Текст книги "Камни на дороге (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Мы должны попрощаться с дедом, – ответил я.

Нет!

Мы должны!

Я не хочу идти, папочка.

Пожалуйста?

Нет!

Почему?

Он ушёл.

Я знаю. И мы должны попрощаться.

Мы не можем попрощаться, потому что он мёртв.

Он всё равно нас слышит.

Все уходят. Я ненавижу это!

Это не правда. Я здесь.

Но ты тоже уйдёшь.

Не уйду!

Ты уедешь в Б—о—с—т—о—н с Джеем.

Кто тебе это сказал?

К.

Серьёзно?

Она сказала, что ты влюблён и уедешь, прямо как мама.

Я медленно покачал головой.

Это правда, – в своей упрямой манере настаивал он.

Я никуда не собираюсь. Как и Джей. Что с тобой случилось?

Дед ненавидел меня.

Не правда.

Он ненавидел меня, и я ненавижу его.

Не говори так.

Он ненавидел меня и ушёл. И мама ненавидела меня и ушла. И Джей ненавидит меня, и он тоже уйдёт, и ты уйдёшь с ним. Все уходят, и я ненавижу это! Все думают, что я просто большой тупой придурок! Я знаю, что я не хороший. Прости, что я не хороший, папочка. Прости!

О чём ты говоришь?

Я видел его.

Что ты видел?

Я не могу тебе сказать.

Почему?

Потому что он возненавидит меня и уйдёт, и ты уйдёшь с ним.

Ной выглядел напуганным, взбудораженным. Но он не был просто расстроен; он становился неуправляемым и суетливыми. Он смотрел на меня так, будто был вне себя. Он видел, как Джексон что-то делает. Но что?

О Боже, что?

Что с тобой случилось? – спросил я, моя правая рука болела от необходимости держать вес гипса, пока я жестикулировал.

Он расплакался.

Что? – прожестикулировал я, опускаясь на корточки и обвивая его здоровой рукой.

Он покачал головой, полный несчастья.

Расскажи мне, – подтолкнул я.

Но сын погрузился в неловкую тишину.

Мы не можем исправить вещи, если не будем говорить о них, – сказал я. – И ты знаешь, что я бы никогда не бросил тебя. Разве нет? И Джей тоже не бросит. И Джей не ненавидит тебя. Почему ты так говоришь?

Он отвёл взгляд от меня, прерывая наше общение. Я подцепил пальцем его подбородок и повернул голову в свою сторону, но он закрыл глаза.

Что ты видел? – молча спросил я. – Что, Ной?

Я бросил взгляд через плечо на Джексона, который стоял и тихо разговаривал со своими родителями.

Что ты видел?

Глава 41

Записка для деда

Дед был одет в свой синий костюм – единственный костюм, который у него был, который он надевал на похороны моего отца много лет назад, когда был намного моложе и, как казалось сейчас, выше и как-то полнее, более целым.

Бородка деда была уложена, волосы опрятно причёсаны и убраны назад с его высокого лба. Он выглядел невероятно старым, маленьким и уязвимым, но владелец похоронного бюро наложил хороший реалистичный румянец на его щёки. Единственный раз в жизни он казался полностью расслабленным. Мама вложила ему в руки молитвенные чётки.

Я стоял перед гробом, едва смея дышать.

«Ох, деда».

Слёзы, которые я старался не проливать, вылились поспешным, внезапным потоком, вызывая взрыв агонии на моём лице. Мама говорила мне не приходить, не рисковать этим, но я не слушал. Как я мог упустить свой последний шанс увидеть деда, даже если его лицо успокоилось смертью? Как я мог не попрощаться с единственным человеком, которого когда-либо любил так полностью и всецело, как любил своего дедушку, с единственным человеком, который когда-либо любил меня полностью и без оговорок в ответ?

Я дышал ртом, пытаясь успокоиться. Маловероятно, что кости моего лица разлетятся на части, но давление на лицевые мышцы от слишком большого обилия слёз и легкомысленности могло растолкать кости в стороны, или так сказала мне медсестра и все остальные. Так что я дышал так глубоко, как мог, выталкивая воздух, стараясь быть спокойным.

Ни черта это мне не помогло.

Мой нос быстро забивался соплями, и Джексон вложил мне в руку салфетку. Ной обвил рукой мою талию и смотрел на деда большими, неуверенными глазами. После долгого мгновения он повернулся и уткнулся головой в меня.

– С тобой всё нормально? – тихо произнёс Джексон мне на ухо.

– Я выгляжу нормально?

– Это был риторический вопрос. Ты обещал, что не будешь слишком расстраиваться…

– Я в порядке.

– Просто не напрягайся. Только если не хочешь отправиться обратно в больницу…

– Я сказал, я в порядке!

– Хотел бы я тебе помочь, – признался Джексон.

– Ох, ради Бога, оставь меня в покое, чёрт побери! – огрызнулся я слишком громким голосом.

Джексон отстранился, нахмурившись.

Я потянулся и коснулся тыльной стороны холодной ладони деда.

Последний раз, когда я чувствовал себя таким несчастным, я был в этом же похоронном бюро, прощаясь со своим отцом, когда мне было десять лет, и я был так несчастен, что плакал и злился несколько дней. Почему я вёл себя в такой манере было тайной даже для меня; мой папочка определённо этого не заслуживал. И никто больше не страдал. Только я. Не знаю, почему я воспринял это так тяжело, или почему было так больно.

Стоя сейчас здесь, накрыв ладонью холодную руку деда, я думал о своём папе, но быстро оттолкнул эту мысль.

Я старался взять себя в руки, осознавая, что люди смотрят.

Мама сидела поблизости на диване, плача в носовой платок, пока разговаривала с тётей Маргарет, папиной сестрой, большой женщиной с большим ртом, которую можно было услышать за полквартала. Дядя Фред, единственный оставшийся в живых мамин брат, сидел один в стороне. Дядя Фред переехал в Мемфис много лет назад и теперь был для нас чужаком. Вокруг слонялись кузены, друзья и другие родственники, включая дедушку и бабушку Ноя по материнской линии, мистера и миссис Уоррен.

Все эти люди захотят поговорить со мной, я знал, так что старался поторопиться. Я мягко оттолкнул Ноя, жестикулируя, что мне нужно поговорить с дедом.

Он печально кивнул.

Я наклонился ближе к уху деда, шепча, что люблю его и всегда буду любить. Я хотел добавить ещё столько всего, или думал, что должен добавить, но не мог. Вместо этого я достал из кармана записку, которую написал раньше. Мгновение я перебирал её пальцами, а затем сунул в карман деда, в тот, который был на внутренней стороне его пиджака. Бросив один последний взгляд и похлопав деда по груди, я отвернулся.

Глава 42

Убийство было бы милосерднее

– Значит, это правда, – сказала тётя Маргарет, пока я стоял рядом с Джексоном и Ноем.

– Прошу прощения? – озадаченно спросил я.

– Вы спите вдвоём в одной кровати, – сказала она, позволяя своему взгляду переключиться на Джексона, с более чем очевидным неодобрением. – Леандра говорила, что это правда, но я не верила. Но Леандра сказала, что слышала это от Милли, которая преподавала раньше с твоей мамой. Милли дружит с Дебби, которая работала в столовой. Дебби сказала, что где-то это услышала. Она сказала, что вы даже ходите на мессу вместе. Благослови мою душу, но это же уму непостижимо! С тех самых пор, как я переехала, всё продолжает меняться.

Хотя тётя Маргарет не возвышалась надо мной, она была выше и намного шире и обеспечивала доминирующее присутствие. Её стриженные волосы были разделены на мелкие прядки и покрашены в три разных оттенка блонда в тщетной попытке скрыть её преклонный возраст. Её макияж, который выглядел так, будто его наносили шпателем, тоже держал настоящие года в секрете. Её руки-крюки были увешаны украшениями, которые так и кричали, что она удачно вышла замуж. Она была старшей сестрой моего папы и по большей части держалась на расстоянии.

– Леандра даже сказала, что слышала, что вы планируете пожениться. Я сказала: «Леандра, милая, не говори чепухи. Двое мужчин женятся? Может быть, такое делают в Голливуде, но не делают здесь, и по весомой причине». Серьёзно? Пожениться? И этот твой бедный мальчик… Интересно, что он, должно быть, чувствует. Я знала тебя всю твою жизнь, Вилли. Не могу представить, чем ты, должно быть, думаешь.

Пока она высказывала эти комментарии, рядом с нами встали родители Джексона.

– А вы очень большая женщина, не так ли? – произнесла миссис Ледбеттер, протягивая руку. – Я Юнис Ледбеттер. Мать Джеки. Какая ужасная вещь, смерть. А вы?

– Маргарет Спенсер, – ответила тётя Маргарет, делая большую паузу, чтобы посмотреть на костлявую руку, которая была протянута в её сторону. – Вы не отсюда, да, милочка?

– Господи, нет! Мы из Бостона. Вы были?

– Что я была, милочка?

– Вы были в Бостоне?

– Что ж, нет. Не припоминаю, чтобы была.

– Вы действительно должны там побывать. Там восхитились бы вашим макияжем. Я слышала, семидесятые снова в моде, но я не хочу в это верить. Эти расклешенные джинсы такие нелепые.

Тётя Маргарет нахмурилась.

– Разве это не удивительно? – продолжала миссис Ледбеттер. – Вилли и мой Джеки женятся. Это так в духе двадцать первого века, правда? Я сразу же стану бабушкой! Им, конечно, сначала придётся подписать бумаги, и, уж можете мне поверить, я не тороплюсь рассказывать всем вокруг, что я бабушка. Но вы-то уж точно бабушка.

– Ну, да, так и есть.

– Я так и думала. Вы добротно выглядите. Очень добротные бёдра. По вашему большому старому жёлобу, должно быть, бухнулись вниз все виды детей, могу себе представить. Вы должны дать мне совет о том, как справляться с внуками. Мой Джеки говорит, что они хотят усыновить еще детей. Только представьте! Мы со Стивеном родили одного и быстро пришли к выводу, что одного более чем достаточно. Все-таки устаешь, что вокруг бегает эта мелочь, которая постоянно блюет и писается в кровать и всё остальное. Об этом в книгах не пишут, так ведь?

– Не думаю, что пишут.

– Прошу заметить, что о многом может позаботиться няня, но всё равно. Этот запах!

– Мама! – обиженно произнёс Джексон.

– Я просто шучу, дорогой. Подожди, пока у тебя появятся свои.

– Что ж, кстати об этом, я как раз говорила… – произнесла тётя Маргарет.

– Я вас слышала, – сказала миссис Ледбеттер, кивая. – Я вполне уверена, что мы все вас слышали, дорогуша. Как иначе? Я всегда верила, что нужно высказывать своё мнение и говорить громко и уверенно. Я ненавижу людей, которые мямлят. Но вы… вам не нужен совет от меня на этот счёт, так ведь?

Тётя Маргарет сжала губы, глядя на эту костлявую женщину-янки, будто не могла решить, оскорбили её или сделали комплимент.

– Вы подруга семьи? – спросила миссис Ледбеттер.

– Марта была замужем за моим братом Элвисом.

– Элвис?

Я видел, что тётя Маргарет сдерживает желание закатить глаза.

Джексон взглянул на меня, приподняв бровь. «Твоего отца звали Элвис? Ты шутишь, чёрт побери?»

– Да, милочка, – ответила тётя Маргарет. – В этих местах это распространённое имя. По крайней мере, было, пока… ну, вы знаете. Его. Этого Элвиса. В любом случае, Элвис был отцом Вилли. Симпатичным мужчиной он был, мой младший братишка. Таким милым человеком. Обожал своих детей.

– Не уверен, что “обожал” правильное слово, тётя Маргарет, – сказал я.

– О, просто он делал это по-своему, – отмахнулась она.

– Действительно, – согласился я. – Или, по крайней мере, в тех некоторых случаях, когда он не напивался до потери чёртового рассудка.

– Как я говорила, – продолжила она, – Леандра сказала мне, что вы живёте вместе. Интересно, что об этом говорит твой малыш.

– Он мало говорит, – отметил я.

– О, верно. Как у него дела со слуховыми аппаратами?

– Они не работают.

– Значит, он совсем ничего не слышит?

– Нет.

– Он сейчас что-нибудь говорит?

– Не особо.

– Жаль, да? Он ходит в школу?

– Конечно!

– Он на специальном обучении? Твоя мама однажды преподавала в классе специального образования, когда их только открыли. Честно говоря, если ты спросишь меня, домашнее обучение для таких детей подходит отлично. Школа может быть жестокой средой для калек. Дети могут быть такими злыми.

Я потупил взгляд, прикусил губу. Ной посмотрел на меня, когда я обвил здоровой рукой его плечи.

– Говорят, любимый пёс Хелен Келлер* на самом деле был котом, – сказала миссис Ледбеттер.

*Хелен Келлер – американская писательница, лектор и политическая активистка. В возрасте девятнадцати месяцев Келлер перенесла заболевание, в результате которого полностью лишилась слуха и зрения.

Большое круглое лицо тёти Маргарет сморщилось, пока она старалась разобрать, что могло значить это заявление. Я взглянул на миссис Ледбеттер, сам задаваясь этим вопросом. Она ответила простым намёком на улыбку.

– Сейчас есть технология, которая позволяет избавиться от всех детей “с особыми нуждами”, – продолжала миссис Ледбеттер. – Генетическая диагностика, всё такое. Возможно, стоит пойти путём простого аборта всех этих зародышей. Я знаю, это звучит немного резко, но они истощают ресурсы общества, разве нет? И какая жизнь может быть у таких детей? Должно быть, крайне несчастная. Думаю, было бы милосерднее просто убить их всех.

– О Боже, – произнесла тётя Маргарет с широко раскрытыми глазами.

– Вы ведь это говорите, нет, миссис Спенсер?

– Что ж, нет, я так не думаю.

– Должно быть, я не так поняла, – с напускной скромностью сказала миссис Ледбеттер. – Некоторые дети нормальные. Ной, например. Он кажется достаточно счастливым. Ему, кажется, очень весело со своим отцом. Они всегда занимаются вместе всякой всячиной. Возможно, мы могли бы дать им пожить некоторое время и посмотреть, счастливы они или нет. И если они не счастливы, мы могли бы просто их усыпить. Знаете… как делают с собаками.

– Я вполне уверена, что не это имела в виду, – твёрдо сказала тётя Маргарет.

– Оу, – произнесла миссис Ледбеттер. – Что ж, полагаю, у нас нет выбора, кроме как пытаться пойти навстречу бедным искалеченным малюткам. Это напоминает мне кое-что. Я слышала, есть генетический анализ на гомосексуальность.

– О Боже! – снова воскликнула тётя Маргарет.

– Да! – запальчиво сказала миссис Ледбеттер. – Его можно выполнить, пока мать беременна. Если ребёнок гей, мы можем… – она приподняла брови, чтобы предположить, что мы могли бы делать с такими детьми всё, что захотим. – Это может быть хорошей идеей, особенно здесь, на Юге, где вам такое не нравится. На самом деле, это может быть милосерднее. В смысле, я не могу представить ничего хуже, чем знать, что твои родители и твоя семья не хочет тебя. Какая это жизнь для ребёнка? А если вы знаете, что не хотите гомосексуального ребёнка, это может быть милосердием. Я понимаю, это спорный вопрос…

– Юнис, – произнёс мистер Ледбеттер. – Вы должны простить мою жену. Слишком много ЛСД в семидесятых.

– ЛСД? – недоверчиво повторила тётя Маргарет.

– Шутка, – ответил мистер Ледбеттер. – Юнис, можно тебя на минутку?

– Стивен, я просто рассказывала миссис Спенсер, что есть решения этих проблем. Не нужно страдать в тишине, дорогой. Есть варианты. Сейчас медицинские технологии могут творить чудеса. Довольно скоро мы сможем проектировать своих собственных детей. Цвет волос, цвет глаз, характер, скелет, рост, атлетизм, ориентацию – и это всё в генах. Это будет как пойти в ресторан, посмотреть меню и просто выбрать, что хочешь. Разве не так, дорогой?

– Что ж, да, в генетике и биоинженерии было много улучшений, но, боюсь, большинство из этого довольно незаконно и, вероятно, так будет всегда.

– Жаль, – сказала миссис Ледбеттер. – Такие люди, как миссис Спенсер, могли бы спроектировать своих отпрысков. Таким образом они могли бы быть совершенно уверены, что получат то, что хотят. Никаких ошибок! Никаких отбросов! Никаких гомиков! Никаких маленьких калек в школе для неполноценных! Люди с сильными религиозными убеждениями, конечно, возразили бы, но я уверена, их могли бы заставить увидеть преимущества. Я хочу сказать, только то, что ты христианин, не значит, что ты хочешь, чтобы педик ездил в школу для неполноценных, так ведь?

– Юнис, – снова произнёс мистер Ледбеттер с намёком на отчаяние в голосе.

– Жизнь священна, – с нажимом сказала тётя Маргарет. – Нельзя просто…

– Но некоторые жизни более священны, чем другие, да? – спросила миссис Ледбеттер.

– Уверена, я не знаю, что вы имеете в виду.

– Мам, пожалуйста, – тихо сказал Джек.

– Я просто пыталась помочь миссис Спенсер приобрести немного ясности мышления, Джеки, – ответила она, делая долгую затяжку своей электронной сигареты. – Будь ее воля, тебя бы уже давно засунули в целлофановый пакет и выбросили бы в реку в тот момент, когда ты родился, дорогой.

Тётя Маргарет сейчас хмурилась сильнее и выглядела решительно неловко.

– Знаете, что мне всегда было интересно, – продолжала миссис Ледбеттер, глядя на тётю Маргарет очень серьёзным взглядом. – Когда «Титаник» пошёл ко дну, почему те люди, которые снимали, не попытались помочь? Как ужасно! Все эти бедные замёрзшие тела в воде! А потом режиссёру дали «Оскар»! Вы можете в это поверить? Мир – действительно ужасное место, вы так не думаете?

– Прошу прощения? – произнесла тётя Маргарет.

– На таких событиях подают коктейли? – спросила миссис Ледбеттер.

Глава 43

Господь найдёт способ

– Ох, Вилли, детка, мне так жаль, – произнесла мисс Ора, очень осторожно меня обнимая, заботясь о моих травмах.

Ной поспешил броситься в руки Тони, обнимая её так, будто она была его давно потерянной матерью. Она бережно держала его в своих руках, её великолепные кудрявые волосы казались особенно растрёпанными.

– Спасибо, что пришли, – сказал я, переводя взгляд с мисс Оры на мистера Эдди, одетого в зелёный костюм и зелёные туфли, и Тоню и Кики.

– Ты выглядишь не намного лучше, чем было в больнице, – отметила Тоня.

– Я в порядке.

– Как малыш? – спросила она, опуская взгляд на Ноя, который цеплялся за неё, уткнувшись лицом в её грудь.

Я попытался улыбнуться в ответ.

– Знаю, в такие времена так не кажется, мистер Вилли, но Господь найдёт выход для нас всех, – сказала мисс Ора. – Это-то я знаю. Он найдёт способ. Он всегда находит, и это воистину так.

– Я знаю, – ответил я.

– Лучше тебе знать, – сказала она. – Твой дед был тем ещё взрывпакетом, но он был хорошим человеком. Я знаю, ты скучаешь по нему.

– Скучаю, – признал я.

– Дай мне сказать твоей маме, как мне жаль, – сказала мисс Ора. – Идём, мистер Эдди.

Мистер Эдди покорно пошёл следом.

Тётя Маргарет, которая сейчас стояла на другой стороне комнаты, довольно открыто смотрела на Тоню и Кики, её взгляд говорил, что было время, и не так давно, когда в великом штате Миссисипи цвета кожи не должны были смешиваться – и они не должны были смешиваться сейчас.

– Мы не останемся надолго, – тихо сказала Тоня, будто предугадывая мои мысли и зная, как, должно быть, выглядит, что чёрная женщина и белый мужчина стоят вместе.

– Не глупи, – ответил я.

– Я просто пришла проститься и проверить тебя, Вилли. Бог Свидетель, тебе нужна вся помощь, которую ты можешь получить, особенно сейчас. Я бы принесла пива, но тебе, наверное, лучше не пить из-за лекарств, на которых ты сидишь. Если тебе понадобится, чтобы кто-нибудь присмотрел за Ноем, просто скажи. Мы будем счастливы помочь. Просто приходи в любое время. Кики отвлечёт его от дел.

– Уверен, так и будет, – сказал я.

– Что это значит? – спросила она, озадаченная моим тоном.

– Кики говорила ему некоторые вещи… Не уверен, что мне это нравится, если честно.

– Какие вещи?

– Обо мне и Кайле.

– Что она может знать о тебе и Кайле? – требовательно спросила Тоня.

– Я не хочу ругаться с тобой, – сказал я.

– Я не ругаюсь, малыш. Но я хочу знать. Я никогда не говорила ничего о маме Ноя.

– Ну, она откуда-то берёт информацию.

– Откуда?

– Я не знаю.

Тоня была расстроена. Я не хотел просто вот так это выпаливать. Она повернулась к своей дочери и начала яростно жестикулировать.

Кики сказала, что у них была учительница на замене, которая рассказала ей о “Крэковом малыше”.

Она сказала мне не играть с Ноем, потому что у него два папы, а это неправильно, – прожестикулировала Кики.

Это сказала тебе та учительница? – спросила Тоня.

Она сказала, что папы Н. отправятся в ад, и что Н. глухой из-за того, что Бог разозлился на них и захотел наказать их за грехи. Она сказала, что Бог ненавидит глухих людей.

Ты мне врёшь? – требовательно спросила Тоня.

Нет, мама! Она так сказала. Она сказала, что Н. глухой из-за того, что Бог его ненавидит. Я сказала, что я тоже глухая, но Бог не ненавидит меня, так что она, должно быть, ошибается. Она разозлилась, когда я так сказала.

– Ты веришь в это дерьмо? – довольно громко спросила Тоня. – Я позвоню в школу и спрошу, кто был учителем на замене. Я тебя умоляю! Эта женщина не поймёт, что её сразило! Так говорить с нашими детьми.

Я пытался обдумать мысль о том, что учительница в школе моего сына сказала другим ученикам, что мой сын был глухой потому, что его отец гей, и что Бог ненавидит таких людей, как я.

«Почему я не был удивлён?»

Тётя Маргарет продолжала смотреть на нас через зал, её неодобрение было более чем очевидным.

– На меня смотрят, – сказала Тоня.

– Прости.

Глава 44

Схлопотать пулю

– Ненавижу это, – прошептал Билл.

Он сел рядом со мной на диван. Ной был по другую сторону от меня, склонившись, чтобы положить голову мне на колени. Я погладил его по волосам здоровой рукой, и хоть его глаза были закрыты, и он устал, он не спал.

На прощание пришло много людей, большинство смутно знакомых, но некоторых я вовсе никогда не видел. Было три гостевых книги для записей, и по телевизору с плоским экраном в углу крутили видео с фотографиями жизни деда.

Несколько человек, проходя мимо, специально останавливались, чтобы поглазеть на мое лицо, некоторые невольно вздрагивали.

– Когда последний раз кто-нибудь из этих людей приходил увидеться с дедом? – тихо спросил Билл. – Сборище лицемеров.

– Тебе не нравятся похороны, – заметил я.

– А кому-нибудь нравятся?

– Напоминает мне о папиных похоронах.

Он недовольно сжал губы.

– Помню, как ты сидел там, – сказал я, – и не говорил ни слова и не плакал… ничего. Будто тебе было плевать.

– Я был счастлив, – признался Билл.

– Нет, не был.

– Был. В какой-то мере. Рад, что всё закончилось.

– Всё равно.

– Он не стоил слёз, – сказал Билл. – Я не плакал тогда и не плачу сейчас. Ради этого никчёмного придурка я бы не вылез из кровати, чтобы помочиться. Я был рад, что он умер. Тина говорит, у меня проблема с “выражением эмоций”, но что это жирная корова вообще понимает?

– Ты должен был быть немного расстроен, – отважился сказать я.

– Я был, – признал он. – Но потом я подумал о том случае, когда ты выстрелил в окно его машины этим своим дурацким пневматическим пистолетом. В тот день он чуть не убил нас к чёртовой матери. Если бы мама его не остановила…

Он замолчал, и мои мысли вернулись обратно в тот день с внезапной болезненной ясностью.

Это было рождественское утро, и мы как раз открыли свои подарки. Пневматический пистолет, о котором я молил и молил и молил, лежал под ёлкой. Первым делом я пошёл на улицу и прицелился в боковое стекло со стороны водителя папиной машины, думая, как круто было бы увидеть, как пуля рикошетит от окна. Она не срикошетила. На улице было холодно, и стекло разбилось вдребезги – это было одним из моих ранних знакомств с физикой.

Я стоял у машины в ужасе, задаваясь вопросом, какую ложь мог бы сказать, чтобы вытащить себя из большой головомойки, зная, что попал. Как раз тогда вышел Билли, увидел, что я наделал, схватил меня за руку и затащил обратно в дом.

– Не рассказывай ему! – пробормотал Билли.

– Он узнает!

– Просто притворись, что было холодно, и стекло разбилось само.

– Стекло не бьётся само.

– Бьётся, когда становится слишком холодной, тупой ты мудак.

– Не бьётся.

– А вот и бьётся!

Всё было хорошо, пока совсем незадолго до ланча папа не вышел на крыльцо и не увидел разбитое окно. Он залетел обратно, требуя сказать, кто из нас, засранцев, разбил стекло.

Я уставился на Билли в беспомощном ужасе, зная, что папа надерёт мне зад так сильно, что я, наверное, неделю не смогу сидеть.

– Это вышло случайно, – сказал Билли.

– Это ты сделал? – требовательно спросил папа, переводя злой взгляд на Билли.

– Я не хотел, папа! – боязливо воскликнул Билли.

И вот так Билли взял на себя ответственность за то, что сделал я – и, Боже, какую цену он заплатил. Папа схватил шнур удлинителя, собрал его в ремень, заставил Билли спустить штаны и высек его до полусмерти. Это продолжалось так долго, что, в конце концов, я сломался и попытался ему помочь. Я схватился за шнур, надеясь остановить отца. Вместо этого он переключился на меня, и мы оба получили взбучку, пока мама не закричала так сильно, что папа остановился. К этому моменту у Билли на заднице и на ногах была кровь, а я плакал так сильно, что не мог дышать. В тот день Билли получил намного хуже, чем я, и я никогда не понимал, почему он принял моё наказание, когда знал, каким оно будет плохим.

– Почему ты это сделал? – тихо спросил я.

– Потому что ты был таким слабаком. Ты по-прежнему такой, но это другая история. Ты всегда боялся его до смерти. Полагаю, меня это злило. Я сочувствовал тебе. Казалось, тебя это беспокоило больше, чем меня. Я думал, что это потому, что ты маленький, но, полагаю, ты был более чувствительным к таким вещам. Мне было плевать. Больше всего он меня злил. «Спускай штаны, мальчишка!» Каждый раз, когда он так говорил, мне хотелось вырвать ему глотку. Он был просто большим задирой. Вот и всё. В любом случае, он так много пил, особенно под конец, что не знал, какого чёрта творит. Пока ты притворялся, что тебе страшно, он был счастлив. Что за придурок.

– Я не притворялся, – отметил я.

– Я знаю, – сказал он. – Я всегда был больше тебя. Если бы у нас был ещё год или два, я был бы достаточно большим, чтобы давать сдачи – и я дал бы. Я бы пнул его зад до самого Мемфиса. Я не мог терпеть того, что он делал с тобой и мамой. Если бы я подумал об этом, то достал бы его ружьё и подстрелил бы его. Но я никогда не думал об этом, поэтому не сделал. Полагаю, это была удача.

– Когда родился Ной, я сказал себе, что никогда не буду таким, как он, – сказал я.

– Я тоже, – со смешком произнёс он. – Когда родилась Мэри. Я сказал, что ни за что в мире никогда не подниму на неё руку. Не так, как делал папа. Ни за что, чёрт побери.

Воцарилась долгая тишина, тишина братьев, которым не нужно было разговаривать, чтобы заполнить пустоту.

– Спасибо за это, – наконец сказал я.

– За что, брат?

– За то, что ты сделал в тот день. Я никогда тебя за это не благодарил.

– Ты мой брат, – ответил он, будто это объясняло всё, что было необходимо знать. – Иногда ты меня бесишь, ты знаешь. И я имею в виду, что ты серьёзно меня бесишь. Но всё равно… Я бы схлопотал ради тебя пулю, если бы пришлось. Мы связаны кровью, брат.

А кровь гуще воды.

Глава 45

Мама и папа, а не папа и собака

– Дядя Вилли, кто такой гомосексуалист?

Эли смотрел на меня с серьёзностью, на которую был способен только двенадцатилетний ребёнок. Он был в замешательстве от одной из великих жизненных тайн.

– Почему ты спрашиваешь?

Мы сидели в игровой комнате, дети – Ной, Джош, Эли – и я. Взрослые были наверху, Шелли приготовила на обед запеканку из овощей и мяса, а также много других блюд.

После прощания Ноя лихорадило, и он был не в духе, и я постарался найти тихое место, где мы могли спокойно посидеть. Последние пару дней на него свалилось уж слишком много. На нас обоих. Сейчас его голова лежала на моих коленях, и он наконец уснул. Его вес вызывал боль в моих сломанных рёбрах, но я не мог заставить себя сдвинуть его.

– Мой учитель в воскресной школе сказал, что гомосексуалисты отправляются в ад, – поделился Эли. – И раз все говорят, что ты такой, я забеспокоился. Ты отправишься в ад?

– Иногда я думаю, что уже там, – признался я.

– Что это значит?

– Гомосексуалист – это извращенец, – сказал Джош, заявляя о своём авторитете. – Все это знают. Поэтому не нужно брать конфеты у незнакомцев, потому что они извращенцы и хотят снять с тебя одежду.

– Почему? – спросил Эли.

– Потому что они извращенцы, придурок!

– Тише, мальчики, – произнёс я. – Ною нужно поспать.

– Ты не боишься отправиться в ад? – искренне спросил Эли.

– Это не может быть хуже, чем работать в «ФудВорлде», – ответил я.

– Но почему ты хочешь отправиться в ад?

– Я не хочу.

– Но ты гомосексуалист.

– Верно. Да.

– Но что это такое? Это как отрастить длинные волосы или что?

– Гомосек – это голубой, – сказал Джош. – Им нравятся парни вместо девчонок. Это мерзко.

– Я мерзкий? – спросил я.

– Нет, – ответил он, не улавливая мою точку зрения.

– Но ты только что сказал, что я мерзкий.

– Гомосеки мерзкие, – сказал он.

– Ну, я гомосек…

– Не настоящий. Ты просто… дядя Вилли. Вот и всё. В любом случае, почему ты гомик?

– Мне повезло, – сказал я.

– Джек твой бойфренд? – спросил Эли, по-прежнему пытаясь разобраться с этой загадкой.

– Да, – ответил я.

– Как мои мама и папа?

– Да, – сказал я. – Похоже на то. Когда-нибудь мы поженимся. Может быть.

– Почему ты собираешься выйти за него замуж? – спросил Джош.

– Потому что я его люблю.

– Он смешно разговаривает, – в восторге сказал Эли. – Поэтому он тебе нравится?

– Да, – ответил я. – И он милый.

– Он парень! – с ужасом воскликнул Эли.

– Парни могут быть милыми.

– Нет, не могут!

– Некоторые могут.

– Гомосеки странные, – ответил Эли. – Миссис Парсон говорит, что они не должны жениться, потому что потом они захотят жениться на своих собаках. Миссис Парсон – это моя учительница из воскресной школы.

– Это у неё растут волосы на груди? – спросил я.

– Она говорит, что у детей должны быть мама и папа, а не мама и собака, – продолжил он. – Так она говорит. Зачем кому-то хотеть жениться на собаке?

– Многие люди хотят, – ответил я.

– Дядя Вилли? – произнёс после долгой паузы Эли, его лицо исказилось в задумчивости.

– Да?

– Это правда, что у менструального цикла три колеса?

Глава 46

На кладбище

После траурной мессы на следующий день мы устроили небольшую процессию через центр Нью-Олбани, чтобы похоронить деда в могиле рядом с бабушкой на старом кладбище. Бабушка умерла, когда я был очень маленьким, и максимум, что я о ней помнил – что она была очень большой, с очень большими руками, и дымила, как паровоз. Дед почти никогда о ней не говорил, но никогда не смотрел на других женщин после её смерти. Много шутил, безбожно флиртовал и даже лапал медсестру или двух, но никогда ничего большего. Он придерживался правила единственной женщины для единственного мужчины.

– Ты взял цветы для Кайлы? – спросила мама, пока мы шли к месту захоронения.

– Они в «Джипе», – ответил я.

– Мы сходим… после.

Возможно, осознание, что она говорит о “после” захоронения её отца, она замолчала и сжала губы. Мама, казалось, значительно постарела за прошедшие несколько дней.

– Я скучаю по деду, – сказал я.

– Как и я, – ответила она.

Без деда над нами была тишина, отсутствие, ощущение или чувство, что не хватает чего-то жизненно важного, чего-то глубоко существенного, какого-то незаменимого кусочка. Каждый раз, поворачиваясь, я ожидал увидеть, что дед идёт за мной, услышать его гортанный смех, его фырканье, его гогот, его непристойные шуточки, его постоянные жалобы из-за зубов. В последнее время, он без умолку болтал о своих зубах, иногда заходил так далеко, что обвинял людей в попытках их украсть, подразумевая съёмный протез, который держал в стакане рядом с кроватью. Он стал одержим этими зубами.