Текст книги "Месть розы"

Автор книги: Николь Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Конрад одобрительно рассмеялся.

– Жуглет, ты просто неприличен.

– Поистине, сир, она восхитительна. Я и сам соблазнил бы ее, если бы не боялся, что Виллем свернет мне шею. Она чиста, как свежевыпавший снег, целомудренна и невинна…

– Не стоит портить впечатления, чересчур увлекаясь гиперболами, – прервал Жуглета Конрад. – Как замужняя женщина может быть невинной? Она что, еще ребенок? Или просто холодна, как лед… ты к этому ведешь?

Жуглет пораженно уставился на него.

– Но она не замужем, сир. – И торопливо добавил, увидев непонимающее выражение на лице Конрада: – Ох нет, простите меня. Говоря «пара», я имел в виду, что они брат и сестра. Разве я этого не пояснил? Они родственники, и ни один из них не состоит в браке.

Конрад внезапно стал весь внимание.

– Сестра в высшей степени преданного рыцаря из Бургундии, и притом девственница?

– К сожалению, да, – ответил Жуглет. – Она даже не станет разговаривать с мужчиной, если брата нет дома. Однако в компании ведет себя так умно, что все присутствующие влюбляются в нее. И не просто местные мужланы, сир… высокородные сеньоры так и вьются вокруг нее, как я слышал.

– Тогда почему она не замужем?

– У нее нет наследства, я же объяснил. Они ухаживают за ней только с целью сделать любовницей, предлагая свое сердце, но не домашний очаг.

– Ах! – понимающе воскликнул Конрад: у него самого было множество любовниц.

– И она, и ее брат не хотят такого развития событий.

Пауза. Жуглет сменил позу, усевшись со скрещенными ногами рядом с креслом, и принялся вычерчивать круги на слое перегнивших березовых листьев и еловых иголок, покрывающем эту часть недостроенного двора.

– Но как мне кажется, рано или поздно брат отдаст ее кому-нибудь. Вокруг Линор столько шума, и она провоцирует неприятности – я сам видел аристократа, так ревностно добивающегося ее благосклонности, что он подрался с соперником. Дело даже дошло до ножа!

– Неужели нищая девушка, сирота, способна вызывать такой переполох?

– Полагаю, Виллем в конце концов сдастся, – рассчитанно небрежно бросил Жуглет, продолжая рисовать круги. – Ходят слухи о каких-то церковниках высокого ранга, которые тоже заинтересовались ею, хотя им по сану это и не дозволено. Кажется, не так давно в тех краях побывал ваш брат кардинал? У него ни одна наложница долго не задерживается. Уверен, церковь будет совсем не против, если он оставит свое семя в Бургундии. Бастарды становятся превосходными пешками. По-моему, ему нравятся блондинки?

Конрад слегка напрягся.

– На нее действительно приятно смотреть? И она настолько умна, что даже тебе с ней не скучно?

Жуглет кивнул и поднял на короля взгляд, исполненный благоговения.

– Она самое совершенное создание, которое я когда-либо встречал. Я бы отдал ей предпочтение перед любой дамой вашего двора… конечно, не сочтите это за оскорбление, сир. Это такая редкость – встретить женщину одновременно столь целомудренную и столь обаятельную. Целыми днями, сир, она сидит у окна – как прекрасен ее профиль в солнечном свете! – вышивая и напевая нежнейшим сопрано. Иногда мы даже поем дуэтом для ее брата. – Менестрель приложил руку к сердцу и испустил счастливый вздох, как бы в полусне. – И как изумительно от нее пахнет, сир! А кожа у нее, точно слоновая кость, лишь с едва заметным прикосновением розового тона. Ничего общего с почти неприлично ярким румянцем северных блондинок.

Император выпрямился в кресле с некоторым оттенком самодовольства на физиономии.

– Доль, говоришь? Это даже лучше Безансона. Это столица Бургундии, что ни говори. – Он снова обмяк. – Нет, Ассамблея ни за что не согласится. – Гримаса смирения тронула его губы. – Ладно, расскажи еще что-нибудь о ней. Осмелюсь предположить, ты сам влюбился.

Жуглет залился краской.

– Увы, она гораздо выше меня и заслуживает лучшей доли, чем та, что уготована ей судьбой. Они оба заслуживают – я имею в виду Виллема, ее брата. Если бы только у него были средства, чтобы участвовать в больших турнирах вроде того, который вы устраиваете в следующем месяце…

Это было слишком прямолинейно, и Жуглет в тревоге бросил изучающий взгляд на Конрада.

Однако тот заглотил приманку.

– Если ее брат способен побеждать на турнирах, он вполне может занять более высокое положение. – Конрад задумался, рассеянно стряхивая капли воды, упавшие с дерева над их головами. – И может стать первым рыцарем императора. Если его статус станет выше, то и ее тоже. А как только она займет достаточно высокое положение, Ассамблея, возможно, и не наложит вето на мой брак с ней.

– На ваш брак с ней? – как бы изумленно спросил Жуглет. – Сир, прошу прощения, но это абсурд. Что-то типа французского романса, где поется, как барон влюбился в пастушку.

– И барон женился на пастушке, невзирая на отсутствие приданого, – провозгласил Конрад. – Потому что у нее были другие достоинства.

– Но… но… Линор в жизни не покидала Бургундии и, как мне кажется, после десяти лет даже за пределы Доля не выезжала. Вряд ли она годится для королевских апартаментов.

– Ты сказал, что она очаровала тебя, – возразил Конрад, – и что у нее быстрый ум. Выходит, это ложь?

– Нет, сир, для своего положения она получила прекрасное образование, – торопливо заверил его Жуглет. – И разум у нее живой, как огонь. Но она ничего не знает о дворе и даже о мире за пределами своего дома. Несомненно, вам нужна женщина, разбирающаяся в политике и власти…

– Не нужно мне ничего такого. У меня есть Маркус, чтобы дирижировать двором, и собственная голова на плечах, чтобы править империей. Все, что мне требуется от жены, это сыновья и завистливые взгляды мужчин, когда мы будем появляться на публике. Ассамблея твердит в один голос, чтобы я женился побыстрее на ком-то из Бургундии, но при этом они не хотят, чтобы этот брак укрепил мою власть. Ты рассказываешь мне о практически безземельной девушке благородного происхождения из Бургундии, брат которой слепо предан мне и к тому же превосходный рыцарь. – Он безмятежно улыбнулся. – Все сказанное тобой наводит на мысль, что это лучший выбор. И вдвойне лучший просто потому, что не навязан знатью.

– Но… она занимает такое скромное положение.

– Если статус ее брата стремительно повысится, то и ее тоже.

– Но как такое возможно – чтобы статус ее брата стремительно повысился? – недоверчиво спросил Жуглет, затаив дыхание из страха сглазить удачу.

После семи лет подготовки и ожидания точно выверенного момента все происходило до нелепости легко. Может, от сильного тумана у его королевского величества произошло размягчение мозгов?

– Я приглашу его ко двору. – Конрад выглядел очень довольным собой. – И если твой рыцарь произведет на меня тоже прекрасное впечатление, что и на тебя, я посодействую ему с участием в королевском турнире в следующем месяце. Когда мы увидим, что он и впрямь настолько хорош, как ты говоришь, и сможет победить – перед всеми придворными, что очень важно, – Виллем из Доля станет героем. И тогда ничто не помешает его сестре стать принцессой. Никто и слова не посмеет сказать против моего брака с ней, в особенности если ее родословная подтвердится. Но даже если вельможи все равно ополчатся на нее, я, по крайней мере, обрету превосходного рыцаря из Бургундии, преданного исключительно мне.

Жуглет зааплодировал.

– Выходит, при любом раскладе вы выигрываете. Очень умно с вашей стороны, сир.

Глава 3
ПОСЛАНИЕ
Сочинение в форме письма

22 июня

Стропила скромного зала Виллема сотрясались от буйных, радостных мужских криков, которые редко раздавались в этом доме. И хозяин дома, и гости щеголяли синяками, но в искусстве притворной жажды крови сегодня бесспорным чемпионом был Виллем. Безудержное ликование было вызвано сообщением о том, что он устраивает импровизированный пир для всех рыцарей, принимавших участие в сегодняшнем турнире.

Застолье, конечно, экспромтом не являлось. Повар Виллема уже много дней ожидал этого события и был готов накормить гостей студнем и другими мясными блюдами. В радиусе нескольких миль никто не сомневался, что Виллем из Доля приведет свою команду к победе и, когда это произойдет, будет, как всегда, кормить и поить их. Однако он был человек скромный, и ссылка на якобы импровизацию дополнительно поднимала настроение, царившее этим вечером.

Виллем сидел за высоким столом, одетый в фамильные цвета – голубое и красное. Открытая часть лица между шлемом и бородой уже успела загореть. Эрик, одетый сейчас более скромно, тоже в цвета Виллема, подал ему ногу молочного поросенка. Рыцарь излучал ощущение расслабленного веселья, что было редкостью для него, как, впрочем, и подобного рода собрания в этом доме. Сегодня он выиграл много золота, заполучил для своей конюшни прекрасную серую кобылу и охотничью суку; также ему должны были отслужить три дня крепостные Совена из Полиньи.

Однако позже этим же днем он лишился своего железного шлема, и рыцарь, который завладел им – Ренард из Визола, – не хотел отдавать его ни за какой выкуп.

– Этот головной убор стоит в золоте вдесятеро дороже своего веса, – смеялся Ренард, водрузив шлем на копье и размахивая им, чтобы все обратили внимание. – Я второй рыцарь в Бургундии, но без шлема ты не можешь участвовать в турнирах, значит, я становлюсь первым!

Виллем, стараясь остаться в рамках благородного поведения, тоже улыбнулся, как бы признавая собственное поражение, но тут же велел Эрику попытаться выкупить шлем. Однако, вопреки всем усилиям, Ренард отказался продать его.

Сейчас, правда, Виллем об этом не думал, позволив себе, по крайней мере, радоваться возможности устроить на заработанные деньги сегодняшний праздник. Между тем, быстро произведя подсчеты, он пришел к выводу, что на пир уйдет почти все выигранное. Ну и что? Финансовые проблемы не помешают ему получать огромное удовольствие от уважения и понимания, которое проявляют его рыцари и их люди. Жаль только, что Жуглета нет с ними: местные артисты на его фоне выглядели бледно.

В небольшом, обшитом деревом зале находилось около двух дюжин рыцарей со своими оруженосцами; по большей части они уже изрядно набрались. Служанки, нанятые в городе по случаю праздника, все сплошь были молоденькие и подозрительно хорошенькие. Поначалу это даже неприятно поразило Виллема. Однако девушки знали свое дело. Флиртовали, конечно, но были прилично одеты, прислуживали с достойным восхищения проворством, а если и подрабатывали немного на стороне, то делали это тихо, быстро и, что важно, за конюшнями. В результате в зале сохранялась атмосфера вполне благопристойного, разве что пьяного разгула.

Откинувшись в резном дубовом кресле, Виллем с улыбкой отеческого удовлетворения наблюдал за пирушкой. Общий гвалт немного стих, когда подали огромное количество нашпигованных цыплят в остром соусе, так обильно политых жиром, что они запросто проскальзывали в глотку без разжевывания.

– Прошу прощения, господин. – Рядом с Виллемом возник мальчик, приставленный к двери. – Прибыл всадник с сообщением для вас. Говорит, скакал три дня, чтобы доставить его.

Виллем не знал никого живущего на расстоянии трех дней пути, кого еще не было бы на этом празднике.

– Приведи его сюда.

Мальчик вышел. Виллем почувствовал, как кто-то прикоснулся к его плечу, оглянулся и увидел мать, почти неразличимую в полумраке в своем сером вдовьем одеянии. Она устремила на него взгляд, смысл которого ему сразу же стал ясен.

– Нет, госпожа, – с извиняющейся улыбкой негромко сказал он. – Линор знает, что ей нельзя спускаться, пока в зале столько пьяных холостых мужчин. Обещаю сразу же рассказать новости, если они окажутся интересными.

Мария кивнула и растворилась в полумраке кухни.

Виллем и все, кто слышал сообщение юного привратника, ожидали, что посланец после трех дней пути окажется запыленным, голодным и измотанным. Однако молодой человек, в лучах закатного солнца вошедший в зал, был так изящно одет, так любезен в обращении, спокоен и собран, что шум голосов мгновенно сменился тишиной. Мужчины не сводили с него восхищенных глаз, пока он пересекал комнату: лицо чистое, черные волосы и бородка аккуратно подстрижены и, что в особенности удивительно для человека, проведшего три дня в пути, на отделанной горностаем накидке ни следа пыли. Если не считать этой роскошной накидки, курьер был одет так же, как любой рыцарь в комнате, но держался с достоинством, о котором большинство из них могли лишь мечтать.

– Достойный рыцарь, – произнес он на бургундском наречии с немецким акцентом и поклонился Виллему с изяществом, свидетельствующем о большой практике. В затянутой в кожаную перчатку руке он держал свиток. – Вы Виллем из Доля, хозяин этого дома?

– Да, – настороженно ответил Виллем. – Кто вы и с какой миссией прибыли? – И потом, не сумев сдержаться, добавил: – Вы в такой прекрасной форме после трех дней пути.

– Я остановился в гостинице в Доле. Прибыл задолго до того, как колокола пробили вечерню, и, прежде чем идти к вам, помылся и сменил одежду. – Увидев непонимающие взгляды Виллема и остальных, он любезно объяснил: – Хозяин оплачивает мои дорожные расходы и очень щедр во всем, что касается моих удобств.

Это заявление еще больше поразило собравшихся в зале провинциалов – посланец, которого так балуют, находился за гранью их воображения. Молодой человек понял это, но не подал виду и снова низко поклонился Виллему.

– Я немного отвлекся, позвольте перейти к делу. Я – Николас из Швабии, принес вам приветствия от моего господина… – Грациозным движением он откинул полы накидки, и взорам собравшихся открылась желтая туника с черным орлом на ней. – Его величества короля и императора.

Эта часть работы больше всего нравилась Николасу, и Виллем в полной мере оправдал его ожидания, потрясенно разинув рот. Сидящие за столами разразились изумленными возгласами. Николас протянул Виллему свиток, запечатанный золотым листком. Виллем взял его и внимательно осмотрел печать. Действительно из золотой фольги, она с помощью воска была прикреплена к листу бумаги (между прочим, прекрасной льняной бумаги). Маленькое изображение орла на печати в точности соответствовало вышитому на груди Николаса. Виллем почти страшился сломать ее.

– Его величество приглашает вас прибыть ко двору, – пояснил Николас, заметив колебания Виллема.

Это сообщение так напугало Виллема, что он протянул свиток Эрику, который, в свою очередь, восхищенно уставился на золотую печать.

– Что? – стараясь не выглядеть совсем уж глупо, спросил Виллем. – Будьте любезны, повторите сообщение.

Николас снова поклонился.

– Его величество император призывает вас в Кенигсбург, где этим летом соберется весь его двор. Он рассчитывает, что вы прибудете как можно быстрее. – Заметив, что Виллем все еще ничего толком не понимает, он успокаивающе добавил: – Вас ни в чем не обвиняют, господин. Король слышал хорошие отзывы о вашей рыцарской доблести и намерен рассмотреть возможность включения вас в свою свиту.

В зале воцарилось молчание. Едва не задохнувшись, Виллем издал сдержанный, недоверчивый смешок.

– Я ошеломлен, хотя, конечно, остаюсь покорным слугой его величества.

Он абсолютно не имел понятия, что надо делать в таких обстоятельствах.

– Я должен отправиться в путь немедленно?

Он встал. Некоторые гости из числа тех, кто еще мог держаться на ногах, поднялись тоже и окружили его, удивленно таращась на золотую печать.

Николас с улыбкой вскинул руку.

– Его величество любит добрые пиры и, конечно, не захотел бы испортить вам радость этого праздника. Давайте начнем готовиться к отъезду утром.

– Присоединяйтесь к нам, – горячо воскликнул Виллем, смущенный тем, что не сразу сообразил проявить радушие. – Пожалуйста…

Он дал знак управляющему найти еще один стул. Обретя наконец ясность мышления, рыцарь перешел на немецкий.

– Сейчас как раз собирались подавать хлебный пудинг с корицей, которым так знаменит мой повар. И потом, конечно, останьтесь на ночь, как мой почетный гость.

– Что касается угощения, благодарю вас и принимаю предложение с удовольствием, – с улыбкой согласился Николас. – Но на ночь не останусь… меня ждет удобная комната в гостинице. – Понизив голос, он добавил: – И очень приятная компания.

– А-а… – Виллем вежливо улыбнулся. – Понимаю. Может быть, вы вернетесь к нам завтра пораньше? Мы будем рады видеть вас во время мессы. Часовня у нас скромная, но капеллан говорит хорошо.

– С удовольствием присоединюсь к вам, – ответил Николас, изящно опустившись на принесенный управляющим кожаный стул.

На следующее утро, к тому времени, когда семейный священник заканчивал мессу, немногочисленные крепостные Виллема, понимая значительность императорского посланца, старательно уничтожили последствия вчерашнего разгула и всего, что ему сопутствовало. Рыцари развлекались, как могли: пили, ели, предавались плотским утехам, и еще на рассвете зал, двор и пространство вокруг конюшни были усыпаны остатками вчерашнего пиршества. Однако к тому времени, когда колокол прозвонил к заутрене, все приобрело обычный аккуратный, почти аскетический вид.

Николас, не терявший даром времени в гостинице, но успевший после этого привести себя в порядок, явился к завтраку, состоящему из остатков вчерашнего хлеба, которые макали в подливку. Он поел вместе с хозяином, рассказывая о том, как будет протекать их путешествие и кого, с учетом всех обстоятельств, Виллем должен взять с собой. По мере того как рыцарь слушал его рассказ, глаза у него все больше округлялись. Он должен был прихватить с собой целую свиту: всех своих оруженосцев, потребное количество слуг и мальчиков-пажей. Он пробормотал нерешительно, что может взять лишь одного слугу и двух мальчиков-пажей, а оруженосец у него только один, Эрик. Ему также полагалось взять с собой доспехи и по крайней мере одно парадное одеяние (тут проблем с выбором не возникало, потому что парадное одеяние у Виллема было всего одно).

По словам Николаса, путешествие будет легким, если не случится теплового удара, или лихорадки, или нападения разбойников, а может, кабанов. Им предстоит почти все время скакать вдоль реки Дубс, без необходимости где-либо пересекать ее вброд, сначала в западном направлении с небольшим уклоном на север, а потом по самым южным предгорьям Вогез. Виллем знал эту местность благодаря своему участию в турнирах. Как и в Доле, климат там был умеренный, растительность прекрасная, хотя пышные девственные леса уже заметно пострадали от возрастающей жадности баронов. Большие лесные участки были вырублены, превратившись в виноградники и поля, где выращивали зерно и пасли домашний скот.

Дальше с севера на юг тянулась плоская болотистая долина Рейна, довольно протяженная и с востока на запад. Несколько дней, объяснил Николас, они будут скакать вдоль ее западного края, следуя старыми, но приведенными в порядок торговыми дорогами, на несколько ярдов возвышающимися над топкой равниной, – дорогами, неуклонно ведущими на север, хотя сам Рейн течет к Северному морю довольно извилистым путем. Замок Кенигсбург находится к западу от речной долины, на вершине горного утеса; у его подножья на расстоянии половины мили лежит город Селестат, уютно раскинувшийся среди холмов, соединяющих долину Рейна и Северные Вогезы. Комната в лучшей гостинице Селестата уже была заказана, хотя Виллем плохо представлял себе, кто оплатил ее.

Покончив с завтраком, Виллем распорядился, чтобы его управляющий занялся организацией путешествия. Послали за Эриком. Все немногочисленные слуги – за исключением служанки Линор – принимали участие в подготовке; пришлось привлечь даже тех, кому полагалось косить траву. Николас небрежно заметил, что много брать с собой не следует, поскольку в замке и городе при нем можно купить все, что потребуется. Виллем не видел смысла объяснять, что такого рода покупки вряд ли ему по карману.

Отдав все необходимые распоряжения, Виллем пригласил Николаса пройти через маленький, залитый солнцем двор к задней части дома.

– Позвольте представить вам единственное, что составляет сокровище этого дома, – сказал он, испытывая страстное желание доставить удовольствие слуге его величества.

В чем, в чем, а в одном он не сомневался: знакомство с сестрой принесет огромную радость любому мужчине. Постоянное кокетство Линор огорчало его, пока он не понял – на это обратил его внимание Жуглет, – что для Линор весь смысл кокетства в том, чтобы никогда не уступать никакому поклоннику.

Они поднялись по наружной деревянной лестнице над конюшней и остановились на маленькой площадке перед резной деревянной дверью. Виллем сделал шаг в сторону и придержал дверь для своего гостя, сожалея, что у него нет для таких целей мальчика-пажа.

Длинная и узкая женская комната тянулась вдоль южной стены поместья. Сквозь выходящие на юг окна вливался ослепительно яркий солнечный свет; из них открывался вид на заросшие травой поля, а с реки Дубс тянуло теплым ветром. Николас отметил про себя, что для такого скромного дома эта комната отделана просто роскошно. Сразу чувствовалось, что здесь живут женщины: цветочные узоры перетекали с оконных занавесей на гобелены и драпировки обеих кроватей, украшали резным кружевом кресло и стол. На крышках разрисованных цветами сундуков стояли симпатичные безделушки, и почти все свободные поверхности были заняты драгоценностями. Имелись тут и несколько позолоченных, но пустых клеток для птиц. На шестах для одежды висело столько нарядов, сколько сестре бедного рыцаря, казалось бы, ни к чему. У большого среднего окна, прикрытого льняной занавеской, защищающей от прямого солнца, сидели две женщины. Старшая была одета очень просто, во что-то темно-серое. Младшая же, блондинка, оказалась одной из самых прелестных женщин, каких Николасу доводилось видеть. Они вышивали, склонившись над пяльцами. Как только дверь открылась, вскинули взгляд очень похожих ярко-зеленых глаз, улыбнулись Виллему, но при виде гостя на лицах обеих возникло встревоженное, почти испуганное выражение. Женщины поспешно отложили пяльцы и встали.

– Николас, это дамы моего дома, – с оттенком гордости сказал Виллем. – Наша мать, Мария, и моя сестра и подопечная Линор. Сударыни, это Николас из Швабии, посланец великого императора.

Прежде чем лечь спать этой ночью, он послал им краткое сообщение о потрясающих новостях и золотую печать со свитка. К данному моменту Линор сумела справиться со своим волнением.

Николас поклонился сначала матери, потом дочери. Они присели в реверансе, опустив взгляд.

– Это большая честь для меня, – вкрадчиво произнес Николас, – быть приглашенным в ваши личные апартаменты.

Линор улыбнулась и заговорила на превосходном аристократическом немецком, на чем всегда настаивал Жуглет.

– Это для нас честь принимать вас. Здесь, у себя, мы редко видим гостей. Мой брат известен тем, что очень бережно охраняет нас.

– Это превосходно характеризует как его, так и вас. Тем приятнее для меня оказаться здесь.

Николас снова поклонился.

– Все, чем я владею, в распоряжении императора, – горячо откликнулся Виллем.

– Уверен, этого император от вас не потребует, – любезно ответил Николас. – Но ему было бы приятно обнаружить такую преданность, в особенности в этом уголке империи.

– Не посидите ли с нами?

Линор протянула ему изящную руку.

На ней был один из ее любимых нарядов, сшитый из ярко-зеленой ткани, изготавливаемой в Генте, – подарок какого-то фламандского рыцаря, чье имя она даже не потрудилась запомнить. Рукава расширялись к запястьям и замысловато, даже чуть нелепо ниспадали изящными складками почти до пола. Что-либо делать в таком одеянии – даже вышивать – было довольно затруднительно, но сегодня Линор это мало волновало, поскольку туника как нельзя удачно подчеркивала зеленый цвет ее глаз. Николас улыбнулся, склонил голову и поцеловал протянутую руку, не коснувшись ее ни пальцами, ни губами.

– Пожалуйста, займите мое место. – Линор указала на сиденье с лежащей на нем подушкой. – Не желаете ли освежиться? У нас превосходные вина. Лизель, – обратилась она к служанке, даже не взглянув в ее сторону, – принеси графин и кубок для нашего гостя.

Девушка без единого слова вышла.

– Как прошло ваше путешествие? – продолжала Линор, опустившись на парчовую подушку у ног Николаса, в скромной позе, которая тем не менее сознательно открывала обозрению верхнюю часть платья и то, что находилось под ним.

Николас, привыкший к подобным ухищрениям при дворе Конрада, где он сталкивался с гораздо более откровенным поведением, тем не менее был очарован ее кокетством.

– Без каких-либо происшествий, то есть очень хорошо, благодарю вас. – Он огляделся. – Ваша комната прекрасно обставлена, моя госпожа.

Линор улыбнулась.

– Спасибо. Здесь почти все – подарки от наших друзей. В клетках, конечно, поначалу были птицы, но я отпустила их на свободу. Мне больно видеть живые создания в клетках.

Она бросила на брата быстрый многозначительный взгляд и, снова обратив все внимание на Николаса, с доверительной улыбкой указала на одну из постелей.

– А это дар господина из Оксона, который ухаживал за мной, хотя и был женат. Мой брат не хотел принимать такое подношение и настаивал, чтобы тот забрал его обратно, но на следующий день его светлость был убит на турнире. Мы отдали постель нашей матери, считая, что для меня спать в ней было бы не совсем уместно.

– Очень разумно, моя госпожа, – улыбнулся Николас. Он кивнул в угол, где на эмалированном столике – почти как на алтаре – лежал старый фидель. [3]3
  Фидель – средневековый струнный смычковый инструмент, прародитель скрипки.


[Закрыть]Под струнами, между плоской подставкой и грифом, проступало уже поблекшее изображение императорского орла. – Вы музицируете?

– Я, конечно, играю на псалтерии, [4]4
  Псалтерий – средневековый многострунный щипковый музыкальный инструмент (разновидность – гусли).


[Закрыть]– небрежно обронила она, но потом заметила, куда был устремлен его взгляд, и улыбнулась. – А-а, да, этот фидель. Его оставил менестрель, который пытался научить меня играть на нем. Его патрон подарил ему другой, гораздо лучше. Но боюсь, к этому у меня нет способностей.

– Однако моя сестра прекрасно поет, – вмешался в разговор Виллем. – Линор, не доставишь ли удовольствие нашему гостю?

– Подумай, какую жизнь он ведет, Виллем. – Линор махнула рукой, как бы считая эту идею не стоящей обсуждения. – Он постоянно видит выступления артистов, развлекающих самого императора. После этого заставлять его слушать мое неумелое пение… это только поставило бы нас с тобой в неловкое положение.

Она томно улыбнулась Николасу с таким выражением, которое он объяснил для себя как: «Знаю, что мой голос очарует тебя, но прежде ты должен убедиться в моей скромности».

– Сочту за честь послушать пение прекрасной дамы, – сказал он.

Девушка просияла, явно довольная.

– Конечно, я не могу отказать посланцу императора. Тут принесли вино. Линор сама угостила Николаса, снова опустилась на свою подушку, взяла резной псалтерион и запела:

 
Вдали любимого окошко
Ласкает легкий ветерок…
 

Николас слушал, получая спокойное удовольствие от сочетания поистине невинной улыбки Линор и ее откровенной физической привлекательности. Он бросил взгляд на мать, Марию, сидящую напротив него у окна. Она с удовлетворенным видом вернулась к своему вышиванию, негромко, без слов подпевая Линор.

– У вас прекрасные дети, сударыня, – наклонившись к ней, сказал Николас.

В ответ губы Марии слегка дрогнули, и она кивнула головой в знак того, что принимает похвалу.

 
Ах, я не знала, не гадала,
что милый может изменить, —
 

пела Линор очень приятным, хотя и не безупречным голосом.

 
Во всем ему я потакала,
О бог любви, как дальше жить?
Твоя раба немного просит:
Его разочек увидать
И ту башку, что шляп не носит,
Своей рукою оторвать, —
 

со сладкой, как мед, ухмылкой закончила она.

Виллем состроил гримасу и бросил на нее осуждающий взгляд, но Николас рассмеялся.

– Именно так наш менестрель Жуглет исполняет эту последнюю строфу, – лукаво заметил он, поняв наконец, чей обшарпанный фидель лежит на столе.

Лицо Линор расплылось в широкой улыбке.

– Жуглет! – восхищенно воскликнула она. Николас кивнул.

– Брат, ты слышишь? Я знала, что все это, так или иначе, дело рук Жуглета!

Виллем, без единого слова, продолжал изображать вежливый интерес. Линор перевела взгляд на Николаса.

– Жуглет написал обо мне несколько песен. Хотелось бы знать, пел ли он их когда-нибудь его величеству?

Николас широко распахнул глаза.

– Так это были вы? Жуглет известен своими романтическими песнями почти в той же мере, что и своими романтическими подвигами…

– Романтическими подвигами? Жуглет?!

Виллем, вопреки собственному желанию, рассмеялся.

Линор нахмурилась.

– О да, – со знанием дела кивнул Николас. – Хотя наш менестрель еще не достиг подлинной зрелости, в нем уже есть нечто такое, что заставляет женщин терять голову. Соперники яростно завидуют ему. Повзрослев, он наверняка будет пользоваться дурной славой. В еще большей степени, чем сей час, я имею в виду. – Заметив по выражению лица Линор, что его слова не доставляют ей удовольствия, он добавил дипломатично: – Однако есть только одна прекрасная дама, которой он посвящает свои стихи, но о чьем имени всегда умалчивает… известно лишь, что она блондинка из Бургундии. Осмелюсь предположить, что это вы и есть. Линор, по-видимому, успокоилась.

– Только одна? – спросила она с очаровательным видом оскорбленного достоинства.

– Только одна. И теперь, увидев вас, я понимаю, почему именно вам отдано его сердце.

Линор улыбнулась.

– Пока его сердце принадлежит мне, остальное меня не волнует. При дворе его величества, должно быть, много замечательных людей – судя по тем двум, которых мы теперь имеем честь знать.

Эта лесть, такая очевидная и тем не менее такая приятная, вызвала на губах Николаса улыбку. Жуглет, что вполне предсказуемо, имел прекрасный вкус – Конраду понравится эта женщина. Она может составить приятную компанию и не станет своевольничать.

Так Николас думал до тех пор, пока им с Виллемом не настало время отправляться в путь.

Мария, ее капеллан и пожилой управляющий сошлись в зале для последнего разговора с озабоченным Виллемом. Он заверил их, что Эрик выделил людей для охраны поместья. Дал указание управляющему постоянно ворошить зерно и кормить его сокола, а каждый вечер, прежде чем лечь спать, надежно запирать дом; попросил мать не забывать о том, что в сухую погоду нужно проветривать меха и белье; а капеллан каждое утро после мессы должен раздавать в деревне милостыню. Виллем напомнил каждому о необходимости делать то, что они делали с тех пор, как он появился на свет, и все с улыбкой пообещали не забывать его наставлений.

Дожидаясь момента официального прощания, Линор вышла через задние ворота на плодородную речную равнину, где трава уже была низко скошена для домашнего скота. Ей хотелось вдохнуть свежий запах полей и поиграть с собаками, бросая им палку. У Линор был редкий тип нежной, просвечивающей кожи, которая выглядела так, будто летнее солнце способно сжечь ее или, по крайней мере, усыпать веснушками. Беспокоясь за дочь, Мария подошла к задним воротам, чтобы позвать ее домой.