Текст книги "Пусти к себе свет (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Стоит вам попасть в лапы правоохранительных органов в штате вроде нашего Миссисипи, можете считать себя конченным человеком – это я знал точно. Что бы вы ни делали или ни пытались делать, отныне они от вас не отвяжутся. Получите обвинение в преступлении – и больше никогда не сможете голосовать. Пропустите явку в суд – и вас начнут забрасывать штрафами. Не заплатите вовремя штраф – и они начнут волшебным образом множиться. Жернова «правосудия» медленно и неумолимо сотрут вас в порошок. Недавно мы даже попали в общенациональные новости с этим нашим «каналом из школы в тюрьму». Небольшая неосмотрительность, пакетик «травы», сворованная из «Уолмарта» дешевая шмотка – как только вас схватят, считайте, что все. Будете плохо вести себя в школе – вам быстренько приготовят камеру в каком-нибудь учреждении вроде Парчман-Фарм, и не удивляйтесь тому, с какой скоростью вы там окажетесь, а ваше светлое будущее будет в руинах лежать вокруг вас. И за что? За хамство учителю или за курение на детской площадке.

Если, конечно, вы не богаты. Тогда вы сможете нанять себе модного адвоката. Или ваш папочка позвонит своему старому школьному другу, который ныне судья, или законодатель штата, или заместитель шерифа. Или у вашей кожи правильный цвет.

Забавно, как много может решить подмигивание или кивок.

Сара не могла рассчитывать ни на кивки, ни на подмигивания, ни на модного адвоката. У нее теперь был только я и длинный перечень обвинений.

Пока меня одолевали эти слезливые мысли, в комнату привели Сару. Не сказав ни слова, она села напротив меня, а два человека шерифа встали неподалеку.

– Привет, – наконец сказал я.

– Тебе обязательно надо было их вызвать, да? – пробормотала она.

Полицию вызвал Сэм, а не я, но спорить с ней я не стал.

– Полагаю, ты в глубоком дерьме, – сказал я.

Она шумно выдохнула, словно вина за это каким-то образом лежала на мне.

– Шеф Калкинс сказал, ты рассказала ему, кто отец Иши, – начал я.

Она вздохнула, опустила глаза и медленно покивала головой взад-вперед.

– Это правда? – спросил я.

Она долго не отвечала.

– Сара, мне нужно знать.

– Теперь-то какая разница?

– Огромная. Почему ты мне не сказала?

Бледная, нездоровая, она нервно сцепила руки в замок.

– Я бы помог тебе, – сказал я.

– Ты ничего не мог сделать, – возразила она.

– Я бы обратился в полицию.

– Чтобы опозорить нас всех?

– Это папа нас опозорил. Ты могла бы сделать аборт.

Она фыркнула.

– Для случаев, вроде изнасилования и инцеста, делают исключения, – заметил я.

– Думаешь, мама дала бы мне сделать аборт? Я тебя умоляю!

– Ты могла отдать его на усыновление.

– Я хотела.

– Так почему же не отдала?

– Думаешь, мама бы мне разрешила? Она, которая доставала меня своими нравоучениями? Мама не позволила бы отдать его, или убить, или еще что с ним сделать, нет, она настояла бы, чтобы я родила, чтобы потом до скончания века тыкать меня в это носом.

– Я понятия не имел… Как я мог догадаться?

– Ты не виноват, Хен. Я хотела тебе рассказать, но это опозорило бы отца. А мама меня бы убила.

– Ты не виновата. Ни в чем.

– Нет?

– Тебе было всего лишь тринадцать!

– Все началось на год раньше.

– В двенадцать?

Она кивнула и опустила глаза.

– Господи боже! – воскликнул я – слишком громко, слишком сердито.

– Я сама во всем виновата.

– Да почему же?

– Я сама ему разрешила. Он сказал, я хорошенькая. Сказал, что мама его больше не любит, и мне стало жалко его, и я… Хен, я не знаю. Он сказал, что я его маленькая принцесса. Я запуталась.

– Запуталась?

– Я любила отца, – призналась она. – Как и ты. Я бы сделала все, о чем бы он только ни попросил. Одно привело к другому… И мне это нравилось. Я думала, это здорово. Поначалу. Считала себя особенной. Мне нравилось, что у нас с отцом есть секрет. Так что не сваливай всю вину на него.

– Но ты была ребенком и мало что понимала.

– Я могла сказать ему «нет».

– Ты серьезно собираешься сидеть тут и придумывать ему оправдания? – сказал я. – После всего, что он с тобой сделал?

– Я не оправдываю его. Просто… Хен, я не знаю. Такая каша сейчас в голове. Я не знаю, какого черта мы с ним творили. Я понимала, что это неправильно, но прекратить не могла. Я не могла ему отказать. И не хотела.

– Любое изнасилование – это неправильно, – сказал я – слишком пафосно, слишком настойчиво. – А изнасилование ребенка… такому вообще нет никаких оправданий. Это попросту извращение.

– Но мне нравилось.

– Как оно могло тебе нравиться?

– Я знала, что ты не поймешь.

Она погрузилась в молчание.

– Ты права, – признал я. – Я правда не понимаю.

– Когда я забеременела, он перестал ко мне приходить. Он больше не хотел ничем со мной заниматься. Словно вдруг разлюбил меня.

Мне много чего хотелось сказать, но я придержал язык. Что мне было известно об изнасиловании, или о том, что чувствуешь после него, или почему человеку может прийти в голову это сделать? Я знал, что это неправильно, но не мог объяснить, почему.

– Хен, я не знала… не понимала… что Иши от папы, – после длительного молчания сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Я ничего не знала о сексе. О… сперме и всем таком прочем. Я не знала, кто был отцом. Я думала, это один парень из школы. Можно подумать, мама когда-нибудь садилась и объясняла мне, как получаются дети.

– Откуда ты знаешь, что это не парень из школы?

– Потому что ему я делала только минет. Отец был единственным, кто… ну, ты понял. Делал вагинальное проникновение. Я же не могла обратиться к кому-то с расспросами. Я поняла, кто отец, только когда родила. А потом не знала, что делать. Как твой родной папа может быть отцом твоего же ребенка? Хен, я не могла… я не знала, что делать. Просто не знала, и все.

Мы долго молчали.

– Как он? – в конце концов спросила она.

– Иши? Ему тяжело.

– Я знаю, – признала она. – Я хочу отдать его на усыновление. Просто, чтобы все это закончилось. Надо было сразу так сделать, а не сбегать, но…

Я ничего не сказал.

– Он заслуживает лучшей доли, чем эта семья. Лучшей доли, чем я. Я же знаю, он ни в чем этом не виноват. И я знаю, что он страдает из-за меня, а я не хочу, чтобы он больше страдал.

– Я о нем позабочусь, – сказал я.

– Ты? – Она засмеялась. Взяла и в буквальном смысле засмеялась мне прямо в лицо. – О нет, Хен. Забудь.

– Мы с Сэмом о нем позаботимся.

– Нет. Ты не понял. Я не хочу, чтобы мне вечно напоминали о том, что сделал отец. Я не хочу, чтобы он имел какое-то отношение к нашей семье. Я хочу, чтобы у него была нормальная жизнь. Настоящая жизнь. Как он заслуживает. В хорошей семье.

– Но его семьей будем мы с Сэмом.

– Пара педиков? Ты серьезно?

– Мы так хотим.

– Нет, – твердо сказала она. – Даже не думай.

– Мне не кажется, что у тебя есть какой-либо выбор.

– Я все еще его мать.

– Но я хочу, чтобы он жил у меня. Он моя кровь. Ты не можешь просто взять и отправить его черт знает куда.

– Нет, – качнула она головой. – Это должно прекратиться.

– Давай ты все же подумаешь?

– Почему?

– Мы с Сэмом правда хотим, чтобы он жил вместе с нами. У него будет хорошая жизнь.

– С кем? С тобой?

– Я не так уж и плох. И мы ему нравимся. Нам весело вместе.

– Думаешь, какому-нибудь ребенку захочется иметь вместо родителей парочку педиков? Господи, Хен! Не смеши меня. Хватит с него и такой мамаши, как я.

– Не знал, что ты такой гомофоб.

– Ты много чего обо мне не знаешь.

– Вроде того, как ты перевозила через границу штата наркотики?

Она закатила глаза.

– Ты вроде бы обвиняемая в расследовании убийства.

– И что?

– Значит, вдобавок ты еще и убийца?

– Не твоего ума дело.

– То есть, да?

– Я ничего не сделала, – развязно сказала она. – И больше мне сказать тебе нечего.

– Ты понимаешь, что какое-то время проведешь за решеткой?

– Может, проведу, а может и нет.

– Как так?

– Я ничего не сделала, но знаю, кто сделал. Копы уже намекают на сделку.

Я нахмурился.

– Значит, это правда?

– Что правда?

– Папу убила ты?

Она засмеялась, но глаза отвела.

 

Глава 69

Удар правосудия

– Вон он! – провозгласил Ишмаэль.

Пробежав по проходу секции игрушек в «Уолмарте», он остановился, как вкопанный, напротив полок с фигурками Marvel, где между Тором и Халком стоял Капитан Америка из серии Marvel про «Мстителей».

– Можно? – спросил он, повернувшись ко мне с лицом, озаренным радостным возбуждением.

Я кивнул.

Он схватил с полки коробку и, двумя руками держа ее, с обожанием уставился на фигурку в смешной маске, со звездой на груди, полосками на животе и волшебным щитом, необходимым для того, чтобы «противостоять всем атакам и наносить врагам сокрушительный удар правосудия!».

– Сколько он стоит? – спросил я.

– Он дорогой, – тихо и несколько неохотно сказал Ишмаэль.

– У тебя есть пять долларов, – напомнил я.

– А их хватит?

– Ну, он стоит семь долларов и восемьдесят восемь центов.

– О.

Его лицо помрачнело, и на один ужасный момент мне показалось, что он сейчас ударится в слезы.

– Я могу одолжить тебе два доллара и восемьдесят восемь центов, – быстро предложил я.

– Правда?

– А ты вернешь их мне в следующую субботу, когда получишь свои карманные деньги.

– Правда?

– Правда.

Он расплылся в широченной улыбке и крепко прижал коробку с фигуркой к груди.

– Спасибо тебе, дядя Хен! Я его обожаюсь.

Он сказал это искренне и без тени смущения.

– Хороший мой, нам пора уходить, – сказал я, взяв его за плечо. – Если Сэм застукает нас в «Уолмарте», то нам устроят головомойку. Ты же знаешь, он ненавидит «Уолмарт».

– Почему?

– Долго рассказывать.

– Тут же такие игрушки!

– Я знаю, но Сэму не нравится, когда мы приходим сюда, поэтому нам лучше поскорей улизнуть.

– А как же карандаши? Мне надо раскрасить раскраску.

– Давай поищем их, а потом сразу уйдем.

Тихо, точно преступники, мы крались по проходам, боясь, что кто-нибудь из знакомых увидит нас, что молва об этом тем или иным образом донесется до Сэма. С учетом того, что практически все жители Бенда раз-два в неделю приезжали в «Уолмарт», мы вполне могли наткнуться на кого-то их них, и тогда нам был бы конец.

Разыскивая цветные карандаши, мы прошмыгнули в один из проходов с канцпринадлежностями, а когда свернули в соседний, то увидели там Сэма с корзинкой в руках.

– Дядя Сэм, смотри, что у меня есть! – объявил Ишмаэль и со всех ног побежал к нему, чтобы с гордостью продемонстрировать своего Капитана Америку и уничтожить тем самым все наши шансы на безмолвный побег.

– Здорово, ковбоец, – воскликнул Сэм, потом перевел взгляд с него на меня и нахмурился. – Что это?

– Капитан Америка, – сказал Ишмаэль. – Видишь?

– Он замечательный, но я не ожидал увидеть вас с дядей Хеном у «Уолмарте». Мы же не любим «Уолмарт», разве не так?

Ишмаэль с замешательством на лице посмотрел на меня.

– Мы… – начал я. И сразу умолк. Я попался. Но – как и Сэм. – А что здесь делаешь ты? Я думал, ты больше всех ненавидишь «Уолмарт».

– Ненавижу, но я не поеду за канцтоварами для магазина аж в Тупело.

– Ты мог бы пойти в «Доллар Дженерал».

– Как и вы.

– Мы не нашли в «Доллар Дженерал» Капитана Америку, а вот канцтоваров там завались.

– Но мне надо было купить пару степлеров.

– Степлеры там тоже есть.

– Когда я в последний раз покупал у них степлеры, они были такими дешевыми, что уже через месяц сломались.

– Ты мог бы съездить в Тупело. Это не так уж и далеко.

Он с обиженным видом поджал губы.

– И часто ты сюда приезжаешь? – спросил я.

– А ты? – отпарировал он.

– Я думал, «Уолмарт» – мировой Сатана. Или что-то вроде того. Я думал, что закупаться здесь – это как пожимать руку дьяволу. Или что-то вроде того.

– Так и есть!

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Мне все равно надо было в Эмори по делам. Он был по пути. Это было…

– Удобно?

– Ну…

– И цены здесь низкие, да?

– Ну…

– И ежедневные скидки? Ну, ясно. Мне ходить в «Уолмарт» нельзя, а тебе, значит, можно, потому что это удобно. Я понял.

– Ты ведь здесь купил Иши ланчбокс, разве нет?

– Да, – признал я.

– Но мне ты сказал, что купил его в местном магазине игрушек.

– Ну и что?

– И это все, что ты можешь сказать? После того, как соврал?

– Я не соврал, – сказал я. – Я… я просто… окей. Я соврал! Наложил огромную кучу вранья. Потому что не хотел, чтобы ты пилил мою задницу. Вот. Ты доволен?

– Ты сказал плохое слово, – сказал Ишмаэль.

– Вот-вот, – поддакнул Сэм. – Скажи ему, Иши. Он врет да еще говорит плохие слова. Его надо хорошенько отшлепать. Давай.

Ишмаэль шлепнул меня по руке.

– Извини, но твой дядя Сэм меня разозлил.

– Это не оправдание, – сказал Сэм. – Ладно, Иши получил своего Капитана Америку, все хорошо, но если я когда-нибудь увижу, как вы приходите сюда за продуктами вместо того, чтобы покупать их во «Всегда экономь», я так врежу вам пониже спины, что вы у меня улетите на другой конец штата.

– Попробуй, а я посмотрю.

– Думаешь, я не смогу надрать тебе зад?

– Да тебе и младенца не побороть.

– Побороть. Правда ведь, Иши?

Ишмаэль усмехнулся.

– Я думал, ты должен работать, – заметил я перед тем, как уйти. Когда появлялась возможность немного поддеть его, я никогда не мог устоять.

– Я и работаю.

– Покупая канцпринадлежности?

– Кто-то ведь должен их покупать.

– В рабочее время?

– Я, знаешь ли, босс.

– Типичный капиталист.

– Типичный завистливый либеральный болтун.

Я засмеялся.

– Иши, идем. Нам надо вернуться домой и приготовить дяде Сэму ужин. Сам он слишком важный, чтобы готовить. Он ведь работает. Видишь, как тяжело? Мы тоже можем чуть-чуть «поработать» – заедем в «Соник» и возьмем шоколадный коктейль. Что скажешь?

 

Глава 70

Пусть Господь благословит и поддержит тебя

Когда Шелли открыла дверь клиники, я сразу понял, что она обеспокоена.

– Как сегодня наша пациентка? – спросил я, пока мы шли за нею на задний двор.

– Не так хорошо, как мне бы хотелось, – признала Шелли. Она бросила на меня встревоженный взгляд, словно хотела сказать что-то еще, но не могла, потому что нас слушали детские уши.

– О, – сказал я.

– Она очень слаба. Для нее это был тяжелый удар, а ведь она очень немолодая леди.

Шарла лежала в клетке – очень неподвижно и тихо. Когда мы подошли, она немного приподняла голову, словно показывая, что видит нас, и тоненько заскулила.

– Ей лучшéе? – Ишмаэль испуганно поднял глаза на меня. Своего Капитана Америку он держал крепко, как талисман.

– Не уверен, – мягко ответил я, присев, чтобы посмотреть на нее. – Она очень старая, Иши. Ее сердце работает уже не так хорошо.

– Она умрет?

– Надеюсь, что нет.

– У нее грустный вид.

– Она нехорошо себя чувствует.

Сидя на корточках рядом со мной, Ишмаэль смотрел сквозь тонкие железные прутья на Шарлу, у которой, похоже, были проблемы с дыханием.

– У нее весь день жар, – сказала Шелли. – Она борется, но мне кажется, что силы ее на исходе.

– Ты предлагаешь то, что я думаю? – спросил я, взглянув на нее. – Что пора спать?

Она пожала плечами, но нерешительно, словно говоря да, скорее всего.

– Мы ничего не можем для нее сделать?

– Я сделала все, что смогла.

Иши просунул руку сквозь прутья клетки и погладил Шарлу по лапе.

– Смотри, что у меня есть. – Он показал ей Капитана Америку. – Он защищает людей от бандитов. Хочешь с ним поиграть?

Шарла заскулила.

– Помолимся за нее? – спросил я.

Он кивнул.

Я пробормотал что-то о том, чтобы Господь благословил ее, поддержал и помог ей поправиться.

– Мы можем подождать еще одну ночь? – спросил я у Шелли, когда мы ушли со двора.

– Конечно. Но знай, что она страдает.

– Я знаю. Но я не могу… я пока не готов. Может, утром ей станет получше.

– Ладно, – тихо сказала она. – Но, Хен, еще одну ночь, и не больше. Неправильно продлевать ее муки.

 

Глава 71

Голосование

– Четырнадцатого октября будет внеочередное голосование, – объявил за обеденным столом Сэм. – По крайней мере, так сказали вчера на собрании городского совета.

– Насчет алкоголя?

– В самую точку. И добропорядочные жители Винегар-Бенда наконец-то…

– …смогут шататься по улицам пьяными, мочиться по подворотням и бить дома жен? – спросил я.

– Что-то вроде того. И наши продажи могут взлететь до небес.

– Возможно, мы даже сможем открыть филиал «Матерей против вождения в состоянии алкогольного опьянения».

– Зачем ты это делаешь?

– Что именно?

– Высмеиваешь меня.

– Я не высмеиваю тебя.

– Разрешение торговать алкоголем может здорово повлиять на продажи во «Всегда экономь». Они могут вырасти на 20, 30 процентов. Возможно, к зиме я даже смогу нанять тебя на полный рабочий день и купить вам с Иши по медицинской страховке. Это может стать большим шагом вперед для всего города. Возможно, мы даже начнем вовремя платить по счетам.

– Я знаю.

– Тогда почему ты высмеиваешь меня?

– Ты увлекаешься только теми идеями, которые могут принести тебе деньги. Если что-то приносит доход, значит, оно хорошо. На остальное тебе наплевать.

– Это несправедливо!

– Но это правда, разве не так?

– Все люди действуют исключительно в своих интересах.

– Все-все?

– Да. И в том числе ты. Что-то я не замечал, чтобы ты стриг газоны бесплатно.

– Мне не нравится, что ты все сводишь к коммерции. Как будто суть жизни – только покупать, продавать и получать прибыль.

– Хен, но ведь оно так и есть. Мы же не коммунисты. Извини, что рушу твои воздушные замки, но, будучи просто хорошим парнем, разбогатеть невозможно.

– А что, самое главное в жизни – это разбогатеть?

– С деньгами жить проще.

– Иногда мне хотелось бы верить, что в жизни важны не только они.

– Серьезно, тебе надо прекратить ходить в церковь.

– Уверен, что с алкоголем дела у магазина наладятся.

– Благодарю.

– Я только не уверен, что деньги способны решить любую проблему.

– У нас теперь есть ребенок. Ты посмотри, сколько он ест. Уже третью фасолину доедает. Если он будет продолжать в том же духе, то вполне может слопать и целую дюжину. Знаешь, сколько нам понадобится денег, чтобы прокормить этого маленького монстра?

– Я не маленький монстр, дядя Сэм.

– Ковбоец, а кто же ты? Монстр и есть. Я пытаюсь объяснить твоему дяде, как устроена жизнь.

– А как устроена жизнь? – спросил Ишмаэль.

– Много денег: хорошо. Мало денег: плохо. Помни об этом, и тебя ждет успех. О, и еще всегда ходи в чистых трусишках.

– О, – сказал Ишмаэль.

– Много денег значит, что мы сможем купить свой собственный дом и, возможно, еще вертолет.

– Ветролет? – повторил Ишмаэль, и его лицо просветлело.

– И потому жители этого дома проголосуют за разрешение продавать алкоголь.

– В целенаправленности тебе не откажешь, – сказал я. – Иши, тебе задали какие-нибудь уроки?

– Если с дробями, то я тебе помогу, – сказал Сэм. – Хен до сих пор не знает, как решать дроби.

– Мне надо написать слова по чипсописанию.

– Ух, этим вредным словам несдобровать, – сказал Сэм.

– По чистописанию, – сказал я.

– О, – сказал Ишмаэль. – Я никогда не запомнюсь.

– Запомню, – сказал я, поправляя его.

– Запомню что?

– Не запомнюсь, хороший мой, а запомню.

– О. Я никогда не запомнюсь, как говорить все эти слова.

Сэм рассмеялся.

– Я тебе помогу, – сказал он. – А потом, ковбоец, мы посмотрим кино. Что скажешь?

– Можно мы посмотрим «Стар Трек»?

– Сегодня его не показывают, медвежонок.

– Медвежонок? – сказал я.

– Он мой медвежонок. Правда ведь, Иши?

Ишмаэль усмехнулся.

– Я думал, что твоим медвежонком был я, – сказал я.

– Дядя Хен просто ревнует. Жалкий он человечишко.

– Так ты проследишь, чтобы твой медвежонок помылся и почистил зубы?

– Обязательно прослежу.

– А мне точно надо помыться? – спросил Ишмаэль.

– Ты же не хочешь пахнуть, как старый пердун, – сказал Сэм. – Что скажут девочки?

– Но я мылся вчера.

– Ты разбиваешь мне сердце.

– Дядя Сэм!

– Медвежонок, мы в этом доме вонючек не любим. Плюс, твоя свистулька отвалится, если ты не будешь держать ее в чистоте, и всем девочкам станет грустно.

– Тебе обязательно так говорить? – спросил я.

– Я просто с ним разговариваю.

– Мисс Кора сказала, я должен стараться лучшéе, – сказал Ишмаэль.

– В чем именно? – спросил его Сэм.

– Лучшéе писать.

– И все?

– Я ненавижу писать.

– Кто такая мисс Кора? – спросил Сэм.

– Он твой ковбоец да еще медвежонок, а ты не знаешь имя его учительницы? – сказал я.

– Я много работаю.

– А я, типа, нет?

– Ну, ты заботишься о нем больше, чем я.

– Если ты зовешь кого-то своим медвежонком, то тебе как минимум следует знать, кто его учит.

– Не слушай его, – сказал Сэм Ишмаэлю. – Он просто злится из-за того, что ты мой медвежонский ковбоец. Тебе нравится твоя учительница?

– Она красивая, – сказал Ишмаэль. – Но она на меня разозлилась.

– За что?

– Я сказал, что Грейси моя нигга.

– Ого! – удивленно воскликнул Сэм.

– Что-что ты сказал? – всполошился я.

– Что она моя нигга.

– Иши, нельзя говорить такие слова, – сказал я.

– Но мама всегда говорила, что я ее нигга.

– Иши, нехорошо так говорить. У тебя будут проблемы.

– Мама всегда говорила: «Иди сюда, мой маленький нигга».

– Твоя мама делала плохо.

– Она не говорила его, как плохое.

– Все равно, это нехорошее слово.

Сэм с улыбкой и некоторой растерянностью посмотрел на меня через стол.

– Иши, – промолвил он, – мы знаем, что твоя мама не вкладывала в него плохой смысл, но все-таки оно очень и очень плохое. Это гадкое слово. Поэтому не говори его, ладно?

– Ладно.

– Значит, вы с Грейси стали друзьями?

Он кивнул.

– Как тебе в школе?

– Нормально.

– Только нормально? Разве в школе не весело?

– Весело, но я там не вижу.

– Не видишь что именно? – спросил Сэм.

– Что мисс Кора пишется на доске.

– Почему? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он.

– Кто-то загораживает тебе доску?

– Она мутная. Мисс Кора попросила меня прочитаться, что там написано, а я не смог, и все надо мной засмеялись.

– В каком смысле «мутная»? – продолжил допытываться я.

– Не знаю. Мама говорит, я слепой как болотная крыса.

– Ты видишь вещи нечетко?

– Иногда.

– Надо проверить, не нужны ли ему очки, – сказал мне Сэм.

– Я не стану носить очки, дядя Сэм.

– Ковбоец, нам надо проверить тебя.

– Но я буду выглядеть глупо.

– Нет, медвежонок, не будешь. Ты станешь похож на ученого. Иши Эйнштейн.

– Кто такой Эштен?

– Эйнштейн. Ну ты знаешь. Такой ученый с безумными белыми волосами.

– Я не хочу ходиться в очках, дядя Сэм. Надо мной будут смеяться.

– Не будут, малыш, – сказал Сэм. – А если будут, посылай их ко мне. Если они станут смеяться над моим медвежонком, то дядя Сэм пересчитает их белые зубки и всыплет им так, что они еще долго будут меня вспоминать. Ты мне веришь?

Ишмаэль очень серьезно кивнул.

 

Глава 72

Похороны Шарлы

– Шарла не выжила, – сказал я.

Настал следующий день, и Ишмаэль только что вернулся из школы домой и переоделся в футболку и шорты. Утром мне позвонила Шелли и сообщила печальную новость.

– Что случилось? – спросил он.

– Иши, она умерла.

– Умерла?

Я кивнул.

Он опустил голову и молча это обдумал.

– Хочешь помочь мне похоронить ее? Я присмотрел место под пеканом, где она любила лежать. Мне кажется, там она будет счастлива. И мы помолимся за нее. Поможешь мне?

Он кивнул.

За нами, пока мы шли, увязалась и Ромни, которая блеяла как-то печально, будто оплакивая потерю друга.

– Смотри за ней, – сказал я Ишмаэлю, когда Ромни побежала за ним.

Он испуганно оглянулся через плечо. Ромни снова заблеяла, словно показывая, что да, она понимает, что мы за ней смотрим. Потом ее отвлекла трава на опушке возле пекана, и она, потеряв к нам интерес, остановилась перекусить.

Я вырыл для Шарлы могилу. Шелли положила ее тело в промышленный пластиковый мешок, в котором я и опустил ее на дно ямы. Теперь оставалось только засыпать могилу землей.

Ишмаэль с мрачным лицом осмотрел могилу и лежащий на дне пластиковый мешок. Спустя минуту он сунул в рот большой палец и опустил глаза.

– Все хорошо, малыш. – Я взял его за плечи и притянул поближе к себе.

– Ей будет там больно? – с пальцем во рту спросил он.

– О, нет, – сказал я. – Она ничего больше не чувствует. Ей теперь хорошо. Она будет лежать под своим любимым пеканом, а Ромни будет ее навещать. И мы тоже. Теперь у нее все хорошо.

Он отвернулся от могилы и уставился на мои ноги.

– Все хорошо, – опять сказал я. – Давай прочитаем молитву.

Пока он, не прекращая сосать палец, держался второй рукой за мою рубашку, я прочитал коротенькую молитву, в которой попросил Господа Бога позаботиться о Шарле и вознаградить ее за то, что она была такой хорошей собакой и замечательным другом.

После того, как мы засыпали могилу землей – после того, как я засыпал ее, пока Иши смотрел на меня в онемелом молчании, – мы пошли в лес, нарвали там фиолетовых и желтых цветов и положили их на могилу.

– Как ты? – по дороге домой спросил я его.

Он пожал плечом.

 

Глава 73

Зачем отрезают яйца?

– Вы знаете, что в старину люди верили, будто кастрация излечивает чуму? – спросил Ларри, уминая мои спагетти с тефтельками.

– Что такое «катрация»? – спросил Ишмаэль.

– Кастрация – это когда тебе отрезают яйца, – ответил Ларри.

– Может, не будем об этом? – спросил я. – Мы ужинаем. И нас слушают любопытные уши.

– Я просто ему объясняю, – сказал Ларри.

– А зачем отрезают яйца? – спросил Ишмаэль.

– Низачем, – сказал Сэм. – Твой дядя Ларри шутит.

– Какие там шутки, – горячо возразил Ларри. – Со всей этой эболой и прочим дерьмом, не удивляйтесь, если сюда заявятся врачи из ЦКПЗ (центры по контролю и профилактике заболеваний США – прим. пер.) – уже за вашими яйцами. В этом самом доме их три набора. Три по цене одного.

– То есть, у тебя яиц нет? – сказал Сэм.

– Что такое «абола»? – спросил Ишмаэль.

– Мы можем не обсуждать гениталии при нашем ребенке? – спросил я.

– Это просто мужской разговор, – сказал Ларри. – Мы тут все мужчины. Я думал, тебе нравится обсуждать свои яйца.

– Не перед детьми.

– У Иши тоже есть яйца. Да, Иши?

– Ага, – сказал Ишмаэль.

– И мы любим наши яйца, разве не так?

– Ага! – Ишмаэль усмехнулся, понимая, что его дядя Ларри ведет себя очень нехорошо.

– Ларри, ты не мог бы умолкнуть? – спросил я.

– Расслабься, – промычал он с полным ртом. – Сэм, я не знал, что ты живешь с Пэтом Робертсоном. (известный религиозный деятель, телевизионный проповедник – прим. пер.)

– Просто следи за своим языком, – сказал Сэм. – Ему всего семь.

– Иши, как тебе школа? – спросил Ларри.

Иши пожал плечом.

– Отстой, да? Но ходить в школу надо, чтобы стать умным, не таким, как твой голодранец-дядя. Ты же не хочешь зарабатывать на жизнь стрижкой газонов?

– Что плохого в стрижке газонов? – спросил я.

– Ну, это же не настоящая работа, ведь так?

– Как ходить в колледж, за который платят твои родители?

– У меня, по крайней мере, есть будущее.

– Я, по крайней мере, сам оплачиваю свои счета, – сказал я.

– Ну, а Иши пойдет в колледж, – сказал Ларри. – И станет врачом. Да, парень?

– Я не хочу быть врачом, – проговорил Ишмаэль.

– А кем ты хочешь быть? – спросил Ларри.

– Фермером. Как дядя Хен.

Я усмехнулся.

– Да зачем тебе становиться фермером? Ты знаешь, сколько болезней переносит домашний скот? А кролики? А цыплята? Парень, ты о птичьем гриппе когда-нибудь слышал? А о коровьем бешенстве? О, ради всего святого, трихинеллезе. В один прекрасный день твой дядя подхватит какую-нибудь шизанутую хворь, и у него вырастет три головы или типа того.

– Навряд ли, – ответил я.

– Ты не хочешь быть фермером, – твердо заявил Ларри. – Стань лучше политиком.

– Что такое «политик»? – спросил Ишмаэль.

– Политик это человек, который использует свою личность для контроля рождаемости, – сказал я.

– Что такое «рожаемость»?

– Неважно. Не надо тебе становиться политиком. Они говорят правду только тогда, когда называют друг друга ублюдочными лжецами, кем они и являются.

– Избавь нас от этой социалистической белиберды, – сказал Ларри.

– Вот бы мы все могли работать спустя рукава и получать по двести тысяч долларов в год, – сказал я.

– Серьезно, тебе надо прекратить слушать NPR, – сказал Сэм. (крупнейшее некоммерческое радио в США – прим. пер.)

– Кстати, – сказал Ларри. – Недавно один тип из моей группы сказал, что у него проблемы с геями.

Ларри был в экспансивном, разговорчивом настроении. Или, как выразился бы Сэм, вусмерть обдолбан.

– И? – сказал я.

– Ну, а я сказал, знаешь, иметь проблемы с геями это все равно, что иметь проблемы с гномами.

– С гномами?

– Да. С гномами! Я сказал, ты прав, у тебя и впрямь есть проблемы. Но не с геями и не с гномами.

Сэм поперхнулся куском чесночного хлеба.

– Мой внутренний ребенок – гном, – сказал Ларри. – Я в этом уверен.

– Может, потому-то интеллектуальные высоты и находятся вне твоей досягаемости, – заметил Сэм. – Ларри, скажи, что ты куришь?

– Ничего я не курю.

– Курить вредно, – сообщил Ишмаэль.

– Особенно «красного мексиканца», – прибавил Сэм. – Или как там вы теперь называете это дерьмо.

– «Техасский чай», – сказал Ларри с усмешкой. – Это бомба! А «красный мекс» – позавчерашний день. Я пошел и купил такие штуковинки «Рэндис»… слыхали про них?

Мы не слыхали.

– Это такие бумажечки, и у них по всей длине идет проволочка, чтобы можно было скрутить их и держать как пинцетом. Гениально, да?

– И наверняка ты купил их в «Уолмарте», – сказал Сэм.

– В хедшопе в Мемфисе, – сказал Ларри и, наколов очередную тефтельку, забросил ее себе в рот.

– Когда ты в последний раз ел? – спросил Сэм.

– Я просто реально проголодался, – ответил Ларри. – Еще там продавались такие клевые маленькие типа как картриджи. С виду как штука, в которую вставляется электронная сигарета. Сечете, о чем я? Вот только на самом деле ты наполняешь ее своим стаффом. Ну вы меня поняли. И у нее есть такой маленький пестик, с помощью которого забивается стафф. И маленькая батарейка, чтобы поджигать и курить, и я такой, вау, вот это да, я просто не верю своим глазам!

– Ну ты совсем уже, – качая головой, сказал Сэм.

– Я рассказывал вам о том типе из моей группы?

– Нет, – сказал Сэм, и я прямо-таки увидел, как он мысленно закатывает глаза.

– Как-то раз он надел футболку, на которой было написано: «Я не гей, но мой бойфренд – да». А одна девчонка оскорбилась из-за нее и сказала: «Это не смешно, между прочим. Быть геем – грех. Мне не нравится видеть такие надписи на футболках». А он ей такой: «Вообще-то, если б мы жили сто лет назад, ты бы доила коров, взбивала масло и была собственностью своего мужа. И всем было бы наплевать на твое мнение, потому что в те времена женщинам не полагалось напрягать свои хорошенькие головки. Иначе твой папаша продал бы тебя за три козы, ну или еще за что-то, принятое в те времена. Но поскольку теперь у тебя есть права, давай ты не будешь наезжать на людей, которые борются за свои? Можешь пойти и проголосовать за какого-нибудь оголтелого гомофоба, чтобы такие люди, как мы, не могли вступать в брак. Для тебя это будет прогресс».

– А она что ответила? – спросил Сэм.

– «Знаешь, не все вертится вокруг тебя! Тебе обязательно быть настолько политизированным?» А он такой: «А тебе обязательно быть настолько охерительно тупоголовой?»