Мы с тобою, как вещие маги.
Прозревали миры впереди.
Не хотелось к утесу причалить…
Всё лететь по волнам без конца,
Чтобы явью земли не печалить
Твоего дорогого лица.
В дни потерь и большого унынья
Я глухое предчувствье таю,
Что волнам приобщила стихия
Обреченную душу твою.
Что желанью тревожному вторя,
Как навеки прощальный поклон,
Долетит до родимого моря
Твой предсмертный, рыдающий стон.
 

(1905?)

 
Рота за ротой проходят полки —
Конница, пушки, пехота;
Кажутся сетью блестящей штыки,
Кровью – погон позолота.
Трубы торжественно маршем старинным
Дух утомленный обманно бодрят,
Мимо острога по улицам длинным
Роты к вокзалам спешат.
Там наготове, окутаны паром,
Чудищем черным стоят поезда,
Веет с полян отдаленным пожаром,
Словно за ними горят города.
Словно за гранью полян одичалых
Гений возмездья сигналы зажег…
Взводы шагают, зовет запоздалых
Жалкой свирелью горниста рожок.
Эхом ответным свистят паровозы,
Дробных шагов заглушая молву,
Сбылись ночные зловещие грезы,
Сбылись кровавые сны наяву.
Скоро по лону полей торопливо
Воинский поезд помчится гремя,
Заяц метнется в кусты боязливо,
В встречной деревне заплачет дитя.
 

(1905?)

 
Плещут холодные волны,
Стонут и плачут навзрыд.
Гневным отчаяньем полны,
Бьются о серый гранит.
С шумом назад отступают,
Белою пеной вскипев.
Скалы их горя не знают,
Им непонятен их гнев.
Знает лишь вечер кручину
Бездны зыбучей морской, —
Мертвым сегодня в пучину
Брошен матрос молодой.
Был он свободный душою,
Крепко отчизну любил,
Братской замучен рукою,
Сном непробудным почил.
Стихло безумное горе,
Умерло сердце в груди,
Тяжко вздымается море,
Бурю суля впереди.
Бьются у берега шлюпки,
Стонут сирены во мгле,
Белые волны-голубки
Стаей несутся к земле.
Шлют берегам укоризны
В песне немолчной своей…
Много у бедной отчизны
Павших безвинно детей!
 

(1905)

 
Казарма мрачная с промерзшими стенами,
С недвижной полутьмой зияющих углов,
Где зреют злые сны осенними ночами
Под хриплый перезвон недремлющих часов, —
Во сне и наяву встает из-за тумана
Руиной мрачною из пропасти она,
Как остров дикарей на глади океана
Полна зловещих чар и ужасов полна.
Казарма дикая, подобная острогу,
Кровавою мечтой мне в душу залегла,
Ей молодость моя как некоему богу
Вечерней жертвою принесена была.
И часто в тишине полночи бездыханной
Мерещится мне въявь военных плацев гладь,
Глухой раскат шагов и рокот барабанный —
Губительный сигнал: идти и убивать.
Но рядом клик другой могучее сторицей,
Рассеивая сны, доносится из тьмы: —
Сто раз убей себя, но не живи убийцей,
Несчастное дитя казармы и тюрьмы!
 

(1907)

 
На часах у стен тюремных,
У окованных ворот,
Скучно в думах неизбежных
Ночь унылая идет.
Вдалеке волшебный город
Весь сияющий в огнях,
Здесь же плит гранитных холод,
Да засовы на дверях.
Острый месяц в тучах тонет,
Как обломок палаша;
В каждом камне, мнится, стонет
Заключенная душа.
Стонут, бьются души в узах
В безучастной тишине.
Все в рабочих синих блузах,
Земляки по крови мне.
Закипает в сердце глухо
Яд пережитых обид…
Мать, родимая старуха,
Мнится, в сумраке стоит.
К ранцу жалостно и тупо
Припадает головой…
Одиночки, как уступы,
Громоздятся надо мной.
Словно глаз лукаво-грубый,
За спиной блестит ружье,
И не знаю я кому бы
Горе высказать свое.
Жизнь безвинно молодую
Загубить в расцвете жаль, —
Неотступно песню злую
За спиною шепчет сталь.
Шелестит зловеще дуло:
Не корись лихой судьбе.
На исходе караула
В сердце выстрели себе.
И умри безумно молод,
Тяготенье кончи дней…
За тюрьмой волшебный город
Светит тысячью огней.
И огни, как бриллианты,
Блесток радужных поток…
Бьют унылые куранты
Череды унылой срок.
 

(1907)

 
Что вы, други, приуныли,
Закручинились о чем,
О безвестной ли могиле,
Аль о рае золотом?
О житейском хлебе-соли, —
Изобильном животе,
Аль от мук гвоздиной боли
На невидимом кресте?
Запеклися кровью губы,
Жизнь иссякла в телесах…
Веют ангельские трубы
В громозвучных небесах.
Пробудитесь, светы– други,
Иисусовы птенцы,
Обрядитеся в кольчуги,
Навострите кладенцы!
Град наш сумрачною тучей
Обложила вражья рать:
Кто прекрасней и могучей
Поединок зачинать?
Победительные громы
До седьмых дойдут небес,
Заградит твердынь проломы
Серафимских копий лес.
Что, собратья, приуныли,
Оскудели моготой?
Расплесните перья крылий,
Просияйте молоньей. —
Красотой затмите зори,
Славу звезд, луны чертог,
Как бывало на Фаворе
У Христовых, чистых ног.
 

(1912).

 
Правда ль, други, что на свете
Есть чудесная страна,
Где ни бури и ни сети
Не мутят речного дна.
 
 
Где не жнется супостатом
Всколосившаяся новь,
И сумой да казематом
Не карается любовь.
 
 
Мать не плачется о сыне,
Что безвременно погиб,
И в седой морской пучине
Стал добычей хищных рыб…
 
 
Где безбурные закаты
Не мрачат сиянья дня,
Благосенны кущи-хаты
И приветны без огня.
 
 
Поразмыслите-ка, други,
Отчего ж в краю у нас
Застят таежные вьюги
Зори красные от глаз?
 
 
От невзгод черны избушки,
В поле падаль и навоз,
Да вихрастые макушки
Никлых, стонущих берез?
 
 
Да маячат зубья борон,
Лебеду суля за труд,
Облака, как черный ворон,
Темь ненастную несут?
 

(1913)

Умер, бедняга, в больнице военной

К. Р.

 
«Умер бедняга в больнице военной»
В смерти прекрасен и свят,
То не ему ли покров многоценный
Выткал осенний закат!
«Таял он словно свеча понемногу»,
Вянул, как в стужу цветы —
Не потому ли с берез на дорогу
Желтые сдуло листы.
И не с кручины ль, одевшись в багрянец,
Плачет ивняк над рекой…
«С виду пригожий он был новобранец,
Статный и рослый такой».
 
 
Мир тебе, юный! Осенние дали
Скорбны, как родина-мать —
«Всю глубину материнской печали
Трудно пером описать».
Злая шрапнель с душегубкою-пулей
Сгинут, вражду разлюбя, —
Рыбарь за сетью, мужик за косулей,
Вспомнят, родимый, тебя!
 

(1914).

 
Не ветер в поле свищет —
Военный гром гремит…
Старинный романс
 
 
Ах, зачем не ветер я,
Не орел ширококрылый,
Чтоб умчаться в те края,
Где сражается мой милый!
 
 
Сиротеет наш уют —
Над рекой пожухлый домик,
Как сверчок, докучен труд
И стихов заветный томик.
 
 
Словно нянюшкин костыль,
На крылечке тень от вяза;
Няня помнит, как Шамиль
Воевал в горах Кавказа,
 
 
Как бухарец бунтовал,
Пал Рущук, и в крае вражьем
Турку Белый генерал
Потоптал конем лебяжьим.
 
 
Ну, как в нынешнюю брань
Всадник-лебедь не прискачет.
Няня шамкает: «у бань
Не к добру Барбос дурачит —
 
 
Роет щебень, хвост ежом,
Жди бескормицы и кражи…
Ладу нет с веретеном
У моей вещуньи-пряжи —
 
 
Словно бес в веретене,
Верещит, на темень злится.
Знать, голубка, на войне
Кровный кто по нам журится.
 
 
Лен отсырел – бабьих слез
На Руси прольется море…
Молвь идет, что сам Христос
Снизойдет на землю вскоре…
 
 
Он, как буря, без ядра
Супостата изничтожит…
Есть поверье: серебра
Ржа вовеки не изгложет
 
 
Наша Русь черна избой,
Да пригожа хлебным кусом»…
Я дремлю, летя душой
За победным Иисусом.
 
 
Чую сечу, гром побед,
С милым встречу предвкушая…
О, война! в шестнадцать лет
Ты, как сказка роковая!
 

1914.

 
На сивом плесе гагарий зык, —
Знать, будет вёдро и зной велик,
Как клуб бересты в ночи луна —
Рассвету лапти плетет она.
Сучит оборы жаровый пень,
И ткет онучи чернавка-тень.
Рассвет-кудрявич, лихой мигач,
В лесной избушке жует калач,
Глядит в оконце, и волос рус
Зарит вершины, как низка бус.
Заря Рассвету: «ах, в руку сон!
Я пряла тучку – саврасый лен,
Колдунья-буря порвала нить,
Велела прялку навек забыть!»
Рассвет на речь ту:
«Хитрить не след,
Не День ли купчик тебе сосед?
Не я ли прялка? Мне в путь пора, —
Настыла за ночь берез кора»…
И стукнул дверью… А купчик млад
В избу, как кречет, уходу рад.
Чтобы с жалобным уснуть часок,
Зымает Зорька ему сапог.
Глядь, луч в оконце… Рыжеет бор,
Рассвет над плёсом зажег костер.
И День затмился: «любовь не в час!
Не тятька ль Вечер спешит в лабаз!
В лабазе ж сукна алей огня,
До звезд, сударка, не жди меня»…
И хлопнул дверью… Заря одна
Пошла за полог бледнее льна,
Слезой сытовой смочить рукав,
Чтоб льны дыбились тучней дубрав,
Чтоб рос под елью малыш-красик,
И славил вёдро гагарий зык!
 

(1916)

 
Упокой мою душу Господь
Во святых, где молчит всяка плоть,
Где под елью изба – изумруд —
Сладковейный родимый приют,
Там божница – кувшинковый цвет,
И шесток неотрывно согрет?
 
 
Облачи мою душу, Господь,
Как зарю, в золотую милоть,
Дай из молний венец, и вручи
От небесной ограды ключи:
Повелю серафимам Твоим
Я слететься к деревьям родным,
Днем сиять, со всенощного мглой
Теплить свечи пред каждой избой!..
 
 
О, взыщи мою душу Творец —
Дай мне стих – золотой бубенец,
Пусть душа – сизый северный гусь
Облетит непомерную Русь, —
Здесь вспарит, там обронит перо —
Песнотворческих дум серебро,
И свирельный полет возлюбя —
Во святых упокоит себя!
 

(1916)

 
…Солдаты испражняются.
Где калитка, где забор —
Мережковского собор.
 

(ок. 1916)

 
Как у нас ли на Святой Руси
Городища с пригородками,
Красны села со проселками,
Белы лебеди с лебедками,
Добры молодцы с красотками.
Как молодушки все «аи», да «не замай»,
Старичищам только пару поддавай,
Наша банища от Камы до Оки,
Горы с долами – тесовые полки,
Ковш узорчатый – озерышко Ильмень:
Святогору сладко париться, не лень!
 
 
Ой, вы, други, гости званые,
Сапожки на вас сафьянные,
Становой кафтан – индийская парча,
Речь орлиная смела и горяча,
Сердце-кречет рвется в поймища степей
Утиц бить, да долгоносых журавлей,
Все вы бровью в Соликамского бобра,
Русской совестью светлее серебра.
Изреките ж песнослову-мужику
Где дорога к скоморошью теремку,
 
 
Где тропиночка в боярский зелен сад, —
Там под вишеньем зарыт волшебный клад,
Ключ от песни всеславянской и родной,
Что томит меня дремучею тоской…
Аль взаправду успокоился Садко,
Князь татарский с полонянкой далеко,
Призакрыл их след, как саваном, ковыль,
Источили самогуды ржа да пыль,
И не выйдет к нам царевна в жемчугах,
С речью пряничной на маковых губах?
Ой, вы други – белы соколы,
Лихо есть, да бродит около, —
Ключ от песни недалёконько зарыт —
В сердце жаркое пусть каждый постучит:
Если в сердце золотой, щемящий звон,
То царевна шлет вам солнечный поклон,
Если ж в жарком плещут весла якоря, —
То Садко наш тешит водного царя.
Русь нетленна, и погостские кресты —
Только вехи на дороге красоты!
Сердце, сердце, русской удали жилье,
На тебя ли ворог точит лезвие,
Цепь кандальную на кречета кует,
Чтоб не пело ты, как воды в ледоход,
Чтобы верба за иконой не цвела,
Не гудели на Руси колокола,
И под благовест медовый в вешний день
Не приснилось тебе озеро Ильмень,
Не вздыхало б ты от жаркой глубины:
Где вы, вещие Бояновы сыны?
 

(1917)

 
Солнышко-светик! Согрей мужика… —
В сердце моем гробовая тоска.
Братья мои в непомерном бою
Грудь подставляют штыку да огню.
В бедной избе только холод да труд,
Русские реки слезами текут!
Пятеро нас, пять червлёных щитов
Русь боронят от заморских врагов:
Петра, Ляксандра, Кудрявич Митяй,
Федя-Орленок, да я – Миколай.
Старший братан, как полесный медведь,
Мял, словно лыко, железо и медь;
Братец Ляксандр – бородища снопом —
Пахарь Господний, вскормленный гумном.
Митя-Кудрявич, волосья как мед,
Ангелом стал у небесных ворот;
Рана кровавая точит лучи.
Сам же светлее церковной свечи.
Федюшка-цветик, осьмнадцать годков,
Сгиб на Карпатах от вражьих штыков.
Сказывал взводный: где парень убит,
Светлой слезинкой лампадка горит.
В волость бумага о смерти пришла;
Мать о ту пору куделю пряла,
Нитка порвалась… Куделя, как кровь…
Много на нашем погосте крестов! —
Новый под елью, как сторож, стоит,
Ладаном ель над родимой кадит.
Петрова баба, что лебедь речной,
Косы в ладонь, сарафан расшитой,
Мужа кончину без слез приняла,
Только свечу пред божницей зажгла.
Ночью осенней, под мелким дождем,
Странницей-нищей ушла с посошком…
Бают крещеные: «в дальнем скиту
Схимница есть, у святых на счету,
Поступь лебяжья, а схима по бровь»…
Ой, велика, ты мужичья любовь!
Солнышко-светик! Согрей мужика!
Русская песня, что Волга-река!
Катится в море, где пена, да синь…
Песне моей не сказать ли «Аминь»?
Русь не вместить в человечьи слова:
Где, ты, небес громовая молва,
Гул океана, и гомон тайги!..
Сердце свое, человек, береги!
Озеро-сердце, а Русь, как звезда,
В глубь его смотрит всегда!
 

(1917)

 
Кабы молодцу узорчатый кафтан,
На сапожки с красной опушью сафьян,
На порты бы мухояровый камлот, —
Дивовался бы на доброго народ.
Старики бы помянули старину,
Бабки – девичью, зеленую весну,
Мужики бы мне-ка воздали поклон:
«Дескать, в руку был крестьянский дивный
Будто белая престольная Москва
Не опальная кручинная вдова»…
В тихом Угличе поют колокола,
Слышны клёкоты победного орла:
Быть Руси в златоузорчатой парче,
Как пред образом заутренней свече!
Чтобы девичья умильная краса
Не топталась, как на травушке роса,
Чтоб румяны были зори-куличи,
Сытны варева в муравчатой печи,
Чтоб родная черносошная изба
Возглашала бы, как бранная труба:
Солетайтесь белы кречеты на пир,
На честное рукобитие да мир! —
Буй-Тур Всеволод, и Темный Василько,
С самогудами Чурило и Садко,
Александр Златокольчужный Невский страж,
И Микулушка – кормилец верный наш,
Радонежские Ослябя, Пересвет, —
Стяги светлые столетий и побед!
Не забыты вы народной глубиной,
Наши облики схоронены избой,
Смольным бором, голубым березняком,
Призакрыты алым девичьим платком!..
Тише, Волга, Днепр Перунов, не гуди,
Наших батырей до срока не буди!
 

(1917)

 
Мы – красные солдаты,
Священные штыки,
За трудовые хаты
Сомкнем свои полки.
От Ладоги до Волги
Взывает львиный гром…
Товарищи, недолго
Нам меряться с врагом!
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
Низвергнуты короны,
Стоглавый капитал,
Рабочей обороны
Бурлит железный вал!
Он сокрушает скалы —
Пристанище акул…
Мы молоды и алы
За изгородью дул!
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
Да здравствует Коммуна —
Багряная звезда!
Не оборвутся струны
Певучие труда.
Да здравствуют Советы,
Социализма строй!
Орлиные рассветы
Трепещут над землей.
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
С нуждой проклятой споря,
Зовет поденщик нас;
О, сколько слез и горя
Приносит рабства час.
Малюток миллионы,
Скорбящих матерей
Сплетают плач и стоны
В мережи нищих дней.
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
За праведные раны,
За ливень кровяной
Расплатятся тираны
Презренной головой.
Купеческие туши
И падаль по церквам,
В седых морях, на суше,
Погибель злая вам!
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
Мы – красные солдаты,
Всемирных бурь гонцы,
Приносим радость в хаты
И гибель во дворцы.
В пылающих заводах
Нас славят горн и пар…
Товарищи в походах,
Будь каждый смел и яр!
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
Под огненное знамя
Скликайте земляков…
Кивач гуторит Каме,
Олонцу вторит Псков:
«За землю и за Волю
Идет бесстрашных рать».
Пускай не клянет долю
Красноармейца мать.
 
 
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 
 
На золотом пороге
Немеркнущих времен
Отпрянет ли в тревоге
Бессмертный легион?
Как буря, без оглядки.
Мы старый мир сметем,
Знамен палящих складки
До солнца доплеснем!
Мир хижинам, – война дворцам,
Цветы побед и честь – борцам!
 

(1919)

 
Скалы – мозоли земли,
Волны – ловецкие жилы,
Ваши черны корабли,
Путь до бесславной могилы.
 
 
Наш буреломен баркас,
В вымпеле солнце гнездится,
Груз – огнезарый атлас —
Брачному миру рядиться.
 
 
Спрут и морской огнезуб
Стали бесстрашных добычей.
Дали, прибрежный уступ
Помнят кровавый обычай: —
 
 
С рубки низринуть раба
В снедь брюхоротым акулам…
Наша ли, братья, судьба
Ввериться пушечным дулам!
 
 
В вымпеле солнце-орел
Вывело красную стаю;
Мачты почуяли мол,
Снасти – причальную сваю.
 
 
Скоро родной материк
Ветром борта поцелует;
Будет ничтожный – велик,
Нищий в венке запирует.
 
 
Светлый восстанет певец
Звукам прибоем научен,
И не изранит сердец
Скрип стихотворных уключин.
 

(1919)

 
Моя родная богатырка —
Сестра в досуге и в борьбе
Недаром огненная стирка
Прошла булатом по тебе!
 
 
Стирал тебя Колчак в Сибири
Братоубийственным штыком,
И голод на поволжской шири
Костлявым гладил утюгом.
 
 
Старуха мурманская вьюга,
Ворча, крахмалила испод,
Чтоб от Алтая и до Буга
Взыграл железный ледоход.
 
 
Ты мой чумазый осьмилеток,
Пропахший потом боевым,
Тебе венок из лучших веток
Плетет Вайгач и теплый Крым.
 
 
Мне двадцать пять, крут подбородок,
И бровь моздокских ямщиков,
Гнездится крепкий зимородок
Под карим бархатом усов.
 
 
В лихом бою, над зыбкой в хате,
За яровою бороздой,
Я помню о суконном брате
С неодолимою звездой.
 
 
В груди, в виске ли будет дырка —
Ее напевом не заткнешь…
Моя родная богатырка,
С тобой и в смерти я пригож!
 
 
Лишь станут пасмурнее брови,
Суровее твоя звезда…
У богатырских изголовий
Шумит степная лебеда.
 
 
И улыбаются курганы
Из-под отеческих усов
На ослепительные раны
Прекрасных внуков и сынов.
 

1925.

 
Наша собачка у ворот отлаяла,
Замело пургою башмачок Светланы,
А давно ли нянюшка ворожила-баяла
Поваренкой вычерпать поморья-океаны.
 
 
А давно ли Россия избою куталась, —
В подголовнике бисеры, шелка багдадские,
Кичкою кичилась, тулупом тулупилась,
Слушая акафисты, да бунчуки казацкие.
 
 
Жировалось, бытилось братанам Елисеевым,
Налимьей ухой текла Молога синяя,
Не было помехи игрищам затейливым,
Саянам-сарафанам, тройкам в лунном инее.
 
 
Хороша была Настенька у купца Чапурина,
За ресницей рыбица глотала глубь глубокую,
Аль опоена, аль окурена,
Только сгибла краса волоокая.
 
 
Налетела на хоромы преукрашены
Птица мертвая – поганый вран,
Оттого от Пинеги до Кашина
Вьюгой разоткался Настин сарафан.
 
 
У матёрой матери Мамёлфы Тимофеевны
Сказка-печень вспорота и сосцы откушены,
Люди обезлюдены, звери обеззверены…
Глядь, березка ранняя мерит серьги Лушины!
 
 
Глядь, за красной азбукой, мглицею потуплена,
Словно ива в озеро, празелень ресниц,
Струнным тесом крытая и из песен рублена
Видится хоромина в глубине страниц.
 
 
За оконцем Настенька в пяльцы душу впялила —
Вышить небывалое кровью, да огнем…
Наша карнаухая у ворот отлаяла
На гаданье нянино с вещим башмачком.
 

(1926)