Текст книги "Пусти к себе свет (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Извини, малыш. Просто помни, что мы с твоим дядей Сэмом очень любим тебя и всегда будем любить.

– Пожалуйста, дядя Хен?

– Все. Иди.

Сражаясь со слезами, я встал. Видеть его настолько несчастным было невыносимо.

Мисс Дарлин взяла его за руку и увела. В случае плохого исхода нам должны были разрешить коротко попрощаться. По крайней мере, так проинформировала нас мисс Дарлин.

Почувствовав, что у меня могут отказать ноги, я огляделся, ища, где бы сесть. У входа в зал заседаний стоял шеф Калкинс со своими помощниками. Среди них был и Тим Миллер, который смотрел на меня прямо в упор.

Ко мне подошла сестра Асенсьон. Она обняла меня и сказала что-то о том, что все пройдет хорошо.

Я заметил Джо Гэлланта, который сидел один на дальнем ряду. Перехватив мой взгляд, он ободряюще мне улыбнулся.

Внезапно появился и Фусберг – с фотоаппаратом в руке и бейджиком на груди. Надпись «Пресса» на нем заявляла о его почти божественной важности.

– Где твои родственники? – шепотом спросил я у Сэма. – Они обещали тоже быть здесь.

– Мы пришли раньше времени, – напомнил мне он.

– Они обещали, что будут.

– Скоро придут. Успокойся уже. Ну в самом-то деле!

Но успокоиться я не мог.

– Вдруг Иши захочется в туалет? – спросил я внезапно.

– Дарлин его отведет.

– Но вдруг он расплачется?

– Уверен, она знает, что делать.

– Это неправильно, Сэм.

– Бэби, я и не спорю с тобой.

– Он моя кровь.

– Хен, успокойся. Не устраивай сцен.

– Я ничего не могу с собой сделать.

Он притянул меня ближе к себе, обнимая меня, целуя мой лоб, мои волосы, мой висок, призывая меня перестать. Я позволил себе прислониться к нему и заплакать у него на плече.

– Идем, Хен. Все будет хорошо.

 

Глава 118

Судья Хузер принимает решение

Достопочтенный судья Норман Хузер был крупным, упитанным человеком с ястребиным взглядом и неизменной улыбкой на мясистых губах, из людей того сорта, которые никогда не надевают дважды одну и ту же пару белья. Что-то в его лице намекало на то, что он будет ухмыляться, потроша и поджаривая вас на костре в какой-нибудь лесной глухомани в духе «У холмов есть глаза». Предварительно изнасиловав вас, когда вы признаете, что, в сущности, не считаете Иисуса своим личным спасителем. Этот обходительный, сладкоречивый, хитрый старик обладал великолепными связями и авторитетом, был добрым христианином и, вне всяких сомнений, хранил столько тайн, сколько шефу полиции Калкинсу не светило узнать за всю его жизнь. Будучи судьей, он мог устранить любые юридические препоны одним взмахом руки, росчерком пера или еще какой ловкостью, а выражение его лица говорило о том, что в таких делах он большой дока. Дом – или, правильней сказать, особняк, – в котором он жил, был тому подтверждением.

Я нервничал и потел, чувствуя, что в костюме выгляжу как дурачок. Как будто никто из присутствующих в зале суда ни разу не видел, как я без рубашки толкаю газонокосилку или стою за кассой в форме «Всегда экономь», пытаясь объяснить, почему цены на молоко все растут и растут. Я не был столпом общества.

Когда в зал вошла и направилась к своему столу Дарлин Уилсон, я ожидал увидеть, как за ней бредет Ишмаэль, но, конечно, ошибся. С ним, видимо, остался кто-то другой. Она ободряюще улыбнулась мне – «выше нос».

Слушание началось с рекомендаций Дарлин по «делу Ишмаэля Гуда».

– Я не нашла веских причин, – начала она свою подготовленную заранее речь, – согласно которым Ишмаэлю не следует оставаться под опекой своего дяди – и, как недавно выяснилось, старшего брата – мистера Генри Гуда. Мистер Гуд достойный член общества и никогда не имел столкновений с законом. У него есть свой бизнес, и жители Винегар-Бенда хорошо знают его. С учетом того, что он является ближайшим родственником Ишмаэля, для меня очевидно, что в наилучших интересах ребенка будет назначить мистера Гуда его постоянным опекуном.

Судья бесстрастно слушал ее.

– Как вам известно, – продолжала Дарлин, – мать Ишмаэля, Сара Гуд, в настоящее время содержится под охраной и обвиняется в соучастии в убийстве жителя Алабамы. Также ей предъявлены обвинения в хранении запрещенных веществ, хранении оружия и, среди прочего, пренебрежении родительскими обязанностями. Также установлено, что она нарушила испытательный срок.

– Мистер Гуд делит жилье с Сэмом Рейкстро, который также является законопослушным членом этого общества и работает генеральным менеджером в продовольственном магазине, которым владеет его семья. Мистер Рейкстро также хорошо известен жителям города.

– Я нахожу условия проживания Ишмаэля в доме мистера Гуда и мистера Рейкстро более чем приемлемыми. Кроме того, и сам Ишмаэль вполне доволен своим пребыванием там, и я более чем уверена, что мистер Гуд и мистер Рейкстро обеспечат ему наилучший уход. Они уже зачислили его в школу, и учитель Ишмаэля отметила, что за три месяца, проведенные там, его успеваемость и общее состояние заметно улучшились.

– Таким образом, в свете описанных фактов, я рекомендую суду назначить мистера Гуда постоянным опекуном его младшего брата Ишмаэля Гуда, и чтобы опека вступила в силу немедленно.

Она села.

– Насколько я помню, шеф Калкинс тоже просил дать ему слово? – сказал судья.

У меня упало сердце.

Калкинс немедленно встал.

– Да, ваша честь.

– Можете начинать, шеф. – Судья откинулся в кресле и сложил руки на своем большом животе.

Сэм сжал мою руку.

Я опустил глаза. Я надеялся, что Калкинс не станет меня подставлять и не расскажет судье, что как-то раз Сэм вызвал его посреди ночи, потому что я стоял во дворе – голый, пьяный и злой, – палил из дробовика и угрожал покончить с собой. Это бы вскоре после похорон мамы и папы. У меня тогда настолько помутился рассудок, что ничего этого я даже не помнил.

Сэм, нахмурившись, бросил взгляд на меня – видимо, вспоминая ту ночь, которая, без сомнения, навсегда отпечаталась у него в голосе. По его словам, Калкинсу и его помощнику Тиму Миллеру понадобилось около получаса, чтобы уговорить меня передать им ружье. Они согласились не брать меня под арест при условии, что Сэм отведет меня получить «помощь» в психиатрическом центре в Тупело, что он и сделал.

Калкинс коротко взглянул на меня.

– В свете противоречивого характера ситуации я счел необходимым выступить перед этим судом. Ваша честь, некоторые представители общественности сильно обеспокоены характером отношений мистера Гуда и мистера Рейкстро, которые – и они сами вам подтвердят – по своей природе являются сексуальными.

– Я в курсе этого, шеф, – сказал судья.

– Ваша честь, я полагал, что суд должен узнать об опасениях в обществе и, принимая решение, внимательно их рассмотреть. Однако… – Он сделал паузу.

Судья, словно почувствовав, что мы добрались до самого интересного, выпрямил спину.

Калкинс молчал, потирая рот, словно пытаясь решить, что сказать, и, вне всяких сомнений, вспоминая, как я стоял, пьяный в стельку, в чем мать родила, нес околесицу и, как идиот, размахивал дробовиком.

– Мы вас слушаем, шеф, – напомнил судья.

– В общем, ваша честь, я тоже отношусь к тем людям, у которых отношения мистера Гуда и мистера Рейкстро вызывают тревогу.

– И?

– Ишмаэль – они зовут его Иши – показался мне очень счастливым ребенком. Я признаю, что отношения между Генри и Сэмом несколько необычны, но я не уверен, что они хоть как-то повлияют на их способность стать мальчику хорошими родителями. На самом деле, исходя из того, что я видел сам и слышал от самых разных людей, я пришел к выводу, что веских причин, по которым суд должен отказать Генри в полной опеке, действительно нет. Насколько я знаю, у Ишмаэля очень любящий дом, и он живет в очень благоприятной и дружественной обстановке, где все его потребности принимают в расчет. Как служитель закона, я счел своим долгом высказать свои мысли по этому делу. Меня много раз вызывали в другие дома, ваша честь – как вы помните, я много раз свидетельствовал перед вами…

– Разумеется, шеф.

– …и меня очень тревожит то, в какой обстановке зачастую растут наши дети. Ваша честь, дети бесценны. И вам прекрасно известно, что мне не нравятся дела, где фигурируют дети, – когда эти дела попадают ко мне на стол. Однако я верю – а точнее, я убежден, – что на счет мистера Генри и мистера Сэма мне беспокоиться незачем. – Сделав паузу, Калкинс опять посмотрел на меня. – Ваша честь, я считаю мистера Гуда достойным молодым человеком. Он каждое воскресенье ходит в церковь и, если можно так выразиться, добропорядочен до мозга костей. Мне бы хотелось, чтобы в протоколе было отмечено, что я целиком и полностью поддерживаю его. – Калкинс вернулся на свое место.

Сэм взглянул на меня и приподнял брови, словно не веря в то, что услышал.

– Кто-нибудь еще хочет выступить? – спросил судья.

Я оглядел зал суда. Никто не сказал ни слова.

Теперь судья Хузер внимательно смотрел на меня.

– Мистер Гуд, если не возражаете, я бы хотел задать вам пару вопросов. Прежде чем принимать решение, мне нужно прояснить пару вещей у себя в голове. Вы не могли бы встать за трибуну? Пристав приведет вас к присяге.

– Хорошо, – сказал я.

– В своем заявлении мисс Дарлин сказала, что у вас есть свой бизнес. По сути, вы зарабатываете на жизнь стрижкой газонов, все верно?

– Да, ваша честь. Именно так.

– И еще вы работаете неполный рабочий день в продовольственном магазине?

– Да, ваша честь.

– Мистер Гуд, вы бы назвали себя состоятельным человеком?

– Ну… нет.

– Вам известно, что ребенок может потребовать немалых расходов?

– Да, я уже догадался.

– И вы не против этих расходов?

– Я сделаю все возможное, ваша честь.

– Мистер Гуд, вы понимаете, что многие глубоко обеспокоены вашими отношениями с мистером Рейкстро?

Я кивнул.

– Это, по сути, гомосексуальные отношения, да?

– Да, – прошептал я.

– Вы полагаете, что растить ребенка в подобной среде – это хорошая мысль?

Я нервно вытер лицо.

– Я понимаю, люди обеспокоены, – начал я, – но я сделаю все, что в моих силах, чтобы растить Иши как надо. Я не богат, ваша честь. Я даже колледжа не закончил. Но я люблю своего племянника – своего брата, – очень сильно люблю и буду счастлив дать ему дом – такой дом, какого у него не было никогда. Я хочу, чтобы он знал, что его любят, и что у него всегда буду я и его дядя Сэм. По-моему, после всего, через что он прошел, ваша честь, он заслуживает чуточку счастья.

– Но вы полагаете, что растить ребенка в таком доме, как ваш, пойдет этому ребенку на пользу?

– Если б я так не думал, меня бы здесь не было. Мой дом не лучше и не хуже других. Если честно, я никогда не проявлял особого интереса к интимной жизни родителей и сомневаюсь, что Иши будет интересоваться моей. Я не понимаю, при чем здесь все это.

– Я не цепляюсь к вам, мистер Гуд. Я лишь указываю на то, что люди обеспокоены, и что, возможно, вам захочется тщательнее это обдумать. Насколько мне известно, недавно ваш автомобиль был разрисован вандалами?

– Да, это так.

– Характер любых взрослых отношений, которые вы желаете завести, это ваше личное дело, мистер Гуд, и суд очень хорошо это осознает. Однако отношения, которые вы заводите, говорят о вас очень многое – как и в случае с любым другим человеком. Они говорят о том, кто вы, как личность, и какие решения будете принимать. Насколько я понимаю, вы состоите в крепких отношениях с мистером Рейкстро вот уже четыре года. Все верно?

– Да, сэр.

– Вы бы назвали свои отношения с мистером Рейкстро стабильными?

– Я люблю Сэма. С десятого класса. Так что я бы назвал их очень крепкими и очень стабильными.

– В ваши намерения входит и дальше оставаться с мистером Рейкстро?

– Сэр, как только легализуют однополые браки, мы первыми постучимся к вам в дверь.

Судья улыбнулся – на миг.

– Мистер Гуд, как давно вы являетесь гомосексуалистом?

– Я не вижу, какая тут связь, – ощетинился я.

– Моя точка зрения станет понятна через минуту, мистер Гуд. Не могли бы вы сделать мне одолжение и ответить на этот вопрос?

– Кажется, мне было двенадцать, когда я осознал, что я гей.

– Двенадцать лет? В самом деле?

– Да.

– Значит, вы считаете себя гомосексуалистом с двенадцати лет?

– Да.

– И с тех пор вы не передумали?

Со стороны шефа Калкинса и его подручных послышался смех.

– Нет, сэр, не передумал.

– И не ожидаете, что это случится когда-либо в будущем?

– С чего бы?

– Именно к тому я и веду, мистер Гуд. У вас есть полностью сформированное мнение по этому вопросу и есть четкая цель. Это хорошо. Это демонстрирует суду, что вы выбрали гомосексуальный стиль жизни не случайно, не поневоле, а напротив, совершенно осознанно. И вы не боитесь стоять перед судом и прямо о том говорить. Я хочу, чтобы этот факт особо отметили в протоколе.

Я ничего не ответил на эту словесную эквилибристику.

– Еще один вопрос, если можно.

– Хорошо.

– Каков характер ваших отношений с мистером Рейкстро?

– Сэр, я не вполне понимаю, о чем вы.

– Расскажите немного о вашем партнере.

Я оглянулся на Сэма. Тот улыбнулся.

– Я люблю Сэма. Вот, по сути, и все, ваша честь. Ни больше, ни меньше. Мне все равно, что о нас говорят или насколько не одобряют, пишут ли слово «педик» на лобовом стекле моего пикапа или выгоняют меня из церковного хора. В Библии рассказывается о Давиде и Ионафане, о том, как душа Давида переплелась с душой Ионафана, о том, как они любили друг друга. Вот, в общем, и все. Боюсь, это несколько скучно.

– А как мистер Рейкстро относится к присутствию в доме ребенка?

– Он любит Иши. Мы оба любим его. Каким-то образом он превратил нас в семью. В смысле, мы с Сэмом всегда были семьей, но теперь она словно бы настоящая. Я не знаю, как объяснить. Нам так здорово с Иши, и я не представляю наш дом без него. Ваша честь, до того, как мы взяли Иши к себе, у него никогда не было велосипеда. Он никогда не праздновал Хэллоуин. У него никогда не было даже собаки, а теперь она у него есть. Мы старались делать все, что могли, чтобы он был с нами счастлив и чувствовал себя частью нашей семьи. Когда я думаю, что Иши могут отослать… в детский дом… или в другую семью… – Я замолчал.

При мысли о том, что этот упитанный человек в чине судьи обладает достаточной властью, чтобы отнять Ишмаэля и отослать его неизвестно куда, у меня защипало в глазах. Я дал себе слово не плакать, но сдерживаться больше не мог.

– Пожалуйста, не забирайте его. – Я поднял глаза и посмотрел на судью, нарушив тем самым еще одно данное себе обещание: не умолять. – Ваша честь, он проблемный ребенок. Он никому не будет нужен так сильно, как нам. И он моя кровь. Он хороший малыш. Не наказывайте его из-за меня.

– Ваши опасения будут учтены, мистер Гуд, – с некоторым официозом пообещал судья. – Я бы хотел объявить перерыв и поговорить с Ишмаэлем наедине. В час мы опять соберемся, и я объявлю, что решил.

Мы встали, и судья покинул зал заседаний.

 

Глава 119

Что мне теперь говорить друзьям?

– Ну? Что решили? – спросила меня тетя Ширли, как только мы вышли из зала суда.

Она стояла у нас на пути – колосс, а не женщина – и жаждала услышать ответ.

Я только и смог, что уставиться на нее. Ей-то какая разница, каким будет исход?

– Хен? – не отступалась она.

– Тетя Ширли, если позволите… – Сэм положил поперек моей груди руку, словно щитом закрывая меня от нее.

– Я, кажется, не к тебе обращалась, – огрызнулась она.

Я огляделся вокруг и увидел, что сестра Асенсьон поднялась на ноги, а Калкинс с помощниками встали маленькой группой слева от нас.

– Он пока ничего не решил, – наконец сказал я. – И это вас не касается.

– Меня касается все, что происходит в том доме, – гневно заявила она. – Кажется, ты забыл, что мой папочка не отдавал твоей матери ни землю, ни дом. Ими владеет моя семья. Ты имеешь право там жить, но не больше. Папочка не был настолько тупоголовым, чтобы отдать свою собственность Гудам. И он был прав насчет твоего отца. Позорище! Я всегда подозревала, что с ним что-то неладно. Что мне теперь говорить друзьям о том, что сотворил твой отец?

Я тяжело вздохнул и покачал головой.

– Ей-богу, Хен, лучше бы ты выехал из того дома и перестал позорить нашу семью.

– Тетя Ширли, достаточно, – с нажимом произнес Сэм.

– Достаточно будет, когда я так решу. Ясно, Сэм Рейкстро? – Она развернулась и размашистым шагом ушла.

– Когда-нибудь я так влеплю этой женщине, что с нее осыплется макияж, – пообещал Сэм.

– Хен, ты в порядке? – спросила сестра Асенсьон.

Я снова вздохнул.

– Судья захотел поговорить с Иши, – ответил Сэм. – Так что его решения придется подождать.

– Как все прошло? – спросила она.

– По-моему, хорошо, – сказал Сэм.

Я пошел к выходу. Мне нужен был воздух, пространство, чтобы я мог вздохнуть, нужно было уйти от людей. На улице я переместился к уединенной зоне курения за деревьями на углу.

За мной последовал Калкинс.

– Что ж, Хен, – сказал он. И умолк.

– Вы удивили меня своим заявлением, – признался я наконец.

– Ты неплохой малый, Хен.

– Все равно.

– Я подумал, ты заслужил перерыв.

– О. Что ж, спасибо.

– Да и мне бы он тоже не помешал. Имей это в виду, хорошо?

Я кивнул.

 

Глава 120

Так что случилось?

– Все получится, Хен, – сказала сестра Асенсьон, когда мы сели на скамье за дверьми зала суда.

– Но почему он захотел поговорить с Иши? – спросил я.

– Уверена, это обычная процедура.

– Который час?

– Две минуты с тех пор, как ты задавал мне этот вопрос.

– Я никогда не умел ждать.

– Осталось всего полчаса. Потерпи.

– Меня, кажется, начинает подташнивать.

– Еще бы. Но я даже не сомневаюсь: судья осознает, что Ишмаэль должен остаться с тобой. Вы с Сэмом любите его до безумия, а любовь – это единственное, что ему по-настоящему нужно.

Ларри, который разговаривал со своей матерью, подошел и сел рядом с нами.

– Ты помнишь сестру Асенсьон? – спросил я.

– Конечно, помню. – Ларри протянул руку. – Я слышал, Хузер был в ярости.

– О?

– Из-за газетной статьи. Ты читал ее?

– Еще нет, – признал я.

– Неплохая, кстати, статейка. Но старик Хузер не особенно ее оценил.

– От кого ты это услышал?

– Ну, ты знаешь. Ходит молва.

– Что его разозлило?

– Хен, с тем же успехом можно было сделать в его сторону предупредительный выстрел. Он теперь знает, что все в Бенде наблюдают за ним и ждут, какое он примет решение. Ты почитай ту статью, почитай. Фусберг изложил эту мысль достаточно четко.

– Что ты имеешь в виду?

– Все знают, что Иши твой родной брат, и что ты хочешь растить его сам. Это не трудно понять. Плюс всем известно, что вы с Сэмом хорошие парни. Вы живете в Бенде всю жизнь. Если судья отправит Иши в приют…

– Хен, я же говорила тебе, – сказала сестра Асенсьон.

– Иши, наверное, уже сходит с ума, – сказал я, гадая, где он сейчас и как себя чувствует.

– Ничего, – сказала сестра. – Он выдержит. Он стойкий маленький мальчик.

– Вы ведь придете на День благодарения к нам? – спросил Ларри.

– Если у меня будет за что быть благодарным, то да.

– Будет, – сказал он, потом шлепнул меня по руке. – О, Хен! Угадай, что я услышал?

– Даже не представляю.

– Ты знаешь, что человек за свою жизнь в среднем проводит в туалете три года?

Сестра Асеньсьон рассмеялась.

– Да-да, – с энтузиазмом подтвердил он. – Три года! Прямо как тюремное заключение. Поздравляю, вы родились. О, и кстати, вам предстоит три года просидеть на толчке. Ладно тебе, это же классика.

– Ларри, ну в самом-то деле, – проговорил я.

 

Глава 121

Касательно Ишмаэля Гуда

Когда мы, наконец, снова заполнили зал суда, у меня внутри все болезненно сжалось, словно кто-то скрутил мои внутренности гигантской рукой. До прихода судьи пришлось подождать еще с десяток минут. Все это время я смотрел на дверь сбоку, откуда в прошлый раз появилась Дарлин, надеясь увидеть, как она открывается, увидеть за ней Ишмаэля, улыбку Дарлин.

Но когда дверь открылась, Дарлин вышла одна. На меня она не смотрела.

Сразу после появился судья, и пристав приказал нам всем встать.

После того, как мы опять сели, судья снова принялся просматривать свои документы. Я нервно ерзал на стуле, гадая, что происходит и почему он так долго.

– Я пришел к предварительному заключению, – произнес он наконец и, сделав паузу, покосился на нас. – Я обеспокоен рядом обстоятельств этого дела, и для меня совершенно не очевидно, как действовать дальше. Посему я оставляю Ишмаэля под государственной опекой до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. На этом все.

– Всем встать! – внезапно распорядился пристав.

Мы быстро поднялись на ноги – чтобы увидеть, как судья уходит в свой кабинет.

Я был в замешательстве. Почему-то я думал, что судья Хузер вернется, что он, вероятно, ушел за какими-то дополнительными документами или за чем-то еще.

Сэм взял меня за руку.

– То есть – и все? – не веря в происходящее, сказал я.

Сэм вздохнул.

Дарлин сложила свои документы и, убрав их в портфель, подошла к нам.

– И все? – повторил я, по-прежнему не совсем понимая, что происходит.

– Генри, мне нужно забрать его вещи.

– Зачем?

– Не усложняй, – предостерег меня Сэм, сжав мою руку.

– Вам дадут попрощаться, – сказала Дарлин. – Но не затягивайте, Генри, договорились? Так будет лучше. Иначе ему станет совсем тяжело.

– Попрощаться? – кое-как вымолвил я.

– Да, – сказала Дарлин. – Он должен поехать со мной.

– Но куда вы его повезете?

– Генри, пожалуйста, – мягко проговорила она.

– Но вы не можете его увезти. Вы просто не можете…

Взгляд ее глаз говорил об обратном.

– А посещения? Мне разрешат к нему приходить?

– Все эти вопросы мы обсудим потом, – сказала она.

– Я принесу его вещи, – произнес Сэм. – Встретимся в холле.

Она ничего не ответила и вышла за дверь.

– Сэм? – сказал я.

– Бэби, мне жаль. Очень жаль.

 

Глава 122

Вырван из моей жизни

– Дядя Хен, нет! – кричал Ишмаэль. – Я хочу остаться с тобой! Дядя Хен, ну пожалуйста? Я ничего плохого не сделал.

– Прости, мой хороший, – сказал я, мягко пытаясь высвободиться.

– Нет, дядя Хен. Ну пожалуйста! Вот увидишь, я стану лучшéе. Я обещаюсь! Я стану лучшéе!

– Сейчас ты должен пойти с мисс Дарлин и вести себя хорошо. Ладно? Я приду повидать тебя, как только смогу.

– Дядя Хен, извини меня, – в отчаянии вскрикнул он. – Ну пожалуйста!

– Все. Иди, – с кровоточащим сердцем произнес я.

Он схватил Сэма за штанину.

– Дядя Сэм? Дядя Сэм, ну пожалуйста! Я стану лучшéе.

Сэм, присев, крепко обнял его.

– Дядя Сэм, ну пожалуйста, – простонал Ишмаэль. – Не прогоняйте меня.

– Ш-ш, ковбоец, послушай, – тихо заговорил ему на ухо Сэм. – Все будет хорошо, но сейчас ты должен пойти с мисс Дарлин. Она какое-то время будет присматривать за тобой, а мы пока со всем разберемся. Но ты ничего плохого не сделал, так что не надо так говорить. Просто иди и будь хорошим мальчиком, хорошо?

– Нет, дядя Сэм. Нет!

– Ковбоец, так надо. Помнишь, ты обещал? Твой дядя Хен любит тебя, и я тоже. Мы оба сильно-сильно любим тебя. Веди себя хорошо, ладно? Очень скоро мы придем тебя повидать.

Из Ишмаэля рвались мучительные всхлипы. Дарлин Уилсон взяла его за руку.

– Это неправильно, – сказал я, когда его увели. Мне становилось все труднее дышать, все трудней думать.

Рядом со мной встала сестра Асенсьон.

– Все, Хен, идем домой, – сказал Сэм, взяв меня за руку.

– Но это неправильно. Так нельзя поступать.

– Хен, не устраивай сцену.

– Не устраивать сцену? Думаешь, мне не насрать, что эти ублюдки думают обо мне? Сестра, скажите ему. Это неправильно!

– Хен, пожалуйста, – тихо промолвил Сэм.

– Но это неправильно. Сестра, скажите ему.

– Не надо, – приказал Сэм. Он взял меня за руку и увел за собой на стоянку.

Там, остановившись на полпути, я смотрел, как Дарлин усаживает плачущего Ишмаэля на заднее сиденье своей машины и пристегивает его, как они уезжают. Потом вытер глаза и почувствовал, как что-то во мне умирает.

– Сэм, за что? – спросил я. – Чем я так провинился?

 

Глава 123

Оглушительная тишина

На следующее утро, сделав дела по хозяйству, я пошел в комнату Ишмаэля и сел к нему на кровать. Я провел ладонью по его покрывалу, взял оставленную им пижаму Капитана Америки, подумал, что надо бы встать, подойти к шкафу и проверить, положил ли Сэм вторую пижаму в его чемодан, но почему-то не смог. Я положил пижаму к себе на колени. Она была мягкой, легкой, почти эфемерной – призрак одежды или идея о ней. Призрак одежды мальчика-призрака, поглощенного миром, которого я не понимал.

Очень долго я сидел там, не думая, не понимая, зачем, безо всяких причин. Мне просто было необходимо посидеть у него на постели, словно это каким-то образом могло вернуть Иши ко мне.

Сэм очень ответственно подошел к сбору вещей. Исчезли и Капитан Америка, и Супермен, равно как фотография его матери и «Остров сокровищ». Будет ли Дарлин читать ему? Сыщется ли хоть один человек, чтобы ему почитать, в том заведении или учреждении, куда его поместят? Вспомнит ли он, как дядя Сэм каждый вечер приходил к нему и читал эту книгу? Попытается ли – и не сможет – прочесть ее сам?

Дом, казалось, кричал безмолвием и пустотой.

Не знаю, сколько я там просидел, но в какой-то момент я поднялся на ноги, вышел из его спальни и добрел до подножия лестницы. Потом поднял взгляд вверх. На стенах висели мамины фотографии, и ноги привели меня к семейному фото, снятому в универмаге «Сирс». На нем мне было двенадцать. Сара, еще малышка, сидела на коленях у мамы. Папа стоял рядом с ними с одной стороны, я стоял, улыбаясь, с другой.

Счастливая семья. Мама. Папа. Двое детей. Домик в деревне. Приличная школа. Все как надо, говорили глаза с фотографии. У меня, у тебя, у нас всех все нормально, как у людей.

Меня охватил какой-то опасный сорт ярости. Я сжал правую руку в кулак и, ударив по стеклу фотографии, с удовлетворением услышал звон раскалывающегося стекла, которое посыпалось на пол. Это было приятно – чувствовать боль в кулаке, видеть кровь от порезов.

Следующим висел портрет папы, снятый в дни, когда он служил во Вьетнаме. Мама поместила его в дорогую позолоченную рамку.

Во внезапном приступе ярости я схватил фотографию и ударил ею о стену.

Я бил по стене до тех пор, пока разбивать стало нечего.

Потом сел на осколки стекла и обломки, опустил в ладони лицо и заплакал.

 

Глава 124

Значит, это зима

Бенд стал коричневым, желтым и красным – листва опадала и, собираясь в огромные кучи, покрывала дворы и тротуары, словно пытаясь спрятать все ошибки ушедшего лета.

Наступила зима.

Ежась на холоде, я сгребал листья на своем просторном дворе – для большинства своих клиентов я эту работу уже проделал. Ромни бродила поблизости и, расстроенно блея, выискивала оставшиеся травинки. Бо грызла веточку, которую дуб уронил на мой двор. Она с каждым днем подрастала, и холод был ей нипочем.

До Рождества осталось двенадцать дней. Я никак не мог решить, что купить Сэму, не мог заставить себя пойти в магазин, у меня не было энергии ни на что. Елка до сих пор лежала на чердаке, где ей скорее всего и предстояло остаться.

Во мне поселилась какая-то холодная тьма.

Услышав тарахтение школьного автобуса, я замер с граблями в руках. Сесил через окно помахал мне рукой и проехал мимо – на сей раз не остановившись, чтобы выпустить Иши.

Я тоже ему помахал.

Потом зашел назад в дом, подумал было, не достать ли из холодильника курицу, чтобы до ужина она разморозилась, но вместо этого пошел в спальню и лег.

 

Глава 125

Ты в порядке?

– Хен?

Когда я открыл глаза, в комнате было темно, а рядом с кроватью стоял уже одевшийся на работу Сэм. Видимо, я проспал весь вечер и всю ночь напролет.

Он снова потряс меня за плечо.

– Хен? Ты должен встать. У тебя дела по хозяйству, а мне пора уходить. Иисусе, да что с тобой? Нельзя же проспать всю свою жизнь.

Я перекатился на спину, хмуро взглянул на него.

– Хен, ты в порядке?

Я не ответил.

– Мне пора на работу. Увидимся вечером. Хорошо?

Я кивнул, свесил ноги с постели и с удивлением увидел, что полностью одет.

– Ты так долго спал, – сказал Сэм. – С тобой все нормально?

– Я устал, – сказал я.

На его лице распространилось знакомое выражение беспокойства.

– Тебе надо кому-нибудь показаться, – сказал он.

– Угу.

– Я серьезно.

– Я в норме.

– Вчера за тебя дела сделал я, но сегодня давай займись ими сам. Ты же знаешь, я терпеть не могу доить твою долбанную козу. Хен, ты должен взять себя в руки. Я не собираюсь снова проходить через это дерьмо. Понимаешь меня? Я не смогу.

– Тогда брось меня на хер, и все.

– Это не выход.

– Тогда просто уйди.

– Господи! Ну как с тобой говорить?

– Боже, ты когда-нибудь замолчишь? Господи Иисусе!

– Я запишу тебя к врачу.

– Просто отстань от меня. Ни к какому ебаному врачу я не пойду.

– Тебе нужна помощь.

– Мне нужен Иши, Сэм. Только он. А не таблетки и не беседа с гребаным мудаком, которому на меня положить. Мне надо, чтобы Иши вернулся, и если тебе сложно это понять, то отъебись.

– Ты не один страдаешь, – сердито ответил он. – Я тоже переживаю, но откуда тебе это знать, ведь ты даже на пять минут не можешь вытащить голову из своей жопы.

– О, так значит хуже всех тут тебе? Ах, бедняжечка! Бедненький, бедненький Сэм. Как же ему тяжело жить со мной. Все! Иди нахер и делай что хочешь, мне наплевать.

Не сказав больше ни слова, он ушел на работу, оставив после себя сердитое эхо шагов по голым деревянным полам.

Я встал, пошел в спальню Иши. Сел на его кровать, огляделся, чувствуя, как пустота с тишиной поглощают меня. Потом взял в руки его подушку и поднес ее к носу, надеясь уловить то, как он пах – маленьким мальчиком, щенками, сеном и летом. Но даже его запах исчез.

Я свернулся калачиком у него на постели, закрыл глаза и снова заснул.

 

Глава 126

Ты опоздал

– Ты опоздал, – заявила Дэбби, когда днем я пришел во «Всегда экономь».

– Извини.

– Ну и что нам делать с тобой, Генри Гуд?

– Я не знаю.

– Присмотришь за второй кассой? Мне надо пописать. Я беременна, Хен. Беременным часто хочется в туалет.

– Конечно. Иди. Извини.

– Мне надо было пописать еще минут двадцать назад, но кое-чья задница не удосужилась вовремя прийти на работу.

– Я же уже извинился.

– Знаю, но, господи, тебе надо взять себя в руки.

– Я знаю.

Дебби подбоченилась. Она теперь была на шестом месяце, и ее живот уже начал заметно выдаваться вперед.

– Так ты справишься? – спросила она, обеспокоенно поджав губы.

Я раздраженно махнул рукой.

– Иди уже, а?

Когда Дебби ушла, к моей кассе подкатила тележку мисс Ида.

– Хен, ты где пропадал? – спросила она, выгружая продукты на ленту.

– Да так, – сказал я.

– У нас ветка обломилась во время бури. Грохотало будто в аду. Чуть козырек над задней дверью не сорвало.

– Я обо всем позабочусь, – пообещал я.

– Ее надо бы отпилить.

– Я принесу бензопилу.

– Хорошо хоть на дорожку не рухнула. У вас появилась моя любимая ветчина. Без нее Рождество не Рождество. Говорят, в «Уолмартсе» она подешевле, но ехать за ней аж до самого Эмори… Лучше бы и у нас построили «Уолмартс». В газете писали, на следующем собрании городского совета будет публичное слушание.