Текст книги "Сочинения. В 2-х томах"
Автор книги: Николай Клюев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)
В 1912 г. вышли «Братские песни», сначала в виде 16-страничной брошюры, изд. журн. «К Новой Земле», затем, в виде книги под тем же названием, с большим предисловием В. Свенцицкого (XIV стр.; тексты Клюева – 62 стр.), в изд. журнала «Новая Земля». В авторском предисловии Клюев пишет о том, что эти стихи написаны ранее, чем стихи «Сосен перезвона», но не вошли в первую книгу потому, что автором не записывались, а передавались устно или письменно помимо автора.
Это предисловие возмутило В. Львова-Рогачевского: «г. Клюев, только что вступивший в литературу, заявляет…» («Современный Мир», 1912, № 7, стр. 325). Гумилев, напротив, процитировав часть авторского предисловия, пишет: «Именно так и складываются образцы народного творчества, где-нибудь в лесу, на дороге, где нет возможности, да и охоты записывать, отделывать, где можно к удачной строфе приделать неуклюжее окончание, поступиться не только грамматикой, но и размером»… «До сих пор, начинает свою статью Гумилев, – ни критика, ни публика не знает, как относиться к Николаю Клюеву. Что он – экзотическая птица, странный гротеск, только крестьянин – по удивительной случайности пишущий безукоризненные стихи, или провозвестник новой силы, народной культуры? По выходе его первой книги „Сосен перезвон“, я говорил второе; „Братские песни“ укрепляют меня в моем мнении Пафос Клюева – все тот же, глубоко религиозный:
Отгул колоколов, то полновесно-четкий,
То дробно-золотой, колдует и пьянит.
Кто этот, в стороне, величественно-кроткий,
В одежде пришлеца, отверженным стоит?
Христос для Клюева – лейтмотив не только поэзии, но и жизни. Это не сектантство отнюдь, это естественное устремление высокой души к небесному Жениху… Монашество, аскетизм ей противны; она не позволит Марии обидеть кроткую Марфу:
Не оплакано былое,
За любовь не прощено,
Береги, дитя, земное,
Если неба не дано.
Но у нас есть гордое сознание, ставящее ее над повседневностью:
Мы – глашатаи Христа,
Первенцы Адама.
Вступительная статья В. Свенцицкого грешит именно сектантской узостью и бездоказательностью. Вскрывая каждый намек, философски обосновывая каждую метафору, она обесценивает творчество Николая Клюева, сводя его к простому пересказу Голгофской церкви». («Аполлон», 1912, № 6, стр. 53; перепеч.: Н. Гумилев. Собр. соч. в 4 тт., под ред. Г.П. Струве и Б.А. Филиппова, т. 4, изд. В.П. Камкина, Вашингтон, 1968, стр. 298–300).
В. Свенцицкий, в своей вступит, статье, писал: «"Песни" Клюева по содержанию своему имеют еще два основных начала: Вселенское, в том смысле, что в них выражается не односторонняя правда того или иного „вероисповедания“, а общечеловеческая правда полноты вселенского религиозного сознания. Национальное, в том смысле, что раскрывается это вселенское начало в чертах глубоко русских, если можно так выразиться, плотяных, черноземных, подлинных, национальных…Мировой процесс, – это постепенное воплощение „Царствия Божия на земле“, – постепенное освобождение земли от рабства внешнего: господства страдания, зла и смерти. „Освобождение земли“ на языке религиозном должно быть названо искуплением. Путь к этому освобождению должен быть назван голгофским. Не дано „искупление“, как подвиг единого Агнца – оно дастся, как усилие всей земли. Голгофа же Христова – первое слово освобождения, первый Божественный призыв, обращенный к земле: – взять крест и идти на распятие, – не в муку вечную, а в жизнь вечную»… (стр. VI–VII). Подзаголовок книги в первом ее, брошюрочном, сокращенном виде, – недаром – «Песни голгофских христиан».
Еще более восторженно приветствовал «Братские песни» их издатель, редактор и издатель «Новой Земли» и «Нового Вина», Иона Брихничев: «Пока жизнь продолжает стремиться мутным потоком и человек в борьбе за лучшее будущее, – неведомое и непонятное, – нагромождает одну неправду на другую, – Бог, незаметно для него, готовит себе вестника, – там, где он не ожидает… Великое, мировое – всегда зачинается в маленьком Назарете… Пусть вокруг нас объюродели мудрые и великие – олонецкий мужик скажет, что повелел ему Вышний…» (Поэт голгофского христианства. «Новая Земля», 1912, № 1–2, стр. 3). А в том же номере «Новой Земли» Сергей Городецкий приветствовал Клюева стихами (стр. 5):
Как воду чистую ключа кипучего
Твою любовь, родимый, пью,
Еще в теснинах дня дремучего
Провидев молонью твою.
Ой, сосны старые, ой, звоны зарные.
Служите вечерю братам!
Подайте, Сирины, ключи янтарные
К заветным рая воротам!
В «Новом Вине», пришедшем на смену закрытой цензурой «Новой Земле», столь же восторженный панегирик «Братским песням» пропела Любовь Столица (О певце-брате. «Новое Вино», 1912, № 1, стр. 13–14).
«В том-то и состояло различие между Клюевым и большинством крестьянских авторов, что последние во всю „крестились“ и „причащались“ не в силу глубокой внутренней потребности, а, так сказать, по традиции, „для виду“, с целью передать свою „лапотность“, „сермяжность“, „народность“, которая нередко понималась ими до крайности упрощенно, в соответствии с привычными штампами, механически усвоенными у тех же символистов. Тут действует не крестьянское мировоззрение, а поэтический „канон“, насаждаемый „учителями“», – говорят А. Меньшутин и А. Синявский (Поэзия первых лет революции. 1917–1920. Изд. «Наука», 1964, стр. 77), резко выделяя Клюева с его неколебимым религиозным мировоззрением. «Не буду приводить цитат из этих „христианских“ стихов Клюева, настолько они кощунственны и бесстыдны», – пишет поэт Вл. Смоленский (Мысли о Клюеве. «Русская Мысль», Париж, 15 октября 1954). Вообще, к религиозным мотивам в творчестве Клюева многие подходили по-разному… В. Львов-Рогачевский, в цитированной уже выше рецензии, жалуется: «Новый сборник нас разочаровал. Несмотря на истерически приподнятое, крикливое предисловие г. В. Свенцицкого, в котором Николай Клюев производится в пророки, а его песни превращаются в „пророческий гимн Голгофе“, тощую, претенциозную „вторую книгу“ Николая Клюева трудно дочитать до конца. Слишком он „велегласно возопил“Не пристало носить терновый венок набекрень и кричать о своих крестных муках» («Современный Мир», 1912, № 7, стр. 325–326).
Последнее замечание вызвано стихотворением Клюева «На кресте» и «Радельными песнями» с их «скачущим» мотивом. Плохо знающий русскую литературу, Львов-Рогачевский не принял во внимание мелодики «христовских» (хлыстовских) песнопений и того обстоятельства, что эти песни Клюева – хлыстовские песни. «То-то пивушко-то, – говорят хлысты, особенно после радения, и поясняют посторонним: – человек плотскими устами не пьет, а пьян бывает» (о. Ив. Сергеев. Изъяснение раскола, именуемого христовщина или хлыстовщина. Цитирую по В.В. Розанову: Апокалипсическая секта. СПб, 1914, стр. 10–11). Песни радельные распеваются во время верчения, в вакхическом экстазе, и мотив их всегда несколько плясовой, например:
Ай, кто пиво варил,
Ай, кто затирал?
Варил пивушко Сам Бог,
Затирал Святой Дух.
Сама Матушка сливала,
Вкупе с Богом пребывала;
Святы Ангелы носили,
Херувимы разносили;
Серафимы подносили.
Скажи ж, Батюшка Родной,
Скажи, Гость дорогой!
Отчего пиво не пьяно?
Али я гостям не рада?
Рада, Батюшка родной,
Рада, Гость дорогой,
На святом кругу гулять,
В золоту трубу трубить,
В живогласну возносить!
Богу слава и держава
Bo-веки, аминь.
(Исследование о скопческой ереси (Надеждина). СПб, 1845. Приложение).
«Старинные хлысты складывали и певали свои гимны на манер простонародных русских песен, – пишет Ф.В. Ливанов, – а у новейших сектаторов песнопение их сложено уже по версификации Ломоносова и Державина, книжным литературным языком, иногда же состоит из переводов со псалм французских, немецких и английских поэтов» («Раскольники и острожники», т. 1, изд. 4-е, СПб, 1872, стр. 63). Ну, а в 20-м веке V Клюева старораскольничьи и народные песни чередуются (а иногда и скрещиваются) с поэтикой символизма и даже футуризма.
Раздел второй «Песнослова» – «Братские песни» – состоит, в основном, из стихов одноименной второй книги Клюева (стихотворение «Что вы, друга, приуныли», заключающее брошюру «Братские песни», как не включенное автором во «вторую книгу стихов», нами перенесено во второй том, в раздел стихов, не включенных Клюевым в его книги). Однако, как мы видели, некоторые стихи из этой книги в «Песнослове» перенесены в раздел «Сосен перезвон»; с другой стороны, ряд стихотворений из «Сосен перезвона» перенесены автором в раздел «Братские песни». Из этой книги, при включении ее в «Песнослов», автор изъял наибольшее количество стихотворений (частично также и для того, чтобы несколько ослабить религиозную окраску собрания своих стихов, выходившего уже в1919 году).
№ 41. В БЫЛ В ДУХЕ В ДЕНЬ ВОСКРЕСНЫЙ.Перенесено из «Сосен перезвона». Разночтение:
Стих 22. Облечу вселенной храм,
№ 42. БЕГСТВО.Перенесено из «Сосен перезвона».
№ 44. ПОЛУНОЩНИЦА.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 19–20, стр. 3.
№ 45. ЕСТЬ ТО, ЧЕГО НЕ ВИДЕЛ ГЛАЗ.Перенесено из «Сосен перезвона». Разночтение:
Стих 15. Зажгу с Земли материка
№ 46. ОЖИДАНИЕ.Перенесено из «Сосен перезвона». Разночтения:
Стих 10. Смерти ль костлявая тень?
«12. В ризах огнистых как день?
№ 47. СПЯТ КОСОГОР И РЕКА.Перенесено из «Сосен перезвона», где было под названием «У окна». Разночтения:
Стих 2. Платом закрыты туманным.
«5. Сердцу полей ветерок
«6. Смерти дыханием мнится…
№ 48. ЗА ЛЕБЕДИНОЙ БЕЛОЙ ДОЛЕЙ.Перенесено из «Сосен перезвона», где было под названием «Грешница». Разночтения:
Стих 1. Бледна, со взором полным боли,
«2. С овалом вдумчивым чела –
«3. От мирных хижины и поля
«4. Ты в город каменный пришла.
«23. И взором милующим брата
№ 49. ПОЗАБЫЛ, ЧТО В РУКАХ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 5–6. Расхождения только в пунктуации.
№ 50. ВАЛЕНТИНЕ БРИХНИЧЕВОЙ. Впервые – «Новая Земля», 1912, № 9-10, стр. 8.
№ 52. КАК ВОРА ДЕРЗКОГО, МЕНЯ.Перенесено из «Сосен перезвона», где было под названием «Мученик» (так же и в «Медном Ките»).
№ 56. НЕ ЖДИ ЗАРИ, ОНА ПОГАСЛА.В «Братских песнях» разночтение:
Стих 10. Трубит победу в смерти рог.
№ 58. ПОМНЮ Я ОБЕДНЮ РАННЮЮ. Перенесено из «Сосен перезвона». Разночтения:
Стих 17. Дни свершилися падения,
«23. И на диске солнца млечного
№ 60. ЛЕСТНИЦА ЗЛАТАЯ.В «Братских песнях» разночтения:
Стих 5. В кущах братья-духи,
«7. Ладан черемухи
«8. С ветром донесло.
№ 61. ГВОЗДЯНЫЕ НОЮТ РАНЫ. В «Братских песнях» разночтения:
Стих 3. Чу! провеяло в тумане
«12. Мой Фавор и Назарет?
№ 62. О ПОСПЕШИТЕ, БРАТЬЯ, К НАМ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 17–18, стр. 4, в составе цикла «Братские песни» (наши №№ 62, 67, 69, на стр. 4, б, 8), под названием «Утренняя». Разночтения только в пунктуации.
№ 63. БРАТСКАЯ ПЕСНЯ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 1–2, стр. 3.
В журнале – ряд эпиграфов:
Смерть, где твое жало?
Ад, где твоя победа?
Из писаний Павла Тарсянина
И подобно камням в венце
Они воссияют на земле Его.
Из пророка Захарии
Ты светись, светись, Иисусе,
Ровно звезды в небесах,
Ты восстани и воскресни
Во нетленных телесах.
Из народных песен
(В «Братских песнях» эпиграфы сняты). Разночтения:
Стих 4. Заревой, палящий меч.
«10. На кольчугах крест горит.
«33. Наши битвенные гимны
«34. Как прибой морей звучат…
Стихов 17–20, 25–32 – в «Песнослове» нет. Нами они восстановлены по журнальной публикации и «Братским песням», поскольку их исключение произведено, главным образом, по цензурным соображениям.
№ 65. ОН ПРИДЕТ! ОН ПРИДЕТ! И СОДРОГНУТСЯ ГОРЫ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 13–14, стр. 6, под названием «Сестре» (в «Братских песнях» название снято). Разночтения:
Стих 2. Под могучей стопою Пришельца-Царя!
«19. Кто-то шепчет тебе: «к серафимов Собору
«22. Что за гробом припал я к живому ключу.
«23. Воспаришь ты к лазури, светла, шестикрыла,
№ 66. КАК ЗВЕЗДЕ, ПРОЛЕТНОЙ ТУЧКЕ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 3–4, стр. 11. Разночтения:
Стих 1. Как звезде, крылатой тучке,
«8. За окном осенний куст…
№ 67. АХ ВЫ ДРУГИ – ПОЛЮБОВНЫЕ СОБРАТЬЯ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 17–18, стр. 6, в составе цикла «Братские песни» (стр. 4, 6, 8, наши №№ 62, 67, 69), под названием «Полуденная». Разночтения только в пунктуации.
№ 69. ТЫ ВЗОЙДИ, ВЗОЙДИ, НЕВЕЧЕРНИЙ СВЕТ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 17–18, стр. 8, в составе цикла «Братские песни» (стр. 4, 6, 8, наши №№ 62, 67, 69), под названием «Вечерняя».
Разночтения только в пунктуации.
№ 70. ПУТЬ НАДМИРНЫЙ СОВЕРШАЯ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 14–15, под названием «Змей». Разночтения:
Стих 7. С жизнью тяжкую разлуку
«15. Я бессмертья вожделею
«19. Средь немеркнущих полей.
Кроме того, после второй строфы, в журнале следует еще одна – пропущенная в «Братских песнях» (в «Песнослов» вообще эта песня не входит) – строфа:
До зари во мгле суровой
Буду грезить жизнью новой
В царстве благостных теней.
Просветленный, не услышу,
Как крылом неволи нишу
Осенит Убийца-Змей.
Не отринь меня, Царица… —
В журнальной публикации подзаголовок: «Из серии „Тюрьма“».
№ 71. УСЛАДНЫЙ СТИХ.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 11–12, стр. 2, под названием «Вечерняя песня». В «Песнослове» стихи 34–35:
Ныне, братики, нас гонят и бесчестят,
Тем Уму Христову приневестят. —
исключены – по цензурным соображениям.
№ 72. ТЫ НЕ ПЛАЧЬ, МОЯ КАСАТКА.В «Братских песнях» – как третья часть триптиха «На отлете» (I. «Старый дом зловеще-гулок»; II. «Темным зовам не верит душа»; III. «Ты не плачь…»)
№ 73. ПЕСНЬ ПОХОДА.Впервые – «Новая Земля», 1912, № 7–8, стр. 3, под названием «Песнь – братьям». В «Песнослове» исключены совсем четверостишия первое (стихотворение сразу начинается со слов «Братья-воины, дерзайте»), и девятое («Мир вам, странники-собратья») и последние две строки стихотворения.
Лесные былиВ том же 1912 году, что и «Братские песни», вышла – в издании журнала «К Новой Земле» – брошюра (16 стр.) «Лесные были». А в следующем, 1913 году, – третья книга стихов Клюева – «Лесные были», в издательстве К.Ф. Некрасова (78 стр.). В третью книгу поэта вошло 38 стихотворений, из которых 2 стихотворения было перепечатано из «Сосен перезвона». При распределении стихов из этой книги по разделам «Песнослова», автор оставил в одноименном разделе всего 15 стихотворений из этой книги, а 3 перенес в раздел «Сосен перезвон», 4 – в раздел «Мирские думы» и 15 стихотворений – в раздел «Песни из Заонежья». Таким образом, в этом разделе собрания стихотворений из 55 стихотворений 40 включены из журнальных и газетных публикаций.
Третья книга поэта – несомненно, лучшая из всех предреволюционных книг его. Но встречена она была более, чем сдержанно. От поэта ждали больше не чистой поэзии, а пророчеств, политических намеков, мистики с налетом сельской буколики. «Лесные были», поэтому, не произвели такого впечатления – в особенности на критику. Еще сравнительно сдержанно (если припомнить его последующие хвалебные оды Клюеву!) встречает новую книгу поэта Иванов-Разумник. Всем трем его первым книгам посвящает он в своем журнале – цитадели будущих «Скифов» – статью «Природы радостный причастник»: «Николай Клюев – поэт „из народа“, пришедший в нашу сложную „культуру“ из далеких архангельских и олонецких лесов. „Культура“ часто обезличивает; и вот почему так, сравнительно, много у Н. Клюева стихотворений, принадлежащих не ему, а какому-то общему безликому поэту наших дней…К счастью для Клюева…подлинная поэзия составляет его сущность, его душу; увидев, почувствовав ее – навсегда забываешь все „чужие“ его стихи, все резиновые штампы и общие места; начинаешь ценить только подлинно его стихотворения, – а их, к счастью, тоже не мало в небольшом собрании его стихов. Целая книжка стихов его посвящена перепевам на религиозные, полу-"сектантские" темы („Братские песни“). Но не в этом сила его. Храм его – лес, и здесь, воистину, ему
В златотканные дни Сентября
Мнится папертью бора опушка;
Сосны молятся, ладан куря…
И в храме этом не звон колоколов, а «сосен перезвон» слышит и любит он – Адам, изгнанный из рая и обретший свой храм на земном лоне… Здесь он становится зорок, смел, силен; слова его становятся яркими, образы – четкими, насыщенными; он заставляет видеть и нас, как «у сосен сторожки вершины, пахуч и бур стволов янтарь», как «по оврагам бродит ночи тень, и слезятся жалостно и слепо огоньки прибрежных деревень», – он заставляет слышать и нас «лесных ключей и сосен перезвон». Здесь – подлинный его «религиозный экстаз»… …Вот одно из лучших его стихотворений:
Набух, оттаял лед на речке,
Стал пегим, ржаво-золотым…
…Природы радостный причастник,
На облака молюся я…
«Природы радостный причастник» – вот где подлинный поэт Николай Клюев, вот место его среди других современных поэтов……Вечную победу жизни, сквозь смерть и поражения, легче других может чувствовать поэт, который в природе видит нерукотворный храм и радостно приобщается к жизни в этом храме. Так приобщается к жизни подлинный «народный поэт», «природы радостный причастник» Николай Клюев». («Заветы», 1914, № 1, отд. III, стр. 45–49).
Даже принявший книгу более чем осторожно, Чешихин-Ветринский все-таки не мог не сказать: «В литературе г. Клюев счастливо занял место, аналогичное месту в русской живописи поэта религиозного Севера – Нестерова; картины его невольно вспоминаются под тихий „Сосен перезвон“». («Вестник Европы», 1913, № 4, стр. 386). «У Клюева в каждой песне слышится „псалмов высокий лад“», – пишет В. Львов-Рогачевский («Поэзия новой России…», Москва, 1919, стр. 80). Позднее, в статье «Клюев» («Литература и революция», 2-е изд., ГИЗ, 1924, стр. 47–48) Лев Троцкий заметит: «Всякий мужик есть мужик, но не всякий выразит себя.
Мужик, сумевший на языке новой художественной техники выразить себя самого и самодовлеющий свой мир, или, иначе, мужик, пронесший свою мужичью душу через буржуазную выучку, есть индивидуальность крупная – и это Клюев…Клюев не мужиковствующий, не народник, он мужик (почти). Его духовный облик подлинно-крестьянский, притом северно-крестьянский. Клюев по-крестьянски индивидуалистичен: он себе хозяин, он себе и поэт. Земля под ногами и солнце над головою. У крепкого крестьянина запас хлеба в закроме, удойные коровы в хлеву, резные коньки на гребне кровли, хозяйское самосознание плотно и уверенно. Он любит похвалиться хозяйством, избытком и хозяйственной своей сметкой, – так и Клюев талантом своим и поэтической ухваткой: похвалить себя так же естественно, как отрыгнуть после обильной трапезы или перекрестить рот после позевоты». «Его лесная олонецкая Русь враждебна не только коммунизму, но всякой городской цивилизации – и советской Москве и императорскому Петербургу». «…Но зто все вопросы исторические, политические и к искусству они имеют только косвенное отношение. А Клюев прежде всего поэт…», – пишет Юрий Иваск («Клюев». «Опыты», Нью Йорк, № 2, 1953, стр. 81).
«Известная парадоксальность литературной судьбы Клюева заключалась в том, что при всей своей ненависти к дворянско-буржуазной интеллигенции и книжной культуре как поэт он учился именно у самых рафинированных интеллигентов – у символистов», пишет Вл. Орлов («Николай Клюев». – «Литературная Россия», № 48, 25 ноября 1966, стр. 16).
№ 74. ПАШНИ БУРЫ, МЕЖИ ЗЕЛЕНЫ.Впервые – «Северные Записки», 1914, № 5, в составе цикла «Из северных лесов» (наши №№ 74, 188, 187). У нас – по тексту «Избы и поля». В «Песнослове» разночтение:
Стих 16. Теплят листья огоньки.
№ 75. СТАРУХА.Впервые – «Русская Мысль», 1912, №Ю.
№ 76. ОСИНУШКА. Впервые – «Заветы», 1913, № 8.
№ 77. Я ЛЮБЛЮ ЦЫГАНСКИЕ КОЧЕВЬЯ.Впервые – «Ежемесячный Журнал», 1914, № 2, стр. 6, с мелкими разночтениями в пунктуации.
№ 78. ПОВОЛЖСКИЙ СКАЗ. Впервые – «Заветы», 1913, № 2. Разночтение:
Стих 17. В есаулову кольчугу
№ 79. В ПРОСИНЬ ВОД ЗАГЛЯДЕЛИСЯ ИВЫ.Впервые – «Заветы», 1912, № 4. У нас по тексту «Избы и поля». В «Песнослове» разночтение:
Стих 6. Бродит сон, волокнится дымок;
№ 80. ЛЕС.Перенесено из «Братских песен».
№ 81. ПРОХОЖУ НОЧНОЙ ДЕРЕВНЕЙ.Впервые – «Заветы», 1912, № 2.
В «Лесных былях» под названием «А. Городецкой» и еще с одной строфой, исключенной в «Песнослове»: после строки 28-й («Бирюза и канифас») следует:
Обвила руками шею,
Косы-тучи, темный бор…
Изумрудно розовея,
Прояснился кругозор:
Поруделые избенки,
Речка в утреннем дыму… —
№ 82. ПЕВУЧЕЙ ДУМОЙ ОБУЯН.Впервые – «Нива», 1912, № 45, стр. 891, под названием по первой строке. Разночтение:
Стих 4. В пути за Ладою-подругой.
№ 85. НОЧЕНЬКА ТЕМНАЯ, ЖИЗНЬ ПОДНЕВОЛЬНАЯ. Впервые – «Ежемесячный Журнал», 1914, № 4, стр. 5.
№ 86. ИЗБА-БОГАТЫРИЦА.Впервые – «Ежемесячный Журнал», 1914, № 7, стр. 5.
№ 88. Я ПРИШЕЛ К ТЕБЕ, СЫР-ДРЕМУЧИЙ БОР.Впервые – «Гиперборей», №, 1912, стр. 15–16, и, одновременно, «Заветы», 1912,
№ 1; и в журнальн. публикациях, и в «Лесных былях» под названием «Лесная».
№ 91. РОЖЕСТВО ИЗБЫ.Название дано в «Избе и поле».
№ 92. ПОСМОТРИ, КАКИЕ ТЕНИ.Впервые – «Биржевые Ведомости», утренний выпуск, 27 сентября 1915, под названием «Речная сказка».
№ 95. НЕВЕСЕЛА НЫНЧЕ ВЕСНА.Впервые – «Современный Мир», 1913, № 4.
№ 97. ВЕТХАЯ СТАВНЕЙ РЕЗЬБА.Впервые – «Современник», 1912, № 12.
Несколько иная первая строфа:
Ветхая ставен резьба,
Кровли узорной конек.
Тебе, голубка, судьба
Войти в теремок.
В журнале под названием «Сказка», в «Лесных былях» под названием «Сказке».
№ 98. МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ТЫ УМЕРЛА. Впервые – «Ежемесячные Литературные и Популярно-Научные Приложения к „Ниве“», 1913, № 2, столб. 357. Разночтение (оно же и в «Лесных былях»): Стих 11. Разве ветер – не ласка твоя,
№ 99. КОСОГОРЫ, НИЗИНЫ, БОЛОТА.Впервые – «Северная Звезда», 1915, № 14, декабрь, стр. 26, без разделения на строфы.
№ 101. БОЛЕСТЬ ДА ЗАСУХА.Впервые – «Огонек», 1915, № 47.
№ 104. НАБУХ, ОТТАЯЛ ЛЕД НА РЕЧКЕ.Впервые – «Русская Мысль», 1912, № 10.
№ 106. ВРАЖЬЯ СИЛА.Название дано в «Избе и поле».
№ 108. ОТ ДРЕМЫ, ОТ ТЕМИ-ВИНА.Впервые – «Ежемесячный Журнал», 1914, № 1, стр. 2.
№ 109. РАДОСТЬ ВИДЕТЬ ПЕРВЫЙ СТОГ.Впервые – «Ежемесячный Журнал», 1914, № 1, стр. 2, с посвящением Надежде Яковлевне Брюсовой.
№ 112. В ОВРАГЕ СНЕЖНЫЕ ШИРИНКИ.Впервые – «Голос Жизни», № 20, 13 мая 1915; перепечатано, под названием «В овраге», – «Биржевые Ведомости», 25 декабря 1916 (утренний выпуск).
№ 113. ЧЕРНЫ ПРОТАЛИНЫ. НАВОЗОМ.Впервые – «Заветы», 1914, № 1. Последняя строфа в журнале:
Изба руда (чепец старуший —
Облез сурмленый шеломок).
И на припеке лен кукуший
Янтарный треплет огонек.
№ 114. ОБЛИНЯЛА БУРЕНКА.Впервые – «Северные Записки», 1915, № 4, в составе диптиха (наши №№ 114 и 121) под названием «Перед ликом лесов», с подзаголовком «Памяти матери». Разночтение:
Стих 11. И узывнее пташек
№ 115. ОСИННИК ГУЛЧЕ, ЕЛЬНИК ГЛУШЕ.Впервые – «Заветы», 1914,
№ 1. У нас – по тексту «Избы и поля». Разночтения:
Стих 12. Соловый хохлится дымок.
«13. В избе потемки, смачный ужин,
«14. Медвежья пряжа, сказка, мать…
«16. Глядится пень и кочек рать. («Песнослов»).
№ 116. Я ДОМА. ХМАРОЙ ТИШИНОЙ.Впервые – «Заветы», 1914, № 1. Разночтение:
Стих 10. На жердке хохлится куделей,
№ 117. НЕ В СМЕРТЬ, А В ЖИЗНЬ ВВЕДИ МЕНЯ.Впервые – «Голос Жизни», № 20, 13 мая 1915, под названием «Памяти матери»; перепечатана – «Биржевые Ведомости», утренний выпуск, 13 ноября 1916, с разночтением:
Стих 15. О пуща-матерь, тучка-прядь,
№ 118. РАСТРЕПАЛО СОЛНЦЕ ВОЛОСЫ.Впервые (без разделения на строфы) – «Ежемесячный Журнал», 1915, № 11, стр. 7.
№ 119. НА ТЕМНОМ ЕЛЬНИКЕ СТВОЛЫ БЕРЕЗ.Впервые – «Голос Жизни», № 20, 13 мая 1915.
№ 120. ПОД НИЗКОЙ ТУЧЕЙ ВОРОНИЙ ГРАЙ.Впервые – «Ежемесячный Журнал», 1916, № 9-10, стр. 10, под названием «Смерть деда», без разделения на строфы. Разночтение:
Стих 11. Земля погоста притин от бурь, –
№ 121. ЛЕСНЫЕ СУМЕРКИ – МОНАХ.Впервые – «Северные Записки», 1915, № 4, в составе диптиха: «Перед ликом лесов. Памяти матери» (наши №№ 114 и 121).
№ 123. ЛЬНЯНОКУДРЫХ ТУЧЕК БЕГ.Впервые – «Биржевые Ведомости», утренний выпуск, 3 апреля 1916, Разночтения:
Стих 11. Кто родился, аль погиб
«13. И кому, клонясь, козу
«14. Кажет зорька-повитуха?
№ 124. ТЕПЛЯТСЯ ЗВЕЗДЫ-ЛУЧИНКИ.Впервые – «Заветы», 1914, № 1.
№ 125. СЕГОДНЯ В ЛЕСУ ИМЕНИНЫ.Впервые – «Биржевые Ведомости», утренний выпуск, 25 декабря 1915, под названием «Сегодня в лесу», с разделением не на четырехстрочия, а восьмистрочиями, с четырьмя строками (после стиха «Спит лето в затишьи болот»), исключенными в «Песнослове»:
Ему нипочем именины
Без зорь, без русалок-подруг;
Пусть мгла, словно пух из перины
Ложится на речку и луг.
Пусть осень густой варенухой… —
№ 126. УЖЕ ХОРОНИТСЯ ОТ СЛЕЖКИ.Впервые – «Голос Жизни», № 20, 13 мая 1915.
№ 127. СМЕРТНЫЙ СОН.Впервые, под названием «Смерть ручья», сохраненном и в «Песнослове», – «Ежемесячный Журнал», 1915, № 8, стр. 4. В журнале – разночтение в последней строке:
Отрок-ручей опочил!