Текст книги "Месть розы"

Автор книги: Николь Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Пожалуйста, встань, – спокойно сказал Виллем. – Тебе не к лицу унижаться.

– Но я твой оруженосец.

Не поднимаясь с колен, Эрик извернулся, чтобы видеть Виллема.

– А теперь ты еще и мой сюзерен.

Судя по раздраженному тону Виллема, он устал повторять это так часто.

Жуглет почувствовал, что Эрику приятно слышать из уст Виллема эти слова, и решил, что молодой человек совершенно ему не нравится.

– И мы уже обсуждали, что дальше так продолжаться не может. Ты должен закончить обучение у кого-нибудь другого.

– Но послушай, кузен, – умоляюще произнес Эрик, и эффект его грандиозного появления заметно померк.

Он покорно поднялся с колен. Его конь сделал то же самое, и Эрик одобрительно похлопал его по крупу.

– Ты лучший рыцарь в графстве, и я хочу быть твоим оруженосцем. Лучше, чем ты, меня никто не обучит, а твой дом – одно из самых приятных мест, где можно проводить время.

Юноша улыбнулся, по-видимому сочтя, что проблема улажена.

– Кстати, я привез небольшой подарок для хозяйки дома. Так, пустячок.

Он махнул в сторону истекающих потом слуг, давая понять, что пора подкатить их ношу поближе.

– Ты очень добр. Уверена, хозяйка будет в восторге, – любезно ответила Линор и посмотрела в сторону дома, в дверном проеме которого по-прежнему стояла ее мать. – Посмотри, мама! Эрик в знак своего уважения привез тебе большую бочку чего-то, сильно привлекающего мух.

Эрик покачал головой.

– Я имел в виду вас, моя госпожа. Не сочтите за оскорбление, тетя! – крикнул он Марии с напускной сердечностью.

Та ничего не ответила.

– Мы благодарны тебе за подарок. Могу я поинтересоваться, что именно ты преподнес? – спросил Виллем и на всякий случай незаметно повернул Атланта таким образом, чтобы тот оказался между конем сестры и Эриком.

Эрик, однако, сделал широкий шаг в сторону, чтобы снова иметь возможность обращаться напрямую к груди Линор.

– Я доставил прекрасной даме немного меду, – объявил он в своей напыщенной манере. Размер дара у всех вызвал шок. – Чтобы она могла подсластить лишения, которые ей приходится испытывать. Однако весь мед в мире – ничто по сравнению с ее прекрасным лицом, – закончил он, уверенный, что исключительно ловко ввернул последнее замечание.

Жуглет негромко усмехнулся, и молодой человек тут же развернулся, вперив в него сердитый взгляд. Несмотря на знатное происхождение, он был не слишком высок, и, хотя отличался более плотным сложением, они с Жуглетом были примерно одного роста.

– Кто ты такой? – требовательно спросил он.

– Добрый приятель ваших родственников, – преувеличенно низко поклонившись, ответил Жуглет.

На лице Эрика появилось отвращение.

– Как может какой-то бродяга делать такие заявления относительно благородных людей? Объясни свою грубость, олух.

– Это оскорбление более эффектно прозвучало бы на немецком, знаете ли, – произнес по-немецки Жуглет. – Полагаю, господин говорит на языке императора, а эти ваши словесные ухищрения просто скверное прикрытие провинциального невежества?

Эрик нахмурился, заколебался, но потом все же перешел на предложенный язык.

– Ты знаешь, сколько стоит кадка меда такого размера? – спросил он с ужасным акцентом.

– Чертовски много для новоиспеченного сеньора, надо полагать.

– В любом случае это жест состоятельного человека. Ты что, настолько богат, что можешь предложить более щедрый подарок?

– Я сказал бы, что да, богат, но с какой стати мне состязаться с вами, если ни один из нас никогда ее не получит? – спокойно спросил Жуглет. – Вы раздуваете конфликт, для которого нет почвы, сударь.

– Тогда зачем ты стремишься унизить меня, подло высмеивая то, что я делаю?

Эрик резко провел ногтем большого пальца по зубам в сторону Жуглета. [1]1
  Непристойный жест, подразумевающий, что говорящий вступал с объектом жеста в интимные отношения.


[Закрыть]

– Эрик! – в один голос воскликнули Виллем и Линор при виде этого грубого жеста.

Жуглет с подозрительно чистосердечным видом низко поклонился.

– Сударь, у меня и в мыслях не было оскорбить вас. Однако почту за честь разъяснить вам одну вещь, которую вы понимаете неправильно. Это касается того, в чем я общепризнанный эксперт.

– Ты слишком молод, чтобы быть экспертом в чем бы то ни было, – презрительно, но в то же время с оттенком неловкости фыркнул Эрик.

– Я известен как вундеркинд. А еще я популярен, что, впрочем, везде по-разному и порой ошибочно, как бродячий певец, менестрель, миннезингер и трубадур. Часть своей жизни я провожу, распевая романсы о куртуазной любви. Вы ведете себя бестактно и тем самым унижаете и себя, и свою возлюбленную.

Эрик залился краской. Однако любопытство и желание опровергнуть предъявленное ему обвинение оказались сильнее.

– И что же я делаю не так?

В голосе Жуглета зазвучали странные, вкрадчивые нотки.

– Начать с того, конечно, что для вас было бы правильнее найти женщину рангом выше, а не ниже вас. И предпочтительно жениться на ней. Однако на кого бы вы ни обратили свои взоры, вы должны искать ее расположения в полнейшей тайне, с деликатностью и благоразумием, не позволяя никому даже узнать ее имя. Подкатить под нос ее брату кадку с медом таких размеров вряд ли можно счесть благоразумным поступком… – Он ненадолго смолк. – Вы должны одеваться так, чтобы радовать ее игрой своего воображения, а не тешить собственную гордость. Это, – Жуглет провел рукой по своей простой желтовато-коричневой тунике, – привлекает гораздо больше. Вы не должны ни над кем насмехаться и никого оскорблять, потому что такое поведение неприятно. Далее, должен заметить, что смысл не в том, чтобы произвести впечатление на ее опекуна, будь то муж или брат, подчеркивая свое превосходство над ним… что, несомненно, входило в ваши намерения в отношении моего великодушного хозяина и друга, Виллема Сильвана из Доля. Подобное поведение не просто неудачный способ ухаживания – это дурные манеры. Виллем, полностью согласный с каждым сказанным словом, не отрывал пылающего взгляда от гривы Атланта, благодарный, но одновременно огорченный тем, что его друг наставляет Эрика так, как он сам никогда не осмелился бы.

– Я не… – начал Эрик.

– Прошу прощения, но прерывать менестреля – тоже проявление в высшей степени дурного тона, – по-прежнему вежливо, однако с явным нажимом продолжил Жуглет. – Никогда не поступайте так в уважаемых домах. Я говорю исключительно с целью просветить вас. И наконец, суть куртуазного ухаживания не в том, чтобы навязывать возлюбленной свою страсть, а в том, чтобы обуздывать себя, возвышаясь духовно, поклоняться ей без всякого эгоизма, и не рассчитывая на физическое удовлетворение. Эта прекрасная златокудрая дева так очаровательна, а вы так очевидно находитесь в самом расцвете своей мужественности, что я не осуждаю вас за страсть к ней, но не следует пытаться купить ее расположение ценой полной кадки того, что сблевали насекомые.

Виллем с трудом сохранял серьезное выражение лица, а Линор даже не пыталась делать этого. Эрик с угрожающим видом шагнул в сторону менестреля и воскликнул:

– Не смей разговаривать со мной таким тоном!

– Простите, сударь, – извиняющимся тоном проговорил Жуглет, – за то, что я приписал вам мужественность. Без сомнения, я ошибся.

– Кто ты такой, венгр? – все в том же агрессивном тоне выкрикнул юноша.

– Я поэт и певец, – любезно ответил Жуглет. – Моя единственная цель – услаждать слух и доставлять удовольствие. Если, вопреки самым искренним намерениям, я потерпел в этом неудачу, можете ударить меня, не опасаясь никаких политических последствий.

Эрик схватил Жуглета за тунику у самого горла и вздернул его, прислонив к гнедому, которого пытался успокоить грум.

– Я не просто ударю тебя, я выбью тебе все зубы! – закричал юноша.

– Ничего такого по отношению к гостю нашего дома ты не сделаешь, – отрывисто бросил Виллем.

Молодой человек, в течение долгих лет обучения у Виллема привыкший мгновенно исполнять его приказания, отступил.

– В любом случае, Эрик, он ниже тебя. Побереги свой гнев для тех, кто хотя бы одного роста с тобой.

Жуглет коротко поклонился рыцарю.

– Чрезвычайно признателен за уничижительный отзыв о моем телосложении.

Он снова повернулся к Эрику.

– Прошу извинить меня.

Он кивнул груму, тот подвел к нему гнедого, и Жуглет грациозно вскочил в седло.

– Так мы будем сегодня охотиться или нет?

Раздраженный Эрик вырвал у грума поводья и с силой хлестнул ими коня.

– Эрик! – гневно воскликнул Виллем, но было уже поздно.

Этому трюку они научили коня вместе: гнедой фыркнул и резко встал на дыбы, на несколько футов оторвав от земли передние ноги. Чисто рефлекторное движение, совершенное практически без усилий, привело к тому, что Жуглет, не ожидая ничего подобного, свалился на землю и сильно ударился. Линор обеспокоенно вскрикнула.

– Ха!

Эрик сделал большой горделивый шаг и со злобной улыбкой навис над своей жертвой.

Менестрель, все еще распростертый на земле, медленно вытянул перед собой руки и внезапно резко схватил Эрика за ноги. Юный аристократ потерял равновесие и… Пока он падал, Жуглет вскочил и выхватил из-за его пояса нож. К тому моменту, когда Эрик рухнул на землю, менестрель стоял над ним, приставив лезвие к его горлу. Виллем не вмешивался, поскольку Эрику следовало преподать урок.

– Что госпожа хочет, чтобы я сделал с обидчиком? – спросил Жуглет у Линор.

– Нужно подумать, – с озорной улыбкой ответила она.

– Если ты причинишь мне вред, то будешь отвечать перед моим сюзереном Альфонсом, графом Бургундским, – злобно выпалил Эрик.

– Ммм… – Это заявление явно не произвело на Жуглета должного впечатления. – А если вред будет причинен мне, уж поверьте, вам придется отвечать перед кем-то гораздо более грозным. Поэтому осмелюсь сказать, что я оказал вам любезность.

Он выпустил из руки нож острием вниз, и тот воткнулся в землю на расстоянии меньше чем пяди от головы Эрика. Менестрель выпрямился и снова взял поводья гнедого.

– Жуглет выиграл этот раунд, – стремясь разрядить напряжение, игриво провозгласила Линор, сняла с головы венок из роз и протянула Жуглету.

Тот, ведя за собой гнедого, подошел поближе, чтобы взять его. Линор повернулась к своему кузену, стряхивающему с разукрашенной туники пыль.

– Спасибо, что дали ему возможность проявить свою ловкость, Эрик.

Тот вздохнул.

– Но вы принимаете мой дар, кузина? – сердито, явно не испытывая больше удовольствия от своего подарка, спросил он.

– Конечно. Сегодня же за ужином угощу Жуглета.

С этими словами она окликнула управляющего и велела ему забрать бочку с медом.

– Линор… – проворчал Виллем.

– Да, дорогой брат?

Он, привыкший выступать в роли ее отца, недовольно нахмурился.

– Чтобы выразить свое внимание, Эрик сделал тебе прекрасный подарок. Пожалуйста, прояви к нему любезность, которая – и, хотелось бы думать, не без оснований – так восхищает в тебе всех.

Линор наградила брата полным досады взглядом, но тот не уступал. Помедлив, девушка изящно соскользнула с коня и протянула поводья груму.

– Кузен, прости мне мою грубость, – покорно сказала она. – Твой чрезвычайно великодушный дар доставит удовольствие в любое время года. Пожалуйста, пойдем в дом, и мой повар предложит тебе что-нибудь освежающее. Общение с тобой гораздо приятнее, чем соколиная охота.

Ее брат еле заметно кивнул, с сожалением, но одобрительно. Линор повела Эрика вверх по ступеням и дальше, в прохладный полумрак дома. Мать, безмолвная, как всегда, последовала за ними.

Виллем и Жуглет проводили их взглядами. Виллем передал сокола груму, сам не зная, что испытывает по поводу отмены прогулки: сожаление или облегчение.

– Вот это, – он махнул в направлении удаляющегося Эрика, – и объясняет, почему меня страшит мысль отдать сестру человеку только по причине случайно свалившегося на него богатства.

– А мне кажется, тебя просто пугает перспектива лишиться ее общества, – ответил Жуглет.

– Ну, и это тоже.

Виллем пожал плечами и искоса посмотрел на друга, который крутил в руке привядший от жары венок Линор.

– Я не слепой, Жуглет. Я знаю, почему ты так долго задержался у нас на этот раз.

Жуглет одарил его странной, меланхолической улыбкой.

– Друг мой, ты не знаешь и половины.

Глава 2
ЭКЛОГА [2]2
  Эклога – стихотворение на тему пастушеской жизни, близкое к идиллии и пасторали.


[Закрыть]
Кроме обычного для эклоги содержания, здесь рассматриваются проблемы двора

19 июня

Две недели спустя в серебристом альпийском тумане, заглушающем даже пение птиц, Маркус энергично руководил сворачиванием летнего лагеря. Внезапно во влажном воздухе разнесся негромкий звук трубы и в воротах, которые, собственно, и воротами-то не были, появился всадник.

Император услышал стук копыт и голоса, с учтивой фамильярностью перекликающиеся в большом внутреннем дворе, но не обратил на них внимания. Это был его последний, свободный от ноши государственного служения час, и он не желал, чтобы ему мешали. Он продолжал сидеть в своем скрипучем кожаном походном кресле под елью в не огороженной стеной части двора и жевал весеннюю грушу. Перебирая вплетенные в бороду золотые нити, Конрад в последний раз делал вид, что не нуждается в телохранителях.

Продажные женщины снова облачились в типичные для них одеяния, скроенные таким образом, чтобы демонстрировать не столько наряды, сколько прикрываемую ими плоть. Как только иллюзия, связанная с их преображением, растаяла, все перестали обращать на них внимание. Мужчины собрались на дальнем конце двора, развлекаясь тем, чем обычно забавляют себя придворные. Одни соревновались, кто дальше плюнет, другие негромко обсуждали политику. Все, однако, выглядели заметно спокойнее, чем две недели назад. В постоянном сражении за верность вассалов между Римским Папой и императором Конрад после каждого такого летнего лагеря добивался временного преимущества.

Придворные прекратили свои занятия, чтобы обменяться приветствиями с небольшой группой мокрых от тумана, запыхавшихся всадников. Император, однако, продолжал сидеть спиной ко всем, вслушиваясь в прекрасную мелодию, долетавшую на крыльях ветра из-за пределов двора. Маркус рано утром отпустил всех музыкантов, но один, видимо, задержался, рассчитывая на дополнительное вознаграждение.

Узнав прихрамывающую походку сенешаля за спиной, его величество обернулся – и выругался себе под нос, еще больше ссутулившись в кресле. Маркус подводил к нему хорошо одетого человека, отца Имоджин, Альфонса, графа Бургундского, ростом не уступающего своему племяннику Конраду, а худощавым сложением – предполагаемому будущему зятю, Маркусу. Впечатление, правда, несколько портил объемистый живот, которому граф был обязан привычкой слишком долго засиживаться за столом. По мнению Конрада, дядя Альфонс вообще имел обыкновение сверх меры задерживаться везде, где бы ни появлялся.

Маркус прихрамывал из-за раны, полученной в последнем крестовом походе. Боль обострялась, когда он волновался или был раздражен.

Приблизившись к племяннику, граф поклонился ниже, чем требовал этикет.

– Сир… – начал он, но Конрад, обеспокоенный не меньше Маркуса, на которого старался не смотреть, тут же прервал его.

– Дядя! Прибыл, чтобы поскорее вернуть нас обратно к политике? Характерно для тебя. Как ты? Как твоя прекрасная дочь?

– С Имоджин все замечательно, ваше величество. – Альфонс еще раз поклонился и снова попытался перевести разговор в интересующее его русло. – Я здесь, сир, чтобы поговорить, но не о политике, а о матримониальных делах…

– Ты привез с собой дочь? – настойчиво спросил Конрад.

Маркус замер. Губы Альфонса непроизвольно искривились.

– Вряд ли это подходящее место для моей дочери, сир. Имоджин отправилась с визитом к настоятельнице монастыря в Мюльхаузене.

– Она и сейчас там? – спросил Конрад, и по его тону Маркус понял, что вопрос предназначен для него. – Я очень тепло отношусь к этой настоятельнице. Хотелось бы узнать, как она поживает.

– Все, кто должны были уехать отсюда, уже уехали, – тихо произнес сенешаль, и Конрад заметно расслабился. – Когда вы желаете отправиться в путь?

– Когда деревенский колокол прозвонит трижды, – ответил император и снова обратился к Альфонсу. – Прости, ты что-то говорил?

– Сир, я здесь, чтобы сообщить, что мы нашли для вас невесту.

Музыка смолкла. Конрада злило, что во время праздника этот музыкант не потрудился играть так же хорошо, но раздражение свое он излил на Альфонса.

– Мы?

У Альфонса вспыхнули уши.

– Я имею в виду, сир, тех из нас, кому поручено блюсти ваши интересы… Уверяю вас, это превосходный выбор.

Конрад некоторое время пристально разглядывал дядю.

– Что-то я не припомню, чтобы поручал тебе заниматься такими вещами. – Горестная усмешка искривила его губы. – Ах! Понятно. Мой дорогой брат прибыл из Рима, и его кардинальская тень пала на тебя, вогнав в трепет. Могу я предположить, что твой выбор одобрен церковью?

Альфонс заколебался. Для Конрада это было равнозначно утвердительному ответу.

– Ну, и кто же она? – вздохнув, спросил он.

– Мы рекомендуем вам дочь владетеля Безансона. Безансон – самый крупный город Бургундии, и…

Конрад застонал.

– О Христос милосердный! У этой девицы предрассудков больше, чем у ее отца. И страшна она, как смертный грех. К западу от Иерусалима никого нет безобразнее.

– Вы женитесь на ней не для того, чтобы вести разговоры, сир, – осторожно высказался Альфонс.

– Я вообще не женюсь на ней!

– Сир, Безансон – прекрасный выбор. Он усилит ваши позиции в приграничных областях…

Конрад саркастически расхохотался.

– Нет, он усилит позиции Рима при моем дворе. Безансон предан Папе, а не мне. Как, если я не ошибаюсь, и ты, Альфонс, хотя не могу взять в толк почему. Что этот новый молодой Папа обещал тебе? Вечную жизнь? Допуск в свое личное собрание святых сестер? Что?

Уши Альфонса снова покраснели.

– Моя преданность принадлежит империи. Естественно, мои вассалы будут испытывать удовлетворение, если ваши позиции в Бургундии усилятся.

– Мои вассалы, не твои, – заявил Конрад.

Этот спорный вопрос обсуждался уже немало лет и, по правде говоря, надоел ему. Он оглянулся в поисках чего-то, на что можно было отвлечься.

– Хотелось бы, чтобы ты предложил кого-то стоящего. И пожалуйста, попытайся запомнить, что меня с этой женщиной будут связывать интимные отношения… Почему музыкант перестал играть? Эй! – крикнул он во влажную, колышущуюся на ветру зелень. – Музыкант! Где ты? Я хочу еще послушать! И почему, черт побери, ты не играл так хорошо все эти две недели?

– Я играл, сир, но вы были слишком далеко, чтобы услышать, – произнес у него за спиной хрипловатый тенор.

Конрад изогнулся в кресле и увидел перед собой знакомое юное лицо, узкое словно морда борзой. Усыпанная веснушками кожа и карие глаза наводили на мысль о северном происхождении, но акцент Конраду никогда не удавалось связать с каким-то определенным местом.

– Вам понравилась моя музыка, сир? – очень серьезно, с официальным поклоном спросил Жуглет, держа в руке свирель из слоновой кости.

– Понравилась бы, если бы ты был здесь, – сердито ответил Конрад. – Я отпустил тебя на две недели, а не на шесть.

Менестреля трудно было смутить, но в данный момент он, робея, опустил на землю кожаный футляр, в котором носил инструмент.

– Мне послышалось, вы сказали «сорок дней». Наверно, я ошибся. Однако, поверьте, меня задержали ваши интересы, сир.

Конрад желал получить более подробное объяснение, но подозревал, что Жуглет нарочно говорит так уклончиво, поскольку они не одни.

– Твое отсутствие никогда не отвечает моим интересам. В следующий раз, когда вот так исчезнешь, можешь вообще не возвращаться. Ты меня понял?

Жуглет кивнул, по-прежнему робко, и Конрад смягчился. Мускулистой рукой он обхватил менестреля за плечи с такой силой, что тот чуть не задохнулся и попытался вывернуться из-под королевской руки.

– Сударыни! – крикнул Конрад, к которому мгновенно вернулось чувство юмора, в сторону повозки с шлюхами. – Посмотрите, кто в конце концов объявился!

Жуглет замахал рукой женщинам. В ответ послышались хриплые веселые возгласы, свист, приглашения «подойти сюда».

– Прекрасные дамы! – Менестрель отвесил им поклон. – Полагаю, уезжаете вы не налегке, как прибыли, а наполненные королевской едой и золотом? И мужчины в лагере, смею надеяться, тоже не обошли вас своим вниманием? Пожалуйста, простите, что я на этот раз не воспользовался вашим расположением.

– Простим, если ты всем расскажешь, как очарован был нами его величество! – крикнула прелестная Жанетта.

– Я-то расскажу все, что нужно, лишь вы бы делали свое дело! – весело откликнулся Жуглет и тут же, вновь обретя серьезный вид, повернулся, чтобы выразить почтение Альфонсу и Маркусу.

– Где ты был? – спросил Конрад.

– Путешествовал, как обычно, сир. – Жуглет протянул свирель одному из телохранителей Конрада. – Я как раз направлялся в прекрасный Хагенау, чтобы напомнить вам о своем присутствии. Как любезно с вашей стороны встретить меня на полпути, сир… великодушный жест, который я не скоро забуду.

– Ты не застал бы нас в прекрасном Хагенау, поскольку мы собираемся в прекрасный Кенигсбург, – сухо заметил Маркус.

Конрад состроил гримасу.

– Ах, Кенигсбург, я совсем забыл о нем.

Он переключил все внимание на Жуглета.

– Тебе будет урезано летнее жалованье. Ты пропустил весь праздник, черт побери, и музыканты в этом году оставляли желать лучшего. Согласен? – спросил он Альфонса, хотя прекрасно знал, что того здесь не было. Увидев замешательство на его лице, Конрад ухмыльнулся. – Ханжа. Ну, дядя, я благодарен тебе за новости, хоть они и не доставили мне удовольствия. Может, в августе Ассамблея предложит кандидатуру получше. На твою я наложу вето.

Альфонс не сумел скрыть своего неудовольствия.

– Мы уже тут почти все упаковали, но, Маркус, скажи повару, чтобы нашел какую-нибудь легкую закуску для графа. Мне есть о чем поболтать с моим маленьким шпионом.

Маркус уважительно поклонился будущему тестю, который в данный момент внушал ему чувство ужаса, хотя сенешаль знал, что Имоджин в безопасности и скоро прибудет домой. Ее запах все еще пропитывал его изящную бородку, и он беспокоился – нелепость, конечно, – что Альфонс может почувствовать и узнать его.

– Прошу вас, сир, следуйте за мной. У нас еще осталось немного клермонтского сыра.

Оба зашагали через двор, оставив Конрада наедине с его менестрелем и телохранителями, предусмотрительно маячившими в отдалении.

– Надеюсь, по крайней мере, что новые слухи и песни, которые ты мне принес, оправдают твое отсутствие, – сказал Конрад. – Помоги мне выкинуть из головы политику.

– Но, сир, – ответил Жуглет, присев на корточки рядом с кожаным креслом, – самые сочные сплетни касаются исключительно предстоящего брака императора. Вдоль всей Роны только об этом и говорят! Куда бы я ни пришел, везде заключают пари на то, кто окажется счастливой избранницей.

Конрад состроил гримасу.

– И ты о том же, Жуглет. Нет. Я болен от всего этого.

– Почему этот брак внезапно стал так важен? – с притворным простодушием спросил Жуглет.

– Пошевели мозгами. Герцог Бургундский присягнул на верность Франции, а точнее, Филиппу, который, как известно, лижется с Папой. И ты знаешь это – впервые эту новость я услышал из твоих уст.

– Герцог никогда не был вашим подданным, – пожал плечами Жуглет. – Он всегда был независим.

– Ну а теперь он не независим, – нетерпеливо ответил Конрад. – Теперь он тоже Франция. И если раньше его земли простирались между нами и Францией, то теперь они являются продолжением Франции. А французский правитель – амбициозный сукин сын, который с удовольствием переманит на свою сторону моих западных графов – ну, по крайней мере, некоторых, – и они, недальновидные идиоты, будут счастливы пойти ему навстречу. И в чем я ничуть не сомневаюсь, церковь тоже с удовольствием примет такое развитие событий. И тебе все это известно, Жуглет, или ты ударился в такой загул, что забыл свои собственные рассуждения? Где тебя носило, черт побери?

– Жаль, что вы так настроены против брака, сир, – уклонился от ответа Жуглет. – Ваша свадьба такой прекрасный повод для новых песен и стихов.

– Она все равно скоро состоится, никуда не денешься. Я должен укрепить свои позиции в Бургундии, чтобы обеспечить нашу безопасность. Мелкие вассалы под Альфонсом пытаются извлечь из этого все возможные преимущества и мечтают женить меня на своих юных племянницах.

– Бургундия! – воскликнул Жуглет, как будто до него только сейчас дошло, о чем, собственно, идет речь. – А я ведь только что из Бургундии!

– В таком случае для тебя же будет лучше, если ты принес мне новую песню или историю. Я отпускал тебя не просто так, шататься ради собственного удовольствия. – Конрад закрыл глаза, вытянулся в кресле и сделал глубокий вдох. – Давай, приступай. Развлеки меня. Начни с какой-нибудь загадки.

– Конечно, сир. – Пауза. Загадки никогда не были сильным местом Жуглета. – Во время своих путешествий я обнаружил самую удивительную вещь на свете. Знаете, что это такое?

Конрад не знал.

– Туника мельника, поскольку каждый день она хватает вора за шею.

Конрад поджал губы.

– Вот поэтому ты и не славишься как мастер загадывать загадки.

– Да, а еще я не блистаю в качестве акробата, фокусника и жонглера. Мои таланты, увы, весьма ограниченны.

Конрад бросил на Жуглета понимающий взгляд.

– Отнюдь нет, друг мой. Слава богу, ты показываешь фокусы и жонглируешь ловчее любого из моих врагов. Ну а теперь спой мне что-нибудь новенькое.

На лице Жуглета возникло извиняющееся выражение.

– У меня нет песни, ваше величество. Я собирался представить вашему вниманию мозаику из избранных песен провансальских трубадуров, но… ах, всегда это «но», – почти пропел менестрель и развел руками. – Всего за день до того, как отправиться сюда, я встретился с самой удивительной парой на свете. Оба мои старые друзья и стали бы блестящим дополнением к вашему двору, не будь так бедны. Они вполне заслуживают славной песни, однако я не успел ее сложить. Вас устроит описание в прозе?

Конрад кивнул, по-прежнему не открывая глаз и наслаждаясь собственной расслабленностью.

– Давай. Если только не станешь пытаться женить меня на их юной племяннице.

– У них нет племянниц никакого возраста.

– Отлично! Тогда приступай.

– Хорошо. Они из Бургундии. Он – рыцарь, прямо из романсов трубадуров или старинных преданий. Самый поразительный молодой человек, которого мне когда-либо доводилось встречать, сир… Он вырос без отца и самостоятельно, опираясь исключительно на романы о короле Артуре, выработал кодекс поведения мужчины в этом мире. Набожный христианин, которого не коснулось тлетворное влияние Рима. Человек, по природе своей не имеющий склонности к политике, он поклоняется вам издалека, хотя никогда не видел вас даже мельком. Просто потому, что вы его король и император.

Конрад, приятно удивленный, поднял взгляд на пропитанные влагой ветки деревьев на склоне холма.

– Бургундец, который любит меня? Я о нем слышал?

– Благоговеет перед вами, сир. Он известен как Виллем из Доля, хотя на самом деле он не совсем из Доля. Ну, вообще-то он оттуда, но…

Жуглет сознательно смолк, чтобы подогреть интерес Конрада.

– Вообще-то он оттуда, но что?

Король снова закрыл глаза.

Жуглет легонько откашлялся, как бы подчеркивая деликатность обсуждаемой проблемы.

– То, о чем я сейчас говорю, основано исключительно на слухах, соткано из предположений и разговоров. Даже сам Виллем не смог помочь мне до конца разобраться в этой истории, хотя он мне доверяет. Бывшие слуги и местные пьяницы перешептываются, что от своего отца Виллем с самого рождения должен был получить в ленное владение, прямо от короны, и город, и крепость Доль.

Конрад внезапно открыл глаза.

– Но Доль находится в руках Альфонса все время, пока я император.

Жуглет пожал плечами.

– Старик, который, может, знает правду, а может, просто уже выжил из ума от старости, рассказывал мне, что граф Альфонс отнял у Виллема все эти владения, когда тот даже ходить не умел.

Конрад нахмурился.

– Когда это произошло? Жуглет махнул рукой.

– Вы тогда еще не были на троне. За спиной у вашего отца происходило много скверного. Могу предположить, что вы никогда не слышали о Виллеме отчасти потому, что граф не дает ему выбиться в люди. Но это всего лишь предположение, сир; вы знаете, я никогда не объявляю фактом то, чему не могу представить доказательств. В данном случае дело обстоит именно так.

Конрад начал приподниматься, как будто собираясь немедленно потребовать у своего дяди разъяснений по этому поводу.

– Если земли были дарованы короной, то Альфонс не имел права их отбирать! Меня тошнит от этого интригана…

– Нет никаких доказательств того, о чем я вам рассказал, сир. Все это, повторяю, лишь слухи. – Жуглет дождался, пока Конрад с гримасой раздражения снова расслабился в кресле. – Как бы то ни было, дядя Виллема вмешался и оказал ему поддержку, достаточную, чтобы тот мог содержать Линор и мать. Тем не менее Виллем трагически стеснен в средствах, что достойно всяческого сожаления, поскольку он лучший воин, какого я когда-либо встречал. При его навыках он, скорее всего, мог бы победить на турнирах половину графства, но у него нет возможности сражаться так часто, как требуется. Да и людей у него совсем немного.

Этот последний пассаж, по крайней мере, относился к тому, что Жуглету было известно доподлинно.

Конрад нахмурился.

– Виллем – фламандское имя. Фландрия – союзник Франции.

– Он принадлежит к роду, который жил в Бургундии с незапамятных времен, – заверил короля Жуглет. – Его отец в молодости был известным участником турниров, и Виллем – имя одного из его ближайших сподвижников, фламандского рыцаря, соратника по турнирным сражениям.

– Мне нужен надежный человек в Бургундии, – задумчиво сказал император. – Думаю, неплохо было бы иметь там некоторое количество хорошо подготовленных солдат. Фактически я испытываю сильное искушение создать новый военный орден, состоящий из рыцарей, которые будут ответственны напрямую только передо мной, а не перед Альфонсом или его мелкими сеньорами. Что-то типа светских тамплиеров, рыцарей императора. Как по-твоему, он годится для этого?

Жуглет, приятно удивленный, широко распахнул глаза, однако тут же спохватился и убедительно изобразил сомнение.

– Не знаю, заинтересует ли его такое стремительное возвышение, сир. Граф Альфонс никогда не награждал его, как он обычно поступает с местными рыцарями, поэтому, за неимением привычки, Виллем лишен амбиций. Если не считать того, что он стремится во всем подражать сэру Галахаду. – Жуглет усмехнулся. – Теперь позвольте мне рассказать вам о Линор, о ее золотистых локонах и восхитительной груди.

Конрад улыбнулся.

– Замечательно. Расскажи мне о Линор. В образных выражениях.

– Она необыкновенно красивая дама, сир. – Обеими руками Жуглет начертал в воздухе выразительный женский силуэт. – Только представьте себе: широко расставленные изумрудные глаза с длинными темными ресницами, совершенное, безупречное лицо в форме сердечка и золотистые волосы до колен, как у дамы Агнессы, ниспадающие мягкими локонами. Волосы так приятно пахнут вплетенными в них свежими цветами, что, когда вы приближаетесь к ней, требуется все ваше рыцарское самообладание, чтобы не наброситься на нее и не попытаться испить нектар из всех укромных уголков ее роскошного тела.