Текст книги "Месть розы"

Автор книги: Николь Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Дай ей еще несколько минут, – крикнул Виллем матери с берега реки, где он со своими слугами дожидался Эрика. – Может, пройдет много времени, прежде чем она снова вырвется на свободу.

Линор замерла с палкой в руке. Щенок нетерпеливо плясал вокруг ее ног, дожидаясь, когда она бросит ему игрушку. Девушка была так ошеломлена, что просто сунула малышу палку, и тот схватил ее, явно разочарованный.

– Дорогой брат, – произнесла Линор угрожающим тоном, тем самым, за которым обычно следовали неприятности. – Твои слова почти наводят на мысль о том, что ты собираешься запереть меня в доме на все время своего отсутствия.

Без единого слова Виллем передал поводья Атланта Эрику и зашагал в сторону Линор, примирительно вскинув руки. Она попятилась с выражением ужаса на лице.

– Нет, – сказала она негромко, но яростно. – Ты не можешь так поступить, Виллем. Абсолютно немыслимо думать, что тебе удастся запереть меня в доме на несколько месяцев. Я и без того проторчала тут достаточно долго, пока ты всю весну развлекался на своих проклятых турнирах.

– Турниры – единственная возможность улучшить наше положение, сестра. – Виллем продолжал осторожно приближаться к девушке, отступавшей к воротам. – Линор, не существует другого способа обеспечить твою безопасность.

– Ты можешь доверять мне! – закричала она. – Можешь быть уверен, что я сама запрусь в доме, если придет какой-нибудь мужчина. Сколько их посещало нас, пока тебя тут не было? И какую часть своей жизни я должна провести взаперти?

– Ты говоришь так, словно это тюрьма. – Виллем остановился, опасаясь, что, пятясь, она наступит на свои нелепые рукава и упадет. Краем глаза он, к собственному огорчению, заметил, что к задним воротам приближается Николас, с любопытством наблюдая за происходящим. – В твоем распоряжении почти весь дом и весь внутренний двор.

– Весь внутренний двор! – с горечью повторила она и неожиданно метнулась в сторону, собираясь, по всей видимости, проскочить мимо Виллема. – Двор тридцати шагов в поперечнике, где все лето воняет навозом! Нет, я не согласна. Лучше отправь меня в женский монастырь на время своего отъезда, там я и то буду свободнее.

– Линор, – с огорчением сказал он, протянув руки в попытке остановить сестру, но она проскользнула мимо и бросилась бежать, вскинув руки, чтобы не наступить на рукава и одновременно придерживать венок на голове.

Она бежала так, словно надеялась обрести крылья и взмыть в небесную голубизну или – что более соответствовало реальности – броситься в темную реку.

– Кто-нибудь, остановите ее!

Услышав этот крик, Эрик с готовностью спрыгнул с коня и бросился через поле к Линор. Она попыталась увернуться от него, но он оказался проворнее и, главное, явно испытывал Удовольствие от того, что теперь у него есть повод крепко обхватить ее руками.

– Отпусти меня, – прошипела она, пытаясь вырваться из его объятий. – Твое дыхание отдает тухлой горчицей.

– Вы проявляете неуважение к моему вассалу, своему господину и брату, – ответил Эрик очень тихо, что давало ему возможность приблизить свою прыщавую физиономию к ее изящному, словно фарфоровому личику. – Не забывайте, вы ведете себя недостойно на глазах у посланца императора.

– Будь проклят император, – прошипела она, однако не так громко, чтобы Николас услышал.

– Кузина! – воскликнул Эрик.

Линор в ярости стряхнула свой венок на жнивье. Услышав за спиной шаги брата, она закричала уже в полный голос:

– Будь проклят император! И будь проклят его напыщенный маленький посланец! И больше всего, Виллем, будь проклят твой драгоценный Жуглет. Передай, что я плюну ему в лицо в следующий раз, когда увижу. Передай, что я буду держать взаперти его самого, просто потому, что мне так вздумалось…

– При чем тут Жуглет? – недоуменно спросил Эрик.

Он понимал, что теперь, когда подошел брат Линор, нужно разжать руки и отпустить ее, но не мог заставить себя сделать это: она так приятно пахла.

Виллем махнул рукой, словно все это не имело никакого значения.

– Мы не знаем, почему Конрад послал за мной. Вот Линор и решила, что за этим стоит Жуглет.

– Передай этому тупому ублюдку, что я залеплю ему все лицо грязью в следующий раз, когда увижу. Для тебя-то все оборачивается прекрасно – ты уезжаешь навстречу приключениям. Я не могу в них участвовать, что само по себе плохо, но засадить меня под замок, сделать совсем уж жалкой и несчастной – такой радости я тебе не доставлю.

С терпением, скорее уместным даже не для брата или отца, а для деда, Виллем кротко сказал:

– Линор, почему бы нам не обсудить все это наедине? Уму непостижимо, зачем тебе нужно вести себя столь невыдержанно при посланце императора.

Она состроила ужасную гримасу и тяжело вздохнула, уступая.

– Только ты и я. – Она кивнула в сторону ворот. – Вон там.

– Да.

Виллем сделал Эрику знак освободить ее, что тот и выполнил с явной неохотой.

Они сидели за столом, все еще накрытым для обеда, оба недовольные друг другом. Мать в тревоге суетилась неподалеку, не спуская с них глаз, но не вмешиваясь.

– Я давно не ребенок, – начала Линор.

– Тогда и веди себя как взрослая. А если уж на то пошло, защита требуется тебе именно потому, что ты взрослая женщина.

– Лицемер! – воскликнула она. – Вдове Сунья защита не требуется, и тебя это вполне устраивает. Разве не так?

В первый момент Виллем так растерялся, что не сразу нашел слова.

– Как раз поэтому я и знаю, что может делать женщина, если предоставить ее самой себе…

– Но я не такая, как она, я не шлюха, – с вызовом заявила Линор.

– Не смей говорить о госпоже Сунья в таких выражениях, – резко ответил брат, задаваясь вопросом, откуда ей все известно.

– Ты помогаешь охранять ее хозяйство, а она платит тебе за это, пуская к себе в постель, – нетерпеливо сказала Линор, на которую явно не произвела впечатления резкость Виллема.

Он залился краской, не из-за самого факта, а потому, что было неожиданно услышать такие слова из нежных уст младшей сестры.

– Личная жизнь госпожи Сунья не имеет отношения к нашему разговору, Линор.

Издав разочарованный смешок, она решила не углубляться в эту тему, понимая, что ничего таким образом не выиграет. И перешла к новой тактике.

– Мы оба знаем, почему ты так поступаешь, – сердито сказала она. – Ты думаешь, что, если перестанешь приглядывать за мной, я снова начну нарываться на неприятности. Но это произошло десять лет назад, Виллем. Я была ребенком.

Он состроил гримасу.

– Линор, пожалуйста, не стоит ворошить…

– Когда ты прекратишь наказывать меня за детскую ошибку? Могу я поинтересоваться, сколько времени ты будешь держать меня на коротком поводке из-за одного-единственного несчастного случая?

– Несчастного случая? – взорвался Виллем. – Нас тогда едва не убили. И, ради бога, эта бедняжка…

Он резко оборвал сам себя.

– Теперь в мои планы совсем не входит отправляться в Орикур и затевать ссору с кем бы то ни было. С какой стати? Я просто хочу иметь возможность выходить за ворота и гулять вдоль реки.

Виллем обмяк в кресле, страстно желая, чтобы он уже был в пути.

– Линор…

Он вздохнул, не зная, что и сказать.

– Как, по-твоему, отреагирует Жуглет, когда узнает, что ты запер меня здесь одну?

Виллем рассмеялся.

– Скорее всего, примчится сюда, чтобы разделить с тобой одиночество.

– Я серьезно. Если это все и впрямь его затея, а я думаю, что так оно и есть, и он признается в этом, ему будет неприятно узнать, что он стал причиной моих страданий. Не давай своему другу повода для этого. – Она улыбнулась, довольная тем, что в конце концов нашла веский аргумент. – Сделай это ради Жуглета.

Виллем, машинально постукивая ногой по полу, вздохнул так тяжко, как будто от его решения зависела судьба мира.

– Ладно, – сказал он наконец. – Только с тем условием, что тебя будут сопровождать люди Эрика, которых он прислал для охраны дома. Под твое честное слово.

Линор удовлетворенно хлопнула в ладоши, вскочила и поцеловала брата в щеку.

– Но если у меня появятся основания подозревать, что ты хоть раз нарушила нашу договоренность, – продолжал он, не сумев сдержать улыбки при виде того, как быстро ему удалось вернуть себе ее расположение, – тогда на этом все. Второго шанса я тебе не дам. Буду держать под башмаком, пока не сумею выдать замуж.

Она прижала руку к сердцу и пообещала с улыбкой:

– Я буду беречь свое целомудрие, как если бы день моей свадьбы был уже назначен.

Глава 4
EXEMPLUM [5]5
  Exemplum (лат.) – по образцу.


[Закрыть]
Глава, которая информирует

27 июня

– Шах и мат, сир, – извиняющимся тоном сказал Маркус.

Жуглет, сидевший в нише у окна прекрасной королевской гостиной в замке Кенигсбург, захихикал, правда уважительно.

Конрад, облаченный в расшитый золотом домашний халат, уставился на доску, словно в голове у него не укладывалось, что Маркусу это и в самом деле удалось.

– Как это получается, что ты единственный, кто обыгрывает меня в шахматы?

– Возможно, я недостаточно хорошо играю и не способен рассчитать проигрышную партию, ваше величество, – скромно ответил Маркус.

Конрад рассмеялся.

– Выходит, все остальные могут победить меня, но ведут игру таким образом, чтобы создать впечатление, будто проигрывают? Получается, что я хуже всех играю при дворе в шахматы, а ты второй с конца.

– Я просто констатирую тот факт, сир, что проигрываю всем остальным, а вы проигрываете мне. Альфонс из Бургундии, которому вы всегда делаете мат в пределах двадцати ходов, на самом деле один из лучших игроков, которых я знаю.

Ткнув себя пальцем в грудь, Конрад с веселым самодовольством спросил:

– Тогда как ты объяснишь, что такой скверный шахматный игрок силен в стратегии при дворе и на поле боя?

Он сделал пажу знак отрезать кусок сыра и опустил руку, чтобы погладить любимую собаку, со счастливым видом дремлющую около его кожаных тапочек.

Жуглет опустил инструмент и расслабился.

– О, это очень просто, сир. Многие великие воины не умеют мыслить отвлеченно. Им требуется реальная ситуация, чтобы сообразить, как действовать дальше. Виллем из Доля, к примеру, не может обыграть в шахматы даже собственную мать, и тем не менее он…

– Довольно странно, что ты то и дело ссылаешься на этого знаменитого Виллема, а мы почему-то никогда о нем не слышали, – перебил его Маркус.

– Ты просто завидуешь, потому что твои лучшие дни уже позади, – сказал Конрад.

– И еще он такой подозрительно щедрый, – заметил Маркус.

– Я отказываюсь рассматривать это как недостаток, – засмеялся Конрад. – По правде говоря, приятно сознавать, что, кроме самого императора, в империи есть еще хотя бы один человек, у которого щедрость вошла в привычку.

Непонятно почему, но слово «щедрость» заставило Маркуса вспомнить доверчивое выражение на лице Имоджин, когда он впервые полностью раздел ее. Тряхнув головой, он отогнал это видение.

– Сир, при всем моем уважении, любой поверит, что вы в состоянии проявить щедрость, когда будете хозяином праздника по окончании турнира, но рыцарь, который может позволить себе иметь лишь одного оруженосца…

– Ох, перестань, Маркус, – весело сказал Конрад, с удовольствием поглощая сыр. – Жуглет, Маркус стал таким раздражительным, и мы оба знаем почему. Поэтому давай-ка пойди и позови сюда моего дядю… Вина, – приказал он другому пажу.

– Направляясь сюда, я встретил графа, ваше величество. Думаю, он отправился на поиски плотских удовольствий, – ответил менестрель, не желая покидать насиженное местечко около окна.

Замок Кенигсбург имел заслуженную репутацию холодного и сырого, но в летнее время, да еще у окна, выходящего на южную сторону, находиться в нем было очень приятно. Дул теплый ветер, и сверху открывался прекрасный вид на предгорья, уходящие к долине Рейна.

– И при этом он воротит нос от моих невинных летних развлечений, как будто в них принимает участие сам дьявол, – с видом праведника заметил Конрад.

– Мне кажется, ваш дядя предпочитает удовлетворять свою похоть в более грубой форме, – сказал Жуглет и добавил с отвращением: – Он просто берет кухарок, и все дела.

– А-а… – без всякого интереса протянул Конрад. – Ну, тогда пойди поищи его на кухне.

Паж между тем нацедил мозельского из меха в толстый стеклянный кубок, протянул королю, и тот одним глотком осушил его, нетерпеливым жестом давая понять музыканту, чтобы он отправлялся, куда ему сказано. Жуглет неохотно поднялся с полосатых подушек, прошел мимо обоих мужчин и покинул комнату.

– Я всегда обыгрываю Жуглета в шахматы, – помолчав, задумчиво произнес Конрад.

– На самом деле нет, – отозвался Маркус.

Конрад с сожалением усмехнулся.

– Знаю.

Маркус вертел в руке черного шахматного слона, чья остроконечная голова ощущалась под его пальцами почти как сосок Имоджин. Увлекшись, он едва не поднес фигурку ко рту.

– Если вы вызвали Альфонса по той причине, по которой я думаю, благодарю вас, Конрад.

Король покачал головой и широко зевнул, потирая лицо.

– Пока рано благодарить. Я не собираюсь требовать, чтобы он назначил дату бракосочетания. – Заметив огорчение Маркуса, он спросил с раздражением: – Ох, ради Христа, ты же не сделал ей ребенка?

– Конечно нет, сир, – с оскорбленным видом ответил Маркус.

– Если ты водишь меня за нос, Маркус, я тебя прогоню.

– Я же говорил вам, сир, она по-прежнему невинна.

– Хорошо, потому что у меня все еще может возникнуть необходимость выдать ее за кого-нибудь другого. Моя кузина слишком важна для меня, и я накажу любого, кто запятнает ее честь до свадьбы.

– Я никогда… не навредил бы Имоджин, – еле слышно прошептал Маркус.

– Тогда что за спешка?

– Просто я хочу быть с нею, – сказал Маркус, прекрасно сознавая, что король его не поймет.

Конрад пренебрежительно махнул рукой и протянул бокал пажу, чтобы тот налил еще вина.

– Мне показалось, это что-то более серьезное. Я надеялся, что Альфонс удовлетворится этой помолвкой, – он же не может выдать свою дочь за меня, вот и дал ему подходящего человека, который очень мне по душе…

– Я польщен, сир, – пробормотал Маркус.

– Не стоит. – Конрад принял из рук пажа бокал с вином. – У дяди это на уровне подсознания – ненавидеть все твое сословие, независимо от того, какую пользу можно извлечь из тебя лично. Пока это всего лишь помолвка, а не брак, у него сохраняется возможность подобрать другого кандидата. Он выдал бы ее за Папу, если бы мог. Знаю, знаю, он поглядывает в сторону французской Бургундии, что весьма меня раздражает: меньше всего я хочу отдать свою единственную законную родственницу какому-нибудь французскому лакею.

Маркусом овладел страх.

– Если бы вы настояли на моем браке с Имоджин, эта опасность отпала бы.

Конрад выпил вино и негромко рыгнул.

– Принуждать Альфонса я не могу. Утонченный танец нашего якобы взаимного уважения друг к другу этого не выдержит. И все же есть способы подтолкнуть его к сотрудничеству. – Заметив выражение лица Маркуса, Конрад добавил неодобрительно: – Ох, ради Христа, ты и впрямь, что ли, томишься от любви? Неужели так необходимо усложнять мне жизнь?

Не дав Маркусу высказаться в свою защиту, он вскинул руку, призывая его к молчанию. Все двери были открыты, чтобы летнее тепло могло беспрепятственно проникать внутрь, и шаги на лестнице с каждым мгновением становились все громче. Едва Жуглет ввел Альфонса в дальнюю комнату апартаментов, как Конрад крикнул:

– Жуглет, как по-твоему, любовь – это болезнь?

– Несомненно, – входя, ответил трубадур. – Но она может доставить много удовольствия, поэтому я рад, что мы живем в век эпидемических вспышек этого заболевания.

Альфонс из Бургундии поклонился его величеству, от чего его в целом сухопарая фигура сложилась вдвое над выступающим животом.

– Ваше величество, – торжественно заговорил он. – Я как раз шел к вам. Его преосвященство, ваш брат, смиренно умолял меня уговорить вас пересмотреть свое отношение к невесте из Безансона.

Конрад состроил гримасу.

– Его преосвященство, мой брат, вечно лезет не в свое дело. Просто не верится, Маркус, что ты отдал ему южную комнату. Ее нужно было приберечь для чего-нибудь более стоящего. К примеру, для отхожего места… Дядя, сразись со мной в шахматы. Я играю белыми.

Маркус вскочил и предложил свой стул старику. Тот уселся, с оттенком подозрительности глядя на монарха. Жуглет опустился на колени рядом с доской и быстро расставил фигуры по местам.

– Ваше величество вызвали меня, чтобы сыграть в шахматы?

– Конечно нет. Ты же скверный игрок, я всегда тебя побеждаю. Но теперь, раз ты уже здесь, можно заодно попрактиковаться. Я вызвал тебя, потому что хочу кое-что прояснить.

– Прояснить? Что ваше величество хочет, чтобы я прояснил?

– Есть одна небольшая проблема, дядя, но я пока не уточнял, кто из нас двоих будет ее прояснять. – Конрад небрежно передвинул пешку на две клетки. – Твой ход. Это правда, что мой отец отдал тебе пограничный форт рядом с Долем?

– Да, сир, я удостоился этой чести, – настороженно ответил Альфонс.

– А-а, ну, хорошо. Приятно сознавать, что имущество осталось в семье. – И потом, как будто без всякой связи с предыдущим, Конрад сказал: – До меня дошел слух, что твой сосед по ту сторону реки, новый французский лакей, ищет новую невесту для своего сына и наследника. Предыдущая только что умерла при родах, или с ней случилось что-то столь же неприличное.

Это была только что изобретенная ложь, но граф, услышав новость, загорелся так неприкрыто, что Маркус почти пожалел его.

– Я… Мне ничего неизвестно об этом, ваше величество. – Явно стремясь скрыть свою слишком большую заинтересованность, он тем не менее решился добавить: – Можно было бы предложить ему мою дочь Имоджин.

– Подумай, что получается, – с победоносным видом, который он едва потрудился замаскировать, откликнулся Конрад. – Если она унаследует все земли вправо от границы, а ее муж – все земли влево от границы, тогда граница вообще потеряет всякий смысл, что, мне кажется, отнюдь не в моих интересах. Глупо рассчитывать, что я одобрю такой брак, ты ведь это понимаешь, дядя? Разве что лишу Имоджин наследства. Я вправе это сделать. Особенно если ты выдашь ее замуж не за того, за кого следует… Твой ход.

– Понимаю, в чем проблема, ваше величество.

Граф Бургундский передвинул пешку на одну клетку. Конрад немедленно сделал то же самое, подставив свою фигурку под удар Альфонса.

Вместо того чтобы съесть пешку Конрада, Альфонс, как бы совсем уже ничего не соображая, передвинул другую свою пешку на две клетки.

Конрад улыбнулся.

– Ты упустил возможность съесть мою фигуру, дядя. Ну, теперь и я поступлю точно так же.

Вместо того чтобы съесть пешку Альфонса, он передвинул по доске коня.

– Кстати о пешках, ваше величество, – беззаботно заметил Жуглет, – как там ваша маленькая внебрачная дочь, проводящая дни в заточении?

– Прекрасно, насколько я слышал, и уже хоть сейчас готова под венец, – с преувеличенным безразличием ответил Конрад и взял протянутую пажом эбеновую зубочистку.

С внезапным взрывом безмолвной благодарности Маркус осознал, что момент вмешательства Жуглета был заранее запланирован; именно он являлся подлинной целью вызова графа.

– Надо полагать, это означает, что наследство матери переходит к ней? – послушно вел свою партию Жуглет, понятия не имея, да и не интересуясь, о каком наследстве на самом деле идет речь. – Оно ведь составляет намного больше, чем, скажем, какое-нибудь пограничное графство… ну, как Бургундия, к примеру?

– Гораздо больше, – ответил Конрад, как будто только сейчас осознал это. – И достаточно близко расположено к Риму, чтобы быть политически… интересным.

– Тогда, осмелюсь предположить, вы захотите выдать ее замуж за кого-то, кому можете доверить свою жизнь.

– Надо полагать, – сказал Конрад, ковыряя в зубах зубочисткой. – Жаль, Маркус уже помолвлен. Он лучше всех подошел бы… Твой ход, дядя.

– Ну, его помолвка, наверно, может быть расторгнута… – небрежно обронил Жуглет.

Граф тут же ощетинился.

– Никто не собирается ее расторгать, – возразил он и бросил на Маркуса обвиняющий взгляд. – Не так ли?

Невозможно передать, чего Маркусу стоило сохранить безразличное выражение лица.

– Я не собираюсь, сударь. Если, конечно, его величество не потребует, чтобы я женился на его дочери… до того, как я успею жениться на его кузине.

Альфонс обвел всех троих взглядом, отлично представляя себе их смех и грубые жесты после того, как он покинет комнату.

– Вы очень скоро женитесь на его кузине, – угрюмо заметил он и подчеркнуто отвернулся от Маркуса, как будто того здесь вовсе не было.

Перейдя на доверительный тон, голоса он, однако, не понизил.

– Тем не менее, сир, должен заметить вам еще раз, как меня огорчает, что моя единственная дочь и наследница, бывшая членом королевской семьи, переходит в разряд крепостных. Вы знаете, что это единственная причина, почему я оттягиваю свадьбу.

Маркус стиснул зубы, предоставив отвечать своему господину.

– Он не крепостной, Альфонс, – жуя зубочистку, сказал Конрад.

– Формально он крепостной, ваше величество, и, следовательно, моя дочь становится такой же.

– Он рыцарь и мой человек. Во всей империи нет чести выше.

– Должен напомнить вам, сир, что, как бургундец, превыше всего ценю свою свободу и свое происхождение…

– Да ты только потому бургундец, что твой брат-император дал тебе место тамошнего графа, – резко перебил его Конрад. – До тех пор ты всегда твердил, что, по существу, ты немец. – Он резко выпрямился в своем дубовом резном кресле. – Никогда больше не смей употреблять слово «крепостной» по отношению к Маркусу или любому другому имперскому служащему, ты меня понял? Забыл, кто я такой, Альфонс? Я дал Маркусу то самое поместье, где и Карл Великий, и я сам, и мой благословенный отец короновались как императоры.

– На самом деле, сир, то место, о котором вы говорите, принадлежит церкви, – поправил его исполненный чувства долга Маркус.

– Ну, рядом с тем местом, где мы короновались, – нетерпеливо отмахнулся от него Конрад. – Я могу дать ему еще больше, мой милый граф, и скорее всего дам, в своих собственных интересах. Плюс он занимает одну из самых престижных должностей в христианском мире. Думаешь, я готов выдать свою дочь за крепостного?

– Незаконнорожденная дочь, с которой вы никогда не встречались, сир, и которая никогда не будет вашей любимой наследницей, – негромко возразил Альфонс, отведя глаза.

– Мое семя – это мое семя, и нелюбимым оно быть не может! – взорвался Конрад. – Да, Маркус ведет свой род от крестьянина, крепостного, но он мой крепостной, и я возвысил его, как мой отец возвысил его отца. Я могу дать ему герцогство. Я могу создать герцогство, чтобы одарить его. Бог знает, он заслуживает такого возвышения больше, чем кое-кто из присутствующих, которым нечем похвастаться, кроме своего проклятого происхождения… Все еще твой ход, – закончил он, с удовлетворением отметив потрясенное выражение на лице сенешаля.

– Те же самые чувства, по-видимому, испытывал и Альфонс.

– Сир, – сказал он, изо всех сил сдерживая себя, – вы это серьезно? Вы хотите сказать, что сделаете Маркуса – Маркуса! – герцогом?

– Я не сказал, что сделаю. Я всего лишь напомнил, что это входит в мою прерогативу. – Конрад сделал вид, что поглощен игрой в шахматы. – И что он заслуживает этого.

У Маркуса отвисла челюсть.

Альфонс на несколько мгновений замер, переваривая услышанное. Потом он резко встал и поклонился.

– С вашего позволения, сир, я хотел бы продиктовать письмо дочери относительно предстоящей свадьбы. Вы меня извините?

– Конечно. Ясное дело, ты не в состоянии сосредоточиться на шахматах. Вот тебе подарок за «удачную» игру.

Не глядя, Конрад стянул с пальца одно из своих многочисленных колец и бросил его графу. Альфонс, на лице которого возникло оскорбленное выражение, тем не менее поймал кольцо. Конрад мановением руки отпустил его, и граф вышел.

Император и менестрель одновременно повернулись к Маркусу. Тот ошеломленно качал головой.

– Благодари Жуглета, это была его идея, – улыбнулся Конрад.

– На самом деле, сир, это не совсем так, поскольку я всегда искренне считал, что Маркус был бы лучшим мужем для дочери вашего величества, – заметил Жуглет. – В особенности если это могло сделать его герцогом. Герцогом, Маркус!

– Граф – курица по сравнению с петухом-герцогом! И наследство она принесла бы тебе побольше, чем Имоджин из Бургундии…

– Благодарю, Жуглет, но мне не требуется твоя помощь в управлении государством. – Конрад зевнул. – Твои разговоры так на меня подействовали, что я почти склоняюсь к тому, чтобы предложить свою дочь этому Виллему.

– Сир, – залепетал Маркус. – Я хочу… Яне… Мне просто не верится, что…

– Я намереваюсь исполнить все, о чем я говорил, – сказал Конрад. – Но больше никаких дискуссий – пока не придет время.

За окном, из которого с огромной высоты был виден единственный вход в крепость, послышался шум.

– Это, наверно, папский шпион вернулся со своей официальной прогулки по городу, – вздохнул Конрад. – Мой братец, завистливый сукин сынок, любит, когда его люди поднимают шум.

Он взглянул в сторону окна.

Жуглет внимательно посмотрел вниз и с сияющим лицом обернулся к своему господину.

– Это не кардинал, сир. Это посланец Николас вернулся из Доля.

Удостоверившись, что Виллем и его немногочисленная свита с удобством устроились в своих комнатах, Николас поскакал через город и залитые солнцем поля к замку. Дул прохладный ветер, однако коням в любую погоду было трудно подниматься по неровному и в целом довольно крутому склону. Хорошо еще, что Конрад никогда не приезжал сюда зимой.

Во внутреннем дворе грум принял у него тяжело дышавшего скакуна. Оказавшись наконец под защитой стен замка, Николас удовлетворенно вздохнул: он отправился в Доль прямо из сырого, росистого летнего лагеря и уже по крайней мере месяц не спал возле королевского камина. Приблизившись к последнему отрезку своего пути наверх – узким ступеням, грубо высеченным в красноватом песчанике, – он понял, что его кто-то преследует, шаг в шаг, дыша, можно сказать, в затылок. Он остановился и резко повернулся, автоматически вскинув для защиты руку, и увидел, как поспешно отпрыгнул менестрель, едва не сбив с ног двух прачек.

– Что тебе надо? – спросил Николас, опуская кулак. Жуглет вскинул острый подбородок в сторону лестницы, и они начали медленно подниматься. Слева вздымалась крепостная стена, справа уходила вверх огромная главная башня, и возникало ощущение, будто узкая лестница с обеих сторон огорожена.

– Что ты скажешь Конраду? – спросил по дороге Жуглет.

– Виллем прекрасный человек… обаятельный, порядочный, скромный. Уверен, дамам он понравится.

– Не только дамам, надо полагать, – криво улыбнулся Жуглет.

Николас пожал плечами.

– Кроме того, он превосходный наездник и охотник, что выяснилось на пути сюда. Он убил медведя, который чуть не задрал наемную лошадь. Немного простодушный, пожалуй, – стоило посмотреть на его реакцию, когда мы подъехали к городу и он впервые увидел замок. Чувствуется, что он… скромного происхождения. Но все равно производит глубокое впечатление.

– Несомненно. А она?

Николас еле заметно улыбнулся.

– Прекрасная девушка и очень обаятельная. Однако должен заметить, весьма и весьма своенравная…

Предвидя подобный ответ, Жуглет уже развязывал свисающий с пояса кошелек.

– Нет, она не такая.

Замедлив шаг на узком повороте, откуда открывался вид на зеленый склон, менестрель достал из кошелька серебряную монету с отпечатанным на ней довольно смутным изображением Конрада. Николас остановился и удивленно вскинул бровь.

– Это взятка? Ты хочешь, чтобы я солгал его величеству?

– Нет, просто забудь кое о чем упомянуть. У меня найдется еще, если потребуется.

Николас недоуменно уставился на Жуглета.

– Обычно ты до таких вещей не снисходишь. Я знаю, что ты интриган, Жуглет, но, как правило, ты действуешь тоньше.

Они пропустили рыцаря, который спускался из арсенала.

– Если это комплимент, Николас, я его не принимаю. И предлагаю пари. Дай мне шанс попытаться с одного раза угадать, почему она проявила, как ты выразился, своенравие. Если я окажусь прав, ты не станешь рассказывать Конраду о том, что она вела себя… не слишком сдержанно. Если же нет, доложишь все как есть.

Вопреки собственному желанию Николас не сдержал улыбки.

– Я расскажу ему обо всем, что считаю важным, но пока еще мне самому до конца неясно, что сюда входит, а что нет. Ладно, согласен. Итак, твои предположения?

– Линор не пожелала оказаться запертой в доме на все время отсутствия брата. Она терпеть этого не может. Виллем… – Жуглет задумался, подбирая нужные слова. – Виллем больше озабочен ее целомудрием, чем ее счастьем. Хотя его и огорчает необходимость поступать с ней таким образом.

– Ладно. Ты меня убедил.

– И? – Жуглет протянул ему монету.

– И я расскажу его величеству, что ее поведение выше всяких похвал, – ответил Николас, но тем не менее монету не взял.

Менестрель нахмурился.

– Мы же заключили пари, Николас.

– Конечно, – с улыбкой превосходства сказал посланец короля. – Но я не продаюсь. – Он взял у Жуглета монету и подбросил ее вверх, предоставив падать вдоль узкой лестницы. – Я держу слово чести, и взятка тут ни при чем. Все, что его величеству нужно знать, это что Линор девушка… живая.

Жуглет снова завязал кошелек четырьмя узлами, провожая взглядом летящую вниз монету.

– Это расточительство, но я благодарен тебе. Так значит, Виллем уже здесь? – спросил он более веселым тоном. – Где он остановился?

Виллем и Эрик как раз собирались выкупаться, когда во дворе внизу послышался шум.

– Доль! – пропел чей-то голос.

Гостиница сразу за торговой площадью около южных ворот была, по счастью, расположена таким образом, что сюда почти не долетал шум – одно из самых неприятных проявлений городской жизни. Позади нее находился маленький сад, а сбоку рынок, где продавали коней, перетекавший в другой, где торговали зеленью. Поскольку день уже клонился к вечеру, рынки были закрыты. Тем не менее в воздухе ощущался сильный дух здоровой конской плоти и увядающей на солнце кочанной капусты, и этот запах опровергал все слышанные обоими молодыми людьми ужасные истории о том, какие «ароматы» витают в городе.

Мужчины раздевались в своей комнате с низким потолком. Пажи, неторопливо снимая с них доспехи – кольчугу с Рыцаря, вощеную кожу с оруженосца, – одновременно остановились и посмотрели в сторону открытой двери. Виллем, все еще в кольчуге, подошел к проему и улыбнулся, снова услышав голос Жуглета:

– Виллем из Доля, рыцарь королевства, новое увлечение Конрада! Где ты?

Послышались быстро взбегающие по деревянной лестнице шаги, и перед ними возникла стройная, худощавая фигура, облаченная в изящную желтовато-коричневую тунику, с неизменным футляром для фиделя в руке.

– Смотрите-ка, кто прибыл! Человек, о котором в империи только и говорят! Сам Виллем из Доля!