Текст книги "Сногсшибательная Мэри (ЛП)"

Автор книги: Никола Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Дерьмооо, – шиплю я, чувствуя удар собственным позвоночником.

На всплывающей таблице внизу экрана, как обычно, есть список травмированных игроков и их замен. Этот парень ушёл с поля, этот пришёл на поле, это – резерв травмированных игроков. Перелом голени, сотрясение. Сломан большой палец. Этот перелом пальца – та ещё хрень.

В тишине я переношусь назад в прошлую ночь. Смотрю на лампу, которую скинул со стола, и слышу в своей голове, как Мэри повторяет: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Вспоминаю, как её плечо выглядело под моими пальцами, когда я брал её сзади. А этот быстрый перепихон сегодня утром? Господи Боже.

Смотрю на телефон, чтобы убедиться в том, что я всё ещё на линии, и вижу, как тикают секунды. Снова прикладываю его к уху и фокусируюсь на телевизоре.

Теперь там говорят о грядущих выходных. Внизу экрана всплывает объявление: «МЕДВЕДЯМ НЕОБХОДИМО МОЛИТЬСЯ О ВЫИГРЫШЕ, ЧТОБЫ ВЫЙТИ В ПЛЕЙОФФ».

Козлы.

Но, разумеется, они правы.

Если мы не отыграемся после счёта 4-5, то нам конец. Дело в том, что я играю не для шоу типа «Слава футбольных полей» и прочей ерунды. Вообще-то, это всё мои вложения и проекты для моей племянницы. У меня в компьютере есть таблица, в которой указанно, сколько нужно – на самом деле нужно – чтобы заботиться о ней до конца жизни. Ответ?

Чертовски много денег.

Иногда будущее мой племянницы – это единственная причина, по которой я всё ещё играю.

И это, определённо, причина того, что я закупаюсь в Costco. Это и жареная курица. Я не сдаюсь, даже несмотря на то, что уже не в самом рассвете сил. Хочу, чтобы с моей племяшкой было всё хорошо, и она была в безопасности. Чтобы дать ей то, что её бездельник, засранец, сукин сын отец ей дать не может.

Но не стану врать. Часть меня хочет, чтобы, глядя на себя в зеркало, я видел парня, который не просто терся в течение пятнадцати лет в грязи, получая сотрясения и ушибы, без всякого намёка на славу. Я бы хотел знать, что Джимми Фалькони на самом деле сделал что-то.

Типа выиграл кольцо Суперкубка для Медведей.

Последние четыре игры я чувствовал, будто бы у меня какой-то ментальный блок. Я прошел столько спортивных психологов, что сбился со счёта. И все они твердили, что: я слишком много думаю об этом/недостаточно думаю об этом, слишком повёрнут на этом/ недостаточно повёрнут на этом, все делаю верно/не верно. Меня исследовали вдоль и поперёк, меняли технику моего броска, даже гипнотизировали. Мозгоправы так и не нашли корень проблемы, но все согласны в одном: эта хрень может поставить крест на моей карьере.

«А ЧТО БУДЕТ С ДЖИММИ ФАЛЬКОНИ?» – гласит всплывающая табличка. Камера поворачивается к Крису Берману, который что-то говорит с жутким сомнением, а затем, что он делает? Пожимает плечами.

Господи.

Радович возвращается на линию и прочищает горло.

– Вот в чем дело, сынок. Мы привлекаем нового физиотерапевта, у которого может быть другой подход.

И это всё? Черт возьми, прошу, скажите мне что…

Динь-динь-динь исходит от чашки кофе.

– Но… – говорит Радович.

Я узнаю эту интонацию. Черт, черт, черт, черт…

– Но с новым физиотерапевтом или без него, у тебя есть ещё один шанс, – он отпивает чай, – в воскресенье. И если ты не сможешь выиграть, мы будем вынуждены тебя отпустить.

___________________________

Примечания:

¹ Белиз – государство на восточном побережье Центральной Америки.

² «Футбол воскресным вечером» – прямая телетрансляция еженедельных игр Национальной футбольной лиги на канале ESPN.

³ ESPN – американский кабельный телевизионный канал.

Глава 15

Мэри

Дом, в котором я живу, – это одно из тех мест, где причудливо-мрачное фойе дополняется встроенными в стены старомодными медными почтовыми ящиками с дешевыми переоборудованными замками, которые не очень-то и работают. Я решаю вызвать лифт, потому что мои бёдра всё ещё дрожат. До сих пор. Боже.

Лифт с медленным скрежетом взмывает вверх. Его стены покрыты обивкой. Представляю, как мы с Джимми могли бы тут повеселиться.

Как только я выхожу на своём этаже – на котором всегда пахнет курицей в соусе тикка-масала из-за очень милой индийской семьи, живущей в конце коридора – я слышу, как Фрэнки Наклз сопит под дверью нашей квартиры.

– Иду я, иду, – говорю я, спеша по коридору, и слышу, как пёс яростно бьёт когтями по двери.

С точно такими же звуками он пытается достать свой теннисный мячик, когда тот застревает под холодильником. Цап-цап-царап. Пауза. Цап-Царап-Цааааап.

Повозившись с ключом, я наконец-то вставляю его в замок, но прежде, чем успеваю повернуть ключ, дверь распахивается. На пороге стоит Бриджит в маске из зелёной глины, укорочённых джинсах и пушистых тапочках. Её рыжие волосы подвязаны красным платком, а синяя фланелевая рубашка завязана на талии. В этом образе есть очень толстые намеки на Клепальщицу Роузи¹.

Внизу у наших ног Фрэнки празднует мое возвращение в его маленький мир, будто я отсутствовала шесть месяцев, а не одну ночь. Он встает на задние лапки, вытягивая передние и дико вращаясь вокруг своей оси.

– Ну и как Влажная боль? – спрашивает Бриджит, вытирая кончиками пальцев зеленую глину вокруг глаз.

– О, Боже, Бридж, – я проскакиваю мимо нее, поднимая Фрэнки на руки. – Он был просто невероятен… А потом этим утром...

О нет, только не это. Не начинай, Мэри. Я не могу рассказать ей об Эрике. Бриджит как подруга – доберман. Она пойдет прямиком к нему домой и закидает дверь его квартиры яйцами. Нам это не нужно. Только не снова. Поэтому я говорю:

– Неважно. Я расскажу тебе позже. Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери.

Я чмокаю Фрэнки в щеку, и он плюхается в мои объятия.

– Я скучала по тебе! – говорю я псу и выдуваю воздух в его живот. Он брыкается в воздухе и вытягивается, пока его маленькие задние лапки не становятся похожими на куриные ножки. Когда я почесываю его грудь, он одаривает меня своей фирменной улыбкой Фрэнки Наклза, которая демонстрирует сломанный зуб, поднимающий его правую щеку. – Прости, что не пришла домой. Мамочка Мэри была занята-а-а.

Фрэнки мотает головой то в одну, то в другую сторону, задевая свои виляющим хвостом мою руку. Я поднимаю пса на плечо, как ребенка.

– Я тебя умоляю, – Бриджит закрывает дверь. – У нас всё было хорошо. Сделали педикюр и всё такое.

О Господи. Я хватаю Фрэнки за переднюю лапку большим и указательным пальцами. И конечно же, у него на лапке один ноготь розовый.

– Ты просто невероятна. Что о нём скажут в детском саду для собак? Ты же знаешь, что он запал на ту Бишон-фризе²? Как он ей это объяснит? – поддразниваю я, хватая яблоко из миски на стойке.

Наша кухня похожа одновременно на химическую лабораторию и школу барменов. Бриджит любит крепкий мартини, натуральную косметику, и у нее есть ступка и пестик приблизительно с пятьюдесятью таблетками аспирина. Она постоянно делает аспириновые маски и тому подобную ерунду. Я уже не говорю про то, как она пыталась сделать себе воск для ног.

– А что такого? Он спал! Посмотри, как красивенько получилось, – она берет его лапу в руку и делает движение, ужасно напоминающее движения девушек из шоу «Верная цена»³.

– Надеюсь, в следующий раз, когда я оставлю вас вдвоем, ты не купишь ему ошейник из горного хрусталя.

Она подмигивает.

– Рождество бывает только раз в году!

Я ставлю Фрэнки на пол, и он неотрывно следует за мной по квартире. Пока мы идем, он хватает с пола свою наполовину набитую маленькую панду и подбрасывает её в воздух, чтобы в семитысячный раз уничтожить игрушку. Пёс яростно трясёт её и рычит в черно-белый плюш, щёлкая зубами о сломанный динамик. Оказавшись в моей комнате, Фрэнки запрыгивает на кровать и зарывает свою панду в моих подушках. Я разматываю шарф и бросаю его на пол, а затем роюсь в ящиках в поисках свежей одежды для работы. Это не совсем униформа, но что-то вроде того – мягкие, чистые штаны для йоги и футболка с длинными рукавами и названием компании, в которой я работаю: Healing Therapies LLC.

Затем я тянусь за косметикой, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Но взглянув в зеркало, замечаю, что у меня есть подарочек. Такой большой и фиолетовый подарочек в форме рта Джимми Фалькони.

Что ж, это объясняет его дурацкую ухмылочку, когда я еще лежала в постели.

Ублюдок!

Засос настолько отчётливый, что я могла бы снять отпечатки его зубов. Наклонившись, я аккуратно отодвигаю край футболки. О мой Бог.

– От этого есть какие-нибудь средства? – спрашиваю я, высовываясь в коридор и указывая на свое горло.

Лицо Бриджит загорается любопытством.

– Вот дерьмо! – у нее отвисает челюсть. – Гувер или Дайсон⁴? Потому что рот не может сделать такое…

Это был рот. Его рот. Определенный рот определенного мужчины. Я пытаюсь немного припудрить засос. Безуспешно. Бриджит вглядывается внимательнее.

– У него есть друг? Он этому обучался?

– Ну серьёзно. У тебя есть лекарства от всего. Помнишь, как я вывихнула палец, а ты сделала картофельную припарку? И ты говоришь мне, что не знаешь, как исправить это?

Бриджит наклоняется и качает головой.

– Я голосую за очень большую повязку, – она моргает около десяти раз, с сочувствием прикасаясь к моей шее, а затем по её лицу медленно расползается улыбка. – Кто он такой? Кто эта таинственная Влажная боль с волшебным ртом?

Мы жмемся друг к другу перед моим зеркалом. Это действительно поразительно и от одного взгляда на засос – на отпечаток рта Джимми на моей коже – меня снова бросает в дрожь.

– Может шарф? Кажется, это единственное решение проблемы.

Бриджит кивает.

– Какой-нибудь толстый и пушистый. Даже Maybelline тебе сейчас не поможет.

Я снова принимаюсь за дело, надевая свежий лифчик, свежее белье и свою рабочую униформу, а затем сажусь на кровать и надеваю пару очень толстых носков.

Что было огромной ошибкой, потому что в мире Фрэнки Наклза носки означают прогулку. Я стараюсь не обращать внимания и не смотреть на пса, но уже слишком поздно.

Фрэнки смотрит, как я разворачиваю второй носок, и поднимает свой зад в воздух.

– Нет, малыш, мы не…

Его хвост виляет так медленно, что почти не шевелится.

– Фрэнки. Успокойся, – я использую успокаивающий и низкий, как у Сизара Миллана⁵, голос. – Пора спать. Не...

Но птичка уже вылетела из гнезда. Секретный носочный сигнал уже зарегистрирован его крошечным, как орех, мозгом, и я ничего не могу поделать, чтобы изменить это.

Позвякивая ошейником, он выбегает из моей комнаты, издавая какие-то сумасшедшие звуки, и скользит по деревянному полу, безрезультатно двигая ногами. Затем пёс поворачивается на 180 градусов и несётся к ванной. Я слышу, как он бьётся о ванну и бежит в обратную сторону, совершенно безумный.

Обожебожеонанаделасвоиноскивремягуляяять!

Я роняю лицо в ладони.

– Ты же знаешь, что должна надевать носки в одиночестве, – говорит Бриджит.

Я смотрю на неё сквозь пальцы и вижу, как она пялится на меня с хмурым видом. Хмурый взгляд настолько драматичен, что маска на её лице слегка трескается.

– Ты можешь взять его с собой?

– Бриджит. Мы это уже обсуждали.

– Прооошууу.

– Он просто невозможен. И ты это знаешь.

– Я же знаю, что хочешь!

Конечно, я хочу, но Фрэнки – единственная известная мне собака-терапевт, которой пришлось бросить школу из-за патологического страха перед Кроксами⁶. Но у него есть жилет, который очень пригождается на Хэллоуин и изредка во время затруднительных ситуаций, связанных с уходом за собаками. Бриджит складывает руки на груди.

– Он скучал по тебе. Возьми его с собой. Его лапы сейчас так пахнут кукурузными чипсами...

Боже. Я так сильно люблю эту собаку. Но мы уже не раз через это проходили.

– Я даже не знаю, куда иду. Знаешь, что произойдёт, если ничего не подозревающий незнакомец наденет обувь? Ты хоть представляешь, что с ним творится, когда мы проходим мимо обувного магазина? – на заднем плане Фрэнки несётся обратно в ванную, а затем снова приближается к кухне. Я слышу, как он ударяется о мусорную корзину.

Бриджит завязывает в узел уголок своей фланелевой рубашки.

– Ну, пожалуйста!

Пёс бежит обратно в ванную и появляется, волоча за собой большое банное полотенце. Однако что-то идёт не так, как планировалось, и в итоге Фрэнки заворачивается в него, словно буррито.

– Ладно, да, хорошо, – говорю я, разворачивая собаку из полотенца.

Фрэнки тут же хватает его, чтобы начать игру в перетягивание каната.

Бриджит хлопает в ладоши, и маленький кусочек глины слетает с её лица и падает на пол.

– Но, если он начнет рычать на моих клиентов, я позвоню тебе. Это плохо для бизнеса. Многие мои клиенты считают, что Кроксы помогают при подошвенном фасциите⁷.

Бриджет подхватывает пса и пеленает его в полотенце, а затем вытаскивает его лапу, чтобы помахать ею мне. Она делает свой Фрэнки-голос, который звучит ужасно похоже на её представление Опры⁸:

– Спасибо, мама Мэри. Спасииииибо тебе. Кстати, как зовут твоего парня?

Бриджит всегда такая. Она всегда задает важные вопросы используя собаку. Мы похожи на старую супружескую пару, препирающуюся из-за брюссельского грифона.

– Влажная Боль. Но ты и так это знаешь, – говорю я, доставая из шкафа дорожную сумку Фрэнки.

Вообще это большой ридикюль с небольшой модификацией с одной стороны, чтобы собака могла высунуть голову. На полной скорости Фрэнки влетает в неё, поворачивается и высовывает голову, тяжело дыша. Я протягиваю ему его панду.

– Джимми, – я прочищаю горло, понимая, что слегка охрипла. – Его зовут Джимми, – и я вновь чувствую, как меня бросает в жар.

Кричи, пока не охрипнешь. И вот я здесь.

Бриджит издает звук пшш.

– Ну и как я могу преследовать его в интернете с этой информацией?

Фамилия?

Фрэнки располагает голову над краем его переноски, тяжело дыша в его панду. Я перекидываю сумку через руку и хватаю еще одно яблоко в дорогу.

– Джимми Фалькони.

Я вонзаю зубы в яблоко. Бриджет открывает рот в тот самый момент, когда её красивые рыжие волосы, собранные палочками для еды, выпадают из пучка. Я понятия не имею, откуда этот удивленный взгляд. Я затягиваю шарф, надеваю шапку и направляюсь к двери, а когда мчусь по коридору с Фрэнки, подпрыгивающим рядом со мной, я почти уверена, что слышу, как она говорит:

– Джимми Фалькони?

***

Только я опускаю руку на дверную ручку, чтобы выйти на улицу, у меня щебечет телефон. Я достаю его из кармана и вижу на экране лицо доктора Курта Кертиса, моего босса и владельца компании Healing Therapies LLC. Он уже двадцать лет как уволился из армии, но до сих пор потрясает своей стрижкой, линией подбородка и ярой любовью к планшетам. Полковник единожды – полковник навсегда. Независимо от того, о чем мы говорим, Кертис всегда общается так, будто находится на поле боя.

Я нажимаю «ПРИНЯТЬ».

– Мэри, каково расчетное время твоего прибытия? – гремит его голос из телефона.

Я пытаюсь уменьшить громкость. Раньше я пыталась объяснить Кертису, что нет необходимости говорить так, будто он отдает приказы по рации, но до него не дошло.

Стойте-ка. Каково мое расчетное время прибытия? Это хороший вопрос, учитывая, что я даже не знаю, куда направляюсь.

– У меня были небольшие проблемы с машиной, – я откусываю кусочек яблока для Фрэнки, плечом толкая входную дверь нашего многоквартирного дома.

Почтальон с вытянутыми руками скользит мимо, едва не задев меня, и делает круг около парковочного счетчика.

– Я только вышла!

– Господи! – гремит он.

Это его любимое слово. Господи. Универсальное восклицание. Хорошие новости? Господи! Плохие новости? Господи. Действительно плохие новости? Гоооосподи. Зависит от момента.

– У меня была долгая ночь! – я иду к своей машине по посыпанному солью, но всё ещё обледенелому тротуару. – Куда мне направляться?

– К новому пациенту. Мне позвонили только вчера днём. Проблемы с плечом. Взглянув в карту, я решил, что тебе нужно его взять. Может быть, есть небольшая связь между разумом и телом, как ты любишь говорить.

Доктор Кертис не очень склонен верить в подобные вещи. Самое большее, что он принимает из какого-либо целостного подхода к чему-либо – это палочка сельдерея в его Кровавой Мэри. Так что иногда, всего один раз во время голубой луны, есть вероятность, что он, возможно, сможет понять, что иногда пациенту нужно несколько большее, чем просто терапевтические полоски и растяжки.

– Роджер, – говорю я с легким волнением, – просто скажи мне, куда я направляюсь.

– Солджер Филд. Я отправлю тебе файл по электронной почте. Ты знаешь, как туда добраться?

– Солджер Филд, – медленно повторяю я. – Бейсбольное поле? То, что на юге?

Кертис стонет:

– Футбольный стадион, где играют Медведи. Знаешь Медведей?

– О! Точно! Конечно! – вообще-то понятия не имею.

Я знаю команду «Медведи». Конечно, я знаю. Но где они играют? Без понятия.

Я почти слышу, как Кертис хлопает себя по лбу. Он невероятный фанат Медведей. У него есть постоянный резерв на две дюжины крылышек Буффало на каждый игровой день, а на его дворе есть флаг, который гласит:

ВО МНЕ ТЕЧЁТ ГОЛУБАЯ КРОВЬ МЕДВЕДЕЙ. А В ТЕБЕ?

Обычно я уточняю информацию о пациенте, травме и прогнозе лечения. Но файл уже в пути, а у меня серьёзные проблемы с запотевшим лобовым стеклом.

– Возникли некоторые оперативные проблемы, полковник. Доложу на базу после прибытия.

Он делает паузу, ожидая, когда я завершу вызов.

Но я этого не делаю. Вместо этого я решаю позвонить в, своего рода, гонг дня. Потому что ранее при разговоре с Анандом это звучало так правильно, так почему не сказать это сейчас.

– Благослови Вас Господь.

– Я не понимаю тебя, Мэри! Повтори, – кричит Кертис.

Ладно, хорошо. На самом деле это не во вкусе полковника, поэтому я использую старое проверенное:

– Конец связи, полковник! – и завершаю разговор.

Пристегивая Фрэнки ремнём безопасности, я говорю своему телефону:

– Ок, Google! Отведи меня на Солджер Филд

Голос из телефона пищит:

– Солджер Филд – домашнее поле чикагских Медведей. Медведи соревнуются в Национальной футбольной лиге (НФЛ) в качестве клуба-члена Национальной футбольной конференции лиги (NFC) северного дивизиона. Их главный тренер – Майк Радович и их нынешний квотербек...

– Нет, Гугл! Открой Карты. Дорожные. Карты! Покажи мне дорогу, – рявкаю я в телефон, пытаясь произнести как можно больше своими почти замерзшими губами. – Направление движения!

Буль-бип.

Наконец, мой телефон подключается к программе, и Google Maps чирикает в ответ:

– Найден самый быстрый маршрут. Вы прибудете через 20 минут.

И мы выезжаем.

_____________________________

Примечания:

¹ Клепальщица Роузи – картина американского художника и иллюстратора Нормана Роквелла, написанная в 1943 году.

² Бишон-фризе – французская порода маленьких собак; в переводе с французского означает – кучерявая болонка.

³ The Price is Right – американская телевикторина.

⁴ Hoover, Dyson – компании, занимающиеся производством техники; в данном случае имеются ввиду пылесосы.

⁵ Сизар Миллан – мексикано-американский профессиональный тренер собак, широко известен своим телесериалом «Переводчик с собачьего».

⁶ Кроксы – обувь американской компании, производимая из поролоновой массы.

⁷ Подошвенный фасциит – это заболевание, обусловленное воспалительно-дегенеративными изменениями плантарной (подошвенной) фасции. Является наиболее распространённой причиной боли в пятках.

⁸ Опра Гэйл Уи́нфри – американская телеведущая, актриса, продюсер, общественный деятель, ведущая ток-шоу «Шоу Опры Уинфри».

Глава 16

Джимми

Я в гараже устанавливаю противоскользящие цепи¹ к шинам моей старой Toyota 4Runner. Для такого дня, как сегодня, я определенно мог бы взять Юкон, но нет ничего лучше, чем тащить свой зад вниз по Лейк Шор² на цепях. Жаль только, что я не успел надеть цепи на Wrangler Мэри, но всему своё время.

Этот грузовик — мой любимый, и я чертовски привязан к старой наклейке ДЖО МОНТАНА В ПРЕЗИДЕНТЫ. Я налепил её на заднее стекло, когда был ребенком, и поэтому не собираюсь её убирать. Сначала грузовик принадлежал моему отцу, а потом мне. День, когда я получил от него ключи, возможно, и положил начало всей этой фигне между мной и моим братом. Хотя, подозреваю, это началось намного раньше. Скажем так: с рождения. А, может быть, он уже «ломал мне яйца» в утробе матери. Это как раз в его духе. Говнюк.

Этот 4Runner — часть меня, напоминание о том, кем я был до того, как стал Соколом. А был я всего лишь ребенком из нищей семьи нефтедобытчиков Пермианского месторождения. Думаю, я всё ещё им и являюсь – некоторые парни чувствуют себя комфортно, зарабатывая много денег, но со мной такого никогда не было. И никогда не будет.

Если только это не означает, что я могу испортить жизнь одной определённой женщине.

Прикрепляя цепи, я одновременно посылаю Мэри кучу сообщений. Писать первому для меня непривычно, раньше я никогда ничего подобного не делал. И сейчас я не прикалываюсь, отправляя что-то типа: «Эй. Спасибо за прошлую ночь». Ни за что. В этот раз я ныряю по самые яйца, разговаривая с Мэри так, будто она рядом со мной:

Куда мне пригласить тебя на ужин? Итальянский ресторан?

Греческий.

Опять на ребрышки?

Я могу сделать тебе омлет. Это почти все, что я умею делать.

Но я и из этого могу сделать дерьмо. Сыр и всё такое. Авокадо?

Но все мои сообщения остаются без ответа, и не понятно, прочла ли она их вообще. Я подумываю написать ей что-нибудь грязное. Нет, это неправильно. Не будь мудаком, Джимми. Она ушла меньше часа назад, а ты уже собираешься забросать её сообщениями? Держи. Себя. В руках. Эта девушка – золото.

Неужели я только что об этом подумал?

О Господи.

Да, подумал.

Но я не могу выбросить её из головы, что, кстати, необычно для меня. Я не совсем плейбой... Ладно, хорошо, я такой. Вроде как. Во всяком случае, серийный первосвиданец. Но она другая, и я это чувствую. Возможно, всё это исходит от моего члена, хотя раньше он себе ничего такого не позволял. Эти оргазмы... Черт бы меня побрал. Между нами есть искра, химия, что бы это ни было. Это неоспоримо. Я никогда не чувствовал такого раньше, и это чертовски удивительно.

Когда я вешаю цепь на заднее колесо, мой телефон жужжит в кармане. Это она.

За рулем!

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь своему телефону, водя большим пальцем по сообщению. Смотрите-ка, даже я могу по достоинству оценить её ответ. Это заведомо охренительно опасно, но и приятно. Мило. Очень деликатно. Сладко.

Одной рукой я открываю люк, бросаю сумку в багажник и запрыгиваю на водительское сиденье. Направляясь к двери гаража, я слышу скрежет цепей по сухому бетону. Но когда я выезжаю на дорогу, всё окупается. Я наблюдаю, как парня на Тесле заносит в пожарный гидрант, нанося достаточно повреждений, чтобы испоганить его день, но недостаточно, чтобы использовать страховку. Ужас.

Я выезжаю из города, пробираясь мимо сугробов и снегоуборочных машин, съехавших на обочину дороги. Включаю печку и радио на полную мощность. Я выезжаю на шоссе и мчу в сторону Солджер Филд.

Навстречу работе. Навстречу игре.

Самое удивительно в проведённом с Мэри времени было то, что я оказался полностью за пределами всего этого. На несколько часов у меня был перерыв. Я был совершенно свободен для того, чтобы просто... быть. Чтобы затеряться в ней, чтобы уйти от всего. Кажется, у меня внутри снова начинают порхать бабочки, хотя это больше похоже на шар для боулинга, сбивающий все кегли в моем животе.

На шоссе мой телефон снова жужжит, и я кладу его на ногу. На этот раз это не от Мэри. Это от Майкла. Придурка с моей ДНК.

С нетерпением жду, когда ты снова облажаешься в воскресенье, Джеймс.

Я зарабатываю деньги, держа тебя подальше от моей фантастической футбольной команды.

Если мы Инь и Ян, то Майкл темный. Обратная сторона. Ребенок, который вечно попадает в неприятности; тот, кто слишком жесток, чтобы играть в команде. И если бы это был кто-то другой, а не мой идентичный близнец, я бы давно послал его на хрен. Однако, быть близнецами сложно.

Очень сложно. Особенно из-за Энни.

Я перевез их обоих с собой в Чикаго, потому что не мог оставить Майкла растить Энни без моего присмотра. Если бы моя мама была жива, то смогла помочь, но её нет уже много лет. А мой отец так же плох, как и Майкл. Так что всё сводится ко мне.

Я смотрю на маленькую фотографию моей племяшки на экране телефона, которая стоит на заставке ее номера. Боже. Эта малышка может звонить мне в любое время. На ней маленькая диадема, которую я для неё купил, а на лице видны прилипшие макарошки. Это самое симпатичное безобразие, которое я когда-либо видел. Как, Христа ради, такая милашка могла родиться у такого абсолютного мудака?..

Я перечитал сообщения.

Как же я его ненавижу, чёрт возьми.

Этот парень, без долбанных исключений, заставляет меня чувствовать себя полнейшим слабаком и неудачником. Никто на этой планете не может заставить меня чувствовать себя пятилетним, кроме Майкла. Этот мудак и бездельник всегда точно знает, как меня достать. Я не ревную. Мне не нужна его жизнь: вспыльчивый характер, проблемы с азартными играми и медленно подкрадывающаяся вероятность серьезного алкоголизма. Но я завидую ему из-за того, что у него есть Энни.

Обычно на такие сообщения я советую Майклу заняться чем-нибудь, что он умеет лучше всего: Джим Бим (прим. вид бурбона) и просаживание денег в автоматах. Но это никогда не срабатывает. Особенно когда ты проигрывающий в конце своей карьеры квотербэк. Сейчас у Майкла на руках нескончаемый перечень дешевых подколов.

Но сегодня у меня другой ответ. И мне чертовски приятно его отправить.

За рулём.

***

Когда я добираюсь до раздевалки, то вижу Вальдеса, сидящего на скамейке перед моим шкафчиком и закинувшего ногу на стул.

Мы вместе учились в Университете Огайо. Размером он приблизительно с белого медведя, а ещё обладатель самой неудачной в мире татуировки. После шести сезонов, сыгранных за Рейдеров, он совершил решительный шаг и сделал татуировку с огромным числом 18 на спине. Чертовски огромным. Это число даже больше, чем был номер на его майке. Возможно, он сделал эту тату во время нашей безумной поездки в Вегас, но мы не говорим об этом, потому что примерно через шесть секунд после того, как они выключили татуировочную машинку, он был продан Медведям. С одной стороны, это означало, что мы наконец-то снова сыграем в одной команде. С другой стороны, номер 18 теперь был не доступен. Так что он номер 81. Как-то я сказал ему: «По крайней мере, они оба кратны девяти».

Не думаю, что до Вальдеса дошло, что я имел в виду. Он, как обычно, кивнул, но я практически уверен, что это было выше его понимания. Впрочем, это нормально. У него золотое сердце, он жесток, как черт, и любит Angry Birds. А ещё он выглядит как медведь, ест как медведь, поэтому мы называем его медведем.

– Чувак, что за херня? – говорит он, сквозь крики в его iPad’е: Куку-у-у-у!

Я роняю сумку.

– Что?

– Вчера вечером мы должны были играть в дартс. Ты так и не появился, – птицы на его экране раздраженно ворчат, и он поднимает свой огромный палец в воздух.

– Бл*, – я сажусь рядом с ним. – Я... блин. Прости, чувак. Я был немного занят.

Вальдес морщит свое массивное лицо и чешет за ухом. Затем он протягивает руку и хватает свою самую любимую закуску – медовую палочку – которую открывает зубами и сжимает во рту. Он рассматривает меня, посасывая мед и медленно моргая. Серьёзно. Его медвежьи повадки в самом деле трудно игнорировать.

– Ты встречаешься с кем-то?

Вот ещё одна вещь о Вальдесе. Его мама – хиромант из Гватемалы, и ничто и никогда не проходит мимо него.

– Чувак, прекрати. Ладно? Мне вполне нормально быть холостяком.

Настолько нормально, что я отклонил приглашение участвовать в «Холостяке».

– Пфффффф, – он шевелит татуированным безымянным пальцем. – Жена – это лучшее, что может случиться с парнем. После детей.

Я мало что понимаю в этом, но Вальдес – истинно правоверный. Этот парень выглядит как бандит, но он практически самый благоразумный в команде. Никогда не взглянет на другую женщину и никогда не пропускает ужин дома, если он в городе. Его единственное исключение – дартс со мной за кувшин Old Style³. И я продинамил его.

– Я чувствую себя полным придурком.

– Я не собирался этого говорить, приятель. Но да. Ты полнейший придурок, – он высасывает немного меда из палочки и грызет кончик. – Я могу простить это только в том случае, если это связано с хорошей женщиной.

Господи. Помимо прочих занятий Вальдеса, включающих сбор денег для общества защиты прав человека округа Кук и обслуживания в столовой в Ривердейле по субботам, он просто умирает от желания женить меня. Он абсолютно одержим тем, чтобы увидеть, как я иду по проходу, любому проходу, даже если это коридор в мэрии. Он и его жена навязали мне больше свиданий, чем я могу сосчитать. Все женщины были милые. Некоторые с длинными волосами, некоторые с короткими. С большими сиськами и маленькими сиськами. Вроде, как и неплохие. Очень милые. Но все они недостаточно правильные.

Вероятно, потому что никто из них не сразил меня наповал, прежде чем они узнавали мое имя. Мой тип, должно быть, один на миллион.

– Я заснул на диване, – объясняю я, потому что не хочу втягивать в это Мэри.

Если бы я рассказал Вальдесу, что она заставляет меня чувствовать, то он сразу же заказал бы фотографа и спросил меня, может ли он быть крестным отцом ребенка, которого у нас даже нет. У Вальдеса есть только одна скорость отношений: запредельная.

Но мы с Мэри новички. Мы только начали. Слишком рано про нас объявлять, но не слишком рано надеяться. Я возвращаюсь к прошлой ночи: к Мэри на моём конце; как я брал её во второй раз, стоя на коленях; как она сжимала мое предплечье, когда кончала; как её голова упала на подушку; как она, вздрогнув, всхлипнула.

Чёрт.

Нахрен приглашение на ужин. Мы возьмем еду на вынос, и я смогу кормить её виноградом и слизывать взбитые сливки с её сосков.

– Херня, – Вальдес проводит языком по губам, а потом вгрызается в пластиковую соломинку. – Я вижу в тебе это. Типа свечение.

Я смотрю на себя в зеркало на другой стороне комнаты. И вообще-то, я тоже вроде как его вижу. Странно. Я не знаю, что это, но я выгляжу... счастливым? Я, как правило, счастлив. Но сейчас, чёрт возьми, я почти сияю.

– Новое мыло, – говорю я ему.

Вальдес запускает пеликанью бомбардировку⁴.

– Да лаааадно. У тебя шестьсот кусков мыла Ivory⁵, и ты говоришь про новое мыло? Ладно, Мистер Костко. Окей. Ладно.

Этот парень беспощаден и, как обычно, видит меня насквозь. В конце концов мне придётся всё рассказать ему, поэтому я пытаюсь выстроить историю в своей голове. Я ходил в тот боксерский зал, ты знаешь тот, где все парни с татуировками на шее? И там была эта девушка, которая меня расплющила...

Смотрите-ка, это же...