Текст книги "Камни на дороге (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Я ничего не сказал.

– Он одиночка, – сказал мистер Ледбеттер. – Пассивно-агрессивные люди всегда такие.

– Вы двое всегда такие грубые? – спросил я, не в силах сдержаться. – Или вы пускаетесь во все тяжкие исключительно ради меня?

– Если не можешь выдержать жару – выметайся из крематория, – парировала миссис Ледбеттер.

– Я пытался, – отметил я.

– Можешь зализать свои раны позже, дорогуша. Жизнь нужна для того, чтобы жить. Так что… поживи немного. Будь возмутительным. Говори что-то совершенно неожиданное. Пользуйся шансом. Что тебе терять?

– Вы со всеми так разговариваете? – поинтересовался я.

– Конечно. И они не приняли бы это в другом ключе. Не говори мне, что ты один из тех увядающих фиалок, которые не могут вынести и слова поперёк. Ох, как такие люди утомительны. Я верю в грубость и смятение. И за словом в карман не полезу, дорогой, в этом можешь быть уверен.

– Боюсь, я не в настроении, – сказал я.

– Не в настроении для чего? У нас здесь не половой акт, дорогуша. Это просто разговор. Я думала, вы, южане, знамениты своими манерами. Или ты предпочёл бы, чтобы мы, женщины, сидели молча? Ты бы хотел, чтобы я сняла туфли и ходила босиком? Это помогло бы тебе расслабиться?

– Вы могли бы попробовать говорить, как нормальный человек, – предложил я.

– Нормальный, – усмехнулась она. – Нормальность очень переоценена. Зачем быть нормальным, когда можешь быть собой, а это намного веселее.

Я глотнул кофе, чувствуя себя засыпанным.

– Я могу сказать, что ты либерал, просто взглянув на тебя. – Мистер Ледбеттер посмотрел на меня оценивающим взглядам.

– Серьёзно?

– Волосы, – сказал он. – Сдают с потрохами. Длинные волосы у мужчины – это так непривлекательно. Это говорит мне, что тебя не сильно волнует, что думает общество.

– Не волнует, – ответил я.

– Ты так говоришь. Но если копнуть глубже, думаю, длинные волосы – это способ привлечь внимание. Выделиться. Быть воспалённым пальцем. Воспалённые пальцы всегда привлекают внимание, и в этом смысл. Ты хочешь внимания. Вы, либералы, всегда его хотите.

Я перевёл взгляд с мистера Ледбеттера на его жену, а затем на Джексона. Я чувствовал себя как на съёмочной площадке плохого фильма Вуди Аллена – не то чтобы у него были какие-то другие, но всё же.

– У меня такое чувство, будто я только что проснулся в какой-то параллельной вселенной, – предположил я.

– Как и у меня, – с усмешкой сказала миссис Ледбеттер. – Кроме того, что ты живёшь здесь, а я только в гостях – и спасибо Господу за это. Но мы попытаемся использовать это наилучшим образом. Так что, Вильям, скажи мне: каково жить в беднейшем, жирнейшем и тупейшем штате страны?

– Меня зовут не Вильям!

– А теперь, Юнис, – произнёс мистер Ледбеттер, – давай постараемся быть честными. Уверен, в этом штате есть много хорошего.

– Уверена, лучшее в том, чтобы родиться в Миссисипи то, что это предполагает, что у тебя есть все гарантии оказаться где-то в лучшем месте, – сказала она.

– Мам, пожалуйста, – проговорил Джексон.

– Или, возможно, ты можешь рассказать нам историю о том, как ты занимался сексом в туалете торгового центра. Ну, знаешь. Ты писал об этом в своей книге. Надеюсь, твоего сына с тобой не было.

– Мама!

– Ты, должно быть, слишком уж занят, чтобы заканчивать своё образование и искать приличную работу, – продолжала она. – Как же вся эта мастурбация, секс в туалете, купание нагишом и всё остальное. Тот ещё способ воспитать ребёнка.

Я стоял на месте, слова вертелись на кончике языка, но их лучше было оставить несказанными.

– Закрой-ка рот, – сказала она. – Ты похож на корову, которую искусственно осеменяют.

Я закрыл рот и повернулся посмотреть на Джексона.

– Вы могли бы, пожалуйста, не делать этого? – спросил Джексон. – Я думал, вы хотели познакомиться с Вилли и Ноем и посмотреть, как у меня дела. Если вы приехали сюда только для того, чтобы меня оскорблять, тогда…

– Тогда что? – многозначительно спросила его мать. – Нам нельзя говорить о твоей жизни и о людях в твоей жизни? Нам нельзя говорить о твоём выборе? Мы должны любить тебя и поддерживать несмотря ни на что? Так? Мы снова будем проходить через всю эту чепуху? Ты снова будешь весь из себя травмированный и побежишь обратно на терапию, потому что твоя мамочка такая злая, а твой отец такой отдалённый? Серьёзно, Джексон, ты когда-нибудь повзрослеешь, или мне прямо сейчас сорваться в магазин и купить пару подгузников?

– Юнис, дай мальчику шанс, – сказал Стивен. – У нас есть целый месяц, чтобы поговорить с ним. И нет необходимости копаться в прошлом.

– Совершенно верно, – сказала она. – Давай, не теряя ни минуты болтать о всякой ерунде. Уверена, наладить отношения намного важнее, чем узнать, с какими людьми ты налаживаешь отношения. Я не права?

– С другой стороны, – предложил я, – может быть, мы могли бы прорваться через эту чепуху и выяснить, на что вы злитесь.

– Я совсем не злюсь, – настаивала она. – Я просто прямолинейная и говорю то, что думаю.

– Я узнаю злость, когда вижу её, – сказал я. – И вы злитесь. Не знал, что я сделал что-то, чтобы вас разозлить, но знаю, что определённо готов попробовать.

– Как я должна себя чувствовать, Вайлис…

– Меня зовут не Вайлис!

– … когда мой единственный сын отказывается от перспективной карьеры в Бостоне, чтобы исчезнуть в заднице вселенной и жить с бывшим наркоманом, чей ребёнок глухой и отсталый? Я должна гордиться? Так?

– Мой сын не отсталый, – сказал я, чувствуя внутри вспышку злости.

– А говорит он определённо, как отсталый, – огрызнулась она. – Я лю ва! Глухой, тупой – они все неполноценные, верно? Он вообще понимает, что говорит?

– Господи! – пробормотал я.

– Мама, просто прекрати, – произнёс Джексон, заступаясь. – Я думал, ты хотела с этим разобраться.

– Теперь, когда я тебя вижу, я не уверена, что осталось, с чем разбираться. Ты, кажется, сделал свой выбор.

Наступила долгая, напряжённая тишина.

Джексон посмотрел на меня извиняющимся взглядом.

– Думаю, я пойду спать, – сказал я, – и позволю вам всем наверстать старые добрые деньки. Джек, если она начнёт плеваться гороховым супом, ты знаешь что делать.

Глава 10

Не в настроении

Когда я проснулся на следующее утро, Джексон Ледбеттер отжимался на полу в обнажённом виде. Это худшее, что можно увидеть после пробуждения в четверг, когда его мать и отец немедленно появляются в мыслях. Он подходил к своим отжиманиям с убийственной серьёзностью. Эта спортзальная обезьянка, которая запасала большую часть своих сил для тренажёров или бассейна, заманивала нас с Ноем присоединиться к нему на некоторых его утренних пробежках. Когда он добавил больше упражнений сверху обычной рутины, как эти отжимания, я понял, что он борется со своими внутренними демонами.

Я наблюдал около двух минут, всё больше возбуждаясь, но он не обращал на меня никакого внимания. Когда я сел в кровати, он исправился и посмотрел в мою сторону.

– Ты забыл упомянуть, что твои предки одержимы Сатаной, – сказал я, пока мои глаза с очевидным желанием бродили по его телу. – Но что за психоз?

– Не начинай.

– Расчищают путь Антихристу, да?

– Вилли…

– Делают мир безопасным для убийц с топорами и групп насильников?

– Вилли…

– В них нет ничего такого, что нельзя исправить бензопилой и ванной, полной соляной кислоты. Просто спроси у моего дяди Джерри. У-у-упс. Прости. Ты не можешь!

– Очень смешно.

– С двустволкой было бы быстрее, но это устроит чертовский беспорядок.

– Ха, ха, ха.

– Иди сюда, – приказал я.

Он покорно прошёл по ковру и встал передо мной. Я положил руки на его бёдра.

– Хочешь подурачиться?

– Я не в настроении.

– Вот поэтому тебя не приглашают на действительно крутые вечеринки.

– Отстань от меня.

– Они будут здесь только месяц, – сказал я, не заботясь упомянуть, что этот тридцать один день растянулся как маленькая вечность, которая могла закончиться только кровопролитием. В конце концов, здесь Юг, и не требуется много чепухи от янки, чтобы начать войну.

– Обычно, они не так плохи, – ответил он. – Не знаю, что нашло на маму. Она может быть очень злой, когда хочет, но она никогда не разговаривала ни с кем из моих друзей так, как говорила с тобой. То, что она сказала про Ноя…

– Забудь об этом, – произнёс я.

– Напоминает мне о тех временах, когда я принес домой щенка. Она так злилась и наговорила столько плохих вещей, пытаясь заставить меня отдать щенка, но спустя некоторое время привыкла и вела себя так, будто никогда ничего такого не говорила.

– Я не переживаю об этом, – сказал я.

– Прости за то, что она сказала о Ное. На самом деле, думаю, он ей нравится.

– А так и не скажешь.

– Если ты когда-нибудь задавался вопросом, почему я такой взвинченный…

– Постоянно, – с улыбкой отозвался я. – Но я видел и похуже. Поверь мне, Джеки.

– Не называй меня Джеки.

– Как тебе малыш-Джеки?

– Я не шучу, Кларенс! – воскликнул он.

– Ладно, хорошо, – ответил я.

– Не знаю, как мы пройдём через это.

– Один день позади, осталось ещё тридцать, – сказал я. – Вот как.

– Серьёзно, я не знаю, как…

– Шаг за шагом. Переживания не помогают.

– Я знаю, но…

Дверь в спальню внезапно открылась, и появился Ной с беспокойством в глазах. Он был в трусах, и я уловил запах мочи.

– Хотел бы я, чтобы он научился стучать, – пробормотал Джексон, хватаясь за край простыни, чтобы прикрыть свой пах. Он был настоящим христианином, когда дело доходило до наготы, эту черту в нём я находил довольно непонятной. Я общепризнанно был довольно-таки слишком свободным в этом плане, так и не научился должным образом стыдиться себя и своего тела.

Папочка? – произнёс Ной.

Что такое? – спросил я.

Можешь подойти сюда?

Он ушёл так же тихо, как пришёл.

– Что теперь? – спросил Джексон.

– Он, должно быть, снова намочил кровать, – сказал я.

Джексон нахмурился.

Я надел боксеры и прошёл по коридору в спальню Ноя.

Прости, – прожестикулировал Ной со страхом в глазах. Он стоял рядом со своей кроватью, которая хорошо промокла за ночь.

Всё нормально, – ответил я.

Он перевёл взгляд в сторону главной спальни.

Джей разозлится, – прожестикулировал он, назвав Джексона Джеем, а не используя жест “папа”. Он делал так только тогда, когда переживал, что Джексон будет на него злиться. Внезапно он переставал быть “папой”, меняясь на более формального “Джея”.

Как ты себя чувствуешь?

Ной пожал плечами.

Голова болит? – спросил я.

Он покачал головой.

Я проверил его лоб; жар прошёл.

Дай я заберу, – прожестикулировал я, указывая на его мокрое бельё.

Не рассказывай ему, – прожестикулировал Ной, протягивая улику своего преступления. Он нервничал, волновался, побледнел.

Не переживай об этом.

Я не хочу, чтобы он считал меня маленьким.

Ты не маленький.

Я не специально это сделал!

Всё хорошо.

Прости, папочка! – в его глазах появились слёзы.

Всё хорошо.

Он стоял на месте, опустив голову, наполненный странной вялостью.

Почему бы тебе не надеть шорты? – предложил я.

Он с отчаянием огляделся в поисках своей одежды, которую оставил разбросанной на полу, будто задание решить, какую пару шорт надеть, было слишком запутанным, слишком ошеломляющим.

Я замечал это в нём и раньше – эту парализованность, этот взгляд замешательства из-за простейших вещей. Джексон говорил, что я нянчусь с ним, когда принимаю такие решения за него, и, возможно, он был прав, так что теперь я ждал, чтобы посмотреть, что сделает Ной. Он продолжал оглядываться, кусая нижнюю губу, с видом страдания, практически страха.

В чём дело, милый?

Он посмотрел на меня беспомощным взглядом, прижимая руки к груди. Я протянул ему пару шортов.

Я стянул простыни с его кровати и скомкал их. Он пошёл за мной в прачечную, одной рукой цепляясь за резинку моих боксеров, будто чтобы убедиться, что я не уйду. Он продолжал липнуть ко мне, пока я загружал стиральную машину.

Джей будет злиться?

Он просто беспокоится за тебя, вот и всё.

Прости! Я не специально это сделал!

Он выглядел несчастным, смущённым.

Ты в порядке?

Он несчастно пожал плечами.

Я проверил его лоб, его грудь. Хоть ему было почти двенадцать, он не развивался так, как другие мальчики. Он по-прежнему выглядел на семь или восемь лет, с тонкими руками и ногами, тощим животом, его голова была слишком большой для тела, зубы – слишком большими для рта, грудная клетка выглядела такой хрупкой, что я боялся, что кто-то может надавить на неё слишком сильно и сломать ему ребро. Половая зрелость определённо была на подходе, но я ещё не видел никаких её признаков в его физическом развитии. У него были крошечные светлые волоски на руках и ногах, но на этом всё. Никаких прыщей. Никакого намёка на волосы на лобке или под мышками, или усов. Так как дети в эти дни достигают половой зрелости намного раньше, я начинал переживать.

Что-нибудь болит? – спросил я.

Он покачал головой.

Тебе вчера было плохо. Сейчас ты в порядке?

Он пожал плечами.

Голова болит?

Нет, – сказал он.

Живот?

Нет.

Что-нибудь ноет или болит?

Нет.

Голова? Горло? Тошнота? Нос заложен? Озноб? Жар? Боль в суставах?

Нет, нет, нет. Ничего такого.

Тогда что?

Но он не знал.

Затем он расплакался и обвил меня руками, открыто желая, чтобы его обняли, прижали к себе, понянчили, желая чувствовать кожу. Это был ещё один вид детского поведения, который недавно вернулся. Я подчинился, чувствуя в животе ужас, тот же ужас, какой чувствовал, когда он был младше, пока боролся с демонами из своего детства метамфетаминового ребёнка, которые преследовали его долгое время после того, как мы разобрались с зависимостью, и которые вполне вероятно могли преследовать его всю оставшуюся жизнь, по словам врачей. Рождение с метамфетаминовой зависимостью не прошло бесследно для его мозга, для его физического и эмоционального развития, даже для его духа и его души. Это оставило глубокие, неизмеримые шрамы.

Он уткнулся головой в изгиб моей шеи, прижимаясь ухом к моему горлу, чтобы чувствовать вибрации, пока я говорю, обвивая руки вокруг меня и крепко держась. Его дыхание замедлилось, и он успокоился, будто моя тёплая кожа была каким-то наркотиком или антидотом для его странного вида боли.

– Всё хорошо, милый, – ворковал я ему на ухо. – Папочка рядом. Папочка всегда будет рядом.

Я применял к нему все виды любви, шепча милые пустяки, зная, что он не сможет ни услышать, ни понять ничего, что я говорю, но не в этом был смысл. Он время от времени поворачивал голову, чтобы приложить к моему горлу другое ухо, впитывая вибрации.

Я взял его на руки и отнёс на кухню, ходил по кругу и тихо пел. Он был уже слишком большим для такого обращения, двадцать три килограмма, и это число росло.

Джексон, в одежде для бега, прошёл на кухню и окинул нас беспокойным взглядом.

– С ним всё хорошо?

– Не знаю, – признался я. – Может быть, ты сможешь его немного подержать?

Я попытался протянуть его Джексону, но Ной не соглашался.

– Нет! – пробормотал он своим неуклюжим, громким голосом, крепче обвивая руками мою шею и зажмуривая глаза, как делал тогда, когда боялся и не хотел видеть, что происходит.

– Ты слишком большой, малыш, – сказал я, зная, что он меня не услышит. У меня было такое чувство, что мои руки вот-вот вывернутся из суставов.

Я попытался опустить его, но от этого он ещё сильнее расплакался, так что я вышел в гостиную и уселся с ним в кресло. Я не мог сосчитать, сколько раз мы сидели в таком кресле за последние одиннадцать лет, обнимаясь, кожа к коже.

Джексон, с глазами полными молчаливого неодобрения, протянул мне плед, накинутый на спинку дивана, чтобы я мог укрыть Ноя.

– Я могу снова опоздать на работу, – сказал я.

– Твой босс тебя убьёт, – ответил он. – Или ещё хуже, он тебя уволит.

– Я уделю ему пару минут… Уверен, с ним всё будет в порядке.

Джексон нахмурился и ушёл на пробежку.

Глава 11

Новенькая

Я вбил свои цифры в таймер в «ФудВорлде», мои пальцы потяжелели от страха. Хотя времени было почти девять утра, парковка уже была полной, и я должен был пройти через шесть часов оплаты, сканирования, взвешивания и ввода цифр. Всё это нужно было делать с улыбкой, потому что «ФудВорлд» хотел получить всё, что мог, с моих семи долларов и пятидесяти пяти центов в час. По крайней мере, я не опоздал. Ещё один раз, и мистер Оуэн законсервирует мой зад, будто сейчас сезон домашних закруток, а моя задница – куча окры.

– Я хочу, чтобы ты сегодня поработал на экспресс-кассе, Вилли, – сказал мистер Оуэн.

– Да, сэр, – произнёс я.

– У нас будет новенькая на обучении. Скоро подойдёт.

– Круто.

– И у меня есть для тебя слово дня, Вилли, – купоны.

– То есть?

Он поджал свои мясистые губы и посмотрел на меня змеиным взглядом.

– Оно идёт вместе с другим словом, которое у меня есть сегодня для тебя, – гравитация. Когда на мою голову кладут дерьмо, гравитация заставляет его падать. Если я получу на голову дерьмо, оно отправится прямо на тебя. Гравитация, Вилли. Я очень устал от жалоб головного офиса из-за нашей ситуации с купонами. Мне не нужно, чтобы большие парни проделывали мне новую дырку сзади каждый раз, когда я разворачиваюсь.

– Неудобно, да?

– Ты один из худших работников.

– Просто их так чертовски много, – сказал я в свою защиту.

– Я плачу тебе за контроль над ситуацией. Я хочу, чтобы ты снова пошёл на тренинг по купонам.

– Конечно, – ответил я, моё сердце провалилось в желудок.

Он ушёл, закончив со мной.

Я поспешил к экспресс-кассе.

Старшим по смене этим утром был Калеб, высокомерный маленький мальчик-гей, который не знал, что он гей, и будет в ужасе, когда выяснит. Используя слово “маленький”, я ссылаюсь не на его размер лифчика, что, должно быть, существенно, если у мужских сисек есть какое-нибудь обозначение, а на его уровень зрелости. Калебу я не нравлюсь. Совсем. И он никогда не упускает шанса найти способ дать мне об этом знать.

Встав за кассу, я включил свет и увидел, как ко мне начинают подходить покупатели, первый из которых, – пожилой темнокожий мужчина, он приходил каждое утро и покупал одно и то же: упаковку из шести банок дешёвого пива и самую дешёвую пачку сигарет с прилавка. Он был достаточно милым, но из Дельты, и я не всегда понимал, что он говорит.

– Де покумарить, наешь? – произнёс мужчина с ухмылкой, которая обнажала его безобразные зубы.

– У меня всё хорошо, – сказал я, не уверенный, правильно ли понял. – А как вы?

Он пожал плечами. Затем усмехнулся. Это было неловко, довольно по-дурацки. Думаю, он ожидал, что я буду судить его по его покупкам; я этого не делал. Любой, кто десятки лет работал на износ, заслуживает шесть банок пива и немного курева или, по крайней мере, так написано в моей книге.

Через двадцать минут с начала моей смены Калеб привёл ко мне молодую белую девушку с новеньким бейджем: «Меня зовут Меган Лик! Чем могу помочь?»

У Меган были длинные, мелированные блондинистые волосы и круглое лицо. Она выглядела как девушка, которая может поймать ртом еду, даже когда её кидают через всю комнату. Очки в фиолетовой пластиковой оправе у неё на переносице хорошо бы смотрелись на обложке диска Элвиса Костелло*. Крохотный пирсинг в носу завершал попытку образа юношеской шуточной беспечности.

*Элвис Костелло – британский певец и композитор, оказавший большое влияние на развитие современной поп-музыки.

Ничто из этого, конечно же, не скрывало того факта, что у неё косоглазие. На самом деле, это немного приводило в замешательство: пока один глаз смотрел на тебя, другой тебя искал.

– Это Вилли, – объявил Калеб, проводя её за стойку.

Она застенчиво улыбнулась, вставая рядом со мной. Один глаз смотрел на меня. Другой глаз смотрел на Калеба.

– Он научит тебя всему, что нужно знать, – заверил её Калеб. – И, возможно, тому, что не нужно. Вилли, это Меган. Дай ей понаблюдать; потом пусть попробует сама.

– С радостью, – ответил я.

Калеб самодовольно улыбнулся, что предполагало, что он знает что-то, чего не знал я, но скоро выясню.

Сканируя продукты покупателей, я объяснял Меган нюансы штрих-кодов, кодов продуктов, купонов, чеков, карточек, не облагаемых налогом заказов. Я взвешивал бананы, яблоки, лимоны, сладкий картофель.

– Выглядит забавно, – отметила Меган, когда лента замедлилась. – Кстати, то, что про тебя говорят, правда?

– Что правда? – спросил я.

– Что ты… ну, сам знаешь.

Выражение её лица было слегка брезгливым, но извиняющимся.

– Что я что? – надавил я.

– Ты знаешь, – беззаботно сказала она.

– Для тебя это важно? – спросил я.

– Ты не боишься заразиться СПИДом?

«Вау».

– Просто я никогда не встречала никого, кто действительно… ну, знаешь, – добавила она.

– Ты можешь это сказать, – отметил я.

– Ну, – тихо произнесла она. – Гей.

Её лицо вытянулось, когда она произнесла это слово, чтобы подчеркнуть, что с её губ такое срывается впервые.

– Как очаровательно, – произнёс я, надеясь отмахнуться от этого. – Потусуйся здесь немного и можешь встретить ещё и чернокожего человека и, может быть, даже азиата. Чёрт, может быть, даже католика или мусульманина, или незаконного иммигранта, или кого-нибудь из Теннесси. Ты можешь даже встретить мужчину в чёртовом платье.

– Боже, надеюсь, нет! – в ужасе воскликнула она.

– Тебе есть дело до того, что какой-то парень хочет носить платье? – спросил я.

– Это отвратительно, – сказала она, состроив очередную рожицу, чтобы передать своё глубинное недовольство.

– Ты уже должна понимать, что мир полон разных людей.

– Ну, да, ещё бы, – сказала она. – Я просто никогда не встречала никого из них.

– Продолжай так говорить и никогда не встретишь.

– Я не хотела тебя обидеть.

Нас – слава Богу – прервал покупатель.

– Почему бы тебе не попробовать? – обратился я к ней, отодвигаясь от кассового аппарата.

– Прямо сейчас? – спросила она.

– Конечно, – сказал я. – Просто начинай сканировать. По одному предмету за раз.

Медленно, неуверенно, она брала каждый предмет, ворочала взад и вперёд, одним глазом ища штрих-код, а другим… что ж, это известно одному Богу.

Я посмотрел вдоль касс и увидел Калеба, который смотрел на меня и улыбался.

Глава 12

Любовь в воздухе

После работы я заехал в дом мисс Оры Хамфрис, чтобы забрать Ноя, который играл на крыльце с внучкой мисс Оры, Кики, глухой чернокожей девочки, которая была лучшей подругой Ноя.

– Привет, мистер К.! – просияла Кики, когда я подошёл к крыльцу и обнаружил, что она стоит над Ноем, чьи длинные светлые волосы были заплетены в африканские косички, дополненные бусинами. Ной поднял взгляд на меня, улыбаясь. Испуганный, неуверенный маленький мальчик, который намочил кровать и нуждался в объятиях этим утром, исчез.

– Привет, – сказал я им обоим.

Тебе нравится? – спросил Ной.

Конечно, – сказал я. – В этот раз она вплела бусины. Круто!

Он усмехнулся.

На них обоих были футболки «Глухой Гордости».

– Прости, Вилли, – произнесла мисс Ора, выходя из двери и кидая неодобрительный взгляд на детей. – Будет трудно вытащить это из его волос, я знаю, но им как взбредёт что в голову, так не остановишь.

– Мне нравится, – сказал я.

– Он будет похож на Бакхеда*, – наблюдательно отметила мисс Ора, – только будто краску смыли.

*Бакхед – персонаж фильма “Маленькие негодяи”.

– На кремового Бакхеда, – предположил я.

Она рассмеялась.

– Ной говорит, что родители Джека приехали в гости, – сказала она. – Он сказал, что они выглядят очень милыми.

– Так и есть. Пока рты не раскрывают. Как ваш ухажёр, миссис Х?

Она поджала губы, как подобает почтенной женщине.

– Маленькая птичка напела мне… – произнёс я.

– Не слушай никаких птичек! – огрызнулась она.

– …что вы скоро будете замужней дамой.

– О, вздор! – воскликнула она, вскидывая руки, но я видел по блеску в её тёмных, сияющих глазах, что она в тайне довольна.

– Мистер Эдди хороший человек, – сказал я.

– Он боль в моей заднице, – ответила она.

– И…? – подтолкнул я.

– Он и правда заставляет меня смеяться, – сказала она.

– И вы сказали…

– Ну, я сказала, что жениться – это одно, но если ты думаешь, что перетащишь свой ленивый зад в мой дом, пока я буду готовить и убираться за тобой, и делать всю эту ерунду в стиле “жёны, будьте подданными мужей своих”, то просто подумай ещё раз, потому что этого не случится. Я на расстоянии плевка от семидесяти семи и не собираюсь заботиться ни о каком мужике.

– А он что?

– Ох, ты же знаешь, он льстец, мистер Вилли. Он может уговорить белок слезть с деревьев, если возьмётся на ум. Он точно умеет болтать. И я сказала, не используй на мне свою лесть, мистер Эдди. Миленькие разговорчики не принесут тебе завтрак в постель. Это не какой-то отель. Я сказала, хочешь завтрак в постель – придётся сделать что-нибудь для меня. А он сказал, и вот так он говорит, знаешь ли, сказал: “Ох, детка, просто сядь ко мне на колени и не переживай о том, что будет делать для тебя Большой Папочка Эдди”. Ох уж этот мужчина! Но он определённо милый.

– Мне удастся увидеть кольцо?

– Увидишь, когда увижу я. Сначала он подарил мне обручальное кольцо своей мёртвой жены. Я сказала: я не хочу обручальное кольцо твоей мёртвой жены. Иди и достань что-нибудь другое. Оно было симпатичным, не пойми меня неправильно, но я не хочу ходить с кольцом какой-то мёртвой женщины на пальце. Я бы хотела своё, спасибо большое. Я велела ему отнести это кольцо в магазин и обменять на что-нибудь другое. Ох, он не был счастлив от этого.

– Его первая жена… это была Вайли Мэй, верно?

– Да. Мисс Вайли Мэй. Она была прелестной женщиной. Хорошей женщиной. Благослови её Господь. Но прошло пять лет с её смерти, может быть, десять. Я не знаю. Она заболела раком. Уже прошло много времени с тех пор, как она ушла, так что я сказала ему, сказала: тебе нужно закрыть эту книгу и начать совершенно новую, мистер Эдди. Ты должен это сделать. Он сказал, что считает, что я права. Он считает! Я сказала: конечно, я права. Я женщина, я всегда права, и тебе лучше сразу привыкнуть к этому факту. Но он просто рассмеялся.

Я тоже рассмеялся. Хорошо было видеть мисс Ору такой счастливой. Не то чтобы она когда-нибудь была несчастной. Она была хорошо воспитанной душой, у неё наготове всегда было доброе слово и смех. Но сейчас она была действительно счастлива. Это будто сочилось из её кожи. Это было заразительно.

– Вы влюблены, – наблюдательно отметил я.

Она покраснела и прикрыла рот рукой, будто не доверяла себе в том, чтобы говорить.

– Я рад за вас, – сказал я. – Он хороший человек. Вы будете счастливы вместе.

– Я в этом уверена, – ответила она.

– Знаете, как говорят, – произнёс я. – Если доходит до шин или яиц, проблема обеспечена.

– Верно подметил! – воскликнула она.

Кики позволила Ною продемонстрировать его новую причёску. Это было до ужаса мило.

– Берегите себя, – сказал я, взяв Ноя за руку.

– Пока, мистер К., – сказала Кики.

Глава 13

Богородица и рождественская ёлка

Придя домой, я переоделся в майку и шорты.

Я нашёл Ноя в гостиной, стоящим перед святыней своей матери. По крайней мере, так я об этом думал. Я смотрел, как он зажигает чайную свечку и осторожно ставит её в тяжёлый стеклянный сосуд перед фотографией своей матери, которую дали ему её родители вскоре после того, как она умерла два года назад.

Справа от фотографии Кайлы стояла статуэтка Пресвятого Сердца, которую нам подарила мама. С другой стороны, была фотография Джексона, Ноя и меня, когда мы дурачились в фото-кабинке в торговом центре. Мама также принесла чётки и карточки с молитвами. И просто чтобы всё закруглить, сзади стояла маленькая блестящая рождественская ёлка, которую я купил за бакс в «Доллар Дженерал» на первое Рождество Ноя. Это была единственная наша рождественская ёлка до его шестилетия, к моменту которого мы доросли до пластмассовой вещи за пятнадцать долларов из «Волмарта», которая была заранее украшена. Практически ничто так не удовлетворяло, как каждый год включать эту малышку в розетку и объявлять дело законченным.

Ной сложил руки на сердце и смотрел на фотографию своей матери, будто молясь.

Не знаю, как это началось; скорее всего, дело рук мамы. Или, может быть, Джексона. Но теперь каждый день, приходя домой, он зажигал свечу для своей матери и стоял так долгое время.

В конце концов, я подошёл к нему, слегка подтолкнул локтем.

Мы должны за неё помолиться? – спросил я.

Он кивнул. Мы вместе прожестикулировали Песнь Пресвятой Богородице, что было нашим способом молитвы.

Как думаешь, она в раю? – спросил он, когда мы закончили.

Конечно, – ответил я.

К. сказала, что плохие люди отправляются в ад.

Я так не думаю.

Ты уверен?

Иисус любит всех.

Даже маму?

Конечно.

К. сказала, что ад – плохое место. Я не хочу отправиться в ад.

Не отправишься, милый. Не глупи.

К. сказала, что некоторые люди считают, что мы глухие потому, что Бог нас ненавидит.

Это не правда!

Она так сказала.

К. говорит много глупых вещей. Не слушай её.

Она сказала, что нас наказывают.

Нет, это не так.

Тогда почему мы глухие?

Потому что Бог создал вас такими.

Разве?

Конечно. И он любит вас такими, какие вы есть.

Ты уверен?

Если хочешь, чтобы Бог тебя ненавидел, придётся быть очень-очень плохим. Тебе придётся убивать людей и голосовать за республиканцев. А ты этого никогда не сделаешь, верно?

О нет!

Ты хороший ребёнок, и Бог тебя любит, как и я, как и папа.

Мама меня любила?

Уверен, что любила.

В его глазах был намёк на сомнения, когда он отвернулся.

Я хочу поговорить с тобой о твоей школе, – сказал я.

Его лицо осунулось.

Хочешь рассказать мне об этом? – спросил я.

Он покачал головой.

Ты не справляешься. Они хотят оставить тебя повторно в пятом классе.

Нет!

Мне жаль.

Но, папа, я так сильно старался!

Знаю, что старался, милый.

Но мои друзья уйдут вперёд!

Я знаю.

Это не честно!

Мне жаль, милый.

Нет!

Он развернулся, выбежал из гостиной и исчез в своей спальне, захлопнув дверь с такой силой, что квартира зазвенела от этого звука.

Глава 14

Имеются некоторые опасения

Позже, пока я мыл посуду на кухне, слушая кантри на «КУДЗУ» (“Никакого рока, никакого рэпа и никакого дерьма!”), зазвонил мой телефон, и на экране высветился незнакомый номер.

– Могу я поговорить с мистером Вилли Кантреллом? – спросил женский голос.

– Это Вилли.

– Я Сьюзан Норт из Департамента социального обеспечения Миссисипи. Как у вас дела, мистер Кантрелл?

– Всё в порядке, – сказал я.

– Мне нужно назначить время, чтобы увидеться с вами и посетить ваш дом. Когда вам удобнее?

Посетить наш дом?

ДСО?

Чёртов ДСО?

Серьёзно?

Мы с Ноем были не совсем чужими для государственных типов, учитывая, что он на Медикэйд*, и он ребёнок с недееспособностью и особыми нуждами в учёбе, и что мы оба пользовались купонами на еду и помощью в сфере муниципального жилья большую часть его жизни, так как привлечение работ с приличной оплатой в штат Миссисипи был чуть более чем голубой мечтой, но мы никогда не имели дел с ДСО.

*Медикэйд – государственная программа бесплатной или льготной медицинской помощи.