Текст книги "Тайна острова Химер"

Автор книги: Николь Жамэ

Соавторы: Мари-Анн Ле Пезеннек
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

12

Ночь опускалась на Киллмор, и в морге было пустынно.

Внутри помещения только слабый свет ночников дырявил темноту, образуя в промежутках зеленоватые тени. В обложенном кафелем коридоре царила мертвая тишина – увы, в буквальном смысле слова.

Двери анатомички, где производились вскрытия, бесшумно отворились.

В глубине комнаты находилось что-то вроде алькова с десятком холодильных камер, расположенных в два ряда. На торце каждого ящика имелась этикетка, где записывались имена временных постояльцев. Сейчас все они были чисты. Все, кроме одной.

Большими буквами на ней было написано: БЛИЗНЕЦ. Легкий парок поднялся от ящика, заскользившего на полозьях.

Над островом Химер висела луна. В черной воде озера отражалось звездное небо.

Призрачная фигура размеренно передвигалась вдоль берега, перебирая четки, которые, словно метроном, отмеривали ее шаги.

Зернь – шаг. Зернь – шаг…

Обычно привратница возлагала на себя обязанность два раза обойти озеро, как другие – три раза прочитать «Pater» или четыре – «Ave».

Обычно ничто не нарушало этого ритуала, который она совершала с полузакрытыми глазами, дабы теснее быть в единении с природой и ее Создателем.

Но в этот раз ноги ее, обутые в сандалии, наткнулись на препятствие.

Она подумала, что это всего лишь толстая сухая ветка, упавшая на берег, и в простоте душевной нагнулась, чтобы взять ее и отбросить в сторону.

Позже она вымаливала у Бога прощения за то, что позволила ничтожному порыву возобладать над благочестием.

Но тогда она икнула от ужаса и выронила то, что приподняла, – нечто холодное, безжизненное и волосатое.

Человеческая нога!

Тело покоилось в монастырской часовне.

Мать Клеманс осторожно приподняла покрывало и молча смотрела на лицо близнеца. Губы ее поджались, слившись в одну черту, когда она заметила темное пятно гематомы на посиневшей коже.

Тот факт, что мужчина был наг, а одежда его лежала рядом на берегу, для настоятельницы монастыря означало только одно: он пришел купаться вопреки запрещению, нырнул и наткнулся на обломок скалы.

– Другого объяснения не должно быть, – постановила она.

Привратница медленно кивнула, моля небо, чтобы это оказалось правдой в устах настоятельницы. Однако обе не могли подавить засевшую в них тревогу.

– Мы похороним его на рассвете, до того как проснутся сестры. А теперь оставьте меня, прошу вас.

Оставшись одна, мать Клеманс, скрестив руки, положила их на сложенные руки близнеца и попросила у него прощения за то, что не смогла уберечь его, как обещала.

Глаза ее наполнились слезами, когда она наклонялась, чтобы благоговейно запечатлеть поцелуй на холодном лбу.

Бедный малыш Пьер!..

Приподнявшись на локте, Мари неотрывно смотрела на вытянувшегося рядом мужчину. Ее невольно завораживала ритмично вздымавшаяся в такт дыханию грудь. Она еще переживала те чудесные мгновения, которые он ей подарил. И в то же время ей было немного тоскливо, потому что она чувствовала, что будущее их туманно.

На миг образ мужчины, лежавшего в морге, наложился на образ Лукаса.

Кем же он мог быть?

Близнецом, как это предполагал Лукас? Братом, с которым его разлучили при рождении и о котором отказывалась говорить его больная мать?

Вполне возможно. Мари понимала, как ужасно ничего не знать о своих настоящих родителях, и хотела побольше поговорить с ним об этом, но он воспротивился.

– Элен – моя мать, у меня нет никаких сомнений. Что касается Марка, то все связывающее нас не может сводиться к одним сперматозоидам.

– Значит, ты не попытаешься узнать истину?

– Ну отчего же? Хотя мне и не по душе копаться в жизни матери. Пока что главное для меня – найти Келли и узнать, что же такое она обнаружила.

Имя той, к которой она так ревновала мужа, на этот раз не вызвало у Мари никакой реакции, и она не стала настаивать.

Коснувшись губами щеки мужа и уже закрыв глаза, она услышала звук шагов.

Кто-то опять ходил в комнате Мэри.

Мари бесшумно вставила ключ в замочную скважину тяжелой дубовой двери, осторожно повернула его и, проскользнув в комнату, обежала ее взглядом, благо от светившей в окна луны в ней было не так темно. Ничего. Никого.

Недоумевая, она собралась было повернуть обратно, когда вдруг из тени вышел Райан. Он поморщился, увидя, как она инстинктивно поднесла руку к правому бедру, ища оружие, которое и не подумала взять с собой.

– Я просто хотел убедиться, что Лукас не с тобой.

Он знал. Откуда? И как ему удалось проникнуть в комнату, ключ от которой был только у нее?

Она бросила подозрительный взгляд на плотно прикрытые окна.

– Стар я для таких эскапад, – усмехнулся он. – Мэри дала мне ключ… очень давно… Вам удалось установить причину пожара? – спросил он, оглядывая закопченные стены.

Его самоуверенность привела ее в негодование.

– Что ты здесь делаешь?

Он показал ей медальон, который она положила на могилу в то утро, и повесил его ей на шею.

– Ты хотела меня увидеть.

В этот безумный день, когда мертвые, как сговорившись, возвращались в мир живых, она совершенно забыла о том, что оставила медальон на кладбище.

Но не о том, почему она это сделала.

– Зачем ты сунул записку в букет? Почему хотел помешать мне выйти за него замуж? Что ты о нем знаешь? И не лги. Я сравнила почерк с тем, которым написаны твои письма Мэри. Он один и тот же!

Райан нахмурился: слишком тяжелы были воспоминания.

– Если бы ты знала, как трудно было тогда переписываться. Без помощи Доры мы никогда бы…

– Я здесь не для того, чтобы выслушивать повесть о твоей жизни. Почему ты написал ту записку?

– Я кое-что разузнал и…

– Что именно?

– До сегодняшнего дня ты, как и все, была уверена, что Марк Ферсен настоящий отец Лукаса. Мне же стало известно обратное в утро твоей свадьбы.

Чувство гнева, порожденное интуитивным предположением, что «кое-что» имеет продолжение, захватило молодую женщину.

– По какому праву ты роешься в жизни Лукаса?

– Скажем, мне захотелось узнать побольше о мужчине, который берет в жены мою дочь, – мягко ответил он.

Она знала, что будет досадовать на себя за следующий вопрос. И все же она его задала:

– И что ты еще нашел?

Райан задумчиво смотрел на вытянувшееся к нему напряженное лицо, и спрашивал себя, сколько ударов сможет выдержать она. На краткий миг возникло желание солгать.

– Элен Моро никогда не существовало, – произнес он наконец. – Так же, как и Лукаса…

Темная фигура тихо приблизилась к Марку Ферсену, убедилась, что тот спит, затем направилась к его жене, которая лежала на соседней кровати, и наклонилась над ней. В правой руке вошедшего было нечто похожее на заостренный стержень.

Элен, будто почувствовав опасность, открыла глаза и заморгала, когда левая рука опустилась на ее губы. Рот ее раскрылся в сдавленном крике. И тогда стержень вошел в ее глотку…

Стона оказалось достаточно, чтобы разбудить Марка, мозг которого находился в постоянном бодрствовании. Приподняв веки, он бросил беспокойный взгляд на жену, мечущуюся в постели меньше чем в двух метрах от него.

Он не заметил фигуры, растянувшейся на полу вдоль кровати.

«Беби умер, чудовище…»

Элен тихо постанывала, невнятно бормоча между стонами бессвязные слова. Его пронзила и поразила мысль, что она намекала на близнеца. Какого же страшного прошлого стал он невольным сообщником?

Марк было встал, чтобы спросить, что с ней, но она уже закрыла глаза. По успокоившемуся дыханию жены он понял, что она заснула, забытьем отделяясь от своих мучений. Решив поступить так же, он перевернулся на другой бок и не видел тихо уходящей фигуры.

А ведь это был не кто иной, как Лукас.

Очутившись в коридоре, он прислонился спиной к стене и перевел дыхание, словно после длительного бега.

Стерженек, который он осторожно вставил в пробирку, оказался приспособлением для отбора слюны на анализ ДНК.

Элен и Лукаса формально не существовало…

Это было настолько невероятно, что Мари невольно захохотала. Смех этот явился рефлекторной защитной реакцией, как и всякий другой рефлекс. Однако он быстро прекратился, уступив место аргументам.

– Он полицейский! Если документы его фальшивые, это давным-давно обнаружилось бы.

Райан был другого мнения. И не без причины. Он сам многие годы жил с чужим паспортом, таким подлинным, что обманывал всех – как полицию, так и правосудие.

– Не забывай, что у него не было никакого повода для того, чтобы усомниться в том, кто он на самом деле, и еще меньше – не доверять матери.

Мари знала, что Райан прав. Знала и то, что больше не может молчать. Она не хотела утратить доверия Лукаса. Ей нечего было скрывать, да и разрушительный эффект долгого умалчивания был ей хорошо известен.

– Я должна сказать Лукасу, что ты жив.

Райан удержал ее:

– Если ты это сделаешь, он попытается меня арестовать.

Мари захотелось сказать в ответ, что это логично и что он на самом деле виновен, но он не дал ей говорить.

– Я не вернусь в тюрьму, Мари. Никогда.

Она сразу поняла намек, у нее ни на секунду не возникло сомнения в искренности Райана. Она даже подосадовала на себя за то, что еще недавно подозревала его в низком шантаже.

– Если ты его любишь, не делай его ответственным за мою смерть, – настаивал Райан. – Ваша любовь этого не переживет.

Ей вспомнились слова Милика о терзающихся душах, и она содрогнулась. Она какое-то время смотрела на отца, к которому, несмотря ни на что, испытывала непонятное влечение, и вдруг возненавидела его за то, что он поставил ее перед жестоким выбором.

Не произнеся ни слова, она вышла.

Две руки легли ей на плечи, едва она вошла в свою комнату. Она приглушенно вскрикнула, но тут же обмякла, когда из-за ее спины показался Лукас.

– Я думала, ты спишь.

Он закрыл дверь.

– Я проснулся. Смотрю – тебя нет, тогда я пошел тебя искать. Где ты была?

На мгновение ей вновь представилось лежащее на набережной тело близнеца, его безжизненные ореховые глаза, лицо, скованное смертью. Почувствовала она снова и безграничную пустоту, глубокое одиночество и душевную боль от сознания безвозвратной потери.

А сейчас, видя нежные глаза мужа, она поняла, что ни за что не допустит терзания их душ, и потому выбрала полуправду.

– Мне послышался шум в комнате Мэри.

– И?

Она тихо покачала головой:

– И ничего.

Любопытно, но ложь сняла с нее тяжесть, и тогда ей подумалось о Жанне, ее приемной матери, которая стояла перед таким же выбором, и она лучше поняла женщину, которая предпочла молчать.

Лукас развязал пояс ее пеньюара, который скользнул на пол, и обнял ее.

– Я тебя хочу.

Сильное, все сметающее на своем пути желание поднялось в ней. Улетело все: мертвецы и фантомы, вопросы и сомнения, тайны и ложь. Она бы умерла от одной мысли, что потеряла его. Под его ласками тело ее раскалилось, наполнилось неистребимой жизнью.

В то время как они предавались страсти, где-то в ночи луна мельком осветила силуэт Райана, потом он растворился в темноте парка.

13

Над островом занимался рассвет, прогонявший химер.

Из склепа под часовней доносилось приглушенное монотонное чтение заупокойной молитвы.

Лестничный пролет из каменных ступенек вел к захоронениям, среди которых были такие, что относились ко времени, когда монастырь служил лепрозорием, и насчитывали несколько веков.

Десятки свечей отбрасывали колеблющийся свет на своды и колонны, вырубленные прямо в скале, превращая тени матери Клеманс и сестры Анжелы в призрачных плакальщиц.

Отодвинутая резная плита позволяла заглянуть внутрь гробницы, где заняли свое место останки близнеца. И лишь искушенный глаз по выступающим тут и там саванам мог определить, что он не был здесь единственным.

Настоятельница подумала, что Эрван Благочестивый не посчитает богохульством то, что малыш Пьер разделит с ним последнее пристанище.

– О Всемилостивейший, прими душу раба твоего в рай. Да будет так. Аминь! – Монахини осенили себя крестом, затем, поднатужившись, задвинули резную плиту.

И лицо близнеца поглотил мрак.

Лукас состроил Мари рожицу в зеркале, перед которым брился.

– Согласен. Моей матери не существует, меня тоже. Я даже не знаю своего настоящего имени, но допускаю, что оно могло быть и похуже. Лукас Ферсен. Это звучит, нет?

Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся, недовольный от того, что она позволила ему так долго спать. Мари воспользовалась этим временем, чтобы проверить утверждения Райана, хотя и знала уже, что они обоснованны.

Тщательно подбирая слова и не упоминая о своем отце, она сказала об этом Лукасу. Оправившись от шока, тот отнесся к известию с характерным для него чувством юмора, однако ему не удалось развеселить молодую жену, и он пожал плечами:

– Вообще-то люди меняют имена, когда не хотят, чтобы их нашли. Может быть, мать так поступила, спасая наши жизни?

Мари медленно кивнула:

– Может, да… Или чтобы избежать чего-то…

Рука с бритвой повисла в воздухе, Лукас произнес:

– Очень уж ты рассудительна с утра.

– Мой отец потому и надел личину Райана, что находится в розыске как дезертир французской армии.

Бритва опустилась на щеку и слегка порезала ее, Лукас шепотом выругался.

– Уж не думаешь ли ты, что моя мать – разыскиваемая преступница? Тогда и мы к этому причастны, – огорченно добавил он. Увидев, как Мари поежилась, он тут же виновато процедил: – Прости. Получилось как-то грубо…

Она слишком хорошо почувствовала смятение Лукаса, чтобы упрекать его в переходе к оборонительной тактике.

– Я просто хотела сказать, что надо рассмотреть все версии.

Лукас смыл водой остатки пены и посмотрелся в зеркало. Глаза его неожиданно расширились, словно от пришедшего озарения.

– Алжир! Я должен был подумать об этом раньше!

– При чем здесь Алжир?

Схватив полотенце, он с силой вытер лицо.

– Я родился в 1961 году в самый разгар событий. [5]5
  Имеется в виду колониальная война Франции в Алжире.


[Закрыть]Можно предположить, что моя мать согрешила с арабом – это уже считалось преступлением в то время, – и, чтобы избежать позора, порвала со своей семьей и поменяла имя.

Он с наигранно лукавым видом остановился перед женой.

– Ты не находишь, что во мне есть что-то арабское?

Его принужденный смех натолкнулся на нежное неодобрение Мари.

– Вполне нормально, что ты боишься узнать, кто твоя мать на самом деле.

Он поднял глаза к потолку:

– Расплачиваться за грехи приходится мне!

Мари проявила настойчивость:

– Надо сделать запрос обо всех женщинах, умерших или пропавших между 1960 и 1968 годами. И о детях, родившихся в 1961-м.

Лукас кинул полотенце на постель.

– Ладно, занимайся. В конце концов, ты не ждала меня, чтобы начать расследование.

Мари уловила язвительность в его голосе, но не обиделась. Она знала: что бы он ни говорил, все ее гипотезы шиты на живую нитку, и ему от этого было не легче. Ей захотелось обнять мужа, но тут заиграл его мобильник. Мари увидела, как он помрачнел, едва услышал то, что ему сообщили. Затем он сказал, что они выезжают, отключился и озабоченно бросил:

– Украли мой труп!

Холодильный ящик был пуст. Одежда исчезла. Двери не были взломаны, никаких следов. Никто ничего не видел и не слышал, и не без основания. В период между закрытием в 19 часов и открытием в 9 во всем здании не было других свидетелей, кроме мертвецов.

Лукас безумно нервничал, так что Ангус из осторожности оставил при себе свои суеверия коренного ирландца, касающиеся призраков, проходящих сквозь стены.

– Он не мог сам одеться и уйти! А сигнализация? Видеонаблюдение?

Судмедэксперт с любопытством посматривал на него, словно полицейский нес несусветную чушь, а потом сообщил о полном отсутствии системы защиты.

– Обычно трупы не крадут. На моей памяти это первый случай.

Мари решила разрядить обстановку:

– Главное – вы произвели вскрытие.

По испугу, промелькнувшему в глазах врача, она поняла, что главного-то и не было. Он как раз собирался заняться вскрытием, когда обнаружил пропажу.

– Но какого черта вы здесь делали вчера? – кипятился Лукас. – Вы что, завалены работой?

– После вашего приезда сюда без работы я не сижу! – запротестовал врач. – К тому же вчера… возникли кое-какие помехи… у меня дома чуть не случился пожар…

– Можно подумать, что кто-то действительно не хочет, чтобы вы установили причину смерти.

– О, ее-то я знаю, – возразил врач, ничуть не обидевшись на упреки.

Он включил светящийся экран, быстро прикрепил к нему серию рентгеновских снимков и прокомментировал каждый из них, особенно задержавшись на небольшом темном новообразовании вблизи левой височной доли.

– Покойный скончался от медленного внутреннего кровоизлияния после сильного удара в висок. Приблизительное время смерти – четыре часа утра плюс-минус пятнадцать минут, – не без гордости уточнил он.

Напряжение Лукаса слегка спало, он даже одобрительно кивнул.

– Это подтверждает виновность Бреа, который ушел от Свана незадолго до четырех часов, – высказался он тоном, в котором чувствовалось некоторое удовлетворение.

Мари запомнилась одна деталь.

– Медленное… Вы сказали о медленном кровоизлиянии. Почему?

– Потому что он умирал больше двух часов, а ударили его между половиной второго и двумя. Во всяком случае, не позднее двух.

Ангел вдруг влетел в это место приюта мертвых. У ангела были полинявшие голубые глаза и улыбка морского волка, принадлежавшие не причастному к делу шкиперу.

Не было необходимости напоминать Лукасу, что в два часа ночи Бреа находился в поместье в компании с Мари. И все же она сделала это, стараясь говорить безразличным тоном. Ее невысказанное облегчение не укрылось от Ферсена, и он обрушил свою злобу на судмедэксперта, выразив сомнение в его выводах и ссылаясь на то, что исчезновение тела лишало их возможности провести подробное исследование.

Врач холодно взглянул на него.

– Я никогда и ничего не утверждаю, если не уверен. В данный момент я уверен не только в правильности диагноза, но и в невиновности Бреа – он не мог выкрасть труп, так как находился в камере.

Лукас накинулся на Броди, которому было поручено расследование дела по исчезновению близнеца:

– Я заметил две камеры видеонаблюдения на перекрестке недалеко от морга. Чего вы ждете? Почему до сих пор не просмотрели видеозапись? Ее ведь сотрут после отведенных двадцати четырех часов.

– За… запись? Но… для чего?

– Тот, кто унес тело, обязательно проехал там на машине. Если только вы не думаете, что он ушел через пустырь с трупом на спине! – добавил разъяренный Лукас.

Потом он увидел Кристиана, который направлялся к Мари, и закрыл выход чувствам.

– Я был твоим алиби после смерти Алисы, а ты стала моим из-за этого двойника. Можно подумать, что судьба изощряется, стараясь нас связать, – услышал он слова шкипера, обращенные к Мари.

Лукас встал между ними и холодным тоном произнес:

– К сожалению, я вынужден просить вас остаться в распоряжении правосудия, пока идет следствие. Но я не обязан выносить ваше присутствие. Убирайтесь!

– Я и не намеревался покинуть остров, – тем же тоном ответил Кристиан. – Я никогда не намеревался уехать без нее.

Мари не нужно было смотреть на Лукаса, она и так знала, что он готов вцепиться в горло соперника.

– Кристиан, прошу тебя…

Бывший любовник повернулся к ней:

– Я люблю тебя дольше, чем он, Мари. Но это не дает мне преимущества. Однако до вчерашнего дня я не рассчитывал и на тень удачи. Но это было до того, как я узнал…

– Узнал что? – резко перебил его Лукас.

Моряк прямодушно посмотрел на него.

– Этот близнец выскочил из той же шляпы… Похоже, у вас серьезные проблемы, Ферсен. Но может быть, это врожденное? – с сарказмом добавил он.

– Хватит! – воскликнула Мари. – Уйди, прошу тебя.

– Я, конечно, не ангел, но ты знаешь обо мне и плохое, и хорошее. Ты изучила меня, и тебе известно, что нет бретонца упрямее меня. Особенно когда речь о тебе.

Затем, подчинившись ее умоляющему взгляду, он наклонил голову, быстро коснулся губами ее щеки, что-то шепнул ей на ухо и удалился.

Она старалась остаться невозмутимой, но последние слова Кристиана сверлили барабанные перепонки: «Остерегайся Лукаса…»

Эдвард Салливан не противился, когда после смерти Эндрю мачеха взяла в свои руки управление винокурней, которая, однако, принадлежала ему по праву. Он никогда не лез на рожон и стал помогать Луизе, терпеливо дожидаясь, когда возраст завершит подрывную работу, сделать которую он не был способен.

Слепой было уже больше восьмидесяти, когда наконец она выпустила бразды, и все-таки Эдварду недолго удалось радоваться и занимать директорское кресло. Через несколько месяцев он неудачно упал с лошади, и тогда во главе предприятия встала Алиса. Она так хорошо справлялась со своей ролью, что он, встав на ноги, оставил все как есть.

«Винокурня Салливан и сыновья» – вывеска над решетчатыми воротами вызывала невольную улыбку.

Эдвард остановил машину во дворе и проводил Пьера-Мари до большого кирпичного здания, по углам которого возвышались, подобно донжонам, четыре внушительные силосные башни.

Грохот оглушил ПМ, когда он вошел внутрь – словно град барабанил по железной крыше ангара. Не переставая здороваться с суетящимися рабочими, Эдвард, нос и рот которого прикрывала защитная маска, повысил голос, чтобы его было слышно:

– Они заполняют башню номер два.

Едкая пыль проникла в горло, и ПМ закашлялся. Эдвард увлек его в глубину здания, провел по коридору, явно предназначенному для других целей, и остановился перед старинной дверью, которая до модернизации винокурни когда-то вела в погреб и винные склады.

К удивлению Эдварда, дверь отворилась легко. Петли и замок были недавно смазаны маслом, а ведь вход был закрыт уже многие годы. Для возбужденного ПМ это явилось хорошим знаком.

Он посмотрел на деревянную лестницу, уходившую в темноту, и включил заранее припасенный фонарик.

– Дайте мне планы, – попросил он, горя нетерпением.

Эдвард не без отвращения протянул их ему.

– Не очень-то удачная мысль – идти туда одному. Если вы правы и Райан действительно затаился под землей, лучше бы предупредить полицию.

– Чтобы меня опять послали куда подальше? А еще хуже – засадили в дурдом? И речи быть не может.

– Если бы только эта проклятая нога не мешала мне пойти вместе с вами! – проворчал Эдвард.

– Не расстраивайтесь, старина! Я уже большой мальчик!

Эдвард задержал его, когда он уже поставил ногу на первую ступеньку.

– Подождите… Возьмите на всякий случай это…

Не без некоторого колебания и с напутствиями он протянул ПМ пистолет и предупредил, что если он не вернется через два часа, то вызовет полицию. Но ПМ уже скрылся.

Часом позже ПМ впал в уныние.

Единственными живыми существами, встреченными им в воняющем плесенью и селитрой подземелье, были пауки и крысы, размеры которых поражали. Он рассматривал план, определяя место, где мог бы находиться, когда его фонарик вдруг погас и что-то коснулось его.

ПМ почувствовал, как его охватывает паника, возникло сильное желание закричать, но тут он увидел это…

Слабый свет мерцал вдалеке – свет от фонаря, становившийся отчетливее по мере приближения.

Большая тень нарисовалась на стене, окончательно поразив ПМ. Он вжался в какое-то углубление в стене и дрожащей рукой достал оружие, которое ему дал Эдвард.

Он зажмурился, когда луч осветил пол у его ног, с ужасом ожидая, что его вот-вот обнаружат, и осторожно открыл глаза, только услышав, как удаляются шаги.

Свет отклонялся вправо. Не долго думая и соблюдая почтительную дистанцию, он двинулся за незнакомцем, почти не дыша, прижимаясь к сочащимся стенам старых хранилищ. Крался он так, наверное, минуту, которая показалась ему часом, и вскоре увидел просторный зал, где свет остановился.

Положенный на пол фонарь освещал высокий свод. При виде походной кровати и спального мешка ему вспомнилось, как год назад Райан скрытно обосновался в подземелье другого замка. «Вот это да! – внутренне возликовал он. – Какой я молодец!»

Стоя к нему спиной, человек, склонившись над сундучком, рылся в нем.

ПМ наставил на него пистолет и, постаравшись придать голосу властность, приказал ему поднять руки, положить их на затылок и медленно повернуться. Очень медленно.

Хотя он и ожидал этого, но он чуть было не смалодушничал, увидя лицо Райана, попавшее под луч фонаря. Оно напоминало кролика, захваченного светом фар.

– Я знал! – взвизгнул он. – Я знал это! Я знал, что если ты еще жив, обязательно будешь здесь! Я знал, что если ты и скрываешься где-то, то только под землей, как крыса! Крыса ты и есть!

Ослепленный лучом, бившим прямо в глаза, Райан заморгал. ПМ разразился смехом.

– Огорошил я тебя, братец, не так ли? Похоже, на этот раз положеньице у тебя аховое!

Отец Мари поморщился.

– Право, я уже стар для таких упражнений.

– Нет… Признайся, что взялся за дело, которое тебе не по силам. А теперь все кончено, кончилось времечко, когда ты ни во что меня не ставил. Конец! Теперь я веду игру. Ты расплатишься за все, что я вытерпел из-за тебя, сволочь! Целый год среди сумасшедших… И все из-за тебя! Я засажу тебя в тюрьму! Я хочу, чтобы ты до конца своих дней сгорал на медленном огне. На медленном огне…

С выпученными глазами, словно какая-то демоническая сила пыталась заставить выскочить их из глазниц, с безумным взглядом, судорожно сжимая пистолет, ПМ, казалось, готов был выстрелить, когда произнесенные Райаном слова пробили его перевозбужденный мозг.

– Если ты сделаешь это, то никогда не найдешь сокровище Алой Королевы.

Броди недовольно сморщился, глядя, как Лукас вставляет ленту видеозаписи в считывающее устройство. Сам он несколько раз просматривал ее, и его покоробило, что француз ему не доверяет.

– Сотня машин пересекла этот перекресток между семью часами вчера и девятью часами этим утром. И ни одна машина не направлялась к моргу.

– Ладно, проверим, – бросил Лукас.

На экране появились изображения перекрестка. Броди пожал плечами:

– И не надейтесь на чудо.

После нескольких минут невыносимо монотонного просмотра малооживленного перекрестка Лукас увеличил скорость прохождения пленки. На экране высветилось время: 21.17, когда ему удалось уловить деталь, ускользнувшую от Броди. Он немного перемотал пленку назад.

– Фургончик проехал через перекресток как раз перед…

– Какой еще фургончик? – пробормотал вдруг забеспокоившийся Броди.

Ферсен принялся по одному останавливать кадры. Стало ясно видно, как буксировщик, сворачивавший с перекрестка к порту, на три четверти закрывал собой фургон, который двигался прямо. Броди еще долго будет спрашивать себя, как это он такое пропустил.

– Он мог направляться только к моргу, – сделала вывод Мари. – Промотай вперед… По всей логике, он должен еще раз пересечь перекресток, но в другом направлении.

Лукас продолжил просмотр, а минут через пятнадцать зафиксировал кадр, на котором фургон опять проезжал перекресток.

Ангус разочарованно вздохнул.

– Не видно номерного знака.

– Правильно, но зато смутно виден водитель… Или, скорее, за рулем сидит женщина! – воскликнула Мари.

– Вот и ваше чудо, Броди, – с издевкой добавил Лукас.

За боковым стеклом обозначался профиль, выступающий из белизны монашеской вуали.

– Монахиня?

Наступила очередь Ангуса взволноваться.

Не считая того, что он не представлял себе, как это женщина в одиночку могла вынести труп весом в семьдесят килограммов, ему непонятно было, зачем сестрам понадобилось тело. Непонятно было и то, как они узнали о его существовании, если информированы были только близкие Лукаса.

Последний иронично произнес:

– Им, возможно, был голос свыше…

Слово «сокровище» заставило Пьера-Мари насторожиться, и он потребовал объяснений.

– Пропавшего журналиста убили Салливаны, потому что он обнаружил местонахождение клада. А сегодня кто-то по одному устраняет членов семьи, чтобы завладеть им.

ПМ рассмеялся.

– И этот кто-то – ты! Я знал это! Я это знал!

– У тебя прямо мания какая-то – вешать на меня все убийства на земле. Уже на Лендсене…

Райан не докончил. Заметив, что ПМ опять занервничал и стал потрясать оружием, он слегка пошевелил руками, как бы говоря: «Очень жаль, я замолкаю». Деланно невинным тоном он добавил:

– Этот кто-то пользуется моими методами, но довольно неудачно мне подражает. Можешь смеяться, но я даже подумал, что это ты. – Почувствовав, что ПМ готов возмутиться, он продолжил: – Я должен найти этого невидимку и обезвредить его. Проблема в том, что мне трудно сделать это в одиночку.

– Тебе не удалось найти сообщника? Дряхлеешь, Райан, дряхлеешь, – соизволил пошутить ПМ.

– Я действительно не предусмотрел всего. К тому же я не был уверен, что могу оказать тебе доверие.

«Доверие?!» – слово это взорвалось в мозгу ПМ, произведя разрушения, худшие, чем все пропитанные химией смирительные рубашки, прописанные ему психиатрами. Впав в бешенство, он стал изрыгать бессвязные слова, из которых смутно следовало, что он доверился Райану, а тот его предал. Как осмелился тот сказать это слово? Конец монолога потерялся во взрыве истеричного смеха – одновременно внезапного и короткого.

Затем ПМ презрительно посмотрел на своего брата.

– Позволь отгадать… Ты предложишь поделить сокровища? Поровну?

– Что-то вроде этого.

– Ты и впрямь принимаешь меня за недоумка.

– А если я докажу тебе свою искренность?

Брат подозрительно взглянул на него и почти нехотя бросил:

– Докажешь? И как же?

– Согласно легенде, пять пасынков Даны, не доверявшие ей, спрятали сокровище в месте, известном только им…

– И должны соединиться пять ключей, чтобы открыть захоронку, – скептически продолжил ПМ. – Скажи что-нибудь новенькое, чего я не знаю… для разнообразия.

– Сказать нельзя, но показать можно. Могу я опустить руки?

ПМ подумал, что здесь какая-то ловушка, но вместе с тем ему придавало уверенности наличие оружия. Сила была на его стороне.

Он качнул стволом.

– Только потихоньку. Если попробуешь провести меня, я колебаться не стану. С такого расстояния даже слепой не промажет.

Райан медленно опустил руки, сунул правую в карман и вытащил, протянув ладонь.

Вопреки своей воле ПМ приблизился.

На правой ладони Райана поблескивал маленький золотой ключик.

– Я нашел его, когда обыскивал комнату Алисы. Не хватает еще четырех.

Он пока не знал, что у Луизы, Фрэнка и Жилль хранилось по одному. Но зато он узнал, что один ключ есть у Эдварда.

– Где он? – жадно спросил ПМ.

– На его шее. Он никогда его не снимает.

Ладонь Райана сжала ключ в момент, когда ПМ протянул руку, чтобы схватить его.

– Я дам его тебе при условии, что ты объединишься со мной. Так что у тебя будет гарантия, что я не смогу один справиться с кладом.

Что-то похожее на кудахтанье вырвалось из горла ПМ.

– Не тебе диктовать мне условия. Зачем мне делить с кем-то сокровище, если я могу забрать все?

– Потому что без меня тебе его ни за что не найти. Потому что, если ты не согласен, я сейчас уйду. Потому что, чтобы арестовать меня, тебе придется меня убить. А раз ты меня убьешь, то попадешь в тюрьму.