Текст книги "Желтый дьявол (Том 2)"

Автор книги: Никэд Мат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

4. Сеул

Древний Сеул, столица Кореи, просыпается.

Яркое утреннее солнце радостно стелет ласки своими лучами на рисовые поля, безбрежно развернувшиеся вокруг города. Белые корейские домики кажутся сдавленными большими зданиями японских правительственных учреждений, а древний замок корейских князей, стоящий около Сеула, будто выкинут за черту города победителями с островов.

По еще безлюдной улице Сеула идет нищий. Бессильно свисает его левая рука, а правой он опирается на палку. Медленно подходит он к корейскому домику.

Тук… тук-тук…

Спят. Настойчивее: тук… тук-тук…

Из дома: тук… тук-тук…

Нищий оглядывается.

Никого.

Бесшумно раздвигается дверь.

– Войди!

Молодая девушка подозрительно оглядывает пришельца…

– Пэ-и! Ты? Мой господин. Что с тобой?

Нищий, обессиленный, упал со стоном на цыновку:

– Туфли… передай… Ихо-Сан…

Старый кореец вышел из-за ширмы.

– Кто пришел?

– О, отец! Пэ-и пришел… оттуда. Принес туфли, а сейчас… умер…

Старик нагнулся и осмотрел корейца.

– Ничего, будет жить. Промой ему раны и дай вина. Туфли принеси мне. Выйди и посмотри, нет ли кого около дома.

– Ли, дай нож. Притвори, как следует, дверь и будь осторожна.

Старый Ихо-Сан взял нож и осторожно стал надрезать туфли.

Между подкладкой и верхом туфли на узкой ленте четкий шифр:

«Начальник… корейского… партизанского отряда… старшему… брату… Сеул…

Партия наших в тридцать человек прибыла июня благополучно. В последних боях с японцами нам удалось отбить большой обоз с вооружением. В бою уничтожили 250 человек японской пехоты. Мною расстрелян взятый в плен собака – Моцумато тот, который предал в Сеуле наших братьев..»

Глаза Ихо-Сана блеснули довольным огоньком.

Дальше.

«Через русскую границу установили связь. Сообщаю, что явка в Никольске на брата Цой. Пароль, как уговорились».

– Явка на Цой? Цой – предатель, и они не знают об этом… Ли!

– Что, отец?

– Когда едет в Чаньчун Каиуура, госпожа нашей маленькой Киу? И едет ли девочка с нею?

– Да. Они едут через три дня.

– Пойди сейчас и позови ее ко мне.

– Господин, можно войти?..

– Да. Здравствуй, Киу… Скажи, сможешь ли ты выполнить мое поручение в Чаньчуне, но так, чтобы никто о нем не знал… Это поручение будет от меня одному из моих знакомых в Куаньченцзы для закупки опиума. Ты должна будешь пойти к Тыну и найти у него Лю. Скажешь ему, что Ихо-Сан просит передать письмо. А кому – Лю знает. Разговаривать с ним ты должна так, чтобы никто не видел и не слышал вас. В особенности будь осторожна с Тыном.

Киу, ты маленькая девочка, но я знаю, что ты любишь старого Ихо-сан и сделаешь все очень осмотрительно.

Если, когда вернешься, госпожа Каиуура будет спрашивать, где ты была, скажешь, что ходила за кимоно к своей подруге.

– Хорошо, господин, я исполню твое поручение.

– А когда ты вернешься обратно, я подарю тебе красивый пояс. Возьми вот этот пакет. Это то, что нужно передать Лю. Спрячь его как можно дальше, чтобы никто, никто не видел. А теперь можешь идти.

И опять ночь…

Снова поезд летит на север к Мукдену и дальше, а древний Сеул – столица рабов – тонет во мраке ночи среди степей рабской Кореи.

5. Факелы

– …Сообщи Нао, что приказание его исполню: отряд будет на шестое солнце в Белой Церкви – там его можно захватить ночью в плен или перебить весь.

– А как тебе дать сигнал… – басистый тихий голос из тьмы.

– Ракетой. Я буду поджидать… Я встречу и проведу.

– Дело!.. – бас крякнул.

Ухо от переборки отклеилось. Беззвучно, ощупью тень в окно, а там в тайгу…

– Ну-у… чо-чо… – выехал с постоялого двора за отрядом Цой. А тайгой, впереди него, догонял отряд младший Ким.

Высоко в утреннее тихое небо черными столбами из тайги смоляной дым. – Лётом идет корейский отряд на пожарище.

Вот уже и совсем близко – сквозь лес видны белые фанзы-уруги… Доносятся крики и выстрелы.

Бегом, раскинувшись широким полукругом, подходит корейский отряд. Остановились, залегли и…

Таррр-ах… – разнобойным залпом в кучу синих повязок.

Но одноглазый Лифу не растерялся, – быстро в цепь рассыпает отряд, и ответным огнем заговорила тайга.

А старые сосны еще сильнее задымились – и страшный вой из тайги вместе с дымом в тишь и синеву неба…

– Куарры… туы… – взвыл старший Ким и бросился к соснам, прямо на хунхузов. За ним весь отряд.

Зубами, прикладами дрались корейцы, – как пантеры…

Не выдержал старый хунхуз.

– Спасай опиум… – крикнул он по-китайски своему Сын-Хун-Ли. И хунхузский отряд, отстреливаясь, скатился с пригорка к речке, а там через тракт в тайгу…

Ким не преследовал их. – Отряд бросился спасать деревню и горящих людей.

Жжжжжиии… шшшии… – шипит тело гарью и мясом паленым со смоляных сосен на Кима… Он к крайнему дереву.

– Братка мой… – стоном с горящего дерева…

Сняли всех. Только старый Тиу умер раньше всех, а другие умирали.

На улице, в фанзах стонали и тихо плакали кореянки девушки, всхлипывали, изнасилованные хунхузами.

Маленькая Лие держала младшего Кима за руку и не могла поднять глаз – она молчала.

Младший Ким все понял.

Так!

– Ты что смеешься, собака… – прикладом по голове еще.

Цой свалился с телеги, но быстро вскочил и…

Тахх. – В упор в младшего Кима.

– А-а-а… – Ким пошатнулся, но сдержался… К нему бросился партизан, а старый Ким уже связывал Цоя.

– Готово… – привязать его к сосне… – скомандовал партизанам.

– Ничего, братку. Пуля прошла под ключицу… Ничего… – и он помог Кима уложить на телегу.

Тут же с белыми закушенными губами уже стояла маленькая Лие – невеста младшего Кима. Впрыгнула на телегу и к раненому Киму. Маленькой ладонью на жесткую щетинистую голову Кима, а глазами впилась в рану…

– Что с ним делать? – подошел Ким к телеге.

– Он японский шпион, брат… Я знаю… Я слышал – он сговорился с русским попом… нас предать…

– Где… когда… – Ким насторожился, наклонившись к младшему Киму.

Но в это время верховой въехал в деревню и прямо к нему.

– Лю… ты вернулся. Что привез…

– Вот… от Ихо-Сана Пэ-и послал тебе пакет…

Начальнику корейского партизанского отряда, старшему брату Киму.

… Немедленно ликвидировать явку на Никольск к Цой. Цой – предатель. У нас есть точные проверенные сведения: – посланный морем второй отряд схвачен японцами в Посьете по доносу Цой. Нами было послано вам сообщение об этом в начале июня и, вероятно, донесение перехвачено. Цой имеет в Никольске связь с японским военным атташе.

К исполнению:

1. – Уничтожить явку в Никольске.

2. – Уничтожить предателя Цоя.

3. – Явку установить в урочище Полтавка.

4. – Посылаем морем третью партию в двадцать пять человек в середине июля. Высадка будет в бухте Чень-Ювай.

5. – Передать благодарность нашему брату Штерну.

Корейский Ревком, г. Сеул.

– Ты прав, братка. – И он еще ближе наклонился к младшему Киму. – Цой предатель: вот пишет старый Ихо-Сан. Надо скорей идти к Белой… А потом в Анучино.

Оставив небольшую заставу, на утро отряд спускался в долину.

На пригорке одиноко горела сосна, а на ней Цой. Визг его долго раздавался по лесу… А дым тихо уходил черными клубами в небо.

Корейские партизаны шли и оглядывались.

– Ну, мала-мала молись… собака.

Отец Павел белками глаз повел по сторонам. Стал на колени. Не выдержал – грубо изругался…

Чак!.. – в упор выстрелили два партизана из винтовок попу в голову. Череп сорвало: на траву – слизью мозга и крови…

И все.

– Товарищ Штерн… докладывает об экспедиции начальник корейского партизанского отряда, старший Ким. А сбоку от пояса у него блестит серебряная цепь, снятая с поповского креста: он ее прицепил к кольту, взятому у убитого хунхуза.

– Хороший шнур!.. – кто-то в штабе шутит.

А в это время маленькая Лие в анучинском лазарете ухаживает за младшим Кимом.

Доктор Малевский посмотрел и сказал:

– Не опасно!..

Глазенки маленькой Лие запели.

Глава 20-ая
ПО ВСЕМУ ФРОНТУ

1. Одновременно

На Тетюхэ.

И Ольгинская история повторилась в Тетюхэ. Только там было в марте, а здесь – в июле… Вся и разница.

Четвертые сутки уже не спит гарнизон белых в Тетюхэ – карательный отряд, посланный Розановым.

Пустил их Серов мирно, ни одного выстрела…

А потом:

– Нет! Это чорт знает, что. Разве можно так воевать?.. Не знаешь, откуда в тебя стреляют… Где тебя ждет глупая смерть…

– И от кого?.. От бандита… – поддакивает, чеканя зубами, адъютант штаба карательного отряда.

– Э-э. Все равно – от кого… Факт – смерть… Глупая, как всякая смерть… Не на поле брани, а откуда-то из кустов… Из-за забора… Из-под пенька, из-за камня… через окно… Чорт знает еще, откуда… – и полковник возмущенно вскидывает кулаки.

Громко стуча каблуками, он ходит по комнате.

– Как парии – сидим без огня по ночам… Вот уже второй день без горячей пищи – на консервах… Я на германском фронте за все четыре года один день не ел супа… Вы понимаете – за четыре года… На мировой войне… А здесь… – машет рукою, ходит. И опять: – треть отряда уже перебита и… никого не видали – нет неприятеля…

– Да, здесь, господин полковник, и бабы-то ихние хуже всяких «неприятелей», то и гляди, чем-нибудь отравят…

– Ну, бабы, как бабы – верные бабы… Вон немки в начале войны какие нам свиньи подкладывали… Патриотизм у них тоже… Свой, должно быть…

– Сопочный… – хихикнул адъютант…

Стемнело.

Входит в штаб офицер.

– Господин полковник, разведка возвратилась: двое убитых, одного принесли раненого… Никого оцепить не удалось… Стреляют отовсюду… Вот слышите… – опять…

Чеок… чеок…

– Это по южной разведке – там еще опаснее – скалы… совсем нельзя проходить…

– Ать, чорт… Трое выбыло из строя… Опять…

В темноте.

– Нужно пополнение, господин полковник.

– Адъютант, пишите!

В темноте вынимает полевую книжку…

… – Командующему Приморским военным округом генералу Розанову… – диктует полковник.

– Темно… ничего не видать… Нельзя ли огонь зажечь… – робко, сам колеблясь, спрашивает адъютант…

– Зажигайте!

Зажгли.

– Ну, написали?

– Да.

– …нужна помощь. Третьи сутки ведем операцию окружения партизан… Успеш…

– Дзань… дзаннь… дзаннь… – в окно три пульки.

– Ай, – схватывается за плечо адъютант.

Без звука падает офицер, только что пришедший с разведки.

Полковник прихлопывает лампу, разбивая ее сапогом. Тьма.

– Будь ты проклят!.. Вот стрелки… – полковник взволнованно кричит в соседнюю дверь: – Санитара… – Потом:

– Нет, я больше не хочу… сидеть в этой проклятой клетке и ждать, пока эти собаки тебя не подстрелят, как куропатку…

– Нет… – К адъютанту на полу: – вы еще живы, адъютант?

– О-ох… – стонет адъютант под лавкой.

– А вы, поручик… – нет ответа… Чорт… Должно быть, убит… – Волнуясь, торопясь: – Нет, я не могу… Я сейчас сам схожу на радио… Надо скорее… Ординарец…

– Есть, – из тьмы.

Уходят.

А на утро пароход Чи-Фу, продырявленный меткими пулями стрелков отряда Сергеева, утекает в густом дыму своих котлов; а на нем – и весь уцелевший «карательный отряд» полковника.

Удирает во Владивосток.

На Сучане.

– Почему на этой шахте нам ожидать подхода других отрядов. Ведь, кажется, полковник Враштель говорил – внизу, у ст. Фанза?.. – один офицер другому.

– Здесь в приказе ясно сказано…

– Ну, ясно, так остаемся… Составь!.. – командует он отряду.

Отряд располагается у шахты № 3, как раз под средней штольней в выемке, под обрывом…

А ночью…

У-у-ухх… – и зашаталась глыба, и ухнула, и завалила отряд.

Карательный отряд, посланный Розановым на Сучан, погиб. Ловко сделали шахтеры из отряда Грача, направленные туда по специальной директиве Штерна.

– Есть, товарищ Штерн!.. – несется забористое Грача по телефону из Фроловки в Анучино.

– Есть, съедят-те мухи!..

2. Под Прохорами

Есть и другой Иван, Иван Шевченко, Славянский..

Ночью Снегуровский у телефона слушает приказ Штерна:

– Ваш левый фланг сосредоточьте у деревни Прохоры: туда будет двинут колчаковский броневик из Спасска на помощь Ипполитовке. Встретьте, не пропустите…

– Есть, товарищ Штерн.

И скачет на левый фланг ординарец с эстафетой к Ивану Шевченко, временно командующему левым флангом Яковлевского фронта.

– Есть! – говорит весело Шевченко, – ребята – Полищук… Кобзарь… Приготовьте подрывные снаряды, живо…

И чуть рассвет – отряд уже лежит в седловиной сопочке. А Иван Шевченко сбежал на будку к мосту и возится – минирует мост с подрывной командой. Готово.

Охрана моста давно снята, еще когда было темно. Теперь все «благополучно».

Залегли. Ждут броневик.

– …Господин полковник, срочное распоряжение генерала Розанова выйти броневиком на ст. Мучная.

Полковник Стрепалов думает:

«Да. У меня сказано было во вчерашней шифровке – выйти девятнадцатого… а сегодня».

– Семнадцатое.

– Раньше на два дня…

– Наверное во изменение приказа…

Трын… трррын…

– Алло! Начальник гарнизона… Кто спрашивает?

– Майор Ватанабэ…

– A-а! Господин майор… Чем могу служить?.. – и лицо Стрепалова в благоугодной улыбке у телефона.

– Я… броневик… хотцу… Ипполитовка… распоряжение… Владивосток… Штаб.

– А-а-а… – значит, правильно… И у меня распоряжение Владивостока на Мучную.

– Да… Я посылаю… Уже…

– Я сейчас же, господин майор… Вместе…

– Хоротцо!..

Из-за цементных сопок по равнине выползли две черных ленты, вот ближе… Дымок застилает, окутывает насыпь дороги… Еще ближе – все теперь уже ясно видно… Броневики.

Впереди – японский… на передней площадке часовой, японец.

Солнце на красном околыше фуражки и на штыке горит… Ясно, далеко видно.

Вот вкатывается броневик на мост.

И – взрыв.

Гулом оглашаются горы и дымом заволакивается на миг мост.

Высоко над дымом взлетает часовой, японец, и, лягушкой перевернувшись в воздухе, падает вниз, за мост прямо в реку.

Бух… и даже пузырей нет.

Из бойниц броневика открывается пулеметный огонь…

– В атаку!.. На броневик… – кричит Борисову, начальнику отряда, Шевченко, а сам…

Броневик белогвардейцев спешит на выручку – пролетел будку… Остановился – затрещал пулеметами… Ухнула трехдюймовка…

Но сзади ничего не замечает…

А там – балластный поезд идет в Мучную… Машинист увидел броневики – застопоривает паровоз и только хотел дать свисток, как к нему в будку с наганом в кожаной тужурке кто-то:

– Я Шевченко!.. – Долой с паровоза… Живо…

Кубарем валятся кочегар и машинист на насыпь.

А Шевченко на регулятор – пар во всю и полный ход – на броневик…

А сам соскакивает.

Тарр-рах… Что-то ухнуло… Громыхнуло, загремело, сталкиваясь, ползут друг на друга вагоны. Смяло белогвардейский броневик. Свалило с рельс броневую площадку. И вся эта куч а на японский броневик– и вдребезги – только обломки и груды мусора.

У-ух… – взрыв котла одного из паровозов. И пламя – огромный костер…

– Назад… Отставить атаку… – хрипло надрываясь, кричит Шевченко, подбегая к цепи, уже близко надвинувшейся к горящим броневикам.

– Довольно и этого!.. – кричит он Борисову.

– Есть…

У Ипполитовки.

В ту же ночь, под утро.

– Это Спасскому району на закуску – не велено трогать.

– Почему? – Зарецкий скрипит зубами, с завистью посматривая, как уходит из-под носа эшелон колчаковцев в сторону Мучной.

– Таков общий план: – и Харитонов плотнее закутывается своей шинелькой, крепко прижимаясь, влипая в полотно, – вот наша цель… – рукою на станцию Ипполитовку.

– Знаю!.. Да и это жаль – упустили…

– Ничего, наше от нас не уйдет…

И засвистела трава, и захрустел валежник, и запели пули…

– А-а-а-а-а-а!.. – атака цепью к станции, водокачке – к теплушкам…

А там – в рукопашную в самых вагонах, на нарах, штыками друг в друга…

Только хруст…

На водокачке засело трое японцев… – никак не подойти…

Но нашлись смельчаки: двое партизанов туда, во внутрь по лестнице наверх штыками подковырнули и вниз…

Шлеп – мешками три японца на гравий…

А Зарецкий:

– Урра!!. – и цепь на станцию повел…

Взята станция.

А к вечеру этого дня сводка в кабинете у Таро:

«Ипполитовка: – 73 японца („весь гарнизон станции“ — пометка рукою Таро) – 28 колчаковцев».

Мнет, кусает губы Таро – надо скорее идти на доклад к О-ой.

3. Секрет успеха

Штаб Розанова работает энергично. Не столько штаб, сколько сам Розанов:

– Раздавить партизанов! Истребить…

Энергично работает и адъютант Розанова Либкнехт. Отправка приказов генерала исполняется со всей точностью и аккуратностью.

– Приказ полковнику Стрепалову отправлен? – спрашивает Розанов.

– Так точно, ваше превосходительство. Выйти 19-го с броневиками.

– Хорошо. Пошлите приказ Эвецкому. Временно остановиться на станции Мучной.

Либкнехт смотрит в свою книжку, что-то соображает. Потом пишет приказ Эвецкому:

«Немедленно двинуться из Мучной на Черниговку, Лунзу и Мещанку.

Главнокомандующий генерал Розанов».

Ст. Мучная.

В тот же день быстро из эшелона сгружен отряд. Пехоты немного – это резерв и полковник Эвецкий оставляет его на всякий случай на Мучной.

Полковник весел: утро хорошее, прохладное… Славный кавалерийский рейд он сделает в тыл Анучино со своими лихими тремя сотнями егерей.

Враштель в это время делает такой же рейд с главными силами кавалерии на Анучино с юга.

– Вот будет им баня… – говорит Эвецкий весело, вскакивая на седло.

– И хорошая… – его адъютант натягивает поводья.

– Марш-марш!.. – и шпорами в бока своего вороного. Полковник первым выезжает со станции в поле на дорогу…

А там – Черниговка… Лунза…

Бодро себя чувствует полковник – точно двадцать лет с плеч.

И по шесть в ряд галопом выходит кавалерийский отряд на шоссе.

Сзади вьюками идут пулеметы.

… – И еще дело, – по телефону Штерн, – твой старый знакомый полковник Эвецкий хочет проделать кавалерийский рейд в тайгу. Из Мучной пойдет на Черниговку, Лунзу, Мещанку…

– Очень удобно… – Снегуровский вешает трубку телефона. – Сан-Си, – кричит он. Оттуда лётом китаец неслышно:

– Моя, капитана, зови?

– Да… Вот… – и Снегуровский подает ему маленький пакетик… – Ко-Шану и Бухте… Ига[14]14
  Один (или – в один день).


[Закрыть] солнце…

– Хо!.. – китаец исчез.

– Товарищ Демирский, едемте на левый фланг… – встает из-за стола Снегуровский, пристегивает кобур револьвера к поясу плечевым ремнем, – вам придется взять нашу конную разведку с собой…

– Есть…

– Твоя шибыко хитрый, капитана… – и Куо-Шан мигает обоими глазами и трясет руку Снегуровскому.

– Нельзя, Ко-Шан… Ваши моя не знай…

– Моя, шито… моя знай – твоя правильно делай… Подходит еще китаец и широко улыбается…

– А, чорт!.. Тебя и не узнаешь – совсем хунхузом стал, – Снегуровский жмет руку Бухте.

Бухта загорел и сделался настоящим хунхузом – такая же синяя роба и синяя повязка на голове по-хунхузски – совсем хунхуз.

Они садятся на траву, и начинается зачерчивание оперативного плана совместных действий.

В расщелине между двух сопок вьется внизу дорога – это шоссе с Мучной на Лунзу.

А внизу – прижатая с одной стороны речкой, а с другой – сопкой лежит хунхузская цепь в засаде с Бухтой: он же и командует цепью. Теперь его знают хунхузы и верят. Куо-Шан – начальник хунхузского отряда, тот прямо за сына его считает: лучшие пампушки ему дает – сам варит.

У хунхузов на новых японских винтовках – красные бантики мелькают в траве – этим они отделяются от обычных хунхузов…

– Они – тоже борщевика… – говорят эти китайцы.

А на сопочке лежит с цепью партизанов – спешенных кавалеристов, Демирский. Как раз во фланговом ударе и хунхузскому отряду, и тем, кто покажется на дороге.

– Шибко машинка, капитана!.. – Демирский смеется, вспоминая слова хунхуза.

Тар-рррррааааххх-рах… – разнобойно залпом хунхузская цепь в кавалерию.

И еще… и еще… и еще…

Рванулись казаки, дрогнули – часть назад, а другая в пустырь на противоположную гору… Хочет пробраться по шоссе к Лунзе.

– Цепь!.. Пли!.. – и Демирский метко ссаживает переднего кавалериста…

И эта группа смялась…

– Шибыко хо… Бухыта! – Шибыко хо, капитана… Ой…

– А здорово они строчили пулеметами, если бы не река сзади, да ваша цепь – пожалуй бы, мои китаёзы поутекали б… – Бухта Снегуровскому.

Куо-Шан слушает, улыбается…

– Шыбыка машинка есть, капитана… – шибко хо!..

А поздно ночью Снегуровский сообщает в Анучино:

«Эвецкий неожиданностью смят – вернулся на Мучную…»

– Очень хорошо… – из Анучино.

4. Попались

Эвецкий срочно прибывает в штаб.

– Ваше превосходительство! Мы понесли большие потери под Лунзой и Мещанкой. На всех флангах поражение.

Генерал, как от толчка, вскакивает.

– Кто вам велел лезть туда?

– Ваше превосходительство! – в исполнение вашего последнего приказа.

– Я вам приказал сидеть на Мучной.

– Ваше превосходительство, вот приказ.

Генерал всматривается в измятый лист.

– Это провокация! Что это значит? Позовите сюда моего адъютанта.

Входит Либкнехт.

– Кто отправил этот приказ?

– Не знаю, ваше превосходительство! Несомненно, это провокация.

– Наведите немедленно справки, с кем был отправлен приказ.

– Слушаюсь, ваше превосходительство!

Либкнехт удаляется. Генерал волнуется:

– Чорт знает, что такое. Давно ли, как пристрелил одного адъютанта, – опять. И это тут в штабе…

– Ваше превосходительство! – замечает Эвецкий, – а вы не допускаете, чтобы этот…

– Что? Ведь это же ваша рекомендация! Вы сами предлагали! Вы уже успели забыть?

– Нет… нет, ваше превосходительство… Это человек, несомненно, надежный…

А сам думает: «Чорт его знает. Все баронесса»…

Либкнехт немедля отправляет несколько депеш, забирает из стола кой-какие бумаги…

Эвецкий, проходя через комнату, замечает торопливые движения Либкнехта. В один момент его подозрения из предположений превращаются в уверенность.

– Стойте, куда вы?

Вместо ответа Либкнехт подбегает к нему. Меткий удар по виску сваливает полковника с ног.

Около полуночи.

Баронесса Глинская только что освободила свое тело от стесняющих одежд и с наслаждением роняет его в мягкую перину. Сверху балдахина над кроватью струится мягкий голубой свет ночника.

Мысли баронессы плывут далеко, далеко… Мелькают многие знакомые лица, имена… И останавливаются на одном:

– Либкнехт.

Восемь букв разноцветными огнями танцуют перед глазами, теряясь в голубом балдахине и уплывая куда-то в высь…

Как скучно без него!

А он единственный, герой… Наконец она нашла, что искала. Пусть простой офицер, но как он работает, какая энергия…

Тррррр… – в соседней комнате, кабинете, звонок телефона. Слышно, как горничная говорит:

– Квартира баронессы Глинской… Барыня уже спит. Кто? Полковник Эвецкий? Как? Будить? Я не знаю…

– Катя! Постойте! Не кладите трубку. Я сама.

Накинув легкий ночной пеньюар, баронесса проходит в кабинет.

– Полковник Эвецкий, я вас слушаю…

– Баронесса, в штабе паника. Ваш адъютант сбежал и чуть не убил меня. Он – провокатор!

– Как? Не смейте так говорить…

– Баронесса, факты налицо. Им был отправлен ряд ложных приказов от имени Розанова. Неудачи последних дней – дело его рук.

Трубка в руке баронессы дрожит. Дрожит и рука с баронессой.

– Это ужасно! Это неправда! Я не верю в это!

– Баронесса! Он скрылся с бумагами штаба. Что теперь делать?.. Помните, я предложил его кандидатуру, доверяясь вашей рекомендации… Теперь я погиб. Где он?

Баронесса роняет трубку и опускается на стул. Она ничего не понимает. Только в глазах застыл немой испуг. И мысль:

– Как она могла…

А сердце колючими тисками сжимает уязвленное самолюбие!

– Она, баронесса Глинская, ошиблась…