Текст книги "Ринго и Солнечная полиция (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Когда проповедь закончилась, его отец встал с остальными членами хора, пока они пели "О маленький город Вифлеем", пока передавалось блюдо для пожертвований. Джереми наблюдал за своим отцом, за другими мужчинами в районе басов, за тенорами, за дамами впереди, время от времени бросая взгляды на младенца Иисуса.

Придёт ли Санта?

Приедет ли его папа из Алабамы, чтобы навестить его?

Придёт ли дядя Рэнди, как обещал?

Он проснётся завтра и найдёт что-нибудь для себя – для себя! – под красивым деревом?

Он хотел верить, что так будет, но...

– Пожалуйста, младенец Иисус, – молча молился он, глядя на фигуру в колыбели.– Пожалуйста.

Глава 44

– Могу я поговорить с Койлом?

– Это Койл.

– Койл, это Томас.

– Привет, мистер Томас.

– Джереми спрашивал, приедешь ли ты завтра. Рождество ведь.

– Ну...

– Он действительно ждёт. Он хочет, чтобы ты увидел, как он играет на ударных на рождественском празднике.

– Как он это сделает?

– Увидишь.

– Ну...

– Ты нашёл машину, которую можешь одолжить?

– Ну... Я спросил у своего друга Мерла. Он мог бы с этим помочь.

– Хочешь, чтобы я сказал Джереми, что у тебя не получится?

– О нет, не делай этого. Я буду.

– Уверен?

– Да. Я позвоню Мерлу. Мы со всем разберёмся.

– Хорошо. Он будет очень счастлив тебя видеть. У тебя есть адрес?

– Я позвоню тебе, когда мы будем в дороге.

– Хорошо.

Томас повесил трубку, нахмурился.

Если Койл подведёт Джереми... Он не хотел думать об этом.

Он подошёл к двери в комнату Джереми, заглянул внутрь. Джереми был маленькой фигуркой под одеялом, окончательно забывшей о мире. Он был так взволнован из-за Санта Клауса и Рождества, что Томас не думал, что он когда-нибудь заснёт.

В своей спальне он подошёл к шкафу, потянулся за упаковками на самом верху – это были рождественские подарки Джереми, которые он прикрыл пледом. Он чувствовал странный трепет счастья и восторга.

Магию Рождества.

Он очень старался не переборщить, не перегрузить его слишком дорогими подарками, но он хотел, чтобы у Джереми было хорошее Рождество. Он намеренно не покупал некоторые вещи, которые Джереми понравились бы, например, МР3-плеер или АйПад, которыми он не сможет пользоваться, если будет жить с Койлом.

Ещё он решил, что "Санта" принесёт только пару вещей; остальные будут от него и дяди Рэнди. Он не хотел, чтобы Джереми думал, что Санта приносит много хороших вещей только некоторым детям, а не другим.

Пока он собирал подарки и относил их к дереву в гостиной, он тонко осознавал, что это может быть их единственное совместное Рождество. От этой мысли у него ослабли колени. Он упорно пытался вытолкнуть мысль из своей головы, не думать об этом в таких условиях, но он уже готовился к жизни после Джереми. Держал свои ожидания на приемлемом уровне. Был благоразумным. Практичным. Изо всех сил старался не чувствовать так много боли. Думать о нём как о "мальчике", а не о "своём сыне". Обособленно. Равнодушно. Держал его на расстоянии.

И всё же...

Ему тяжело было представить жизнь без мальчика. Как ему удалось прожить так много лет одному, когда не с кем было поговорить, не с кем поиграть, не с кем веселиться, не с кем ужинать по воскресеньям, не с кем ходить в церковь, не с кем шутить о газах и отрыжке и спорить, кто лучше, Супермэн или Бэтмэн? Как он выжил?

После того как Джереми уйдёт, он будет потерян. Он уже сказал Тэмми, что не заинтересован в дальнейших размещениях. Тэмми сказала ему подумать об этом, дать себе время, не быть таким негативным, но Томасу не нужно было время, и не нужно было это обдумывать. Он не станет проходить через это снова. Не стал бы влюбляться в ребенка только для того, чтобы увидеть, как тот вернется к своим “настоящим” родителям.

Когда Джереми выйдет за его дверь в последний раз и отправится в какое-то неизвестное будущее, он никогда не оправится. Не совсем. Как он мог? Почти год он был отцом. Настоящим отцом. С настоящим сыном. Как он мог продолжать жить, когда знал, что его ребёнок – его ребёнок – живёт с кем-то другим, в другом штате, воспитывается людьми, которые ему не особо нравятся?

Забудь об этом дерьме...

Маленькая часть его сердца смела надеяться, что Койл облажается, что судья никогда не отдаст ребёнка мужчине, который бросил его, мужчине, который был преступником и бывшим заключённым и в целом вечным неудачником, который по-прежнему жил с матерью и не работал. Нехорошо было так думать, но он не мог ничего поделать с собой. И он не мог не обижаться на Койла Триппера и его права. Такие люди всегда знают свои права. А как же права Джереми? Как же счастье Джереми? Какое будущее могло быть у Джереми с таким, как Койл Триппер?

Но...

Нет. Это было не честно. Не правильно. Бедность не преступление. Койл совершил ошибки, но ошибки можно исправить. Койл его кровь. Койл связан с Джереми нитями, которые глубже простой биологии. Койл создал Джереми, и если мальчик когда-нибудь надеялся понять себя и свою жизнь, ему нужно было знать, откуда он взялся. Он имел право на это. Знать историю своей семьи. Свою кровь. Своих бабушек и дедушек. Родственников. Даже если это родственники жили в глуши.

Он сидел перед ёлкой, раскладывая коробки. В самой большой был гоночный трек "Хот Уилс", на который Джереми пускал слюнки в "Тойз-Ар-Ас". Это был супер-пупер трек с ездой на заднем колесе и разворотами на 360 градусов, полный набор. У Джереми никогда не было гоночного трека. Или железной дороги – по крайней мере, той, которая бы работала. У него никогда не было таких простых вещей.

Он поставил коробку "Хот Уилс" подальше, ставя перед ней коробки поменьше.

Что он будет делать? Когда придёт время, когда ему придётся собирать вещи Джереми, когда он должен будет объяснить, что судья думает, что ему лучше уйти, лучше пойти жить с отцом в Алабаме...

Что он будет делать?

Его внезапно охватила печаль, и на глаза навернулись нежеланные слёзы...

Глава 45

Томас с улыбкой на лице наблюдал, как Джереми вскочил с кровати и поспешил в гостиную. Под ёлкой лежало около дюжины подарков: парочка от Санты, другие от «Папы и дяди Рэнди» и других знакомых.

Джереми подошёл к ёлке и резко остановился, его глаза расширились.

– Я говорил тебе, что Санта не забудет, – сказал Томас, протягивая майку, затем помогая Джереми надеть её.

Джереми не смотрел на него, казалось, он не мог оторвать глаз от разноцветных упаковок с красивыми лентами и бантами.

– Ты в порядке, кроха? – спросил Томас после того, как прошло несколько долгих мгновений.

Мальчик казался ошеломлённым.

– Санта не забыл? – спросил он тихим, дрожащим голосом.

– Конечно, нет, – сказал Томас.

Джереми поднял на него взгляд, его глаза были наполнены слезами.

– Эй, в чём дело? – встревожено спросил Томас.

Джереми яро разрыдался.

– Эй, – произнёс Томас, приобнимая его и притягивая ближе. – Эй, эй, эй. Всё нормально.

– Санта не забыл? – снова спросил Джереми, поднимая на него взгляд, его глаза были наполнены некоторой печалью, какой-то странной грустью и неверием.

– Конечно, нет, – ошеломлённо произнёс Томас.

– Он не забыл?

– Почему бы тебе не посмотреть, что он тебе принёс?

– Это для меня?

– Конечно. Почему бы тебе не посмотреть?

Но от этого Джереми только сильнее заплакал.

Томас сел, посадил Джереми к себе на колени, прижимая к себе.

– Всё нормально, кроха. Санта знает, что ты хороший мальчик – очень хороший мальчик – и он не собирался забывать тебя. Почему бы тебе не посмотреть, что он принёс? Я умираю от любопытства узнать, что там. Ты не хочешь посмотреть?

– Они для меня?

Томас кивнул.

Джереми пытался взять себя в руки.

Среди всех реакций, которых Томас ожидал, этой не было. Джереми всегда так его удивлял.

– Ты в порядке? – снова спросил он, когда Джереми затих.

– Я не думал, что он вспомнит, – сказал Джереми.

– Ну, вспомнил.

– Но я не хороший мальчик.

– Не говори так. Ты очень хороший мальчик. Ты лучший сын во всём мире.

Джереми закусил губу, его взгляд метнулся к подаркам.

– Вперёд, – подтолкнул Томас. – Давай посмотрим, что он принёс. И мы с твоим дядей Рэнди тоже оставили для тебя несколько вещей. Как и мисс Дженис, и твоя тётя Эмбер. Мы надеемся, что они тебе понравятся.

Джереми подвинулся на попе вперёд. Очень осторожно, очень неуверенно, он протянул ноги и взял маленькую коробку. Томас убедился, чтобы они были завязаны свободно, чтобы у мальчика не было проблем с тем, чтобы снять упаковку. В своей обычной грациозной манере Джереми снял бумагу, потянув за ленточки пальцами ног.

– Это Супермен! – счастливо воскликнул он, поднимая коробку, чтобы показать Томасу пластмассовую фигурку внутри.

– Круто, – согласился Томас.

– Он мой?

– Конечно.

– Я могу его оставить?

– Конечно, можешь.

Джереми уставился на фигурку, его глаза стали большими, губы дрожали, всё его тело было взволновано, будто он никогда не получал такого хорошего подарка.

– Он тебе нравится? – спросил Томас.

Джереми кивнул.

– Давай я подержу его, пока ты откроешь что-нибудь ещё?

Джереми повернулся обратно к ёлке, улыбаясь от уха до уха.

Глава 46

Ежегодный Рождественский праздник проводился сразу после одиннадцатичасовой службы, и в основном в нём участвовала приходская молодёжь, поющая рождественские песни, или это было постановочное воссоздание рождения Иисуса. В этом году, мисс Мислинг, руководитель праздника, решила остановиться на песнях, поставив на гранд-финал «Маленький барабанщик».

Томас сидел на лавке между Рэнди, Эмбер и её сыном, Каденом.

Томас с тревогой ждал звонка Койла – он хотел, чтобы отец Джереми видел, как его сын сияет, даже если всего пару минут.

От Койла не было никаких известий.

– Ты нервничаешь больше, чем он, – отметил Рэнди, пока дети воодушевлённо исполняли "Вести ангельской внемли".

– Я просто хочу, чтобы он хорошо справился.

– Он справится.

Дети исполнили несколько песен.

Мэри МакКарти под аккомпанемент пианино, на котором играл прыщавый подросток, исключительно спела "О святая ночь". После этого вся молодёжь собралась перед алтарём для финальной песни. Они встали в плотный ряд, блокируя рабочего сцены, который незаметно раскладывал за ними барабаны Джереми.

Миссис Мислинг повернулась к скамейкам.

– Мы хотели бы закончить одной из моих любимых рождественских песен из всех, "Маленький барабанщик", – сказала она. – Эта песня всегда напоминала мне о подарках, приходящих во всех формах и размерах, и действительно важна забота, а делиться нашими дарами и талантами может быть одним из величайших подарков. А в этом году у нас есть для вас кое-что особенное.

После этой отчасти таинственной заметки, она повернулась обратно к собравшемуся хору.

В тишине была слышна тихая барабанная дробь, серия триолей.

"Мягко", – подумал Томас, надеясь, что Джереми помнит.

Мягко...

Легко...

Та-та-та!

Та-та-та!

Хор начал петь.

Та-та-та!

Та-та-та!

Томас улыбнулся. Джереми помнил, играл очень мягко, как раз в ритм.

Пока они пели, участники хора по краям начали двигаться вперёд, расходясь в противоположные концы алтаря, так, что мало-помалу расчистился сам алтарь. Примерно на трети песни два последних члена хора отошли в сторону, чтобы раскрыть Джереми, который сидел на своём маленьком стуле и барабанил ногами.

По скамейкам прошёлся шёпот.

– Он великолепен, – прошептала Эмбер.

– Я знаю, – сказал Томас.

Рэнди засиял.

Джереми улыбался, пока играл, казалось, совсем не нервничая. В какой-то момент посреди песни он перешёл от простого "та-та-та" к мелодии, включающей в себя бочку вместе с тарелками.

Вздрогнув, Томас понял, что он играет не так, как они репетировали. Он импровизировал – и делал это намного лучше. Он постепенно ускорял ритм, придавая песне больше энергии и пикантности. Томас с гордостью и удовольствием улыбнулся.

Когда песня закончилась, аплодисменты были восторженными и искренними.

Джереми присоединился к остальным, когда они кланялись, на его лице сияла широкая улыбка.

– Ты отлично справился, – сказал Томас после того, как праздник закончился.

– Правда?

– Ты был великолепен, – согласился Рэнди.

– Жаль, что папа не приехал, – ответил Джереми, улыбка внезапно исчезла с его лица.

– Твой папа пожалеет, что пропустил это, – заверил его Томас.

Глава 47

На ужин Томас приготовил ветчину, индейку и всевозможные гарниры. Он ел с аппетитом. Как и Рэнди. Но Джереми ковырялся в еде и продолжал поглядывать на входную дверь.

– Тебе нужно поесть, кроха, – сказал Томас.

– Послушай своего отца, – добавил Рэнди, шутливо толкая Джереми локтем.

– Он приедет? – спросил Джереми, глядя на Томаса с такой мольбой в глазах, что у Томаса не хватило духу быть жестоко честным.

– Он сказал, что приедет, – ответил Томас, и не в первый раз. – Но, может быть, он не смог... может, у него проблемы с машиной.

– Он не приедет, да?

Рэнди посмотрел на Томаса с предупреждением в глазах: пора сказать правду.

– Я так не думаю, милый, – мягко сказал Томас.

Джереми закусил губу, его лицо исказилось от несчастья, прежде чем он вдруг разрыдался. Его тело дёрнулось, он спрыгнул со стула и побежал в свою комнату, прорываясь через дверь и позволяя ей захлопнуться.

– Попробуй позвонить ему ещё раз, – сказал Томас Рэнди, вставая.

– Мы уже звонили ему пятнадцать раз!

– Просто попробуй ещё раз. Меньшее, что он может сделать, это поговорить с собственным сыном на Рождество.

Томас подошёл к комнате Джереми, тихо постучал в дверь.

– Кроха? Я захожу.

Томас прошёл в комнату, увидел, что Джереми скорчился в углу, прижавшись лицом к стене. Он, казалось, пытался скрутиться в позу эмбриона. Сердце Томаса сжалось.

– Брось, милый, – сказал он, подходя к нему. – Иди посиди с папой.

– Нет!

– Пожалуйста?

– Нет!

Томас сел рядом с ним, пытаясь посмотреть на его лицо, но Джереми отвернулся, отказываясь смотреть на него. Он рыдал в стену, будто стена его поддерживала, держала его в здравом уме. Он был похож на маленького цыплёнка, жмущегося к стене курятника, пытаясь избавиться от холода. Это вызывало у Томаса такую грусть, которую он не мог объяснить.

– Позволь мне тебя обнять, – тихо сказал Томас. – Пожалуйста, сынок. Иди посиди со мной.

Джереми игнорировал его.

– Мне жаль насчёт твоего папы, – сказал Томас. – Он сказал, что приедет. Может, он не смог найти машину, чтобы одолжить. Может, его друг был занят или ещё что-то. Мне очень жаль, милый. Я знаю, он хотел приехать и увидеть тебя, но, может, что-то случилось...

Джереми рыдал и стонал.

– Пожалуйста, сынок.

От его слов становилось только хуже.

Томас поднял взгляд, безнадёжно, раздражённо, и чувствуя немалую злость на Койла Триппера.

– Иди посиди со мной, – снова сказал он, потянувшись, чтобы погладить Джереми по спине. – Давай, сынок. Позволь мне помочь тебе.

В конце концов, Джереми повернулся к нему и позволил заключить себя в объятия. Он плакал так, будто наступил конец света. Такое горе. Такая печаль. Такая агония.

– Всё нормально, кроха, – тихо произнёс Томас, прижимая Джереми ближе, целуя непослушные волосы Джереми. – Всё нормально. Папа рядом. Папа с тобой, и всё будет в порядке.

– Ох, – простонал Джереми. – Оооооох.

– Всё нормально.

– Почему, папа?

– Может, у него проблемы с машиной.

– Почему?

– Я не знаю, кроха.

– Почему?

Он продолжал повторять одно это слово – "Почему?" – снова и снова.

Почему?

Томас прижимал его к себе, гладил его, чувствуя, что сам вот-вот расплачется.

– Я люблю тебя, милый, – сказал Томас. – Просто помни это. Папа очень сильно тебя любит. И дядя Рэнди. Мы любим тебя. И мы позаботимся о тебе. Не переживай. Твой дядя Рэнди пытается позвонить твоему папе и спросить, что случилось. Может, после праздника мы сможем поехать туда и увидеться с ним. Ты бы этого хотел?

Мальчик кивнул, прислонив голову к груди Томаса.

– Твой дядя Рэнди пытается дозвониться до него. Мы со всем разберёмся.

Слёзы Джереми утихли.

– Я нехорошо себя чувствую, – напряжённым голосом произнёс он.

Томас поднял его на руки, уложил в кровать. Лоб Джереми был горячим, его словно лихорадило.

– Я был плохим?

– Ты не был плохим. Почему ты спрашиваешь?

– Мой папа не хочет видеть меня потому, что я плохой?

– Ты хороший мальчик. Никогда не сомневайся в этом.

Глава 48

Из всех дней в году 29 декабря было, пожалуй, худшим. К несчастью, в разгар каникул это был день рождения отца Томаса. Результатом было то, что раз в год он был обязан видеться со стариком. Его могли бы простить за то, что он пропустит день рождения, но не Рождество и Новый год тоже. Не тогда, когда они жили так близко друг к другу.

Пока они ехали по 45-му шоссе в округ Монро, его руки крепко сжимали руль, он справлялся с этим ежегодным делом с таким смирением, с каким только мог.

Джереми, пристёгнутый на пассажирском сидении рядом с ним. Мальчик смотрел в окно на проплывающий мимо пейзаж, на коричнево-серые поля и деревья, прерываемые время от времени елями и соснами. Снега ещё не было; возможно, в этом году не будет, хотя несколько метелей не было исключено. Казалось, в последнее время за зиму у них хотя бы раз выпадал хороший снег, обычно как раз во время праздников.

Он съехал с шоссе и спустился по двухполосной просёлочной дороге, которая вела к Винегар Бенд.

– Ты увидишь город, в котором я вырос, – сказал он Джереми.

– Правда?

– Он называется Винегар Бенд. Там мало что можно увидеть, и я не могу сказать, что скучаю по нему, но первые семнадцать лет своей жизни я провёл в Бенде. Так его называют. Бенд. Раньше у них было хорошее кафе-мороженое, но оно закрылось.

– Мы увидим дедушку?

– Да.

– Почему мы никогда к нему не ездили?

– Это долгая история.

– Как так, папа?

– Мы с твоим дедом не особо ладим.

– Почему?

– Это сложно.

– Он гадкий?

– Я не знаю.

– А что с бабушкой?

– Она умерла. Это было очень давно.

– У тебя тоже нет мамы?

– Нет.

– Прямо как у меня?

– Верно.

– Твоя мама ушла?

– Она умерла, когда я родился. Я никогда не знал её.

– Оу. – Джереми сжал губы в довольно взрослой манере, пока думал об этом. – Почему она умерла? – спросил он.

– Она умерла во время родов.

– Она умерла, когда ты родился?

– Да.

Джереми, казалось, не знал, что об этом думать.

– Это было очень давно, – сказал Томас.

– Моя мама умерла, – сказал Джереми. Это был первый раз, когда он признал это, произнеся это вслух.

– Я знаю, – ответил Томас. – Уверен, она была хорошей леди, и она очень гордилась бы тобой. Гордилась бы тем, как ты учишься в школе, какой ты умный. Ей бы понравилось, как ты играешь на ударных.

Джереми отвернулся к окну, больше ничего не говоря.

Томас ехал по просёлочной дороге, длинной и заброшенной, которая в итоге приводила к Винегар Бенд. Мало что изменилось. Мало что когда-либо менялось. Он проехал автозаправку по пути в район из двух кварталов. Для четверга район был довольно оживленным, но опять же, дети вернулись домой с учёбы на праздники, и подготовка к Новому году шла полным ходом. Или таким, каким могла идти в маленьком городке в деревенском Миссисипи. Если перед "Пигли-Вигли" было припарковано больше пяти машин, это была вечеринка.

Когда он как раз подъезжал к границам города, то съехал на Джефферсон Драйв, гордо названную в честь первого – и единственного – президента злополучной Конфедерации. Через два квартала стояла маленькая церковь с маленьким домом, пристроенным к ней. На вывеске на входе в церковь большими буквами было написано: "ОБИТЕЛЬ СВЯТОГО БОГА".

Томас въехал на небольшую подъездную дорожку рядом с домом, припарковался за старым "Бьюиком" своего отца – он по-прежнему водил эту штуку? – и вздохнул.

Глава 49

– Папа, это мой приёмный сын, Джереми, – сказал Томас.

– Это правда? – произнёс преподобный Манфред. Он окинул Джереми взглядом своих старых, слезящихся глаз и нахмурился.

Когда ничего дальше не произошло, Томас добавил6 – Мы заехали в "Пиг" и купили тебе шоколадный торт Миссисипи.

Хоть торты в «Пигли-Вигли» были не тем, о чём писали в газетах, преподобный Манфред всегда любил их.

– Тебе лучше пройти и поставить его на стол, – в конце концов сказал преподобный Манфред, отходя в сторону – подумал Томас, чтобы впустить их внутрь.

Дом был скудно обустроенным и холодным.

– Тебе следует включить отопление, – сказал Томас.

– Видел бы ты счёт, – отмахнулся его отец.

– Ты заболеешь, папа.

– Ну, полагаю, если я должен выбирать между теплом и едой, выбор не велик. В любом случае, ты всегда был слишком мягким, а я слишком стар, чтобы заболеть.

Томас поставил торт на маленький знакомый столик на кухне. С каждой стороны стояли те же два стула, их виниловые сидения были хуже после многих лет использования. На столе лежала буханка хлеба, стояла банка арахисового масла, несколько спиралей, зубочистки, монеты, карманный ножик, стопка купюр – стариковские вещи. Хотя на кухне было чисто. Всё было убрано. Ничего не было выставлено, не гнило, никакого мусора.

Его отец не разбрасывался вещами.

– Наслаждаешься праздниками? – спросил Томас.

– Ну, полагаю, если бы на земле действительно был мир и добрая воля человеку, мир был бы совершенно другим местом, но Спаситель пришёл спасти то, что потеряно. И если мы не потеряны, не знаю, кто мы. "Потерянный" – это слишком вежливое слово. Но достаточно скоро он поставит всё на места, и ты и твои гомосексуальные друзья можете на это положиться.

Томас отказывался клевать на это.

Джереми взглянул на него, с неодобрением в голубых глазах.

– Мы просто приехали поздравить тебя с днём рождения, – сказал Томас, пытаясь сгладить момент.

– Мне звонил социальный работник, – ответил преподобный Мэнфред. – Спрашивал, что я думаю о том, что ты усыновляешь ребёнка. Будешь ли ты хорошим родителем.

– Они должны это делать, – сказал Томас. – Проверить мою информацию, данные. Всё такое.

– Ну, полагаю, ты можешь представить, что я им сказал.

– Другого я и не ожидал.

– Я сказал им правду, Томас. Правду о тебе. Что ты гомосексуальный извращенец.

– Папа, пожалуйста, не начинай.

– Я сказал им, что в тебе нет правды Бога, что ты высмеиваешь святое слово Бога...

– Папа...

– И что мне жаль любого ребёнка, которого поместят в твой дом. Что такой, как ты, знает о воспитании благочестивого ребёнка? И почему государство хочет поместить ребёнка в твой дом? Если у них нет нормальных родителей, им приходится помещать ребёнка в такой дом, как твой, когда ты сексуально извращённый...

– Пожалуйста, мы можем не говорить об этом перед Джереми?

– В тебе нет правды.

– В этом ты ошибаешься, папа. Я сказал тебе правду. Ты просто не хочешь в неё верить.

– Я всегда хотел только того, чтобы мой ребёнок следовал святому слову Бога! Можно подумать, я просил солнца, звёзд и луны!

– Не лжесвидетельствуй – это тоже святое слово Бога. Я всего лишь сказал правду.

– Ты охвачен извращением!

– Папа, я не буду снова спорить с тобой об этом.

– Я не просил тебя приезжать сюда и выставлять своё извращение на показ в моём доме.

– Я приехал поздравить тебя с днём рождения.

– И это был бы счастливый день рождения, если бы мой единственный ребёнок открыл свои глаза, пока не стало слишком поздно.

Томас довольно тяжело вздохнул. С его отцом всегда было одно и то же. Те же споры, та же боль, те же стихи из "Библии". И всё же его отец был единственным членом семьи, который у него остался, и он не мог позволить себе отпустить это.

Джереми перенёс вес с одной ноги на другую.

– Мы просто приехали поздравить тебя с днём рождения, – продолжал Томас. – Мы приехали сюда не для того, чтобы создавать проблемы.

– Единственное разочарование в моей жизни, – с грустью произнёс преподобный Манфред.

– Папа...

– Мало того, что из-за тебя я потерял жену, так еще и ты вырос гомосексуальным извращенцем, не лучше, чем насилующий детей демон.

– Папа, я не извращенец.

– Святой Господь уничтожил Содом и Гоморру из-за таких, как ты! Твоя мать потеряла из-за тебя свою жизнь, и вот так ты ей отплачиваешь. Ей было бы стыдно увидеть, кем ты стал, стыдно, что она пожертвовала своей жизнью, а ты...

– Папа, я не собираюсь делать этого с тобой. Если ты не хочешь поговорить о чём-то другом, то мы с Джереми уйдём. Мы просто приехали поздравить тебя с днём рождения.

– Этому ребёнку будет лучше в приюте. Бога не высмеивают! Бедный маленький уродец уже живёт тяжёлой жизнью, без того, чтобы ты ухудшал её и превращал его в ребёнка в два раза хуже, чем был ты. И с кем ещё поместить урода, если не с тобой?

– Он не урод, папа. У него генетический дефект.

– Бог отметил его!

– Мы пойдём.

– Да, определённо пойдёте. Ты отправишься прямо в ад, ты и твоё издевательство над святым словом Бога. И теперь ты забираешься с собой ребёнка. Бога не высмеивают, Томас! Ты меня понимаешь? Святого Господа не высмеивают, не такие, как ты. Виновата твоя мать.

– Ох, честное слово, ты прекратишь? Ты не изменишь моё мнение, а я не изменю твоё. Мы не можем просто забыть об этой ерунде?

– Если бы твоя мать была жива, ты не был бы таким мягким. Ты получал бы то, в чём нуждался, и не искал бы нежности от мужчин. Ты был бы настоящим мужчиной, а не притворным, и эти извращения не воцарились бы над тобой. Она пожертвовала своей жизнью! Ты не понимаешь этого? И вот так ты ей отплачиваешь?

– Мы пойдём. Береги себя, папа.

– Бога не высмеивают, Томас!

Томас развернул Джереми, направляя его в сторону двери.

– Это верно, – крикнул старик. – Уходи! Ты всегда так делаешь, потому что в тебе нет правды, и ты не можешь столкнуться с правдой, но, может быть, когда-нибудь святой Бог покажет тебе своё лицо, и ты повернёшься к нему и будешь жить. Жить, Томас! Ты слышишь меня?

Томас вышел вслед за Джереми и не ответил.

Глава 50

По пути из Винегар Бенд, Томас свернул на обочину рядом с большим пустым полем, закрыл лицо руками и расплакался.

– Папа? – встревожено произнёс Джереми.

– Я просто расстроен, – сказал Томас.

– Папа, не плачь!

– Прости.

Томас пытался взять себя в руки, пока Джереми с расстроенным выражением лица наблюдал за ним. Джереми пытался подвинуться ближе, чтобы они могли обняться, но его ремень безопасности удерживал его на месте.

– Ты в порядке, папа?

– Прости, – снова произнёс Томас, пытаясь улыбнуться, несмотря на слёзы. – Твой дедушка просто злобный старик. С каждым годом всё хуже. Он не имел в виду то, что сказал.

– Он гадкий?

– Да, кроха.

– Почему?

– Я не знаю.

– Он злится на тебя?

– Наверное.

– Ты ему не нравишься?

– Не особо.

– Почему, папа?

Томас вытер глаза, чувствуя себя глупо, слишком расчувствовавшись, не зная, что ответить.

Прошло много времени с тех пор, как он позволял отцу задеть его. У него выработался иммунитет к осуждению и разговорам о Боге, которые раздражали и выводили его из себя. Наглая ложь "Библии" была не больше, чем надоедливой и жестоко утомительной, не давая видеть ничего, кроме чёрных и белых полос, между которыми нет абсолютно ничего. Деспотичная точка зрения не давала дышать. Томас надеялся, что, возможно, однажды его отец забудет об этом, двинется дальше, но отец застрял.

– Почему ты плачешь, папа? – жалобным голосом спросил Джереми.

– Мне стыдно, – признался Томас, это признание его удивило. Но это было оно: ему было стыдно.

– Почему? – спросил Джереми.

– Я надеялся, что ты ему понравишься. Что он захочет быть твоим дедушкой.

– Я ему не нравлюсь?

– Не думаю, что ему вообще кто-то нравится.

– Почему?

– Я не знаю. Я действительно не знаю, сынок. И больше всего он причиняет боль себе, но не видит этого.

– Почему нет?

Поначалу Томас не ответил. Это был хороший вопрос.

– Он винит меня, – наконец произнёс он.

– Почему?

– Моя мать умерла, когда я родился. Если бы не я, она была бы жива. Он винит в этом меня. Всегда винил.

– Почему?

– Я не знаю.

– Ты сделал это не специально?

– Нет.

– Это был несчастный случай?

– Что-то вроде того. Но он думает, что я убил её. Он винит меня.

– Ты ведь не хотел её убивать, да?

– Конечно, нет.

– Оу.

Джереми замолчал.

Томас, чувствуя, что сказал слишком много, потянулся, чтобы похлопать Джереми по колену.

– Не переживай об этом. Всякое случается. Мы всегда хотим кого-то винить, заставить кого-то заплатить, но... всякое случается.

– Как пожар?

– Да, – ответил Томас. – Как пожар. Как с твоей мамой. Всякое случается. В этом никто не виноват.

Джереми прикусил губу и отвернулся к окну.

Глава 51

– Мы можем пройти в твой кабинет? – спросила Тэмми Рафф, когда Томас встретил её у входа в отель. Это был первый понедельник нового года, и на пейзаж Миссисипи лёг мороз.

– Одна из этих встреч, да? – спросил он.

Она кивнула, сжав челюсть с определённой мрачностью.

Марта, стоявшая у кассы, приподняла брови.

– Конечно, – сказал Томас.

Тэмми молчала, пока они шли к его кабинету.

– Ты меня немного пугаешь, – признался Томас, когда она заняла стул напротив его стола.

– Отец решил взяться за дело и оформить опеку, – сказала она.

– Тот самый отец, который сказал, что навестит его на Рождество, и не приехал? Тот, который даже не отвечал на звонки в тот день, чтобы они могли поговорить? Тот, который не приехал увидеть его на рождественском празднике?

– Он самый, – сказала она. – Я откладывала сколько могла, но теперь со мной связались власти Алабамы. Они хотят начать процесс, и я почувствовала, что должна прийти и дать тебе знать, что происходит.

Томас открыл было рот, чтобы гневно возразить, но передумал. Его охватило сильное горе. Пуля, от которой он пытался увернуться, наконец-то приближалась к нему.

– Ты не можешь этого сделать, – сказал он, внезапно почувствовав себя уязвимым. – Он мой мальчик. Ты не можешь сейчас забрать его у меня.

– Я знаю, что это тяжело.

– Что я ему скажу?

– Тебе нужно подготовить его. Дать ему привыкнуть к этой мысли.

– Просто на заметку, думаю, это отстойно.

– Я того же мнения.

– И ты ничего не можешь с этим сделать?

Она покачала головой.

– У парня ещё даже нет работы!

– Койл сделал формальный запрос в ДСО в Алабаме. Он отец мальчика. У него есть права. Предварительное слушание будет позже в этом месяце, и судья решит, что делать. Так что... у тебя есть несколько недель. Тебе нужно подготовить Джереми.

– О каком суде мы говорим?

– Койл должен прийти сюда и через суд потребовать опеки, так как по закону опекуны мы. Судья по семейным делам решит, присуждать опеку или выдвинуть некоторые требования.

– Например?

– Занятия для родителей. План содержания. Домашнее обучение. Дело за судом. Он может предложить Койлу вернуться и разобраться с ДСО Алабамы, пройти все шаги для усыновления, или он может вернуть опеку в тот же день и позволить Джереми поехать с ним домой.

– Вот так просто?

– Он отец мальчика.

– Он бросил его!

– Такое случается. Родители спорят. Отец уходит. Может, живёт в другом штате, и они теряют контакт.

– Он не оплатил ни цента на содержание ребёнка!

– Судья учтёт это.

– Если он действительно хочет быть отцом Джереми, то приехал бы сюда на Рождество. Джереми было так больно. Мы репетировали свою маленькую рутину для программы в церкви, и он хотел, чтобы его папа приехал и увидел его. У него было разбито сердце, когда тот не приехал.