Текст книги "Ринго и Солнечная полиция (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Ты все усложняешь.

– Пожалуйста, не говори мне, что у тебя рак. Я не смогу этого вынести, Рэнди. Не после того, как наблюдала, что твой отец умер так, как умер. Если ты собираешься сказать мне, что у тебя рак, просто держи рот на замке, потому что я не хочу знать.

– У меня нет рака.

– Вы с Кэти сходитесь обратно? В этом дело?

– Нет!

– Ты продаёшь галерею? В этом дело, да? Ты собираешься продать галерею своего отца! После всей упорной работы...

– Мама, я не продаю галерею.

– Что же тогда? Честное слово, сын! Я отправлюсь на покой к тому времени, как ты это скажешь.

– Мама, я гей.

– Это хорошо, дорогой. Твоя жена знает?

– Мы уже пять лет в разводе!

– Когда ты говоришь "гей", я так понимаю, ты имеешь в виду не счастье.

– Я счастлив!

– Ну, тогда что ты имеешь в виду?

– Мама, я гей.

Миссис Стилсон, которая была полна жизни, энергии и хорошего юмора, вдруг нахмурилась и опустила глаза, отложила столовые приборы и сложила руки на коленях. Будто её воздушный шар только что лишился воздуха.

– Не злись, – сказал Рэнди с ноткой раздражения в голосе.

Томас наблюдал за этим, переводя взгляд с одного на другую, и чувствовал себя неуютно.

– Злиться? – наконец ответила она. – С чего бы мне злиться?

– Ну, ты знаешь, – произнёс Рэнди.

– Должно быть, ты думаешь, что твоя мать недалекая.

– Я никогда не говорил, что ты глупая.

– Чего я не понимаю, так это почему ты рассказываешь мне об этом перед гостями. Так не делается. А мы так мило проводили время. Правда, Рэнди. Где твои манеры?

– Есть причина, по которой я пригласил Томаса и Джереми. Томас мой...

Рэнди пытался, но не мог сказать это.

– Мы с Рэнди встречаемся, – дипломатично произнёс Томас, когда молчание затянулось.

– Хорошо, – сказала миссис Стилсон, беря свои приборы.

– Хорошо? – недоверчиво спросил Рэнди.

– Сынок, все знают, что ты гей настолько же, насколько трёхдолларовая купюра считает себя достойной оплаты банкнотой на съезде проституток.

– Извини?

– Я рада, что ты, наконец, это понял, хотя содрогаюсь от мысли, что подумает об этом твоя жена.

– Она мне не жена!

– Из вас получится интересная картина, когда ты проснёшься рядом с ней по другую сторону жемчужных ворот и возжелаешь архангела, потому что у него хорошие бёдра. Я даже не уверена, что там это позволено.

– Мама!

– Ты сказал детям?

– Нет.

– Я признаюсь, что не понимаю. Ты уже не ребёнок, Рэнди. Почему сейчас?

– Потому что я влюблён.

– Влюблён?

– Да.

– В твоём возрасте?

– Да!

Она взглянула на Томаса, который посмотрел на неё в ответ и беспомощно пожал плечами в стиле всё-так-как-есть.

– Могло бы быть хуже, – ответила она. – Мистер Томас, твоя жена знает?

– Я никогда не был женат.

– Но ты отец...

– Приёмный отец.

– Понятно. Значит, у нас сейчас знакомство с родителями. Верно?

– Я хотел с вами познакомиться, но и оказать моральную поддержку, – ответил Томас. – Рэнди было тяжело признаться.

– И раз вы говорите об этом так свободно, полагаю, маленькие ушки тоже знают?

– Джереми знает, – сказал Томас – У нас нет секретов.

– Упаси Бог! – ответила миссис Стилсон.

– Мы стараемся быть очень открытыми и честными, – добавил Томас, пытаясь прояснить этот вопрос.

– Как и должно быть. Но некоторые подробности лучше оставить невысказанными.

– Конечно, – согласился Томас.

– Значит, мой сын попросил меня поставить пару лишних тарелок на стол на воскресный ужин, чтобы он мог представить мне своего бойфренда и ребёнка своего бойфренда. Я что-то упускаю? Ты ведь не скажешь мне, что у тебя СПИД?

– Мама! – снова недовольно воскликнул Рэнди.

– По крайней мере, с тобой никогда не скучно, Рэнди, – сказала она.

– Значит, ты не против? – спросил он.

– А меня это касается?

– Конечно!

– Мы любим тех, кого любим, сынок. Если честно, самое время тебе это понять. Но опять же, ты всегда был немного медлительным. Так ты говоришь, что я могу заполучить себе зятя и внука. Могло быть и хуже. Лишь бы ты не продавал галерею отца.

– Я не продаю папину галерею.

– Полагаю, любой художник любой известности в этой части мира прошёл через галерею твоего отца. Не смей приходить домой и говорить, что ты её закрываешь и открываешь веб-сайт. Я больше никогда не стану с тобой разговаривать.

– Мама, я не продаю галерею!

– Что ты должен сделать, так это организовать выставку с дочкой мэра. Не повредит смазать бисквиты мэра маслом, знаешь ли.

– Мы всё ещё ведём переговоры.

– А вот у этой девочки есть талант. Хотела бы я сказать то же самое об её отце, но он лужа, полная грязи. Ну, кто готов к десерту?

– И на этом всё? – спросил Рэнди.

– Что всё, дорогой?

– Ты не злишься?

– Нет. Не злюсь. Твой друг Томас очарователен, как и его сын. Я счастлива за тебя. Что ещё говорить?

– Ты не считаешь, что я совершаю ошибку?

– Как может быть ошибкой то, что ты честен? Кроме того, я не забыла.

– Мама, не надо!

– Я не забыла, как застала тебя в моей спальне в сарафане, который твой отец купил мне в Мемфисе.

– Мама!

– И с помадой!

– Мама!

– И, конечно, в парике Мэрилин Монро. Ты гордился собой.

– Мне было восемь!

– Ты был очевиден, дорогой. Таким ты был. Но затем, казалось, что ты вырос из этого, так что я ничего не говорила. И твой отец, конечно, совершенно ничего не замечал, но таковы большинство мужчин. В любом случае, это облегчение – мне не придётся объясняться с друзьями. Так кто хочет десерт?

Глава 31

Прислушиваясь к звукам ночной Алабамы под покрывалом холодных, равнодушных звёзд, Койл Триппер смотрел на маленький костёр, который сам развёл, и чувствовал такую черноту в душе, что хотелось плакать. Он был не из тех, кто плачет. Давно не плакал. Не плакал с детства.

Но сейчас...

Где-то в лесу вскрикнул пересмешник. Смеясь над ним, глухо подумал он. А почему нет? Ему было двадцать семь и, как ни странно – необъяснимо и непонятно – он всё ещё сидел и думал о своём отце. О мужчине, который сбежал. О злом, ожесточённом мужчине, который слишком много раз распускал язык и нашёл себе пулю между глаз и шерифа, который не особо хотел искать убийцу. А почему должен был? Практически все в этих местах ненавидели Дойла Триппера. Дойл Триппер никогда не давал им причин не делать этого. Факт того, что Дойл Триппер родился без рук, не мешало его легендарному характеру, его сквернословию, его оскорблениям и злости. Будучи калекой, его отец научился давать отпор сарказмом, чушью и общей злобой.

Койл и Дойл.

Дойл и Койл.

Это было похоже на неудачную шутку, то, что его назвали в честь отца, но и не в честь отца. Будто его имя должно было предполагать, что он похож на отца, но не такой же. Что, как он часто думал, было хорошо.

И всё же...

Койл поддерживал огонь, наблюдая, как искры летят в ночь, ударяя по комарам.

Он ненавидел своего отца. Это была правда. Стыдился его. Ненавидел то, как дети издевались над ним в школе. Ненавидел, когда его отец приходил на школьные программы или на встречи с его учителями. Ненавидел, как уродливо он выглядел, его рукава всегда были связаны за спиной. Ненавидел уродливые, злые слова, которые так легко срывались с его губ, будто он был намерен отплатить за всё дерьмо, через которое его заставили пройти, за оскорбления и издевательства, которые он испытал.

Он сделал еще глоток пива, чувствуя, как слезы жгут глаза.

А теперь...

Он подумал о Джереми. Мальчик был как камень на его сердце. Холодный, тяжёлый, злобный камень. Ошибка, которую он сделал, и от которой попытался сбежать. Преуспел в побеге от сумасшедшей овцы-матери, которая сделала слишком лёгким шанс уйти и не задумываться.

Некоторые вещи никогда не забывались, и такой была ночь рождения Джереми. Койл был необычайно доволен и горд собой и с тревогой хотел увидеть своего сына, посмотреть, что он сделал, что сделали он и его девушка. Он чувствовал такое обещание, такую надежду. Такую взволнованность, ощущение, что в мире всё хорошо, что он сделал хорошее дело и был на пути к чему-то яркому, к чему-то стоящему.

Когда Джереми родился, доктор, поначалу, не давал Койлу увидеть его. Койл был зол. Он настоял. Когда доктор развернулся с Джереми на руках, и Койл увидел, что у ребёнка нет рук, он сделал что-то совсем неожиданное. Его стошнило. Желчь с рёвом поднялась из желудка и вырвалась раньше, чем он успел хотя бы сказать "дерьмо" или "проклятье", или "чёрт".

Его вырвало. Прямо там, в родильной палате, пока чёртов доктор смотрел на него с ужасом в глазах, а медсёстры проклинали его. Его вырвало, потому что он испугался, потому что он был зол и, по большей части – ему не нравилось признавать это, но это была правда – его вырвало из-за чувства отвращения. Вид этого безрукого ребёнка отвратил его до глубины души. Он развернулся на пятках, вышел из той палаты и никогда не оглядывался.

Ещё одна неудачная жизненная шутка на его счету. Ещё один средний палец перед его лицом. Ещё одно "иди к чёрту" от вселенной.

Но...

Вот оно, подумал он, вороша костёр, наблюдая за искрами, пока из старого радио его мамы в кухонном окне, где она мыла посуду, звучала песня "Покрывало из цветов" Долли Партон.

Вот оно...

Койл и Дойл. Два сапога пара. Его отец сбежал, когда Койлу было девять, нарвался на убийство спустя год. Койл сбежал в тот момент – довольно буквально и довольно точно – как родился его собственный мальчик.

Койл и Дойл.

Дойл и Койл.

Разве мы не два сапога пара?

Разве жизнь не чертовски прекрасна?

Книга Вторая

Это была бы ложь,

Если бы я сказал, что понимаю.

Почему ты относишься ко мне так хорошо.

– "Почему ты относишься ко мне так хорошо".

Глава 32

– Кроха, ты в порядке?

Джереми взглянул на Томаса, нахмурился, вернул взгляд к окну и проплывающему мимо пейзажу Алабамы, ничего не сказав.

Он был не в порядке, спасибо. Вовсе нет. С того момента, как он услышал о своём отце, он был переполнен волнением, ужасом, надеждой, страхом и всевозможным замешательством, противоречивыми эмоциями, которые не имели смысла.

Его отец вернулся за ним...

Разве он не мечтал об этом? Не надеялся на это? На один шанс увидеть своего отца, мужчину, который дал ему жизнь, мужчину, который был его отцом? Его настоящим отцом?

Теперь, когда это происходило...

Он уставился в окно, прикусив нижнюю губу.

Дело в том, что мужчина, сидящий рядом с ним в маленьком грузовике, старый мужчина с длинными волосами, старой улыбкой, старыми зубами и мягкими карими глазами – был его отцом. И он любил своего отца. Очень сильно его любил. Мистер Томас был добрым. Он был хорошим. Он был терпеливым. Он постоянно смеялся. У него был лёгкий характер, к которому Джереми привык. Их дни и ночи были внушающей доверие стабильностью. Подъём на завтрак и школа. Томас забирал его после школы. Домашнее задание. Хороший ужин за обеденным столом. Может, немного телевизора. Может, настольная игра. Может, немного времени с Xbox. Может, репетиция в музыкальной комнате. Ванна – и не царапание до тех пор, пока не пойдёт кровь, а быстрая ванна. Время сна – что означало историю. Укутывание. Поцелуй. Слова, что он любимый. Очень, очень любимый. И такой желанный.

И намного больше. Репетиции хора каждую среду вечером. Воскресная школа с друзьями. Ужин и походы с дядей Рэнди – рыбалка, плавание, поедание хот-догов, поджаривание маршмеллоу, рассказывание историй и то, как они втроём скручивались в двухместной палатке. Дни в парке в погоне за футбольным мячом или запускание воздушного змея – дядя Рэнди один раз привязал нитку к его ремешку, чтобы Джереми сам мог управлять змеем. Прогулки с друзьями. Игровые свидания.

Мистер Томас никогда не злился, никогда не был угрюмым, никогда не был раздражительным. Никогда не говорил, что от Джереми воняет. Никогда не жаловался, что его слова влетают в уши Джереми и там умирают. Никогда не сидел за кухонным столом и не плакал над счетами.

Мистер Томас любил его. Он знал это без необходимости напоминаний. Это чувствовалось в каждом слове, в каждом жесте, в каждой улыбке, в каждом объятии. Он был любим. Абсолютно любим.

Уже было почти Рождество. Томас сказал, что они вместе уже девять месяцев. Почти год! Джереми было восемь – они устроили большую вечеринку на день рождения со всеми его друзьями из школы и церкви, и с друзьями Томаса тоже. У него была спальня, полная игрушек, которые он любил и с которыми играл каждый день.

Затем, внезапно, мисс Тэмми рассказала ему о его отце. О его настоящем отце. О мужчине, который жил в Алабаме. О мужчине, который хотел его увидеть. Может, забрать его обратно. Возможно, снова стать его отцом.

– Кроха?

Джереми снова повернулся, взглянул на Томаса.

– Ты знаешь, что можешь поговорить со мной о чём угодно, верно? Если тебе грустно. Если ты расстроен. Если ты злишься на меня. Если тебе страшно. Ты можешь сказать мне, и я сделаю что смогу, чтобы помочь.

Джереми кивнул. Он знал. Но слова не выходили. То, что он чувствовал, что он думал – это было просто путаницей в его голове. Мысли не складывались во что-то связное. Кот съел его язык.

Он любил Томаса. Но ещё хотел увидеть своего отца. Своего настоящего отца.

– Всё нормально? – спросил Томас.

Джереми кивнул.

– Этот мужчина твой отец. Уверен, он будет счастлив тебя увидеть, а ты будешь счастлив увидеть его. Ты не должен чувствовать себя плохо из-за этого. Я просто заботился о тебе, чтобы ты мог оставаться в хорошем месте, пока... ну, ты знаешь. Это не значит, что я не буду скучать по тебе или не хочу быть твоим отцом, но это твой настоящий отец. Так что дай ему шанс, хорошо?

Джереми повернулся обратно к окну и опустил глаза.

Глава 33

Жилище Трипперов располагалось на крутых холмах за пределами города Калмэн. К трейлеру шла крутая подъездная дорожка, которая могла быть адом – или совершенно непроходимой – когда шёл дождь или снег. Сегодня, когда температура была выше нуля, земля была к счастью твёрдой.

Трейлер стоял на подпорках в море мусора, и Томас смотрел на эту сцену и чувствовал, как что-то в желудке сжалось. "Белая рвань", – говорил трейлер. Он оттолкнул эту мысль, не желая быть недобрым. Нищета не была преступлением.

И всё же...

Он припарковался рядом со старым грузовиком "Форд", заглушил двигатель.

– Ты готов? – спросил он.

Джереми ничего не сказал.

– Он просто хочет познакомиться с тобой. Мы не останемся надолго, если ты не хочешь.

Томас отстегнул Джереми, потянулся и открыл ему дверь.

Из входной двери трейлера появился молодой мужчина. Он был одет в худи и спортивные штаны. Он был худым, с козлиной бородкой, редеющими волосами и слезящимися карими глазами.

– Вы Койл Триппер? – спросил Томас.

– Полагаю, да, – сказал парень.

– Это Джереми, – сказал Томас. – Я Томас Манфред. Я опекал Джереми. Приятно с вами познакомиться. Мы с нетерпением этого ждали.

– Ты тот гомосексуал, который присматривал за моим мальчиком?

– Да.

– Что ж, – произнёс Койл, глядя на Томаса.

Если он ждал, что Томас вздрогнет, то ждал напрасно.

Он перевёл взгляд на Джереми.

– Кажется, он в порядке.

– Он хороший мальчик, – сказал Томас. – Джереми, поздоровайся со своим отцом. Его зовут Койл.

Джереми, наблюдавший за этим разговором, опустил глаза и повернулся, уткнувшись лицом в бок Томасу.

– Он немного стесняется, – сказал Томас. – Может, мы могли бы зайти внутрь?

Койл Триппер смотрел на Томаса, и в его глазах, похожих на глаза хорька, теперь был целый мир неуверенности, будто он считал, что этот маленький выпад про "гомосексуала" выбьет Томаса из колеи.

– Насколько я понимаю, вы живете с матерью, – добавил Томас, когда тишина затянулась.

– Она настаивала на этом, – сказал Койл, переминаясь с одной ноги на другую.

– А вы...?

Койл не ответил. Он облизнул губы, казалось, испытывая неловкость.

– Знаю, это неловко, – произнёс Томас.

– Ты ни хрена не знаешь, – сказал Койл, разворачиваясь на пятках и направляясь к двери.

Джереми поднял взгляд на Томаса, в его маленьких глазках стояла мольба.

– Нам нужно с ними познакомиться, – тихо сказал Томас. – Мы просто поздороваемся и несколько минут поговорим, а затем уйдём. Мы обещали. Помнишь?

– Я не хочу.

– Давай я займусь разговором. У нас всё будет в порядке.

– Пожалуйста, папочка.

– Идём. У нас всё будет в порядке. Он твой папа, и он просто нервничает. Уверен, он долго ждал, чтобы увидеть тебя, и он просто не знает, что сказать.

Джереми уткнулся лицом в грудь Томаса.

– Всё будет хорошо, кроха, – сказал Томас, гладя его по волосам и наклоняясь, чтобы поцеловать в макушку.

Глава 34

Томас сидел на старом диване, Джереми рядом с ним. Джереми отказывался садиться отдельно, не хотел общаться с этими людьми. Даже маленькая собачка, которая вертелась у них под ногами, не могла его заинтересовать.

– И он на инвалидности, верно? – спросила миссис Триппер.

– Он на медицинском попечении, которое заботится о его медицинских нуждах, – объяснил Томас.

– Но он получает каждый месяц чек от государства?

– Это помогает с его расходами.

– И если мой сын восстановит опеку, он будет получать этот чек, верно?

– Полагаю, так, да. Но это Алабама, так что здесь может быть по-другому. И в любом случае, это не особо много.

Миссис Триппер бросила злой взгляд на Койла, которому, казалось, было стыдно. Затем она перевела взгляд на Джереми.

– Кот съел твой язык, мальчик?

Джереми опустил глаза.

– Он просто не знает нас, – добавила она. – Довольно скоро он увидит, что мы нормальные люди, как все остальные, и успокоится. Мы приведем в порядок маленькую комнату в задней части, и это будет его комната. Ты этого хотел бы, сынок?

Джереми не ответил.

– Койл – твой папа – ищет работу. Он подал заявления в магазин мебели и в шиномонтаж. Так что он будет работать, но с тобой рядом будет твоя бабушка, так что об этом не нужно переживать. В таком месте много чем можно заняться! Большой двор. Здесь вырос Койл, знаешь. Твой папа. Бездельничал здесь. Приезжает автобус и забирает тебя в школу. Тебе здесь понравится, я уверена.

– Ещё ничего не решено, мама, – сказал Койл.

Томас чувствовал враждебность в молодом человеке, но не был уверен, откуда она берётся и на кого именно направлена.

– Он твоя кровь, – огрызнулась миссис Триппер. – Что ещё они будут делать?

– Это не так просто.

– Почему это?

Койл шумно выдохнул.

– Технически, ваш сын бросил Джереми, – сказал Томас. – Есть юридические последствия.

– И что это должно значить? – спросила миссис Триппер.

– ДСО захочет убедиться, что возвращать Джереми обратно в семью – это лучшее решение.

– Ну, почему это не лучшее решение? Мы его кровь. И извините меня, но жить с гомосексуальным мужчиной не в лучших его интересах. Не то чтобы вы не относились к нему хорошо, но, вы знаете. Это просто неправильно. В любом случае, что вы знаете о детях?

– Ну, – легко произнёс Томас, – факт того, что ты обрюхатил какую-то девушку, не делает тебя отцом. Особенно, если ты бросаешь её, когда появляется ребёнок.

– У меня были на то причины, – сказал Койл.

– Я в этом уверен, и я пришёл сюда не для того, чтобы об этом спорить. Честно говоря, это не моё дело. Я пришёл защищать интересы твоего сына и убедиться, что его потребности будут удовлетворены.

– Ох, какие "потребности" могут быть у ребёнка? – требовательно спросила миссис Триппер.

– У детей много потребностей, – сказал Томас. – Еда, кров, образование, здоровье, безопасное окружение, ответственные опекуны...

– Вы хотите сказать, что мы не ответственные опекуны?

– Вы спросили меня о потребностях ребёнка. Я вам о них говорю. Его законный родитель в данный момент – ДСО Миссисипи, и они захотят знать, что Джереми будет в хорошем окружении, где удовлетворят его потребности. Так всё работает.

– ДСО! – выплюнула миссис Триппер. – Я знаю всё, что мне нужно знать о ДСО!

– Может быть, и так, – сказал Томас, – но когда мать Джереми погибла в огне, ДСО были рядом, а вы нет. Для этого ДСО и существует.

– Не мы виноваты, что его сумасшедшая мамаша с нами не разговаривала, – ответила она. – Она переехала и не говорила нам, куда. Будете винить нас за это?

– Мама, ты прекратишь? – произнёс Койл.

– Эти люди думают, что они лучше нас, – сказала она. – Какой-то гомосексуалист воспитывает твоего ребёнка, а ты хочешь, чтобы я прекратила?

– Нам не нужно говорить об этом при Джереми.

Миссис Триппер посмотрела на Джереми. Ее губы зашевелились, словно с них вот-вот сорвутся еще несколько комментариев, но она ничего не сказала.

– Он мой мальчик, так что это моё дело, – добавил Койл.

– Ты никогда не должен был оставлять его с той матерью-ведьмой, раз уж на то пошло, – парировала она.

– Мама, хватит. Мы должны спрашивать у него, чего он хочет. Хочет ли он жить со своим папой. Или нет. Он должен решать.

– Как будто он знает, что лучше! – воскликнула миссис Триппер.

– Мама, дело не только во мне. Если он не хочет оставаться со своим отцом, мы не должны заставлять его.

– Ты его отец, – ответила она. – Так и веди себя подобающе! Не ему решать.

– Мама, я не могу думать, когда ты говоришь! Просто забудь об этом. Я хочу поговорить со своим мальчиком, если ты не против.

– Ладно! – огрызнулась она, откидываясь на спинку своего кресла.

Койл посмотрел на Томаса. В его глазах что-то было, подумал Томас. Что именно? Мольба о помощи?

Томас понял, с долей огорчения, что он почти такой же старый, как эта женщина. Он не чувствовал себя таким старым, но понял, по тому, как Койл смотрел на него, что он мог бы быть ему отцом. И вполне спокойно.

– Почему бы нам не пойти прогуляться? – предложил Томас, глядя на Койла. – Только мы трое? Можем поговорить.

Томас встал.

– Идём, кроха, – сказал он, протягивая руку.

Джереми встал, и Томас направился к двери, ведя Джереми перед собой.

Койл надел свою куртку и пошёл следом.

Глава 35

– Слушай, парень, я тебя не знаю, – сказал Койл Джереми, который сидел на капоте заброшенного «Доджа» во дворе. Томас стоял на расстоянии, наблюдая, слушая, чувствуя себя неуютно.

– Отношения с твоей мамой были не особо хорошими и... да. Я ушёл, – сказал Койл. – Я сбежал. Я не должен был, но сбежал. И мне жаль. Ты кажешься хорошим ребёнком, и я... я облажался. Ладно? И я сожалею об этом.

Джереми перевёл взгляд с Койла на Томаса, который ободряюще улыбнулся.

– Мама настаивает на этом, – сказал Койл. – И она права. Ты моя кровь. Я не должен был делать то, что сделал. Я должен был быть рядом с тобой. Я просто не хороший отец. Ты знаешь, что я имею в виду? Тебе было лучше без меня, поверь мне.

Джереми смотрел на него, ничего не говоря.

– Ты не против, если я поговорю со своим мальчиком наедине? – спросил Койл, глядя прямо на Томаса.

– На самом деле, против, – ответил Томас. – Это контролируемый визит. Я несу ответственность за его безопасность и всё остальное, и я не выпущу его из своего поля зрения. Это ясно прояснили, когда назначался визит.

– Ладно, – сказал Койл. – Может, ты знаешь, что я пытаюсь сказать, как это объяснить...

– В основном, ты облажался, – с определённой долей наслаждения произнёс Томас.

– Да. Это так.

– Но... может, ты сможет исправить это. Быть его отцом. Но ты напуган.

– Именно.

– А это страшно.

– Ты чертовски прав!

– Так что... мы просто пришли познакомиться и поговорить, и на этом всё. Не обязательно принимать решение сегодня. Мы просто делаем первую попытку.

– Верно. Именно.

– Значит, тебе хотелось бы узнать его лучше. Посмотрим, к чему это приведёт.

– Да.

– И тебе стыдно, и ты не знаешь, что сказать.

– Да.

– Я что-то упускаю?

– Нет, – сказал Койл. – У тебя неплохо получается. Ты знаешь, как говорить. Я не так хорош в разговорах.

Койл повернулся обратно к Джереми. Колеблясь, он потянулся и положил руку на ногу Джереми. Его губы двигались, но ничего не было слышно. В конце концов, он улыбнулся.

– Я не знал, что ты будешь таким большим, – сказал он. – Сколько тебе уже лет?

– Восемь, – сказал Джереми.

Томас, наблюдая за ними, чувствовал раздражение. Нет, подумал он. Это было не оно. Он чувствовал ревность. И злость.

– И у тебя всё хорошо там... с мистером Томасом?

Джереми кивнул.

– Тебе нравится мистер Томас?

– Он хорошо ко мне относится.

– Он заботился о тебе?

– Да.

– И ты ходишь в школу?

– Да.

– И тебе нравится твоя школа?

– Да. Мистер Томас учит меня играть на барабанах.

– Правда?

– Да.

– Хочешь кое-что увидеть, парень?

Джереми кивнул.

Очень осторожно, Койл поднял мальчика и поставил на ноги.

– Я раньше всегда играл на нём, когда был ребёнком, – объяснил Койл, ведя их через задний двор и вниз по тропе, которая вела в лес и выходила на маленькую поляну, где стоял старый трактор "Джон Дир", прекрасный в своей древности. В нём было металлическое сидение, и он был ржавым от одного конца до другого.

– Хочешь поиграть на нём? – спросил Койл с улыбкой в глазах.

Джереми забрался в трактор, сел и оглядел поляну, улыбаясь.

– Я назвал её Бетси, – объяснил Койл. – Раньше постоянно сидел на Бетси, бороздил поля, косил сено, сеял, вспахивал грядки. Мы с мисс Бетси раньше хорошо проводили время. И она по-прежнему здесь. Она тебе нравится?

Джереми кивнул.

– Я могу тебе кое-что рассказать? – спросил Койл.

– Да.

– У моего папы не было рук. Он был таким, как ты. Ну, это не совсем верно. Он не был таким хорошим, как ты. Он был злым. Злым, как змея. И когда ты родился... когда я увидел тебя в больнице и увидел, что у тебя нет рук... Я испугался. Мне жаль. Это не твоя вина. Ты напомнил мне моего папу, и я испугался. Ты меня понимаешь?

– У твоего папы не было рук?

– Нет.

– Он был похож на меня?

Койл кивнул.

– И ты испугался?

– Ты должен понять. Мой папа был таким... он не был хорошим человеком. И когда я увидел тебя... когда я увидел, что ты такой же, как он... я... я не знаю, как объяснить это. Что-то во мне просто... Мне жаль. Было неправильно так с тобой поступать.

– Всё нормально, – сказал Джереми.

– Ты на меня не злишься?

Джереми пожал плечами.

Томас сдержал желание отреагировать на это извинение, показать своё отвращение, свою злость, своё недовольство. Не ему было судить. Разве это не проясняли на родительских занятиях, что он должен оказывать поддержку, говорить хорошие вещи, оставляя всё на этом? Да, проясняли.

Так что он пытался. Но это было тяжело. Как можно было уйти от ребёнка потому, что ты "испугался"? Что это была за ерунда? Это называлось эгоизм, а не страх. Эгоистично, низко, злобно и...

Он оттолкнул эти мысли.

– Слушай, – сказал Томас Койлу. – Мы немного проголодались. Мы можем пригласить тебя на ранний ужин? У вас есть какие-нибудь хорошие кафе мексиканской кухни? Нам нравится мексиканская кухня. Это будет за наш счёт.

– Не обязательно это делать.

– Я хочу, чтобы у вас был шанс поговорить. Для этого мы приехали.

– Ну, мама будет...

– Я бы предпочёл, чтобы твоя мать не приходила, – сказал Томас.

Койл казался удивлённым прямотой Томаса, будто не мог представить, что кому-то плевать на то, что его мать думает или хочет.

– Полагаю, это будет неплохо, – наконец сказал он.

Томас взглянул на Джереми и, всего на мгновение, увидел на губах мальчика улыбку. Ради Джереми, он улыбнулся в ответ.

Глава 36

– Мне нужно в туалет, – сказал Джереми, когда они, наконец, вернулись в тот вечер в отель в Калмэне, где остановились.

– Иди, – сказал Томас. – Можешь после этого сходить в душ, и мы сделаем все твои дела за раз. Как тебе это?

Джереми ничего не говорил, пока Томас расстёгивал его ремень и помогал ему снять штаны.

– Крикни, когда тебе понадобится моя помощь, – сказал Томас, когда Джереми поспешил в ванную.

Когда дверь закрылась, Томас сел на кровать и вздохнул.

Они сходили на ранний ужин – и это было хорошо. Очень хорошо. Койл Триппер был не особо приятным компаньоном для ужина, но он старался. Он был бедным, во многих смыслах. Ему не хватало денег, работы, возможностей, образования и опыта, который давало образование. Но, несмотря на всё это, он не был плохим. Просто очередной молодой парень, унесённый в мир, где работу найти было сложно, а слишком многие остались позади.

Джереми потеплел к мужчине. Они многое узнали друг о друге. Делились шутками, воспоминаниями, историями, смехом.

Томас не мог ничего поделать и чувствовал некоторое негодование. Он не хотел, но чувствовал. Он хотел, чтобы Койл Триппер оказался полным неудачником, чтобы вопрос о восстановлении его родительских прав даже не стоял. Но Койл не был полным неудачником. Если его умыть и научить некоторым манерам, он будет хорошим человеком, с горечью думал Томас. И да, он был бывшим заключённым и провёл три года в тюрьме. Его поймали с пакетиком марихуаны на десять долларов. Едва ли это был крайний аргумент в большой схеме всего.

– Папа?

Голос Джереми прорвался через его мысли.

В ванной он помог Джереми умыться, поставил его в душ, вытер полотенцем и одел в пижаму.

– Хочешь посмотреть телевизор? – спросил он, протягивая Джереми пульт.

Джереми схватил его ногами, начал нажимать кнопки.

– Ты в порядке? – спросил Томас.

Джереми кивнул.

– Твой папа довольно хороший, – признал Томас. – Он тебе понравился?

Джереми снова кивнул.

– Ну, я тоже пойду приму душ. Сегодня мы ляжем пораньше, чтобы завтра рано выехать и вернуться в Тупело. Что ты думаешь?

Но Джереми листал каналы, пытаясь найти, что посмотреть, и не ответил.

В душе Томас позволил горячей воде окатить его обнажённую кожу. Слёзы, когда пришли, были тихими и полными печали. Несколько минут он стоял под водой, рыдая, горе в его сердце было таким резким, что он думал, что у него могут отказать ноги.

Это было нечестно. В этом было дело. Просто нечестно. Он ради Джереми многое принёс в жертву. Был настоящим отцом. Удовлетворял все его потребности. Любил его так полностью и абсолютно, что ему физически больно было думать о том, что он потеряет его.

И он мог сказать, судя по тому, как Джереми и Койл общались, что он потеряет его. Койл биологический отец и обладает определёнными правами. Вытащил член, обрюхатил какую-то девчонку и сбежал – и всё же, по закону, у него всё равно были права. Будто акт эякуляции в женскую вагину возлагал на человека право помазанника.

Он пытался взять себя в руки, выключил воду и отодвинул занавеску.

Джереми стоял там, глядя на него.

– Кроха? – спросил он. Он опешил, схватил полотенце.

– Тебе грустно, папа?

– Ты не должен заходить, когда папа принимает душ. Я тебе это говорил.

Джереми не ответил, просто смотрел на него.

– Дай мне одеться, – сказал он, скрывая свою обнажённость за полотенцем, чувствуя себя чрезмерно смущённым, открытым. Он никогда раньше не плакал перед Джереми.

У него никогда не было причины.

Нахмурившись, Джереми вышел.

Глава 37

Пока Джереми спал на другой кровати, Томас позвонил Эмбер и объяснил, что произошло в тот день.

– Что мне делать? – спросил он.

– А что ты можешь?

– Не знаю. Ты юрист. Скажи мне.

– Томми...

– Я не позволю им забрать его у меня!