Текст книги "Желтый дьявол (Том 2)"

Автор книги: Никэд Мат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

2. Коронация

Станица Гродеково на самой русско-китайской границе.

Поп Иероним всю жизнь провел в Гродеково. Разве редко-редко в Никольск выберется… А больше – никуда.

Совсем деревенский поп.

И вдруг… На тебе… извольте… Станичный атаман передает: приготовься, отец, генерала Хорвата на царство венчать…

Каково? Аж взопрел бедный поп.

Низенький, толстый переваливается на коротких ножках… в нечесаную бороду лапищу запустил. Ходит и скулит…

– Нет, ты подумай, отец дьякон… откуда ж я могу знать, как это короновать надо. Я уж и архирейскую-то службу запамятовал… Помнишь, поди, когда преосвященный Евгений приезжал, какой конфуз-то получился… А…

– Угу… – мычит дьякон. – коронация… это тебе не литургия Иоанна Златоуста… не бракосочетание… не об усопших моление…

– Вот-вот… Что же, я ему панихиду служить буду, что ли. Господи, господи. Не знаю, что и делать.

– Ничего, отец Иероним… Сойдет. Пропоем тропарь какой-нибудь… Я потом, как возложат корону, так мы сразу молебен о здравии его императорского величества… Молебен-то для нас не в диковинку.

– Да уж придется так. Ты, Илюша, собери хор, – обращается Иероним к пономарю (он же регент).

– Хорошо, отец. Я вот не могу придумать, чем бы его нам встретить: не то «Иже херувимы», не то «Яко да царя»…

– Действительно… Что ж в таких случаях петь-то… Вот оказия.

– Постойте, – говорит дьякон, – а что, ежели пропоем ему «Исполаети деспота».

– Что ты, дьякон? Что ты? Да разве он архиерей!

– А чем же хуже? Еще лучше – царь.

– Хотя… пожалуй. Вали, Илюша, «Исполаети». Ох-хо-хо… Боже милостивый, пронеси благополучно.

Поп вздыхает.

– Равня-а-а-а-йсь!

Хорунжий Башкин заметно волнуется.

Рота из числа войск охраны Манчжурской дороги и сотня уссурийских казаков спешно подравниваются.

Быстро подъезжает автомобиль.

Казачий взвод галопом за автомобилем. В автомобиле – Хорват и Голицын.

– Смирно-о-о!.. Слуша-а-ай! На караул! – зычно командует Башкин… – и, лязгнув шашкой, берет с фасоном на караул.

Но в торжество этой минуты врывается непрошеный конфуз.

Перед фронтом штук десять станичных собак составили оживленный хоровод вокруг довольно симпатичной лайки.

При звуке громоподобной команды, всполошенные собаки с лаем бросаются на хорунжего.

– Вау, вау, вау! – прыгают они вокруг него… Вот-вот схватят за ляжки.

Бледный хорунжий стоит на вытяжку, не имея права предпринять что либо для ликвидации нападения.

Но шум моторов отвлекает внимание собак. Переменив фронт, они бросаются к автомобилю.

Только вылезший Хорват спешно прыгает обратно.

Спешенный взвод с шашками наголо бросается на неприятеля. Собаки бегут.

Успокоенный Хорват под взглядами толпы станичников медленно подымается на паперть.

– Исполаети деспота! – гремит на встречу хор.

Уже пропели тропарь и еще что-то.

Отец Иероним малую ектенью прочел в качестве бесплатного приложения.

Близится торжественный момент коронации. Церковь полна народа. Станичные бабы становятся на цыпочки и вытягивают шеи, чтобы лучше видеть.

Генерал Хорват медленно входит на амвон. Лицо сосредоточенно. В глазах величие. В бороде тоже.

Вихрастый Васютка, сын пономаря, идет сзади, поддерживая мантию.

Дрожащими руками передает отец Иероним корону.

Хорват принимает ее и, высоко держа над головой, поворачивается к толпе.

– Русские люди! – говорит он: – с великим смирением принимаю я из рук ваших эту шапку Мономаха, этот признак высокой, богом данной власти… Помолимся.

Хорват опускается на колени.

На колени, шумя и толкаясь, бросается толпа.

Васютка глядит, выпучив глаза. Вдруг он чувствует на губах присутствие чего-то соленого и липкого. Растерянный Васютка не знает, что делать… Руки заняты. Но, видя, что все склонили головы, Васютка быстро поднимает край мантии и вытирает ею нос.

Хорват подымается. Толпа тоже.

– Спаси, господи, люди твоя!.. – начинает речитативом отец Иероним – и благослови достояние твое. Победы благоверному государю нашему императору Нико… то-есть… э… э… (забыл, забыл… имя забыл) э… э… э…

– Леониду Дмитриевичу… краешком губ подсказывает Хорват.

– Леониду Дмитриевичу-у, на супротивные даруя!..

С шумом высыпает толпа верноподданных.

Его императорское величество медленно выходит из храма.

Головы верноподданных обнажаются.

– Смирна-а-а-а! Слушай-ай. На кара-ул, – вторично командует хорунжий Башкин (собак нет).

К самой паперти подкатывает автомобиль.

Вдруг из толпы вырывается какая-то старуха и бросается к ногам Хорвата.

– Государь, батюшка, помилуй!.. заставь бога молить… Горе мое горькое, батюшка.

– Что тебе нужно, старуха? – милостиво спрашивает император.

– Отец родной, помоги. Старуха я… бедная. Одна надежда была – свинья… Сдохла, батюшка, сдохла… Что мне теперь делать?

«Вот оно… Пришло – мелькает в уме Хорвата, – его народ несет к стопам его свои горести и печали».

– Встань, старуха! Вот тебе деньги. Купи себе другую свинью.

– Отец родной. Спасибо. Осударь-батюшка. Куплю, непременно куплю… У Матрены кривой куплю… Хорошая свинья, жирная. Как взгляну на нее, повсегды тебя вспоминать буду. Спасибо, батюшка.

Станичный атаман красноречиво толкает старуху под бок.

3. И царствию его не будет конца

В тот же день во все концы прыгает по проводам телеграмма:

«Сего числа я, снизойдя к мольбам народа русского, решился принять… и т. д. и т. д.

Государь император всея великия и малыя… и проч. Леонид I.

Дано в Гродеково, числа… и т. д.

С подлинным верно Министр Двора Князь Голицын».

На перроне харбинского вокзала толпится народ. Впереди выстроилась длинная лента харбинской организации бой-скаутов.

Шипя и пыхтя, лихо подкатывает экспресс.

Хорват, в сопровождении министра двора и небольшой свиты, выходит на перрон.

Скауты отдают салют.

– Русские люди (хотя нет… не подходит). Дети, (нет, не то). Дети русских людей. Я хочу вам сказать… Вы моя опора. Урра!

– Всегда готовы. – Урра! – отвечают скауты и трясут палками.

Их величество отбыли во дворец.

Хорват сидит в кабинете и ждет. Ждет с минуты на минуту, когда посыплются на него со всех сторон верноподданнические телеграммы.

Его признают иностранцы… Восток… Сибирь… Да… Главное, Сибирь… Колчак.

Колчака он, впрочем, оставит командующим и военным министром… Пусть.

Хорват не ошибся… Первая телеграмма пришла от Колчака…

Шифром…

Вот она:

«Бросьте валять дурака. Вы вносите смуту. Немедленно пошлите опровержение идиотским слухам».

Вот.

А другая в таком же духе… И шифром… Только поделикатнее… От французов из правления Русско-Азиатского банка.

Смысл ясен: такой поступок не подходит для управляющего дорогой. Пусть генерал Хорват об этом подумает и известит банк.

Увы.

И невольно клонится седая борода над третьей телеграммой…

И тоже шифром…

«Если его превосходительство задумает оставить почему-либо Манчжурскую дорогу, то не захочет ли он предупредить об этом заранее Китайское правительство.

Если его превосходительство согласится устроить передачу управления дороги генералу Бао, то Пекинское правительство дарует его превосходительству почетное мандаринство, поместье в Чань-Чуне и пожизненную пенсию.

О размерах, как и о всем прочем, можно сговориться в Пекине».

Вот.

Император.

Глава 9-ая
АТАМАН – ЦЫГАНКА – БАРОНЕССА

1. Две женщины

Семенов адъютанту:

– Выслать автомобиль к поезду.

– Кому?

– Баронессе Глинской.

У Маши-цыганки на белках глаз красные нити. Брови тянутся вверх к завитушкам смоляных волос.

– Ты кому это?

– Что? Уже приревновала! Это – от японцев… По делу.

– Знаем, какое дело!

Бриллиантовая брошка на груди Маши порывисто колышется. Вцепились пальцы-когти в руку атамана:

– Смотри!

Баронесса – как всегда. Очарование, плюс воля – мужчины только средство…

Цель баронессы: того, другого, третьего… она найдет настоящего! Того, кого надо. Того, кто сможет осуществить ее грандиозные замыслы.

А тогда…

– Баронесса. Я очень рад.

И губы Семенова на том же месте, где до него побывали губы сотен других, генералов, полковников…

– Чему обязан я вашим посещением?

– Я приехала предложить вам помощь.

– Вы… Но ведь вы…

Семенов не понимает, какую помощь может предложить ему баронесса. Ведь она не начальник какого-нибудь отряда, не представитель иностранных государств. Разве деньги…

– Я слушаю вас, баронесса.

– Я говорила о вас Таро. Он обещал вам широчайшую поддержку в вашей борьбе с Колчаком…

– Баронесса! Я очень вам благодарен! Но не объясните ли вы, чему обязан я таким вашим содействием?

– Интересы русского народа достаточное обязательство для нас всех, – почти тоном проповедницы говорит баронесса.

Потом лукавые искры в верхушках серых глаз и теплое пиано из губ:

– А кроме того… на вас возлагают большие надежды…

– О, баронесса! – Семенов всем корпусом подается к ней.

За эти слова он готов ее зацеловать, заласкать – откуда, откуда она такая!

…Губы опять на руке. Покрывают то же место длительным прикосновением. Затем неожиданно взлет вверх по локтю, между сгибом кисти руки, где газончики черных шелковых кружев…

Полсекунды.

Глаз атамана: рыжий пушок под мышкой, рука: жмет руку баронессы, губы дрожаще: – баронесса!..

Спохватившись:

– Да, да, интересы нашего народа.

Голос Маши:

– Простите, атаман. Посмотрите, не забыла ли я тут платочек?

Два взгляда.

Маши: злой, сверкающий, слегка кровью набухших белков.

Баронессы: дерзкий, вызывающий – сознание своей силы.

Столкнулись. Ясно: ни одна не уступит.

Борьба. Месть.

Поднимаясь по лестнице, Либкнехт сталкивается с баронессой. Она узнает его первая.

– Либкнехт!

Он смотрит на нее. Потом сразу вспоминает: автомобиль, чьи-то теплые, нежные руки, потом, потом… после всех тягот тюрьмы и лагеря… безумная ночь в будуаре баронессы… нега и ласка до утра…

Неужели она его любит?

– Баронесса!

– А вы как здесь? – спрашивает его Глинская.

– Я работаю тут в штабе. В шифровальном отделе.

– Только то! – смеется баронесса. Она любуется красивым профилем его лица, гордой посадкой головы, энергичным изгибом шеи…

И сразу что-то решивши:

– Вы поедете со мной. Я это устрою.

И не дожидаясь его ответа;

– Сегодня будьте у меня! Гранд-Отель, 16. В двенадцать, Либкнехт. Не забудьте!

И, кивая ему рукой, баронесса спускается с лестницы.

2. В очаге опасности

В тот же день в штабе.

– Доложите об этих телеграммах лично Семенову, – обращается начальник штаба к Либкнехту. Он передает ему пакет с телеграммами. Отдельно держит одну.

– А по этой нужно известить этого коммерсанта, как его… Люкса.

Либкнехт удивленно поднимает брови.

– Люкса?

А сам думает: «наконец-то. Теперь действовать решительно, неотложно. Сегодня же. Но ведь баронесса… Ах, да ладно…»

Он сперва заходит к Семенову.

– Секретно, лично от начальника штаба, – докладывает он прислуге.

– Их нет! Но там Маша.

– Что? Я должен говорить с атаманом лично. Я должен передать ему телеграммы.

– Ха-ха-ха-ха! – раскатистый хохот. – Вы так думаете? – слегка придушенный голос.

В дверях Маша. Черные глаза смеются задорным капризом. Но вокруг рта злое недовольство.

– Давайте сюда ваши бумаги.

– Нэт! – отчеканивает Либкнехт, – я не могу. Я обязан передать их лично Семенову.

– Ха-ха-ха! Ну, давайте скорее. Я жду.

Либкнехт стоит на месте. Потом вежливый поклон.

– Я приду позже, когда будет атаман. Он поворачивается и направляется к двери.

– Стойте, – кричит Маша, – вы так не уйдете. Я хочу вам сказать… Ну, идите же. Не бойтесь меня.

– Я ничего не боюсь! – отвечает резко Либкнехт. – Я просто исполняю свой долг.

– Пройдите сюда! – и Маша приподнимает портьеру в следующую комнату. Либкнехт… нерешительно следует за ней.

– Садитесь! Вы упрямы… Но вы красивы. Вы мне нравитесь. Целуйте, – она протягивает ему свою смуглую, оголенную почти до плеча руку.

Либкнехт чуть-чуть прикасается к ней губами.

– Ха-ха! Смелей, – смеется Маша, – разве вы такой робкий?

Она притягивает его голову к своей груди, потом неожиданно наклоняется и крепко целует его в губы.

Либкнехт вскакивает.

– Простите, но вы… вы…

Он растерялся от неожиданности и не знает, как себя вести. Маша забавляется его нерешительностью и хохочет:

– Скромница… Любопытно. Я жду вас сегодня в десять. Приходите непременно, иначе…

Либкнехт знает, что он должен делать сегодня вечером: Люкс, затем баронесса… Лихорадочно соображает.

– Я не могу!

– Как? Маша хватает его за руку. Выбрасывает слова, как острые иголки, произносит, как шипение змеи:

– Смотри! Я буду ждать. А если не придешь…

Маленькие кулачки сжимаются. В глазах злоба и жестокость.

О, да! Либкнехт знает про дела Маши. Еще сегодня утром, когда говорили о расстреле поручика Мартынова, не подчинившегося ее капризу.

Ну, да все равно. Он сегодня покончит все и уедет в сопки.

Он резко поворачивается к дверям и быстро выходит из комнаты.

3. Либкнехт действует

Люкс с недоумением разворачивает записку. От Маши!

«Будьте вечером. Есть важное дело».

Люкс не верит своим глазам. Приглашение к Маше! Кто откажется? Кто смеет отказаться! Но зачем он ей вдруг понадобился? И откуда она знает? И так поздно, так поздно.

Люкс польщен.

Он надевает новую форму, тщательно причесывается перед зеркалом. Придает свежесть вялым щекам.

Потом обильно капает на подкладку френча густой флердоранж и ухмыляется:

– Теперь, если удача – то не ниже полковника!

И, когда часы показывают без пяти одиннадцать, он уже у дверей Маши. Дверь действительно открыта…

Черные, как смола, зыбкие, как озеро ночью, волосы Маши. Сверкают жемчужины над упрямым лбом.

Либкнехт пришел. Сел. Глаз не может оторвать.

Он мадьяр. В его жилах южная кровь. Он горяч, как невыезженный конь, как молодой тигр, почуявший запах крови…

Но он знает… Сегодня: одиннадцать часов, Люкс, бегство.

– Иди ко мне, иди… – зовет Маша Либкнехта. – Ну, иди. Иди же!

Либкнехт стоит.

Маша вскакивает. Упрямство Либкнехта только разжигает ее страсть. О! Она сумеет расправиться с ним! О! Она бы расправилась, если бы он не пришел. Но он все-таки пришел… Значит…

– Милый! – она прижимается к его лицу своим горячим телом.

…Темное озеро – волосы… Жемчужины звезд над темной водой… озеро под ним… Глубоко… зыбко…

– Разрешите? – в полумраке в дверях Люкс. – Простите, я помешал?

Люкс замер в недоумении. Но ведь сейчас одиннадцать. Он точен! Дверь была открыта. Он вежлив!

Как разоренная тигрица вскакивает Маша-цыганка и бросается на Люкса.

– Как вы смеете?!

И острые ногти Маши – по тщательно омоложенному лицу Люкса. Люкс ничего не понимает. Вдруг взгляд на Либкнехта. Он знает этого человека! Он помнит: сопки, бегство…

– Это!., это!..

Либкнехт вскакивает. Теперь момент настал. Удар револьвером прямо в висок:

– Умри, собака!!

Люкс, как мешок, валится. Маша еще в него – ногой:

– Сволочь!

Для Маши все ясно. Это он сделал ради нее. И хорошо. Так ему. Последствия? Ей наплевать!

Она накидывает на плечи легкое манто и нажимает кнопку звонка.

– Уберите этот труп! – говорит она появившемуся адъютанту. – Куда-нибудь подальше.

Либкнехт берет шляпу.

– Куда? Оставайся у меня. – Маша уже умоляюще смотрит в его глаза.

– Я сейчас не могу! Я расстроился из-за этого… он указывает рукою на труп Люкса.

– У, гадина!

Либкнехт уже на веранде. Лунная ночь с мириадами звезд.

Приятная прохлада наступающей весны.

– Приходи завтра! – вслед ему голос Маши.

Либкнехт, вперед! Он доволен! Его план удался на славу. Правда, он не устоял против Маши, ну да все равно – результат один: Люкс ликвидирован!

Теперь скорей к баронессе. И сегодня же во Владивосток… А там обратно в сопки…

Глава 10-ая
БЕЗ ВЫСТРЕЛА

1. Тайга двинулась

Ш-ш-ш-ш… верховой ветер шумит по вершинам сопок. Гонит по небу стаями рваные клочья. Бледный бок луны гуляет по тучам…

В тайге Уссурийского края, где сосна и тополь боко-бок– ш-ш-ш-ш – ветер в ветвях.

Ночь темная.

Во тьме деревья, качаясь – скррр, скррр… Филин в лесу – ух-ух-ух…

Туманом затянуты ложбины и пади. В тумане… вот тут… и там… и там… огни горят… Ночные таежные огни.

А с перевала на перевал, извиваясь по сопкам, режет щетину тайги широкий спасский тракт. В дичь, в глушь проложен тракт руками военнопленных.

Тракт шевелится. Там… сям – цок копыта… звяк затвора… храп лошади… вспых спички…

С шумом деревьев сливается шарканье ног – шшах, шшах, шшах, шшах.

Ночную тьму продирая, в шесть сотен колонной по тракту идут партизаны.

Тайга двинулась.

С сопок на магистраль железной дороги хлынул таежный поток.

2. Против американцев…

«Вот так номер! Ни черта не поймешь. Кто из них крутит друг другу головы?» – думает Ефим и еще сильнее жмет трубку к уху.

Знакомый, резкий твердый голос человека в маске отчетливо произносит каждое слово:

– Да, господин полковник. Мои люди собрали об этом довольно точные сведения. Эти сведения вы должны были получить сегодня через начальника вашей разведки.

– Да, да, я получил – отвечает Таро.

– Превосходно. По собранным данным можно заключить одно: американцы помогают красным. Двойственность их политики несомненна. Но этого мало… Я полагаю, у них имеется инструкция от высшего командования – оказывать помощь партизанам. Вывод отсюда один: американцы травят партизан против японских войск.

– Кхэ… – сердито кряхтит Таро на другом конце провода.

– Случай в Спасске, господин полковник, говорит за себя. Зачем майор Сайзер ездил к партизанам на автомобиле? Зачем он обманул японский гарнизон, сообщив, что видел не более сотни партизан?

– Угу.

– Мои агенты донесли мне еще одну новость.

– А-а?

– Американцы ищут половину какого-то документа. Думаю, речь идет о нашем. Очевидно, вторая половина попала им в лапы.

– Да, да… это мне ицвецно… Я тоже имею об этом сведения и хотел вам сообщить. Я рекомендую вам поехать в Спасск лично.

– Превосходно. Я тоже хотел просить об этом… Вы предупредите коменданта станции Евгеньевка об оказании мне содействия.

– Да, конечно. Поставьте шире наблюдения за американцами и постарайтесь добыть письменные доказательства их действий… Я говорю о помощи партизанам.

– Понимаю. Завтра еду.

– Счастливый путь.

Ефим в недоумении жмет плечи:

– Не понимаю: чего он хочет? Кто же все-таки из них крутит друг другу голову?.. Ну, хорошо… Увидим. В Спасске я тебя разоблачу… Не увернешься… Да.

3. Советы живут

ПОРЯДОК ДНЯ

первого Повстанческого Съезда

в урочище Анучино.

1. – Советы в области.

2. – Повстанческая армия:

а) мобилизация.

б) снабжение.

в) единое командование.

3. Внутренние дела:

а) отношение к хунхузам.

б) к корейцам и китайцам – крестьянам.

в) вопрос о макосеянии.

4. – Текущие дела.

Норма представительства: – от партизанских отрядов на 500 – 1; от сельсоветов на 1000 – 1.

Быстро работает машинист штаба, недаром его партизаны прозвали «автоматом». Один за другим вылетают из пишущей машинки приказы на фронт, во все партизанские отряды, о производстве выборов на первый Повстанческий съезд.

– Подумать только! – Шамов подписывает приказы за начальника штаба: – в десяти верстах колчаковская территория – железнодорожная магистраль, а здесь… советы и повстанческий съезд.

– Советы живут!.. – возбужденно на бегу произносит Демирский, передавая приказы ординарцам, а те – на фронт…

– Да, советы живут…

Штаб фронта усиленно работает.

Готовится к съезду и широкой операции наступления. План – общий по фронту на все участки – подписан Штерном.

Снегуровский разрабатывает детали своего участка.

От штаба и фронта пятым делегатом на съезд выезжает Шамов. Вечером им седлают лошадей.

4. На заставе

– Черти! – Горченко… Баранов…

Два карабина к нему, вмиг…

– Стойте!.. Что, не узнали, что ли? – и Кононов у одного за карабин.

– А, дьявол! – и Баранов, положив карабин, быстро схватил гаечный ключ и принялся развинчивать стык, – бери лопату, живо…

Кононов точно и всегда был землекопом: сразу приналег на заступ и давай подкапывать шпалы…

– Откуда ты летишь? – Горченко любовно оглядывает товарища, точно с неба свалившегося им на помощь.

– Да все гонюсь за шпионом… Чорт его разберет – никак не можем разгадать…

– Он в сопках?

– Нет!

– Так чорт с ним! – Баранов закончил уже отвинчивать гайки, – бросал бы город, да к нам в сопки скорее… Сам знаешь, людей не хватает…

– Знаю… и чертовски хочется к вам, да нельзя: Штерн приказал… открыть… Документ у него важный…

– Ну, Штерн, тогда надо, значит…

– Вот то-то оно и есть… А то бы разве я усидел в городе…

– В сопках летал бы?..

– Известно – летчик!.. – и оба разражаются хохотом.

– Черти!.. А ведь правда… – и Кононов присоединяется к ним.

– Скорей, ребята, живей… – отряд уже наверное подходит к станции… – и Горченко налегает на костыли – один за другим они с глухим ржавым скрипом выскакивают…

– Готово! – Горченко с Барановым навалились на лом и скатывают рельсу за насыпь.

Кононов в это время раскидывает с другими партизанами шпалы.

Работа окончена – шесть стыков рельс разобраны, насыпь срыта и заграждение к станции сделано.

– Теперь хоть сам броневик иди – отряд может спокойно действовать… – и Горченко сел у полотна и закурил… Баранов! – он оборачивается к нему. – Иди смени наблюдателя.

Баранов вскидывает карабин…

– А как насчет сметанки, все смекаешь? – и Кононов лучится глазами хитро.

– Горбатого могила исправит… – Горченко машет рукой. Ребята смеются.

– А что, плохо, что ли… – Баранов шагает на смену… Маленький карапуз легко и четко.

Остальные скатываются в кусты и там залегают с винтовками на прицеле в выемку.

Кононов остается с ними и рассказывает о городе. Партизаны слушают с жадностью.