Текст книги "Камни на дороге (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Я ничего не сказал, рассеянно крутя пальцами своё помолвочное кольцо, которое вдруг стало казаться очень тяжёлым и неудобным.

– То, что Кайла забеременела, действительно стало твоим звоночком. Может быть, это мой звоночек, Вилли. И знаешь что? Я рад, что ты меня поймал. Я боролся с этим так долго, и, может быть, мне нужно это, чтобы увидеть, что я делаю, и найти способ это прекратить. Внутри меня что-то не так, Вилли. Я знаю! Я не идеальный, как ты…

– Я не идеален.

– Я не такой сильный, как ты. Что-то внутри меня сломано. И, может быть, ты прав – может быть, моя жизнь была слишком лёгкой. На самом деле, ты прав. Мне никогда не приходилось ни за что бороться в своей жизни. Но я буду бороться за тебя и Ноя. Я это исправлю – ты увидишь. Я докажу тебе это.

– Ты не слушаешь, – сказал я, снимая кольцо и протягивая его Джексону. – Всё кончено, Джек. Это финиш. Ничего, что ты скажешь или сделаешь, никогда этого не исправит.

– Вилли, пожалуйста!

– Мне жаль. Я не хочу быть злым, но есть ошибки, которые просто не нельзя исправить. Пожалуйста, возьми.

– Нет!

– Возьми, – с нажимом произнёс я. – Я не хочу его.

– Вилли, не надо!

– Папочка? – с беспокойством в голосе произнёс Ной.

– Не делай этого, Вилли! – пробормотал Джексон.

– Надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь, – сказал я. – Очень надеюсь, Джек.

– Но я уже нашёл, – со слезами на глазах ответил он.

В этот момент подошли мистер и миссис Ледбеттер, которые выглядели довольно обеспокоенными. Я протянул кольцо миссис Ледбеттер, и она нахмурилась.

Папа не может поехать с нами? – спросил Ной, глядя на меня с мольбой в глазах.

Я покачал головой.

Пожалуйста? – молил он.

Почему бы тебе и Э—л—и не сесть в машину?

Почему папа плачет?

Пожалуйста, сядь в машину.

– Нет! – недовольно пробормотал он. Он повернулся к Джексону, обвил его руками и крепко обнял.

– Вилли, что происходит? – спросила миссис Ледбеттер.

Глава 65

Бухнуть на двадцатку

– Ты непроходимый идиот, Вилли Кантрелл! – воскликнула Тоня, делая очередной глоток пива, прежде чем тяжело вздохнуть. Мы сидели за её кухонным столом, и время близилось к полуночи. На столе между нами стояло семь пустых банок пива. Ной спал на диване.

– Какого чёрта с тобой не так? – спросила она. – Ты можешь произнести по буквам “и-д-и-о-т”? Нет? Как насчёт “м-у-д-а-к”? Как насчёт “большой, гигантский, огромный, колоссальный придурок”?

– Ты донесла свою мысль.

– Разве? Ты тот ещё тормоз, Вилли. Скажи мне кое-что. Почему всё вертится вокруг тебя? Ты, ты, ты! Ох, ты не устаёшь от себя? Человек облажался! Дай ему перерыв! Но нет, не ты! Это было бы слишком просто. Значит, всё касается того, какие он вызывает у тебя чувства из-за того, что принимает наркотики, значит, его наркотики, должно быть, для него важнее тебя. Или о чём ты там болтаешь. Но действительно ли дело в тебе, Вилли? Тебе так тяжело понять, что кто-то может тебя любить, но этот кто-то тоже может быть серьёзно покалеченным и с действительно большими отвратительными проблемами, которые не имеют никакого отношения к тебе? Посмотри на этих его мертвецки-белых кошмарных родителей! Кто бы не стал покалеченным с такой матерью, а эта холодная мертвецки-бледная рыба-отец, который говорит о том, что Обама из Кении, и мы должны отобрать у жирных детей купоны на еду?

Она сделала очередной большой глоток пива и рыгнула, притворившись, что этого не произошло.

– Может, – с чувством продолжала она, потому что большинство пустых банок на столе между нами остались после неё, – может, эта наркотическая фигня касается его матери. Когда-нибудь думал об этом? Он никогда не сделает эту сучку счастливой, так зачем он вообще должен пытаться. И, может… только может, Вилли Кантрелл!.. может, он нашёл в тебе что-то, что поможет ему преодолеть своё дурачество и исправиться. Но нет! Тебе обязательно было вернуть ему его кольцо! Будь я там, Вилли, я бы пнула твой зад прямо на следующую неделю. Я бы сказала: “Ты посадишь свой зад, мы бухнем на двадцатку, и ты будешь слушать, а я буду говорить тебе, как всё будет”.

Я опустил голову на стол и простонал.

– Но меня там не было, – продолжила Тоня. – Но сейчас я здесь, верно? И я не собираюсь тебе льстить, Вилли. Ты знаешь, в чём твоя проблема? Знаешь?

Я промычал.

– Я поняла это, когда прочла твою книгу, – сказала она. – Твоя проблема в том, что ты так и не простил себя за то, что произошло с Кайлой. За мет. Врождённые дефекты. Ты по-прежнему ноешь и порешь чушь, потому что так и не простил себя за то, что занимался этим. Знаешь что? Может, ты и есть причина, по которой у Ноя врождённые дефекты. Да! Это мог быть ты, кто курил косяк крэка, обрюхатил какую-то девку. У тебя могли быть все причины в мире, чтобы винить себя. Зачем какому-то гею заниматься сексом с девушкой, уверена, я не знаю. И да! Может, это была твоя вина. Может, ты совершенно прав. Но как говорит Ру Пол: “если ты не можешь простить себя, как, чёрт побери, ты когда-нибудь простишь кого-то другого?”

– Думаю, там было “если ты не можешь любить себя…”

– Плевать! – парировала Тоня. – Ты сдувал пылинки с этого мальчика с того дня, как он родился, закутавшись в своей вине, пытаясь быть Суперпапой Мира, пытался исправиться перед ним, надеялся и молился, что он простит тебя за то, что ты сделал, и боялся, что не простит, боялся, что не будет любить тебя, когда узнает правду о своём старом добром Суперпапе-метамфетаминщике, боялся, что он возненавидит тебя. Так что, когда появляется мистер Джексон и находит себе немного наркотиков, ты сходишь с ума и не можешь его простить. Но кто кого дурачит?

– Это Арета. “Кто кого приближает?”

– Плевать! Смысл в том, что ты должен пойти по тому коридору в ванную и посмотреть в зеркало, потому что тот человек, глядящий на тебя в ответ, и есть твоя проблема, а не мистер Джексон Ледбеттер. Тот человек, глядящий на тебя в ответ, и есть тот, кого тебе нужно простить.

– Почему никто не смотрит на это с моей точки зрения? – поинтересовался я.

– Потому что ты придурок, Вилли, – ответила она. – Я знаю тебя с тех пор, как наши дети начали ходить в детский сад. Иногда у тебя в заднице появляется шип, и помоги нам всем Господь. Может, тебе нужно разбудить этого мальчика и спросить у него.

– Что спросить?

– Прощает ли он тебя. Он либо простит, либо нет, но, по крайней мере, ты сможешь двинуться дальше и переступить через себя, чёрт побери. Потому что я не думаю, что ты понимаешь, что здесь делаешь, Вилли. Этот мужчина – ты любишь этого мужчину! Я это знаю, сладкий. Мне плевать, что ты говоришь, я знаю, что ты любишь его. Ты влип. И этот мужчина хочет надеть кольцо тебе на палец и сделать тебя своим папочкой. Или мамочкой… или как там ещё. Он хочет построить с тобой жизнь. И ты всё это выбросишь? Чёрт! Не то чтобы он сидел и стрелял в кого-то или что-то типа этого. Ты даже не знал, что он вернулся к этому, пока не появился ДСО. Если бы он был настоящим наркоманом, ты бы узнал об этом уже давно, и тебе не была бы нужна какая-то женщина из ДСО с тестом, чтобы сообщить тебе это. Теперь он на реабилитации, и он сотрудничает. Дай ему шанс! Это ему придётся проверяться каждую неделю и сдавать очередной тест на наркотики, и если он его провалит, ты узнаешь первым. И если ты действительно хочешь отомстить ему, тащи свою задницу в Бостон и выходи замуж. А потом, если он облажается, ты скажешь: “Хорошо, сосунок, увидимся в суде на разводе, и я заберу половину твоего хлама”. По крайней мере, ты что-нибудь от этого получишь. Но прямо сейчас ты просто выбрасываешь всё это, как дурак. Тебе нужно провериться, Вилли. Тебе нужно действовать! Я понятно выражаюсь, милый? Есть в моих словах что-то, что не пробивается в твою эту жирную голову?

– Я понимаю, что ты говоришь, – устало произнёс я. – И ты, наверное, права.

– Наверное? Я женщина! Я всегда права!

– Я должен идти, – сказал я.

– Я не придираюсь к тебе, Вилли.

– Я знаю.

– Я просто говорю то, что кто-то должен был тебе сказать.

– Я знаю.

– Дай этому мужчине шанс. Пожалуйста! Если ты не сделаешь этого ради себя, сделай это ради мальчика – у бедняжки разбито сердце. Ты стоял там, отдавая обратно кольцо тому мужчине! Сжалься, Господь, над дураками этого мира, ведь их так много!

Я вышел в гостиную. Ной лежал на диване, отключенный от мира. Я потряс его за плечо, чтобы разбудить. Он посмотрел на меня, моргнул, на мгновение придя в замешательство.

Нам пора домой, – прожестикулировал я.

Без слов, по-своему властно нахмурившись, он поднялся на ноги.

Глава 66

Настоящая жизнь

Следующим вечером я сидел на кровати, глядя на фотографии себя, Джексона и Ноя. Они были частью “груза”, который Джексон принёс в тот день с моими вещами, которые включали в себя ноутбук (который я пытался вернуть ему, потому что не считал его “моим” ноутбуком; он просто покачал головой и положил его на кучу), мои личные документы, одежду и всякие мелочи. Мне никогда не было так грустно, как смотреть, как он выносит мои вещи из своего Джипа. Он упаковал их очень аккуратно. Практически с уважением. Мы не разговаривали, пока он разгружал коробки. Он выглядел потерянным. Совершенно, абсолютно потерянным.

Он выглядел так, как я себя чувствовал.

Теперь у меня в животе было ужасно неудобное ощущение.

Я скучал по нему. Господи, как я по нему скучал. Я взлетал высоко на своих лицемерных крыльях, такой возмущённый, такой злой. Теперь я чувствовал себя пустым. Я просматривал фотографии, вспоминая, как мы были счастливы, как до безумия влюблены, как всё в мире казалось правильным, и расплакался.

Мама просунула голову в приоткрытую дверь.

– Что случилось, Вилли? – спросила она. – Почему ты плачешь?

Я ничего не сказал.

Я был охвачен чёрным, безнадёжным отчаянием. Я понял – внезапно, болезненно, неловко – что Ной нуждался и заслуживал намного большего, чем я. Это осознание заново разбило мне сердце. Мама и Билли и практически все остальные в моей жизни доносили до меня это сообщение с того дня, как Ной родился. Я был намерен доказать, что они не правы. Этот гордый, упрямый ген Кантреллов сопротивлялся, не слыша обратного.

Но что, если они были правы?

Мама села на кровать, взяла из моей руки фотографии и посмотрела на них.

– Я просто хотел настоящей жизни, мама, – сказал я. – Я хотел быть настоящим человеком с настоящей жизнью. Я хотел, чтобы люди уважали меня и дали мне шанс. Но, может быть, вы все правы. Может быть, на это нет Божьей воли. Ной заслуживает намного большего, чем я.

– Ох, Вилли.

– Это правда, мама.

– Все родители иногда такое чувствуют, – убеждала она.

– Я думал поговорить с Билли, – сказал я.

– Зачем?

– Я отказываюсь от родительских прав на Ноя.

– Вилли!

– Он прав, мама. Я плохой. Со мной у Ноя не будет жизни.

– Не говори так.

– Ной не должен страдать из-за меня.

– Перестань так говорить. Господи помилуй! Что с тобой не так?

– Вы все это говорите.

– Ты просто не разумен, Вилли. Это не значит, что ты плохой.

– Ты не понимаешь.

– Нет, Вилли, не понимаю. Теперь я вообще тебя не понимаю. Действительно, по-настоящему не понимаю. И я виню за всё это себя. Если бы я послушала тебя об отце Майкле… о том, что этот человек сделал с тобой. Если бы я просто послушала, ничего из этого не произошло бы. Он причина, по которой ты… ты знаешь.

– Ох, я тебя умоляю.

– Это так! – с уверенностью сказала мама. – Ты был просто маленьким мальчиком… Хотела бы я тебя послушать. Правда, Вилли. Я не знаю, почему не послушала. Сейчас ты испорчен, и это моя вина.

Я ничего не ответил.

– Ты не серьёзно, – сказала мама. – Ты не откажешься от прав на Ноя. Ты не можешь этого сделать!

– Я думал об этом.

– Но почему?

– Он заслуживает намного большего, чем я могу ему дать.

– Ему нужен ты, Вилли.

– Раньше и я в это верил, – ответил я.

– Он будет подавлен, – воскликнула мама. – Почему ты так говоришь? Иисус, Мария и Иосиф, я не могу поверить своим ушам!

– Я неудачник, мама. У меня нет денег. У меня нет счета в банке. У меня дерьмовая работа, медицинские счета, которые я никогда не смогу оплатить, и разваливающаяся на части машина. Я пытался завести отношения с приличным парнем, но обручился с чёртовым наркоманом. Всё, к чему я прикасаюсь, превращается в дерьмо. Сейчас я сижу на шее у Билли, потому что мне больше некуда пойти. Мне почти тридцать пять, а у меня нет горшка, в который можно было бы помочиться. Какое у Ноя может быть будущее со мной?

– Ты его отец!

– С этим я тоже облажался, и благодаря мне и его матери он глухой, и Бог знает что ещё. Я удивлён, что он всё ещё жив. Он должен был умереть много лет назад, благодаря мне и Кайле. Ты знаешь, каково жить с этим?

– Я не знаю, что на тебя нашло, – сказала мама. – Доктор сказал, ты можешь страдать от небольшого посттравматического стресса… после торнадо… это понятно. Мы все еще в шоке.

– Вы все говорили мне, что я плохой отец, с того дня, как родился Ной. И вы правы. Я не знаю, чем я думал, пытаясь воспитать его в одиночку.

– Ты не можешь быть серьёзен.

– Но это так, мама.

– Почему?

Я не мог объяснить эту тёмную, злую черноту, которая закралась в меня, эту охватившую волну безнадёжности. Всю жизнь Ноя я думал только о том, что лучше для меня. Чего хотел я. Я беззаботно игнорировал маму и Билла. Или ругался с ними. Или высмеивал их. Я отказывался развивать мысль, что, возможно, они правы. И всё же, возможно, со мной действительно что-то существенно было не так, существенно неправильно. Возможно, Ной заслуживал намного большего. Может быть, они были правы, что жалели его. Может быть, лучше было уйти с дороги и позволить ему жить жизнью, которую он заслуживал.

– Ты его отдашь? – недоверчиво спросила мама.

Я кивнул.

– Ты не можешь отдать своего собственного ребёнка, Вилли. Это так не работает.

Но я только покачал головой.

Глава 67

Немного помощи от наших друзей

Наступило воскресенье, и мы поехали в Нью-Олбани на сбор средств. Хоть было всего одиннадцать утра, вокруг бродило уже более сотни людей.

Там была моя кузина Тина. Как и Тони и Кики, мисс Ора и многие другие, включая Джексона Ледбеттера и его родителей, которые собрались вместе, пока я подходил.

Ровно в одиннадцать мэр Нью-Олбани занял подиум, чтобы открыть мини-сбор средств, подмечая, сколько раз трагедия сводила местных жителей вместе и пробуждала в людях лучшее.

– С нами сегодня хороший пример этого душевного настроя, – произнёс мэр, делая паузу для драматического эффекта и оглядывая всех.

В конце концов, его взгляд остановился на мне.

Я нахмурился.

– Когда обрушился торнадо и все мы в спешке искали безопасное место, один молодой человек решил, что не собирается оставлять своего дедушку. Убедившись, что его семья в безопасности убежища, он побежал обратно в дом, чтобы забрать деда. Вы все знаете, кто это был.

На этой фразе раздались аплодисменты. Люди смотрели на меня с искренним восхищением. Сам мэр улыбнулся одной из тех улыбок, которая позволяла ему снова и снова выигрывать выборы.

– Поэтому мы сегодня здесь, – продолжал мэр. – Этот молодой человек – Вилли Кантрелл – у него нет медицинской страховки, и его больничный чек составил почти двадцать тысяч долларов. Он мог бы пойти в убежище, но воспользовался шансом и рискнул собственной жизнью, чтобы постараться спасти своего деда. В тот день он не только потерял деда, он должен был поддерживать маленького сына, и дом его мамы был уничтожен. Думаю, нам, как общине, нужно объединиться, чтобы помочь мистеру Вилли оплатить его больничный счёт. Что вы думаете?

Повсеместно прозвучало согласие, что это действительно была очень хорошая идея.

– Поэтому мы с моей женой лично решили выписать этот чек на двести пятьдесят долларов из своих сбережений, чтобы положить начало. Такие жители, как Вилли и его мама, семья Худ, семья Мендоза и все остальные, кто пострадал от торнадо, нуждаются в вашей поддержке и в вашей помощи. Надеюсь, вы будете щедры и повеселитесь сегодня – здесь много занятий для вас и вашей семьи – и мне приятно и почётно начать это дело и официально его открыть. Но прежде чем перейти к этому, давайте попросим отца Гиндербаха произнести с нами молитву. Начнем?

Все согласились.

После того, как Гиндербах произнёс молитву, мэр разрезал ленту, пока фотограф из местной газеты делал фотографию, и началась благотворительная ярмарка по сбору средств пострадавшим от торнадо, организованная церковью Святого Франциска. Включили усилители, и из больших динамиков доносилась “Вот и снова ты” Долли Партон, её волшебный голос звучал над землёй.

– Он приятный человек, – сказала мама, с нежностью глядя на мэра.

Джексон стоял за своими родителями, глядя на меня, притворяясь, что не смотрит. Мне хотелось сказать что-нибудь, но я не знал, что. Этот взгляд раненного щенка вызывал у меня мешанину в голове.

– Спасибо, что пришли, – сказал я мистеру и миссис Ледбеттер.

– Мы с удовольствием, – ответила миссис Ледбеттер.

– Напоминает мне о том случае, когда в город приезжал карнавал, – сказал мистер Ледбеттер.

Мы осмотрели земли. Были арендованы и установлены на газоне разнообразные надувные сооружения. За бакс дети могли играть столько, сколько хотели. На тротуаре перед церковью располагался гриль, и столы были завалены булочками для хот-догов и гамбургеров и всеми ингредиентами. Дальше Молодёжная группа церкви Святого Франциска установила дартс, боулинг и водную горку. Женщины наполнили стол выпечкой. Молодёжная группа Мэри из церкви Первого Баптиста установила свою кабинку для бросания пирогами. За пять долларов можно было бросить пирог в любого, кого убедят сесть на стул в кабинке. Мэри попросила извинить её за отказ от этого обязательства, так как позже собиралась петь и не хотела испортить причёску. С другой стороны церкви на прицепе от трактора расположилась сцена. Музыканты Нью-Олбани играли вперемешку блюграсс и евангельские мелодии, передавая по кругу “банку для дела”. К полудню мы прошли к сцене, чтобы послушать, как поёт Мэри, казалось, пришла половина Нью-Олбани.

– Вот это жизнь, – сказала миссис Ледбеттер, затягиваясь электронной сигаретой и улыбаясь.

– Уверен, здесь не так величественно, как вы привыкли, – сказал я, остро осознавая, что весь Нью-Олбани, вероятно, размером с один городской парк в пресловутом Бостоне.

– Не глупи. Это восхитительно. Я сходила в кабинку с пирогами. Оказывается, за маленькое пожертвование я могу бросить пирог в любого, в кого захочу. Думаю, я решила бросить пирог в тебя, Вилли. Ты всегда такой упрямый. Бедный Джеки болтается как потерянная душа, а ты даже не звонишь.

– Я могу заплатить свои пять баксов и бросить пирог в него, – сказал я.

– Почему бы и нет? От этого ты почувствуешь себя лучше.

Я посмотрел на Джексона, который ответил намёком на улыбку.

– От этого я и правда почувствовал бы себя лучше, – согласился я. – Но тогда мне пришлось бы заплатить ещё пять долларов и бросить пирог в вас, миссис Л., потому что вы огромная, гигантская, чудовищная, бесконечная заноза в моей заднице.

– Если я сдамся, я хочу весомое пожертвование для дела, Вилфред. Боюсь, пятью долларами не обойдётся.

– Я заплачу сто долларов, – сразу же сказал Джексон.

– Ну, что за милашка? – спросила она. – Мой очаровательный сынок!

– Ты и правда заноза в заднице, мам.

– Дорогой, когда из твоего чрева выползет что-то размером с шар для боулинга, тебе придётся заработать себе определённое количество выдержки.

– Я это запомню. Так мы остановились на ста долларах?

– Ты не можешь быть серьёзен, Джеки.

– Я наброшу ещё сотню, – вставил мистер Ледбеттер. – Что ты думаешь об этом, женщина?

– Я стою больше, дорогой. Если хочешь увидеть меня на том стуле, придётся копнуть чуть глубже.

– Есть! – воскликнул мистер Ледбеттер. – Пятьсот долларов!

– Стивен, ты меня удивляешь, – с напускной скромностью произнесла она, улыбаясь как школьница.

Глава 68

Потрясти сахарное дерево

Музыканты закрыли выступление песней “Мы должны носить робу и корону” и приняли финальный взрыв аплодисментов. Отец Гиндербах, играя роль ведущего, объявил, что пришёл час концерта караоке.

– Но для начала у нас есть кое-что особенное, – сказал Гиндербах. – Голосовые связки этой боевой юной леди растопят масло на ваших кукурузных початках, и она и её друзья согласились показать нам пару номеров для разогрева. Дамы и господа, я представляю вам запальчивую Мэри Кантрелл и Кантреллайтс!

Раздались вежливые, довольно сдержанные аплодисменты.

Мэри, вместе с кузиной Тиной и тремя девушками из молодёжной группы Первого Баптиста, заняли сцену в манере настоящих див.

– Всем привет! – крикнула она с очевидным восторгом. – Если вы знаете меня, то знаете, что Вилли Кантрелл – мой дядя, и как бы сильно я ни любила своего папочку – привет, папа! – практически все в этих местах знают, что мой дядя Вилли – бомба! Поэтому, чтобы начать, я думала спеть эту песню только для него, потому что он в последнее время немного грустит из-за торнадо. И, ох, да, его бойфренд повёл себя как придурок, так что они больше не помолвлены.

Вокруг неё зазвучал хор сочувственного мычания.

– Следи за своим языком, юная леди! – огрызнулась с первого ряда Шелли.

Раздался смех.

– Да, – продолжала Мэри, – дядя Вилли вернул ему кольцо и сказал скакать на своей лошади обратно в Бостон или куда-то к лешему, откуда он приехал. Бог Свидетель, эти янки приходят и уходит!

Смех.

Мэри была естественной: естественной артисткой, естественной актрисой на публику, естественной комедианткой.

– Я хочу рассказать вам историю о моём дяде Вилли, просто чтобы показать вам, что он за человек. Когда я была маленькой девочкой, моя бабушка подарила мне на Пасху одного из своих кроликов. Я была так счастлива. Я вынесла его на улицу и накрыла ящиком, потому что хотела, чтобы он поел травы. И… ну, я вернулась в дом и начала играть и начисто забыла о маленьком бедняжке.

Стоны.

– Да. Я была такой забывчивой. Я не хотела, но просто забыла о том проклятом кролике. Я вышла туда через пару дней, и тот бедный кролик оказался мертвым, а мой дядя Вилли был в гостях, и я пошла плакаться ему, потому что не хотела рассказывать папе о том, что сделала, потому что знала, что мой папа надерёт мне зад до полусмерти. Такой у меня папа. “Тебе будет больнее, чем мне”. Ха, ха, ха! И вот, дядя Вилли отправил меня в мою комнату и сказал произнести несколько молитв, чтобы Господь исправил за меня эту ошибку. Так что я пошла в свою комнату, опустилась на колени и сказала: “Иисус, Господи, ох, ты должен помочь мне вытащить свой зад из этой неприятности, потому что папочка меня убьёт. Убьёт насмерть. Привяжет меня к своему квадроциклу и протащит мою жалкую задницу по всему округу Юнион”. Дядя Вилли сказал мне час оставаться в своей комнате и молиться. И он сказал, что если я сделаю это, Господь меня услышит, и Господь мне поможет, так что я молилась изо всех своих маленьких сил. Господи, Господи, Господи! Что ж, прошёл час, и я пошла искать дядю Вилли и не могла его найти. Так что я вышла из дома на задний двор и снова посмотрела на кролика, и знаете что? Мой кролик воскрес! Он был жив, такой же симпатичный, как и был, поедал траву, выглядел таким милым и здоровым, как сам Господь Иисус в день Пасхи. Потом я развернулась, и там стоял дядя Вилли и улыбался. И я сказала: “Дядя Вилли, мой кролик в порядке! Он вернулся из мёртвых! Это чудо!” А он ответил: “Я же тебе говорил. Просто обратись к Господу, девочка, и Господь всё исправит, Господь найдёт способ”.

Она сделала паузу, глядя в мою сторону.

– Что ж, – сказала она, – годы спустя я поняла, что мой дядя съездил домой к бабушке и привёз мне ещё одного кролика и подложил его туда, пока я молилась в своей комнате. И я разозлилась, когда поняла это, потому что думала, что он обманул меня, а мне не нравится, когда меня обманывают. Но потом я осознала, что он так меня жалел, что просто хотел всё исправить. И это мой дядя Вилли. Он всегда так делает. Ох, я знаю, ему нравится трепать своим проклятым языком, но…

– Мэри, следи за собственным языком! – раздражённо воскликнула Шелли.

– Прости, мама!

Больше смеха.

– Я знаю, что дяде Вилли нравится трепать языком, но у него золотое сердце, и я хочу спеть эту песню для него. И мистер Джексон Ледбеттер, если ты там, лучше послушай, потому что если ты не потрясёшь сахарное дерево моего дяди, то окажешься в паре цементных ботинок, глядя на поверхность озера, пока мой папочка будет уводить прочь свою рыболовную лодку, и я не шучу. Я сама налью цемент, злобный янки, потому что это в нашем стиле! Дамы, вы готовы задать жару?

Она посмотрела на Тину и своих бэк-вокалисток, одна из которых нажала на кнопку системы караоке. Из динамиков донеслась “Потрясти сахарное дерево” Пэм Тиллис.

Мэри принялась ругать нас за то, что мы ленивые любовники и не ухаживаем за тем, что посадили. В какой-то момент во время первого припева Джексон Ледбеттер встал и, перед всеми, протянул мне свою руку, желая потанцевать.

Сволочь.

Я позволил ему повариться в этом великом жесте на несколько мгновений дольше, чем следовало, прежде чем наконец протянул свою здоровую руку. Он поднял меня на ноги, и мы начали медленный танец. Ной хихикал. Мама закатила глаза. Затем две пожилые дамы – сёстры Мередит, обе уже давно на пенсии, и обе ярые члены церкви Святого Франциска – встали и начали что-то вроде танца на два шага. После них встали другие, всех нас окутывал сладкий, чистый голос Мэри.

– Я тебя ненавижу, – прошептал я Джексону, пока мы обнимали друг друга и медленно двигались по небольшому кругу.

– Я знаю, – ответил он.

– И скучаю по тебе, – добавил я.

– Я тоже по тебе скучаю, Вилли.

Больше мы ничего не говорили. Пока я обнимал его, вдыхал его запах, чувствовал его тело рядом со своим, его дыхание на моей щеке – вдруг вся боль и страдания и печали растаяли, и эти тёмные тучи в моих мыслях отступили. Я оглядывался вокруг время от времени, с удивлением видя, что никого особо не волнует, что двое мужчин танцуют на церковном сборе средств. Они смирились с этим, так говорили взгляды. Сам живи и другим не мешай. Или, возможно, раз я пытался спасти жизнь своего деда, мне дали право на некоторую свободу действий.

Ной не мог долго сидеть, не когда люди танцевали, и определённо не когда два его папочки сделали первый шаг навстречу. Мы образовали своего рода троицу, танцуя вместе, улыбка Ноя была такой широкой, что я боялся, что у него порвутся губы.

Аплодисменты, которые получила Мэри, когда закончилась песня, были заслуженными. У неё был невероятный певческий голос и искреннее сценическое обаяние. Я выступал в дни своей молодости, но и близко не был так хорош. Если какой Кантрелл и выбьется пением из Миссисипи, как мистер Элвис Пресли, это будет Мэри – и она, казалось, знала это.

Она прекрасно исполнила “Камни на дороге” Мэри Чапин Карпентер, закончила песней “Счастлив”, и мы смеялись, пока миссис Риверс уговаривала отца Гиндербаха показать несколько движений. Конечно, мы требовали выступления на бис, и, конечно, Мэри была только счастлива подчиниться. Без Кантреллайтс, она заняла сцену одна.

– Вы все такие милые, – сказала она, с благодарностью улыбаясь. – У меня на самом деле подготовлена для вас ещё одна песня, и это просьба. Я сейчас не буду говорить, от кого, но он янки, и вы все знаете, что это значит. Верно – он попробовал южного сахара и теперь не может отступить. Ещё его стряпня дерьмовая на вкус, и он считает, что жареная курица вредна. Можете представить? И этот конкретный янки, кажется, не понимает, что когда связываешься с нами, ты связываешься со всем чёртовым трейлерным парком! В любом случае, как говорит мой дядя, подними бокал, если любишь южан. Если нет, подними свои стандарты! Так вот, этот янки, о котором я говорю, позвонил мне по телефону и спросил, могу ли я спеть это для его любимого, который случайно оказался моим родственником. Я не могу сказать, кто это, потому что этот человек убьёт меня за то, что я его позорю. Вот вам песня мистера Ронни Милсапа, и она звучит от сердца янки – не то чтобы у мерзавца-янки оно было, но он попросил меня это сказать. Вы готовы?

Мы были готовы.

Начала играть “Почти как в песне” Ронни Милсапа, и Джексон Ледбеттер коснулся моей руки.

К слову о слезливых одах потерянной любви.

Мэри пела с такой тягучей ясностью, что можно было подумать, она выступала всю свою жизнь. Даже её родители казались немного ошеломлены способностями своей малышки. К тому времени, как она закончила первый припев, я был в слезах. Я так легко мог представить, что Джексон Ледбеттер чувствует и произносит все эти слова.

Я жалко вытер глаза, переполненный эмоциями.

Будь проклят Джексон Ледбеттер.

Мэри закончила, откланялась, но толпа не готова была её отпускать.

– Знаете что? – произнесла Мэри. – Мой дядя Вилли знает кое-что о пении.

Я уставился на сцену с внезапным ужасом.

– Вы хотите услышать, как поёт мой дядя Вилли?

Прозвучало громкое согласие. Действительно, они хотели.

– Мы раньше пели странную версию “Если бы у мира было крыльцо”. Помните эту песню?

Да! Да! Да! Был ли хотя бы один южанин, который не знал оду Трейси Лоуренса о деревенской жизни? Это была обновленная версия “Слава Богу, что я ковбой” Джона Денвера.

– Давай, дядя Вилли, – сказала она. – Не стесняйся!

– Да, Вилли, – крикнула миссис Ледбеттер. – Иди пой!

Я просто покачал головой. Я был не в настроении петь. Но мой протест отклонили, и на сцену меня затащили Джош и Эли, которые, казалось, наслаждались мыслью, что их дядя Вилли выставляет себя дураком.

Началась музыка, и я повернулся лицом к толпе, которая достаточно выросла во время мини-концерта Мэри. Я проклял Мэри за то, что она обрушила это на меня, но должен был заранее знать, что так будет. По крайней мере, она выбрала песню, которую мы пели вместе на одном из церковных событий.

Когда начальный рифф зазвучал в воздухе, очень многие поднялись на ноги, старшие же начали танцевать.

Мы чередовали строчки, а затем с жаром вступили в бурный припев. Джексон и Ной танцевали перед сценой, Ной время от времени смотрел на меня и улыбался глупой, счастливой улыбкой.

Каким-то образом мне удалось пропеть песню, не забыв слова, всё это время игнорируя пульсацию в груди, вызванную моими глубокими вдохами. Когда песня закончилась, я несколько раз кивнул и приготовился спуститься по ступенькам и вернуться к своему сидению, но у Мэри был ещё один сюрприз – над толпой раздались начальные риффы “Чёрной воды”, которые были охвачены внезапным безумием южной ностальгии.

Мэри пела о том, что построит себе плот, подначивая меня не бросать её.

Мы неплохо исполнили песню, но давайте посмотрим правде в глаза. Не важно, как поют конкретно эту песню, толпа в Миссисипи будет сходить по ней с ума. Это захватывающая рок-баллада в полном смысле слова.