Текст книги "Месть розы"

Автор книги: Николь Галланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Конрад отступил на шаг от Маркуса и вперил в него проницательный, понимающий взгляд.

– Ты переспал с Имоджин?

Тон короля просто подталкивал к признанию, и Маркус открыл рот, чтобы так и сделать, а потом зарыдать от стыда и облегчения, в особенности потому, что это избавило бы его от необходимости делать то, что он намеревался. «Да, – готов был сказать он, – да, простите меня и простите ее». И потом его наказали бы, может, даже публично унизили, но свадьба все равно состоялась бы, потому что это единственный способ спасти честь всех, замешанных в…

– Ты переспал с ней после того, как поклялся, что не сделаешь этого, – продолжал между тем король. – Так? В кого ты превратился, Маркус? Моя кузина распутница… какой прок от нее, как от невесты? Выходит, я не могу держать в узде даже свою кровную родственницу? И как это отразится на мне? Если ты совратил ее, всю оставшуюся жизнь она проведет в монастыре, и меня это вполне устроит, поскольку будет означать, что после смерти Альфонса Бургундского вернется ко мне… но Альфонс будет волен сделать с тобой, что пожелает, и ты понимаешь не хуже меня, что он тебя убьет.

С искаженным лицом он в упор смотрел на Маркуса, который старательно отводил взгляд.

– Пожалуйста, заверь меня, что человек, на чье суждение я полагаюсь в вопросах управления своим двором, не совершил такого ужасающего акта предательства и идиотизма.

Итак, дверь искренности захлопнулась перед ним.

– Клянусь, я не спал с нею, – дрожащим голосом ответил Маркус. – Я не лгу.

– Прекрасно! – воскликнул Конрад и, заметно расслабившись, зашагал к двери.

– Но, сир, это лишь начало.

Всем своим видом демонстрируя раздражение, Конрад вернулся и устроился на постели.

– К делу.

– Я… я совсем потерял голову и позволил коню скакать, куда ему вздумается. Это продолжалось целый день, и в конце концов я оказался в поле, понятия не имея где. И там мне встретилась прекрасная женщина, блондинка, со вкусом одетая и очень любезная. Изумительно красивая, и веселая, и… Я подумал, что она послушница, пока… пока она не начала кокетничать со мной.

– Да-да, женщины всегда кокетничают с тобой, Маркус, – дружелюбно, но нетерпеливо сказал Конрад. – Ты чувствуешь вину за то, что, едва потеряв Имоджин, получал удовольствие от общества другой женщины? Какая романтическая дилемма! Ты испытываешь потребность в моем прощении? Я тебя прощаю, Маркус, не сомневайся, а теперь мне действительно нужно…

– Мы занялись любовью, сир. Она была… – Он заколебался. – Она казалась опытной и уверенной, пока не дошло до дела, и тут выяснилось, что она девственница, это остановило меня, но она умоляла взять ее, и я… так и сделал.

– Поразительно! В наши дни девственность женщины – средство излечения от множества недугов. – Конрад встал. – Пожалуйста, Маркус, меня ждут вещи более занимательные…

– Потерпите еще немного, ваша светлость, и вы поймете, почему я рассказываю вам все это, – сказал Маркус, не веря тому, что в самом деле говорит все это. – Потом, когда мы лежали в траве, женщина заметила, что мы даже не знаем имен друг друга. Я представился. В ответ она сказала мне, как зовут ее.

Конрад испустил тяжкий вздох.

– Такие истории нужно Жуглету рассказывать. Уж он сделал бы из этого балладу. От меня-то ты чего хочешь? Чтобы я пригласил ее ко двору? Или, может, хочешь жениться на ней?

– Я хочу рассказать вам, кто она такая, сир, – напряженно ответил Маркус, пытаясь совладать с внезапным удушьем.

Конрад нетерпеливо скрестил на груди руки.

– Она назвала мне свое имя… – Слова буквально застревали у Маркуса во рту. – Ее зовут Линор из Доля. Она сестра Виллема.

– Что?! – Конрад метнулся к нему, напугав спящих псов, которые возмущенно залаяли. Он схватил Маркуса за плечи, оторвал его от пола и грубо затряс. – Что ты сказал? Ты в своем уме?!

– Я понятия не имел, кто она такая! Господи боже, неужели вы думаете, сир, что я посмел бы…

– Откуда ты знаешь, что она сказала правду? – спросил Конрад, отпустив его, и яростно перекрестился украшенной перстнями рукой. – Там наверняка многие завидуют Линор и с радостью запятнали бы ее имя. Мне нужны доказательства. Без них я не поверю ни единому грязному слову о сестре Виллема.

– У меня есть доказательство. – Маркус потер плечо в том месте, где в него только что вцепился Конрад. – Если бы у меня были хоть какие-то сомнения, я никогда и не заикнулся бы об этом приключении. Я могу описать ее тело. В верхней части левого бедра у нее есть маленькое родимое пятно в форме розы. Она сказала, что об этом знают только члены семьи… хотя, может, Виллем не помнит о нем, поскольку, как порядочный человек, наверняка видел его только в детстве.

Конрад вперил в Маркуса сверкающий взгляд, широкими шагами пересек комнату, вышел в приемную и с силой распахнул дверь.

– Привести сюда Виллема из Доля, – приказал он пажам. – Немедленно.

Маркус затрепетал.

– Сир, Конрад, пожалуйста, умоляю вас как друг, не заставляйте меня присутствовать при вашем разговоре. От этого нам обоим будет только тяжелее. Я рассказал вам то, что должен был. Пожалуйста, расспросите Виллема об этом родимом пятне наедине и поступите, как сочтете нужным.

– Если ты лишил ее невинности, то должен отвечать перед главой ее семьи, – в бешенстве бросил Конрад. – Это почти так же скверно, как если бы ты совратил Имоджин.

– Она сама предложила себя. И как я уже говорил, во всем остальном – во всем остальном – Линор была очень опытна. Она прекрасная женщина, сир, просто колдунья какая-то. Но в то же время шлюха.

Во рту возник привкус олова, как будто твердый, тяжелый ком его поднялся изнутри к горлу.

– Христос… – хрипло пробормотал Конрад, рухнул в кресло и остался недвижим.

– Могу я уйти? – спросил Маркус.

– Нет, не можешь! Не я заварил эту кашу, я лишь жертва… вот и делай теперь грязную работу. – Конрад застонал. – И потом мне останется только эта сука из Безансона!

Они застыли в напряженном молчании, прерываемом лишь руганью Конрада в ответ на негромкое поскуливание гончих, беспокойно тычущихся носами в его ноги. Он не обращал на собак внимания, что лишь усиливало их тревогу.

В конце концов в дверном проеме возникли Жуглет и Виллем.

– Нет, Жуглет! – в один голос воскликнули Маркус и Конрад, одинаковыми жестами указывая менестрелю на выход.

Любовники обменялись недоуменными взглядами.

– Хорошо, сир. Виллем, друг мой, увидимся за ужином?

– Да, – ответил Виллем, едва сдержав порыв поцеловать менестреля.

Вместо этого он лишь дружески сжал ее плечо, и она вернулась во двор.

– Виллем, войди и закрой дверь, – резко приказал император. – Нет, сначала скажи мальчишкам, чтобы вывели псов.

Пажи позвали за собой собак и ушли, явно сгорая от любопытства.

Трое мужчин смотрели друг на друга: Виллем в замешательстве; Конрад со сдерживаемой яростью; Маркус со смесью страха и вины.

– Да, сир? – Виллем поклонился. – Чего вы хотите от меня?

– У Маркуса есть один маленький вопрос насчет твоей сестры, – напряженно произнес Конрад. – Отвечай честно. От этого зависит будущее нас обоих.

Жуглет решила дожидаться в таком месте, откуда можно будет увидеть, как троица выходит из приемной. Два пажа и телохранитель короля тоже ждали снаружи с видом выгнанных из дома собак. Жуглет играла на полупенни в «ножички» с поварятами, большими мастерами в этом деле. Наверху трое мужчин оставались за закрытыми дверями уже так давно, что за это время можно было пройти милю. Жуглет мучило нехорошее предчувствие по поводу происходящего, и тревога лишь усилилась, когда она увидела выходящего Виллема. Смертельная бледность лица резко выделялась на фоне светло-каштановой бороды. Нетвердой походкой пройдя мимо телохранителя и пажей, он начал спускаться во двор. Жуглет шуганула поварят, бросилась по ступенькам наверх и встретила его на полдороге.

– Что случилось?

Рыцарь не смотрел на нее. Казалось, он не в состоянии даже голову повернуть.

– Мне нужно побыть одному, – ответил он безжизненным голосом, продолжая спускаться по ступеням.

Она двинулась следом, но он отмахнулся от нее, словно от дворовой собаки, до которой ему нет никакого дела. В полной растерянности Жуглет подняла взгляд на дверь королевских покоев: оттуда только что вышел Маркус. Он выглядел таким же потрясенным, как Виллем, но вдобавок еще и испуганным. Щеки у него пылали.

– Виллем! – с несчастным видом позвал он.

Тот, однако, не оглядываясь, медленно покачал головой, продолжая спускаться по ступеням.

Внизу он свернул налево, потом повернул еще раз и двинулся в сторону конюшни.

Работники и пара рыцарей, пересекающие маленький двор по своим делам, с любопытством переводили взгляд с Маркуса на Виллема.

– Что произошло? – спросила Жуглет, взбегая по ступеням. – Маркус, скажи мне. Я никогда не видел его таким.

– Жуглет, – взгляд Маркуса скользнул по лицам телохранителя и пажей, которые могли слышать их разговор, – это не тема для публичного обсуждения.

– Я не расскажу никому. – Жуглет посмотрела вниз и увидела кучку людей, явно заинтересованных происходящим. – Пошли отсюда.

– Ты худший сплетник во всей империи, – раздраженно ответил Маркус. – Есть вещи, Жуглет, которые нужно уважать, и секреты, которые не следует выносить на всеобщее обозрение.

Горло у него перехватило: он все еще был потрясен тем, что только что сделал. Никакого восторга, никакого облегчения. Он надеялся, что эти чувства придут позже, однако непосредственно в данный момент испытывал лишь ужас от содеянного. Он добился, чего хотел: Линор никогда не будет императрицей. Маркус думал, что Виллем набросится на него с кулаками, и теперь почти желал этого. Ну, рано или поздно так и случится, никаких сомнений.

– Что произошло? – не отставала Жуглет, вместе с Маркусом спускаясь во двор.

– Есть некоторые вещи, которые находятся за пределами твоего понимания, – негромко ответил Маркус. – Ты слишком молод и не отдаешь себе отчета в том, насколько аристократия требовательна в личных вопросах. Оставь меня в покое.

Они уже почти дошли до двери в его комнату.

– Я поговорю с Конрадом, – с вызовом заявила Жуглет. – Он все мне расскажет.

Спускающиеся во двор повар и дворецкий с любопытством посмотрели на них.

Услышав наверху звуки, Жуглет подняла голову и увидела стоящего в дверном проеме Конрада. Вид у него был до крайности унылый и мрачный.

– Сир! – закричала она и снова помчалась вверх по ступеням.

Он улыбнулся усталой отческой улыбкой.

– Жуглет, мне следовало догадаться, что ты тут же сунешь нос в это дело.

– Суну нос во что?

Конрад печально вздохнул и, осознавая, что все внимание приковано к ним, сделал знак слугам спуститься по лестнице. После чего сказал шепотом, предназначенным только для ушей менестреля:

– Я не женюсь на сестре Виллема.

Жуглет потрясенно открыла рот и воскликнула с яростью в голосе:

– Почему?!

Ее голос привлек внимание всех, кто находился в помещениях, открывающихся в темный, гулкий внутренний двор, – другими словами, почти всех в верхней части замка.

Конрад поджал губы, но потом ответил, снова шепотом:

– Думаю, это должен объяснить тебе Виллем – если сочтет нужным. Это не моя история. – Он начал пятиться в комнату. – Хорошо, что у него есть такой друг, как ты. В ближайшие дни ему очень потребуется поддержка.

– Что-то случилось с ней, сир? – настойчиво продолжала докапываться до правды Жуглет. – Она умерла?

Конрад состроил гримасу.

– Даже хуже.

Жуглет вытаращила глаза.

– Ее изнасиловали?

Теперь уже все прислушивались к их разговору. Конрад состроил еще более выразительную гримасу и покачал головой.

– Лучше бы уж так. Тогда, по крайней мере, ее репутация осталась бы незапятнанной.

Разглядев ужас на лице Жуглет, Конрад вздохнул и сделал ей знак подняться в его апартаменты.

– Виллем наверняка не станет скрывать от тебя, что произошло, однако сейчас он слишком расстроен, чтобы говорить об этом. Заходи, но ты должен поклясться, что никаких баллад из моего рассказа стряпать не будешь.

Едва дверь за ними захлопнулась, во дворе и за открытыми окнами тут же с жаром начали строить догадки насчет того, что же на самом деле произошло.

В дверь коротко, с силой постучали. Маркус набрал в грудь побольше воздуха, готовясь к встрече с Виллемом.

Однако стоило ему открыть дверь и сделать шаг в сторону, как в комнату ворвался некто вдвое ниже ростом, чем Виллем, и с лицом, исказившимся от ярости почти до неузнаваемости. Жуглет с треском захлопнула за собой дверь и повернулась к Маркусу, который в удивлении отскочил и едва не упал. Жуглет метнулась к нему, ухватила за воротник и прошипела, брызжа слюной:

– Как ты на самом деле узнал об этой розе?

Маркус вообще-то ожидал нападения, но не такого и определенно не со стороны этого противника.

– Я увидел ее, когда мы лежали на траве, – решительно заявил он и вырвал из рук Жуглет свой воротник. – Успокойся, парень. Окна открыты, нас могут услышать.

– Лжешь! – Жуглет сунула Маркусу кулак под нос. – Ничего этого не было! Я хорошо знаю девушку. И кроме того, уезжая, брат всегда сажает ее под замок. У тебя не было ни малейшего шанса.

– Детали случившегося я изложил его величеству, поскольку это его касается.

Маркус закашлялся, приводя в порядок одежду и снова потирая предплечье, в которое не так давно вцепился Конрад.

– Ты тут вообще ни при чем. Я и так полон сожаления и раскаяния. Пожалуйста, уходи.

Жуглет подскочила к окну и закрыла тяжелые деревянные ставни.

– Ты играешь с честью дамы! Со всей ее жизнью! – в ярости закричала она.

– Думаешь, я не понимаю этого? – еле слышно прошептал Маркус. – Вряд ли кого-то при дворе честь дамы беспокоит больше, чем меня. Уходи, Жуглет…

Она возмущенно топнула ногой.

– Еще не поздно отречься от своих слов, Маркус! Ты не делал этого, она не делала этого. Не пятнай ее!

«И не разрушай мои планы», – мысленно добавила она, чувствуя себя почти больной от злости.

– Что ты можешь знать о чести, лицемер, – фыркнул Маркус. – Ты не имел дела ни с кем, кроме шлюх. Убирайся из моей комнаты!

– Объясни, зачем ты сделал это, – сквозь стиснутые зубы сказала Жуглет. – Виллем для тебя не угроза. Когда-нибудь ты получишь от Конрада герцогство! Какую выгоду принесет тебе такое изощренное вероломство? Я не уйду, пока не пойму, в чем смысл этой подлости. После всего, что я сделал для тебя!

– Нет тут никакого вероломства, – запротестовал Маркус, поражаясь внезапно обретенной способности лгать так гладко. И оловянного привкуса во рту не появлялось. – Я встретил прекрасную женщину, которая буквально завалила меня на себя, причем только потом узнал, кто она такая. Я готов и дальше защищать ее репутацию, Жуглет, только императору известны все подробности. Так что если поползут слухи, то лишь потому, что именно ты бегаешь тут и вопишь об этом, не я. Честь она потеряла по собственной вине, а репутацию может потерять благодаря тебе.

– Каждое произнесенное тобой слово – ложь! – заявила Жуглет. – Объясни, зачем тебе это нужно.

– Я сказал правду, больше мне нечего добавить.

Маркус испустил снисходительный вздох и уселся перед письменным столом, как если бы у него были какие-то дела. Жуглет хлопнула в ладоши.

– До меня дошло! Ты не хочешь, чтобы разрушилась твоя помолвка с этой бледной немочью, отродьем Альфонса. Почему?

– Ты изобретаешь всякие хитроумные интриги, в то время как истина гораздо проще и трагичнее.

– Ты не хочешь упустить такое богатое приданое, – победоносно заявила Жуглет. – Но, Маркус, идиот несчастный, ты же можешь жениться на дочери самого Конрада, пусть и незаконнорожденной. Я годами проталкивал эту идею! Еще день-два, и Конрад сам предложит тебе ее, а если он этого не сделает, я наведу его на эту мысль, обещаю. По сравнению с тем, что она принесет тебе, приданое дочери Альфонса – тьфу, мелочь! Перед тобой открываются такие перспективы! Какого дьявола ты готов все порушить?

Маркус поднял взгляд и медленно покачал головой, чувствуя, что из-за переживаний сегодняшнего дня у него почти не осталось сил.

– Клянусь всем, что для меня свято, Жуглет, дело не в моих амбициях и не в приданом. Все, проблема закрыта. До свидания.

Он указал ей на дверь.

– Сукин сын. – Жуглет сплюнула. – Я выведу тебя на чистую воду.

– Валяй, – без всякого интереса ответил Маркус.

«Только дай мне сначала жениться на Имоджин».

– Даже если допустить, что все это правда, зачем ты рассказал Конраду? – не унималась Жуглет. – Какая от этого польза?

– Жуглет. – Маркус встал и подошел к окну, пытаясь придать голосу терпеливое, покровительственное звучание. – Если бы он женился на ней и только во время брачной ночи обнаружил истину, это было бы настоящим бедствием. Линор оказалась бы опозорена, а император в глазах всех выглядел бы глупцом. С болью делая свое признание, я пытался предотвратить несравненно большее зло.

Он протянул руку, собираясь открыть ставни.

– Расскажи мне правду! – закричала Жуглет и снова метнулась к Маркусу.

Тот отбил нападение, удивляясь его ярости. С силой бросив Жуглет на пол, он наступил ей на шею, прижимая веснушчатое лицо к усыпанному тростником полу.

– Мою правдивость доказывает то, что мне нечего терять. И я ничего не выигрываю. Мне не за что сражаться. Все, чего я желал, у меня отняли.

Жуглет умудрилась ухмыльнуться, даже ничком распростершись на полу.

– О чем речь? Ты имеешь в виду помолвку с дочерью Альфонса? У тебя что, плохо со слухом? Я только что пообещал тебе дочь самого Конрада…

– Это проблема сердца, а не кошелька.

Маркус убрал ногу и отошел к окну.

Жуглет встала и вскинула руки, готовясь, если понадобится, защищаться. На ее лице возникло недоверчивое выражение.

– Тебя огорчает, что ты не сможешь назвать Альфонса из Бургундии своим отцом? Маркус, он один из самых отвратительных людей, живущих на свете. С какой стати ты так дорожишь им…

– Я дорожу ею, – отрывисто бросил Маркус.

У Жуглет сделался еще более удивленный вид. Обычно она старалась следить за всем, что происходило вокруг, но здесь, по-видимому, что-то упустила. Скорее всего, это вполне объяснимо: за признанием Маркуса явно крылось что-то тайное, глубоко личное. Или, что более вероятно, это новая ложь с целью еще сильнее запутать ситуацию. Насколько Жуглет было известно, Маркус с Имоджин встречались всего два-три раза и исключительно на людях. Разглядев выражение лица Жуглет, Маркус сказал:

– Я недостоин ее, но я ее люблю.

Жуглет, все еще размахивая кулаками, сделала шаг назад.

– Так люби на здоровье! Какое отношение это имеет к браку? Люди женятся не на тех, кого любят. Я, к примеру, никогда не женюсь на той, кого больше всего люблю.

На лице Маркуса промелькнуло отвращение.

– Надо полагать, потому, что она шлюха.

– Виллем тоже никогда не женится на женщине, которую любит.

– Кто это? Его сестра? – скрестив на груди руки, злобно спросил Маркус.

Жуглет слегка расслабилась, глядя на него прищуренными глазами.

– Думаю, это ты влюблен в его сестру. Не знаю уж как, но, по-видимому, вы встретились. И то, что ты сделал, – извращенный способ заявить свои права на нее.

Маркус страдальчески улыбнулся.

– Да, моя история вполне может так закончиться, но это не тот исход, в котором я хоть сколько-нибудь заинтересован.

– Ой ли? – с вызовом воскликнула Жуглет, придя к выводу, что она поняла проблему. – Хочешь сказать, что не будешь доволен, если император прикажет тебе жениться на Линор, чтобы защитить честь ее брата?

Эта пугающая возможность до сих пор не приходила Маркусу в голову.

– Нет, не буду. Более того, откажусь. Я уже понял, что она собой представляет: из нее никогда не получится верная жена. Как я рассказал Конраду, я лишил ее девственности, но не невинности. Этот цветок уже не раз ласкали, прежде чем я сорвал его.

Жуглет, в подражание ему, тоже скрестила на груди руки.

– Ловко придумано, учитывая, что брат держит ее дома под неусыпной охраной.

– Нет. Ловко придумано другое, то, как она научилась тайно покидать дом. Ты сам ad nauseam [12]12
  Ad nauseam (лат.) – до тошноты.


[Закрыть]твердил нам, какая она умная и во всех отношениях искусная. Линор с горечью жаловалась мне, что ее держат под замком. И все из-за совершенной в детстве ошибки. В детали я не вникал, что-то связанное с поместьем, из-за чего Альфонс всю ночь продержал ее взаперти.

Маркус возблагодарил судьбу, что у него хватило терпения выслушать болтовню матери Линор. На лице Жуглет проступило удивление и, впервые за время их разговора, намек на неуверенность. Маркус решил действовать и дальше в том же направлении.

– Да, она рассказывала мне, что постоянно убегает из дома и… предлагает себя мужчинам, просто в качестве протеста против суровости, с которой с ней обходятся. На этот раз она была особенно сильно расстроена, потому что брат запер ее на все время своего отсутствия, и решила досадить ему, подарив первому попавшемуся мужчине то, что Виллем с такой одержимостью защищал.

Почувствовав, что овладел ситуацией, Маркус перешел на мягкий, сочувственный тон.

– Думаю, это больше всего и расстроило Виллема – мысль, что именно его строгость привела к таким огорчительным последствиям. Он клялся, что она невинна, даже когда я описал ее родимое пятно, но, по-моему, это его добило. Ты не представляешь, как это ужасно – видеть, что твои слова убивают такого выдающегося человека, – с неподдельным сожалением закончил Маркус.

Жуглет пристально смотрела на него, непроизвольно приоткрыв рот. Внутренний голос по-прежнему вопил, что Маркус лжет… однако то, что он только что рассказал, полностью соответствовало характеру Линор. Она никогда не поступила бы так из похоти – похоть не имела над ней власти. Но в знак протеста, чтобы настоять на своем? Да. Это возможно. Не исключено, что ничего и не было, но… возможно. Больше вся эта история не казалась Жуглет абсолютно невероятной.

А может, Маркус тоньше и хитрее, чем она думала. Если так, то надо не спускать с него глаз: это важнее, чем когда-либо. Поэтому Жуглет проглотила свою ярость, свою панику и сумела придать себе смущенный вид.

– Прошу прощения, – хрипло сказала она, беспокойно сжимая и разжимая пальцы и глядя в пол. – Пожалуйста, извини меня. Я так расстроился из-за Виллема, что потерял голову. – Она подняла взгляд. – Мне по-прежнему трудно поверить в твой рассказ, но больше я не чувствую уверенности в том, что ты лжешь. В особенности учитывая то, что до сих пор ты никогда не вел себя как лжец.

Неплохо получилось – более тонко, чем полное признание своего поражения.

Маркус пожал плечами.

– Будем считать, что в твоих глазах я оправдан. Спасибо.

– Думаю, какое-то время тебе будет неловко общаться с Конрадом и Виллемом, – сочувственно сказала Жуглет. – Если я как-то могу смягчить горечь, дай мне знать. И если ты действительно влюблен в Имоджин, я мог бы…

– Что? Ах нет, – с такой убежденностью в голосе соврал Маркус, что сам себя обманул. – Вот это была ложь, за что и прошу прощения. Меня ужасно напугал твой напор, и я был готов придумать что угодно, лишь бы заставить тебя замолчать.

– А-а, понимаю. – Жуглет позволила себе издать иронический смешок. – Выходит, это я виноват, что тебе пришлось лгать.

– Да, – сказал Маркус, задумчиво глядя на менестреля. – Да, это так.

Снедаемая тревогой, Жуглет покинула Кенигсбург и заторопилась в город. Приближаясь к гостинице около зеленного рынка, она услышала доносившиеся изнутри крики ярости, унижения и боли. Никогда прежде Виллем при ней не повышал голоса, разве что во время турнира, и то лишь иногда. Она даже представить себе не могла, что он способен на такой взрыв эмоций, и впервые по-настоящему испугалась встречи с ним.

Во внутреннем дворе суетливо носились служащие гостиницы и Виллема. Виллем и Эрик, оба с потемневшими лицами, стояли на теневой стороне маленького двора, рядом с конюшней, отрывисто выкрикивая указания относительно подготовки к путешествию, громко споря о том, что нужно брать с собой, и беззастенчиво изливая друг на друга раздражение. Конюх как раз подвел к ним Атланта и начал подтягивать подпругу, когда Жуглет замахала руками, привлекая внимание спорящих, и спросила:

– Что происходит?

– Неужели не ясно? – фыркнул Эрик.

Виллем отвернулся и сделал вид, будто очень занят чем-то имеющим отношение к корыту с водой.

– Мы возвращаемся в Доль.

– Нет, не возвращаетесь. – В глазах Жуглет вспыхнуло беспокойство. – Пошлите туда Николаса. Пошлите кого угодно. Вам нельзя уезжать…

– Это семейная проблема, которая тебя не касается, – отрезал Эрик.

Он выхватил у конюха перчатки для верховой езды с таким видом, словно тот намеревался их украсть. Конюх отпрянул и бросился за арабской кобылой Эрика.

– Хватит тебе совать нос не в свое дело. Я глава нашей семьи, и я говорю, что мы возвращаемся домой.

– Нет! Это будет выглядеть как признание своего поражения.

– Идиот! – взорвался Эрик, полностью переключив внимание на менестреля. – Мы уже потерпели поражение! Где мои шпоры? – завопил он, хотя человек с ними в руках уже стоял на коленях рядом с ним.

– Виллем, – в отчаянии сказала Жуглет, – тебе нельзя уезжать. Это худшее, что можно сделать. Оставайся здесь, рядом с Конрадом. Пошли за Линор, дай ей возможность оправдаться…

– Будь ты проклят, сукин сын, вечно лезущий не в свое дело! – закричал Эрик. – Это твоими усилиями удача отвернулась от нашей семьи. – Глаза у него наполнились слезами. – Отвяжись от моего кузена!

– Виллем, – снова заговорила Жуглет, на этот раз спокойнее.

До этого мгновения взгляд рыцаря был прикован к корыту с водой, но теперь он повернулся лицом к ней и решительно покачал головой. Глаза у него были красные и воспаленные.

– Черт возьми, Виллем, как ты можешь верить в эту сплетню? – продолжала Жуглет. – Мы же говорим о твоей сестре! О Линор! Как ты можешь сомневаться в ней?

– А как мне не сомневаться? – сдавленно ответил Виллем. – Маркус знает то, чего никак не мог знать, будь она невиновна. И дело не только в родимом пятне, хотя и этого хватит с головой. Он описывает характер моей сестры с точностью человека, напрямую знакомого с ней.

– С ней напрямую знакомы множество людей! У нее нет недостатка в друзьях и поклонниках! Какой-нибудь отвергнутый обожатель мог выдумать грязную историю и рассказать Маркусу достаточно, чтобы…

– Ни один из отвергнутых обожателей не знает о родимом пятне, – перебил менестреля Виллем.

– Даже я не знал о родимом пятне! – вмешался в разговор Эрик, притопнув ногой, на которую только что нацепили шпору.

Похоже, подобная неосведомленность возмущала его.

– Мы отправляемся домой, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, – заявил Виллем тоном, означающим конец дискуссии, и взял из рук конюха поводья Атланта.

– Мы отправляемся домой, чтобы наказать ее! – взорвался Эрик.

От ярости лицо у него приобрело цвет печени, и Жуглет охватило ужасное предчувствие: не вызывало сомнений, что Эрик благоговеет перед своей прелестной родственницей, но одновременно страстно желает ее. Кузину, позволившую дать волю собственной похоти, следовало смешать с грязью и опозорить так, чтобы это выходило за рамки всякого воображения.

Коня Эрика вывели во двор, и конюшенный мальчик начал проверять у него подпругу и уздечку. Виллем взобрался на Атланта. Только сейчас Жуглет обратила внимание на то, что мальчики-пажи и слуга, словно муравьи, снуют туда и обратно между комнатой и двором, где стоят дорожные сундуки с откинутыми крышками. В них загружалось то, что Эрик с Виллемом не могли прихватить с собой прямо сейчас, а такого набралось немало, учитывая подаренную Конрадом сотню фунтов. Если так пойдет и дальше, к завтрашнему утру комната будет полностью освобождена.

Жуглет накрыла волна паники. Сражаясь с ней, она сказала, подойдя к Атланту и взяв в руки его поводья:

– Обещаю тебе… Если ты пошлешь кого-нибудь к Линор, а сам останешься здесь с высоко поднятой головой, еще можно будет исправить положение, хотя бы отчасти. Если же сбежишь, поддавшись чувству стыда из-за одного только слуха, все пропало.

– Как мне, оставаясь здесь, пережить весь этот позор?

Виллем натянул поводья, пытаясь вырвать их из рук Жуглет.

– Долг рыцаря в том, чтобы смело глядеть в лицо беде, – укорила его Жуглет и осторожно погладила по морде Атланта, беспокойно переступающего с ноги на ногу. – Виллем, я ведь уже доказал тебе, что лучше знаю, как играть в эти игры… лучше, чем ты, и, уж конечно, лучше, чем этот неуравновешенный младенец.

От злости не считая нужным сдерживаться, она кивнула на Эрика.

– Я не младенец! – взревел тот. – Я его сюзерен, и в этом вопросе Виллем должен делать то, что я велю ему. Он мой вассал!

Жуглет тоже возвысила голос:

– Он не должен быть твоим вассалом и, оставшись здесь, недолго им пробудет.

И достигла своей цели: на мгновение Эрик растерялся, не зная, как реагировать на это заявление.

Жуглет крепче вцепилась в поводья. Виллем хмуро смотрел на нее сверху вниз.

– Ты поддался воздействию Эрикова гнева, – негромко продолжала Жуглет. – Это ужасно недальновидно с твоей стороны. Тебе нельзя уезжать. Допустим, ты не можешь рассчитывать, что брак сестры устроит твое будущее. Ну и что? У тебя есть и собственные достоинства. Однако продемонстрировать их можно, только оставшись здесь, под носом у Конрада. Ты понимаешь, что я прав. Кроме того, я уверен, что смогу распутать хитроумную интригу Маркуса. Она развалится, вот увидишь.

Рыцарь, охваченный сомнениями, напряженно задумался.

– Пора отправляться, Виллем, – нетерпеливо проворчал Эрик, сделав знак конюху отойти в сторону и забираясь на коня.

Устроившись в седле, он заметил выражение неуверенности на лице кузена.

– Черт побери, не позволяй этому… музыканту… встать на пути защиты семейной чести! Думаешь, почему он защищает Линор? Чтобы самому потом попользоваться.

– А вот это уж совсем неправда, – покачал головой Виллем.

– Всё неправда, – сказала Жуглет.

Возникла полная напряжения пауза. Кобыла Эрика, реагируя на его волнение, тоже забеспокоилась. Описывая быстрые, плотные круги, он все ближе оказывался к распахнутым настежь воротам.

Виллем вздохнул.

– Мы остаемся, Эрик. Жуглет прав.

Сейчас, когда он говорил с Эриком как рыцарь со своим оруженосцем, его голос зазвучал тверже. Жуглет с облегчением отметила, что решимости у Эрика слегка поубавилось: по закону он был сюзереном Виллема, но в реальной жизни лидером был старший кузен, несмотря на свой сравнительно мягкий характер.

– Отправим туда посланца, – решил Виллем.

– Не верю! – завопил Эрик.

Его лошадь взволнованно затанцевала.

– Подлец! Беспринципное ничтожество!

Чувствовалось, что решение далось Виллему нелегко, но теперь он не передумает, и Эрик достаточно хорошо знал его, чтобы понимать это. Жуглет торопливо сделала знак конюхам подойти и взять лошадей под уздцы.