Текст книги "На главном направлении"

Автор книги: Николай Антипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

В Гомеле у нас образовался импровизированный штаб начальника тыла фронта, усиленный представителями служб, не входящих в систему тыла, – отдела комплектования, командующего артиллерией, командующего бронетанковыми и механизированными войсками и др. Все они хорошо знали «начинку» каждого поезда. И артиллерист, и танкист, и инженер – каждый из них хотел продвинуть свои грузы возможно ближе к войсковому тылу, а это означало, что поезда надо пропускать по новобелицкому мосту. Но ведь всех поездов не пропустишь! Надо выбирать те, которые имели наименее транспортабельную технику, то есть наиболее тяжелые машины, артиллерию крупных калибров и т. п. А то, что могло двигаться своим ходом или на автомашинах, подлежало выгрузке еще за 20, 30, 50 километров до Ново-Белицы. Иначе говоря, фронт разгрузки растягивался на 50 километров к востоку от Гомеля и на 50—100 километров западнее его. Общий фронт разгрузки достигал 150 километров. Только так можно было обеспечить прием и выгрузку 50 поездов в сутки.

Но чем дальше от районов сосредоточения выгружаются войска, тем больше требуется бензина и дизельного топлива на их дальнейшее передвижение. А войска, как правило, прибывали с ничтожными запасами горючего. В обязанность начальника службы ГСМ фронта входило выдвижение подвижных складов горючего и смазочных масел со средствами заправки ко всем пунктам выгрузки, а их было не менее двадцати.

Большая задача в этой обстановке ложилась и на дорожную службу: обеспечить войска дорогами от пунктов выгрузки до выхода на основные магистрали.

Некоторые эшелоны находились в пути по две-три недели, люди нуждались в санитарной обработке и уже давно не получали горячей пищи. Пришлось выдвинуть к пунктам разгрузки душевые установки, врачебно-контрольные группы и автомобильные кухни с горячей пищей. На обязанности вещевиков лежало обеспечение вновь прибывших нательным бельем и исправным летним обмундированием.

Автомобильная служба организовала тут же технический осмотр машин и текущий ремонт их. Представители ветеринарной службы фронта проводили осмотр и лечение лошадей.

Особенно большая ответственность легла на службу военных сообщений, на военных железнодорожников. От их находчивости, энергии и порой готовности принять на себя риск за пропуск поездов на наиболее трудных перегонах в немалой степени зависел успех всего сосредоточения войск.

Из сказанного видно, что, на первый взгляд, чисто железнодорожное задание вылилось в большой комплекс мероприятий тыла в целом. Этот пример еще раз доказывает, как правильно решил Государственный Комитет Обороны, создав в августе 1941 года новую структуру тылового обеспечения Красной Армии. Только благодаря единству и многогранности системы тыла можно было выполнить в срок требование Ставки о принятии в состав фронта столь значительной массы войск и техники, предназначенной для проведения Белорусской операции. Этим решением ГКО начальник тыла был поставлен в такие условия, при которых он никому не должен кланяться и кого-либо просить о материальной помощи – все необходимые службы ему подчинялись, и все зависело от его собственной инициативы, организованности, изобретательности. Это прекрасно понимал командующий 1-м Белорусским фронтом, возлагая на своего заместителя по тылу всю ответственность за перевозки в соответствии с директивой Ставки.

Большая заслуга в организации этих перевозок принадлежала органам ВОСО фронта и, в частности, заместителю начальника ВОСО полковнику Г. Е. Неловко. Своим неутомимым трудом, находчивостью, отличным знанием обстановки, умением согласовывать свою работу с высоким начальством из НКПС (я имею в виду заместителя наркома В. А. Гарныка) он добивался того, что поезда нигде не застаивались, быстро разгружались, а порожняк своевременно возвращался.

Не каждый понимает, что значит своевременный возврат порожняка. Нарушив этот процесс, мы создаем «пробки» на дорогах и резко снижаем их пропускную способность. Сколько принял вагонов, столько же и сдай за сутки – такой непреложный закон железнодорожного движения. Не зря же пропускная способность железных дорог исчисляется не числом поездов, а числом пар поездов, иными словами: сколько поездов может пропустить данный участок или все направление (с учетом наиболее узких мест) туда и обратно в течение суток. Но в данной операции нам пришлось нарушить этот принцип. Ввиду чрезвычайно острой обстановки решили в течение нескольких дней допустить одностороннее движение поездов – только в сторону фронта. Оперативные эшелоны шли один за другим, а порожняк приходилось отгонять на свободные тупики и на малозначимые железнодорожные станции.

Необходимо ли это было? Да, необходимо.

Хорошо ли это было? Хорошо, но не со всех точек зрения.

Мы тут же почувствовали и отрицательные последствия такой меры: тысячи вагонов, заполнившие прифронтовые участки железной дороги, представляли очень соблазнительную цель для авиации противника. А сколько «шуму» было со стороны начальства! Надо было ждать, и мы ждали, выговора либо в приказе по всей Красной Армии для всеобщего назидания, либо в «персональной телеграмме». Однако на сей раз все обошлось благополучно. Часть порожних вагонов мы отправили в тыл сдвоенными поездами, а большую часть, с разрешения центра, переправили через Калинковичи, Овруч, Коростень, Киев соседу слева – 1-му Украинскому фронту.

Немалую помощь оказал нам В. А. Гарнык, который видел на месте всю сложность положения.

Противник следил за движением на дорогах. Его авиация патрулировала и фотографировала, а наши зенитки грохотали днем и ночью, отгоняя немецких наблюдателей. Разумеется, врага привлекал не только порожняк, скопившийся на малых станциях. Он выслеживал и более ценные составы, и ему удалось нанести несколько сильных авиационных ударов по станциям Ново-Белица и Гомель. После одного такого налета движение поездов временно прекратилось.

Однажды на рассвете нас разбудили разрывы бомб и грохотание зениток в непосредственной близости к той окраине Гомеля, где размещалась наша оперативная группа и где был оборудован мощный узел связи. Выйдя на улицу вместе с Гарныком, мы увидели группы фашистских бомбардировщиков, волнами налетавших на железнодорожный мост и узел Ново-Белица. Казалось, мост будет разрушен. Но наши зенитчики работали настолько дружно, что противник не сделал ни одного точного попадания. Движение поездов приостановилось лишь из-за того, что недалеко от моста сошел с рельсов паровоз воинского эшелона.

Мы с Гарныком помчались на «виллисе» к месту происшествия. Приходилось дорожить каждой минутой, тем более что над остановленным эшелоном авиация противника могла появиться вновь. Мы увидели паровоз, врезавшийся тремя парами передних колес в шпалы и насыпь. Он сошел с рельсов под действием воздушной волны от близкого разрыва мощной авиабомбы.

Что делать? Никаких подъемных механизмов поблизости не было. И тут помогла смекалка старого паровозника Гарныка. Повернувшись ко мне, он сказал:

– Если бы можно было собрать побольше людей с бревнами, я бы попробовал решить задачу без механизмов.

Мне быстро удалось собрать сотню солдат и офицеров, укрывшихся в блиндажах и щелях. Виктор Антонович руководил устройством нескольких рычагов из подручного материала, подведением их под колеса, сошедшие с рельсов. Он поставил в три цепочки людей с бревнами вокруг паровоза: одна линия упора бревен проходила у самого низа паровоза, другая – чуть повыше, а третья – еще выше. Сам Гарнык подставил свои могучие плечи под передний крюк. Мне он поручил подавать команды: «Раз-два, взяли!» И произошло чудо: громадная металлическая масса была приподнята и установлена на рельсы. Казалось, что сам Гарнык заменил собой не меньше пяти «лошадиных сил»! Через несколько минут паровоз отогнали с главного пути…

Хорош был заместитель наркома!

Задание по сосредоточению войск выполнили 20 июня 1944 года – в последний день отведенного на перевозку времени.

Каждый из нас понимал, что готовится грандиозная битва. Об этом свидетельствовал также и тот факт, что недалеко от Гомеля на вспомогательном КП фронта находился заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г. К. Жуков, который, как известно, зря не приезжал, а появлялся только в чрезвычайных случаях, когда надо было координировать боевые действия фронтов на том или ином стратегическом направлении. Он присутствовал при последнем инструктаже, проведенном генералом К. К. Рокоссовским с командирами правого крыла фронта перед началом Белорусской операции.

Ежедневно я докладывал командующему фронтом о ходе оперативных перевозок в целом; каждый представитель рода войск из моей группы докладывал по своей линии о прибывших личном составе, боевой технике.

В то время совершался грандиозный маневр силами и средствами тыла фронта с левого крыла на правое. Ведь совсем недавно мы сосредоточивали усилия на левом крыле, а теперь все надо было перебазировать направо и по возможности скрытно от противника.

Около 4 тысяч транспортных машин 18-й автомобильной бригады под командованием полковника Б. Н. Кугутова, загруженных боеприпасами, горючим, инженерным и другим имуществом, совершили переход из района Сарны в район Гомеля – километров 300–400. Сюда же переместились многие госпитали фронта, находившиеся до этого на левом крыле. Поезда с боеприпасами и горючим, шедшие из центра в направлении на Ковель, заблаговременно повернули через Бахмач на Ново-Белицу и далее они следовали на армейские базы снабжения.

На соседних фронтах этого направления проходила такая же подготовительная работа и накапливались материальные средства. В итоге наступательная операция в материально-техническом отношении была обеспечена на уровне требований Ставки и командования фронтов.

В каком же количестве создали запасы для обеспечения Белорусской наступательной операции?

К ее началу обеспеченность фронтов характеризовалась следующими данными[14]14
  Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., с. 137, 168, 183.


[Закрыть]:

Из таблицы видно, что обеспеченность фронтов была более или менее достаточной, хотя и не вполне равномерной, особенно по горючему. Нелишне сказать, что в то время пробег машины на одной заправке составлял всего лишь 150 километров, поэтому на четырех заправках больше 600 километров не проехать. А если принять во внимание довольно частые случаи работы моторов на месте, а также всевозможные объезды и заезды, то четырех заправок хватит не более чем на 400 километров (или 200 километров в один конец). Как известно, фактическая глубина операции составляла для большинства фронтов свыше 600 километров; в связи с этим трудность обеспечения войск горючим в ходе боев была неимоверно велика.

Думаю, небезынтересно знать, во что обошлась Белорусская операция нашему государству в смысле расхода материальных средств. Боеприпасов израсходовали свыше 400 тысяч тонн, горючего – около 300 тысяч тонн, продовольствия и фуража – свыше 500 тысяч тонн. Если считать, что в зимне-весенний период в боях за освобождение одной шестой части БССР было израсходовано не менее 300 тысяч тонн боеприпасов, горючего и продовольствия, то в целом операция, в результате которой Белоруссию освободили полностью, потребовала не менее 1,5 миллиона тонн основных видов материально-технических средств, не считая сотен тысяч тонн всевозможных материалов, израсходованных на восстановление железнодорожных и шоссейных мостов.

Как обеспечивались наступающие войска в ходе операции? Насколько правильно планировался расход боеприпасов, горючего, продовольствия? Совпал ли фактический расход с запланированным? Справился ли тыл с подвозом? Постараемся на все эти вопросы коротко ответить. Причем речь пойдет лишь о работе тыла 1-го Белорусского фронта.

В продовольственном снабжении планирование простое: одна суточная дача в день – ни больше, ни меньше. Отклонения если и были, то не в сторону уменьшения, а повышения нормы питания для солдат. Накануне наступления начальник продовольственного управления фронта распорядился выдать каждому бойцу сверх нормы сухой паек, в состав которого входили 300–400 граммов отварного мяса, кусок сала, сахар, бутерброд с маслом и др. Таких индивидуальных пайков выдали 300 тысяч.

В ходе операции войска неизбежно несут потери. Подсчет их всегда отстает, вернее, отчетность приходит со значительным опозданием. Людей стало меньше, иногда даже вдвое, втрое, а вышестоящая инстанция продолжает выписывать продукты на первоначальную численность личного состава. Солдат в ходе наступления получал поэтому неограниченное количество пищи. Правда, не всегда можно было подавать горячую пищу в передовые части, но в целом с продовольственным обеспечением войск во время Белорусской операции затруднений, можно сказать, не встречалось.

В обеспечении войск боеприпасами перебои начались уже на седьмой день наступления. И не только потому, что не хватало автомобильного транспорта (его не хватало на протяжении всей войны), а потому, что здесь были особые условия подвоза. Откуда вывозить? По каким дорогам? Одно дело – брать с фронтовых складов, расположенных у хороших дорог и обеспеченных хотя и примитивными, но все же механическими средствами погрузки (рольганги и т. п.). Другое дело – собирать боеприпасы в лесу, в труднодоступных местах, где прежде находились огневые позиции артиллерии, и везти по бездорожью. Искать боеприпасы в белорусских лесах – нелегкая задача.

Считалось общепринятым выложить на огневые позиции от двух до двух с половиной боевых комплектов, около одного боекомплекта содержать на дивизионных и армейских складах и около четверти – на фронтовых складах. Продолжительность артподготовки планировалась не менее двух часов, в течение которых предполагалось израсходовать боеприпасы, выложенные на огневых позициях в исходном положении.

Однако фактически продолжительность артподготовки в Белорусской операции почти везде сокращалась в два и более раза. Большое количество боеприпасов оказалось неизрасходованным и было оставлено артиллеристами на исходных позициях. Для ясности приведу данные о запланированном и фактическом расходе боеприпасов войсками 65-й армии 1-го Белорусского фронта, находившейся на направлении главного удара (в боекомплектах)[15]15
  Подсчет сделан автором.


[Закрыть]:

Сама по себе такая солидная экономия – факт отрадный. Но образовалась она не на складах, а в районе огневых позиций, оставленных войсками через несколько часов после начала наступления. В условиях Белоруссии огневые позиции артиллерии располагались чаще всего вдали от дорог, в лесах, на песчано-болотистом грунте. Сюда завозили боеприпасы в течение многих дней, нередко с помощью артиллерийских частей, их тягачей и личного состава. Когда же войска уходили вперед, этой помощи уже не оказалось, а боеприпасы остались в местах, куда подойти машинам очень трудно; таких «островков» в полосе правого крыла 1-го Белорусского фронта насчитывалось около ста. Создавалось странное положение, когда боеприпасы быстрее и удобнее было подавать со складов Главного артиллерийского управления за 1500–2000 километров, нежели собирать их в исходных районах по необъятным лесам Белоруссии. Но просить у Главного артиллерийского управления боеприпасы не было формального основания, поскольку за фронтом их значилось в наличии более двух боевых комплектов, и центр справедливо требовал, чтобы мы приложили все усилия для сбора и вывоза сэкономленных, но оставшихся на старом рубеже. А как их вывезти?

10 июля, если не ошибаюсь, состоялось совещание первых членов военных советов армий, начальников тыла армий и начальников артснабжения армий левого крыла фронта в деревне Мельнице, в 20 километрах восточнее Ковеля, под председательством члена Военного совета фронта Н. А. Булганина. Я выступил с докладом на тему «Некоторые уроки из опыта материального обеспечения войск правого крыла в Бобруйской операции и задачи тыла армий левого крыла фронта». Вопрос о правильном эшелонировании боеприпасов и о недопустимости образования мелких кучек их вдоль линии фронта был центральным. Сами артснабженцы признали целесообразным не выкладывать в данных условиях на огневые позиции сразу полтора-два боекомплекта, а сократить наполовину эту норму, остальные же боеприпасы складывать у узлов дорог, сколько можно, держать в готовности загруженными на автотранспорт.

Перейдя 18 июля 1944 года в наступление из района Ковеля на Люблин левое крыло нашего фронта в составе 47, 69, 8-й гвардейской, 2-й гвардейской танковой армий не оставило на исходных позициях ни одного снаряда. А на правом крыле поиски боеприпасов продолжались не только до конца Белорусской операции, но и до конца войны. Даже после войны еще находили штабеля снарядов, оставленных нашими войсками в белорусских лесах.

Планируя свою работу, тыл фронта всегда исходил из директив Ставки относительно глубины задач и длительности операции. Так, директивой Ставки 1-му Белорусскому фронту ставилась задача «…разгромить бобруйскую группировку гитлеровцев нанесением ударов: одного – из района Рогачева в направлении Бобруйск, Осиповичи и другого – из района нижнего течения реки Березина, Озаричи на Старые Дороги, Слуцк. Одновременно войскам фронта предстояло правым крылом содействовать 2-му Белорусскому фронту в разгроме могилевской группировки противника и в дальнейшем наступать с целью выхода в район Пуховичи, Слуцк, Осиповичи»[16]16
  История второй мировой войны 1939–1945, т. 9, с. 43.


[Закрыть].

Для тыла фронта обеспечение войск в операции на глубину 130 километров не составляло каких-либо трудностей. Вместе с тем такое малое по глубине ориентирование объективно вело к ослаблению усилий служб тыла, ограничивало перспективы, снижало готовность к маневру. При более глубоком планировании наступательной операции по-иному строились бы планы тылового обеспечения и меньше было бы просчетов.

Отрицательно влияла на планирование тылового обеспечения неполная и несвоевременная осведомленность руководящих лиц фронтового и армейского тылов относительно замысла данной операции. Начальника тыла не всегда приглашали на оперативные совещания, где уточнялись задачи и отрабатывалось взаимодействие. В связи с этим создалось совершенно неудовлетворительное положение, особенно с горючим: его хватило лишь на 8—10 дней, то есть приблизительно на запланированную глубину наступления. С формальной стороны все обстояло благополучно, и начальник тыла фронта не имел основания требовать от центра более высокой обеспеченности; но поскольку операция на этом не завершилась, а продолжалась, фронт стал испытывать истинный голод в горючем.

Поэтому мы развернули жесточайшую борьбу за экономию горючего. Для этого значительную часть автомашин поставили «на прикол», «на консервацию». Категорически запретили использование грузовых машин вместо легковых. Немалое значение имели регулировка моторов, недопущение «холостых» пробегов, обучение водителей лучшему управлению машиной. Но самым эффективным способом экономии горючего было… быстрейшее восстановление железных дорог. Опытным путем мы установили, что каждые 100 километров восстановленных железных дорог в сторону линии фронта сокращают расход горючего на тысячу тонн. Поэтому командование не скупилось на оказание всесторонней помощи железнодорожным войскам.

Доставке горючего на фронт мешал несвоевременный возврат в глубь страны наливного подвижного состава. Мы это прекрасно знали, но порою вынуждены были задерживать цистерны, превращая их как бы в «передвижные склады на колесах». За это я получил однажды выговор от начальника тыла Красной Армии А. В. Хрулева.

– Я вас отлично понимаю, Николай Александрович, у вас другого выхода не было, но я не могу не реагировать, на меня жмут, – пояснил мне по телефону Андрей Васильевич.

А задержка на сутки или двое происходила оттого, что мы ожидали открытия движения поездов на головном железнодорожном участке. Пропуская наливные поезда на 100–150 километров ближе к войскам, мы экономили не менее 1000–1500 тонн бензина. Вот и думаешь каждый раз: сливать ли бензин за 300 километров от войск, чтобы быстрее возвратить цистерны, или подождать день-два, пока восстановят железную дорогу. Обычно избираешь второй путь, хотя за этим неизбежно следует «вздрючка».

В ходе Белорусской операции снабжение горючим являлось порой настолько плохим, что приходилось выдавать армиям микродозами – по 30–40 тонн в сутки при потребности в 300–400 тонн.

Не число автомашин, а количество горючего было причиной перебоев в подаче войскам боеприпасов и другого боевого имущества. По той же причине в ряде случаев снижалась боевая активность танковых и артиллерийских частей. Например, 27 июля 1944 года значительная часть артиллерии 28-й армии отстала, потому что не было горючего. 3-й танковый корпус 2-й танковой армии не мог вести активных боевых действий под Варшавой, так как не имел дизельного топлива, и вся танковая армия фактически перешла к обороне на подступах к Варшаве. 29 июля 6-я воздушная армия, имевшая в своем составе 1400 самолетов и превосходившая противника в два-три раза, произвела всего лишь 95 самолетовылетов, а 30 июля – 232 самолетовылета.

Со стороны центра принимались энергичные меры к тому, чтобы пополнить запасы горючего на фронтовых складах. С разрешения начальника тыла Красной Армии начальник отдела снабжения горючим 1-го Белорусского фронта полковник Н. И. Ложкин сформировал 20 фронтовых железнодорожных «вертушек» на 1000 тонн каждая. Смысл этого мероприятия состоял в том, что поезд цистерн закреплялся за нашим фронтом, во главе его стоял офицер службы ГСМ фронта, который сопровождал состав до Баку или Грозного, там принимал меры к быстрейшему наполнению его горючим, а затем в пути всеми правдами и неправдами «проталкивал» вверенный ему поезд. Доставив его до фронтового склада ГСМ, офицер быстро сливал горючее и снова отправлялся в Баку или Грозный. Надо сказать, что такой чрезвычайный способ самоснабжения, хотя и не очень прогрессивный, в то время играл положительную роль. Позднее мы сами отказались от «вертушек», так как, узнав о них, коменданты станций, подчиненные Центральному управлению военных сообщений (ЦУП ВОСО), по пути от Баку до фронта стали переадресовывать эти цистерны, и наши «чрезвычайные» сопровождающие офицеры были бессильны что-либо против этого сделать. Впрочем, и положение с горючим к концу 1944 года в стране настолько улучшилось, что отпала необходимость в необычных формах самоснабжения.

Прямым результатом недостаточной глубины планирования операции была неудовлетворительная готовность железнодорожных войск к началу наступления, а также нереальность установленных темпов восстановления железных дорог.

В составе 1-го Белорусского фронта к 24 июня 1944 года, то есть к началу наступления войск правого крыла, фактически действовала всего одна железнодорожная бригада, другая находилась в стадии формирования, а третья работала в глубоком тылу, вне границ фронта, по заданию НКПС. Между тем другие фронты, участвовавшие в данной операции, имели по две и три бригады. Правда, фронт получил уведомление об отправке ему с юга трех железнодорожных бригад во главе с Управлением военно-восстановительных работ № 20, но они прибыли лишь к концу третьей недели наступления и не приняли участия в восстановлении наиболее разрушенных участков железной дороги. Причина такого запоздалого маневра железнодорожными войсками состояла, по моему мнению, в том, что эти войска на протяжении всей войны находились в подчинении Наркомата путей сообщения, который не всегда был в курсе оперативно-стратегических замыслов Ставки. Если бы железнодорожные войска наравне с дорожными и автомобильными находились в системе начальника тыла Красной Армии, то в плане тылового обеспечения стратегической операции вопросы железнодорожного восстановления стояли бы на первом месте; да и Генеральный штаб принимал бы более действенное участие в укомплектовании и своевременном нацеливании этих войск. Нельзя, однако, отрицать, что подчинение железнодорожных войск НКПС в первый год войны себя оправдало.

Что касается запланированных темпов восстановления железных дорог, то здесь явно не учли действительного размера и характера разрушения. Так, 1-й Белорусский фронт намечал вести восстановление железнодорожного участка Шацилки – Жлобин – Бобруйск темпом 5 километров в сутки. А что же оказалось в действительности? Железнодорожный участок Шацилки – Жлобин протяжением около 40 километров лежал в непосредственной близости к линии фронта, а от Жлобина до Бобруйска железная дорога проходила в тактической зоне обороны противника; именно в этой зоне степень разрушения намного превысила все расчеты. Оказалось разрушенным не только верхнее строение, но и насыпь: противник изрыл ее сплошными нишами и укрытиями для техники и людей. В таком состоянии железные дороги находились на многих участках и в других операциях, особенно там, где шли параллельно линии фронта.

Участок Шацилки – Жлобин – Бобруйск восстанавливался единственной железнодорожной бригадой со скоростью 1–2 километра в сутки. Первый поезд подошел к Бобруйску лишь 15 июля 1944 года, то есть на 21-й день наступательной операции, когда войска ушли вперед на 350–400 километров. С приходом еще трех железнодорожных бригад во главе с генералом Н. В. Борисовым темпы восстановления резко повысились, в удачный день проходили 50–60 километров. Но это было уже после 15 июля, в оперативной глубине обороны отброшенного противника.

Здесь мне кажется уместной оговорка, относящаяся к «средним» показателям. В одном из трудов, изданных ЦУП ВОСО, мы читаем, что средние темпы восстановления железных дорог в полосе 1-го Белорусского фронта в данной операции достигли 32 километров в сутки; но ведь общеизвестно, что средние темпы наступления войск составили в этой операции 16 километров в сутки. Как же это железнодорожники наступали впереди танков и пехоты? И чем же тогда объяснить тот неопровержимый факт, что железная дорога отстала от наступающих войск на 400 километров?

В оперативной глубине своей обороны противник редко успевал, за исключением подрыва крупных мостов, сколько-нибудь серьезно разрушить железную дорогу. Восстановление в этой полосе сводилось в основном к перешивке путей на нашу колею. А если еще учесть при этом, что генерал Борисов получил от тыла фронта около 200 автомобилей для развозки людей и стройматериалов вдоль железной дороги, благодаря чему работы велись сразу на широком фронте и во встречных направлениях, то не удивительно, что средние темпы на данном конкретном участке оказались довольно высокие. Но таким методом «средних» темпов пользоваться довольно рискованно. При этом необходимо дифференцировать оценку состояния железных дорог в тактической зоне обороны противника и в оперативной глубине ее. Мы извлекли этот урок из Белорусской операции и воспользовались им в дальнейшем ходе войны.

Немаловажен правильный выбор направления железных дорог, подлежащих восстановлению. Опыт данной операции показал, что выгодней не самое короткое, а наименее разрушенное направление. Если есть возможность обойти сильно разрушенные участки и даже направления, то в интересах наступающих войск это надо делать со всей решительностью.

В полосе правого крыла 1-го Белорусского фронта кратчайшим и к тому же двухпутным был участок дороги Калинковичи – Лунинец – Жабинка (458 километров), но он пересекался множеством притоков Припяти с заболоченными поймами; кроме того, огромное число искусственных сооружений подверглось здесь разрушению. На другом, более длинном участке Калинковичи – Жлобин – Бобруйск – Осиповичи – Барановичи (650 километров) железная дорога была значительно меньше разрушена; к тому же рядом с ней проходила шоссейная дорога, облегчавшая боковой подвоз строительных материалов на широком фронте. Военный совет утвердил для восстановления именно это, более благоприятное, хотя и более длинное направление. Поэтому дорогу восстановили сравнительно быстро и с относительно небольшими затратами, а кратчайшее направление удалось восстановить лишь через два месяца по окончании операции.

В ходе Белорусской операции большую помощь тылу фронта оказали наши летчики, уничтожив злейшего врага – шпалоразрушитель, которым противник успел вывести из строя 25 километров пути между Жлобином и Бобруйском. Еще больше помогли танкисты, которые вышли в глубокий тыл противника в районе Осиповичей и помешали ему разрушить железные дороги; мало того, благодаря действиям танкистов немцы бросили в Осиповичах крупные продовольственные склады.

Строительство железнодорожных мостов было ключом к решению всех остальных задач тыла. Поэтому, например, на восстановлении моста через Днепр у Речицы использовалась разнообразная техника и работало около 2 тысяч человек. Работы велись одновременно с трех точек: с центра и от обоих берегов.

Особое значение имел в то время железнодорожный мост через Березину у Шацилок. Здесь восстановление велось на виду у противника, и железнодорожники несли большие потери от методического огня артиллерии и от налетов вражеской авиации, но не прерывали своей работы. Да и строители других мостов не уступали им в мужестве. Подъехав к одному из восстанавливаемых железнодорожных мостов через Припять, я увидел шестерку приближавшихся немецких стервятников. Не менее 500 человек находилось в это время на фермах моста: они клепали, варили, укладывали шпалы, рельсы, тянули провода. Служба ВНОС предупреждала о приближении самолетов противника минут за 10–15; можно было успеть спуститься с моста и уйти в укрытие. Но ни один человек не ушел, работа продолжалась. На мой вопрос «Почему не идете в укрытие?» один солдат за всех ответил:

– Надоело. Если по каждой тревоге бегать в щели, работать будет некогда.

23 апреля 1944 года газета «Красная звезда» писала: «Беззаветный труд, дерзновенная отвага и блистательное мастерство советских военных железнодорожников сыграли немалую роль в нашей борьбе с врагом. Проблема коммуникаций была всегда одной из важнейших, решающих проблем войны. Тем более возросло значение коммуникаций, когда потребности войск неизмеримо увеличились, когда успешная боевая работа возможна лишь при бесперебойном питании фронта резервами, техникой, боеприпасами, продовольствием в самых грандиозных размерах. И тот факт, что наши военные железнодорожники наперекор всем преградам, в труднейших условиях обеспечивают решение этой важнейшей задачи, делает их гордостью всей Красной Армии, всего советского народа».

Хочется сказать о наших больших боевых друзьях и помощниках – рабочих, техническом персонале и служащих железных дорог, энергично помогавших войскам на всех этапах Белорусской операции. Среди начальников дорог хорошо помню А. М. Васильева (Калининская железная дорога), В. П. Егорова (Западная железная дорога), Н. И. Краснобаева (Гомельская железная дорога), Н. И. Петрова (Ковельская железная дорога). Под их руководством многочисленная армия гражданских железнодорожников самоотверженно проводила поезда непосредственно в расположение сражающихся войск, зачастую подвергаясь ожесточенным воздушным бомбардировкам и артиллерийскому обстрелу.