Текст книги "Сногсшибательная Мэри (ЛП)"

Автор книги: Никола Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Мы говорили о биографиях американских президентов, и она изобразила заставку из «Как это работает?»...

Мммм...

Она съела половину ребрышек так же быстро, как и я...

А это, кстати, действительно может стать решающим для Вальдеса.

Но прежде чем я успеваю начать рассказ, я слышу звон ключей и женский голос, который говорит: «Я ищу мистера...»

Я замираю. Я узнаю этот голос, потому что он напрочь застрял в моей голове. Джимми, Джимми, пожалуйста, пожалуйста... И её голос сейчас немного резкий от того, что она выкрикивала моё имя.

Медленней, чем когда-либо, я перевожу взгляд на ближайшее зеркало. Вот Мэри, в дверях, листает что-то в своем телефоне. На ней зимние ботинки с красными шнурками, а штаны для йоги заправлены в голенища. Сегодня она одета в мягкий короткий жилет, так что я могу видеть каждый дюйм её чертовски идеальных ног. И это прекрасное Y между ними. Благослови Господь штаны для йоги. Намасте⁶, мать вашу. Намасте.

Но подождите-ка. Что я делаю, опять теряясь в этих ногах? Вопрос вот в чем: какого черта она здесь делает?

Её глаза бегают по раздевалке, и Мэри поправляет свой шарф. Это моя вина, что она так туго затянула его вокруг горла. Моя. Полностью моя.

Господи Иисусе, эта женщина превращает меня в животное.

Она не может меня увидеть, но я вижу её; это место полно зеркал, и я использую преимущество этой комнаты смеха.

Она расстегивает молнию на своем жилете, и я пытаюсь прочитать надпись на её рубашке задом наперёд. Это просто чертова путаница. SLL SEIPAREHT GNILAEH.

Что происходит? Что, черт возьми, вообще это значит? Это по-английски? Я пытаюсь это озвучить. Позвоните В Отдельную Гинлею. Нет. Чего?

Я выхожу из-за угла и скольжу взглядом вдоль шкафчиков, теперь находясь на прямой видимости. HEALING THERAPIES LLS.

Оо-оу.

Глаза Мэри встречаются с моими. Я почти вижу мысли, которые вращаются в её голове. Почему модель, которая продает Форды и Фиаты в раздевалке Медведей? Он преследует меня?

Фантастика.

У нее отвисла челюсть. Как, к чертям собачьим, я это объясню? Мне нравилось быть анонимным, и я ни с кем не говорил о книгах со времен отбора. К тому же, ты была такой милой, не имея ни малейшего понятия, о том, кто я такой, что я решил ничего не говорить, но планировал сделать это сегодня за ужином.

Плавно. Очень плавно.

Я делаю шаг к Мэри, потом ещё один, не глядя, куда иду, и... Попадаю в серьезную ситуацию. Мои ноги путаются в чьей-то спортивной сумке. Я пытаюсь сделать широкий шаг, чтобы восстановить равновесие, но ремень затягивается, и сумка застревает под одной из скамеек. Она тянет мою ногу назад, и дальше происходит полнейшее дерьмо. Словно в замедленной съемке я чувствую, как падаю, раскинув руки и хватаясь за воздух, как мумия из «Дома с привидениями».

Рукавичка Мэри взлетает ко рту. Моё плечо рикошетом отбивается от угла шкафчика. Теперь я падаю, поворачиваюсь и размахиваю руками...

Где-то позади меня я слышу, как кричит Вальдес:

– Посторонись! Спасайся! Квотербек падает!

Прямо за Мэри мой охранник, Маклин, складывает руки лодочкой у рта и говорит:

– Вот дерьмоооо!

С помощью второй ноги я пытаюсь снова встать на твердую поверхность, но умудряюсь наступить на другую лямку и снова падаю, пока я не врезаюсь со всей дури в фабричный ковёр с логотипом Медведей, вплетенным миллион раз в нейлоновый ворс.

Бум.

Я тяжело приземляюсь, выбивая воздух из лёгких. К травме добавляется унижение от того, что я, как идиот, задыхаюсь на полу, потому что запутался в ремне спортивной сумки. И ещё я чувствую старую знакомую боль в паху, которой не было уже много лет.

– Б*яяяя, – говорю я в ковер.

Покрытые снегом ботинки Мэри оказываются в нескольких дюймах от меня, а затем она опускается рядом. Её рука касается моей спины, и она шепчет:

– Джимми?

– Я в порядке, – я засасываю обратно в рот немного слюны. Я действительно заслужил это. Полностью.

Фрэнки Наклз подходит, чтобы посмотреть на меня, проверить признаки жизни, тыкаясь носом в мое ухо, и обдаёт меня холодным, влажным чихом. Я хочу повернуться к нему лицом, но как только пытаюсь пошевелиться, то чувствую такую боль в моих яйцах, будто к ним приложились раскалённой кочергой. Я реву в ковер.

– Ты ранен?

– Пах, – рычу я.

– О нет.

Я пытаюсь перевернуться, но мои ноги связаны, так что я просто остаюсь на месте, чувствуя легкую жгучую боль от ковра на моей щеке. Интересно, может ли человек реально умереть от смущения? Я смотрю на Мэри и её волосы, спадающие на плечи. Собака глядит на меня сверху вниз, в нескольких дюймах от моих глаз.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я её. Когда я это делаю, клянусь Богом, брови собаки опускаются, будто бы я говорю с ним.

Она моргает.

– Я... Думаю, я твой новый физиотерапевт?

Что ж. Прибейте меня.

Но в этот момент в раздевалку входит Радович, его тренировочные штаны свистят, а синие кроксы издают под ногами негромкие пукающие звуки. Он верит в три вещи: в то, что пропуск отжиманий – это преступление, в кроксы и Red Bull. И он обладает абсолютным даром констатировать очевидное.

– Фалькони. Ты лежишь на полу.

Говорю же вам.

В это же время Фрэнки Наклз поворачивает свою неряшливую голову, чтобы посмотреть на Радовича и на отверстия на его обуви, а после совершенно слетает с катушек.

_____________________________

Примечания:

¹Цепь противоскольжения – представляет собой конструкцию, надевающуюся на колеса транспортного средства с целью улучшения его проходимости.

²Лейк-Шор-Драйв – скоростная автомагистраль, которая проходит вдоль береговой линии озера Мичиган через город Чикаго, штат Иллинойс.

³Old style – английское темное пиво.

⁴ «Пеликанья бомбардировка» —Пеликан Blue Bird из игры Angry Birds.

⁵Ivory – мыло, созданное компанией Procter & Gamble в 1879 году и популярное в начале XX века. Известно своей способностью плавать на воде.

⁶Намасте’ – индийское и непальское приветствие, произошедшее от слов «намах» – поклон, «те» – тебе.

Глава 17

Мэри

– Эта собака-терапевт – отвратительная, – говорит тренер Радович, стоя посреди раздевалки в носках и посасывая Red Bull из банки.

Мне удалось стащить с его ног кроксы, прежде чем он остался с изувеченными лодыжками, и спрятать их на верхней полке шкафчика Джимми. Сейчас я слышу хруст его пальцев и звуки отрыжки у себя за спиной. Есть что-то такое в его глазах, отчего мне кажется, что тренер далеко не семи пядей во лбу. Я почти уверена, что этого парня не из НАСА позаимствовали. Радович делает большой глоток Red Bull, но не глотает, а будто полоскает напитком свой раздутый рот.

Я подвожу Джимми к массажному столу и помогаю ему сесть. Из-за размеров этого парня стол становится похожим на детский надувной матрасик. Его ноги свисают с нижней части, голова с верхней, а плечи чуть ли не на пять дюймов шире обеих сторон. Джимми смотрит на меня своим озорным взглядом, который заставляет меня плавиться.

Оставайся профессионалом, Мэри. Делай свою работу.

Я настраиваю подголовник на максимальную длину и кладу на него голову Джимми, позволяя своим пальцам задержаться на его сексуальных, густых, идеально подстриженных волосах...

Мэри!

Я в курсе, что я тут из-за его плеча, но паховая травма неотложна. Я не могу игнорировать её. И этот пах.

О, Боже, это катастрофа.

Сосредоточься. Он просто пациент. Вот и все. Всё просто. Пациент с травмой паха, которую он получил, потому что упал, пытаясь добраться до тебя в раздевалке Чикагских, мать их, Медведей. Просто обычное утро.

– Может быть, стоит уложить тебя на пол, – говорю я ему. – Из-за плеча.

Джимми ворчит себе под нос что-то вроде: «Звучит неплохо».

Эй, Бог, ты здесь? Это я, Мэри…

Но я вижу, что ему больно, и не уверена, что лежание на полу поможет.

– Дай-ка мне взглянуть на твой пах.

Глаза Джимми встречаются с моими. Радович стоит так близко, что я слышу, как с тихим свистом вырывается воздух из его носа и отдается эхом в верхней части алюминиевой банки в его руке. Этому парню определенно стоит промыть себе нос.

– Тренер, кажется, Докинз хотел поговорить с вами, – говорит Джимми, поворачивая голову, чтобы посмотреть мимо меня, и одновременно открывая восхитительный вид на вены и мышцы на шее.

Этот парень – просто чистая сексуальность. Восхитительные двести восемьдесят три фунта под кончиками моих пальцев.

Радович уходит прочь, крича: «Докинз!» во всю мощь своих легких.

Теперь мы одни. Джимми закидывает одну руку за голову, точно так же, как сегодня утром в постели, и улыбается мне. Он в спортивных штанах, толстовке и поношенной теннисной обуви, а его волосы в восхитительном беспорядке.

– Ну. Еще раз здравствуй.

– По крайней мере, это объясняет, почему я думала, что видела тебя раньше, – шепчу я, делая вид, что занята своим планшетом. Это старый армейский трюк, которому научил меня полковник Кертис. Планшеты заставляют всех выглядеть официально. Он сказал, что именно так его повысили до сержанта. Или что-то типа того. – Так значит, ты не просто модель «Gillette», – я притворяюсь, что что-то записываю, хотя на самом деле, просто пишу его имя на бланке очень-очень медленно. – А автосалон?

– «Фалькони Форд» и «Фиат», – улыбается он. И подмигивает.

Внезапно у меня перед глазами всплывает скоростная автострада Дэна Райана. Так вот чьё это лицо.

– Ты на рекламных щитах! Подмигиваешь вот так.

Он фыркает.

– Возможно.

– Не могу поверить, что не узнала тебя, – шепчу я. – Ты, вообще-то, знаменит!

Он качает головой.

– Это было потрясающе. Я бы хотел, чтобы ты и сейчас не знала.

Но я знаю. Тут уж ничего не поделаешь. Джеймс Фалькони, 34 года, 128 килограмм, 2 метра ростом – мой пациент.

«Кодекс этики физиотерапевта, пункт 4Е: физиотерапевты не должны вступать в какие-либо сексуальные отношения с пациентом…»

О, Боже. Но все будет хорошо. Всего один сеанс, а потом передам его доктору Кертису. Мы сможем держать руки подальше друг от друга в течение одного сеанса и притворимся, что прошлой ночью ничего не произошло. Возможно.

– Милый шарфик, – говорит Джимми, проводя языком по зубам.

Я широко, до боли, открываю глаза, и моргаю, глядя на него и крепче прижимая шарф к шее.

– Моя соседка по комнате спросила, не напал ли на меня пылесос. Она пыталась угадать марку!

Джимми улыбается, и у него на щеках появляются те самые очаровательные ямочки. Затем он сдвигает руку вниз за голову и чешет шею, а потом, будто бы случайно, проводит пальцами по моим бедрам.

Не случайно. Я издаю тихий всхлип.

Потом прочищаю горло. Я наклоняюсь и достаю из сумки жвачку, разворачивая её осторожно и сосредоточенно. Как будто, только я положу жвачку в рот, настанет время приступить к делу.

Ладно. Делу время, как говорят «Летучие конкорды»¹. Условия идеальные. Я кладу освежающую Джуси Фрут² на язык и расправляю плечи.

– Хорошо, Мистер Фалькони, – я смотрю на свой планшет, который прикрепила к форме для заметок, и читаю вслух: – Повторяющиеся повреждения плечевой мышцы, влияющие на качество работы?

Джимми, явно смущённый, тяжело сглатывает.

– Да, – говорит он, морщась и держась за ногу. – Но прямо сейчас мне чертовски больно в другом месте, – его рука скользит вниз к бедру, а огромный большой палец лежит на яйцах.

Мысленно я успокаиваю себя. Я работала с самыми разными пациентами и могу быть объективной. Я могу быть профессионалом. Это всего лишь пах.

Я смотрю на его брюки. Нет, это не просто пах, и я знаю это по собственному опыту. Это тот ещё пах. Я разрываюсь между желанием помочь Джимми и стремлением броситься к двери. Интересно, смогу ли я сбежать отсюда хоть на время, чтобы взять себя в руки. Может быть, я скажу, что у меня пищевое отравление, или Фрэнки сделает мне одолжение и начнет задыхаться из-за набивки панды, которую съел. Это может произойти в любую минуту.

Только вот ничего не происходит. Мы здесь. Я здесь. Он здесь. Фрэнки отсыпается от своей кроксо-ярости. И если я сейчас сбегу, доктор Кертис никогда мне этого не простит.

Держась одной рукой за плечо Джимми, я протягиваю руку и тащу тележку, полную терапевтического оборудования – ленты, бинты, шарики, кремы, лосьоны, к столу.

– Давай посмотрим, – говорю я, ощупывая повреждение через штаны.

Глаза Джимми встречаются с моими, и я делаю глубокий успокаивающий вдох, держась за его руку.

– Я должна, – шепчу я.

– Чёрт. Я знаю, – он смотрит мимо меня, проверяя, чисто ли на горизонте. – Это горячо? Это тебя заводит?

– Прекрати сейчас же, – я с силой жую свою Джуси Фрут. – Но да.

– Господи, – он поправляет свои яйца таким образом, что просто источает мужественность. Альфа-волк. – Я не могу выбросить тебя из головы.

– Два часа прошло!

– Этого времени дохрена, чтобы зациклиться на тебе.

Ну и как я намереваюсь проверять его пах, если он так бесстыже флиртует, что я краснею? Невозможная ситуация. Но другого выбора у меня действительно нет.

– Ты не мог бы подвинуть свои... – я многозначительно кашляю и опускаю взгляд на его выпуклость.

Джимми опускает руку в штаны и обхватывает себя руками, отодвигая свой... свой свёрток... в сторону. Это единственное подходящее слово.

Поехали, Мэри. Будь профессионалом и просто делай свою работу. Сосредоточься на своей подготовке. Это всего лишь пах.

Пальцами я деликатно осматриваю проблемное место и чувствую, что это спазм мышц, а не разрыв. Но через одежду сложно определить наверняка.

– Ничего, если я спущусь на слой ниже? – спрашиваю я.

Джимми делает вид, что кашляет в свой локоть, и я почти уверена, что слышу, как он рычит: «Черт, да, очень даже ничего» в свою руку.

Я беру с тележки баночку крема из арники и зачерпываю ложкой в ладонь, разогревая его. Джимми поднимает пояс своих боксеров, освобождая мне место. Я вижу, что они, как и тренировочные штаны, любезно предоставлены Costco. В совершенно слабой попытке завязать разговор, я говорю:

– Я сама девушка Costco.

Я двигаю вверх боксеры с его правой ноги к паху, чтобы прикоснуться к коже.

Темно-синие глаза Джимми провожают взглядом каждое мое движение. Я поджимаю губы, чтобы не сказать ему: «Прекрати». Он смотрит прямо на меня. «Прекратить что?»

Черт, я хочу этого мужчину.

Джимми принюхивается и одаривает меня нахальным взглядом.

– Я фанат оптовых магазинов. Мне нравятся большие вещи. Но иногда в моей квартире тесновато.

Боже. Я втираю крем в его огромное бедро, на этот раз очень отчётливо чувствуя дрожь спазма под моими пальцами.

– Чёрт, – стонет он и опускает голову на массажный стол.

– Больно?

Джимми не отвечает, по крайней мере, сначала. Позади меня какая-то суматоха, игроки из-за чего-то шумят, над чем-то подтрунивают, и Джимми пользуется случаем, чтобы сказать:

– Осторожней. Ты знаешь, что делаешь со мной.

Если раньше я не знала, что именно, то теперь вижу. Это медленно растет в его спортивных штанах, показывая мне, чего именно он хочет.

– Ты, вероятно, должна принести мне полотенце, – мягко говорит он. – Потому что этот поезд отходит от станции…

В самом деле. Хорошая мысль. Я хватаю свежее белое полотенце из кучи слева от меня, и Джимми небрежно кидает его на колени.

Наши глаза вновь встречаются. В это время я расширяю область для нанесения арники. Глаза Джимми закрываются, и он вздрагивает, поэтому я слегка смягчаю силу нажатия. Но тут тыльная сторона моей ладони касается его стояка.

Джимми стонет:

– Ох, чёрт…

Его глаза встречаются с моими. Я бросаю взгляд на полотенце, и, не смотря на наши профилактические меры, там начинает формироваться махровая палатка большого размера. Джимми раздувает ноздри, а я перестаю двигать рукой и задерживаю дыхание.

Сейчас у него тот же напряженный, сосредоточенный взгляд, который я видела прошлой ночью, когда он был внутри меня, пытаясь не кончить. Но на этот раз Джимми использует свои силы, чтобы не выдать нас обоих, что само по себе невероятно сексуально. Медленно флагшток опускается до половины штаба.

– Молодец, – шепчу я, осторожно исследуя мышцы.

Я прижимаюсь всем телом к столу, чтобы чуть глубже обследовать болезненную точку. Не думаю, что там есть разрыв, но... я провожу пальцами вниз между его ног, вдоль промежности.

– Блин, ты не облегчаешь мне задачу.

– Прости.

– Не смей извиняться.

Я отвожу взгляд от его красивого лица и поднимаю глаза к флуоресцентным лампам надо мной. Находиться так близко к Джимми опьяняет. Это неэтично, но очень возбуждает.

У меня появляется неожиданная, но отнюдь не неприятная фантазия, о том, как я прошу всех оставить нас в покое, а затем забираюсь сверху на этот стол.

Мэри!

– Кажется, мышца спазмирована, но не разорвана, – говорю я ему. – Это хорошо. Значит, ты сможешь относительно быстро поправиться, если не сделаешь что-то, чтобы усугубить это…

– А ты хочешь немного усугубить ситуацию?

Я не стану отвечать на этот вопрос. Я не могу. Потому что я хочу. Я хочу со всей яростью и агрессией. Я хочу его прямо сейчас. Но вместо того, чтобы позволить себе все это, я проглатываю собственный стон, беру пакет со льдом из тележки позади меня и заворачиваю его в полотенце.

– Ты не положишь это в штаны вместо меня?

Кивнув, Джимми берет полотенце в свою огромную ладонь. Наши пальцы соприкасаются, и он снова рычит. Когда он приподнимает резинку своих спортивных штанов, и я вижу, что головка его члена выглядывает из боксеров, которые, вероятно, приходят по двенадцать штук в пачке, и каждая сексуальнее, чем предыдущая…

Боже.

Джимми что-то бурчит, а потом вставляет пакет со льдом в штаны и опускает пояс. Со стола я беру четыре таблетки Адвила и бутылку воды. Я помогаю ему сесть и смотрю, как он пьет, полностью накрыв губами горлышко бутылки. Эти губы, которые отметили меня. Этот рот, который оставил засос.

– Думаю, всё будет в порядке, – говорю я Джимми. – Но тебе необходимо дать ноге отдохнуть, прежде чем мы сможем что-нибудь сделать с твоим плечом.

Темным, низким и требовательным голосом он говорит:

– Отдохни со мной.

Мои колени дрожат, и мне приходится опереться на край стола.

– Тебе, наверное, пора домой.

Одним пальцем он проводит линию вверх по тыльной стороне моей ладони.

– Идём домой со мной.

Боже мой. Этот парень. Какое-то безумие. И все же, я не могу. В нём, лежащем на этом столе, есть что-то уязвимое, но также и невероятно сексуальное. На одну секунду это сбивает моего внутреннего зверя с ног.

– Я собираюсь передать твою карту доктору Кертису, – тихо говорю я ему. – Я не смогу работать в таком состоянии. Это неправильно. Это против всех правил.

Джимми смотрит мимо меня на Радовича, которого я вижу в зеркале.

– Ты должна мне помочь, Мэри, – низко рычит Джимми. – Мне крышка, если я не буду играть. Нарушь правила ради меня. Пожалуйста.

Я отрицательно качаю головой.

– Ни в коем случае, Джимми.

Он грустно и немного обиженно смотрит мне в глаза, и это разбивает моё сердце.

Однако, этот момент вскоре разрушается Радовичем, который бросает свою банку Red Bull на пол и расплющивает её под ногой. Этот парень – скотина. Он напоминает мне дикого кабана. Фрэнки Наклз выскакивает из переноски и издаёт длинный предупреждающий рык.

– Мисс Монахан, – громыхает Радович, доставая из поясной сумки еще одну банку. – Я только что говорил с Кертисом по телефону.

– О, хорошо, – говорю я, поправляя рубашку. – Он хорошо позаботится о мистере Фалькони. Я в этом уверена.

Но Радович качает головой.

– Он говорит, что вы будете работать с Джимми до конца сезона. Так что добро пожаловать в чертовы «Чикагские медведи».

***

– Ну, если я еду домой, то меня необходимо подвезти. Мне слишком больно, чтобы садиться за руль, – Джимми улыбается мне своей американской улыбкой короля бала. – У вас есть машина, мисс Монахан?

Это происходит на самом деле? Я не сплю? Неужели «Чикагские медведи» только что, без моего согласия, украли меня из Healing Therapies LLC?

Мой планшет издает звуковой сигнал, и загорается сообщение от доктора Кертиса:

Отлично!

Целый сезон с…

МЕДВЕДЯМИ!

Затем следует поток футбольных смайликов. Ответ? Да. Я сделала это. Вчера все было так просто. Все имело смысл. У меня была моя обычная работа, и я еще не сбила с ног огромного Бога секса. Мой мир не был потрясен человеком, который совершает покупки в Costco. Я не молила о пощаде в постели. Вчера я была главной. Теперь я нахожусь во власти капризов футбольных богов и глаз Джимми Фалькони.

– Отдохни со мной. Поехали домой со мной.

– Я не думаю, что ты поместишься, – говорю я ему, принимая во внимание размер его ног. Обхват. Длину... – мой Wrangler не привык к парням твоего размера.

– Мой Wrangler. Звучит довольно двусмысленно, – говорит Джимми, садясь и кладя свою огромную руку мне на плечо. – Но сегодня утром я пригнал твой Wrangler, киска. Или ты уже забыла?

Это утверждение с подвохом. Я не смогу сбежать.

– Давай, – умоляет он, соскальзывая со стола. – Прогуляй работу со мной. Это же лучше, чем хотеть потрахаться на публике и не иметь возможности ничего с этим поделать. Правда же?

***

Абсолютная правда. Джимми такой соблазнительный, сексуальный, милый и горячий. И все же это абсолютно запрещено.

Его глаза дразнят меня ещё больше. Но на его лице гримаса боли из-за травмы паха. И эта боль притягивает меня к нему больше, чем вся его сексуальность и двусмысленные разговоры. Я хочу помочь ему. Я хочу быть с ним. И теперь он мой единственный пациент.

Прежде всего Джимми должен дать отдых ноге. Не имеет значения, что происходит между ним и мной, как и то, что он делает со мной. Ему надо отдохнуть. Вот что сейчас важно.

– Давай. Я отвезу тебя домой.

– Черт, да, – рычит он.

Я обхватываю его живот ладонью. Его щетина касается моей щеки, а пальцы сжимаются на моем плече.

Пока мы идём по коридору звучат различные возгласы от «Пошёл ты к чёрту, Фалькони!» до «Поправляйся скорее, парень». Фрэнки бежит рядом с нами, а Джимми забирает у меня пустую сумку и перекидывает её через плечо. Это очень мило, и заставляет меня сразу же подумать о том, как он будет выглядеть, держа сумку с подгузниками.

Мэри!

На полпути к двери мы встречаем парня, который выглядит точь-в-точь как медведь гризли, весом килограмм так под двести. На его толстовке написано имя ВАЛЬДЕС.

– Знаете, если вы двое собираетесь притворяться, что не знаете друг друга, вам следует перестать так много улыбаться, – говорит он и выдавливает немного меда из палочки в рот.

Фалькони хватает несколько палочек из его руки и засовывает их в карман своей толстовки.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Вальдес. – говорит Джимми, наклоняясь ко мне еще немного ближе.

– Разумеется, Костко. Конечно. Просто... – Вальдес оглядывает меня с ног до головы, потом снова поворачивается к Джимми. – Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.

И уносится прочь.

Джимми тянет меня к себе, прижимаясь губами к моему уху.

– Он женился на своей жене спустя целую неделю после знакомства. Вот как он поступил бы.

Я смотрю на него снизу вверх.

– Ты просто часть моей работы, Сокол.

– Воу, воу! – сияет он. – Ну вот, теперь ты знаешь.

Фрэнки идет рядом с Джимми с видом самого крутого парня в кампусе.

– У меня есть Кодекс этики, Джимми, – говорю я, глядя на него снизу вверх. На его грудь, шею и подбородок, Господи, Боже мой.

Он притягивает меня ближе, как будто ему нужна дополнительная поддержка.

– Мне нравится, когда ты произносишь мое имя.

Я чувствую, что моя защита слабеет, но я остаюсь сильной. Да. Я должна.

– Я не сплю с пациентами.

Джимми нажимает кнопку автоматического открытия на стене, и двойные двери раздвигаются. Снаружи дует холодный ветер с маленькими хлопьями снега. Фрэнки подпрыгивает и атакует сугроб.

– Спать? – спрашивает Джимми, снова и снова вертя в пальцах одну из медовых палочек, как это делают с карандашами. Я нахожу это действие завораживающим, гипнотическим и теряюсь в размерах его рук. – А кто говорит о сне?

__________________________

Примечания:

¹ Летучие конкорды – ТВ-шоу, вышедшее на канале 2х2, про двух музыкантов Брэда и Джамая, приехавших в США из Новой Зеландии, чтобы попытать удачи со своей группой «Летучие конкорды»).

² Juicy Fruit – фруктовая жевательная резинка фирмы Wrigley.

Глава 18

Джимми

Мэри вся такая деловая. Помогает мне сесть в машину и вообще ничего не говорит. Я почти слышу, как вращаются шестеренки в её голове. Скрежещут.

Перетирают.

Бл*дь. Ну что за женщина?

Помимо прочего, кажется, что она нервничает. Вероятно, даже немного зла. Не это она сейчас должна чувствовать. Совсем не это. Я с хлопком открываю медовую палочку и выдавливаю чуть-чуть жидкости себе на язык.

У меня на ногах сидит Фрэнки Наклз, передними лапами опираясь о мои колени. Когда мы выбираемся на шоссе, я помогаю ему смотреть в окно, удерживая рукой его маленькую грудь и делая так, чтобы он мог поставить лапы на дверцу машины. Мы объезжаем грузовик, медленно едущий плечом к плечу с нами. Сбоку на нем – бульдог, просто логотип, но Фрэнки это не нравится. Он издает низкий тихий рык и морщит губы. На холодном стекле появляется небольшое облачко пара от его горячего дыхания. Я вытираю его рукой, и пес снова рычит на проезжающего мимо бульдога. Мэри хватает панду из своей сумки и смотрит на меня, передавая игрушку. Она выглядит невероятно взволнованной, и это не то состояние, в котором я хочу её видеть. Есть большая разница между тем, чтобы быть на взводе и быть на грани.

Я кладу руку на её бедро.

– Мэри, никто ничего не узнает. Я, блин, обещаю.

– Но ты же знаешь! И я знаю! – она хлопает себя по груди рукой в перчатке. – Достаточно того, что я сбила тебя с ног – такого физиотерапевт никогда не должен делать со своим пациентом! Боже! – затем, словно в знак протеста, она включает дворники на полную мощность, и они скрипят, счищая снег с лобового стекла.

– Тогда я не был твоим пациентом, как и прошлой ночью.

– Но теперь ты мой пациент! И как физиотерапевт, я бы очень рекомендовала тебе ничего не повреждать, Джимми. У тебя проблемы с плечом, и ты тренируешься в боксерском зале?

Я вздрагиваю.

– Эти тренировки непостоянны. На самом деле плечо чувствует себя офигенно до момента игры.

Взгляд Мэри скользит в мою сторону, но она не смотрит прямо на меня, а вместо этого включает обогреватель и кутается в шарф.

Правильно. Я знаю, что всё не идеально. Но есть одна вещь, которую я узнал как полу-успешный, стареющий квотербэк НФЛ – ты должен полностью подстроиться под любую ситуацию, хорошую и плохую. И как только ты увидишь просвет, ты, блин, должен воспользоваться им.

– Я ни за что не позволю тебе ускользнуть от меня. И, держу пари, ты сможешь вылечить мое плечо. Никто никогда не лечил мое плечо. – Я прокручиваю сустав. Самое странное, что плечо чувствует себя прекрасно.

– Джимми! Я же не механик! А ты не Хонда! Я не могу так запросто все исправить, – говорит Мэри, пытаясь щелкнуть пальцами в перчатках. Она чуть рычит, а затем сжимает руль. – Это моя работа. Я отношусь к ней очень серьезно.

– Что я, бл*дь, полностью уважаю.

Снова стирая пар со стекла для Фрэнки, я даю Мэри секунду остыть. Я знаю её не так хорошо, но понимаю, что просто сломал все её расписание, а это разозлило бы любого. Но она крепкий орешек. Возможно, ей не нравится, что кто-то хочет заботиться о ней, или присматривать за ней, или защищать её, или надевать цепи на её шины, и это чертовски плохо. Потому что если я добьюсь своего, то именно этим и займусь. Я открываю вторую медовую палочку и подношу к её рту.

– Не хочу я никакого меда, – огрызается она.

– Злись сколько хочешь, киска, но не отказывайся от хороших вещей.

Она фыркает, а потом выхватывает зубами палочку из моих пальцев.

Я не обманщик. Я играю чисто, но это другой вид игры. Это обходной манёвр, секретный бросок. Чёрт, я знаю, что мы можем выйти сухими из воды, если Мэри будет со мной заодно.

– Ладно. Давай будем логичными. Ты собираешься кому-нибудь рассказать?

Девушка снова оглядывается и крепче сжимает руль перчатками.

– Нет, – она скрежещет концом медовой соломинки.

– А я кому-нибудь скажу?

Её красивые большие глаза, глядя на дорогу, слегка прищуриваются, и она откидывает волосы в сторону, играя с заколкой, которая удерживает её челку от лица.

Тишина чертовски оглушает.

– Ты думаешь, я всё испорчу? Подозреваю, что не выгляжу особо умным, но ты думаешь, что я совсем идиот?

Её плечи немного расслабляются.

– Нет, – отвечает она, держась одной рукой за руль, а другой выдавливая в рот еще немного меда.

Боже, о, Боже, эти губы. Я обожаю смотреть, как эти губы сосут. Господи.

– Тогда расслабься, – я сжимаю её бедро чуть сильнее.

– Это безумие. – Мэри берёт соломинку двумя пальцами и вытягивает мёд зубами.

Черт, я дал ей медовую палочку, чтобы отвлечь, а теперь даже не могу нормально построить предложение.

– Язык проглотил? – говорит она, искоса поглядывая на меня.

– Нет, просто... ты многих мужчин лишала дара речи?

Мэри медленно поворачивается ко мне, улыбаясь и покусывая соломинку своими коренными зубами.

– Сотни. Даже тысячи, – она закатывает глаза.

Фрэнки крутится у меня на коленях. Я беру его панду и устраиваю для него маленькое кукольное представление, заставляя игрушку перемещаться вверх и вниз по моей ноге. Его хвост шуршит по моей куртке.

Рядом со мной Мэри тяжело сглатывает, и я слышу этот звук сквозь шум обогревателя. Сомнение. Нерешительность. Неопределенность.

– Я не сдаюсь, Мэри. Пока что нет. – Я заставляю панду танцевать над коробкой передач на её ноге.

– Ты невозможен.

Я продолжаю кукольное представление панды и заставляю её танцевать вверх и вниз, оживляя пальцами, так что её голова подпрыгивает назад и вперед. Обычно я делаю то же самое для Энни с её фиолетовым жирафом.

Мэри смотрит на меня, потом на собаку и снова на меня. Потом опять фокусируется на дороге, но теперь её взгляд становится мягче – не такой испуганный и напряженный.

– Ну вот, сейчас. Видишь? Именно такой я и хочу тебя, – говорю я Мэри, проводя ладонью по её ноге.

– Да? Какой же?

– Я хочу, чтобы ты успокоилась. Я хочу, чтобы ты была готова. Я хочу, чтобы ты была моей.

***

Подъехав к дому, я направляю Мэри к гаражу и нажимаю кнопку на своих ключах. Она заезжает внутрь осторожно, так, будто она пару раз помяла перекладину на нижнем уровне.

– А где все? Где все машины? – спрашивает она, спускаясь по пандусу, когда дверь захлопывается.

– Здесь только мы, – говорю я ей, наблюдая за реакцией.

– Ты надо мной издеваешься.

Я беру пустую соломинку из её рта.

– Нет. Это место принадлежит мне. Хочешь переехать?

Девушка снова одаривает меня тем «ты невозможен» взглядом.

– Можешь выбрать. Почти уверен, что квартиры шесть и девять абсолютно свободны.

Мэри отвечает на это парализующим ударом рукой.

Я притворяюсь, что смертельно ранен, а она бросает в меня косой взгляд и ухмыляется, затем вплотную подъезжает к моему Юкону и глушит мотор.