Текст книги "Тайна острова Химер"

Автор книги: Николь Жамэ

Соавторы: Мари-Анн Ле Пезеннек
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Умоляю, обещайте мне сохранить в тайне то, что я вам доверю.

– Вы сомневаетесь в моем честном слове, дорогой друг? – отозвался из ванной Эдвард.

– Что вы! Нисколько, нисколько…

ПМ чувствовал себя так, словно балансировал на доске, нависшей над кишащим акулами морем. По ту сторону двери Эдвард цинично улыбался, и улыбка эта была пострашнее акульих челюстей. Чтобы осужденный прыгнул, он кольнул его кинжалом.

– Полагаю, вы хотите поговорить о Райане? – Стоя перед зеркалом, Эдвард начал раздеваться. – Вы хотя бы обнаружили его след? – продолжил он.

– Э… э… да, но… Это не так просто… Это… Как бы сказать?..

– Невероятно? Неправдоподобно? – развлекался Эдвард, который как раз в этот момент вытворял нечто поразительное.

Запустив пальцы в свои жесткие волосы, он снял с себя скальп. Его шевелюра сползла вперед, затем рассчитанным движением он снял маску с лица, и в зеркале отразилось совсем другое лицо – лицо Райана.

А в комнате ПМ все силился поведать, как он был вынужден убить того, к кому сейчас обращался…

– Он набросился на меня! Это была законная самооборона, он хотел меня убить, клянусь, это сумасшедший, если бы вы только знали его!

ПМ изощрялся в деталях, приукрашивал, нес отсебятину, оправдывался, не ведая привкуса, который придавали повествованию его измышления.

Райан чуть было не прыснул, но сдержался и принялся вытирать пот с лица и смазывать кремом и опрыскивать пульверизатором внутреннюю часть маски. Он с ликованием вынудил своего брата сказать, где тот спрятал его собственное тело.

– Как раз в одной из башен! – жалобно признался ПМ и рухнул на стул. – Надо непременно отменить эту чистку, я не хочу окончить свои дни в тюрьме! – Он вдруг взорвался: – И все из-за вас!

Райан собрался было опять натянуть маску, но остановился.

– Из-за меня?

– Если бы вы не всучили мне оружие, ничего бы не было!

– Да, но вы описали брата таким чудовищем…

Последний взмах расчески – и внешность изменена. Он осмотрел себя, поправил воротничок, приоткрыл его настолько, чтобы видна была тонкая цепочка с маленьким золотым ключиком. Удовлетворенный Райан слегка ссутулился, и… из ванной комнаты вышел Эдвард Салливан.

Взгляд ПМ сразу остановился на изящной вещице. Блеск сокровища Алой Королевы молнией пронзил его мозг, одновременно вспомнились слова Райана. Этот пес сказал правду!

Как по книге, прочитал Эдвард мысли своего брата, угадал по его растерянному виду силу терзающего его соблазна.

– Я догадываюсь о ваших мучениях, это ужасно. Да и подобный скандал не пойдет на пользу винокурне, – добавил он и, чтобы подчеркнуть свое великодушие, протянул ПМ руку, словно скрепляя пакт. – Я не могу оставить вас в такой ситуации. Я сделаю все необходимое, чтобы труп Райана исчез.

– Каким образом?

– Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. И лучше будет, если я избавлю вас от всех неприятных деталей. Вам и так досталось, ведь непросто убить собственного брата, не так ли?

ПМ горестно кивнул и с признательностью взглянул на Эдварда.

– От всего сердца благодарю вас. Человека вроде вас я очень хотел бы видеть своим братом.

– Можете меня им считать, Пьер-Мари.

18

Фрэнк Салливан бесшумно вошел в большую гостиную. Он какое-то время рассматривал Мари, прилежно корпевшую над документами, разложенными на столе. Жаль, что эта девица служит в полиции.

Опытным взглядом он прошелся по изгибам ее тела и подумал, что похож на медведя, облизывающегося перед горшком с медом. Затем, сообразив, что она изучает планы поместья, он подошел к ней.

– Оцениваешь долю, которая перейдет к тебе после смерти Алисы?

Она резко встала и, шокированная, пристально посмотрела на него.

Он покаянно улыбнулся:

– Мне очень жаль… Я на всех кидаюсь, мне нет прощения. Я был на ножах с Алисой. Всегда критиковал ее, не понимал, что ее наставительный тон шел от желания защитить меня…

С трудом скрывая волнение, он упрекал себя за то, что не сдержался, узнав из завещания о ее противоестественной склонности. Келли была единственной, кто мог одарить любовью Алису, тогда как в семье сестра встречала только непонимание и безразличие. Можно представить, как страдала она среди своих. В детстве она заботилась о нем, как мать, пытаясь по-своему заменить ее, и именно это он всегда ставил ей в упрек.

– Никогда бы я не подумал, что мне так будет ее не хватать…

Мари, тронутая этой тщательно скрываемой душевной мукой, сделала едва уловимый жест сочувствия и постаралась продлить возникшую с кузеном близость, чтобы попытаться побольше узнать о нем.

Так ей стало известно, что их мать, Ализон, американка, не прижилась здесь и вернулась в свою страну.

– Без своих детей? – удивилась Мари.

Фрэнк увильнул от ответа. Он никого не хотел осуждать, особенно Луизу, которая все сделала, чтобы дети позабыли о матери, и запретила Эдварду вновь жениться. Когда же они с Алисой подросли настолько, что смогли потребовать свидания с матерью, та уже вторично вышла замуж, и у нее была новая семья. Связь оборвалась.

Пока Фрэнк говорил, с его лица не сходила улыбка разочарования – возможно, для того, чтобы держать под контролем свои эмоции. Мари же колебалась между сочувствием к нему и недоверием: не забывались слова Лукаса. Фрэнк и Эдвард сообщники? Они причастны к убийству Алисы и Келли? Что за немыслимая, ужасная причина побудила их убить такого близкого члена их семьи?

Фрэнк будто проник в ее мысли, и в его взгляде появилось недоверие.

– Почему ты откровенно не расскажешь мне, что ищешь?

Ответ в форме вопроса застал его врасплох.

– Розарий давно существует?

Он удивленно посмотрел на нее.

– Нет… Когда-то на этом месте был большой пруд, в нем водились рыбы. Я чуть не утонул там, когда мне исполнился год. Отец сразу распорядился засыпать его и на этом месте посадить розовые кусты. К чему такой странный вопрос?

– Потому что я… Просто меня заинтересовала необычная форма этого массива, размещенного посреди парка…

Фрэнка ответ не устроил.

– Жаль, что ты мне не доверяешь, Мари. – Он нежно дотронулся до ее щеки. – Как бы то ни было, я бесконечно счастлив, что ты жива.

Тронутая таким проявлением нежности, которой она в нем не подозревала, Мари взяла руки Фрэнка и сердечно пожала их.

Ревность завладела Жюльеттой в момент, когда Жилль положила глаз на Ронана. С тех пор это чувство коварно отравляло отношения молодой четы, и Ронану с большим трудом удавалось убедить свою молодую жену, что все это одна видимость и что к Жилль он не испытывает ничего, кроме сочувствия.

Но в уязвимом сердце Жюльетты сомнение и опасения оказались сильнее.

Умом она понимала, что ее подозрительность и упреки приводят лишь к тому, что Ронан постепенно отдаляется от нее, но ничего не могла с собой поделать.

Она решила действовать.

Незаметно проникнув в коридор противоположного жилого крыла, она довольно долго следила за дверью в комнату Фрэнка. Как только он вышел и звук его шагов затих на лестнице, она проскользнула туда. Достав из-под куртки микрофон своего бебифона, Жюльетта выбрала наиболее удачное место, спрятала его там и тщательно замаскировала.

Из ревности или из соображений стратегии – если только здесь не соединилось и то и другое – Лукас атаковал Фрэнка прямо в лоб:

– Я уверен, что вам многое известно о Франсуа Марешале! Смерть Алисы и Келли связана с его исчезновением и с его поисками сокровища Алой Королевы. Когда в последний раз вы видели этого журналиста?

Удивленный взгляд Мари, брошенный ею на Лукаса, не остался Фрэнком незамеченным – он почувствовал поддержку и посчитал нужным возмутиться:

– Я разочарован, Ферсен! Вы готовы повесить на меня все убийства, потому что вам непереносима мысль о содружестве, увы, очень невинном, которое я могу завязать с Мари…

Сказав так, он пересек гостиную и, прежде чем выйти, повернулся к Лукасу.

– Ваши действия не очень-то профессиональны. Надо полагать, что брак не пошел вам на пользу, – заключил он и, нежно улыбнувшись Мари, вышел.

– Дрянь… – выругался Лукас.

– А мне нравится, что ты ревнуешь, но твой блеф с журналистом… Не перегибаешь ли ты палку?

– Я не ревнивый, а здравомыслящий, – нанес ей удар Лукас. – Но судя по всему, придется быть и тем, и…

Она прыснула.

– Ну и артист! Надеюсь, ты не считаешь, что я приму тебя всерьез?

Мари в короткой шелковой комбинации сидела перед зеркалом и щеткой расчесывала свои длинные волосы, прежде чем закрутить их узлом на затылке. Муж, вышедший из ванной с полотенцем, повязанным вокруг бедер, внимательно ее слушал. Она по-прежнему колебалась – рассказать ли ему о сделанном открытии, касающемся бывшего пруда с рыбками, превращенном в розарий, и об объяснении Фрэнка?

– В то время ему был год, стало быть, превращение датируется 1968 годом. Жесты Элен не случайны, она уже была здесь раньше, это ясно.

Лукас, заканчивая одеваться, некоторое время раздумывал.

– Будь это так, Эдвард узнал бы ее, да и Луиза тоже – по голосу.

– Либо, – продолжала Мари, – они узнали ее, но у них есть веские причины ничего не говорить…

– Какие веские причины?

Гримасой она показала, что не знает, но предположила, что, может быть, это имеет отношение к пресловутой тайне Салливанов, упомянутой в записке, сунутой под дверь в ночь убийства Алисы…

Завибрировал мобильник Лукаса. Пока он принимал вызов, Мари открыла флакончик духов и стеклянной пробочкой провела по горлу до основания груди. Лукас что-то буркнул и отключился.

– Звонил Броди. Кто-то пытается побольше узнать о моей матери. Это началось со дня нашей свадьбы.

Мари замерла. «Райан!» – подумала она, и сердце ее ёкнуло. Чтобы скрыть охватившую ее тревогу, она прошла в ванную.

– Как он думает, кто бы это мог быть? – спросила она оттуда.

Беззаботность, которую она вложила в свой голос, контрастировала с напряженным выражением ее лица, отразившемся в зеркале. Она немного расслабилась, когда Лукас ответил, что Броди уже завел дело по идентификации личности интересующегося.

– Но мне и так все ясно, – сухо сказал Лукас. – Им может быть только близнец.

Мари вскинула брови, удивленная как словами, так и жесткостью тона. Она вернулась в комнату и не обнаружила в ней Лукаса.

Дверь была открыта. Мари взяла пеньюар и только успела надеть его, как услышала громкий отрывистый голос. И крик.

Элен!

Она выбежала из комнаты.

Когда она ворвалась в комнату Ферсенов, Лукас как обезумевший безжалостно тряс за плечи свою мать.

– Я хочу знать! Говори, да говори же, ради Бога! Кто ты? Кто я? Ты лгала мне всю жизнь, с меня хватит!

Элен испуганно съежилась, видно было, что она ничего не соображает, не понимает, что происходит. Мари бросилась к Лукасу, вцепилась в него, приказывая отпустить мать.

– Ты ополоумел или как? Думаешь силой вернуть ей память?

Он повернул к ней перекошенное гневом лицо и грубо оттолкнул:

– Не лезь! Это тебя не касается, не твое это дело!

От такой грубости Мари побледнела, а разгневанный Лукас быстрым шагом вышел из комнаты, на ходу толкнув спешащего к жене Марка.

– Что происходит? Мари, ответьте! – умоляюще вскричал тот, заметив бледность невестки и отупелое состояние жены.

Бесцветным голосом Мари посоветовала Марку увезти Элен подальше отсюда, вернуться домой, чтобы дать время Лукасу успокоиться.

И вдруг они услышали ясный и властный голос Элен:

– Я не поеду. Мой сын обещал мне, что никто не разлучит меня с ним.

Мари вопросительно посмотрела на Марка.

– Лукас обещал ей, это правда.

Вернувшись в свою комнату, Мари почувствовала, что от возмущения, вызванного поведением Лукаса, ей стало как-то нехорошо, появилось разочарование, которое трещиной пролегло между ними. Ей и в голову не приходило, что он до такой степени может потерять хладнокровие. И такая неспособность владеть собой, впервые обнаружившаяся в нем, породила в ней чувство неуверенности, но она предпочла не растравлять себя.

Лукас находился в ванной. Слышался шум воды, сильной струей бьющей из до конца отвернутого крана. Заглянув туда, она увидела, как Лукас, наклонившись и подставив голову под струю, ожесточенно тер руками лицо. Он выпрямился, вода стекала с его волос, а на лице читалось страдание – таким она его еще не видела. Она подумала, что лучшего способа спрятать слезы он не мог придумать, и это ее растрогало. Ложь Элен и Марка, несомненно, глубоко ранила Лукаса и подорвала его веру. Она подошла к нему, отметив, что он избегает смотреться в зеркало, чтобы не видеть свои глаза.

– Я в отчаянии… В отчаянии… – закрыв лицо руками, пробормотал он.

Такое признание в слабости высвободило в сердце Мари волну нежности, которая смела все ее мрачные мысли. Как могла она сомневаться в нем, когда он так в ней нуждался?

Она обвила руками шею мужа, поискала его губы, потом начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Ей необходимо было пригреть его, вновь ощутить его кожу. Она почувствовала, как задрожало тело Лукаса, но он не принял ее ласк, лицо его оставалось печальным.

– Я никак не могу простить себе то, что случилось на озере. Я чуть было не потерял тебя. В этом моя вина. Я уже подумал, что ты мертва… Эдвард прав… Мне никогда не надо оставлять тебя одну… никогда…

Мари мягко перебила его, повторив, что виновата во всем она одна – ведь это она нарушила главное правило аквалангистов.

– Но как видишь, мой час еще не пришел, – с легкой улыбкой пошутила Мари. – Да и в гроте тоже не настал наш час, помнишь?

– О чем ты говоришь? – раздраженно бросил Лукас.

Она подумала, что он шутит.

– О гроте морских разбойников! Когда прилив замуровал нас там… Я никогда не забуду, что ты сказал мне в самый роковой момент…

Тогда они уже прощались с жизнью. И все же это было одним из самых прекрасных воспоминаний, потому что под видом признания в любви он в тот момент вполголоса произнес фразу, ставшую их талисманом: «Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным…»

Но глаза Лукаса остались безучастными. Он даже раздраженно дернул головой, чем привел жену в растерянность. И вновь он стал упрекать себя: ведь он поклялся всегда заботиться о ней, защищать ее, а сам нарушил клятву… Ему нет прощения.

Она старалась снять с него чувство вины, приободрить его – все напрасно. Лукас был таким же подавленным, он чувствовал себя настолько недостойным ее, что даже не воспринимал ее ласки. Он лишь тихо проговорил, что ему нужно время, чтобы самому простить себя. Затем он умолк и молчал все время, пока они переодевались к ужину.

Неизменно хорошее настроение Пьеррика и его отменный аппетит только подчеркивали напряженную атмосферу за столом.

Ронан с беспокойством поглядывал на свою жену, которая, сидя слева от Фрэнка, пила больше, чем следует, и кокетничала с соседом. ПМ, явно не в своей тарелке, почти не притрагивался к еде. Он вздрагивал всякий раз, как открывалась дверь: его беспокоило отсутствие Эдварда. Последний заявился лишь к концу ужина. Извинившись за опоздание, он объяснил, что возникли проблемы с одной из силосных башен винокурни.

ПМ мгновенно побледнел. Эдвард, помучив его немного, заверил, пристально глядя на него, что он лично ликвидировал проблему и теперь все в порядке. ПМ облегченно вздохнул, заулыбался и жадно набросился на разложенные на блюде сыры. Одновременно к нему вернулся и его вызывающий тон. Он поднял бокал за здоровье племянницы, сказав, что счастлив видеть ее живой и невредимой и что она в последний момент избежала трагической участи того бедняги журналиста, отправившегося на поиски сокровища…

Фрэнк раздраженно поспешил замять эту тему:

– История с сокровищем довольно забавна и больше подходит детишкам из детского сада!

– А Франсуа Марешаль говорил другое! – вдруг убежденно возразила Жилль.

Изумившись, Мари и Лукас повернулись к ней, не преминув отметить раздражение Фрэнка.

– Что ты об этом знаешь? – быстро спросил Эдвард.

Девушка заметно удивилась. Решительно, ее дедушка не походил на себя после несчастного случая в Южной Америке!

– Вспомни, он приходил к нам на обед и рассказывал, что хорошо изучил легенду и теперь знает, что каждый из пяти пасынков Даны был похоронен с одним из ключей от клада.

Слова Жилль насторожили ПМ: они подтверждали сказанное Райаном.

– Он еще говорил, что ему удалось найти могилы пяти принцев, – продолжала девушка, – и у него были ключи от тайника с сокровищем, ему оставалось только разыскать этот тайник.

– Задолго до своего исчезновения он говорил это? – вмешался Лукас.

– Нет, как раз за несколько дней… – Жилль запнулась и резко встала, словно пораженная страшной мыслью. – А если Клер, невеста журналиста, была права? Помните, она приходила нам угрожать? – возбудилась она. – Она кричала, что Франсуа Марешаля убил кто-то из нашей семьи! Чтобы завладеть сокровищем!

Луиза попыталась вмешаться, чтобы унять правнучку, но девушка уже истеричным голосом продолжала:

– А если наша семья расплачивается за то, что сделал один из нас? Сначала – мама, потом Келли, а сегодня утром Мари. Кто следующий? И кто это делает? Кто?

– Жандармерия и полиция занимаются этим, Жилль, успокойся! – Эдвард крепко обнял внучку, пытаясь ее утихомирить.

Лукас не спускал глаз с Фрэнка, и тот, чувствуя на себе упорный взгляд, тоже резко встал, бросил на стол салфетку и накинулся на полицейского:

– Почему вы так на меня смотрите? Это беспочвенное подозрение уже невыносимо! – И он вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Как и Лукас, Мари наблюдала за присутствующими членами семьи Салливан. «Что ж, пойдем дальше», – сказала она себе и прервала молчание, наступившее после ухода Фрэнка:

– Я видела, как Клер Варнье выбежала отсюда с разъяренным лицом… Я была с Лукасом, это произошло накануне нашей свадьбы! – И продолжила, вглядываясь в каждого из них: – Почему вы не сказали нам раньше об этой угрозе Клер? Чего вы ждали? Чтобы стало побольше трупов?

– Это я попросила всех молчать о визите и словах той женщины! – непререкаемым тоном отрезала Луиза. Затем, повернувшись к Мари, уже тише добавила: – Я не хотела испортить твою свадьбу.

Почувствовав, что аргумент, хотя и слабый, произвел впечатление на жену, Лукас поинтересовался:

– А почему не сказали об этом после смерти Алисы?

Луиза удрученно осела в своем кресле. Эдвард пришел ей на помощь:

– Вы забываете о шоке после этого злодейства. Зверски убили мою дочь, мать Жилль, сестру Фрэнка, внучку Луизы! Мы даже и не вспомнили о бреде бедняжки Клер.

– Трудно поверить в такую коллективную забывчивость, – возразил Лукас. – Признайтесь, если бы вы захотели выгородить себя, по-другому вы бы не действовали…

Мари во второй раз вытряхнула переполненную пепельницу Ангуса и в который уже раз принесла горячий кофе.

Они составили список всех вопросов, преподнесенных этим делом. Мари пыталась перегруппировать их. Она выделила три главные оси: заключалась ли тайна Салливанов в убийстве журналиста одним из них с целью завладеть сокровищем? Что за тайну о прошлом могло открыть украденное письмо, которое Мэри Салливан оставила у нотариуса для передачи своему ребенку? Почему его украли, если не для того, чтобы скрыть его содержание?

Третья загадка касалась пребывания Элен в Киллморе до 1968 года. Связь с таинственным близнецом казалась очевидной. Если бы его не убрали, он, без сомнения, открыл бы тайну Элен…

– Я сам займусь всем, что касается моей семьи, – решительно заявил Лукас. – А ты, – добавил он в ответ на вопросительный взгляд Мари, – собирай сведения о Салливанах.

Лицо Ангуса выразило сомнение.

– А я бы поменял вас местами… Трудно быть объективным, когда речь идет о собственной семье.

Голос Лукаса стал металлическим, не терпящим возражений.

– Ни у кого, кроме меня, не может быть больше причин узнать, кто я есть на самом деле.

Категоричность тона исключала малейшее возражение. Ангус отказался от дальнейших попыток. Лукас несколько смягчился, поцеловал волосы Мари.

– Пойду поговорю с отцом.

Она было встала, чтобы пойти с ним, но он жестом остановил ее.

– Я предпочитаю говорить с ним с глазу на глаз. Кто знает, может быть, он что-нибудь припомнит, какую-нибудь существенную деталь.

Мари смотрела, как он уходит, и у нее опять появилось ощущение отдаленности, незаметно устанавливающейся между ними.

Отбросив нехорошую мысль, она еще раз углубилась в изучение фрагментов легенды.

Часом позже в жандармерию вся в слезах вбежала Жюльетта. Она бросилась к Мари, припала к ее плечу и, всхлипывая и заикаясь, пожаловалась, что ей некому больше довериться. Мари подала ей стакан воды и помогла успокоиться.

– Я окончательно разрушила свою семью! – прерывающимся от горя голосом убежденно проговорила Жюльетта. – Я поступила как идиотка!

И она разразилась рыданиями. Мари все же удалось выяснить, что, желая отомстить Ронану за его заигрывания с Жилль, Жюльетта с умыслом спровоцировала Фрэнка. Она проникла в его комнату и разыграла сцену обольщения, зная, что Ронану все слышно через замаскированный ею микрофон бебифона. Однако она не предусмотрела, что Фрэнк не поддастся на уловку и решит преподать ей урок.

– Он сорвал с меня совсем новое белье, повалил на кровать, набросился на меня и… Когда Ронан как сумасшедший ворвался в комнату, Фрэнк меня… Это отвратительно, он обращался со мной как с последней шлюхой!

Представив себе всю сцену, Мари еле удержалась от смеха, но Жюльетта зарыдала с новой силой.

– Он никогда меня не простит!

Мари протянула ей салфетку, потом набрала номер Ронана. Разговор, судя по всему, вышел серьезным, и немного спустя он примчался с маленьким Себастьеном на руках, чрезвычайно довольный тем, что получит обратно свою молодую жену.

Они ушли, а Мари с тоской призналась себе, что не предполагала, до какой степени может ее разволновать любовь молодой четы, оживленная этим забавным инцидентом. Она закрыла свои папки и решила найти Лукаса.

Ей тоже нужно было, чтобы кто-то ее успокоил.

Сухой стук в дверь напугал ПМ.

Он как раз укладывал свои вещи, рассчитывая без предупреждения покинуть Киллмор.

Он решил не открывать, но свет из-под двери выдавал его присутствие, к тому же ему любопытно было узнать, кому он понадобился в такой поздний час. Приоткрыв дверь, он увидел Эдварда. ПМ не успел воспользоваться заготовленной фразой с извинением, так как тот уже протиснулся мимо него в комнату.

Эдвард нахмурился при виде почти заполненного старенького чемодана, лежащего на кровати.

– Собираетесь уехать?

В вежливо заданном вопросе уже слышался запрет, поэтому ПМ решил быть непреклонным.

– Я все обдумал. Завтра я сажусь на первый же паром. Нет, не пытайтесь мне помешать, Эдвард… Я благодарен вам по гроб жизни за все, что вы для меня сделали… И мне вас будет очень недоставать, да, да! Но я должен подчиниться своей интуиции, и ничто не заставит меня изменить свое решение.

Эдвард с досадой покачал головой, и это обеспокоило ПМ.

– Ваш отъезд совсем некстати, – вздохнул он. – Я хотел попросить вас об одной услуге…

«Лучше бы не знать», – подумал ПМ. Для него главным сейчас было как можно быстрее и дальше скрыться от места преступления, затаиться в своем замке на Лендсене. Однако решающую роль сыграло мгновенно пришедшее в голову воспоминание о мрачном строении из серого камня, об ожидавшем его ужасающем одиночестве, нарушаемом лишь визитами кредиторов.

– Какой услуге? – услышал он свой голос.

– Мари и Лукас правы, – спокойно продолжил Эдвард. – Журналиста, конечно же, убили из-за того, что он обнаружил сокровище. Бедняга, он слишком много говорил. Но его поиски не оказались напрасными… для остальных…

Он прервался и будто случайно поднес руку к месту, где под рубашкой угадывался ключик.

– Неприятно только, что полицейские начнут следить за мной, все наше семейство у них на подозрении… Это плохо… очень плохо…

– Почему?

Эдвард оценивающе посмотрел на ПМ, будто спрашивая себя, можно ли ему довериться. Потом подошел к нему, положил ему на плечо руку и понизил голос, вложив в него оттенок дружеского соучастия:

– Только объединив все надгробные камни, можно определить место, где спрятано сокровище, и открыть тайник. Я давно занимаюсь поисками и уже близок к цели, но…

Выражение жадного любопытства на лице ПМ побудило его продолжить.

– Из-за всех этих подозрений у меня связаны руки. Мне нужны вы, ПМ. Вы единственный, кому я могу доверять, – добавил Эдвард, скрывая волнение. – Если вы согласны мне помочь, половина добычи – ваша. Через несколько дней вы разбогатеете.

Все в ПМ перевернулось. Раздираясь между искушением и недоверчивостью, он зашагал взад-вперед по комнате. Слова Эдварда и Жилль подтверждали сказанное Райаном и заставляли поверить в легенду о сокровище. Одновременно он вспомнил, как год тому назад попытался обмануть своего брата, чтобы самому завладеть слитками из грота морских разбойников. Этот неудачный опыт тревожным огоньком помигивал в его мозгу. Нехорошие воспоминания захлестнули его.

– Послушайте, все это очень мило с вашей стороны, я польщен вашим доверием, но билет на паром уже заказан, и завтра я должен отплыть.

– Не считая того, что вы делаете большую ошибку, – разочарованно вздохнул Эдвард, – у вас, ко всему прочему, просто нет выбора. – И с этими словами он предъявил ему пластиковый пакет с револьвером, из которого ПМ убил Райана. – Хорошенько подумайте, мой друг, – прошелестел он. – На револьвере есть отпечатки ваших пальцев, к тому же я слишком много знаю, чтобы вы смогли отказаться от моего предложения…

Не отрывая глаз от оружия, ПМ весь сжался от приступа давящей тоски, но все-таки собрал остатки мужества, чтобы восстать. Ему показалось, что он гневно и протестующе закричал, но это был всего лишь жалобный и отчаянный вскрик зайца, захлебнувшийся на высокой ноте.

– Это угроза?

– Это предоставление вам шанса, дорогой друг, – произнес Эдвард и, сердечно улыбаясь, добавил: – Вы мне очень нравитесь, Пьер-Мари, говорю искренне. Из нас выйдет превосходная команда.

Теперь, когда у него не осталось выбора, ПМ с удивлением обнаружил, что его злоба сменилась возбуждением.

– И вы знаете, что это за клад?

– Судя по документам, речь идет о королевской казне. В ней в основном золото и алмазы из копей полуострова.

Эдвард увидел, как заблестели глаза ПМ. А Райану, скрывавшемуся за маской, мгновенно вспомнился его брат, совсем еще ребенок. Вспомнил он и о слишком коротких годах их беззаботного детства и остро пожалел о том, что братская близость исковеркана такими разными судьбами.

– Я тоже кое-что разузнал, – воодушевился ПМ. – Я знаю, что во времена Алой Королевы королевское кладбище находилось рядом с монастырем, который вначале был аббатством. Его много раз грабили начиная с 1845 года и во времена Великого голода.

– А в монастыре имеется крипт, – дополнил Эдвард, – с него-то вы и начнете…

– Я? Мне проникнуть в монастырь? Этого я не могу сделать!

– Мне это кажется намного менее рискованным, чем встреча с тем безумцем, Райаном, – не без иронии сказал Эдвард. – И потом, дорогой компаньон, половина такого клада стоит того, чтобы…