Текст книги "Пусти к себе свет (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Нет, вы серьезно обсуждаете пенисы в присутствии маленького ребенка? – спросила Присцилла и, закатив глаза, взяла Ишмаэля за руку. – Идем, Иши. У нас есть дела поважнее, чем слушать треп этих лузеров.

Она увела его.

Я пошел за ними в комнату Ишмаэля, и мы затолкали его вещи в большие пластиковые мешки. Не то чтобы их у него было много: мешок одежды и еще мешок с парой игрушек, его любимым покрывалом, несколькими раскрасками и школьными принадлежностями.

Когда мы перешли в соседнюю спальню, Присцилла, осмотрев Сарины вещи, заметила:

– Да твоя сестра настоящая фанатка «Уолмарта».

– Всю одежду можешь не собирать, – сказал я. – Только то, чтобы ей было во что переодеться, когда она вернется домой.

– Когда? Ты имел в виду «если»?

– Не знаю.

– Если б мне надо было возвращаться сюда, то я даже не знаю, вернулась ли бы. Тебе не приходит в голову, насколько семьи безумны?

– Иногда, – признал я.

– Раньше я думала, что мои родители – катастрофа, но они и в подметки не годятся твоим. Ты когда-нибудь думаешь об этом? О том, что сделали твои мама с папой?

– Иногда.

– Ладно, это не мое дело. Прости.

– Ничего.

– Никогда не угадаешь, что у людей в голове, да? – Она сделала паузу, чтобы посмотреть на меня своими густо накрашенными глазами.

– Наверное.

– Тебя разве это не бесит?

– Ну, точно не веселит.

– Бенд по идее должен быть таким идеальным тихим маленьким городком. Ха! Он больше похож на вампирское логово. Вот доучусь этот год и наконец-то отсюда уеду. Скорей бы уже. Иногда кажется, будто весь город тонет, а я – единственная, кто знает об этом.

– Странная аналогия.

– Ты меня знаешь. Я и сама странная. Вы правда собираетесь заботиться об Ишмаэле?

– Хотим попытаться. А что?

– Ничего. Просто, по-моему, это так мило. Я бы не отказалась от родителей-геев. Они наверняка были бы не хуже тех, что у меня есть сейчас. И уж точно не хуже твоих.

В ее словах был резон.

Присцилла заглянула вглубь шкафа.

– Я что-то нашла. – Она достала с верхней полки обувную коробку и какой-то альбом. Присев на кровать, она открыла его. Он был набит вырезками из местных газет. С первой страницы смотрело мамино фото. Заголовок сверху гласил: «Трагедия в округе Монро».

– Не показывай ему, – приказал я.

– Всему Бенду известно, что с ними случилось. Рано или поздно он тоже узнает. Они же, в конце концов, его дедушка с бабушкой.

– Если ты не против, я бы предпочел не рано, а поздно.

Она закрыла альбом.

– В один прекрасный день, знаешь ли, тебе придется об этом заговорить.

– Ну, сегодня точно не этот день.

– Как знаешь.

Я взял обувную коробку, снял крышку. Внутри лежало перепачканное тряпье и одинокая гильза от дробовика. Я отложил коробку в сторону, гадая, какого дьявола Саре понадобилось держать у себя в шкафу эту дрянь.

 

Глава 40

Законный опекун

– Вы его опекун?

Миссис Керли – директор начальной школы Винегар-Бенда – оторвалась от бумаг на столе и посмотрела на меня теплым взглядом своих темных глаз. Поскольку за плечами у этой чернокожей женщины был диплом колледжа Лиги плюща, считалось, что с ней нашему маленькому городку до крайности повезло. С другой стороны, она выросла в Бенде, а значит была одной из своих. Многие полагали, что ей стоит заведовать образованием всего округа, – когда она станет постарше. А на данный момент ей было всего немного за тридцать.

Был понедельник, утро, и я пытался записать Ишмаэля в школу.

– Не знаю, – признался я честно. – Так далеко еще не зашел. Мать его бросила, так что сейчас им занимаюсь я. Я и Сэм.

– Сэм?

– Сэм Рейкстро. Мы живем вместе. Он менеджер во «Всегда экономь». Его родители…

– Я знаю, кто он такой, мистер Гуд. У меня учатся Присцилла и Мэри Бет.

– Зовите меня, пожалуйста, Генри.

– Хорошо. Генри. Мне нужно знать, являетесь вы его законным опекуном или нет.

– Я забочусь о нем. Суд по делам несовершеннолетних дал мне временное опекунство.

– А его мать…?

– Она моя сестра. Сара Гуд. Она, по-видимому, в бегах. Ушла и бросила его одного.

– Вы сообщили в полицию?

– Да.

– Я могу сделать об этом пометку, но, чтобы принять его в школу, мне нужно что-то официальное. У вас есть адвокат?

– Мы его ищем.

– Насколько я понимаю, его отец не принимает участия в его жизни.

– Я даже не знаю, кто он.

– Но он может объявиться в какой-то момент?

– Не знаю.

– А его мать… если она вернется, могут возникнуть сложности. Вам лучше поскорее оформить полное опекунство. Уверена, люди из ДСЗ могут все объяснить.

Я молча поразмыслил над этим.

– Вы его единственный родственник?

– Да.

– Братья и сестры?

– Нет.

– А ваши родители, конечно, оба скончались.

– Да.

– Это было ужасно.

Я ничего не сказал.

– Генри, я не могу принять его прямо сейчас. Мне нужно запросить какой-нибудь документ из суда. У вас есть его свидетельство о рождении?

– Я не знаю, где оно может быть.

– Вам потребуется сходить в отдел записи актов при совете по здравоохранению и сделать повторное. Причем как можно скорее. Я не могу зачислить ребенка без подтверждения того, что у него есть гражданство Америки.

– Но оно у него, естественно, есть.

– Я должна увидеть официальное подтверждение. Вы же знаете, как все устроено. С учетом развития дел, удивительно, что паспорт не требуют от эмбрионов.

– Возможно, Сара отдала свидетельство маме. Я попрошу, чтобы Сэм его поискал.

Мы провели долгую и довольно запутанную беседу о прививках, о необходимости забрать из его старой школы его медицинскую карту, затем об оплате – у меня на счету хватало денег для школьного взноса, но после нам какое-то время предстояло пожить на сэндвичах с помидорами и огурцом.

– А Сэм, он… ваш партнер? – спросила она.

– Да, – сказал я, зная, что лгать смысла нет. Все в Бенде знали, что мы с Сэмом «вместе».

– Вы осознаете, что другие родители могут…

– Осознаю, – сказал я.

– У нас учатся дети из самых разных слоев, – легко сказала она. – Уверена, Ишмаэль, отлично к нам впишется. Я лишь не хочу, чтобы для вас стали неожиданностью… возможные осложнения.

– Например?

– Например, некоторые родители могут проявить недовольство, а кто-то из детей – начать смеяться над ним. Такое случается, и мы сделаем все, чтобы это пресечь.

– Я не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет моя интимная жизнь.

– Я тоже.

 

Глава 41

Пусти к себе свет

Сегодня мне не надо было стричь никакие газоны, так что мы с Ишмаэлем весь день провозились дома. Он безмолвно следовал за мной по пятам, пока я занимался стиркой, прибирался в ванной, мыл утреннюю посуду и наводил порядок в гостиной.

У него в комнате я убрал часть вещей, чтобы освободить место для его одежды с игрушками. Он сидел на кровати, и щуря на меня свои печальные глазки, наблюдал за тем, что я делаю.

– Теперь это твоя комната, – сказал я. – Она тебе нравится?

Он пожал плечами.

– Если держать окошко открытым, то здесь будет свежо и приятно, – заметил я.

Он ничего не ответил.

– Ты несчастлив, я знаю, – сказал я, сев рядом с ним. – И мне очень жаль. Тебе, наверное, по-настоящему страшно.

Он безучастно опустил глаза на колени. Выражение на его худом, как у эльфа, личике было зажатым.

– В тебе больше нет света, – проговорил я.

– Как это, дядя Хен?

– Ну… Понимаешь, когда человек счастлив, он будто бы светится. У него сияет лицо. Но ты… в тебе света нет. Словно кто-то пришел и отнял его у тебя. Ты должен снова пустить к себе свет, малыш.

– О.

– Вот что тебе нравится делать?

Он пожал плечами.

– Ты любишь играть?

– У меня нет друзей, дядя Хен.

– Еще заведешь. Вот увидишь. Но чем тебе нравится заниматься?

– Не знаю.

– Смотреть мультики?

Он пожал плечами.

– Играть во дворе?

– Не очень.

– Ладно.

Мы замолчали. В конце концов я взял его за руку и улыбнулся. Я хотел, чтобы он знал, что мы переживаем все это вместе.

 

Глава 42

Визит мисс Гвен

– Значит, у вас появился ребенок, – сказала следующим вечером Гвен. Она заехала посмотреть, как наши дела. – Я и не знала, что у вас имеется матка.

– На меня не смотри, – сказал Сэм.

Гвен смерила Ишмаэля оценивающим взглядом.

– Какой хорошенький пирожочек. Он уже разговаривает?

– Иши, это наша подруга Гвен, – сказал я. – Она живет за твоей новой школой. Давай-ка с ней поздороваемся.

– Привет, – пробормотал он.

– Иши, как тебе Бенд? Нравится здесь?

Он пожал плечами.

– А ты не болтушка. Мне нравится это в мужчинах. Мужчин, я считаю, должно быть видно, но только не слышно. Иши, мы с тобой станем друзьями. Что скажешь?

Он снова пожал плечами.

– Ему уже можно пить пиво?

– Не думаю, – сказал я чопорным родительским тоном.

– Жаль, а то мы бы с ним по-настоящему подружились. Ладно, я просто шучу. Господи, Хен, ты теперь такая заботливая мамаша, да? Вообще я заехала, потому что привезла кое-что для вашего малыша.

– Я не малыш, – оскорбленно заявил Ишмаэль.

– Ну разумеется, нет, – смеясь, ответила Гвен. – Тебе сколько уже? Три с половиной?

– Мне почти восемь. Скажи ей, дядя Хен.

– Такой взрослый? Божечки! Ну и дела. Что ж, мистер Взрослый Мужчина, я привезла тебе кое-что интересное. Хочешь увидеть, что именно? Может, я даже дам тебе поиграться с этой штуковиной, раз уж ты уже не малыш.

– Хорошо, – сказал он с нарастающим любопытством.

Зная Гвен, нашу дружественную соседку-лесбиянку, это могло быть все, что угодно, – от ружья до коробки с салютом и квадроцикла.

– Гвен, – предостерегающе произнес я.

– Мамочка, не волнуйтесь, – сказала она. – Господи, ты прямо вылитая наседка. Наседка Хен!

– А знаешь, это прозвище может прижиться, – сказал Сэм со смешком. – Как жизнь, Наседка Хен?

– Заткнись, – сказал я.

– Наседка Хен!

– И ведь тебе тридцать лет.

– Как несется, Наседка Хен?

Мы пошли за Гвен к ее пикапу. Шарла тоже побежала за нами, а Ромни, которая то и дело наклонялась, чтобы пощипать траву, осталась бродить по двору.

– Он старый, но еще ездит, – сказала она, выгрузив из багажника детский велосипед и поставив его на землю. – Мы покупали его для мальчика Шелли. Думаю, он ему больше не нужен, раз уж он теперь в колледже. Ты знаешь, какие пошли сейчас дети. А вот Иши, мне кажется, он понравится.

Улыбка Иши была настолько широкой, что я подумал, как бы у него не треснули щеки.

– У меня никогда не было велосипеда, – шепотом проговорил он. – Смотри, дядя Хен!

– Ты умеешь ездить на нем? – спросил я.

Он покачал головой – медленно и очень торжественно.

– Я тебя научу, – сказала Гвен. – Усаживай свою тощую задницу на сиденье, и погнали, сынок!

– Разве ему не нужен шлем? – спросил я.

– Наседка ты наша, он же не на «Формулу 1» собирается, – сказала Гвен, закатывая глаза.

Ишмаэль сел на сиденье и, сияя смешанным с ужасом удовольствием, взялся за ручки с таким лицом, словно они были сделаны из чистого золота.

– Держись крепче, маленькая козявка, – сказала Гвен.

– Я не козявка!

– Ну конечно же нет. Тебя послушать, так можно подумать, что ты вырос в Аппалачских горах. Теперь поставь ноги на педали. Да, вот так. Я буду придерживать тебя, пока не приноровишься. Готов?

Ишмаэль с энтузиазмом кивнул.

Я пошел следом, боясь, что он упадет, что он расшибется, что Гвен выкинет что-нибудь глупое или опасное. Иначе она не была бы Гвен.

– Слушай, Наседка Хен, – сказала Гвен через плечо, – я вырастила пару-тройку детей, так что знаю, что делаю.

– Я просто не хочу, чтобы он упал, вот и все.

– Желаю тебе с этом удачи. Только закупись заодно бинтами и йодом, потому что падать он будет. И часто. Твоя работа – быть рядом и помогать ему встать.

Гвен прошла за ним всю подъездную дорожку, поддерживая его, пока он не научился удерживать равновесие. Наконец он сделал дерганный поворот и выкатился во двор. Ромни, навострив уши, заблеяла, словно недовольная тем, что он сминает ее драгоценную траву.

– Осторожнее! – крикнул я, когда его повело в направлении дома.

Он дернул рулем и резко повернул в сторону выезда на дорогу.

– Расслабься, – произнес Сэм.

– Смотрите! – прокричал Ишмаэль и, гордый собой, оглянулся на нас.

– Ковбоец, ты молодчина! – крикнул Сэм.

– Следи внимательней за тем, куда едешь, – наказал я.

– Смотри, дядя Сэм!

Ишмаэль довилял до дороги и, едва не царапнув бок моего маленького пикапа, повернул в нашу сторону. Затем сделал крутой поворот обратно во двор, но скорость была слишком большой, и он неуклюже свалился с велосипеда.

Он мигом вскочил, готовый к новой попытке, но Ромни – на которую он чуть не наехал и которую испугали его выкрутасы, – наклонилась и начала наступать на него со спины.

– Осторожно! – закричал я. – Ромни сейчас…

Бам!

Ромни боднула Ишмаэля под зад и повалила его ничком на траву.

Гвен зашлась хохотом.

Сэм усмехнулся.

А я с сердцем, застрявшим в горле, бросился к Ишмаэлю.

– Ты цел? – взволнованно спросил я, помогая ему встать на ноги.

По его щекам текли слезы. Он стрельнул сердитым взглядом в сторону Ромни. Та выдала долгое «ме-е-е» и снова принялась жевать траву.

– Хороший мой, ты в порядке? – спросил я.

Он вытер глаза.

– Ты не поранился?

Он покачал головой и повернулся к велосипеду, полный решимости попробовать снова.

– У тебя здорово получалось, маленькая ты козявка, – провозгласила, подбежав к нему, Гвен.

– Я не козявка!

– Я зову всех своих маленьких приятелей «маленькими козявками», но только тех, кто мне нравится. Но если тебя это злит, тебя называть так не стану. Окей?

Он поднял глаза и, похоже не понимая, о чем она говорит, смахнул с лица слезы.

– Давай, великолепный ты наш мужичок, – сказала она. – Хочешь попробовать еще раз?

Он кивнул.

– Только больше не разгоняйся. Здесь главное – ритм. Чтобы сбросить скорость, пользуйся тормозами. Найди правильный ритм, парень, и все будет отлично, и ты доедешь до самого Мемфиса – если твой дядя Хен не уследит.

Гвен снова помогла ему в самом начале, и на сей раз Иши поехал медленнее, осторожнее, но гораздо ровней и увереннее. Сделав круг по двору, он направился к нам.

– Смотри, дядя Хен! – гордо прокричал он. – У меня получается!

– Ты молодец! – крикнул я.

Мы понаблюдали за ним еще пару кругов.

– У вас есть что-нибудь выпить? – спросила Гвен. – И я имею в виду вообще что угодно. Ну, кроме мятного шнапса. Последним человеком, пытавшимся напоить меня мятным шнапсом, была однорукая лесбиянка с Тасмании, которая хотела грин-карту, – и мне бы стоило ей отказать. Мы называли ее Флиппером – за глаза, – но я вам этого не говорила.

 

Глава 43

Одежда свыше

– Мы с сестрой Лурдес попросили пожертвование от твоего имени, – сказала сестра Асенсьон. – Все ради благого дела.

Она выложила на обеденный стол горку вещей: синие джинсы, рубашки, футболки, нижнее белье, носки, две пары кроссовок, рюкзак и школьный пенал – все необходимое для семилетнего второклассника, который готовился отправиться в новую школу.

Я посмотрел на одежду и закусил губу, внезапно разволновавшись и ощутив что-то похожее на стеснение.

– Что такое? – спросила сестра Асенсьон, хмурясь на меня сквозь свои толстые линзы.

– Это очень мило с вашей стороны, – вымучил я.

– Ты не выглядишь радостным.

– Нет, я рад, – сказал я.

– Хен, мы лишь пытались помочь.

– Дело не в этом. Просто… Для него это будет иметь такое большое значение. Я и не знал, как дороги детские вещи, пока не попал в магазин. Иисусе! В смысле… в общем, вы понимаете. А в секонд-хенде одежда была такой вонючей и старой… я не хотел, чтобы он это носил.

– В наши дни все стоит бешеных денег. Но из-за чего ты расстроен на самом деле?

Я воспринимал сестру Асенсьон – пусть она и была вдвое старше меня – как сестру. Настоящую. Не как мать. И не как мать-настоятельницу, фигуру авторитетного типа. Она была человеком, который меня понимал. Который слушал меня и любил безо всяких условий. Когда она была рядом, секреты, казалось, сами собой слетали у меня с языка.

– Я сегодня проснулся и в каком-то смысле впал в ступор, – признался я. – У меня дома – ребенок, который завтра отправится в школу. Нет, я знал, что школа скоро начнется, но не осознавал этого. В смысле, по-настоящему. И вдруг… все стало реальностью. И как обрушилось на меня.

– Да, это сложно осмыслить.

– Суд по делам несовершеннолетних выдал мне временную опеку, но оказалось, что все не так просто. Теперь нам надо идти в вышестоящий суд и добиваться постоянной опеки. Я разговаривал со всеми теми людьми, искал его свидетельство о рождении, медицинскую карту и все в таком духе. Я не понимал, насколько все сложно. Это слегка выбивает из колеи.

– Я представляю.

– И потом еще Сара… она доводит меня до безумия, но ведь она моя родная сестра. И я нутром чую, что она уже не вернется, что я никогда больше ее не увижу, что наши с нею дела никогда не наладятся. Кто знает, может она уже умерла.

Я умолк, почувствовав, что сказал слишком много.

Сестра Асенсьон не делала попыток ускорить беседу, не говорила мне, что я веду себя глупо.

– До меня вдруг дошло, – сказал я, – что я не знаю, как надо растить ребенка. Сэм думает, что все это очень весело. Одно большое «ха-ха». Говорит, что мы станем замечательными родителями, и прочую чепуху. Но мне страшно… так страшно.

– Может, по чашечке кофе?

– Я не хочу вас задерживать.

– Глупости. Что мне делать? Пойти домой и собирать с сестрой Лурдес паззл? Ох, знал бы ты, как она надоела мне с этими паззлами. Все не хватает духа признаться, что нет такой вещи, которая ввергала бы меня в скуку сильнее ее скучных паззлов. Но мы ведь монахини. Не то чтобы мы взамен могли пойти, например, на свидание. Да и все равно из нас песок уже сыплется.

Сестра сделала две чашки кофе.

– Господь любит делать сюрпризы, – мягко сказала она, садясь рядом со мной. – Как, по-твоему, чувствовала себя Дева Мария, когда в четырнадцать лет перед нею появился архангел и сказал: «О, кстати, скоро ты забеременеешь, а отцом будет невидимый человек»? Как бы ты объяснил такое родителям? «Папочка, я беременна, но, честное слово, он был невидимкой». Ты можешь себе это представить? Но у Господа есть чувство юмора, и если он завел тебя в подобную ситуацию, то он же и проведет тебя через нее.

– Я знаю, – ответил я.

– Пример так себе, но Хен, что еще тут можно сказать? Я убеждена, что у Господа есть некий план, некая цель, причина, которую мы пока что полностью не понимаем. И скажу тебе откровенно, исходя из того что я слышала, я предпочитаю видеть Иши с тобой, нежели с Сарой. Мне очень жаль, но это правда. Ты только представь. Из всех родителей мира Господь выбрал для этого мальчика не кого-то, а именно вас.

– Не уверен я, что Господь знает, что делает.

– Я тоже, – сказала она со смешком. – Но вещи порой принимают причудливый поворот. Поимей чуть-чуть веры. Я знаю, что нам поможет.

– Что?

– Разумеется, шоколад. Нет такой проблемы на свете, которую нельзя было бы частично облегчить большим количеством шоколада. Есть он у вас?

– Шоколадное мороженое подойдет?

– А Папа католик?

 

Глава 44

Ночь перед школой

Лицо Иши, пока он примерял новые вещи, горело радостным возбуждением. Особенно ему приглянулись черные кроссовки – настолько, что он не снял их, даже переодеваясь в пижаму. Судя по всему, он планировал в них же и спать.

– Пора ложиться, – сказал я, расправляя его постель.

– Дядя Хен, можно мне поспать вместе с вами?

– Ты уже большой мальчик. И должен спать в своей комнате.

– Ну пожалуйста.

– Ты должен спать у себя, мой хороший.

– Ну пожалуйста. Мама мне разрешала.

– Я не твоя мама.

– Дядя Хен, ну пожалуйста.

– Но почему?

– Мне страшно.

– Чего ты боишься?

– Не знаю.

– Ты должен спать у себя.

– Ну пожалуйста.

– Иши…

– Пожалуйста.

– Ох, ну ладно. Но только сегодня.

Я был вознагражден счастливой улыбкой.

– Но обувь придется снять, – заметил я.

– Я хочу спать в кроссовках.

– Не в моей постели.

– Ну пожалуйста.

– О, ну в самом-то деле.

Он со смехом убежал в мою комнату.

– Дядя Сэм, а я буду спать вместе с вами! – объявил он и, запрыгнув на кровать, усмехнулся.

– В кроссовках? – изобразил ужас Сэм.

– Я не запачкаю постель, дядя Сэм. Обещаюсь.

– Ты очень странный маленький мальчик. Ты это знаешь?

– Это потому что я Гуд. Так сказал дядя Хен.

– И он прав. Только не стягивай с меня одеяло, какашка ты маленькая.

– Дядя Сэм, я не какашка.

– Еще какая. Но ты моя маленькая какашка. Кстати о какашках… В постели не пукать.

– Я никогда не пукаюсь, дядя Сэм.

– Пукаешь. Постоянно. И если б твоя грамматика могла разговаривать, то, наверное, сказала бы тебе, что хочет совершить суицид.

– Что такое «уицид», дядя Сэм?

– Ну все, прекращайте, – сказал я. – Нам завтра в школу. Выключайте свет. Пора спать.

– А мне обязательно ходить в школу?

– Да, – сказал я. – Тебе там понравится. Не волнуйся. Ты заведешь кучу друзей. Вот увидишь.

– А кто меня туда отвезет? Ты, дядя Хен?

– Примерно в семь тридцать за тобой приедет школьный автобус.

– Меня отвезет автобус?

– Да.

– А ты меня потом заберешь?

– Нет. Тебя привезет тоже автобус. А я буду ждать тебя дома.

– Обещаешься?

– Обещаю.

– Ты будешь здесь, когда я приеду домой?

– Ну разумеется. А как же иначе?

– Правда-правда?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

– Не знаю.

Я забрался в кровать, и он, свернувшись рядом со мной, забросил поперек моей груди руку, словно заявляя на меня право собственности. Перед тем, как выключить свет, я оглянулся на Сэма. Сэм улыбнулся.

– Мы не прочитали молитву, – заметил я.

– А дядя Сэм тоже молится?

– Конечно, да. Правда, Сэм?

Сэм сдвинул брови.

Я опять включил свет, и мы встали с кровати, преклонили колена и прочли «Аве Мария». Сэм, будучи баптистом, эту молитву не знал, но смог достаточно убедительно притвориться, чтобы удовлетворить Иши. Затем мы снова легли, и я опять выключил свет.

– Дядя Сэм? – сказал Иши.

– Да?

– Мне надо пукнуть.

– В постели не пукать, козявка ты маленькая.

Иши хихикнул, и мы услышали тихий звук.

– О боже! – воскликнул с притворным ужасом Сэм, обмахиваясь краем одеяла, как веером.

– Хорошо получилось, – сказал Иши гордо.

– Ты нас прикончишь, – сказал Сэм.

– Вы перестанете или нет? – спросил я. – Нам завтра в школу.

– Если он будет продолжать в том же духе, то прожжет в матрасе дыру.

– В себе держать еще хуже, – сказал я. – А теперь засыпайте.

– Спокойной ночи, дядя Хен, – сказал Иши, прижимаясь ко мне.

– Спокойной ночи, малыш.

– Спокойной ночи, дядя Сэм, – сказал он.

– Спокойной ночи, ковбоец.

– Спокойной ночи, Сэм, – сказал я.

– О, ну хватит вам, мы же не чертовы Уолтоны! – воскликнул Сэм.

– Что такое «Уолтоны»? – спросил Иши.

– Отлично! Он даже не знает, кто такие Уолтоны!

– Они вроде смурфов, – объяснил я, – только в церковь ходят почаще.

– А что это – смурфы? – спросил Иши.

– Ты вообще, что ли, телевизор не смотришь? – спросил Сэм.

– Спите, – сказал я. – Завтра у нас важный день.

– Дядя Хен?

– Что?

– Мне надо пописать.

Он в спешке перелез через Сэма и убежал в туалет.

– Черт! – ойкнул Сэм.

– Что?

– Он наступил мне на член.

– Это он может, – откликнулся я.

 

Глава 45

Первый день школы

Не знаю, кто из нас больше нервничал, но к половине восьмого у меня внутри поселилось напряженное, тяжелое ощущение.

– Дай-ка мне посмотреть на тебя, – сказал я, когда мы встали с ним на крыльце.

Ишмаэль выглядел необычайно красивым в своей голубой рубашке, заправленной в новые джинсы. Я аккуратно причесал его волосы, убрав их со лба. Его черные кроссовки были готовы к бою. И все же под его бледно-голубыми глазами залегла темнота.

Шарла, которая крутилась у наших ног, лизнула его ладонь и завиляла хвостом.

– Ладно, – сказал я, – давай пробежимся по списку. Зубы почистил?

– Да. – В доказательство он подышал мне в лицо.

– Чистые трусишки надел?

Он хихикнул.

– Тетрадки, учебники, ручки – ничего не забыл?

– Они в рюкзаке.

– Обед взял?

Он показал ланчбокс с Капитаном Америкой, который мы купили в «Уолмарте» в Эмори, потому что нигде в другом месте я такой ланчбокс не нашел. Я взял с него слово не рассказывать Сэму, что мы туда ездили.

– Как меня зовут и какой у меня телефон?

Он выпалил и то, и другое.

– А живем мы?

Тут он запнулся. Я напомнил ему, что наш адрес записан на карточках, прикрепленных внутри и рюкзака, и ланчбокса.

– Ханисакл-роуд, – сказал я. – Все знают, что Гуды живут на Ханисакл-роуд.

– Хорошо.

– Ты сегодня будешь послушным? – спросил я.

Он пожал плечом.

– Я хочу, чтобы ты хорошо провел время, завел новых друзей и слушался учителей. Договорились?

– Окей.

– Обещаешь?

– А мне нельзя остаться дома вместе с тобой?

– Нет.

– Ну пожалуйста.

– Прости, мой хороший, но нет. Ты должен учиться. Потерпи пару дней. Вот увидишь, тебе там понравится.

– Но я не хочу.

– Почему?

Он не смог объяснить.

– Днем, когда ты вернешься домой, я буду ждать тебя прямо здесь, на крыльце. Честное слово. Я буду скучать по тебе. Мне нужно сделать кое-какие дела, но днем я вернусь, чтобы встретить тебя. Так что не надо переживать, хорошо?

Он закусил губу и опустил глаза вниз.

– Ну же, малыш. – Я наклонился, чтобы увидеть его лицо. – Я буду здесь. Ничего плохого не случится, честное слово.

– Ты будешь здесь, когда я приеду?

– Буду. Я никуда не уйду.

– Мама давала мне ключ, чтобы я сам мог зайти.

– Вот как?

– Мне это не нравилось, но она говорила, что занята. Ничего, если тебя тут не будет. Я не ребенок. Так всегда говорилась мне мама.

– Не волнуйся. Я буду здесь.

– Дядя Хен?

– Да?

– Мне страшно.

– Все будет хорошо, малыш. Вот увидишь.

– Правда?

– Конечно.

С чувством смущения и неловкости я поцеловал его в щеку, посчитав, что меня, будь я на его месте, этот отцовский жест мог бы утешить.

Но он почему-то расплакался.

– Что с тобой? – спросил я встревоженно. Я не хотел, чтобы он садился в автобус с залитым слезами лицом.

– Не знаю, – сказал он несчастно.

Шарла потерлась о него, чуть не сбив его с ног.

– Ну все, больше не надо, а то скоро приедет автобус. Давай-ка высушим твои глазки. Ты со всем справишься, и все будет в порядке, и тебе там понравится, а когда ты вернешься, я буду ждать тебя дома. Договорились?

Он еле уловимо кивнул.

Я стер с его щек слезы, похлопал его по спине.

– Ты же Гуд, парень. А значит, боец. Никогда не показывай другим свои страхи.

– Хорошо, – сказал он.

Мы услышали школьный автобус еще до того, как он появился вдали. Мы подошли к дороге и стали ждать. По какой-то непонятной причине я и сам был на грани того, чтобы заплакать.

– Скажи Шарле «пока», – сказал я.

– Пока. – Он выдал Шарле натянутую улыбку.

– Хорошего тебе дня, малыш, – сказал я, когда Сесил Харрингтон, водитель автобуса, притормозил напротив нашего почтового ящика и открыл двери.

– Пока, дядя Хен.

– Пока.

Не оборачиваясь, он вяло вскарабкался по ступенькам в автобус.

Я посмотрел на Сесила. Он выдал ободряющую улыбку – наверное, уже не первую за это утро.

– Веди осторожно, Сес, – сказал я, воспользовавшись его прозвищем из школьных времен, когда он играл в футбольной команде, а я был одним из ботаников духового оркестра.

– Обязательно, Хен, – откликнулся он, и двери закрылись.

Несколько секунд я с комом в горле смотрел автобусу вслед.

Потом, хотя обещал себе так не делать, бросился в дом, взял ключи от пикапа и выехал за автобусом. Я держался на отдалении – не хотел смущать Ишмаэля, если дети заметят, что я еду следом.

Когда мы приблизились к школе, я свернул, срезая дорогу, и увеличил скорость, чтобы успеть припарковаться на расстоянии, после чего встал через дорогу и стал наблюдать за прибывающими детьми.

Автобус номер девять остановился у школы. Сес открыл двери, и наружу посыпались дети – шумные, радостные, готовые к новому учебному году.

Почти в самом конце появился и Ишмаэль. Он шел медленно, опустив глаза вниз, и выглядел неуверенным в себе и испуганным. Но мисс Керли, которая стояла у главного входа и встречала учеников, взяла его за руку и повела за собой.

Когда они скрылись внутри, у меня сжалось горло. Я поспешил вернуться к пикапу.

 

Глава 46

Кое-кто соскучился по мне

Когда пришло время обеда, я встретил Сэма у двери, одетый лишь в звуки радио.

– Вижу, ты рад меня видеть, – сказал он с усмешкой.

– Заткнись и поцелуй меня.

Было что-то неоспоримо сексуальное в том, чтобы стоять в чем мать родила, пока он, будучи в костюме и галстуке, обнимал меня прямо на пороге нашего дома.

– Кое-кто соскучился по мне, – заметил он, опустив глаза на мои причиндалы.

– Мне кажется, у меня тикают биологические часы. Если ты не займешься со мной любовью прямо сейчас, мне придется найти кого-нибудь, кто…

– Не переживай, Генри Гуд, – сказал он. – Я знаю в точности, что тебе нужно.

Он увел меня обратно в гостиную, посадил толчком на мягкое кресло.

– Ну что, – сказал он, быстро снимая одежду, – ты, видимо, чувствуешь себя виноватым за то, что две недели не уделял мне внимания, пока играл со своим новым другом.

– Я был слегка занят, – признал я.

– Но кто еще может сделать вот так? – спросил он, становясь на колени и забирая мое хозяйство в рот.

– О боже, – пробормотал я.

Я не знал, почему я так возбужден, почему он так сильно мне нужен.

– Ну как, помогает? – с улыбкой спросил он, подняв глаза на меня.

– Сам знаешь, что да, грязный ты старикашка.

Позже мы нагишом сидели на кухне и ели сэндвичи с помидорами и колбасой.

– Так хорошо, – сказал Сэм. – Как в прежние времена. До того, как все это началось.

– Да.

– Ты в порядке?

– Да не особенно.

– Что случилось?

– Я сегодня расплакался после того, как отослал его в школу.

– С чего вдруг?

– Не знаю. Просто внезапно навалилось столько эмоций. Он такой маленький. Я чувствовал, будто отправляю его в большой, плохой мир, где люди бог знает как его примут.

– Просто ты большой старый добряк.

– Возможно.

– Не успеешь опомниться, как начнешь кормить его грудью.

– Вот еще!

– По-моему, он намного крепче, чем ты о нем думаешь. Почему ты так на меня смотришь?

– Потому что люблю тебя.

– Я это знаю.

– Иногда, Сэм Рейкстро, мне так не кажется. Я так сильно люблю тебя. И извини меня.

– За что?

– Да за все. За Иши. За школу. За кучу расходов. Я знаю, что прошу слишком много…

– Не пори чушь, Хен. Мне нравится, что он живет с нами. Я ощущаю себя его отчимом. И Сэмстер, чтобы ты знал, находит это ощущение замечательным. Так что завязывай со своими дурацкими извинениями. Мы семья. Ты, я и наш маленький мальчик.

– О.

– И знаешь, что? Мне нравится, как это звучит. Мне уже тридцать, Хен, и тебе почти тридцать. Мне нужно нечто большее, чем перепихон с развлечениями. Я хочу, чтобы мы с тобой что-то создали. Дом. Семью. Настоящую жизнь. Чтобы не быть парочкой геев, которые все время только и делают, что веселятся.

– Ну, если ты так считаешь…

– Я так считаю.

– В общем, я еще не вносил плату за школу. Как у тебя с деньгами?

 

Глава 47

Как прошел твой день?

Было почти полчетвертого, когда я услышал, как по Ханисакл-роуд громыхает школьный автобус. Мы с Шарлой стояли снаружи. Шарли лизала мне руку, а я испытывал поистине родительскую тревогу. Сколько раз мама стояла вот так на крыльце и ждала, когда мы с Сарой вернемся домой? Волновалась ли она о том, как сложился наш день, завели ли мы новых друзей, не ввязались ли в потасовки и не попали ли в неприятности? На обеденном столе нас всегда ждало что-нибудь вкусное. Обычно мама оставляла печенье. Бисквиты. Яблочное пюре или крекеры с сыром. «Но чтобы до ужина больше не крошки», – говорила она – и не шутила.