Текст книги "Желтый дьявол (Том 2)"

Автор книги: Никэд Мат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

2. «Россия» страдает

Около здания редакции русской газеты «Свет» в Харбине улица запружена народом. Преимущественно тут русские. Преобладают модные дамские шляпы, офицерские фуражки, два-три черных блестящих на солнце цилиндра, котелки, много черных кружевных чепчиков…

Чуть-чуть ниже: лорнеты, пенснэ, очки в золотых и роговых оправах, а то просто близорукие интеллигентские глаза.

В окне редакции белый экран, с наскоро намалеванным типографскою краскою сообщением:

«Завтра в Харбин прибывает поезд с останками семьи Романовых, расстрелянных большевиками в Екатеринбурге».

– О, господи! – вздыхает старуха в кружевном чепчике, с трудом осмысливши написанное. – А сын-то мой еще там! Что они с ним сделают?..

Старухе семьдесят с лишним. Это вдова гвардейского поручика Богомазова. Муж ее погиб в белогвардейском мятеже. Сына арестовали…

– О! От большевиков нет пощады, – замечает рядом со старухой стоящий человек. У него солидная осанка, волосы с проседью и приличный, хотя и немного потертый, фрак. Только бахрома давно неутюженных брюк слегка колышется, когда он, слюнявя губы, беззубым ртом шамкает:

– По статистическим данным, в России в прошлом году убито, как лишний балласт, пятнадцать тысяч младенцев. Говорят, что нормы питания не позволяют женщинам рожать детей, и ежемесячно от абортов умирают до двадцати тысяч женщин…

…Это – бывший профессор Московского университета.

– Большевики – это хуже зверей, – скороговоркой ораторствует молодой офицер. – Главным образом, евреи и латыши… Мой брат рассказывает, что, когда был в плену у большевиков, им выдавали консервы из человеческого мяса…

– Их, говорят, перед смертью пытали, – повествует чей-то густой бас. – Сперва царя, а потом царицу. Наследника, говорят, поили уксусом и кормили толченым стеклом…

– Господи! Какое надругательство над царем… Такое надругательство! – всхлипывает молодая дама, осторожно, чтобы не стереть пудры, прижимая душистый платочек к глазам. – Николай Дмитриевич, я обязательно поеду с вами на фронт…

Толки и разговоры среди русских к вечеру принимают эпидемический характер. Все говорят о большевистских зверствах. Вспоминают царя и изнывают в чувствах к отечеству.

Монархическая организация «Двуглавого орла» решает использовать событие для пополнения своего давно не запирающегося денежного ящика. Жены и дочери членов организации спешно проводят сбор для возложения венков на гробы.

Группа черноризников разных рангов вечером усиленно опустошает бутылки, и все не могут прийти к выводу, к какому разряду причислить членов семьи Романовых. К разряду ли чудотворных или к разряду просто святых?

Сотрудник всех харбинских газет Ухтомский и его коллеги по перу – проверяют камеры и ленты своих кодаков. Завтра надо сделать ряд интересных снимков изуродованных большевиками трупов. Написать не меньше восьмисот строк с самыми сенсационными подробностями…

А там, на глухом разъезде, между Верхнеудинском и Читой, отряд семеновцев открывает одну за другой двери теплушек. Выгружают добро, награбленное такими же, как и они, грабителями.

У одного из вагонов, особо тщательно закрытого, сгрудились солдаты, пытаясь прикладами разбить дверь.

– Не смейте! Не смейте! – неистово кричит Солодовников, одетый в штатское. – Это вагон специального назначения! Вы ответите перед Семеновым.

Имя атамана производит на солдат некоторое впечатление. Они на момент перестают бить дверь.

– Кто у вас тут начальник? – пользуется моментом Солодовников. – Дайте мне вашего начальника. Немедленно!

Из разъездной будки появляется полупьяный поручик.

– Что за бунт! Открывай все вагоны! Живо!

Солдаты расшибают дверь вагона. Вскакивают туда, смотрят: гробы. Поручик недоумевающе смотрит на Солодовникова:

– Что это?

Солодовников не теряется. На лице торжественная серьезность. С пафосом отчеканивает слова:

– Господин поручик! Это останки семьи его императорского величества государя императора…

Полупьяный поручик моментально трезвеет. Звякает нога к ноге. Вытянулся, приосанился и к солдатам:

– Смирно! На кра-ул! – и сам руку к козырьку.

Солдаты обалделые – руки по швам – шире зрачки. В упор смотрят на дубовые гробы. Смотрят, чтобы не забыть: случай, единственный в жизни. Там, для деревни, рассказать: «самого царя»…

А прапорщик заплетающимся языком извивается перед Солодовниковым. Сажает несколько своих солдат на площадку вагона. И приказ:

– Дальше без задержки. Смотрите!

3. «Россия» тут не при чем

На площади перед вокзалом, в зале ожидания, на перроне – везде русский говор – все ждут прибытия поезда с останками семьи Романовых.

Нет ни от кого никаких точных директив. Кто сопровождает гробы? Куда их отправят? Где положат?

Местное русское духовенство предполагает устроить в зале ожидания небольшую панихиду. Вскрыть гробы…

Члены союза «Двуглавого орла» уже приготовили патетические речи.

Фотографы на страже.

Вдруг слух: поезд уже прибыл и стоит на запасном пути. Все туда: действительно прибыл товарный поезд. На площадке одного из вагонов стража из нескольких солдат.

– Ага, значит этот!

Председатель лиги «Покровительства русскому народу» обращается к солдатам:

– Здесь гробы царской семьи?

– Здесь!

– А кто их сопровождает? Ваш начальник?

– Полковник – в том вагоне.

Вот он появляется и сам. Что-то шепчет страже на площадке вагона и быстро пробирается в вокзал.

На ходу его окружают русские люди всех мастей, репортеры и любопытные…

– Пожалуйста, скажите?

– Скажите, пожалуйста…

Где? Что? Как? Никто не знает.

Полковник Солодовников, не отвечая на вопросы, быстро направляется в зал ожидания.

Там в будке телефона разговор:

– Есть. Привез. Все в порядке.

Из трубки:

– Где? Когда?

– Я в гостинице «Риволи». Сейчас!

И сам через толпу любопытных в автомобиль:

– Вперед!

В гостинице «Риволи» Солодовников и двое японцев. Там разговор на английском языке.

– Сколько?

– Шесть гробов. Не меньше ста пудов.

– Пес! Куда?

– Вероятно, в склады американской миссии.

– Когда?

– Не позже двенадцати часов ночи. Сегодня же. Передайте Таро.

– Ол райт!

Японцы исчезают.

Полковник Солодовников берет трубку телефона.

– Алло! Американская миссия?

– Мистера Гардинга!.. Солодовников. Груз прибыл. Перевезите немедленно в свой склад. Вскрытие обязательно при мне. Слышите… Что? Сегодня? Нет – сегодня нельзя. Ну, хорошо. Тогда – в два часа ночи.

4. Воры у воров

«Истинно страдающие» русские люди так и не увидели останков царской семьи. Уже в сумерках гробы укладывают в крытый американский грузовик и увозят. Говорят: в склеп, но сворачивают узкими переулками, огибают главные улицы и подъезжают к частным складам мистера Гардинга.

– Чегоза гроба, шибко чижога есть, – делятся впечатлениями, перетаскивая гробы, грузчики-китайцы.

Мистер Гардинг сам следит за выгрузкой. Сам запирает дверь склада. Ключ в карман. Сегодня – в два ночи. Ол райт! Хе-хе! Мистер Гардинг не дурак. Он знает, что сделать.

Но и два японца знают, что делать. И знают, что делать на целые два часа раньше, чем мистер Гардинг.

В двенадцать часов ночи у склада тишина. У одних из дверей сторож. Все в порядке.

Но бесшумно работает остро отточенная, хорошо смазанная пила в другой боковой двери.

Десять минут длится напряженная настороженность. Затем шесть японцев юрко проскальзывают внутрь склада. Полчаса японцы возятся вокруг гробов при свете потайных фонариков. Затем один за другим, нагрузившись какими-то свертками, выскальзывают обратно.

Два часа ночи.

Мистер Гардинг ждет звонка полковника Солодовникова. Мистеру Гардингу неудобно перед мистером Маком и прочими мистерами, собравшимися для совершения определенной коммерческой сделки.

– Алло! Гостиница «Риволи». Прошу мистера Солодовникова. Спит? Нет? Ушел? Уехал! Совсем!

У шести мистеров в шести ртах можно свободно положить шесть французских булок…

Мистер Мак первый приходит в себя. Его озаряет гениальная идея. Он спешит поделиться со своими компаньонами.

– Хе! Золото ведь у нас! Мистер Солодовников не хотел прийти, уехал. Мы сами вскроем гробы.

– Ол райт! – соглашаются остальные мистеры. – О чем рассуждать? Американцы – всегда люди дела.

Автомобиль. Склад. И… пустые гробы.

У американцев навертываются чисто американские ругательства. Мистер Мак кроет мистера Гардинга изысканными «небоскребами» американского лексикона. Мистер Гардинг мысленно проводит аналогию между американскими и русскими мошенниками. Прочие мистеры заняты поплевыванием и столь же недоходными размышлениями.

Оказывается, американцы не всегда бывают людьми дела.

Глава 7-ая
СТАРЫЙ ХУНХУЗ

1. Немного прошлого

Деньги не пахнут.

Чжан-Цзо-Лин – старый хунхуз, деньги получал отовсюду. Но из гробов – первый раз…

Лет двадцать тому назад, еще во время русско-японской войны, он служил у одного русского офицера бойкой[5]5
  Прислуга.


[Закрыть] в городе Харбине. Деньги тогда ни во что считались. Русские офицеры много кутили, устраивая невероятные скандалы. Но золото затыкало всем глотку.

Тогда он в первый раз получил двадцать золотых – он сделал маленькую услугу своему «капитану»: он только устроил «мало-мало сытела[6]6
  Задавил (буквально – заснула).


[Закрыть] мадаме» офицера.

Потом он получил еще больше, – он делал разные услуги «шибко капитана»…

А потом он проворовался – хватил через край… Вечно пьяный офицер заметил – его арестовали… Он знал, что ему отрубят голову. Он не ждал этого – он просто бежал…

И тогда началась его самая интересная полоса жизни. Он сделался хунхузом. В русской тайге за озером Ханкой он примкнул к хунхузскому отряду, и началась его вольная жизнь: опиум, грабеж китайских купеческих караванов, слава разбойника и вечно открытое над головой небо… – то звездное, то солнечное, то пасмурное.

Вскоре он стал начальником многих хунхузских отрядов. Недюжинный организатор, он сумел их объединить и управлять ими. Тогда он пошел в Китай – мстить и грабить.

Хорват – эта старая борода – не на шутку струсил, когда Чжан-Цзо-Лин, этот недавний бойка, стал угрожать Китайско-Восточной жел. дороге. А он за нее отвечал, как управляющий, – генерал Хорват пошел на хитрость… На Дальнем Востоке все позволено. Он просто пригласил начальника хунхузских отрядов – Чжан-Цзо-Лина – к себе на службу… на охрану железной дороги.

Чжан-Цзо-Лин все взвесил и, отобрав надежную часть хунхузов, поступил на русскую службу в охрану дороги со своим отрядом.

Хорват ему дал чин – полковника.

А потом – все, как по маслу: в Китае вечные смуты, вражда губернаторов провинций и… хунхуз – оказался большим дипломатом: одному-двум отсек голову, и сам стал губернатором – на его стороне была сила…

Теперь он губернатор трех провинций: Мукденской, Гиринской и Хейлудзянской – почти неограниченный владыка всего Северного Китая.

Толстое, красное, заплывшее жиром лицо, маленькие раскосые масляные глазки – все лицо улыбается.

Трудно понять, почему: или потому, что удачно сегодня отрубил голову своему самостийному мандарину, или просто потому, что хай-сун[7]7
  Изысканное китайское кушанье – морские черви (трепанги).


[Закрыть] было очень вкусно, и он теперь облизывается от удовольствия.

Но вернее потому, что ему предстоит получить большой куш золота, и откуда – из гробов!..

Но на флегматичном жирном лице ничего не прочтешь. Лишь большая шишка с пятью ярусами, означающая степень его высокого чина, на черной шелковой шапочке, чуть-чуть вздрагивает…

Чжан-Цзо-Лин сидит на широком, покрытом цыновками, кане, выходящем на закрытый балкон в парк. Ноги у него поджаты под себя.

Точно огромная, неповоротливая, взбухшая в черных шелковых складках кукла. Высокий, черный, полуоткрытый воротник с белоснежной каймой подпирает его жирный, в складках, затылок. Халат схвачен черными шелковыми шнуровыми петлями на золотые шарикообразные пуговицы, как бубенчики.

Два генерала – один высокий, тощий, с лошадиным лицом, другой – маленький, толстый, как обыкновенный китайский «купеза» – оба в черных халатах, – никак нельзя их представить военными, – закончили свой доклад. Ждут, стоя…

Но Чжан-Цзо-Лин ничего не слыхал. Он думает о сегодняшнем визите русского полковника и о золоте из гробов.

Кивок головы: значит – идите…

Несколько приседаний, пришлепывание губами и несколько неуловимо тонких улыбок и, – генералы, пятясь задом, уходят с балкона к дверям.

Вышли.

Неслышно и неуловимо быстро рука с визитной карточкой к Чжан-Цзо-Лину.

Опять кивок черным пятиярусным шариком, и бой, как привидение, исчезает.

2. Китайская церемония

Полковник Солодовников знает, с кем имеет дело: он спокойно вынимает портсигар, раскрывает его, вынимает папироску, закуривает…

Он ждет…

Сначала, откуда-то, из-за боковых ширм появляются три маленьких мандарина. На их шапочках совсем небольшая шишка и только с одним ярусом.

Они приседают, улыбаются, скалят зубы – они просят обождать…

Через некоторое время выходят еще семь, как-то, откуда-то незаметно появляются… И опять та же процедура приседаний, хитрых улыбок, – они также просят обождать…

Потом появляется еще один – самый толстый и на шапочке шишка больше, чем у остальных, и с двумя ярусами…

Все они садятся углом вдоль стен – и бойка бесшумно разносит им трубки.

Через минуту приемная наполняется одуряющим запахом душистого крепкого табака.

Их – одиннадцать мандаринов. Это как раз то, что полагается по церемониалу встречи иностранного гостя в чине полковника генерального штаба, посланца по тайному поручению.

Солодовников терпелив. Он востоковед, он знает Восток…

А в это время на балконе Чжан-Цзо-Лин спокойно делает свои положенные тринадцать затяжек опиума – и засыпает…

Время терпит…

В приемной перед каждым мандарином, а также и гостем – маленький продолговатый полированный столик, скамеечка.

В белых тончайших фарфоровых чашечках, очень широких вверху и очень узких в донышке – светло-желтый ароматичный чай. Аромат его настолько одуряет, что заглушает даже запах табака.

Нежный, чуть-чуть горьковатый чай прихлебывают маленькими глоточками без сахара.

Солодовников знает, как его пить. Он также знает, что каждый мандарин имеет свою собственную чайную плантацию и занимается культивированием наивысшего, какого-то особенного сорта чая. Такого чая, какой пьют мандарины, нигде в Китае в продаже не найдете.

Но положенный час прошел.

Чжан-Цзо-Лин за это время, находясь рядом на балконе, в гуще шумного пыльного города Мукдена – его настоящей резиденции, – побывал в своих фантастических сновидениях во многих неведомых странах. Его окружали самые изящные и бледнолицые, и красногубые, и чернозубые китаянки. Ножки их были настолько маленькие, что они могли уместиться свободно на дне самой миниатюрной чайной чашечки. Ногти китаянок, желтые лаковые, были длинные, – на пальцах много толстых литых золотых колец с печатями. Запястья их охватывали массивные, несгибающиеся золотые браслеты с иероглифами. Гладкие со лба прически заканчивались на затылке причудливейшими узорами – узлом, твердым, как дерево, ниспадавшим на плечи. Китаянки покачивались своими узкими бедрами.

Он с ними проводил время, сидя на маленькой скамеечке. Он пил самый душистый и невероятно тонкий и бледножелтый чай в чашечках, стоящих на острие своих ножек.

Все это он видел во сне.

Но положенный час предварительной церемонии прошел.

Чжан-Цзо-Лин входит в приемную – и долго кланяются, и приседают, и улыбаются мандарины.

Потом все по очереди, по чину, садятся и начинается снова: сначала трубки и облака дыма, потом… чай… чай и… без конца чай…

А в промежутках переводчик для этикета, – хотя Солодовников и говорит по-китайски, – невероятно путая русские слова полковника, переводит его предложения.

Но не все говорит полковник. Самое главное он скажет Чжан-Цзо-Лину с глазу на глаз.

Долго еще пьют чай.

Много разговаривают ни о чем. А когда мандарины встают – и, кланяясь, и приседая, и улыбаясь, пятятся задом к дверям и скрываются – Солодовников сообщает самое главное: количество передаваемого Чжан-Цзо-Лину золота, а потом – что он за него должен сделать.

Очень немного – организовать десять хунхузских отрядов и переправить их в тыл большевикам-партизанам в Приморье.

Вот и все.

Вооружение отрядов берет на себя Япония.

За хорошее выполнение плана – японское императорское командование дает десять батарей легкой артиллерии и сто пулеметов.

Все…

Аудиенция кончена.

И никто бы не понял, что решил Чжан-Цзо-Лин – принял ли предложение.

Но Солодовников знает – хитрый хунхуз сделает свое дело за золото и пушки. Недаром же он сейчас формирует свою вторую гвардейскую дивизию.

Он будет самым сильным в Китае. И тогда – он будет… императором!

Он – старый хунхуз…

В Китае все возможно.

3. Опиум

… – Я его застрелю!.. – идет, пошатываясь, офицер.

Подошел… – никто не успевает сообразить: вынул револьвер и в упор.

Но чья-то рука дергает вовремя за локоть… – пуля мимо, в канделябр, в окно…

Звон стекол, крики, обмороки дам…

Бледный вскакивает полковник Солодовников.

– Пусти! – кричит офицер, намереваясь вторично выстрелить.

– Нет! – еще тверже за локоть, так что падает револьвер из руки.

Официанты подскакивают и забирают его.

Офицер к нему:

– Ты кто?.. – оборачиваясь к своим: – Он большевик!.. Мы пели национальный гимн… он не встал… он позорит честь мундира… погоны императорской армии… он…

– Молчать, мальчишка! – Солодовников возмущен. – Позвать полицию! – кричит он официантам.

Но в это время подходят пьяные офицеры из той же компании, откуда пришел этот, и, даже не извинившись, уводят его к своим столикам. На ходу один из них бросает:

– Еще дешево отделался, моли бога…

Инцидент исчерпан.

Солодовников к тому, случайно его спасшему:

– Разрешите представиться – полковник Солодовников! – и протягивает руку.

Черный, тоже офицер, но только в чешской форме, красивый – тоже подает руку…

– Благодарю!.. – Солодовников растроган. – Когда-нибудь я… сумею вам отплатить тем же…

– О! Пожалуйста, не беспокойтэсь…

– Разрешите просить вас к нашему столику.

Чешский офицер, как будто, колеблется, но потом решает…

– О, пожалуйста!

Солодовников его знакомит с дамами, и они садятся за столик.

А потом в отдельном кабинете шантана «Палермо» они кутят. Солодовников бросает золото, как магнат.

На утро, после жадных поцелуев Валентины Журавской, звезды харбинского шантана, основательно опустошившей карманы полковника, – он с новым своим знакомым – друзья.

Полковник Солодовников заплетающимся языком, разнеженный напитками и женщиной, говорит томно:

– Мальчишка… Он не знает, что я тоже монархист… но… нельзя же этим кичиться… Это просто – шокэ! Кроме того, в пьяном виде, в ресторане, с женщинами, петь национальный гимн, для нас, офицеров – особенно священный!..

– О! Конэчно… – чешский офицер, несмотря на большое количество выпитого вина, совершенно трезв.

Полковник продолжает.

– Мальчишка… он не знает, в кого он стрелял – судьба будущей монархии в моих руках… как раз сейчас, поддержанные великой императорской Японией, мы осуществляем план завершения борьбы с большевиками и с так называемой демократией… Довольно эти болтуны наболтали. – Да… да…

– Дэ!.. – он не моргнул ни одним глазом.

– Сейчас… вы знаете – мы всех берем на свою службу: золото делает свое дело… Вы понимаете… – он наклоняется к нему на ухо, шепчет: Вы понимаете… эта старая хунхузская собака – Чжан-Цзо-Лин, губернатор трех провинций Китая – куплен… Ha днях он посылает свои тайные хунхузские отряды в тыл большевикам в Приморье… Хорошо?.. Ловко придумано?..

– Ловко! – тонкой улыбкой по губам собеседника.

– Да! И это – мой план… А проведение в жизнь – это моя дипломатия и знание Востока… Да!

– Дэ! – собеседник спокоен.

4. «Друзья»

Они уже на ты.

– Кланяйся атаману Семенову… поцелуй руку у баронессы… пакет передай лично ему в руки…

– О! Конэчно… конэчно…

От харбинского вокзала плавно отходит в сторону Манчжурии экспресс.

Вот и Сунгарийский мост, гудит…

Незнакомец, только что прощавшийся с полковником Солодовниковым, входит в свое купэ. Запирает его. Подходит к окну… – тонкая улыбка по губам, на лицо, в глаза, черные, большие, жгучие.

Все вышло, как нельзя лучше – в кармане у него рекомендательное письмо к атаману… План организации хунхузских отрядов известен… Солодовников работает шпионом у японцев – установлено. Баронессу увидит… Можно будет встретить и выследить Люкса…

Все.

Он спокойно садится и закуривает папиросу.

Это – Либкнехт.

Глава 8-ая
ГРОДЕКОВСКАЯ КОМЕДИЯ

1. Пора, ваше превосходительство

Ветер свищет в ушах и треплет седую бороду.

Вот один волос вырвался из бороды и, крутясь, падает на мостовую далеко позади автомобиля.

Мелькают мимо дома… собор… площадь. Круто повернув, автомобиль стрелою несется вниз прямо к вокзалу.

Плотная туша откинулась на спинку сиденья.

А там… повыше бороды… под глянцем черепа млеют сладкие мысли. По жирному животу мурашками пробегает дрожь предчувствия.

Старческое сердце при каждом толчке ударяется в бортовой кармашек. Замирая, чувствует сердце, как шуршит в кармашке белый листок.

Это телеграмма. А в ней:

«Проездом в Читу остановлюсь у вас дня на два.

Встречайте седьмого.

Баронесса Штарк-Глинская».

«Трф-тррр-фршш-туррр…»

Обогнув сквер, машина останавливается у подъезда вокзала.

Взвод железнодорожной охраны берет на караул. Комендант станции бросается к автомобилю и открывает дверцу.

Генерал Хорват вылезает и медленно проходит через здание на перрон.

Вдали клубится дымок экспресса.

Она необычайно оживлена. Она все время смеется и обжигает лукавыми искрами серых глаз.

Генерал Хорват тает. Вот-вот поплывет из мундира и растечется по полу большим жирным пятном. Только сверху будет плавать белая, холодная борода.

Старый Голицын, хихикая, ерзает на стуле и тщетно пытается украдкой прикрыть проблематичным пучком, торчащим спереди, красноречивую лысину.

Даже у Гондатти во всем теле заныли какие-то провода. Тихонько брякая ложечкой, он бросает на баронессу из-под очков какие-то вороватые взгляды.

Они сидят в столовой генерала Хорвата и пьют кофе.

– Нет, это удивительно, баронесса, – пищит Голицын, – я говорю вам это, не льстя, а констатирую факт: вы с каждым днем хорошеете.

– Я ей это сразу сказал! – вставляет Хорват.

Баронесса смеется…

– Довольно любезностей, господа… Поговоримте о чем-нибудь более серьезном.

– О-о! – усмехается Гондатти, – баронесса все еще неутомимый политический деятель.

– Что вы? Теперь, когда Колчак стал у власти, нам…

При упоминании Колчака, лицо Хорвата становится кислым.

– Я вижу, – смеется баронесса, – вы чем-то недовольны. Успокойтесь… Я могу сообщить вам новость: союзники не намерены признать Колчака.

– Что вы?

Лицо Хорвата проясняется.

– И совершенно справедливо… – подскакивает на месте Голицын. – Колчак выскочка… не аристократ. Он не может управлять Россией. Народ его не признает.

– Да! – подтверждает Хорват, – мне не нравится, что он возится с демократами. Он погубит все дело борьбы с большевиками. Власть должна быть крепкая, авторитетная. Необходим…

– Царь! – вставляет Гондатти.

– Да. За царем народ пойдет. Союзники царя признают.

– Прелестно! Вы правы, ваше превосходительство, – суетится Голицын, – стоит сейчас появиться монарху, и большевикам капут. Но кто? Кто? Колчак?! Фи-фи!!!

– Так в чем же дело? – сверкая прищуренными глазками, говорит баронесса – Кто же может занять трон, как не вы, Леонид Дмитриевич. Вы единственный кандидат. По-моему, вы должны короноваться… И с Колчаком будет покончено. Я уверена.

– Прелестно, прелестно… Справедливо. Пора, пора, ваше превосходительство… О, ваше превосходительство!

Голицын заламывает руки и смотрит на Хорвата, как на икону.

Гондатти, пытливо взглянув на баронессу и усмехаясь краешком губ, спокойно произносит:

– Я с вами согласен. Вы правы.

Все молча устремили взоры в лицо Хорвата.

Ждут.

Князь Голицын: красный от волнения… Он уже видит себя министром финансов.

Баронесса:…почему бы и нет. Если что-нибудь из этого выйдет, она свое получит….Хорват в ее руках. Если же Хорват провалится, это на руку Семенову… Опять она не в проигрыше.

Гондатти:…этот старый дурак несомненно слетит с поста после такой выходки. Тогда кто же будет управляющим дорогой, как не он, Гондатти. Великолепно.

Хорват задумался. В мыслях: вот оно, вот… Корона… Трон… У ног вся Россия… Вся Россия.

Поднявшись с места, генерал Хорват твердо произносит:

– Да!

Почтительно встают…

– Надеюсь, что не оставите нас вашими милостями…

– О, баронесса!

Хорват впивается в мягкую ручку.