Текст книги "На главном направлении"

Автор книги: Николай Антипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

К концу января 1944 года войска Ленинградского и Волховского фронтов и моряки Краснознаменного Балтийского флота отбросили врага от Ленинграда. Известно, какой ценой ленинградцы выдержали 900 суток осады. Прежде всего они нуждались в хлебе. В освобожденный Ленинград со всех концов страны направлялись эшелоны с продовольствием. Не остались в стороне и воины нашего фронта, переименованного директивой Ставки от 17 февраля 1944 года в 1-й Белорусский фронт. От их имени и от имени трудящихся прифронтовых областей в Ленинград мы отправили из наших запасов 60 тысяч пудов зерна.

По окончании заготовок перед нами встала задача переработать зерно на муку и крупу. В распоряжении тыла фронта и некоторых армий имелись походные мельницы и крупорушки, но в дивизиях их оказалось мало. Как двигательной силой могли пользоваться мотором автомашины или трактора, но мельничное оборудование достать на месте представлялось невозможным. Пришлось обратиться за помощью к В. П. Зотову – заместителю члена Государственного Комитета Обороны по продовольственным вопросам. Не впервые мы обращались к нему непосредственно, и не было случая, когда бы он не помог. И в этот раз вскоре получили много комплектов оборудования для дивизионных походных мельниц. Почти каждая дивизия нашего фронта (а их насчитывалось в разное время от 40 до 60) имела теперь свою походную мукомольную установку, способную перерабатывать 4–5 тонн зерна в сутки. Запасы муки даже превысили положенные нормы.

Заготавливали мы и табачный лист. Сначала отправляли его в глубь страны на переработку, однако практика показала, что возврат в виде махорки крайне задерживался, да и не полностью получал фронт обратно то, что посылал. Опять обратились за содействием к Зотову. Он ответил, что большая часть махорочных фабрик разрушена немцами и некому их восстанавливать.

– Не можешь ли ты, Николай Александрович, взять себе одну такую фабрику с тем, чтобы вся махорка, выпускаемая ею, пошла на обеспечение вашего фронта? – спросил Зотов.

Разумеется, я согласился. Начальником фабрики в Прилуках назначили офицера и в его распоряжение выделили силы и средства, необходимые для ее восстановления. Менее чем через два месяца она начала обеспечивать фронт махоркой. Продвигаясь вперед, мы лишь отозвали оттуда своего офицера, а транспорт и различное имущество, выделенное с наших складов, передали вместе с фабрикой Наркомату пищевой промышленности РСФСР.

Благодаря этому удалось наладить бесперебойное снабжение войск махоркой, и в первую очередь, конечно, бойцов переднего края и раненых в госпиталях. Хотя я некурящий, но понимал переживания человека, привыкшего к табаку. Сам не курю с 26 января 1926 года. В тот день ровно в 8 часов вечера выкурил последнюю папиросу и с тех пор – ни одной.

Органы тыла на фронте вообще пользовались любой возможностью, чтобы побольше производить и заготавливать всего на месте. К слову сказать, в 1943 году такой стиль хозяйствования был характерен для всей армии. За этот год силами войск действующей армии, внутренних округов и аппаратом Главупродснаба Красной Армии было заготовлено 4,7 миллиона тонн зерна, картофеля и овощей, а вместе с сеном и продукцией подсобных хозяйств – около 7 миллионов тони продовольствия и фуража. Только для подвоза сена, заготовленного фронтами, потребовалось бы свыше 254 тысяч железнодорожных вагонов[13]13
  Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., с. 207.


[Закрыть].

Нетрудно понять, какое значение имела эта работа для сокращения дальних железнодорожных перевозок в стране.

Во фронтах и во многих армиях старались организовать побольше подсобных хозяйств. В 1941 году их насчитывалось около 400, а в 1943 году – 6220 с посевной площадью в 300 тысяч гектаров. До миллиона тонн разных сельскохозяйственных продуктов давали эти хозяйства. Они поставляли молоко и молочные продукты в госпитали. В подсобных хозяйствах 1-го Белорусского фронта находилось более 40 тысяч коров.

От подсобных хозяйств мы отказались лишь в конце 1944 года. Последнее, самое сильное многоотраслевое хозяйство (неподалеку от Луцка) фронт передал в распоряжение местных властей.

Таким образом, органы тыла Красной Армии, поддерживая постоянную связь с народным хозяйством, практически осуществляли единство фронта и тыла в войне; они не только получали все необходимое для действующей армии от народного хозяйства, но и сами оказывали ему помощь своими силами и средствами.

В то время как войска фронта продвигались на запад, мне не раз приходилось выезжать в тыл для проверки состояния госпиталей, работы складов, осмотра восстанавливаемых нами железнодорожных и шоссейных мостов и т. п. Каких только дел не приходилось попутно решать в таких поездках!

Помню, приехал в одну деревню недалеко от Климовичей Могилевской области. Ко мне обратился председатель сельского Совета с вопросом, как ему поступить в одном трудном деле. В этой деревне до 1937 года жил пчеловод Климов. У него была пасека в 30–40 ульев. В 1937 году он переехал в Донбасс, где стал работать на шахте.

Избу Климова предоставили одной из жительниц деревни Е. И. Песенко – матери пятерых детей. Четыре ее сына ушли в Красную Армию и стали летчиками. Сын Климова также служил в армии, В годы войны он стал офицером-артиллеристом и находился в составе войск 1-го Белорусского фронта. Когда немцы оккупировали Донбасс, Климов-отец, чтобы не работать на противника, возвратился к себе в деревню и вновь поселился в собственной избе, состоявшей из двух комнат. Я видел эту довольно плохонькую избушку. Мать летчиков, жившая в ней, ушла оттуда, но своего жилья еще не имела и вместе с дочерью ютилась в доме, который занимал сельский Совет.

И вот председателю сельского Совета стало известно, что Климов получил письмо от сына-артиллериста. Одновременно получила письмо от сына-летчика и Е. И. Песенко. И тот, и другой собирались вскоре, пользуясь тем, что их воинские части стояли близко к Климовичам, навестить своих родных. Летчик даже запросил, можно ли сделать посадку вблизи деревни. Встал вопрос: «Что делать?» Выселять Климова, чтобы вселить в его избу мать летчика? Это было бы несправедливо к Климову и обидно для его сына-фронтовика. Но нельзя же оставлять и семью летчика в ее «временном», затянувшемся на долгие месяцы невыносимо скверном положении.

Я сказал, что выселять Климова из его дома, безусловно, нельзя. Оставлять в сельском Совете старушку с дочерью также недопустимо. Надо искать жилье.

Где искать? Деревня наполовину сожжена немцами.

На наше счастье, при этом разговоре присутствовал начальник дорожного управления фронта генерал Г. Т. Донец. Он отозвал меня в сторону и предложил построить для старушки силами военных дорожников новый рубленый дом из четырех комнат. Такому предложению, конечно, обрадовались все. Интенданту фронта предложили выделить Е. И. Песенко кровати с постельными принадлежностями. Через 10 суток дом построили и полностью обставили. В него вселилась счастливая мать с дочерью. Дорожники подправили также п избу Климова.

Спустя несколько месяцев, когда мы ушли далеко на запад, к нам пришла местная газета, в которой подробно описывался этот случай и помещено следующее письмо Е. И. Песенко к начальнику тыла:

«Я, ранее лишенная крова, теперь обеспечена прекрасным домом, построенным по вашему распоряжению. Дом сработан хорошо, состоит из двух двухкомнатных квартир, в которых много света и уюта. Как рады будут наши дети, узнав о вашем внимании к моей старости. Теперь мне будет где принять моих воинов по возвращении их после победы над немецкими извергами. А сейчас я благословляю моих четырех сыновей и дочь на ратные подвиги во имя защиты нашего Отечества, нашего советского народа…»

В ноябре 1943 года войска нашего фронта, продолжая наступать в северо-западном направлении, форсировали Березину и захватили плацдарм южнее Жлобина, в районе Шацилок. После этого движение приостановилось. Штаб фронта переместился в Гомель.

В полосе фронта оказались большие реки – Десна, Сож, Березина, Днепр, через которые все мосты, железнодорожные и автомобильные, были взорваны противником. Это значительно затрудняло работу по подготовке битвы за Белоруссию.

Однако, прежде чем перейти к белорусским делам, я хотел бы отметить участие органов тыла фронта в оказании помощи орловским и брянским партизанам, с которыми наш фронт тесно взаимодействовал на протяжении всего 1943 года (тогда в Орловскую область входила и нынешняя Брянская).

Во главе партизан стоял секретарь Орловского обкома партии А. П. Матвеев. Через него штаб фронта и осуществлял оперативные мероприятия.

А. П. Матвеев часто бывал у нас. Он обладал на редкость хорошей способностью заставить собеседника понять важность вопроса, которым сам озабочен. Он не был многоречив, говорил всегда спокойно, несколько приглушенным голосом, но очень убедительно, особенно после возвращения из тыла врага, куда периодически вылетал, чтобы лично встретиться с партизанами. Помощь ему требовалась во всем: в оружии, обмундировании, продовольственных концентратах, палатках, медикаментах. Все, что мы могли дать (а это было почти все, что партизанам требовалось), должным образом упаковывалось и отправлялось на специальный аэродром, откуда наши неутомимые «уточки» доставляли груз по назначению. Чтобы облегчить и ускорить прохождение всех дел, связанных с обеспечением партизан, на встречи с Матвеевым приглашались обычно начальники тыловых служб.

Как-то я спросил Матвеева:

– Где нам искать добавочные источники для снабжения войск, особенно госпиталей, мясом?

Врачи рекомендовали раненым куриное мясо или в крайнем случае кроличье. Не развести ли нам кроликов? Матвеев одобрил эту идею, но порекомендовал найти для фермы такое место, куда бы не доносились звуки канонады и самолетов. Заметив мое удивление, он рассказал случай из своей партийной работы.

В начале 30-х годов у нас разводили кроликов при заводах, фабриках, воинских частях, на приусадебных участках и т. д. Матвеев в те годы был секретарем партийного комитета на одном из московских заводов. Заслуженно или незаслуженно, но ему объявили выговор за невнимание к кролиководству. После этого дело круто изменилось: кроликов начали разводить вольным способом, то есть в поле, без клеток, и они стали быстро размножаться. Все шло хорошо, завод ставили в пример другим, в рабочей столовой частенько подавали кроличье мясо. Вдруг начался падеж. Иной день погибало два-три десятка. Сведения об этом дошли до вышестоящих инстанций, приехала комиссия, признала в случившемся немалую долю вины секретаря парткома, который «самоуспокоился и ослабил контроль». Через день-два Матвееву объявили еще один выговор, но, увы, кролики продолжали гибнуть. Пригласили комиссию из компетентных ветеринарных врачей, несколько тушек отправили для лабораторного исследования. Выяснилось, что у всех погибших кроликов одна и та же причина смерти: разрыв сердца. Недалеко от фермы была открыта взлетно-посадочная площадка для местных авиалюбителей. При заходе на посадку самолеты пролетали над кроликами на высоте нескольких десятков метров и своим шумом приводили их в трепет. После каждого такого пролета сразу же погибало несколько кроликов.

Вот какие обстоятельства должны иногда предусматривать секретарь заводского парткома и директор!

А. П. Матвеев, посоветовав мне учесть этот опыт, добавил:

– А то на фронте и самолеты летают, и из пушек стреляют. Чего доброго, пострадаешь из-за этих кроликов…

Немало интересного рассказывал Матвеев и из своей практики на посту наркома внутренних дел Белоруссии в конце 30-х годов, когда он, подлинный коммунист, человек благородной души, в сложнейших условиях боролся за соблюдение ленинских норм партийной и государственной жизни. Скончался А. П. Матвеев безвременно и скоропостижно. Его дети и внуки с гордостью могут произносить имя своего отца и деда. Орловские партизаны и вся Орловская партийная организация не забудут доброе имя А. П. Матвеева.

Опыт работы тыла на Курской дуге имеет много своеобразного и поучительного. Главное, на мой взгляд, состоит в том, что в этой битве была продемонстрирована не только возросшая зрелость, но и большая смелость командования Центрального фронта в выборе правильной организации тыла в преднамеренной обороне с последующим переходом в контрнаступление.

На этом могут учиться новые поколения.

Освобождение и возрождение Белоруссии

В 1944 году Красная Армия одержала ряд выдающихся побед над немецко-фашистскими захватчиками. В частности, в январе – феврале войска нашего фронта освободили Мозырь, Калинковичи, Рогачев. В июне – августе 1-й Белорусский фронт вместе с войсками 2-го и 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов участвовал в проведении Белорусской наступательной операции, которая завершилась освобождением Белоруссии, части Литовском и Латвийской ССР и восточных районов Польши.

Ранней весной штаб 1-го Белорусского фронта все еще размещался в Гомеле. Там же находились и некоторые руководящие органы Белорусской Республики. Штаб тыла фронта со всеми управлениями расквартировался в Добруше, в 25 километрах восточнее Гомеля, в полуразрушенных помещениях бумажного комбината.

Примерно одна шестая часть республики была освобождена до начала летнего наступления. Когда наступило время пахать, бороновать, сеять, встали вопросы: «Кому это делать? Чем? Где взять семена, тягловую силу, горючее?»

Я помнил, как в 1942 году примерно так же стоял вопрос о помощи со стороны войск Брянского фронта населению освобожденных районов Орловской области. Командующий Брянским фронтом К. К. Рокоссовский пошел тогда навстречу просьбе секретаря обкома партии Н. Г. Игнатова. Помощь оказали большую, несмотря на то, что мы сами были недостаточно обеспечены. И командование Брянского фронта поступило тогда, я убежден, совершенно правильно. Иначе поступить оно не могло.

К весне 1944 года 1-й Белорусский фронт располагал гораздо большими возможностями, чем в свое время Брянский. Узнав от секретаря ЦК Коммунистической партии Белоруссии П. К. Пономаренко, в чем республика испытывает наиболее острую нужду, Военный совет поручил мне подготовить проект решения.

Это задание не могло быть выполнено посредством «кабинетного творчества». Подготовка решения превратилась в проверку возможностей всех управлений фронта, в выяснение того, что могут сделать начальники родов войск и служб. Одновременно наши представители выехали в армии, чтобы заручиться поддержкой их командования.

В сущности, фронту во время войны нужно все, ничего лишнего у него нет. Но в войне уже наступил перелом: теперь армия могла постепенно возвращать Родине часть полученных ресурсов и помогать ей в залечивании ран.

Чем дальше уносит нас время от событий минувшей войны, тем с большим интересом воспринимаются многие явления и факты тех дней. К волнующим документам того времени можно отнести постановление Военного совета 1-го Белорусского фронта от 25 февраля 1944 года «О мерах помощи со стороны фронта в восстановлении народного хозяйства Белорусской Республики» (опубликовано в «Военно-историческом журнале» № 6 за 1964 год).

В то время речь еще не шла о восстановлении нормальной жизни в Белоруссии. Надо было безотлагательно создать хоть сколько-нибудь приемлемые бытовые условия, принять меры к пуску уцелевших предприятий, к проведению весеннего сева. Возможно, намеченные в постановлении Военного совета мероприятия кому-то покажутся немасштабными в сравнении с современными темпами развития народного хозяйства страны. Но надо учитывать, что это решение принималось более чем за год до победоносного завершения войны, что Красной Армии еще предстояло провести такие крупные операции, как Белорусская, Ясско-Кишиневская, Висло-Одерская, Будапештская, Восточно-Прусская, Венская, Берлинская.

Постановлением Военного совета предусматривалось оказание помощи белорусскому народу по линиям всех служб. Вот лишь некоторые примеры. Санитарное управление фронта обязывалось выделить 5 эвакогоспиталей для организации 5 больниц, укомплектовать их имуществом и хирургическим инструментом, оборудовать ряд других медицинских учреждений, отпустить 20 тонн хозяйственного мыла, провести в течение февраля – марта 1944 года санобработку 150 000 человек.

По линии ветеринарной службы намечалось развернуть к 1 марта 15 амбулаторных ветпунктов при фронтовых ветлазаретах в местах их дислокации, организовать 10 противоэпизоотических отрядов по борьбе с заразными заболеваниями среди скота, до апреля обследовать 10 000 лошадей на сап, передать колхозам республики жеребят рождения 1944 года.

Наш фронт передал для народного хозяйства БССР 102 автомашины, автомобильное управление решило оказать помощь в ремонте имеющегося в республике автотранспорта, подготовить для МТС и колхозов 100 водителей из местного населения. Мы отремонтировали 10 тракторов, 20 плугов, 50 борон, выделили на весенний сев из своего резерва 35 тракторов и подготовили 40 трактористов. Кроме того, в течение месяца 80 специалистов из состава фронта ремонтировали сельхозинвентарь в колхозах. Отдел снабжения горючим фронта отпустил колхозам республики 350 тонн керосина, 200 тонн дизельного топлива, 100 тонн солидола. Дорожное управление фронта восстановило 300 погонных метров разрушенных мостов.

Я перечислил лишь небольшую часть мероприятий, намеченных в постановлении Военного совета 1-го Белорусского фронта. Мы оказали помощь республике и строительными материалами, и оборудованием, и техникой, и сбруей. Выделяли на разные работы людей. В частности, войска фронта пустили городскую электростанцию в Гомеле, помогли Добрушскому бумажному комбинату в восстановлении электрохозяйства и т. д.

В постановлении говорилось:

«Военный совет фронта обязывает все армии, дивизии, отдельно стоящие полки, тыловые части и учреждения без ущерба для боевой деятельности войск оказать всемерную помощь в подготовке и проведении весеннего сева.

Каждый трактор, каждая лошадь, если позволяет обстановка, должны быть использованы на пахоте, на севе.

Личный состав частей должен принимать активное участие в возделывании колхозных и индивидуальных огородов (в первую очередь семьям красноармейцев, офицеров, жертв немецких оккупантов).

Военный совет обязывает генералов, офицеров и политорганы добиться, чтобы каждая крупная и мелкая часть, не находящаяся на передовой линии, включилась в эту большую работу (пахота, сев, ремонт с/х инвентаря, колхозных построек, отдельных домов, принадлежащих вдовам, сиротам, и т. д.)».

Многие из ныне здравствующих товарищей наверняка хорошо помнят, сколько инициативы, энергии, изобретательности вкладывали солдаты, сержанты, офицеры и генералы в это всенародное дело.

Я рассказываю о нашем фронте. Но то же происходило и на других фронтах, где личный состав также участвовал в возрождении разрушенных городов и сел, городского и сельского хозяйства.

Непобедима страна, воспитавшая такую армию!

Наряду с решением организационно-хозяйственных вопросов важное место занимал в то время прием советских граждан, освобождаемых из фашистских лагерей.

Казалось, угроза окончательного военного поражения должна была заставить фашистов подумать о том, чтобы смягчить справедливый гнев советского народа, но они не переставали глумиться над нашими гражданами. Готовясь отступать, гитлеровцы сосредоточили в концентрационных лагерях за передним краем тысячи советских женщин, детей и стариков, больных сыпным тифом. В связи с этим в полосе продвижения 1-го Белорусского фронта складывалась трудная эпидемиологическая обстановка. Положение осложнялось еще и тем, что все больницы освобожденных районов Белоруссии были разрушены, а число зарегистрированных сыпнотифозных очагов в тыловых районах нашего фронта составляло свыше 4 тысяч.

Кроме этих больных масса завшивевших, голодных, разутых и полураздетых людей – около 36 тысяч – хлынула навстречу нашим войскам, ожидая помощи в лечении, одежде, питании. Надо было их спасти и предупредить возникновение сыпняка в войсках. Вопросами ликвидации угрозы сыпнотифозной эпидемии занималась подполковник медицинской службы Евгения Евстафьевна Серкова.

В апреле 1944 года стояла холодная, сырая, неустойчивая погода. Дороги еще не полностью освободились от снежного и ледяного покрова; в оттепель образовалась непролазная грязь. Населенных пунктов в прифронтовой полосе, где можно было бы разместить бредущих по дорогам больных людей, осталось ничтожно мало. Местные власти не могли решить эту задачу – она легла на органы и службы тыла.

Дорожники и медики установили на всех путях и перекрестках контрольно-пропускные пункты для первого опроса и осмотра граждан, идущих из лагерей. Одних тут же отправляли на лечение, других посылали на обмывочные пункты, где выдавалось чистое белье и все необходимое. Автомобилисты перевозили этих людей на фронтовом транспорте глубже в тыл. Военные железнодорожники предоставили санитарные или другие вагоны. Службы вещевого и продовольственного снабжения заботились о том, чтобы одеть и накормить вчерашних узников. Политотдел тыла фронта, партийные и советские органы областей и районов проводили разъяснительную работу. Лишь благодаря единству и многосторонности системы тыла, активного участия партийных и советских органов удалось выполнить большую и спешную работу. Опасность распространения эпидемии устранили.

В апреле 1944 года произошли большие изменения. Ставка приказала принять в состав нашего фронта часть войск 2-го Белорусского фронта, которыми командовал генерал П. А. Курочкин и которые действовали на ковельском направлении. Для приема этих войск из Гомеля специальным поездом выехала большая группа руководящих работников во главе с генералом К. К. Рокоссовским через Овруч, Коростень на Сарны и далее до железнодорожной станции Маневичи. Больше всего доставалось тогда железнодорожным узлам Коростень и Сарны: над ними почти непрерывно висела авиация противника. По дороге наш поезд дважды подвергался авиационному нападению.

Процедура принятия 70-й, 47-й и 69-й армий, 2-го и 7-го гвардейских кавалерийских корпусов продолжалась около суток. Во время войны расширение или сужение границ фронта случалось часто, и это достигалось либо присоединением соседних армий, либо передачей соседу своих фланговых. В данном же случае 1-й Белорусский фронт увеличивался вдвое.

Принятие войск 2-го Белорусского фронта выдвигало перед нами немалые задачи. Число раненых на этом направлении в несколько раз превосходило емкость госпиталей, и без того переполненных, а санитарная эвакуация вовсе прекратилась – железные дороги противник разрушил, других эвакосредств не хватало. Обеспеченность вновь принятых войск продовольствием равнялась нулю; особенно плохо обстояло с хлебом. Но как раз это не могло нас беспокоить. Интендант фронта из ранее заготовленного нами хлеба отпустил вновь принятым войскам запас на 30 суток.

Плохо было у прибывших армий с горючим и боеприпасами. Хотя на складах 1-го Белорусского фронта имелось и то, и другое, но склады эти дислоцировались в 700–800 километрах от Ковеля. Пришлось осуществить спешный и значительный по масштабу маневр материальными средствами с правого крыла фронта на левое.

В тот день, когда мы оформляли прием войск 2-го Белорусского фронта, генерал К. К. Рокоссовский поручил мне выяснить возможность перевода к нам присутствовавшего здесь главного хирурга 2-го Белорусского фронта профессора Н. Н. Еланского.

– Хотя бы на том основании, – сказал командующий, – что мы приняли от них столь большое число раненых.

От медицинских работников я много слышал о Еланском. О нем говорили как о крупном ученом, блестящем и опытном хирурге, участнике первой мировой и гражданской войн, боев на Халхин-Голе в 1939 году и советско-финляндского конфликта.

Меня предупредили, что он очень привязан к коллективу работников санитарного управления 2-го Белорусского фронта.

– Зря будете терять время на разговоры с Еланским. Не согласится он перейти в наш фронт, – говорили мне сослуживцы-медики.

Солнце ярко освещало здание, где размещался штаб фронта. Мощенный булыжником двор был уже убран, пешеходные дорожки хорошо подсохли. Чтобы нам никто не мешал, я пригласил Еланского пройтись по двору и завел разговор, как говорят, издалека. Беседа наша продолжалась более часа. Когда мы совершали тур по дорожкам, куда выходили окна из штаба, я заметил, что Рокоссовский и стоявшие рядом с ним товарищи смеются. Над чем они смеялись? Николай Николаевич был очень высок ростом. Беседуя с ним, я запрокидывал голову, чтобы видеть лицо собеседника, а чтобы солнце при этом не слепило мои глаза, я часто прикладывал руку ко лбу – как смотрят вдаль, когда желают получше вглядеться. Еланский же вынужден был сгибаться в поясе, чтобы смотреть мне в лицо. Именно это развеселило наблюдавших за нами. Но я тут же забыл о насмешниках. Мне было не до них. Еланский упорно отказывался переходить в наше фронтовое управление.

Так и не случилось мне поработать с ним. Об этом мы с Николаем Николаевичем не раз сожалели впоследствии, когда поселились под одной крышей на подмосковной даче и прожили там ровно 15 лет. Занимая после войны посты главного хирурга Вооруженных Сил и директора хирургической клиники 1-го Московского медицинского института, Николай Николаевич не изменил главному своему призванию: он делал самые трудные, самые сложные операции и не переставал обучать молодых людей, передавая им свой богатейший опыт.

Еще одно неоценимое качество узнал я в этом человеке: он был прост и доступен. Не было случая, чтобы Еланский отказал кому-либо в помощи у себя дома или на даче. Но горе тому, кто начинал свою речь к нему не словами о болезни, а заверениями, что «отблагодарит» за помощь, за консультацию. С трудом стерпев оскорбление и оказав помощь, он после этого с досадой выпроваживал такого пациента.

Беседуя с Еланским об уроках войны, мне не раз приходилось слышать от него слова опасения: а не ослабнет ли внимание к подготовке военных врачей в послевоенные годы? Всякая война требует военных врачей высокой квалификации – именно военных, то есть таких, которые еще в мирное время прошли школу воинского воспитания и дисциплины. В подтверждение этой мысли Николай Николаевич ссылался на свою собственную жизнь, свою долгую службу в армии (почти 50 лет). В самые трудные годы Великой Отечественной войны он вступил в ряды Коммунистической партии и остался верным ее членом до конца жизни.

Таким был Николай Николаевич Еланский.

Советское правительство удостоило его высокого звания Героя Социалистического Труда. После кончины Н. Н. Еланского одна из улиц Москвы названа его именем.

После приема войск 2-го Белорусского фронта создалась необычная конфигурация нашего переднего края: беря начало в районе Быхова, линия проходила на юг по Днепру, восточнее Жлобина, затем шла на юго-запад, пересекая Березину, снова поворачивала на юг, пересекая Припять, а затем по южному берегу Припяти уходила далеко на запад к Ковелю и, обогнув его с востока, снова шла на юг.

Генерал К. К. Рокоссовский обратил наше внимание на выгодное положение левого крыла фронта по отношению к группировке противника, находившейся в Белоруссии и Прибалтике. Высказывались предположения, что с наступлением устойчивой погоды и после усиления этого крыла войсками и техникой Ставка наверняка примет решение ударить именно с этого направления во фланг и тыл белорусской группировке немецких войск. Исходя из такого предположения, я и обдумывал план возможной организации оперативного тыла.

В первой мировой войне Припять служила разграничительной линией между двумя фронтами, которые вели бои с немцами и австрийцами. Но наша Ставка решила вопрос по-другому: она отдала весь бассейн Припяти с ее многочисленными притоками, лесами и болотами одному фронту. Фактически же вся полоса 1-го Белорусского фронта делилась на два самостоятельных операционных направления: одно – на Бобруйск, Барановичи, Брест, Варшаву; другое – на Ковель, Хелм, Люблин, Варшаву. Это требовало резко выраженной группировки войск на каждом направлении, а следовательно, такой же организации тыла. По сути дела здесь было два фронта, объединенных одним командованием.

В течение короткого времени в район Ковеля одна за другой прибыли 8-я гвардейская армия генерала В. И. Чуйкова, 2-я танковая армия генерала С. И. Богданова, 1-я Польская армия генерала 3. Берлинга, 6-я воздушная армия генерала Ф. П. Полынина.

Было ясно, что здесь создается мощная ударная группировка. Для ее обеспечения мы открыли фронтовые склады в районах Сарны и Киверце; сюда же подтянули транспортные средства и создали мощную госпитальную базу фронта на 50 000 коек. Оборудовались складские и госпитальные базы фронта в районах Овруча и Коростеня. Мы представили заявки в центр на десятки тысяч тонн боеприпасов и горючего для южного крыла. Короче говоря, все наши действия направлялись сюда, на ковельское направление. Да и штаб фронта переместился из района Гомеля в Овруч, откуда было бы удобнее руководить наступлением войск левого крыла фронта.

Однако в конце мая 1944 года положение резко изменилось. Ставка приняла решение нанести удар четырьмя фронтами на белорусском направлении, в связи с чем правое крыло 1-го Белорусского фронта приобретало первостепенное, ведущее значение. Это крыло усилили 28-й армией, одним кавалерийским и одним танковым корпусами, а также не менее чем 20 артиллерийскими полками. В соответствии с директивой Генерального штаба в течение 15–20 дней сюда поступило дополнительно 300–350 оперативных эшелонов. Вместе с текущим поступлением приток железнодорожных поездов достигал 50–60 в сутки, тогда как пропускная способность направления Бахмач – Ново-Белица не превышала 36 пар. Восстановление крупного железнодорожного моста через Сож у Гомеля закончили как раз в мае, но через него с большим трудом можно было пропустить в сутки 12 пар поездов.

Ввиду столь сложной тыловой обстановки Военный совет возложил на начальника тыла фронта персональную ответственность за пропуск поездов в заданном темпе и за быстрейшую разгрузку их в назначенных районах.

Как же обеспечить прием 50 поездов в сутки? Решение этой задачи вылилось в своего рода самостоятельную операцию тыла.

В начале июня 1944 года в Гомель прибыл заместитель наркома путей сообщения СССР Виктор Антонович Гарнык. Я впервые тогда познакомился с ним. Это был типичный представитель старой гвардии железнодорожных машинистов. Незаурядные организаторские способности, большой опыт работы машинистом и руководителем паровозной службы обусловили выдвижение его на столь высокий пост.