Текст книги "Сохрани эти чувства (СИ)"

Автор книги: Никита Шашлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава 35

Глухота… Уши заложило от собственного крика? Или же звук попросту пропал? Сорвал глотку? Неизвестно… Ничего уже неизвестно в этом мире…

– Мальчик, – раздался среди полной тишины нежный женский голос, – подними свои очи.

Зоренфелл узнал этот голос, но не знал, кому он принадлежит. Возникало знакомое и в то же время чужое чувство присутствия. Он послушался, но взгляд его был ослеплен. Лишь спустя пару минут, когда глаза привыкли к яркому свету, Зоренфелл не понимал, где находится: пустая бескрайняя комната, залитая белизной, пустота, заполненная только им и этой девушкой, если её можно так обозвать.

– Здравствуй, – кивнула фигура, обращаясь к нему.

Юноша знал, кто перед ним, но не верил. Длинные волосы, казалось, до пола, но неизвестно есть ли в этом безмерном пространстве хоть одна граница. Высокая ли она или низкая? Не понятно даже то, где она находится – прямо перед ним или вдалеке. Слепо-голубоватое платье, сливающееся с телом этой безликой девчонки. Почему безликой? Потому что лица у неё нет. Либо Зоренфелл не способен его увидеть, либо это маска…

– Неужели… – с долей неверия произнес Зоренфелл.

– Ты знаешь меня.

– Да, ещё как знаю.

В нем бурлили смешанные и непонятные чувства. Он бы сейчас злился, как никогда раньше не гневался, но на душе висело всеобъемлющее спокойствие, навеваемое собеседницей.

– Ты необычный человек, впервые кто-то смог встретиться со мной, – покачала она головой, – я даже удивлена.

– Ха-ха-ха… – иронично посмеялся парень. – Удивить тебя, Судьба? Разве такое возможно? Ты ведь и сама знала, что я сюда попаду рано или поздно.

– Нет ничего невозможного, мальчик, и ты сам тому доказательство, разве не так?

– Хотя… Скорее всего ты плод моего дурного воображения, обыкновенная галлюцинация, вызванная моей злобой к тебе… Ну или очередной дурацкий сон, – задрал он голову ввысь, где терялся взгляд и казалось, что он летит прямиком в пропасть.

Но страха это место совсем не вызывало. Скорее безразличие.

– До сих пор пытаешься найти логику? Разве мама тебе не говорила: «Не стоит во всем искать смысл, зачастую его наличие лишь усугубляет дело…», – процитировала она.

– О, ну конечно, ты ведь следишь за каждым шагом… Так скажи мне, Судьба дорогая, какого черта все происходит таким образом? – бросил он в неё свой уставший взгляд. – Это веселит тебя?

– Я не испытываю никаких чувств, как бы того не хотела. Все идет по моему велению, но я не задаю никаких настроек на ту или иную жизнь. Каждое существо развивается согласно тому, как оно себя проявит в своем личном маленьком будущем, но все его желания, поступки и, так называемые, ошибки с неудачами предопределены задолго до появления.

– Только говорила о том, что удивилась…

– Устойчивое выражение.

– А, хрен с ним… Значит, что ты знала обо мне?

– Да, – утвердительно кивнула она. – И также о том, что ты всю свою жизнь будешь противостоять мне. Данная встреча тоже была предопределена.

– Раз уж ты все знаешь наперед, то за каким хреном мне здесь нужно было появиться? Мне плевать на твои предопределенности и настройки, пусть придется жить по установкам, но я буду жить так, как сам того пожелаю.

– Не я тебя призвала, ты сам ко мне явился, мальчик, без приглашения. И да, ты прав, ты будешь жить согласно своим желаниям. Но лишь ты один со своей наглой способностью.

– Ты чем-то похожа на робота, – рассматривал её Зоренфелл.

– Объясни.

– В тебе нет ни чувств, ни души. Знаешь все обо всем, говоришь о предустановках, хотя сама по себе не более, чем программа, настроенная на простой конвейерный процесс.

– Интересное высказывание, мальчик, – казалось, что Судьба довольна от таких дерзких слов.

Зоренфелл же чувствовал себя свободным ото всего. Он мог себе позволить любое слово, любое действие – этому нет объяснение, обыкновенное понимание вкупе с вшитым в кожу пофигизмом.

– Ты знала о том, что я скажу это, но все равно посчитала интересным? Разве не глупо?

– Таковым был один из вариантов того, что ты мог сказать, – произнесла Судьба и за спиной у неё появилось несколько десяток линий, из которых выходило бесконечное множество других линий. – Чтобы объяснить на доступном для тебя примере, взгляни сюда, – указала она.

– Древо вариаций?

– Можно сказать и так. Эти семь линий показывали, как ты мог ответить, – увеличила она размер древа, чтобы было наглядно видно.

– Значит ли это, что и тебе не все известно?

– Именно. Потому ты мне и интересен, мальчик, – загадочно произнесла Судьба, после чего объяснилась: – Взгляни на полное древо обычного человека.

Начиная от корней и заканчивая в почках листьев. Высокое дерево, упорядоченное и ровное, с огромным количеством разветвлений. Оно играло бело-голубой краской, постоянно идущей вверх. Заметно то, как линии понемногу двигались к чему-то одному, тому же, что и показано снизу: лепестки плавно превращались в корни чего-то нового.

Что-то новое появлялось при совмещении двух судеб, двух древ между собой – отца и матери. Итог каждого древа – обрести ту самую недостающую половину и зародить следующую жизнь, как в парной эстафете, где передача идет только одному бегуну.

– Получается, судьба человека – это создать другого человека, а жизнь – вариация событий, приводящих к этому моменту?

– Хорошее предположение для мальчишки.

– Хочешь сказать, что все не так?

– Нет, в твоих словах есть доля истины, просто перед тобой упрощенная картинка, взятая для примера. Теперь же посмотри на свое древо и пойми, почему ты мне интересен! – повысила она свой голос.

Картина древа Зоренфела воистину ужасала: недалеко от ростка, где он родился, оно разрасталось и разрасталось, подобно лозе на стене старого дома. Это уже не дерево, а куст терновника, множество ветвей которого были, казалось, потухшими серыми, а другие наоборот – светились пуще других. Но удивляло то, что с каждой минутой появлялось все больше и больше линий из разных непредсказуемых мест.

– Твое существо даже для меня загадка, мальчик, потому-то ты так интересен.

– И что дальше? – ответил Зоренфелл. – Мое древо относится только ко мне и не важно, каким огромным оно может стать – это никак не связано с моей мамой, которая по твоему тупому велению, по идиотской программе, прикована к больничной койке!

Парень почувствовал землю под ногами, но она напоминала стекло. Однако его сейчас ничто иное не волновало, кроме как фигура, парящая перед ним здесь и сейчас. Дурак ли он, что пытается гневаться на саму Судьбу? Что с ним станет?

– Но тебе, блин, нет разницы до какой-то там жизни! Одной из семи миллиардов похожих друг на друга, так ведь? Так какого черта тебе от меня нужно? Коли я тебе так интересен – валяй! Смотри за мной сколько тебе будет угодно, ведь ты бы сделала это в любом, мать его, случае!

– Что тебя злит?

– Ты! Да я тебя просто ненавижу… – подошел он к Судьбе вплотную.

Но глаз у неё не было. Безликая сущность неизвестного происхождения, служащая исключительно камерой слежения, чтобы все шло по заданному направлению…

– Почему ты меня ненавидишь? – задала она простой вопрос, наклонив свою голову вбок.

– Не стоит меня об этом спрашивать… – вздохнул Зоренфелл и развернулся. – Открой мою ветвь и посмотри все варианты ответа – все они верны, ведь это все мои чувства.

– Но в некоторых ветвях ты сочувствуешь мне, ты понимаешь меня, ты любишь Судьбу, – произнесла она о себе в третьем лице. – Так какой ты сейчас, стоящий предо мной?

Зоренфелл не поворачивался. Он озадачен её словами. А за спиной его собственное древо в мгновение ока обзавелось десятком новых ветвей, за которыми наблюдала Судьба.

– Не знаю… – глухо ответил парень. – Ничего я не знаю…

Ветви все росли и росли безостановочно и непоколебимо.

– Ты можешь воздействовать на чью-либо судьбу? – спросил он.

– Только на одну-единственную.

– На мою, значит…

– Верно, – кивнула она, но Зоренфелл не смотрел на неё. – Я могу срубить твое дерево просто оставив тебя здесь.

– Разве я не могу обернуть время вспять и скакнуть на другую ветвь своего древа?

– Можешь, но это мало чем поможет, ведь наша встреча неизбежна.

– Эх-х… – тяжело вздохнул он. – Как бы то ни было, ты никогда не срубишь мое дерево, даже если пожелаешь.

Здесь Судьба впала в ступор, словно её раскусили. Пойманная с поличным, она разглядывала мальчишку, вернувшегося на стул, на котором ранее сидел, и не понимала, кто он такой. «Почему он не боится открыто говорить со мной? Почему разгневан на меня? Почему именно он украл возможность изменять свое древо?..» – вопросы продолжали скапливаться, но ответа на них ей уж точно никто не мог дать.

– Ты прав, мальчик, ведь я тоже люблю тебя, хоть и не имею ни сердца, ни души.

Зоренфелл шокирован такими словами. Кто бы мог подумать, что подобное необъяснимое бесчувственное существо сможет выдать слова признания?

– О чем это ты?

– Я поняла, что ты моя судьба. С тобой связано мое бесконечное древо… Но я не знаю, как чувствовать, как думать и как любить…

– Ошибаешься, – с твердым убеждением произнес Зоренфелл. – Если ты чего-то не знаешь, значит ты поддаешься обучению. Ты уже способна на сомнение.

– Разве?

– Скоро, думаю, ты все осознаешь… Кажется, я знаю, с какой целью я сюда попал, – после этих слов начали появляться новые светло-голубые линии на древе Зоренфелла. – Однако, прежде я бы хотел кое-что спросить: кто ты?

– Я Судьба.

– Не про то речь. Что ты такое? Живая ли ты?

– Не знаю. Может я, как ты сказал, робот?

– Это была аллегория, – равнодушно ответил он и снова пошел навстречу Судьбе.

Сейчас он стоял перед ней с совершенно иными чувствами и мыслями. Аккуратным движением он коснулся её руки, но она, как юноша и думал, оказалась холодной. Второй рукой Зоренфелл прикоснулся к её щеке, медленным движением задевая волосы Судьбы, в которых он, казалось, видел бескрайние пейзажи каких-то неизвестных ему мест.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Ты чувствуешь тепло моих рук?

– Да, – прозвучал ответ, на который так сильно надеялся Зоренфелл.

Следующим движением парень притянул к себе Судьбу и нежно обнял, намереваясь передать как можно больше человеческого тепла.

«Не знаю, что она там себе сейчас думает, но в одном я уверен наверняка – мир её перевернулся с ног на голову и теперь она в полнейшем замешательстве. Если она способна ощущать тепло, значит в её возможностях осознать и многое другое о людях. Не знаю, насколько это будет правильным, но мне несколько плевать, я буду делать, что захочу!» – решил для себя Зоренфелл.

– Судьба, – обратился он.

– Что?

– Хочешь посетить мой мир?

Глава 36

Стоило пареньку воротиться в свой мир, как тут же вернулись все те эмоции, что он испытывал в момент горечи перед перемещением черти знает куда. Он не понимал, как такое могло произойти, но нашел одно логичное объяснение – в том мире всего его чувства сильно притупились. Возможно, заслуга Судьбы в этом, если она и вправду была на самом деле, а не все приснилось…

Зоренфелл поднял свою голову и увидел спящую глубоким сном маму. Даже в мире грез она оставалась прекрасной, непоколебимой и своевольной, сын это чувствовал. Из глаз снова невольно пошли слезы, Зоренфелл не мог это контролировать.

– Почему ты плачешь? – раздался голос в палате.

– Ты…

– Судьба, – подтвердила она свое присутствие. – Ты же сам меня пригласил.

– Значит ты мне все-таки не приснилась.

– Часто приглашаешь кого-то из своих снов в людской мир, мальчик?

– Не важно… – шмыгнул он, вытирая слезы. – Тебя кто-то может видеть помимо меня?

– Все, – дала Судьба краткий ответ.

– Понял, ладно… Дай мне немного времени прийти в себя.

– Ты испытываешь так называемую грусть?

– Да, черт возьми, и печаль в придачу. Знаешь, что меня больше всего раздражает в такой ситуации? – задал парень вопрос и не дожидаясь ответа продолжил: – Бессилие, когда я наделен такой нечестной возможностью обращать время вспять.

– Ошибаешься, это…

– Погоди, давай отложим разговор об этом на потом, хорошо?

Судьба утвердительно кивнула.

– Спасибо, – ответил Зоренфелл и выглянул из палаты. – Сестра! Быстрее!

– Что случилось? – прибежала в спешке девушка.

– Маме стало плохо!

И началась суета… Прибежали другие врачи, начали осматривать маму Зоренфелла, пытались привести в чувства, но все без толку. Трудно было за этим наблюдать, когда понимаешь, что ни один из их способов не сможет помочь. Вновь стали всплывать знакомые вопросы, но мысли о них испарялись, когда он осознавал, что сидит рядом с самой Судьбой в детском обличье.

Она приняла вид девчонки лет десяти, в небесно-голубом пышном сарафане с легкой летней шляпкой на голове. Лицо стало более человеческим на вид: серо-серебряный цвет глаз с пышными ресницами, маленький носик и слегка пухленькие детские губки. Волосы слегка укоротились, но и даже так их объем поражал, так как длиной они оказались до бедер, да и оттенок сменился с пустого тусклого на светло-желтый, сравнимо с солнышком.

«Её наряд отдалённо напоминает то, что надевала Мария… Намеренно ли Судьба это сделала или нет? – задался юноша вопросом. – Блин, нужно дать ей более человеческое имя, иначе меня в дурку сдадут, назови я при ком-то её Судьбой. А может и того хуже, полиция заинтересуется моей темной персоной…»

Через полчаса после пробуждения Зоренфелла прилетел с работы и папа. Он запыхался, видно, что очень торопился. Взгляд был беспокойным и беглым.

«Так вот каким я был со стороны…» – осознал юноша.

После недолгой беседы с врачами, они сказали ему, что его жена впала в коматозное состояние на неопределенный срок, однако состояние стабильное, перепадов температуры тела не наблюдается, но пульс замедлился. Врачи не стали ничего говорить Зоренфеллу, посчитав, наверное, что он ничего не поймет. Тем не менее этот вопрос меньше всего беспокоил парня, ведь он следил за своим папой, который и места себе не находил.

«Как долго папа приходил в себя после известия о случившемся с мамой, прежде чем позвонил мне?» – задумался Зоренфелл.

– К-как ты? – задал вопрос дрожащим голосом отец.

– Паршиво, – честно ответил он. – Я только приехал навестить маму и…

– Почему не предупредил?

– Думал к тебе на работу зайти после посещения, встретиться да поговорить.

– Что ж, ладно… – в растерянности пребывал папа, не находя себе места и не зная, что теперь делать.

– Пап, успокойся, всё будет хорошо, – решил Зоренфелл пересилить себя ради успокоения близкого, – ты же и сам знаешь, что наша мама сильнее кого бы то ни было, она точно справится с этим и вернется к нам.

– Да, – выдохнул он, – ты прав, ты прав… Дать ключи от квартиры? Я хочу здесь еще побыть некоторое время…

– Не стоит, я зайду к другу ненадолго и вернусь. Можешь позвонить в школу и сказать, что меня не будет с неделю?

– Что-то… – хотел было спросить отец, но с пониманием ответил: – Хорошо, только не запускай свою учебу, она бы не хотела такого допустить.

– Спасибо, пап.

– Погоди, а кто это? – обратил он внимание на Судьбу.

Он, кстати, первый из всех тех людей, что здесь прошарахались, который обратил на неё какое-либо внимание.

– Селлина, я приглядываю за ней, – соврал Зоренфелл.

– А все ли нормально, что она здесь с тобой?

– Да, все хорошо, не стоит волноваться.

– Будь осторожен по пути домой, уже вечереет… – произнес папа, а сам не мог отвести взгляда от мамы.

Зоренфеллу нечего было ответить, поэтому он просто с пониманием похлопал отца по плечу и безмолвно ушел вместе с Судьбой.

Парень знаком с этим временем суток, когда яркий день убегает с нашего неба, а густая, темная и нежная ночь накрывает всех людей звездным покрывалом. Он испытывал чувство ностальгии, поскольку именно в похожую погоду и в примерно то же время суток он вышел из больницы несколько лет назад и начал дебоширить на «улицах».

– Мальчик, почему вокруг твоей матери было так много других людей? – задалась вопросом Судьба.

– Ты еще не поняла, что жизнь имеет куда больший вес, чем ты себе представляешь? Это тебе не на древо жизни смотреть, здесь все по-настоящему, так, как мы видим наш жестокий мир.

– Почему он жестокий? Разве не природа подарила людям жизнь? Разве не она одаривает человечество всеми благами? Кто есть жестокий, так это вы – люди.

– Во-первых, «жестокий мир» имеется в виду не буквально планета, а те проблемы, с которыми встречается человек, иначе говоря судебные хитросплетения; во-вторых, на счет людей я с тобой полностью согласен, но с одной помаркой – не все люди столь низки, чтобы губить природу, пусть и пользуется благами абсолютное большинство.

– Не я делаю установки на чью-либо жизнь, моя задача следить за каждым древом, чтобы оно не допускало ошибок, подобной твоему случаю.

– Ну, вот он я – ошибка – и что ты со мной должна была сделать?

– Я не знаю, такого никогда ранее не случалось. Возможно прервать развитие древа, чтобы устои мира не пошатнулись, а быть может проследить за этой ошибкой, изучить её.

– Вот как, значит мое предложение сыграло тебе на руку…

– Вроде того.

Чем больше Зоренфелл разговаривал с Судьбой, тем больше убеждался в том, что она скорее не робот, а ребенок, желающий больше знать, но и имеющий базовый блок знаний о мире, за которым следит. Возникало такое чувство, что эта форма ребенка и есть её духовное состояние и уровень развития по человеческим меркам.

– Слушай, раз уж ты можешь следить за каждым древом, то можешь сказать, что станет с моей мамой? – решил попытать удачу подобным вопросом.

– Нет, не могу. Есть множество информации, о которой не позволено знать ни единому смертному.

– Тогда чье же дерево ты мне показывала у себя дома?

– Ничье, простую визуализацию стандартного древа.

– Значит, увидеть свое спокойно можно?

– Да, в особенности с твоим крайне странным случаем. Но, мальчик, может объяснишь зачем ты меня сюда позвал?

– Давай для начала внесем некоторые правки в наше времяпровождение: ко мне обращайся лучше не «мальчик», а Зоренфелл, Зори или на крайний случай братик, в то же время тебя зовут Селлина, а не Судьба.

– Хорошо, – приняла она условия.

– По поводу нашего мира… – оглянулся юноша по сторонам, глядя на людей, здания, небо. – Я хочу, чтобы ты пожила так, как живем мы. Ты ведь хочешь научиться понимать и чувствовать людей?

– Угу.

– Тогда тебе нужно будет испытать то же самое, что и люди. Однако объяснять я тебе ничего не собираюсь, ты должна сама прийти к какому-либо выводу, а когда какая-нибудь мысль созреет, то поделись нею со мной, тогда мы с тобой все обсудим. Идет?

– Но почему ты не можешь мне все сразу объяснить? Разве так не будет проще?

– Легкий путь не всегда верный. Лучше пройти по тернистому пути и получить куда больше знаний и опыта, чем получить сухую информацию и выработать неверное представление о жизни.

– Думаю, я понимаю, о чем ты говоришь.

– Правда? Рад это слышать, Селлина.

– Я должна наблюдать за людьми также, как за древом жизни, но с другого ракурса.

– Верно, делаешь успехи, – ненароком улыбнулся Зоренфелл. – Только не перестарайся с наблюдениями, люди могут счесть тебя странной, если будешь открыто пялиться на всех подряд.

– Почему все так сложно?

– Не знаю, люди сами по себе крайне сложные.

– Братик, куда мы идем?

«Черт, а ведь я и не подумал, как эта ситуация выглядит на самом деле… – задумался Зоренфелл после обращения. – Это вообще нормально, что сама Судьба меня братиком зовет? Там никто сверху типа Бога не пал ржать от такой ситуации, нет?»

– К одному моему хорошему знакомому, мне нужно излить душу.

– Как это? Душу же нельзя выливать…

– Беседы. Они помогают людям разобраться в собственных проблемах, поделиться ими с кем-то, кто может тебе помочь на добром слове, дать полезный совет. Обычно после таких разговоров становится намного легче.

«А вот и начинается территория «улиц» … Давненько меня здесь не было, надеюсь хоть не узнают» – зря надеялся Зоренфелл, ведь местное хулиганье уже приметило незнакомое лицо.

К удивлению парня, никто из шпаны не стал сразу лезть в драку. Они внимательно наблюдали за Зоренфеллом, идущим вместе с Селлиной и о чем-то перешептывались, кому-то звонили.

– Эти люди, они тоже наблюдают за нами, чтобы нас изучить? – рассматривала Судьба этих ребят.

– В каком-то смысле.

– У них такие пышные деревья… – выразилась она.

– Разве ты можешь об этом говорить? Ты ведь сама недавно говорила, что есть запреты.

– Если не звучит ничего конкретного, то говорить можно.

– Я стал немного понимать эту логику.

Хулиганов напрягало то, как «иноземец» спокойно бродит по их территории и даже не волнуется за свою безопасность. Осторожные решили перестраховаться и либо пропустить мимо глаз странного незнакомца, либо узнать о нём у своих знакомых. Глупые же вознамерились лично обо всём спросить.

– Слышь ты, выхухоль, больно смелый топтать нашу землю? – подлетел крепкий с виду паренек с царапиной на щеке.

Он был не один, вместе с ним еще трое ребят крепкого телосложения. Оружия у них нет, так как здешние устои этого не допускали, и нарушители жестоко карались.

– Думаю, мы можем избежать проблем.

– Конечно можем, если пересчитаем сколько у тебя костей и заберем себе эту малышку, – с злобным смешком бросил он свой взгляд на Селлину.

Однако та совсем никак на это не реагировала.

«Не ту малышку ты выбрал, паренек, да и не с тем связался…» – подумалось Зоренфеллу и только он хотел размяться, чтобы выместить накопившийся в нем стресс, как вдруг этого парня остановил некто подбежавший.

– Дурак, ты хоть понимаешь кого остановил?

– Слышь, ты какого хрена меня хватаешь?! Совсем страх потерял?

– Да это ты страх потерял, придурок, перед тобой Император собственной персоной!

– Чего? – перевел он взгляд на Зоренфелла. – Он-то? Пфе, ха-ха! Этот идиот сбежал давным-давно, поджав свой хвост, а вы тут бахвалитесь им, жалкое зрелище… Сейчас мы и проверим, Император он или нет…

– Ну, я по крайней мере пытался, – отошел на пару шагов паренек, сообщивший о титуле Зоренфелла.

– Слушай, Селлина, никогда не воспринимай то, что я сейчас сделаю, как нечто хорошее, ладно?

– А зачем тогда это делать? – озадаченно поинтересовалась Судьба.

– Потому что некоторых вещей не избежать, даже если в этом ничего доброго не имеется. Чутка позже об этом расскажу, если сама не додумаешься, – ответил он, после чего развернулся к представителю новой школы «улиц».