Текст книги "Месть розы"

Автор книги: Николь Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

В такой жаркий день внутри было тихо. Женщины с помощью ручных веретен пряли шерсть – таков был второстепенный источник их дохода. Они с любопытством уставились на вошедших.

– Где мы? – взволнованно спросила Линор.

Она смотрела на трех женщин, а они, в свою очередь, поднявшись, разглядывали ее. Окинув взглядом их одежду, помещение и единственного клиента, жаждущего незаметно улизнуть, она раскрыла рот и тяжело задышала, из чего однозначно следовало, что ответ ей был ясен.

– Ты, наверно, Линор, – сказала Жанетта с характерной для нее смесью сочувствия и насмешки, одобрительно кивнув Эрику. – Хорошо, что ты не убил ее.

Линор была потрясена тем, что какой-то шлюхе известно ее имя.

– Как ты меня узнала? – прошептала она, едва шевеля растрескавшимися губами.

– Если бы ты не выглядела полумертвой, то вполне соответствовала бы описанию Жуглета.

– Откуда ты знаешь Жуглета? – спросила Линор уже громче и вырвалась из рук Эрика. – Он никогда в жизни не пошел бы в такое место.

Шлюхи обменялись недоуменными взглядами. Жанетта улыбнулась Эрику, как бы спрашивая, можно ли ответить честно, но он покачал головой.

– Она очень слаба, мы нуждаемся в вашей помощи. – Он безнадежно махнул рукой. – Мы упустили короля. Пожалуйста, разрешите ей поспать здесь, пока она не восстановит силы. Потом мы вернемся домой. Я заплачу вам…

Линор резко выпрямилась.

– Мы не вернемся домой, – превозмогая изнеможение, заявила она. – Мы отправимся в Майнц. Я восстановлю свое доброе имя, никто не посмеет называть меня шлюхой!

Эрик состроил гримасу. Последовала долгая, тягостная пауза, а потом Марта, ни к кому не обращаясь, едко произнесла:

– Мне казалось, благородных дам учат хорошим манерам.

И вернулась к своей пряже.

– Или, самое меньшее, здравому смыслу, – фыркнула Жанетта. – Не кусай руку того, кто тебя кормит, а не то останешься голодной, девочка моя.

Линор вспыхнула, но потом справилась с собой и объяснила, с тенью прежней кокетливой улыбки на губах:

– Дело не в названии. Я не возражала бы, пусть меня называют шлюхой, если бы могла извлечь из этого выгоду, как это происходит с вами.

Жанетта и Марта посмотрели друг на друга с улыбкой в глазах – и расхохотались.

– Вообще-то выгоду дает не название, цыпленочек, – сказала Жанетта. – Ладно, проехали. Значит, молодая госпожа собирается в Майнц.

Она оглядела Линор сверху донизу и протянула ей стоящую на столе чашку с вином. Линор заглянула в чашку, на мгновение заколебалась, но потом осушила ее до дна и испустила вздох облегчения.

– Я восхищена твоим мужеством, но, надеюсь, ты не собираешься явиться к Конраду в таком наряде?

Эрик, увидев, что Линор пошатнулась, подхватил ее, вынул из ее рук чашку и бережно усадил измученную кузину на ближайшую скамью.

– Я взяла с собой смену одежды и надежно ее упаковала, – ответила сестра Виллема. – Белое шелковое платье свободного покроя с высоким воротником и длинными рукавами – в нем я буду выглядеть как сама невинность.

Жанетта улыбнулась.

– Если ты в самом деле хочешь привлечь внимание короля, я могу предложить тебе кое-что получше.

– Вряд ли мне удастся убедить его, что я не падшая женщина, явившись в наряде шлюхи, – удивленно сказала Линор, надеясь, что женщины не уловят сарказма.

– Это не наряд шлюхи, – с оттенком самодовольства ответила Жанетта. – Это платье, которое я должна была надеть в день своей свадьбы.

Наступившая тишина глухо загрохотала в ушах Линор, щеки снова вспыхнули.

– За этим, наверное, кроется целая история, – сказала она, опустив взгляд.

Жанетта пожала плечами.

– Самая что ни на есть обыкновенная. Девушка привлекает внимание не того, кого следует. Внимание сохраняется ровно столько времени, сколько нужно, чтобы снять кожуру с яблока, после чего тот, кто ее снимал, забывает о яблоке, и оно остается гнить. В моем случае кожура была снята за день до свадьбы, и на этом все кончилось. Мне всегда хотелось посмотреть Майнц. – С этими словами она вышла на кухню, со смехом бросив через плечо: – Я тоже не возражаю называться шлюхой, если мне от этого есть польза.

К вечеру второго дня, когда вестника с королевскими регалиями выслали вперед в Шпейер, Виллем обнаружил, что рядом с ним скачет кардинал Павел.

Это получилось неумышленно. Они оказались одни на широкой, обсаженной с обеих сторон деревьями дороге, между несколькими плотно сбившимися группами увлеченных беседой всадников. В тяжелом, влажном воздухе висели тучи комаров. Жуглет жизнерадостно болтала с Альфонсом, рассказывая ему, какой замечательный, мягкий человек Виллем, как уважительно он относится к близким ему женщинам, какой он любящий и преданный. И как совершенно неспособен таить на кого-то злобу. С тех пор как они покинули Кенигсбург, Виллем послушно вел себя самым дружелюбным образом, и Конрад обращался с ним так, словно никакой катастрофы не произошло, про Линор речи никогда не заходило, а интересовал его только сам Виллем в связи с новой затеей о рыцарях императора. Виллем был любезен даже с Маркусом, и тот почти забыл, что перед ним брат женщины, которую он оклеветал. При этом сенешаль отлично помнил, что продвигал ее Жуглет, полный решимости восстановить ее репутацию.

Конрад по-прежнему был недоволен тем, что Маркус не испытывает бурного восторга по поводу своего предстоящего герцогства, но в силу привычки и по необходимости снова обращался с ним как с ближайшим наперсником. По дороге они обсуждали текущие дела: в каком городе с какими вельможами должен встретиться Конрад, кого чем одарить, на кого надавить с целью обеспечить снабжение кавалькады продуктами. Сейчас Маркусом до такой степени завладели мысли о возлюбленной, что он отвечал Конраду чисто машинально. Они скакали на север, удаляясь от Имоджин. Ему хотелось под каким-нибудь благовидным предлогом повернуть на юг… тогда он скакал бы все дальше и дальше, вернулся бы к ней, похитил и растворился бы в Итальянских Альпах…

– Да, сир, мне известно, что герцог Австрии приедет к архиепископу в Шпейер и что он хотел поговорить с вами о речных пошлинах, – услышал он собственный голос.

Чувствуя, что деловой разговор у них надолго, Виллем отстал, рассчитывая дать себе передышку. Павел тоже скакал один, и их коней, видимо скучающих без общества, потянуло друг к другу.

Оказавшись один на один с кардиналом, Виллем поддался порыву действовать в открытую. По его мнению, данная Жуглет клятва таким образом не будет нарушена: он пообещал не делать ничего подобного в присутствии других людей.

– Ваше преосвященство, – сказал он. – Я чувствую себя больным от всех этих бесконечных политических махинаций при дворе.

– Да, это может быть утомительно, – вздохнув, согласился Павел. – Хотелось бы и мне чаще сталкиваться с проявлениями искренности.

– Значит, вы не возражаете против моей откровенности?

На мгновение Павел заколебался, но потом ответил, правда чересчур воодушевленно:

– Никоим образом.

– Мне известно о фальшивом документе и о девочке, которая украла кольцо-печатку, – спокойно сказал Виллем.

Павел побледнел.

– Не понимаю, о чем ты.

– Прекрасно понимаете, – чуть более напряженно произнес Виллем. – Я хочу, чтобы вы все исправили и справедливость восторжествовала. Помогите мне вернуть то, что у меня отняли, и я прощу вам все грехи, совершенные против меня. Не стану создавать для вас проблем с императором. Но я требую справедливости. А иначе я призову эту девочку оттуда, где она скрывается, вместе со всеми доказательствами вашей вины. Альфонс просто украл мои земли, но вы, ваше преосвященство, совершили государственную измену, похитив кольцо. Даю вам время на размышления до завтрашнего полудня.

Он пришпорил Атланта и поскакал вперед среди удлинившихся теней.

Мать Конрада была похоронена в Шпейере, в склепе кафедрального собора, и он, в сопровождении телохранителя и слуг, отправился туда отдать дань уважения ее памяти. В это время Маркус поскакал в просторный дворец архиепископа, чтобы подготовить самую просторную комнату, где Конраду предстояло провести ночь.

Услышав стук в дверь, он открыл ее и увидел Павла в обычном для того беспокойном состоянии. Только Маркус собрался пригласить его войти, как тот резко вскинул голову, указывая на место рядом с собой. Удивленный, заинтригованный, Маркус вышел на маленький балкон, возвышающийся над большим залом.

Павел держал в руках два бумажных свитка. В тусклом свете горящего над лестницей факела он поднял один из них и, как обычно, без единого слова приветствия, быстро заговорил:

– Это эдикт папского нунция, то есть мой, в котором Конраду сообщается, что его дочь остается послушницей в монастыре.

Заметив выражение облегчения на лице Маркуса, он опустил первый свиток и поднял второй.

– А это от Альфонса, графа Бургундского, просьба к королю немедленно дать свое благословение на твой брак с Имоджин.

У Маркуса от неожиданности перехватило дыхание. Он потянулся за свитками, но Павел спрятал их за спину.

– Они будут доставлены Конраду, как только Виллем из Доля получит по заслугам, – заявил он и хищно улыбнулся.

Маркус издал страдальческий стон.

– Я не могу этого сделать, Павел. Если вы рассчитывали, что я пойду на такое, вас ждет разочарование, независимо от того, как страстно я жажду получить то, что вы предлагаете.

Павел стоял с таким видом, словно отказ Маркуса его не сильно и огорчил.

– Я знал, что у тебя не хватит мужества. Просто хотел поставить тебя в известность о том, что планируется, чтобы, когда дойдет до дела, ты мне помог – если хочешь, чтобы сбылись твои ожидания.

Как Павел покинул балкон, Маркус не помнил, полностью погрузившись в трясину своих душевных переживаний. Почему-то он остро ощущал, что не может вернуться в спальню, хотя перед этим хотел немного вздремнуть у огня. Боже, неужели он когда-то отдыхал, не чувствуя на плечах груза вины? Сейчас это было трудно даже вообразить.

Он спустился по лестнице в зал, задаваясь вопросом, как выяснить, где расположился Виллем.

А потом услышал звуки, которые заставили его остановиться. Резко развернувшись, Маркус зашагал в большой зал, где у затухающего камина Жуглет играла последнюю в этот вечер мелодию.

Он присел позади нее на корточки и прошептал в затылок:

– Твой рыцарь в опасности. Не спускай с него глаз.

После чего поднялся и зашагал к лестнице, ведущей в спальню Конрада, надеясь, что, может быть, теперь сумеет уснуть.

Глава 17
REISELIED
Дорожная песнь

29 июля

Кафедральный собор в Шпейере был самым необычным творением человеческих рук, которое Виллему когда-либо доводилось видеть: казалось, такой высокий сводчатый потолок смертным возвести просто не под силу. И это после того, как Виллем уже видел Кенигсбург. Однако Кенигсбург удивлял прежде всего своими размерами; в соборе же поражало ощущение покоя и совершенно неземной радости. На следующее утро во время мессы, стоя в длинной веренице людей, дожидающихся причащения, Виллем жалел, что Жуглет нет рядом. Однако Конрад приказал им – и они были вынуждены подчиниться – во время всего путешествия даже близко не подходить друг к другу. Виллем так увлекся разглядыванием собора, что Павлу, который проводил мессу, пришлось силой развернуть его голову к себе, когда дело дошло до причащения.

Они покинули Шпейер и направились в Вормс сразу после службы. Дорога здесь тоже возвышалась над окрестными землями и была затенена деревьями; горы на западе, казалось, отступали, затянутые туманом. Внезапно лицо Виллема приобрело странный оттенок, и его вырвало. Чувствуя на себе полный ярости, подозрительный взгляд Жуглет, Маркус поспешил сообщить, что во время каждой трапезы лично проверял еду Виллема.

На обед они остановились в маленькой роще, пережидая самые жаркие часы дня. Виллему стало хуже, позывы к рвоте повторялись, хотя желудок уже был пуст. Конрад пригласил его к себе, туда, где он отдыхал под раскидистой, дающей густую тень ивой.

Жуглет немедленно отправилась на поиски Маркуса и обнаружила его рядом с большим ручьем, впадающим в медленно текущую реку; он набирал воду в кувшин для Конрада. Обычно это делал слуга, но сейчас, когда среди них явно затесался отравитель, Маркус лично взял на себя выполнение этой задачи.

– Кто это? – без всяких предисловий требовательно спросила Жуглет. – Что тебе известно?

Маркус напустил на себя невинный вид.

– Тебе не кажется, что они впустую тратят время? – с натужной небрежностью спросил он, махнув в сторону реки, где крестьяне, все в поту, вычерпывали из воды песок и наполняли им огромные бочки в поисках золота на дне Рейна.

– Вчера вечером ты предупредил меня, что Виллем в опасности.

Маркус, избегая взгляда Жуглет, сосредоточился на том, чтобы кувшин с водой не выскользнул из мокрых пальцев. Потом до него дошло, что же он натворил.

– С какой стати мне предупреждать тебя? Конрад велел вам не приближаться друг к другу, и ты, как самопровозглашенный ангел-хранитель Виллема, в данный момент совершенно беспомощен. Не знаю, кто предостерегал тебя, но ему следовало бы помнить об этом и отправиться прямо к Конраду.

Он снова перевел взгляд на реку; бесполезный труд крестьян воспринимался им как метафора, от которой щемило сердце. Жуглет возмущенно фыркнула.

– Ты – извращенная душа, Маркус. Хотелось бы верить, что у тебя хватит совести не обрекать себя на вечные муки.

– Совесть сделала меня таким, каков я есть.

Маркус по-прежнему не сводил взгляда с добытчиков золота.

– Тогда разбуди ее прямо сейчас и поговори с Конрадом, – продолжала давить Жуглет. – Расскажи ему, почему ты предупредил меня вчера вечером.

– Я не предупреждал тебя.

– Маркус! – взорвалась Жуглет.

– Давай я скажу тебе, что мне известно, а ты поговори с Конрадом. Так будет лучше, учитывая, что граф и кардинал не спускают с нас глаз.

– Ты не хочешь быть в ответе за то, что можешь сообщить мне, – выпалила менестрель.

– Просто сейчас ты, похоже, единственный человек при дворе, которому его величество доверяет, – с горечью сказал Маркус. – Он выслушает тебя. Скажи ему, что Павел предлагал выполнить мое сердечное желание, если я избавлюсь от Виллема, но я отказался.

– И что же это за сердечное желание? Надо полагать, прекрасная Имоджин, погубительница мужских сердец?

– Да, – ответил Маркус с таким несчастным видом, что до Жуглет наконец дошло, увы, слишком поздно: этот человек в таком состоянии, что поистине способен на все.

– Проституция определенно имеет свои преимущества, – разглагольствовала Жанетта, сидя на коне за спиной Эрика и отгоняя жужжащих комаров. – К примеру, мы так низко пали, что никто не ждет от нас повиновения закону. По сути дела, на нас он не распространяется. Разве это не преимущество? Что бы я ни вытворяла, мне все сойдет с рук!

Эрик подтолкнул ее локтем – дескать, умолкни! – хотя на самом деле понимал, почему она чешет языком, и был ей за это благодарен. Дорога и тягостная влажная жара измотали Линор до предела. Похоже, единственным источником энергии для нее могли стать сильные эмоции. Жанетта, осознавая это, все время рассказывала что-нибудь эдакое, в надежде вызвать у Линор взрыв возмущения. Первые полтора дня это приносило плоды. За это время Эрик, обследовав навоз на дороге, пришел к выводу, что они движутся примерно в том же темпе, что и король со своей свитой.

Однако сейчас даже самые оскорбительные рассуждения Жанетты утратили свою силу.

– Это интересно, – ответила Линор абсолютно незаинтересованным тоном, покачиваясь в седле.

– И церковь не облагает нас десятиной, не желая зарабатывать на грехе. В чем есть особая ирония, если вспомнить, какие клиенты чаще всего у нас бывают.

Жанетта и Эрик посмотрели на Линор, взгляд которой был устремлен в неведомую даль.

– Это интересно, – тем же тоном произнесла она. Жанетта прикусила нижнюю губу, стараясь придумать что-нибудь позажигательней.

– Святой Августин, да благословит его Господь, считал, что проституция полезна для общества и ее искоренение приведет к полному хаосу.

– Это интересно, – нараспев сказала Линор.

– Жуглет трахал меня почти каждый день, – пустила пробный шар Жанетта.

– Это интересно.

Эрик протянул руку и взял у Линор поводья.

– Кузина, вы не в себе, – с беспокойством заметил он.

Виллем под действием лекарств забылся тяжелым полуденным сном, а когда пришел в себя, то обнаружил, что лежит под ивой, рядом с императором, который трясет его за плечо.

– Виллем, – повторял Конрад негромко.

Где-то рядом оглушительно жужжала муха.

– Виллем, проснись. Это сделал Павел. Павел отравил тебя. Нужно выяснить, зачем это ему понадобилось. Что между вами произошло?

На Виллема волнами накатывала тошнота. Из-за плеча Конрада на него смотрела Жуглет с чисто женским беспокойством на лице.

– Правда? – пробормотал Виллем, как бы обращаясь к Конраду, но на самом деле ожидая ответа от Жуглет.

– Конечно, – ответила она сердитым тоном, пытаясь таким образом скрыть свое беспокойство.

Виллем перевел взгляд на императора.

– Он знает, что я знаю, – сказал он еле слышно и перекатился на бок, сотрясаемый приступом судорожной рвоты.

Конрад услышал за спиной тяжелое дыхание. Не оборачиваясь, он протянул руку, схватил Жуглет и рывком поставил перед собой.

– Ты, похоже, знаешь, о чем он говорит. Объясни.

Жуглет открыла рот, но он не дал ей начать.

– И не морочь мне голову, что, дескать, это пустые слова или что он все еще не в себе. Хватит прикидываться. Ты точно знаешь, о чем он. Объясни.

Она сделала вдох, прикидывая, как лучше вывернуться, не сказав ничего лишнего.

– Поместья семьи Виллема украл граф…

– Ты же говорил, что это всего лишь слухи, – нетерпеливо прервал ее Конрад. – Я предлагал Виллему рассказать мне все начистоту, но он никому не предъявил обвинение. Кроме того, при чем тут Павел?

Она заколебалась, бросила взгляд на Виллема, но того сейчас занимали только проблемы с желудком.

– Да, это слухи. Есть и другие слухи – что Павел помог графу Альфонсу замести следы.

– Все, что могло бросить тень на репутацию его брата, немедленно завладевало вниманием Конрада.

– Черт! Доказательства существуют?

– Нет, – промямлила Жуглет. – Виллем блефовал. Очевидно, у него очень убедительно получилось.

Конрад бросил на нее понимающий взгляд.

– Виллем не стал бы блефовать, даже если бы от этого зависела его жизнь. Это поступок, недостойный рыцаря. Если отравление – реакция Павла на угрозу Виллема, значит, эта угроза имела реальный вес и не была простым повторением слухов.

Жуглет неопределенно пожала плечами и с деятельным видом придвинула поближе к Виллему бадью с водой.

Некоторое время Конрад пристально вглядывался в хрупкую фигуру, а потом молниеносно сжал пальцами горло Жуглет и повалил ее лицом вниз. Она отчаянно скребла пальцами, пытаясь оторвать от себя его руки, и пролепетала, задыхаясь:

– Сир, пожалуйста…

Он ослабил хватку, но не отпустил Жуглет, просто слегка отодвинул от себя.

– У тебя есть что рассказать мне? – спросил он.

Стоя на четвереньках, она хрипло раскашлялась.

– Ничего… сир… кха-а-а…

Он сильнее сжал ей горло, и она снова вцепилась в него руками. Конрад ослабил хватку, выжидательно глядя на нее. Жуглет откашлялась и повторила:

– Ничего, сир.

– Что же, оставим это пока. – Конрад отпустил ее. – Когда Виллем придет в себя, я расспрошу его. Думаю, с ним будет проще, чем с тобой. И потом я задам ему вопрос, почему ты сам не рассказал мне все.

Окончательно откашлявшись, она сказала:

– Думаю, ответ вас разочарует, сир.

Она взяла у пажа влажную тряпку, прополоскала ее в бадье и принялась старательно выжимать.

Конрад не спускал с нее изучающего взгляда.

– Теперь я все понял, – заявил он. – Со всех позиций. Ты хотел, чтобы он женился на Имоджин и получил обратно свои поместья в качестве приданого.

Щеки Жуглет порозовели. Она перестала изображать бурную деятельность и вернула тряпку пажу.

– Вы быстро схватываете, сир. Сам Виллем не понимал этого, пока я не растолковал ему.

– За это мы его и любим, Жуглет. Приятно сознавать, что в мире есть человек добрый и толковый, у которого голова устроена иначе, чем у нас.

Менестрель кивнула в знак согласия, и Конрад похлопал ее по колену.

– Неплохо придумано. Он не должен пострадать из-за поведения сестры. Я выражу Альфонсу свое желание, чтобы они поженились, и как можно быстрее. Прежде чем Виллема снова отравят.

Жуглет внутренне расслабилась, даже воспряла, но…

– Ваше величество не хочет предъявить обвинения Павлу?

– Пока отсутствуют твердые доказательства, об этом не может быть и речи, – ответил Конрад. – Обвинить представителя Папы? Эдак меня снова отлучат от церкви.

– А что, если Павел опять попытается? Или Альфонс? Если слухи верны, заявления Виллема компрометируют Альфонса даже больше…

– Этого не произойдет, – махнул рукой король. – Павел пытается замести следы преступления, но, если Виллем через брак получит свои земли назад, преступления вроде как и не было. – Он бросил на Жуглет многозначительный взгляд. – Вот если бы существовало материальное доказательство вины Павла… ну, тогда другое дело. Тогда можно было бы раздавить его, обвинить в глазах Папы. Понимаешь, как важно иметь такое доказательство?

– Доказательства не существует.

– Тот, кто найдет такое доказательство, может рассчитывать на очень внушительное вознаграждение, – тем же многозначительным тоном сказал король.

– Доказательства не существует, – повторила она еще решительнее.

– В таком случае брак Виллема и Имоджин спасает всех – кроме Маркуса, конечно, но он получит герцогство, так что и ему жаловаться не на что.

Конрад склонился над Виллемом. Тот скрючился на боку, а паж вытирал с его лица остатки слюны и рвоты.

– Виллем, слышал? Ты женишься на Имоджин, моей кузине! Станешь моим кузеном!

В двадцати шагах от них Маркус услышал эти слова и едва не бросился в грязно-зеленые воды Рейна.

30 июля

Виллем настоял на том, что останется в седле и продолжит путь вместе со всеми. Правда, пришлось привязать себя к седлу кожаными ремнями, и пажи, скачущие на одной лошади, постоянно смачивали его лицо водой; но все лучше, чем если бы его, как какого-нибудь инвалида, несли на носилках или везли по реке на баркасе. Конрад тайком назначил двух рыцарей приглядывать за ним и велел Жуглет не спускать глаз с Альфонса и Павла. Выполняя этот приказ и беспокоясь за Виллема, Жуглет одновременно ломала голову, как разобраться с махинациями Маркуса. Однако на протяжении всей оставшейся части путешествия наблюдение за ним ничего не дало. Выражение его лица, настроение, язык тела были таковы, как если бы он окаменел. В глубине души сенешаль желал, чтобы именно это с ним и произошло.

Процессия прибыла в Майнц на следующий вечер, закончив свое путешествие у западной стены города, подступающей к берегам Рейна. Те, кто работал на реке, первыми приветствовали их, когда они, под звуки фанфар, растянувшейся колонной шествовали через главные ворота. На другом берегу Рейна раскинулся огромный, богато украшенный лагерь – туда на Ассамблею съехалась знать со всей империи. Всеми возможными способами – с помощью знамен, флагов, ливрей – до сведения окружающих доводилось, кто какую землю представляет и где находится соответствующий бивак. Спустя два дня Конрад присоединится к ним, официально объявит имя своей невесты и предложит Маркусу то, от чего тот отчаянно желал уклониться. На протяжении всего пути сенешаль обдумывал ситуацию, пытаясь найти выход – предпочтительно такой, который оправдал бы его, – но не смог ничего придумать.

Виллем, все еще слабый – сейчас он выглядел даже хуже, – настоял на том, что будет сопровождать его величество через весь город к воротам дворца архиепископа, где Маркус чисто механически начал организацию распаковки вещей.

Королевская свита стояла на ступенях перед маленьким дворцом. Все отряхивались от пыли, разминали затекшие конечности и потирали отсиженные за день места. Конрад жестом подозвал Жуглет к себе. Виллем остался в седле. Вид у него был такой, что, возможно, на ногах он и не устоял бы. Его величество обеспокоенно посмотрел на рыцаря и тихо сказал Жуглет:

– Не отходи от него.

– А как же ваш Галахад и его добродетель? – спросила Жуглет, имея в виду наложенный на нее Конрадом запрет приближаться к Виллему.

– Я предпочту видеть живого Виллема, чем мертвого Галахада. И от тебя мне толку тоже мало, когда ты терзаешься, не зная, что с ним. Где он остановится?

Жуглет начала было отвечать… и смолкла. А потом начала снова.

– Виллем из Доля остановится в гостинице рядом с Вишневым Садом, – сказала она чуть более демонстративно, чем этого требовала необходимость.

Некоторые головы на мгновение повернулись в их направлении. В том числе и Павла.

Конрад кивнул ей с понимающим видом.

Она поклонилась его величеству, спустилась по ступеням и подошла к Виллему. Без всяких объяснений, не спрашивая позволения, взяла поводья Атланта и повела его со двора архиепископа, по узкой улице между высокой церковью и кладбищем, через широкий, выложенный булыжником рынок под названием Вишневый Сад, окруженный деревьями, красными от поспевающих ягод. Между двумя самыми большими деревьями открывался вход в лучшую гостиницу Майнца. Объявив, кого именно она сопровождает, Жуглет потребовала для них отдельную комнату, пусть даже совсем маленькую, – поскольку рыцарь нездоров, объяснила она. Устроив их со всеми возможными удобствами, хозяин принес фламандский суп с яичными желтками и сильно разбавленное белое вино для Виллема, у которого снова начался бред. Позже было слышно, как внизу хозяин умасливает тех постояльцев, чью комнату ему пришлось отдать Виллему из Доля.

На следующий день влажность еще больше повысилась. Линор напоминала сама себе лужу, заключенную в человеческую оболочку. Она оправилась от полученного вчера солнечного удара, зато сегодня едва могла дышать. У Жанетты была мазь на масляной основе, которой она смазала растрескавшиеся губы Линор, и это в общем помогало, если не считать того, что снадобье отвратительно пахло и привлекало тучи мух. Вода у них закончилась, пить из грязной реки они не решались – все были наслышаны о Рейне, – запасы еды тоже подошли к концу. Их окружала буйная зелень, но съедобными оказались лишь ягоды попадающихся время от времени диких вишен и земляники. Лещина и грецкие орехи еще не созрели, так же как и яблоки. Сквозь туман недомогания Линор смутно сознавала, что Жанетта справляется с трудностями несравненно лучше, и завидовала ее стойкости. Стыд и ревность пробуждали к жизни последние капли физических и моральных сил, помогая – непонятно, правда, как – не отставать от Эрика. Однако сейчас она снова начала терять решимость.

Прошедшую ночь они провели в гостинице к югу от Бориса, опасаясь, что в самом городе скверное состояние Линор может привлечь к ней ненужное внимание. Немецкое пиво, которое здесь пили вместо вина, заставило Линор содрогнуться, таким чужим показалось оно на вкус, таким кислым и мутным. В маленькую гостиницу набилось много народу в связи с недавно разразившейся хотя и кратковременной, но сильной грозой. Оглядываясь по сторонам на путешественников с севера и местных жителей, она снова испытывала ощущение чужеродности, но уже по другой, очень странной причине: среди постояльцев было много людей той же масти, что она и Эрик. В Доле они заметно отличались, в особенности Линор: именно светлые волосы придавали ей особое очарование. Однако половина здешних людей, включая женщин, выглядевших очень скромно, могли похвастаться бледной кожей, светлыми волосами и глазами; Линор не привыкла видеть такое вокруг себя, в особенности среди низших сословий. Как ее занесло в местность, где, даже одержав победу (что маловероятно), она не будет ничем особенно выделяться?

Потом она вспомнила с содроганием, каково это – быть прекрасной, непохожей на других и находиться в безопасности… взаперти в собственном доме. И тут же все их кошмарное путешествие показалось ей долгожданным глотком свободы.

30–31 июля

Ночью налетела недолгая, но сильная гроза. Жуглет собиралась не смыкать глаз, но, когда Виллем наконец крепко уснул, тоже задремала.

Ее разбудило прикосновение знакомых рук к лицу и волосам. Она открыла глаза и испустила вздох облегчения, увидев, что лицо Виллема приобрело обычный цвет. Он склонился над ней со свечой в руке.

– Удивительно, как это ты еще не залез мне под тунику, – сказала она.

– Это было бы проявлением невоспитанности.

Виллем поцеловал ее и улыбнулся. Она ответила на поцелуй, и его рука скользнула ей под рубашку.

– Но конечно, если тебе нравятся невоспитанные…

Нахмурившись, она покачала головой.

– Виллем, кризис еще не миновал. Нужно уходить отсюда. – Он недоуменно посмотрел на нее. – Весь смысл моего громогласного заявления, что ты остановишься здесь, состоит в том, чтобы никто не знал, где ты на самом деле. Теперь, когда ты в состоянии передвигаться на собственных ногах, нужно уйти куда-нибудь, где ты окончательно придешь в себя.

– Я уже пришел в себя. – Он взял ее руку и просунул себе под одежду. – Хочешь, докажу?

– Нет! – Она сердито отдернула руку. – Ты вовсе не пришел в себя, ты на пороге смерти.

Его пыл тут же угас. Он сел и покорно вздохнул.

– В какую игру мы играем на этот раз?

Виллем поставил свечу на пол. Руки у него дрожали. Он по-прежнему очень слаб, поняла она и прижалась щекой к его лбу, проверяя, нет ли жара.

– Тебя все еще лихорадит. До завтрашнего ужина ничего, кроме печеных груш.

– Это звучит так по-женски. – Виллем улыбнулся. – Мне нравится.

Она фыркнула, беспокойно теребя завязки своего кошелька.

– Черт знает что происходит сейчас во дворце архиепископа, а я не в курсе. Уверена, Альфонс и Павел снова плетут свои интриги – чтобы женить Конрада на девице из Безансона, чтобы наконец покончить с тобой, чтобы полностью перетянуть Маркуса в свой лагерь. И если Маркус в курсе, что ты получишь Имоджин, Бог знает, на что он способен, лишь бы помешать этому.

Виллем испустил стон, и она одарила его мрачным взглядом.

– Ну давай, говори. Покажи, как ты взбешен. Скажи что-нибудь вроде: «Иди, кто тебя держит? Не хочу, чтобы ты лишилась любимых развлечений, сидя тут, когда мне так плохо».

– Мне совсем не так уж плохо, – запротестовал Виллем и поцеловал ее в лоб. – И на протяжении всего путешествия было не так уж скверно, разве что когда я терял сознание. Тебе нужно, чтобы я был на пороге смерти? Пожалуйста! Но зачем это?

Жуглет оперлась на локти, оказавшись лицом к лицу с Виллемом.

– Пока ты стоишь на пороге Рая, но по эту его сторону, Павел не станет действовать. Поэтому ты останешься на пороге до тех пор, пока я все не улажу. Когда ты выздоровеешь, Павел сделает следующий ход, и я буду к нему готова. Но сейчас тебя нужно отвести в какое-нибудь безопасное, тайное место, чтобы лишить его возможности подослать убийцу с ножом, пока ты так слаб.