Текст книги "Ринго и Солнечная полиция (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– В это воскресенье? Я могу взять Джереми?

– Конечно.

– Ты собираешься...?

– Я собираюсь ей рассказать.

– Серьёзно?

– Серьёзно, как бляшки в твоих артериях, приятель. А со всей жареной едой, которую ты ел, уверен, у тебя бляшек в избытке. Я начну с мамы, затем, на следующей неделе, скажу детям. Ронни меня убьёт. Аманда подумает, что это круто. Вот такие они.

– А твоя бывшая жена?

– Давай не будем сходить с ума.

– Рано или поздно она все равно узнает.

– Будем надеяться, что я буду в сотнях километров от неё, когда это произойдёт. А теперь заткнись и поцелуй меня.

Глава 19

– Доброе утро, кроха, – сказал Томас, когда Джереми появился на кухне. – Надеюсь, тебе понравится сытный завтрак. Тебе хорошо спалось?

Джереми пожал плечами, повернул голову, чтобы почесаться лицом о голое плечо. Его длинные волосы были взъерошены от сна и лежали на голове в чудесном пренебрежении. Он тихо пошлёпал в ванную.

Томас перевернул сосиски и переключился на яйца, пока на госпельной станции радио играла новая песня от "МакКамейс" под названием "Что, если". Ему не особо нравились слова некоторых госпелов, но он наслаждался музыкой, которая напоминала ему о старом кантри, которое он слушал, пока рос в Винегар Бенд в округе Монро, будучи единственным ребёнком проповедника. Джордж Джонс. Джерри Ли Льюис. Дон Уильямс. Таня Такер. Тэмми Уайнетт. Когда страна была страной. Когда Элвис был Королём.

Джереми вернулся, толкнув дверь ванной – Томас убрал ручки и замки со всех дверей, чтобы они свободно открывались и закрывались – и подошёл, чтобы встать рядом с плитой, глядя на него.

– Ты в порядке? – спросил Томас, глядя в ясные голубые глаза Джереми и улыбаясь.

Джереми пожал плечами. Он часто так делал.

– Какие яйца тебе нравятся больше, парень?

Снова пожатие плечами.

– Жидкие, как сопли? – спросил Томас.

Джереми усмехнулся.

– Я знаю, – сказал Томас. – Ты любишь их такими сырыми, чтобы у них ещё был пульс, и тебе пришлось драться с ними, чтобы они не встали и не ушли. Я прав?

Джереми улыбнулся, показав свои большие, кривые зубы.

– А я люблю их хорошо прожаренными. Я не хочу есть кучу соплей. Так я всегда говорил папе, когда был маленьким. Он говорил, что это "перевёрнутая глазунья". Я говорил, что это огромная куча соплей. Хочешь пить?

Джереми кивнул.

– Почему бы тебе не присесть, а я принесу сок?

Джереми послушно подошёл к столу и сел на стул. Томас поставил перед ним стакан сока, наблюдая, как Джереми делает большой глоток.

Через минуту он поставил на стол сосиски, яйца и тосты и сел.

– Нам стоит помолиться? – спросил он.

Они произнесли молитву. Так как у Джереми не было руки, чтобы за неё взяться, Томас положил руку на ногу мальчика, чтобы включить его в молитву.

– Сегодня мы увидимся с моими друзьями, – сказал он после того, как они закончили, – так что после того, как мы поедим, я хочу, чтобы ты умылся и привёл себя в симпатичный вид. Для тебя это не тяжело, конечно, потому что ты симпатичный парень, но надень красивую рубашку и шорты. Мы не хотим, чтобы о нас подумали, как о кучке Барбони.

– Кто такие Барбони?

– Бездомные. Ты знаешь. Кто-то, кто не заботится о себе. Кто-то, от кого воняет. Так их называют итальянцы.

– Ты итальянец?

– О нет. Я немец и шотландец. Если я начну пить пиво, тебе придётся за мной следить, иначе я надену килт.

– Что такое килт?

– Это платье, которое носят шотландские мужчины.

– Платье?

– Ты никогда не видел их в кино?

– Тебе нравится носить платья?

– Нет. Это была шутка, парень.

– Оу.

– В любом случае, я не могу носить платье. Меня арестуют за публичное совершение непристойного действия.

– Почему?

– Знаешь, какие у меня волосатые ноги? Люди будут падать в обморок, когда увидят их.

Джереми, казалось, не знал, что об этом думать.

– Твоя комната в порядке? – спросил Томас.

– Да.

– Тебе удобно? Хочешь чего-нибудь?

– Всё в порядке.

– Нам нужно купить ящик для игрушек, чтобы поставить там. Может, мы сходим посмотрим его сегодня. Но я тебя предупреждаю: если нам придётся его собирать, он будет стоять в коробке как минимум полгода, потому что я ненавижу собирать это дерьмо. Но, может быть, мы найдём какой-нибудь на барахолке, уже в собранном виде.

При упоминании барахолки Джереми опустил взгляд и закусил губу.

– Ты в порядке? – спросил Томас, чувствуя внезапную перемену настроения.

– Мы можем пойти повидать маму?

– Мне нужно узнать, где она похоронена. Мы можем спросить мисс Тэмми, когда она приедет. Хорошо?

– Хорошо.

До этого момента Джереми охотно ел с таким аппетитом, который нравился Томасу. Но теперь Джереми вернул ложку на стол, глядя в тарелку, закусив губу и ничего не говоря.

– Дружок? Всё нормально?

Джереми расплакался. Слёзы текли из его глаз с такой силой, что Томас опешил.

– Эй, эй, эй, – произнёс он, потянувшись, чтобы похлопать Джереми по спине.

Джереми слез со стула и побежал в свою комнату, толкая дверь. Она с силой врезалась в стену, прежде чем отскочить назад.

Томас, удивлённый, неуверенный, пошёл за ним и обнаружил, что мальчик стоит у окна.

– Кроха, всё нормально?

– Я тебе не кроха!

– Прости. Ты в порядке?

– Уходи!

– Я хочу тебе помочь.

– Мне не нужна твоя помощь. Я хочу к маме!

– Мне жаль.

– Ты врёшь!

– Что?

– Ты врёшь. Вы все врёте! Я хочу к маме!

– Твоей матери нет, Джереми. Я знаю, это больно.

– Заткнись!

Джереми бросил эти слова со всей силой, которая могла быть у семилетнего ребёнка, вены на его шее выступили, на лице застыла маска ярости и несчастья.

– Просто заткнись! Уйди! Оставь меня в покое! Я ненавижу тебя! Ты тупой старик, и я ненавижу тебя!

Джереми довольно опасно помчался в угол комнаты, где присел на корточки, спиной к Томасу, прижавшись лицом к стене, его плечи тряслись от силы слёз.

Томас почувствовал, как его желудок неуютно сжался. Он знал, что Джереми не злится на него, знал, что мальчику больно, что он пытается избавиться от боли единственным знакомым способом – срываясь на других. Это была динамика, о которой ему часто говорили на занятиях для родителей. Он знал, что не должен принимать слова Джереми на свой счёт. И всё же. Они делали больно.

– Пожалуйста, позволь мне помочь, – сказал Томас, медленно подходя к нему.

– Я хочу к маме!

– Твоей мамы нет, малыш.

– Ты врёшь. Мама в порядке, и она ждёт меня, а ты не даёшь мне её увидеть.

– Это неправда. Твоя мама погибла, и мы больше не можем её видеть. Мисс Тэмми тебе говорила.

– Она врёт!

– Хотелось бы, чтобы врала, но её нет, и мы должны... мы должны выяснить, что теперь делать. Как продолжать жить дальше.

Джереми плакал, прислонившись к стене. Томас опустился на корточки, коснулся спины Джереми.

– Позволь мне тебя обнять, сладкий. Позволь мне тебе помочь.

Он был удивлён тому, как сильно он чувствовал потребность помочь, обнять Джереми, заставить боль уйти, исправить это и всё наладить.

Джереми забился в углу, отказываясь от всего.

В конце концов, Томас сел на пол, чувствуя себя потерянным и неуверенным.

– Я посижу здесь с тобой. Хорошо? Я не буду тебя беспокоить, но не хочу, чтобы ты был один.

Джереми плакал много минут.

– Давай, дружок, – тихо произнёс Томас, когда слёзы превратились в тихие рыдания и стоны. – Позволь мне помочь. Пожалуйста. Я – твой папа, и я хочу помочь. Не отгораживайся от меня.

Без слов, Джереми повернулся, и Томас обнял его. Джереми прижался лицом к груди Томаса, из глубины его горла вырывались завывания.

– Думаю, нам лучше вызвать Солнечную полицию, – тихо сказал Томас, медленно раскачивая Джереми взад-вперёд в своих руках. – Ты ведь знаешь Солнечную полицию, верно? Это они прогоняют дождевые тучи. Слишком много дождевых туч, и люди плачут направо и налево, и двадцать способов дожить до воскресенья, и ты должен вызвать Солнечную полицию, чтобы прогнать эти противные дурацкие тучи. Нам эти тучи не нужны, верно? Нам нужно, чтобы солнце вышло и снова светило. Мой папа говорил мне о "Солнечной полиции", когда я был маленьким. Ты когда-нибудь слышал о них?

Джереми ничего не сказал, прижимаясь к груди Томаса и позволяя себя качать.

– Знаю, тебе трудно в это поверить, но у нас всё будет хорошо. Мы справимся с этим, ты и я. Не спрашивай, откуда я знаю. Я взрослый, знаешь ли. Мы просто достаём вещи из задницы. Не говори никому, что я тебе это сказал. Это большой секрет. Но... Я прав насчёт этого, парень. Вот увидишь.

Джереми придвинулся ближе и потерся лицом о ткань рубашки Томаса.

Глава 20

Томас готовился ко сну в тот вечер, когда Джереми вошёл в его комнату, с опущенным лицом, резинка его пижамных штанов была сбита.

– Эй, – произнёс Томас, опускаясь на корточки, чтобы поправить резинку и посмотреть Джереми в глаза.

– Можно поспать с тобой?

– Ты большой мальчик...

– Пожалуйста?

– Тебе действительно следует...

– Пожалуйста? Мама всегда разрешала мне спать с ней. Пожалуйста?

Звук этого "пожалуйста" разрывал Томаса, наполненный такой несчастной мольбой и нуждой.

– Давай не будем делать из этого привычку, – сказал он.

Джереми забрался в кровать Томаса, и тот почувствовал тяжесть на сердце. Он не понимал, насколько маленькие дети уязвимы, что все эмоции и потребности настолько прозрачны и очевидны и выражены с такой совершенной простотой.

Со своего положения над комодом, Будда смотрел на него в ответ. Он достал чайную свечу из другого ящика и, как делал каждую ночь, зажёг маленькую свечку и поставил её в подсвечник перед изображением Будды.

– Ты молишься? – спросил Джереми.

Томас взглянул на него и улыбнулся.

– Не совсем. Я больше не молюсь.

– Почему нет?

– Это длинная история.

– Почему?

– Я считаю, что Бог уже знает всё, что нам нужно. Я не вижу смысла спрашивать его о вещах, о которых он уже знает. Так что вместо того, чтобы молиться, я зажигаю свечу для Будды.

– Зачем?

– Чтобы он знал, что я люблю его.

– Ты его любишь?

Томас кивнул.

– Почему? – хотел знать Джереми.

– Будда не Бог, – объяснил Томас, выключая свет и забираясь в кровать. – Будда тот, кем мы все можем быть, если будем сильнее стараться быть хорошими.

– Он хороший?

– Он был хорошим человеком.

– Поэтому ты его любишь?

– Он спас мне жизнь.

– Как?

– Это долгая-предолгая история.

– Почему?

Томас откинулся на подушку, когда Джереми придвинулся к нему.

– Почему? – снова спросил Джереми.

– Раньше я был очень несчастным человеком, – тихо сказал Томас. – А затем встретил Будду.

– Как вы с ним познакомились?

– Я читал о нём.

– Что ты читал?

– Это было в мои философские дни. Раньше я читал много философии. Эта дрянь сведёт тебя с ума. Я не рекомендую этого делать. Если кто-нибудь когда-нибудь скажет, что тебе нужно прекратить то, что ты делаешь, и прочитать "Бытие и ничто" Жан-Поля Сартра, тебе нужно с криками бежать в другом направлении, как можно быстрее. И даже не буду начинать про Хайдеггера. Но в любом случае, так или иначе, я наткнулся на книгу по писаниям Будды и начал читать её, и казалось, будто он говорит со мной.

– Правда?

– Он будто знал меня. Знал обо мне всё. Видишь ли, Будда всегда говорил только о страданиях. Почему мы страдаем. Почему мы несчастны. Он пытался понять это. Пытался выяснить, как остановить это. Потому что мы все страдаем. Все мы. Ты. Я. Все. Мы все страдаем. Но он нашёл способ прекратить это.

– Как?

– Он понял, что мы сами причиняем много страданий. Мы принимаем плохие решения и делаем плохие вещи. А затем страдаем из-за них. Или страдаем потому, что другие люди делают плохие вещи.

– Какие, например?

– Например, отец приходит домой пьяный и ведёт себя злобно со своей женой и со своими детьми. Он создаёт страдания и несчастье. А затем его жена и дети ведут себя плохо, потому что они несчастны. И тогда это делает его ещё более несчастным. Я не знаю. Это сложно. Но смысл в том, что Будда понял, что мы можем научиться быть счастливыми, если будет принимать лучшие решения и стараться не причинять боль другим людям. Вот, чему он меня научил, и я понял, что он прав. Ты знаешь, иногда мы сами причиняем себе боль.

– Как?

– Ну, как я... со мной кое-что случилось, когда я был таким маленьким, как ты. Некоторые плохие вещи. И я так злился из-за этих вещей. Постоянно был расстроен.

Томас замолчал, думая о своём отце, о том, что случилось с его матерью, как отец винил его в её смерти.

– И? – подтолкнул Джереми.

– Я делал себе больно. Я не мог простить людей. Не мог двигаться дальше. Не мог просто забыть об этом и жить своей жизнью. Просто я был так зол. Но Будда научил меня тому, что нужно научиться забывать. Забывать обо всём.

– С тобой кто-то плохо обращался?

– Это было очень давно. Может, однажды я расскажу тебе об этом. Но, видишь ли, я только всё усугублял, потому что злился из-за этого и хотел отомстить, хотел причинить боль тому человеку и просто не мог себя остановить. Я не понимал, что делаю больно только себе. Это как когда ты порежешься, и остаётся засохшая рана. Если ты продолжаешь ковырять её, то только всё ухудшаешь, и заживать она будет всё дольше и дольше. Ты должен научиться просто отпускать это. Просто перестань ковырять. В этом есть смысл?

– Наверное.

– Может быть, так и с твоей мамой, – тихо сказал Томас.

Джереми не ответил.

– Её нет, но ты не хочешь верить, что её нет. Так что... ты продолжаешь страдать и страдать. Забыть тяжело, верно?

Джереми закрыл глаза, прижался ближе, потёрся щекой о грудь Томаса.

Томас притянул его ближе, не стал настаивать.

Долгое время они ничего не говорили.

– Ты всё ещё мой кроха? – спросил Томас. – Раньше ты сказал, что ты больше не мой кроха. Я не хочу называть тебя так, если тебя это злит.

– Всё нормально, – сказал Джереми, прижимаясь ближе.

– Ты милый кроха, – сказал Томас.

Джереми не ответил. Вместо этого он начал тереться о Томаса странным образом, будто тёрся своим пахом о бедро Томаса.

Томас нахмурился, наверняка он ошибался, но...

– Тебе удобно? – спросил он, поворачиваясь, чтобы убрать своё бедро.

Джереми толкнулся к нему, начав тереться снова.

– Что ты делаешь? – спросил Томас.

– Мама всегда...

Джереми не закончил предложение. Он замер и опустил взгляд.

Томас нахмурился.

Конечно, он ошибался.

Он знал, что более восьмидесяти процентов детей, оказавшихся под опекой ДСО, подвергались сексуальному насилию – периодически во время занятий для родителей говорили не удивляться тому, как это может проявляться в повседневной жизни, но...

– Почему бы нам не лечь спать? – предложил он.

Джереми перевернулся, оказываясь к Томасу спиной.

Томас смотрел на него долгие мгновения, на копну непослушных волос на подушке, на маленькую, изогнутую спину, на безрукие плечи. Не зная, что ещё сделать, он подвинулся ближе, обвивая Джереми рукой, чтобы обнять его.

Джереми тихо расплакался.

– Что такое, кроха?

Джереми не отвечал.

– Не плачь, – сказал Томас, чувствуя раздражение. Он не хотел раздражаться, знал, что это недостойно, что Джереми не виноват, что ему было так тяжело, но плач начинал изводить его.

– Эй, всё нормально, – тихо сказал он. Он оперся на локоть, чтобы посмотреть на мальчика сверху вниз. – Что происходит?

Джереми плакал беспомощным, ошеломлённым образом.

– Нам нужно вызвать Солнечную полицию? – спросил Томас.

Мальчик покачал головой. Он перевернулся, прижался к Томасу и снова начал тереться о него в отчаянной, навязчивой манере. В этот раз нельзя было ошибиться в его намерениях.

– Джереми, ты не можешь этого делать, – сказал Томас, снова отодвигая своё бедро.

Джереми скорчил недовольное лицо.

Определённое поведение означает, что не была удовлетворена определённая нужда.

Он помнил эти слова очень ясно. Их повторяли снова и снова во время занятий для родителей. Когда ребёнок проказничает, значит, что-то где-то не так. Он голоден. Он устал. Он злится. Ему больно. Что-то происходит. Какая-то нужда не была удовлетворена. И это могла быть любая нужда. Нужда в объятиях и успокоении. В разговоре. В том, чтобы его утешили. В том, чтобы его выслушали. Чтобы поняли. Чтобы услышали. Чтобы покормили, дали лекарств, уложили в кровать.

Он сделал попытку смягчить выражение своего лица.

– Мы не можем так делать, – сказал он, как надеялся, дружелюбным голосом. – Такое взрослые делают со своими партнёрами. Это не то, что дети делают со взрослыми. И это нужно делать наедине. Почему бы нам просто не обняться и лечь спать? Ладно? Ты скучаешь по маме?

Джереми нахмурился.

– Хочешь рассказать мне о ней?

Джереми не хотел.

Томас поправил одеяло и лёг так, чтобы Джереми мог положить голову на изгиб его плеча.

Глава 21

Койл Триппер сел на потрёпанный диван в трейлере своей матери на задворках Калмана, штат Алабама, и смотрел повторы по телевизору, распивая – довольно быстро – упаковку из шести банок пива.

– Тебе нужно подумать об этом, – сказала Мэрилу Триппер.

– Мама, ты закончишь с этим?

– Ты ведёшь себя как чёртов дурак, прямо как твой папаша!

– Я не хочу заботиться о каком-то засранце-калеке!

– Ты не думаешь, – решительно произнесла его мать. – И тебе нужно поменьше пить. Никто не захочет тебя нанимать, если ты придёшь с запахом, как от публичного дома. В любом случае, у тебя испытательный срок, знаешь ли.

– Ты от меня отстанешь?

– Когда будешь в своём доме и сам платить по своим чёртовым счетам, тогда я от тебя отстану, но пока ты под моей крышей...

Койл закатил глаза.

– Говорю тебе, – добавила она. – Ты не думаешь об этом. Ты отец этого мальчика, а он недееспособный. Ежемесячно получает чек от государства. Тебе нужно подумать об этом. По крайней мере, у тебя будет доход.

– Мама, я не собираюсь заботиться о детях.

– И тебе не придётся. Привези его сюда. Я о нём позабочусь. Он мой внук, знаешь ли.

– И чек тоже заберёшь ты, а?

– Если я буду заботиться о нём... Я оплачиваю счета. Если бы этим занимался ты, мы бы оказались на улице.

– Лучший вариант – оставить всё в покое, и ты знаешь это. Разве не так ты мне говорила?

– Это было до того, как умерла его мать.

– И я должен пойти и вдруг притвориться, что мне интересно?

– Ты не должен притворяться. Ты заинтересован. Он твоя кровь, Койл, и у тебя есть права.

– Его мать была чокнутой на всю голову овцой.

– Даже если так.

– Он урод, мама. Ты не понимаешь? У него нет рук! Ты будешь подтирать ему зад и всё такое? Знаешь, что скажут мои друзья?

– Думаю, меня не волнует, что скажут твои так называемые друзья. Кучка бесполезных ублюдков, если ты меня спросишь. Я говорю о шансе, Койл. Государственный чек. Не ты кормишь семью, знаешь ли.

– Забудь об этом, мама.

– Ну, этого я не могу сделать, – сказала она странным, несогласным тоном. – Я его бабушка. Если он тебе не нужен, я пойду туда и скажу, что он нужен мне. Я его кровь, и он должен быть со своей семьёй. Только так правильно.

Койл Триппер наклонил своё пиво, осушил банку и потянулся за следующей.

Глава 22

Джереми закрыл глаза и подумал о своей матери. О её больших, молочно-белых грудях. Какими они были мягкими. Какими округлыми. Как ему нравилось целовать их, тереться о них щеками. Как она укачивала его в своих руках, подбадривала его, пока он тёрся о неё. Как он продолжал тереться, пока внизу его живота не взрывалось это покалывание, пока его тело не охватывало изобилие головокружительного удовольствия. Как его мать улыбалась, гладила его волосы, называла его своим маленьким мужчиной.

– Хочешь поиграть? – говорила она, пока они готовились ко сну. – Тебе не нужны эти пижамные штаны. Почему бы тебе их не снять? Мама устроится поудобнее. Мама не можем спать в лифчике. Мне становится так жарко. Мама хочет, чтобы было удобно. Почему бы тебе не лечь в кровать? Разве ты не знаешь, как сильно мама любит тебя? Иди поиграй с мамой.

Как ему было безопасно, как он прижимался к её обнажённому телу, его обвивали её нежные, сильные руки. Как у Христа за пазухой. В целости и сохранности. Вдыхал её запах. Чувствовал, как её длинные волосы касаются его голой кожи.

– Хочешь поиграть?

Но этот мужчина... он не хотел играть. Он не был похож на маму. Он не любил его, не так, как любила мама.

Горе в его сердце было резким, пронзающим. Он тосковал по своей матери. Его тело тосковало по ней. Его кожа тосковала по ощущению её кожи. Ему хотелось потеряться в том покалывающем, в том невероятном удовольствии, от которого у него перехватывало дыхание.

– Ты в порядке, кроха? – спросил мужчина тихим голосом.

– Я должен уйти? – спросил он.

– Уйти? Что ты имеешь в виду?

– Ты меня не любишь.

– Почему ты так говоришь?

Джереми не ответил.

– В чём дело? – спросил мужчина, его голос был полон... чего? Заботы? Злости? Разочарования? Раздражения?

– Ни в чём, – сказал Джереми, отворачиваясь от мужчины.

– Думаешь, я тебя не люблю? – спросил мужчина. Джереми почувствовал, как ему на спину легла большая ладонь. Там она обвела маленький круг. – Это неправда. Я люблю тебя, малыш. Я очень тебя люблю. Я даже не знаю тебя – по крайней мере, не очень хорошо. Но я люблю тебя. Ты теперь мой ребёнок. Ты – мой сын. И я всегда буду любить тебя. Тебе не нужно об этом переживать. Мы теперь семья, ты и я.

Джереми не ответил.

Мужчина обвил его рукой, притянул ближе.

– Брось, кроха, – говорил мужчина. – Не расстраивайся. Давай теперь просто спать. Ладно? Всё будет в порядке.

Он слушал голос мужчины. Это был неплохой голос. Слегка сиплый. Глубокий. Голос дедушки. Добрый голос. Не безумный. Не злой. Не расстроенный. Просто... спокойный. Он чувствовал дыхание мужчины на своей голой спине. Его тепло. Мужчина притянул его ближе, и его успокаивал размер мужчины, его сила, его физическая крепость – с ним не могло случиться ничего плохого, когда рядом был кто-то такой большой и могучий.

Его мысли, которые гудели от расстройства и замешательства, затихли. Мама сейчас была так далеко. Так далеко. Потеряна для него. Где-то там.

– Засыпай, кроха, – прошептал мужчина, гладя его волосы. Он почувствовал вес руки мужчины на своём лбу, успокоенный этим. – Не переживай ни о чём. Мы со всем этим разберёмся. Вот увидишь. Я тебе обещаю, малыш.

Он закрыл глаза.

Глава 23

– Мне не нравится эта рубашка, – сказал Джереми.

– Я хочу, чтобы ты выглядел хорошо, когда познакомишься с моими друзьями.

Джереми нахмурился и отвернулся с выражением поражения на маленьком лице. Сейчас он был одет в хаки и рубашку с длинными рукавами, которые были связаны за его спиной.

– Тебе не нравится эта рубашка? – спросил Томас.

Джереми развернулся и посмотрел на него.

– Если она тебе не нравится, ты не обязан её надевать, – сказал Томас. – Тебе не нравится цвет?

Джереми был странно молчалив, будто смущён.

– В чём дело? – спросил Томас.

– Я выгляжу глупо.

– Ты прекрасно выглядишь! Что с тобой?

– Мне не нравятся рукава. С ними я выгляжу глупо. Мама всегда разрешала мне носить футболки.

Томас попытался подумать об этом с точки зрения Джереми. Каково было бы ходить с завязанными за спиной рукавами. Что это как неоновый знак, объявляющий, что у тебя нет рук. Как это выставляет твою недееспособность на всеобщее обозрение.

– Хорошо, – сказал Томас. – Почему бы тебе не сказать мне, что ты хочешь надеть?

– Я хочу надеть майку.

– Давай найдём одну из самых хороших. Ладно?

Джереми кивнул.

Они остановились на старой синей футболке, которую носили так много раз, что резинка вокруг шеи отрывалась.

– Нам нужно купить новые футболки, – сказал Томас, помогая мальчику переодеться.

– Мистер?

– Не обязательно называть меня мистер. Я теперь твой папа.

– Твои друзья будут думать, что я глупый?

– Конечно, нет! Зачем им это?

Джереми прикусил губу, пока Томас заправлял футболку за пояс брюк-хаки.

– Видишь? – произнёс Томас. – Ты красивый молодой человек, и мои друзья тебя полюбят.

– Они не подумают, что я урод?

– Нет, – спокойно сказал Томас, – потому что ты не урод. Ты мой сын, и они полюбят тебя потому, что ты мой сын, и ты симпатичный, и ты милый ребёнок.

Глава 24

– Всем привет, это Джереми, – сказал Томас.

Персонал ресепшена отеля "Южный Бриз" на улице Ист-Мейн в Тупело собрался вокруг, и шесть пар глаз остановились на Джереми. Испуганный, Джереми прильнул к Томасу и опустил взгляд.

– Посмотрите на эти волосы! – воскликнула Марта. – Приятно с тобой познакомиться, Джереми. Ты поговоришь с нами?

Джереми поднял взгляд, слегка улыбнулся.

– Мы так долго ждали знакомства с тобой, – добавила Марта. – У тебя всё хорошо? Твой папочка хорошо к тебе относится?

Джереми пожал плечами в уклончивой манере.

Джордж, пожилой белый мужчина, который служил носильщиком в "Южном Бризе" со времён Рональда Рейгана и Морального большинства (прим.: Моральное большинство – крайне реакционное религиозно-политическое движение), улыбнулся Джереми и помахал рукой.

– Я знаю, что подойдёт как раз для тебя, – сказал Джордж, и его глаза выпучились еще больше, чем обычно. – Я устрою тебе экскурсию. Что ты об этом думаешь, приятель?

Джордж схватил тележку для багажа, направляя её в сторону Джереми.

– Хочешь прокатиться?

Джереми взглянул на тележку. С усмешкой, он забрался на неё, балансируя.

– Будет лучше, если ты усадишь свой зад, – предупредил Джордж. Томасу он сказал, – Мы устроим большое турне, босс. Посмотрим достопримечательности. Поехали!

Джереми, который плюхнулся назад, захихикал, когда старик потянул тележку и покатил его по гладкому мраморному полу отеля, направляясь к атриуму с огромным фонтаном.

– Я подумал, мы заедем и поздороваемся, посмотрим, как вы держитесь, – сказал Томас, наблюдая, как они уходят.

– Мы в порядке, – сказала Марта. – Тебе не о чем беспокоиться. Как у вас дела? Вот это вопрос.

– Пока что всё хорошо.

– Он симпатичный мальчик. И бедняжка... его руки.

– Кажется, его это совсем не беспокоит.

– Как он ест?

– Ногами.

Марта, которая давно преодолела средний возраст и не признавала этого, сделала странное выражение лица. Она была помощником менеджера отеля, и довольно умелым, но не так хорошо действовала в чрезвычайных ситуациях и принятии важных решений. Она была замужем четыре раза и обожала рассказывать клиентам, что всегда ищет будущего бывшего мужа.

– Ты бы удивилась, – добавил Томас.

– Так всё получается?

– Я так думаю.

– Ну, молодец, мистер Томас. Надеюсь, это сделает тебя счастливым. Ты собираешься усыновить его?

– Хотелось бы, – ответил Томас.

Глава 25

– Как жизнь? – спросила Тэмми Рафф, когда Джереми поднял на неё взгляд и улыбнулся, довольный тем, что видит ее снова. Это было субботнее утро, и Джереми провёл его перед телевизором, разбираясь со сложным пультом пальцами ног.

– Кажется, нормально, – сказал Томас. – У нас были некоторые взлёты и падения. Он хочет увидеть свою мать, и я сказал ему, что мы спросим у тебя, где её могила, чтобы мы могли её навестить.

– Думаешь, это хорошая идея?

– Я собирался спросить тебя о том же. Он действительно хочет её увидеть.

Она сделала паузу, опуская взгляд на Джереми.

– Сладкий, почему бы тебе не дать нам с мистером Томасом поговорить? Я хочу увидеть твою комнату, так что почему бы тебе не пойти прибраться там и убедиться, что там всё тип-топ? Я приду через минуту.

Джереми нахмурился, будто его отвергли, и ссутулившись пошёл в свою комнату.

– Он не забудет, – просто сказала Тэмми.

– Он хочет увидеть её.

– Я знаю. Он хочет увидеть её. Он не примет тот факт, что она умерла. Он считает, что она всё ещё жива.

– Оу?

– Такое бывает, – ответила она. – Но нет могилы, которую можно посетить – её кремировали. У неё не было семьи, кто мог бы забрать тело, так что... и в любом случае, после пожара...

Томас молча обдумывал услышанное. Нет могилы, которую можно посетить. Нет тела, которое можно увидеть. Нет способа разрешить нужду мальчика и закрыть вопрос.

– Тебе придётся помочь ему осмыслить это, – сказала она. – А как всё остальное?

– Нормально.

– Просто нормально?

– Это не то, чего я ожидал.

– Ты передумал?

– Боже, нет. Просто... он не кажется особо счастливым.

– А ты был бы? Оказавшись в доме какого-то незнакомца?

– Полагаю, нет.

– Это займёт некоторое время.

– Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Махнуть своей волшебной палочкой и сделать всё идеальным. Ты знаешь, какой я.

Она усмехнулась.

– У меня есть волшебная палочка, – отметил Томас. – И обычно она работает просто отлично. Конечно, я никогда раньше не использовал её на ребёнке. Некоторые парни, с которыми я её использовал... это другая история. Они никогда не знали, что их сразило.

– Уверена, что не знали.

– Но Джереми...

– Это процесс. Он придёт в себя.

– Он отличный ребёнок. Намного более эмоциональный, чем я планировал.

– Ты не передумал?

– Ни за что.

Она долго смотрела на него, окидывая понимающим взглядом. Она казалась одновременно воодушевлённой и какой-то грустной.

– Я назначил приём у социального педагога, – добавил Томас. Все дети под опекой ДСО ходили на консультации, нуждались они в этом или нет. – На данный момент, она будет видеться с ним раз в неделю.

– Это хорошо, – она выпрямилась, словно готовясь к... чему? – Кое-что произошло, и время выбрано неудачно.

– Оу?

– С тех пор, как мы забрали Джереми под опеку – мы пытались связаться с его отцом.

Томас почувствовал, как внутри у него похолодело.

– И?

Она сжала губы, довольно тяжело вздохнула.

– Что? – надавил Томас.

– Он в Алабаме, живёт со своей матерью. Я говорила с ним о лишении родительских прав, и он сказал, что ему нужно подумать об этом.

– В последний раз, когда мы разговаривали, ты сказала, что его отца не нашли, – возразил он.

– Он связался с нами вчера. Ну, не он. Это сделала его мать. Она слышала о пожаре и звонила, пытаясь найти своего внука.

Томас отвернулся, когда его охватила вспышка злости. Хотя он провел с мальчиком всего несколько дней, было больно думать, что он может его потерять.

– Это печально, – сказала Тэмми. – Но ещё рано. Мы ничего не знаем ни об отце, ни о бабушке. Они могут быть неподходящими для Джереми. И, в конце концов, отец сбежал, и он не был женат на матери Джереми. И всё же, он записан в свидетельстве о рождении...

Томас покачал головой.

– Ты знал, что такое возможно, – напомнила ему Тэмми.

– А ты знала, что я хотел усыновить ребёнка и не хочу, чтобы дети приходили и уходили из моего дома. Я не собираюсь допускать, чтобы детей вырывали у меня в тот момент, когда я начинаю привязываться. Я не этого хотел.

– И ты уже привязался?

– Конечно!

– У нас не было причин полагать, что отца найдут.

– Ты не можешь так со мной поступить!

– Я бы не слишком расстраивалась. Пока нет. Вероятнее всего, дело дойдёт до суда, и, в конце концов, решение придётся принять. Для Джереми это шанс быть с семьёй. С настоящей семьёй.

– А я кто?

– Мне жаль, малыш.

– Это не твоя вина.

– Я знаю, но мне всё равно жаль. Не сдавайся пока. Эта женщина может быть сумасшедшей, которая не имеет к нему никакого отношения.

Томас выдохнул сдерживаемый воздух, чувствуя себя плохо из-за этого, распрямил плечи.