Текст книги "Тайна острова Химер"

Автор книги: Николь Жамэ

Соавторы: Мари-Анн Ле Пезеннек
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

23

Он явно боролся с собой, чтобы сделать сосредоточенным взгляд, ставший расплывчатым от наркотиков, которыми я регулярно пичкал его в течение нескольких дней.

Через несколько секунд, самое большее через минуту, на него обрушится ужасающая правда. И тогда я смогу прочитать страх в его глазах, так похожих на мои, и наконец-то рассчитаюсь за все, что мне пришлось так долго выносить.

Сорок лет.

Сорок лет я провел здесь в одиночестве. И если бы не почти чудодейственное упрямство одного журналиста и не горсть огамов, я так и гнил бы в четырех стенах этой спрятанной от мира тайной тюрьмы.

Меня зовут Аксель Рейно.

Наш отец Жак, ученый, гениальный и одержимый исследователь, продолжил работы своего отца Жозефа по делению эмбриональной клетки.

Это были первые опыты с оплодотворением…

Наша мать послужила подопытным кроликом и произвела на свет тройню.

Трех абсолютно идентичных мальчиков – внешне по крайней мере.

Но очень быстро оказалось, что у двоих были серьезные отклонения в развитии. Пьер родился умственно отсталым, неспособным к взрослению и самостоятельной жизни. У меня же, наоборот, обнаружился чрезвычайный, почти дьявольский интеллект. Диагноз был окончательным: психопатологический тип, асоциальный, крайне опасный.

По диаметрально противоположным причинам оба мы стали нежелательными. Для общества. Для ближних, от которых мы отличались.

Для нашей матери.

О ней у меня не сохранилось никаких воспоминаний – я даже не уверен, что знал ее, хотя меня убеждали в обратном, – так же, как я не помню и третьего из нас.

Квентин.

Наверное, добрые феи склонились над его колыбелькой, и он единственный снискал милость нашей матери.

Единственный, кто обрел право на ее исключительную любовь.

Подобно Алой Королеве, заботившейся о защите своего любимца, эта чудовищная женщина решила заточить нас, Пьера и меня, на острове, оставив на попечение монахинь.

Дебильный, но совсем не злой Пьер жил в монастыре. Во время прилива остров становился его садом.

Я же с клеймом «жестокий и чрезвычайно опасный» был заточен в это подземное жилище, где мать Клеманс и сестра Анжела по очереди кормили меня два раза в сутки. Их не трогали мои крики, слезы или мольбы. Их невозможно было провести, растрогать или умилостивить.

Все последующие годы я утешался единственной мыслью, что мать сполна заплатила за свое злодеяние.

По крайней мере я так думал до тех пор, пока в прошлом году не узнал из газет, освещавших дело на Лендсене, о существовании Лукаса Ферсена.

Взгляд его наконец стабилизировался.

На лице выразилось удивление.

«Кто он, этот мой двойник, который носит мою одежду и поигрывает моим пистолетом?» – казалось, вопрошали его расширенные глаза.

А я, привыкший к раздвоенности, прежде чем ощутить в себе тройственность, знал, что удар будет разительным для того, кто всю жизнь считал себя единственным.

Я наслаждался этим мгновением, пределом моих желаний, и позволил его воображению дойти до понятия, означаемого словом «ужас».

Прежде чем сказать ему, что теперь я был им.

Стоявший на коленях мужчина не молился.

Шаря по полу лучом фонарика, ПМ тщательно осматривал каждую из плит центральной галереи монастырской часовни в надежде обнаружить надгробную надпись.

Скрип отворяющейся тяжелой двери неожиданно оторвал его от исследования.

Распластавшись на холодном каменном полу, он ужом пополз между рядами скамеек, силясь удалиться от направляющихся к нему шагов. Шаги были разными: одни легкими, другие – более тяжелыми, но они сопровождались звуком ритмично постукивающей по полу трости.

Мать Клеманс, ведя под руку слепую Луизу, шла к нефу.

Прижавшийся к полу ПМ чуть было не выдал себя, почувствовав, как ткань скользнула по его волосам. Он затаил дыхание, ожидая, что сейчас его коснутся обутые в сандалии ноги монахини, но тут же до него дошло, что ткань эта – не край подола, а всего лишь полог исповедальни.

Он проскользнул в кабинку.

Обе женщины прошли в нескольких метрах от него, не подозревая, что он наблюдает за ним в щелочку, и направились к задней части придела, откуда лестница вела в крипт. Прежде чем ступить на нее, настоятельница быстро оглянулась, чтобы убедиться в отсутствии посторонних, и они начали спускаться.

Все в их поведении указывало на присутствие какой-то тайны.

Темнота уже поглотила их, когда ПМ наконец решился покинуть свою клетку и последовать за ними.

Луч фонарика высветил каменные ступени. От невесомой пыли щекотало в носу, пока он по одной преодолевал их. В воздухе витал аромат благовоний и воска. Запах смерти.

Легкая вибрация, сопровождаемая глухим скрежетом, заставила его замереть на половине спуска.

Дыхание почти остановилось, на лбу выступила испарина. Только неимоверным усилием он преодолел желание повернуть обратно и выбежать.

Трясущейся от страха рукой он достал из кармана тюбик, с трудом открыл его, высыпал на ладонь две таблетки и поспешно сунул их в рот.

С трудом проглотив их, он немного пришел в себя и продолжил спуск.

Крипт оказался пуст.

Обе женщины словно растворились.

Плазменный экран последнего поколения занимал приличную часть стены, оборудованной под домашний кинотеатр, усовершенствованный и дорогостоящий.

Вдоль двух прилегающих стен разместилась внушительная библиотека. Третья была полностью закрыта опущенными шторами.

Просторная смежная комната насчитывала добрую сотню квадратных метров.

Озадаченный этой выставленной напоказ техникой, Лукас, которого его безумный двойник привел сюда под дулом его собственного пистолета, позволил себе наскоро обойти помещение.

Шлюзовая камера с двойными стеклянными дверями, находящаяся в левом крыле, казалось, была единственным выходом из этой подземной тюрьмы.

Аксель учтиво подтвердил это:

– Трехслойное бронестекло. Разбить невозможно. Можешь мне поверить, я пробовал. Механизм открывания надежно защищен, снаружи недоступен.

За стеклянными дверями Лукас заметил начало слабо освещенной галереи.

– Другого выхода нет, – добавил Аксель.

Лукас посмотрел на него. Глаза его вновь обрели былую зоркость.

– Если не считать озера, – проговорил он.

Он снова увидел себя в часовне затопленной деревни, когда после обследования колокольни убедился, что Мари там нет. Он уже собирался отплыть, но тут заметил свет фонаря.

Он быстро подплыл к нему и обнаружил начало лестницы, уходившей под часовню. Включенный фонарь лежал на нижней ступеньке. В полной уверенности, что это фонарь Мари, Лукас вплыл в проход.

Когда он понял, что положенный фонарь служил приманкой для того, чтобы поймать его в ловушку, было уже поздно. Проход над ним закрылся, отрезав путь назад.

У Лукаса не осталось другого выхода, как продолжить плыть по галерее, полого уходящей вниз.

Метров через сто от нее вертикально вверх отходила шахта, и он вплыл туда.

Поднявшись на пятьдесят метров, он вынырнул и оказался в гроте, напомнившем ему грот морских разбойников.

От сильного удара сзади он потерял сознание.

По телевизору передавали новости.

Еще не оправившись от потрясения, вызванного известием о втором близнеце, Лукас слушал Акселя, продолжающего свой угрожающий рассказ об их родстве и о своем заточении. Будь это в других условиях, он посочувствовал бы тому, кто пережил ад одиночества.

– Спутниковое телевидение – самое лучшее для меня, не считая прессы, – ведь это мое единственное окно в мир. Именно по телевизору я увидел репортаж о деле на Лендсене. Представь мое лицо, когда тебя показали в двадцатичасовом выпуске! – Он выключил телевизор и повернулся на кресле к Лукасу. – Ты знаешь о Железной Маске, полагаю… С этого дня у меня была только одна цель: найти способ завлечь тебя сюда и занять твое место. Я чуть не упал в обморок, когда узнал, что ты собираешься бракосочетаться в Киллморе. Мне оставалось лишь устроить так, чтобы затащить тебя в озеро.

Детали головоломки начинали складываться.

– В таком случае все паранормальные феномены, убийства, весь этот зловещий спектакль с Алой Королевой были только приманкой?

– На которую специалист по расследованию ритуальных убийств клюнул как новичок.

– Вот разве что не Алиса должна была умереть, а Мари! Ну конечно! Лучший способ завлечь меня и потом занять мое место – убить женщину моей жизни! Но ты этого не учел! Пробел в твоем дьявольском интеллекте!

Внезапный приступ ярости охватил Акселя.

– Эта идиотка Алиса спутала мне все карты, но я сумел выпутаться! Короче, нет худа без добра, потому что это позволило мне узнать Мари…

Тон, которым было произнесено имя его жены, заставил Лукаса вздрогнуть.

Он вдруг сник, сраженный неодолимой тоской, но тут же глухим голосом резко спросил:

– Что ты с ней сделал?

Акселю очень хотелось ответить, что она мертва, – как же ему не терпелось насладиться еще одним страданием такого ненавистного брата! – однако он подумал, что есть кое-что пострашнее смерти. Муки ревности.

– Еще час тому назад она была в моих объятиях, – твердо заявил он. – Обнаженная и изнемогающая от желания.

Боль пронзила тело Лукаса, заставив его зажмуриться от точно нанесенного удара.

Недоумевая, куда могли подеваться обе женщины, ПМ принялся обшаривать лучом фонаря внутренность крипта, однако ему открывались лишь неподвижные останки в гробницах. Он задрожал при мысли, что какой-нибудь труп вдруг встанет, явив ему окровавленные клыки.

Уже собравшись уходить, он в последний раз прошелся лучом по стенам и в дальней неожиданно увидел два одинаковых открытых прохода, которые разделяли всего несколько метров.

Правый вел на новую лестницу, крутые каменные ступени которой уходили далеко вниз.

Левый же выходил в небольшое помещение – несколько квадратных метров, – ниши которого засверкали от света фонаря.

Блеск золота возбудил ПМ. Алчность заставила позабыть все – и страх, и осторожность.

Приблизившись, он с возрастающим возбуждением взирал на десятки дароносиц. Некоторые из них, инкрустированные драгоценными камнями, были верхом совершенства.

Не устояв перед зовом драгоценностей, он протянул руку к одной из заполненных чаш и схватил ее.

Вибрация. Глухой скрежет.

За его спиной из торца стены медленно выползала каменная перегородка, неумолимо закрывая выход из комнаты с реликвиями.

Завороженный дароносицей, ПМ не среагировал сразу, и промедление это оказалось для него роковым. Когда он резко повернулся, узкий проход был уже на три четверти закрыт, и все попытки притормозить движение стенки не принесли результата.

В безумной надежде, что всему причиной явилась чаша и достаточно поставить ее на место, чтобы дверь вновь открылась, ПМ быстро сунул ее в нишу.

Содрогание прекратилось. Глухой скрежет тоже.

«Это уже слишком!» – подумал он, оборачиваясь. Но проход оставался плотно закрытым. Значит, причина была не в этом.

Он достал свой мобильник, однако связь с внешним миром отсутствовала.

Он попал в западню!

ПМ почувствовал, как у него подгибаются ноги. Истеричный смех вырвался у него, сотрясая все тело, даже его успокоительные таблетки не подействовали.

Крыса! Он попался, как крыса в крысоловку!

Он орал, молотил кулаком по стенке, в кровь обдирая костяшки пальцев, потом в панике, раскинув руки, принялся тыкаться во все стены, надеясь найти другой выход, пока не наткнулся на выложенные вдоль одной из стен черепа, зловеще сверлившие его пустыми глазницами.

Уронив фонарь, он упал, теряя сознание. Луч покатившегося по полу фонаря осветил каменную стенку, преградившую проход. Она была не чем иным, как надгробной плитой с выбитым огамом «О».

В могильной тишине крипта стена обрела свой первоначальный вид.

Холодная ярость, разгоревшаяся в Лукасе, была настолько нестерпимой, что ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не вцепиться в горло Акселя, не доставить тому такого удовольствия.

– Мари не обманется заурядной копией. При малейшем воспоминании о чем-то личном она тебя разоблачит.

Губы Акселя скривились в злой улыбке.

– «Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным?»

Лукас выдержал удар. А его двойник расхохотался, он был в восторге от этой игры, до крайности возбудившей его.

– Ты, я полагаю, спрашиваешь себя: откуда мне известна эта фраза? Это проще простого. Ты сам любезно произнес ее, когда мне это было нужно. Чего только не узнаешь в наши дни с помощью наркотиков!

Лукас невольно вздрогнул, ему показалось, что перед ним два Акселя, но взор его туманился, и он подумал, что видит кошмар.

Аксель засмеялся:

– Это и есть кошмар, разве что теперь он твой.

– Если ты причинишь ей хоть малейшее зло, – сквозь зубы процедил Лукас, – я…

– Что ты? Что он сделает, этот суперполицейский? Полетит на помощь к своей красотке? Тсс… Тсс… Не беспокойся, теперь там я! Обещаю не убивать ее. Не сразу… Хочу попользоваться ее пышной попочкой как можно дольше… И насладиться теми штучками, которые она выделывает своим ротиком…

Лукас сдержался отчаянным усилием.

– Ты когда-нибудь выдашь себя. Забывчивость, ошибка…

– Она без ума от меня, а все провалы в памяти и перемены настроения относит на счет стресса, который я переживаю после открытия темного прошлого нашей дорогой мамочки.

У Лукаса мелькнула мысль об Элен, чья глубоко запрятанная память ничем не сможет ему помочь. Вот только удивительный материнский инстинкт…

Словно читая его мысли, Аксель кивнул. Вопреки своей болезни мамуля – Аксель с садистским удовольствием произнес это слово – по какой-то мельчайшей детали на его ладони догадалась, что он не ее любимый сын.

Лукас сразу понял, что сейчас за этим последует, и ему страстно захотелось заткнуть уши, чтобы ничего больше не слышать.

– В этот момент чокнутая старуха подписала свой смертный приговор, – подтвердил Аксель и с яркими подробностями описал, как он организовал самоубийство Элен.

Убитый горем Лукас обозвал его чудовищем. Тот вскочил, с ненавистью глядя на него.

– Это она сделала из меня чудовище, она должна была заплатить за это! Впрочем, она даже не сопротивлялась!

Черты Лукаса исказились ужасом, а его близнец уже спокойно объяснял, как поднял Элен и некоторое время держал ее над водой, прежде чем разжать руки.

– Мне даже не нужно было держать ее голову под водой, она без единого жеста пошла ко дну.

Он умолчал о взгляде, которым все время смотрела на него Элен. Взгляд этот напомнил ему одну из любимых в детстве книжек. В ней были слова о глазах, взирающих из могилы на Каина.

Кровь бросилась к голове Лукаса, и, не обращая внимания на оружие, направленное на него, он рванулся к Акселю. Но его встретил хороший апперкот, отбросивший его на толстое стекло шлюзовой камеры.

Аксель быстро вынул из кармана маленький духовой пистолет и, подойдя к стонавшему на полу Лукасу, выпустил ему в плечо маленькую стрелку. В последнем порыве Лукас попытался вытащить ее, но силы уже его покидали.

Аксель присел на корточки возле него и пошлепал его по плечу.

– Я пока что рассчитался с той, которая почти сорок лет назад приговорила меня к затворничеству. Теперь же пришла твоя очередь провести здесь остаток своих дней.

Стены подземной галереи, вырубленной в скале, влажно отсвечивали при свете фонаря. Обе женщины дошли до развилки, откуда ответвлялась другая галерея, в конце которой мягко светилась шлюзовая камера.

Клеманс поддержала Луизу, споткнувшуюся о камень, и подбодрила:

– Мы почти пришли…

Поддерживая под локоть слепую, она повернула на север, оставив камеру далеко позади.

Луиза уже начала подавать признаки усталости, когда настоятельница наконец остановилась перед тяжелой дверью, врезанной в скальную стену, и открыла ее.

Помещение походило на келью, слабо освещенную тощим пламенем свечи.

В дальнем углу притаился внушительный силуэт какого-то существа, поза его выражала готовность к прыжку. Оно слегка подвинулось к женщинам, стоящим на пороге.

В полумраке блеснули два зрачка, и замогильный голос протянул:

– Луиза…

Глаза старой женщины расширились от ужаса, черты лица исказились. Если бы Клеманс не поддерживала ее, она бы рухнула на пол.

Мари смотрела на чемодан на колесиках, который один из людей Ангуса только что поставил на стол перед ней. Но ей противно было его открывать. Казалось, что она вторгнется в интимную жизнь, если будет рыться в вещах Элен в отсутствие Лукаса.

Она в который раз попыталась дозвониться ему, оставила сообщение и, озабоченная, отключилась. Прошло уже около двух часов после обнаружения безжизненного тела его матери и после того, как он ушел бог знает куда. Стоило ли удерживать его, не оставлять одного?

Будто прочитав эти мысли, Ангус ободрил ее:

– Сейчас никто ничего не может для него сделать. Кроме него самого. Хотите, я открою этот чемодан?

Не ответив, она открыла замочки и подняла крышку.

Глаза ее округлились от удивления, как и глаза жандарма.

В чемодане лежал только рулончик грязноватых, когда-то белых тряпок, с торчащей из них пластмассовой головкой.

Кукла Пьеррика.

Мари взяла ее в руки и пристально смотрела на нее, словно этот неодушевленный предмет мог подсказать ей причину, которая побудила Элен бежать, взяв с собой эту куклу.

Для Ангуса это было проявлением обычного умопомешательства, но Мари не разделяла его мнение.

– Болезнь Альцгеймера не сводит с ума, она разрушает память. И в какой-то извилине мозга Элен эта кукла сохранила свой смысл. Я в этом уверена.

Ангус скептически поморщился и тяжело опустился на стул.

– Идентифицировали скелет из колодца. Он принадлежит Франсуа Марешалю. По словам экспертов, в колодце он пробыл не больше месяца.

Мари нахмурила лоб.

– А они знают, где он находился до этого?

– Еще нет. Для этого они проведут более тщательный анализ. Самая вероятная гипотеза – журналист нашел место, где хранятся сокровища Алой Королевы, и был убит одним или несколькими членами семейства Салливанов, желающими сохранить их для себя.

– Будь это так, зачем перемещать тело? Что-то здесь не стыкуется, Ангус, разве что цель заключалась в том, чтобы бросить тень подозрения на семью.

Он пожал плечами:

– Если бы вам не удалась ваша штука с пожаром, мы бы никогда его не нашли. Так же, как и тело Фрэнка.

Старый полицейский поостерегся добавить, что и Мари была бы там погребена.

– Я так не думаю, – сказала она. – Даже считаю, что все произошло наоборот. Убийца так устроил, что его обнаружили в выбранный им момент. Кстати, что насчет страниц из блокнота?

– По чернилам и бумаге установлено, что они были исписаны ранее 70-х годов. А Франсуа Марешаль родился в 1975 году.

– Значит, блокноты не его… Необходимо узнать, кто этот Ф. Марешаль… Не исключено, что один из родственников.

– Я уже поручил это Броди.

Мари последний раз взглянула на куклу Пьеррика и положила ее в чемодан. Она закрыла крышку с неприятным чувством присутствия на похоронах.

Мурашки пробежали по ее спине.

А совсем неподалеку молодой служащий ресторана в куртке с аббревиатурой фирмы Resto-Rapid собирал подносы. Еду жандармерия из практических соображений заказывала, чтобы кормить своих сотрудников, а при необходимости и клиентов, временно содержащихся под стражей.

Сидя на скамье в одной из камер, сквозь прутья решетки которой просматривался холл, Эдвард, обхватив голову руками, внимательно наблюдал за парнем, ставящим подносы один на другой вопреки всем законам равновесия. Тот явно ленился лишний раз пройтись туда-сюда. Эдвард видел, как он направляется к выходу, неся на руках неустойчивое сооружение, и вздрогнул, когда застекленные двери, автоматически открывшись перед служащим, задели уголок одного из подносов, опасно покачнув всю стопку.

На долю секунды показалось, что все рухнет как карточный домик, но привычным движением бедер молодой человек установил хрупкое равновесие и продолжил идти.

Однако он не заметил конверта, упавшего с подноса, который, подхваченный сквозняком, очутился в холле.

Минуту спустя его подобрал полицейский, пришедший в управление. Затаив дыхание, Эдвард увидел, как тот прочитал фамилию адресата, бросил взгляд вокруг, пожал плечами, положил конверт на стойку дежурного и ушел.

Эдвард выругался сквозь зубы:

– Вот говнюк!

И, ощупывая свою маску, один из краев которой продолжал неумолимо отклеиваться, спросил себя, сколько же времени осталось ему ждать, пока не раскроется обман.

Оба жандарма, стоявшие в карауле у озера, не видели ничего особенного в том, что майор Ферсен предложил заменить их на время, пока они пойдут перекусить. Они знали, какое тяжелое испытание опять легло на плечи француза, и им хорошо было понятно его желание побыть одному, к тому же их угнетала мысль о продолжении наблюдения за пользующимся дурной славой озером.

Именно потому они не задавали себе лишних вопросов и не очень-то спешили вернуться.

Машина Ферсена стояла на месте, но самого его у озера не было. Наверное, он обходил его…

Будь полицейские понаблюдательнее, может быть, они и заметили бы пузырьки воздуха, лопавшиеся на поверхности вблизи мостков, примыкавших к озерному домику. Заметили бы, как из воды выходит аквалангист и тихо пробирается за дом. Застали бы Лукаса, когда он меняет неопреновый комбинезон на обычную одежду.

Его неожиданное появление из-за спины застало их врасплох. Они было начали произносить слова приветствия, но он, оборвав их, попросил немедленно сообщить ему обо всем подозрительном и удалился.

Позже один из них скажет, что его удивили мокрые волосы Ферсена. Но это будет позже. Слишком поздно.

– Отец Франсуа Марешаля был врачом-генетиком. Он ассистировал Жаку Рейно с 1962 по 1967 год. После смерти патрона он впал в глубокую депрессию, и его надолго госпитализировали. По выходе из больницы он открыл свой врачебный кабинет общего профиля, хотя, по словам коллег, у него было многообещающее будущее в области генетики.

Ангус и Мари, не перебивая, выслушали Броди. Одобрительным кивком Мари поблагодарила его, чем вогнала молодого жандарма в краску.

– «F» – это Фрэнсис, а не Франсуа. Блокноты принадлежали отцу журналиста. И не является совпадением тот факт, что последний высадился на острове через несколько месяцев после кончины отца. Хорошо поработали, Броди. Надо бы прощупать и его окружение.

– Жена его скончалась два месяца назад. Рак.

– У него, конечно же, были друзья, любовница, может быть… Нам нужно знать все. Я на вас рассчитываю.

Поощренный доверием Мари, Броди кивнул и пошел к выходу. У двери он столкнулся с дежурным, который принес для Мари конверт.

– Он лежал в приемной. На нем ваше имя.

С первого взгляда Мари узнала почерк и отошла в сторонку, чтобы прочитать письмо.

В нем содержалось лишь несколько слов и подпись: Райан. «Эдвард невиновен, не он пытался убить тебя на озере, а Лукас».

Он в упор посмотрел на молодую женщину, только что стремительно вошедшую в камеру с вопросом на губах, и недовольно нахмурился.

– Кто вам это рассказал? Я никому об этом не говорил!

Мари махнула рукой. Голос ее стал резким.

– Не важно… Объяснитесь!

Он прикрыл глаза, словно припоминая детали того дня, потом поднял голову и пристально посмотрел на нее.

– Я был метрах в двадцати от той развалины, когда увидел, как вы силились дотянуться до детендера… И тогда я заметил тень пловца вне поля вашего зрения, который умышленно отодвигал от вас наконечник. Когда я подплыл, Лукас кружил вокруг вас.

– Он сказал мне то же самое, но про вас.

– Он лжет.

– Почему я должна вам верить?

Он слегка пожал плечами.

– Вы казались мертвой, когда вас вытащили на берег. Лукас хотел помешать мне вас оживить, он говорил, что уже слишком поздно. Если бы я послушался его, вы бы не вернулись к жизни.

Его слова отголоском извлекли из глубин ее сознания нечто похожее, то, что, как ей казалось, она слышала, когда боролась за жизнь.

Нет, такого не должно было быть, это неправда.

Он видел, как она прилагает усилия, чтобы не упасть духом, и рассердился на себя за то, что вынужден был выложить ей горькую правду. Но у него не было выбора.

– Если я промолчал, то только потому, что у меня не было доказательств… И еще потому, что я знал – вы мне не поверите. Мне и самому трудно понять, почему Лукас хотел вас убить. Если только…

– Что именно?

Он выдержал ее испытующий взгляд.

– Если только он вдруг не сошел с ума.

Через несколько минут Мари вернулась к Ангусу, который, находясь в большом затруднении, мог лишь подтвердить необузданность Лукаса в отношении Эдварда, проявленную накануне во время допроса.

Жандарм поискал было слова, оправдывающие своего французского коллегу.

Но не нашел ни одного.