Текст книги "Камни на дороге (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Ник Вилгус

“Камни на дороге”

Серия: Сахарное дерево (книга 2)

Автор: Ник Вилгус

Название на русском: Камни на дороге

Серия: Сахарное дерево

Перевод: rograd

Сверка: helenaposad

Редактор: Amelie_Holman

Оформление:

Eva_Ber

Аннотация

Когда в гости из самого Бостона приезжают его чванливые будущие родственники, южный остряк Вилли Кантрелл узнаёт, что гей-брак не без недостатков. Хлопоты о здоровье его сына с особыми нуждами, Ноя, метамфетаминового ребёнка, который не должен был выжить, и который сейчас на пике пубертатного периода, выходки возмутительной будущей тёщи Вилли и строго-консервативный тесть вносят напряжение в его отношения с Джексоном Ледбеттером, медбратом педиатрии, у которого в этот момент тоже есть свои собственные проблемы. Когда их семьи встречаются и знакомятся, одна назойливее и непреклоннее другой, Север встречается с Югом, и появляется множество шуток и культурных недопониманий.

Через маленький городок Миссисипи, где живёт мать Вилли, проходит торнадо, разрушая дом его матери и оставляя их жизни в беспорядке. Затем обнаруживается тайная наркозависимость Джексона, и Вилли и Ной опустошены. Эти камни на дороге заставляют Вилли и Джексона понять, что их мечта стать настоящей семьёй разваливается. Хотя Вилли и полагается на чувство юмора, чтобы со всем справиться, ему понадобится нечто большее, чтобы удержать и не дать ускользнуть своему “долго и счастливо”.

Глава 1

Насколько они могут быть плохи?

– Я знаю пожилую даму, которая так слепа, что надевает свои зубные протезы задом наперёд, и всё равно она ездит быстрее тебя, – сказал я, глядя на Джексона Ледбеттера, нетерпеливо нахмурившись. – Если ты будешь ехать ещё медленнее, мы начнём двигаться в обратную сторону.

– Хочешь сесть за руль сам, умник? – требовательно спросил Джексон.

– Конечно, – сказал я.

– Отлично!

Но он не предпринял никаких попыток остановиться, его челюсти были стиснуты, руки сжимались на руле «Джипа» так, будто цеплялись за его здравомыслие.

– Насколько плохи могут быть твои родители? – спросил я, всё больше беспокоясь.

– Моя мать может составить конкуренцию Невесте Чаки.

– Как и ты, – отметил я. – И без сомнений, Невеста Чаки водит быстрее тебя, даже несмотря на свои короткие ножки и всё такое.

– Ты прекратишь? Боже, что за ворчун!

– Не думаю, что меня раньше называли ворчуном.

– В это тяжело поверить.

– А мы разве не мистер Капризные Штанишки?

– Ты бы тоже таким был.

Джексон Ледбеттер очень мало сказал о своих родителях за прошедшие два года, которые мы провели вместе, и он определённо не говорил ничего о том, что его мать напоминает Невесту Чаки или какого-либо другого вымышленного персонажа. Я, конечно, пытался поговорить о них, но он заставил меня поверить, что говорить не о чем. Граждане, здесь ничего не происходит. Проходите мимо! Не на что смотреть!

Видимо, это была не совсем правда.

– Я думал, вы с родителями годно ладите, – сказал я.

– Годно? И ты писатель?

– Хорошо ладите. Так лучше, мистер Грамматический Нацист?

– Намного.

– Совсем скоро ты начнёшь мне подсказывать, как писать годно.

– Хорошо!

– Так в чём вся драма?

– Есть причина, по которой я переехал на расстояние в половину Соединённых Штатов.

– И это…?

– Мне нужно жить своей собственной жизнью.

– Я думал, у них нет проблем с тем, что ты большой добрый неистовый гомосексуалист.

– Дело не в этом.

– Тогда в чём?

– Увидишь.

– Ты пережил мою семью. Мы переживём твою. Нужно просто немного веры.

– Есть вещи, о которых я забыл упомянуть.

– Ну конечно.

Он не вдавался в подробности.

– Таинственно, – произнёс я.

– Ты и понятия не имеешь.

– У твоей мамы что, три груди?

– Вилли!

– Просто спрашиваю.

– Ничего такого.

– Тогда что?

– Увидишь. Боже, увидишь! Зажжётся свет, и тьма исчезнет, и, брат, ты увидишь!

– Ты поэт, а я и не знал.

– Это такая старая шутка…

– Ты меня совсем не знаешь? Как давно мы уже вместе?

– Иногда кажется, что пять тысяч лет.

– Звучит грубовато.

– И это были лучшие годы моей жизни. В любом случае, я остаюсь ради детей, а не ради тебя.

– Ну, спасибо!

Я взглянул через плечо на заднее сидение, где сидел Ной, глядя в окно и бессвязно гудя.

– Хуу хуу оук! Хуу хуу оук!

– Когда ты говоришь «дети», – произнёс я, – меня это немного беспокоит, так как у меня только один ребёнок, и, насколько мне известно, у тебя нет ни одного. Я чего-то не знаю? Ты обрюхатил какую-то беспомощную женщину в больнице? У тебя ребенок на стороне? Думаю, нам нужно прояснять такие вещи.

– Я имел в виду “дети” в смысле Ной и кто-либо ещё, кто может появиться, когда мы поженимся и задумаемся об усыновлении.

– Кто-либо ещё?

– Тебя обижает хорошая грамматика?

– И это я считал себя ворчуном. Но, в любом случае, усыновление занимает слишком много времени. Мы просто купим парочку на еВау. Если они нам не понравятся, мы отошлём их обратно. Если они не подлежат возврату, мы немного поднимем цену и продадим их кому-то ещё. Мы можем подзаработать, знаешь ли. Как считаешь?

– Я не считаю, потому что я янки, а мы не считаем. Мы думаем. И я знаю, что ты шутишь, когда так говоришь, но тебя не все понимают. На самом деле, об этом я и хотел с тобой поговорить.

– А?

– Мы должны сделать так, чтобы этот визит моих мамы и папы прошёл успешно.

– Что может пойти не так?

– Я серьёзно. Никакого твоего типичного Вилли-дерьма.

– И это значит…

– Никакой ходьбы по дому в нижнем белье, например.

– Что в этом такого?

– Я знаю, что ты любитель шестидесятых, Бит-поколение*, Харе Кришна, “Мой дорогой Господь” хиппи-будист, мечтающий ходить с торчащим из каждого отверстия цветком, и свободная любовь, и Джон Леннон, и занимайтесь любовью, а не войной, и Благодарные Ходячие мертвецы, или что-угодно ещё из всего этого дерьма, но на следующий месяц, Вилли, просто прикрой все это крышкой.

*Бит-поколение – название группы американских авторов, работавших над прозой и поэзией.

– Другими словами, носить много одежды.

– Именно. Тебе и твоему сыну, обоим. Мы живём не в хлеву.

– А есть что-то плохое в жизни в хлеву?

– И никаких твоих чепуховых историй о том, как твоего младшего брата съели крокодилы, что у твоего дяди Берни было две головы, или как ты и твой брат Билли—Джо—Боб—Майк—Дэниел—Гарольд доили куриц, чтобы приготовить эгг-ног на рождественский ужин.

– У меня нет брата по имени Билли—Джо—Боб—Майк—Дэниел—Гарольд…

– И никакой политики, Вилли! Никакой резкой критики «Чаепитий» или разговоров о твоём пенисе, или об абортированных эмбрионах, или о вагине Мишель Бахман, или о другом каком-то твоём дерьме, о котором ты говоришь из раза в раз. И Бог Свидетель, ты говоришь и говоришь. Если чувствуешь, что это появляется на горизонте, просто прикрой варежку.

– Очень хорошо прикрыть?

– Прикрывай, Вилли! Понял меня? Всего месяц. Ты не умрёшь. Я тебе обещаю.

– Когда на горизонте появляется пенис… Я должен прикрыть варежку!

– Теперь я знаю, почему твоя мама говорит, что ты как камень у неё на шее!

– А не было бы проще меня кастрировать?

– Я не хочу, чтобы они подумали, что ты чокнутый.

– Но я и есть чокнутый.

– Знаю!

– Я думал, это тебе во мне и нравится.

– Нравится, но мои родители тебя не знают. Постарайся вести себя, как нормальный парень.

– Ну, если я должен…

– Я серьёзен как сердечный приступ, Вилли. Если мы с тобой собираемся когда-нибудь пожениться, нам нужно их одобрение.

– Я могу достать тебе молоток.

– Зачем?

– Чтобы ты мог доказывать своё мнение эффективнее.

– И никакой твоей саркастической ерунды!

– Другими словами, на следующий месяц я должен очень сильно постараться не быть собой. Если я почувствую какие-либо свои обычные импульсы, я должен сделать абсолютно противоположное.

– Именно!

– Мне нравится!

– Для меня это важно, – сказал он, сжимая руль так крепко, что костяшки на пальцах побелели. – Мне нужно, чтобы мои мама и папа одобрили мои действия. Хоть раз в жизни. Я хочу, чтобы они были частью нашей семьи, и я не хочу, чтобы ты спорил об эмбрионах, или о Гражданской войне, или о стыде тела, или о социальном строении половой идентификации, или о том, что Саре Пэйлин нужно больше мастурбировать, или Бог знает о чём ещё. Ты всегда что-нибудь найдёшь.

– Хорошо, Капитан Очевидность. Понял.

– Правда?

– Хочешь, чтобы я поискал сзади молоток?

– Пожалуйста, Вилли. Мне нужно, чтобы все прошло хорошо.

– Я не настолько плох.

– Мои родители будут полными девственниками по отношению к впечатлениям, которые может подарить им Вилли. Так что просто будь с ними полегче. Если мы будем завтракать, и ты выйдешь к столу голым, они точно сойдут с ума.

– У меня нет привычки выходить к столу голым, когда у нас гости, дорогой.

– С тобой только Бог может знать это наверняка, Вилли.

– Если ты не хочешь, чтобы я рассказывал им о двух пенисах дяди Джерри, я не буду. Оставлю это для людей, которые это оценят.

– Пожалуйста, будь добр!

– Ну и хорошо.

– Спасибо.

– Так как ты думаешь, ты мог бы вести чуточку быстрее?

– Боже, ну ты и ворчун!

– Надеюсь, ты не будешь вести также медленно по дороге домой. Знаешь ли, нам с Ноем нужно успеть в школу.

– Будто я мог забыть!

– Я люблю тебя, – сказал я.

– Ага.

– Люблю, люблю, люблю тебя, здоровяк!

– Ага.

– Ты будоражишь мой мир!

– Прикрой варежку, Вилли, – строго сказал он. – На месяц. Рот на замок.

– Ладно, – произнёс я, дуясь. – Я знаю, когда меня не ценят.

– Иногда тебя слишком много, вот и всё.

– Когда на горизонте появляется пенис… Я должен прикрыть варежку! – пропел я.

– О Боже!

На заднем сидении пел Ной:

– Хуу хуу оук! Хуу хуу оук!

Он глухой и не совсем знал, что такое ноты, но был намерен продолжать попытки, пока у него не получится.

Что ты поёшь? – прожестикулировал я.

Это песня Д—ж—о—н—а Д—е—н—в—е—р—а, – с хитрой улыбкой прожестикулировал он.

Ты остришь?

Да.

А я неплохо тебя научил! Хороший мальчик! Ты проголодался?

Мы можем поехать в М-К? – Его лицо вдруг стало очень серьёзным. М-К было жестом для Золотых Арок*, которые мы посещали редко, потому что не были особыми поклонниками похожих на еду продуктов. Ну, я не был. Ещё одна из многих вещей, которые пока не повлияли на моего единственного ребёнка.

*Золотые Арки – вариант названия сети ресторанов “Макдональдс”, основанный на изображении логотипа.

Не знаю, – сказал я.

Пожалуйста? Я перестану петь…

Серьёзно?

Он нетерпеливо кивнул.

Может быть…

Пожалуйста?

Может быть…

Папа! Мы никогда не ходим! Мои друзья ходят туда постоянно, а мы никогда! Пожалуйста? Всего разок? Почему у меня не может быть нормального отца, как у всех остальных? Почему ты должен быть таким странным?

Я не странный!

А вот и странный!

Нет!

А вот и да! Пожалуйста? Мы можем пойти? Всего разок?

Я не знаю. Ты был хорошим мальчиком?

Конечно!

У тебя в комнате свинарник.

Я все уберу. Обещаю!

У тебя есть одежда, которая валялась на полу так долго, что скоро встанет и уйдёт сама.

Пожалуйста?

Я не знаю…

Ты мой любимый папочка, и я люблю тебя очень-очень сильно, и я вёл себя очень хорошо, и даже Миссис Х. говорит, что я был очень-очень хорошим…

Это было до или после того, как ты положил паука на парту Л—и—з—ы в школе, и мне пришлось разговаривать с твоим учителем?

Его улыбка была полна озорной радости.

Думаешь, это смешно? – спросил я.

Он кивнул. Было тяжело спорить, потому что это и правда было смешно, даже если только потому, что Лиза Стедлер была несносной маленькой хамкой, которая с радостью брала на себя необходимость рассказать о том, что у Ноя “два папочки”, и что ему нельзя разрешать играть с остальными на перемене.

Ты не должен был этого делать, – прожестикулировал я как можно строже.

Я сказал ей, что мне жаль, – прожестикулировал он, становясь в позу кающегося грешника. – И ты уже наказал меня. И в любом случае, ты не можешь наказать меня дважды – таково правило. Помнишь? Нельзя нарушать правила. Так… мы можем пойти?

Если ты не перестанешь петь, папа заставит тебя остаток пути ехать на крыше машины.

Не заставит!

Он сегодня очень капризный. Он может…

Я перестану, – пообещал он. – Так… мы можем?

Ох, ну хорошо!

Его победная улыбка открыла ад, которым являлись его зубы – щели, двойные ряды, такие большие зубы, что Сатана бы гордился, а Лиза Стедлер и её банда пятиклашек с демонической сущностью никогда не уставали это высмеивать. Как лишний мизинец на его левой руке, они были видимыми напоминаниями о начале его жизни метамфетаминового ребёнка с врождёнными дефектами для доказательства.

Папочка? – спросил он, его лицо вдруг стало серьёзным, светлые волосы упали на глаза.

Что, милый?

Думаешь, папиным маме и папе я понравлюсь?

Конечно, понравишься.

Они будут моими бабушкой и дедушкой, да?

Да.

Думаешь, я им понравлюсь. В смысле, очень, очень понравлюсь?

Знаю, что понравишься, малыш.

Он не казался убеждённым.

Почему ты не должен им понравиться? – спросил я.

Он пожал плечами, прикусил нижнюю губу.

Ты им понравишься. Не переживай, – сказал я.

Он отвернулся и посмотрел в окно на проплывающую мимо сельскую местность Миссисипи.

Я повернулся обратно к Джексону, бросил взгляд на спидометр.

– Пятьдесят пять? Серьёзно?

– О Боже, чёрт возьми! – воскликнул Джексон Ледбеттер. – Ты заткнёшь свою пасть?

– Не ругайся при детях, дорогой.

Глава 2

Невеста Чаки

Когда мистер и миссис Стивен Ледбеттер из Бостона увидели своего сына, стоящего в зоне прилета в международном терминале аэропорта Мемфиса вместе с неряшливым южанином с козлиной бородкой и хвостиком (я) и глухим мальчиком со скованным выражением лица и в сандалиях, с копной вьющихся блондинистых волос, живущих своей жизнью (мой сын, Ной, похожий на кого-то из «Зверей дикого Юга»), наступил долгий момент тишины.

– Так приятно с вами познакомиться, – сказала миссис Ледбеттер, когда мы подошли, и Джексон провёл знакомства. Она протянула длинную костлявую руку в мою сторону, бросив взгляд поверх своего носа на Ноя. – А это твоя… дочь?

– Это Ной, мой сын, – сказал я.

– Ох, верно, – ответила она. – Я не была уверена. Эти волосы такие длинные.

– Мама, – твёрдо произнёс Джексон.

– Это существо похоже на девочку, – сказала миссис Ледбеттер.

– Существо? – не веря в услышанное, произнёс я.

– Привет! – воскликнул Ной своим нескладным голосом. Он потянул за рукав миссис Ледбеттер, чтобы привлечь её внимание.

Она нахмурилась, гладя на него вниз.

– Привет! – снова воскликнул Ной. – Я люблю вас! – Это прозвучало как “Я лю ва!”.

– Оу, – произнесла миссис Ледбеттер. – Это мило, дорогой. – По непонятной причине она полезла в свой маленький клатч и достала двадцатку, которую протянула ему, будто давая чаевые. – Потрать их с умом, – сказала она.

– Он глухой, – отметил я.

Она наклонилась и проговорила ему очень медленно и очень громко:

– Потрать их с умом!

Мистер Ледбеттер поспешно сделал шаг вперёд.

– Очень рад встретиться с вами, – сказал он мне, протягивая руку и хватая мою, будто она была репкой, из которой он намеревался выжать кровь.

– Взаимно, сэр, – произнёс я, морщась.

– Прочёл твою книгу, – сказал он. – “Крэковый малыш”. То ещё название. Но потом оказалась та ещё книга. Но ты, должно быть, кучу людей разозлил. Не все хотят читать о гомосексуалисте, самостоятельно воспитывающем ребёнка…

– Не сейчас, дорогой, – сказала миссис Ледбеттер. – Мы на Юге, Стивен. Свяжешься с одним – свяжешься со всем трейлерным парком, и давай не забывать, что окончания здесь заглушают в девяносто девяти процентах слов.

Я нахмурился.

– Господи! Что это за запах?

– Какой запах? – спросил я.

– Похоже на бекон и прогорклое сливочное масло, – сказала миссис Ледбеттер. – Ох, забудь. Мы на заднем дворе Полы Дин, да? Запах жира можно учуять прямиком из Джорджии.

Джексон усмехнулся.

– Кстати о жаре, мы делали пересадку в Атланте, – сказала Джексону миссис Ледбеттер. – Ох, там было так отвратительно, а сейчас даже не июль, и тот аэропорт… ох, он слишком уж большой! Это напомнило мне о том разе, когда мы бродили по пирамидам. Джеки, как ты выдерживаешь эту жару? Ещё даже не самая жаркая часть лета. Не знаю, как ты выживешь. Хотела бы я, чтобы ты приехал к нам в Бостон вместо того, чтобы заставлять проделывать весь этот путь сюда, в эту… в эту историческую помойную яму. Но мы хотели повидать тебя, дорогой. Прошло почти два года!

– Да уж, – тепло произнёс Джексон.

– И никто не может вытащить из тебя и слова об этих… отношениях… или что бы это ни было.

– Мама, – предупреждающе сказал Джексон.

– Я считаю весь этот разговор о гей-браках кучей пафосной чепухи, Джеки. Не пойми меня неправильно. У меня нет никаких религиозных предубеждений. Это так утомительно, люди всё говорят о теологии, будто кому-то есть дело. Думаю, это глупо, потеря времени и, ох, очень утомительно. Это как музыка Малера* – звучит не так хорошо, как выглядит. Думаю, вам следует просто жить вместе в грехе и быть счастливыми. Что тут такого? Какой-то кусок бумаги не сделает разницы.

*Густав Малер – австрийский композитор, оперный и симфонический дирижёр.

– Это не совсем правда, – сказал Джексон.

– Мы с твоим отцом жили в грехе почти год, прежде чем поженились, и я пользовалась контрацептивами, прежде чем об этом вообще начали говорить в Бостон Геральд*. Мы всегда были очень прогрессивной семьёй в этом смысле. Я права, Стивен?

*Бостон Геральд – американская ежедневная газета, распространяемая в Бостоне, штат Массачусетс, и в его окрестностях.

– О, еще как, – сказал мистер Ледбеттер, очень активно кивая.

– Так что я думаю, тебе нужно выкинуть всё это скверное дело с гей-браком и… детьми… прямо вон из своей головы, Джеки. Послушай свою мать. Никто не знает тебя так, как знаю я, и, если не слишком сильно ошибаюсь, все это катится к катастрофе. Гей-брак? Я тебя умоляю!

– Мам, не начинай. Думаю, нам лучше поехать по Бил*, пока мы в Мемфисе. Что думаешь?

*Бил-стрит – исторически известная улица в Мемфисе, штат Теннесси. Знаменита сетью ресторанов, ночных клубов, магазинов, и двумя памятниками.

– Бил?

– Да, – сказал Джексон. – Она очень знаменита.

– Никогда не слышала, – хмыкнула миссис Ледбеттер. – Что это, собака?

– Если бы это была собака, мы бы по ней не поехали, – отметил я.

– Знаю, дорогуша. Я немного шутила. Постарайся не отставать. Хотя, полагаю, ничего не поделаешь, когда твой мозг маринуют всем этим жиром.

– Мама, пожалуйста! – воскликнул Джексон.

– Я просто шучу. Уверена, южная еда замечательна. Не могу дождаться, когда попробую, дорогой. Почему бы нам прямо сейчас не пойти в KFC и не поесть жареной курицы и пюре с большим корытом жира? Приступим? Это так вкусно, что пальчики оближешь, а кому не нравится лизать свои конечности?

– Вы голодны? – спросил я.

– Ты действительно тормозишь, да? Скажи ещё раз, как тебя зовут, дорогуша? Вайли? Вайлис?

– Вилли, – ответил я.

– Верно, – сказала она. – Вилли. Как койот*. Из мультика. Ты должен гордиться южным именем. Твои родители, должно быть, очень старались, чтобы придумать такое изумительное имя. И почему-то оно тебе подходит. И, кажется, Джеки забыл рассказать нам, что встречается с членом «Утиной Династии»**. Нам следует пойти на охоту на оленя? Тебе было бы удобнее, если бы мы держали винтовки и пули, стреляли и убивали что-то? Уверена, у тебя есть куча огнестрельного оружия в трейлере или в какой-то лачуге, где ты живёшь. Надеюсь, у тебя есть водопровод в доме. Пожалуйста, скажи, что есть. Прошло много времени с тех пор, как мне приходилось присаживаться в кустах.

*Койот Вилли – персонаж серии короткометражных мультсериалов “Хитрый койот и Дорожный бегун”.

** «Утиная Династия» – документальный многосерийный фильм о клане Робертсонов, превративших утиные манки в настоящую империю и семейный бизнес. Мужчины этой семьи обладают длинными бородами, сумасшедшими выходками, деревенским очарованием и настоящим юмором.

– Прошу прощения, – произнёс я, сильно хмурясь.

– Это водка говорит, – предположил мистер Ледбеттер.

– Я просто шучу, – сказала она, широко улыбаясь. – Старайся не отставать, Вайлис!

– Я Вилли, – сказал я.

– Ах да, – отозвалась она. Она помахала рукой перед своим носом. – Не могу избавиться от этого запаха в ноздрях.

– Какого запаха? – спросил я.

– Ох, с нами в первом классе сидела пара индийцев. Ели какую-то вегетарианскую еду. Какое-то карри или что-то ещё. Разило на весь салон. Знаете, какие эти люди. Запах стоял ужасный. Напомнило мне о том разе, когда мы летали в Париж. Мы сидели рядом с какой-то француженкой, которая не пользовалась дезодорантом. О, это было самое неприятное. Я спросила стюардессу, есть ли у неё какой-нибудь дезодорант для этой бедной души, но у неё не было. Ужасно! Весь путь через Атлантический океан сидели рядом с кем-то, от кого несло трупом. Путешествия – это так сложно. А теперь, Джеки, что ты сделал с нашим багажом? Ты кого-то нанял, да?

– Мы отнесём его вниз, – сказал Джексон, направляясь к эскалатору.

– Ты заставишь меня нести свой багаж по этой зверской жаре? – требовательно спросила она.

– Мы припарковались прямо у входа, мам, – ответил он, стараясь убедить её.

– Конечно, у вас здесь есть все разновидности людей, из всех мест, и ты можешь нанять их для такого рода вещей. Нет? Возможно, несколько мексиканцев?

– Мама, пожалуйста, – тихо произнёс Джексон.

– Ладно, хорошо, – сказала она. – Я просто вскину это на спину, как мул. Буду носить вещи как ломовая лошадь. Так подойдёт, дорогой? Или, может быть, я смогу быть как одна из этих африканок и просто поставлю всё себе на голову. Как насчёт этого, дорогой? Что ты думаешь? Хмм? Думаешь, мамочка будет хорошо выглядеть с чемоданом на голове?

Я с трудом подавил желание указать на то, что это на самом деле могло иметь успех.

Джексон отвернулся и исчез на эскалаторе.

Что она говорит? – спросил Ной.

Я покачал головой, чтобы показать, что не могу объяснить.

Она очень мило выглядит, – восторженно сказал он.

Я фыркнул.

Глава 3

Доктор сейчас вас примет

– Что насчёт твоих родителей, Вилли? – спросил мистер Ледбеттер – Стивен, как он попросил себя называть – пока мы сидели на тесном заднем сидении «Джипа» Джексона во время двухчасовой поездки до дома в Тупело, штат Миссисипи. Ной был раздавлен между нами, отвлекшись на комикс про зомби. Он не особо читал, но там и читать-то особо нечего.

– Моя мама живёт в Нью-Олбани, – сказал я.

– А твой отец?

– Он умер.

– Оу, – с улыбкой произнёс Стивен.

– Оу, что? – переспросил я.

– Когда бы я ни встречал гомосексуалиста, с отцом всегда что-то не так.

– Правда? – спросил я, ощетинившись из-за использования клинического слова “гомосексуалист”, будто я был бабочкой, приколотой к выставочному стенду, а он был учёным, изучающим мои половые органы.

– Правда, – сказал он, кивая. – Отец пропал без вести. Отсутствует. Мёртв. Отец их бросил, был жесток. Возможно, алкоголик. Возможно, безэмоционален. Всегда… что-то не так.

Я сжал губы, задаваясь вопросом, к чему это приведёт, наперед зная, что мне это не понравится. И мне это на самом деле не понравилось.

– Так к чему вы ведёте? – наконец спросил я, заглатывая наживку.

– Ты не видишь связь? – спросил он.

– Нет, – признался я.

– Вероятно, эти гомосексуальные чувства… возможно, они указывают на отсутствие мужчины в твоей жизни?

– Я гей, потому что скучаю по папочке?

– Что-то вроде того. Я понимаю, что это спорно.

– Это кастрюля горячего вонючего дерьма, – сказал я довольно неизящно.

– Некоторые вещи, которые к нам ближе всего, рассмотреть тяжелее, – отметил он.

– Нет столько данных, чтобы поддержать эту точку зрения, – сказал я.

– Но немного есть, – произнёс он, очень выделяя слово “немного” и заставляя глагол звучать в согласии с его темой. – Тяжело быть совершенно безусловным в вопросах разума.

– Значит, ваш собственный сын гей потому, что… вы бросили его? – спросил я.

– Между нами всегда была дистанция, – просто ответил он.

– Значит, он гей потому, что вы не ходили на его бейсбольные игры?

– Я приходил так часто, как мог, но был занят работой.

– И чем вы занимаетесь, сэр?

– Я психиатр. Джексон тебе не рассказывал?

Нет, не рассказывал.

– В любом случае, – торжественно произнёс он, – будет полно времени поговорить об этом позже, как только мы сориентируемся. Должен сказать, я очень интересуюсь Миссисипи. Это красный штат* – а нам нужны все красные штаты, которые можно заполучить.

* В США «красными» называют консервативные штаты, голосующие за республиканцев.

– Правда? – скептически спросил я.

– Конечно, правда. Нам нужны люди, которые верят в американскую мечту и американские ценности тяжёлой работы и самообеспечения, а не кучка лодырей с купонами на еду, которые вгоняют нас в долги.

У меня отвисла челюсть.

– Не знаю, сможем ли мы ещё дольше выдержать Обаму, – продолжал он. – Этот человек даже не американец.

Я закрыл рот, чувствуя, как что-то сжимается в животе. Я посмотрел в зеркало заднего вида и попытался поймать взгляд Джексона, но он был занят разговором со своей матерью.

– Даже не американец? – недоверчиво повторил я.

– Он родился в Кении, – презрительно произнёс он. – Его отец был марксистом. Что может такой человек знать об американцах?

– Кении не существовало в то время, когда родился Обама, – отметил я.

– Что ты говоришь?

– Не было такой страны с названием “Кения”, когда родился президент, – сказал я.

– Ну, где бы он ни родился. Какая разница? Кения. Ямайка. Китай. Флорида. Это всё одно и то же, чёрт возьми. Он не один из нас и никогда им не был. Он продукт своего марксистского воспитания. В конце концов, такие мы все – продукты нашего воспитания. Люди не меняются. Не полностью.

– Значит, вы считаете его марксистом?

– Конечно. Отдавать деньги других людей – как ты думаешь, кто такие марксисты? Я верю в тяжёлый труд, пробивание своего пути в мире. Я не верю в президента Соединённых Штатов, который раздаёт тяжело заработанную награду моих усилий. Прости, но не верю.

– Люди с купонами на еду, должно быть, действительно вас бесят.

– Мы самая жирная страна на лице земли. У нас навалом страдающих ожирением людей. Для чего людям нужны купоны на еду, чёрт побери? Им уже недостаточно еды? А потом они пользуются своими купонами, чтобы купить конфеты и пиццу, чтобы сделать себя жирнее. В чём смысл? Почему бы не сделать им всем одолжение и не избавиться от купонов, позволяя людям пойти и найти работу, как остальные?

– Большинство людей с купонами на еду – дети, – отметил я, бросая взгляд на Ноя, который был одним из таких детей, так как мы были настолько далеко за чертой бедности, что у нас никогда не будет даже горшка, чтобы помочиться, или окна, куда это вылить, не говоря уже о чём-то другом.

– Посмотри на эпидемию ожирения, – парировал он. – В Белом доме Мишель Обама пытается поднять наших жирных детей с их задниц и заставить время от времени делать упражнения. Лучший способ заставить этих толстяков скинуть вес – это избавить их от купонов на еду и вынудить найти работу.

– Даже детей?

– Почему нет? Я работал, будучи ребёнком. У меня было два маршрута раздачи газет. Два. Я каждое утро вставал в пять и ездил на велосипеде по всему городу, доставляя газеты. Для меня это было хорошо. Летом я работал в магазине рыболовных принадлежностей. Я оставался допоздна на полях для гольфа и собирал дождевых червей. Я получал двадцать пять центов за дюжину, когда продавал их на следующий день в магазине. Я не сидел и не ждал, пока государство даст мне Обамафон, или что там самое новейшее. Я зарабатывал на жизнь и горжусь этим, и я не хочу платить налоги за тех, кто не хочет работать, кто думает, что мы им что-то должны.

– Ну, вот и хорошо! – воскликнул я.

Я откинулся на спинку своего сидения и нахмурился.

Глава 4

Разоблачение

– Что это, во имя всего святого и хорошего? – требовательно спросил я после того, как мы высадили родителей Джексона рядом с «Хилтон Гарден Инн» на Главной Восточной улице в Тупело и вернулись в «Джип». – О. Мой. Бог. Ты действительно думаешь, что я буду держать рот на замке целый чёртов месяц, слушая это? Ты из ума выжил? Почему они не могли приехать на неделю или около этого? Почему целый месяц? Почему, Джек? Почему? О Боже, пробравшийся на борт Бэтмобиля!

Я пристегнул ремень безопасности и обратил на него злобный взгляд.

– У них твёрдые убеждения, – сказал он. – Тебе это никого не напоминает?

– Нет, – ответил я.

Он усмехнулся.

– Я не вижу в этом ничего смешного, Джеки.

– Они немного чокнутые, – признался он. – И не называй меня Джеки.

– Немного чокнутые, Джеки?

– Они слишком чокнутые.

– Слишком, Джеки?

– Но они со страстью относятся к тому, во что верят.

– Со страстью, Джеки?

– Ты будешь повторять всё, что я говорю?

– Прямо сейчас ты должен считать, что тебе повезло, если я делаю только это, потому что мне хочется тебя убить. И я имею это в виду не в лучшем смысле слова. Ты ожидаешь, что я буду месяц слушать эту чепуху? Ты мог бы меня предупредить!

– До тебя не дошло, что есть причина, по которой я переехал так далеко от дома?

– Потому что твой отец антихрист?

– Он не настолько плохой.

– Он кошмарный, – сказал я. – Он рожденец*! В моём доме! Он не верит, что президент Соединённых Штатов – американский гражданин. Он идиот!

*Рожденец – сторонник теории, согласно которой Барак Обама родился за пределами США и не имеет право занимать пост президента.

– Он много смотрит новости канала «Фокс», – признал Джей.

– А твоя мать… какого чёрта?

– Она может составить тебе конкуренцию, не так ли?

– Прости?

– Знаешь, Вилли, не мне это говорить, но ты тоже можешь произвести по-настоящему сильное впечатление. Просто потанцуешь на мозгах у людей и даже не поймёшь этого.

– Хочешь сказать, я такой же, как твоя мать?

– Вроде того, да, – сказал он.

– Я совсем не похож на твою мать, – сердито произнёс я.

– Похож, – с улыбкой отозвался он.

– Я не оскорбляю людей в первую же встречу с ними.

– Правда? Уверен, ты назвал меня мудаком, когда узнал, что я не голосовал. Это было одно из первых слов, вырвавшихся из твоего рта. «Это ты причина того, почему нас одолели эти бешеные псы из движения чаепития!» Помнишь?

– Я сказал это потому, что это правда. Это не то же самое, что кого-то оскорблять.

– Моя мама тебя не оскорбляла.

– Она подумала, что Ной девочка!

– Она просто шутила с тобой.

– Шутила?

– Она такая. Она очень хорошо поладит с твоим дедушкой.

– Мы не повезём её домой к маме. Они убьют её. Они достанут из сейфа двустволки и пристрелят её. Они привяжут её к квадроциклу и протащат её печальную костлявую тушу по всему округу Юнион. Они засунут её в ванну и утопят.

– Ты преувеличиваешь.

– Представить не могу, что она сказала бы о моей семьей, – сказал я, ужасаясь этой мысли. – Твоя мама сноб.

– У неё очень специфическое чувство юмора, вот и всё. На самом деле она очень милый человек.