Текст книги "Сладостное заточение (ЛП)"
Автор книги: Нева Олтедж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
– Разве у меня нет права голоса? – выкрикиваю я ему вслед.
Массимо останавливается у двери, хватаясь руками за косяк.
– Нет.
Из моей груди вырывается рыдание, физическая боль захлестывает меня. Как он посмел снова разбить мое сердце! Как он посмел в одностороннем порядке пренебречь нашими чувствами. И все потому, что это неприемлемо для общества?
– Я соберу свои вещи и уеду утром первым делом, – продолжает он. – Так будет легче для нас обоих.
Мне так и хочется зарыться лицом в подушку и выплакаться. Принять ситуацию, как я всегда это делала – без борьбы. Однако я больше не та робкая молодая девушка. Та, что слишком напугана, чтобы поднять глаза от пола. Он помог мне изменить ее, даже не осозная этого. Я не опущу голову. Я не позволю ему отстраниться от меня только из-за этой глупой мысли, что я стану изгоем. Меня не нужно спасать. Больше не нужно.
– Ты не уйдешь.
– Захара…
– Если ты это сделаешь, я все равно последую за тобой. Так что давай просто пропустим бессмысленно упаковывать и распаковывать чемоданы.
Мышцы на его руках напрягаются, когда он хватается за дверной косяк.
– Мой самоконтроль висит на волоске, ангел.
– Я знаю. Но практика пойдет тебе на пользу. Тебе понадобится сдержанность, чтобы справиться с Советом. – Я отворачиваюсь от него. – Увидимся за завтраком, – говорю я самым небрежным тоном, на какой только способна.
Проходит минута. Я сжимаю одеяло в руке и жду. Еще минута.
Он все еще здесь, я знаю это. Я слышу его тяжелое дыхание, отчетливо разносящееся по всей комнате. Он что, спорит сам с собой? Почему он ничего не говорит? А вдруг наступит утро, и он все равно уйдет?
Тишину комнаты наполняет тихий шепот.
– А омлет подойдет? – Мое сердце замирает.
– Конечно, – шепчу я в ответ.
Глава 18
Мой завтрак готов и ожидает меня на столе, как он и обещал. Каждый день в течение недели.
Но не Массимо.
Я окидываю взглядом кухню, а затем сосредотачиваюсь на тарелке. Омлет. Помидоры. Грибы. Тертый сыр. Прошутто, выложенное слоями поверх яиц. Тарелка стоит на обеденном столе, ближе к окну, где яркие утренние лучи солнца проникают внутрь. Справа лежит красиво сложенная тканевая салфетка, сверху – столовые приборы. Слева стоит стакан с апельсиновым соком. И завершает сервировку, в центре стола, небольшая ваза с одной веточкой жасмина.
Все довольно мило, если не обращать внимания на человека с полуавтоматической винтовкой, стоящего в центре комнаты.
– Пеппе? Что-то не так?
– Нет. Просто выполняю приказ Массимо.
– И какой же?
Он бросает быстрый взгляд на стол.
– Слежу за яйцами.
– Ясно. Они собираются на нас напасть?
Уголки губ Пеппе трясутся, как будто он хочет улыбнуться, но он остается серьезным.
– Айрис пошла за продуктами, – говорит он. – Я не должен подпускать никого близко к твоему завтраку. Если кто-то это сделает, я немедленно его уволю.
Я качаю головой и иду через кухню, чтобы сесть, все время чувствуя на себе взгляд Пеппе. Должно быть, его тоже раздражает поведение Массимо.
– Он думает, что кто-то может попытаться отравить мою еду, – объясняю я, съедая первую порцию.
– Не сомневаюсь.
– Что ты имеешь в виду?
Пеппе опирается на холодильник, скрестив руки на груди.
– Я знаю Массимо с пятнадцати лет. Я всегда восхищался тем, как работает его ум. Его целеустремленность и решимость, граничащие с одержимостью. Когда он считает, что что-то нужно сделать, он это сделает, невзирая на последствия. И невзирая на личные жертвы. Достижение конечной цели – единственное, что имеет значение. И если в какой-то момент потребуется альтернативный вариант действий, он найдет способ убедить себя, что это именно то, что ему нужно сделать. – Он бросает на тарелку передо мной выразительный взгляд. – Или нет.
– Я… не уверена, что поняла тебя.
– Он знает, что шансы, что кто-то захочет тебя отравить, малы, особенно здесь, но он убедил себя, что угроза все таки существует. Потому что это идеальный повод.
– Прости, повод для чего?
– Чтобы приготовить тебе завтрак. – Он встречается со мной взглядом. – Я никогда не видел, чтобы он заботился о ком-то так, как он заботится о тебе. Честно говоря, я не думал, что он способен на это. Вот почему он сделает все необходимое, чтобы убедиться, что ты не пострадаешь. Семья, как правило, не одобряет… отношения между сводными братьями и сестрами.
Я напрягаюсь.
– Ты знаешь?
– У меня есть глаза, мисс Веронезе. Когда вы двое в одной комнате, сам воздух становится настолько заряженным, что ему едва ли нужна искра, чтобы взорваться. Но, возможно, это не так уж и плохо, понимаете? Позволить ему взорваться. Если вы готовы вынести презрение нашего мира, то есть. Если ты думаешь, что сможешь справиться с этим.
– Поверь мне, у меня было много практики.
– Тогда будь готова, – кивает Пеппе, выходя из кухни. – Он попытается оттолкнуть тебя. Может даже причинить тебе боль, полагая, что это спасет тебя от еще большей душевной боли. Не позволяй ему.
Я доедаю остаток еды молча, размышляя над словами Пеппе, глядя на двор за окном. С подстриженным газоном и очищенными от сорняков клумбами, он наконец-то стал похож на сад, а не на дикие джунгли.
– Это съедобно? – доносится до меня голос Массимо.
Я поднимаю глаза и вижу, что он стоит в дверях. Его портной, должно быть, доставил ему сшитые на заказ костюмы, потому что тот, что на нем, сидит на нем как влитой.
– Да. Спасибо.
– Хорошо. Очень хорошо. – Он пожимает плечами и направляется к кофемашине. – Члены Совета прибудут сегодня около семи вечера. Мы проведем встречу в столовой.
Итак, мы, очевидно, не будем обсуждать то, что случилось вчера вечером. Неужели он действительно верит, что мы можем просто сделать вид, что этого не было, и вернуться к тому, как было?
– Ты не против, если я воспользуюсь гостиной напротив, чтобы перешить платье, над которым работаю? – спрашиваю я самым небрежным тоном и беру тарелку, чтобы отнести ее в посудомоечную машину, которая как раз стоит рядом с кофемашиной. – Ткань, которую я для нее подготовила, полностью пропиталась моими соками от того, что ты вчера вечером лизал мою киску, и я решила сшить ее заново.
Я никогда не представляла, что человек может оставаться таким неподвижным, как Массимо, когда слова слетают с моих уст. Его тело становится таким жестким, словно оно высечено из камня. Единственная часть его тела, которая кажется живой, – это глаза. Они смотрят на меня огнем. И голодом.
– Мы же с тобой договорились, что эта тема закрыта.
Я убираю тарелку и опираюсь спиной на стойку.
– Не помню, чтобы я на что-то соглашалась.
Внезапно он оказывается передо мной, его тело нависает надо мной, когда он хватается за край столешницы по обе стороны от меня. Его челюсть сжата, ноздри бешено раздуваются. А его глаза прикованы к моему рту. Думает ли он о том, каково это, когда мои губы обхватывают его член? Потому что я думаю. Я помню каждую секунду. Каково это было, когда все его тело распускалось под моими прикосновениями. Как удивительно было чувствовать, что он в моей власти. А затем, когда он вылизывал меня на куче шелка, разбивая меня на куски и собирая меня снова в то же время.
Проходит вечность, прежде чем Массимо протягивает руку и касается моей нижней губы большим пальцем.
– Некоторым вещам не суждено случиться, ангел. Мы – одна из таких вещей. И мы оба должны принять это.
Его рука падает с моего лица. Он отворачивается, а мое сердце замирает в груди.
***
– Я не помню, чтобы у тебя были проблемы с моими решениями, когда стоимость наших инвестиций удвоилась! – ревущий голос Массимо разносится за закрытой дверью столовой в небольшую гостиную по другую сторону вестибюля.
Покачав головой, я отвлекаюсь от выкройки, которую разложила на полу. Кто-то внутри комнаты кричит в ответ, заставляя меня напрягаться. Кажется, это Брио, но трудно сказать, поскольку двери закрыты. Все, однако, кричат так громко, что я уверена, их слышит весь дом.
Встреча, казалось, шла просто замечательно, пока Массимо не объявил, что выходит из бизнеса стрип-клубов и продает наши заведения дону Семьи в Нью-Йорке. Сальваторе Аджелло был занозой в заднице для всех в течение многих лет, особенно после того, как он начал посылать людей шпионить за нами, пока Нера управляла всем как доверенное лицо Массимо. Новость о том, что у Массимо и печально известного дона были какие-то предыдущие сделки, была сюрпризом, после того, как он организовал встречу Неры с Аджелло месяц назад. Интересно, как ему удалось это провернуть..
– О, а ты уверен? – До меня доносится еще один рык Массимо. Его голос становится еще громче, чем прежде. – Как насчет того, чтобы я устроил тебе встречу с представителями Гвадалахарского картеля, а ты лично сообщил Эль-Хефе, что нам придется сократить следующий заказ вдвое, поскольку девочки Тициано забирают у нас большую часть наших денег? Можешь взять с собой Примо, я уверен, вы оба отлично проведете время в Мексике.
Все начинают кричать одновременно, по комнате летят оскорбления и угрозы. Я даже не могу разобрать, кто что говорит. Шум оглушительный. Кажется, они вот-вот поубивают друг друга. Черт.
Я беру телефон Массимо с того места, где он его оставил на приставном столике, и мчусь в столовую. В море плохих идей прерывание заседания Совета, где темой обсуждения является преемственность, вероятно, самое худшее, но Массимо нужно взять себя в руки, иначе этот конклав быстро пойдет под откос. Я даже не знаю, что скажу, когда войду внутрь, просто берусь за ручку и открываю дверь.
Войдя в комнату, я сталкиваюсь с полным безумием. Крики продолжаются, никто не замечает моего присутствия. Массимо стоит на ногах во главе длинного черного стола, его ладони упираются в гладкую деревянную поверхность. Он наклоняется вперед и кричит на Брио во весь голос. Брио, сидящий слева от Массимо, сопит и протестует. Его лицо становится все краснее и краснее с каждым словом, и он размахивает руками и трясет головой, как ребенок в истерике.
Рядом с Брио Тициано стучит кулаком по разложенным перед ним кожаным книгам, обмениваясь непристойностями с Адриано через стол. Адриано – крупнейший инвестор Семьи, который, вероятно, мог бы выкупить половину людей, собравшихся в этой комнате. Он всегда был аристократом и легко мог бы быть тем человеком, который сидит на своей заднице и позволяет другим работать на него. Вместо этого Адриано всегда принимал самое активное участие, лично контролируя перевозку наркотиков Cosa Nostra по всей стране. Я никогда не видела, чтобы Адриано хоть раз повысил на кого-то голос. Однако сейчас его обычно безупречный вид искажают волосы, подстриженные вручную, и галстук, сидящий немного наискосок.
Примо, сидящий слева от Брио, разговаривает и указывает на Донателло и Патрисио, двух других инвесторов в бизнесе семьи. Сальво – единственный, кто молчит. Он расслабленно откинулся на спинку стула справа от Массимо, молча наблюдая за разворачивающейся катастрофой.
– Что ты здесь делаешь, девочка? – неожиданно перекрывает крики сердитый голос Брио.
Крики внезапно стихают, и все смотрят на меня.
– Эм… Я просто…
Массимо движется как хищник. В одно мгновение он хватает Брио за рубашку и галстук и поднимает старика с места, скрученный материал застревает под подбородком капо. Все, что может сделать Брио, это вцепиться когтями в руку Массимо, пока тот пытается дышать.
– Не смей, блядь, говорить с ней таким тоном, – сквозь стиснутые зубы говорит Массимо прямо в шокированное лицо Брио. – Извинись.
Рот Брио открывается и закрывается, как у рыбы, но не издает ни звука. Массимо швыряет его обратно на сиденье, как тряпичную куклу.
– Прости, – бормочет Брио, пытаясь поправить галстук.
– Простить… что?
– Простите за мой тон, Зара.
Массимо молниеносно наносит новый удар – хватает Брио за волосы и швыряет его лицом об стол. Затем он нажимает локтем на голову капо, прижимая истекающего кровью мужчину к столу. Кровь Брио, струящаяся из его носа, смешивается с водой из опрокинутого стакана, и смешанная жидкость пропитывает документы, разбросанные по деревянной поверхности, и течет ко рту и глазу Брио.
– Она тебе не Зара. – Попробуй еще раз.
– Прошу прощения, мисс Веронезе.
– Так гораздо лучше. – Массимо наконец отпускает его и смотрит на меня. – Что тебе нужно, Захара?
Восемь пар глаз смотрят на меня. Комната кажется перенапряженной, хотя больше никто не кричит.
– Я… – Я опускаю взгляд, сосредотачиваясь на телефоне, который держу в руке. – У тебя зазвонил телефон. Это был… это был твой адвокат, и он сказал, что это срочно. – Я сглатываю, затем поднимаю взгляд, прямо в глаза Массимо. – Возможно, он теряет контроль над некоторыми вещами, которые нужно решать с особой осторожностью. Поэтому я решила предупредить тебя.
В течение нескольких ударов сердца его взгляд не отрывался от моего, а лицо оставалось все той же сердитой маской, которую он направил на Брио. Но затем я замечаю, как расслабляются его лицевые мышцы. Он медленно опускается на кожаный стул и сцепляет пальцы на столе. Вся его поза меняется, становясь совершенно непринужденной.
– Спасибо, – говорит он спокойным тоном. – Я обязательно позвоню ему, как только закончу здесь.
– Ладно. Э-э… Думаю, это все. Я пойду.
Я поворачиваюсь, берусь за ручку двери, и тут Массимо рычит у меня за спиной:
– Сядь на тот свободный стул в конце.
Все мое тело напрягается. Он никогда не разговаривал со мной таким тоном. Черт. Мне не следовало прерывать их встречу.
– Сейчас же, Брио, – продолжает Массимо. – Захара, пожалуйста, присядь рядом со мной.
Комок застрял у меня в горле. И я, кажется, потеряла контроль над своими конечностями, потому что не могу пошевелиться. Мой взгляд по-прежнему прикован к двери передо мной. Он не может быть серьезным. Так не делается. Только капо и назначенные члены могут посещать заседания Совета.
Тишину нарушает скрежет стула по половицам. Напряжение почти осязаемо.
– Это возмутительно, – до меня доносится чей-то гневный шепот. – Правила…
– Заткнись, Тициано. Когда ты станешь главой Семьи, тогда ты сможешь обеспечить соблюдение правил. Но сейчас я сам выберу, какие правила буду соблюдать, а какие нет.
Парализованная нерешительностью, я остаюсь на месте, уставившись на засохший пузырь краски на двери передо мной.
– Захара, пожалуйста, – доносится до меня гораздо более тихий голос.
Я медленно поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с мрачными выражениями в комнате. Брио занял место слева от Примо и пристально смотрит на меня. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пока мои глаза скользят по длинному столу, ненадолго встречаясь с осуждающими взглядами каждого сидящего мужчины, пока они не останавливаются на Массимо. Он стоит, отодвинув стул слева от себя, который освободил Брио.
У меня дрожат руки, когда я делаю первый шаг вперед, но я отказываюсь смотреть в пол, как делала бы раньше, даже когда на меня смотрели все эти влиятельные мужчины. Все, что они когда-либо делали, – это смотрели на меня свысока. И все же, несмотря на острое давление их глаз, столь знакомое желание спрятаться не покидает меня.
Еще один шаг. И еще один. Я держу подбородок поднятым, а взгляд Массимо не отрывается от меня, пока я пересекаю комнату. Не могу поверить, что он пригласил меня присоединиться к встрече. Это беспрецедентно. Он фактически объявил меня равным каждому мужчине здесь. Равным Тициано, который несколько лет назад попросил меня принести ему еще выпивки, приняв меня за одного из обслуживающего персонала в моем собственном доме. И Примо, которого я подслушала, когда он говорил своей жене, что, если мой отец предложит их сыну мою руку, им придется найти способ избежать этого, надеясь, что папа смилостивится и позволит Нере выйти замуж за их "дорогого Руджеро". И Брио, который однажды прямо спросил моего отца, есть ли у меня дефект речи, потому что я предпочитаю молчать на общественных мероприятиях, а не тявкать без умолку, как другие девочки моего возраста. Все они, должно быть, кипят изнутри, и я не могу не радоваться этому факту.
Когда я занимаю свое место, Массимо помогает мне задвинуть стул, а затем занимает свое место, слегка наклонив голову в мою сторону.
– Итак, на чем мы остановились? – небрежно спрашивает он, бросая взгляд на Брио.
– Ты продаешь наши стрип-клубы Аджелло, – сквозь зубы говорит Брио.
– Да. А взамен он дает нам возможность участвовать в его строительном проекте на Манхэттене. Мы инвестируем в элитный жилой комплекс пятьдесят на пятьдесят и делим прибыль таким же образом.
Абсолютная тишина снова опускается в комнату, пока мужчины смотрят на Массимо с выражениями, колеблющимися между шоком и удивлением. Сальваторе Аджелло известен тем, что убивает любого члена Коза Ностры, не входящего в его собственную Семью, который осмеливается ступить на его территорию. Части тела он обычно отправляет по почте соответствующему дону в пакете. Или в нескольких. То, что он согласился на совместный проект в Нью-Йорке с другой преступной семьей, граничит с научной фантастикой или фэнтези.
– Какова ожидаемая прибыль? – спрашивает Адриано, по-видимому, вернувшись к своему идеальному самообладанию.
– После завершения строительства и выхода кондоминиумов на рынок он прогнозирует прибыль в шестьдесят семь с половиной миллионов для каждой стороны с учетом налогов. Чистый, законный доход, который мы можем легко реинвестировать по своему усмотрению.
– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – вмешивается Брио. – Где гарантия, что Аджелло выполнит свою часть сделки?
Массимо поворачивается к Брио, его лицо – маска едва сдерживаемой ярости. Его челюсть крепко сжата, а вена на лбу пульсирует – верный признак того, что он вот-вот выйдет из себя.
– Ты полагаешь, что я действовал вопреки интересам Семьи? – Голос Массимо звучит пугающе тихо. Кажется, он готов убить Брио на месте. Черт.
– Я просто говорю, что не вижу, какую выгоду это принесет Аджелло. Зачем ему пускать нас? Если только ты не заключил с ним еще одну – личную – сделку, с которой не хотчешь делиться с нами.
О Боже. Брио только что намекнул, что Массимо работает над своими собственными интересами и вопреки интересам Семьи. Я рискнула взглянуть на Массимо, когда он тянется за спину. Он всегда носит с собой пистолет.
Под столом я кладу ладонь на бедро Массимо и сжимаю его. Он, кажется, не замечает. Черт. Я сжимаю его снова, так сильно, что мои ногти почти протыкают ткань его брюк. Его тело напрягается, и на мгновение он просто сидит, заложив руку за спину. Я смотрю на поверхность стола и сжимаю его ногу сильнее, пока мои чертовы пальцы не начинают болеть. Совет еще не проголосовал за него. Он не может просто так убить этого ублюдка за неподчинение или наглость. Пока еще нет.
Не имея другого выбора, я продолжаю делать долгие, ровные вдохи, пока не чувствую мягкую кожу на своих пальцах. Рука Массимо накрывает мою. Несмотря на грубость его кожи, его прикосновение легкое, как перышко. Успокаивающие. Я поднимаю взгляд и обнаруживаю, что Массимо расслабляется, откинувшись на спинку стула, его другая рука на столе. Без пистолета. Слава богу.
– На самом деле… – Его голос безразличен, полная противоположность его поведению всего несколько секунд назад. – Я действительно заключил сделку с Аджелло.
Все глаза теперь устремлены на Массимо. Его взгляд скользит по каждому присутствующему и останавливается на Брио.
– "Аджелло столкнулся с некоторыми препятствиями при получении разрешения на строительство для проекта, который он запланировал в Чайнатауне. Так получилось, что Триада задолжала мне услугу, поэтому мистер Ванг будет рад помочь нашему новому партнеру в их получении.
– Я не помню, чтобы Семья оказывала какие-либо услуги Триаде, – ворчит Тициано.
– Они нет, но я – да, – ухмыляется Массимо. – Их долг был достаточно значительным, чтобы вызвать интерес Аджелло. Именно поэтому я сижу здесь на шесть месяцев раньше, чем ожидалось, после того как он все уладил, – говорит он и пронзает Тициано своим непреклонным взглядом. Затем он поворачивается к Примо. – Начиная со следующего месяца, Примо, ты будешь отмывать грязные деньги Аджелло.
Возмущенные крики взрываются снова, мужчины практически теряют самообладание, но Массимо просто продолжает расслабляться в своем кресле, наблюдая за этой последней вспышкой с безмятежной улыбкой. Все это время он держит мою руку в своей под столом.
– И что мы будем делать с нашими грязными деньгами? – шепчу я.
– Нью-йоркская Семья, конечно, позаботится об этом для нас.
Крики внезапно прекращаются, и все головы поворачиваются к Массимо.
– Даже с многочисленными подставными компаниями, компании, которые мы используем для отмывания наших денег, ведут к нам. Если кто-то копнет достаточно глубоко, он установит связь, – говорит Массимо. – Этот риск практически исчезает с появлением Аджелло. Его инфраструктура добавит по крайней мере три уровня защиты, поэтому отследить источник наших денег будет вдвое сложнее. За счет ипотечных кредитов и процентных выплат завышенные цены будут сведены к нулю. Добавьте сюда полный набор консьерж-услуг и всех дополнительных поставщиков, от которых они зависят, и этот комплекс превратится в чертову лицензию на печатание денег. Итак, мы помогаем Аджелло, он помогает нам. Проблема решена
Почти минуту никто не говорит ни слова. Они просто смотрят на Массимо.
– Думаешь, это сработает? – это сказал Адриано, как всегда проницательный бизнесмен.
– Как швейцарские часы, – заявляет Массимо. – И если понадобится, мы всегда можем заставить болгар «отмыть» наши дополнительные средства через свою сеть автомоек. Мне просто нужно сначала выгнать Каморру из их схемы.
– И как ты собираешься это сделать? – снова спросил Брио..
– Выгнав Эфисио и его банду с нашей территории. Этот его кузен-идиот, Альвино, посмел похитить дочь дона. Это дает нам основания для мести. Я хочу, чтобы Каморра убралась из Бостона. Если они не захотят уйти, я буду убивать их по одному, пока наши улицы не очистятся от их грязи.
– Это было больше трех лет назад, Массимо, – вмешивается Брио. – "Мы не можем действовать сейчас.
Массимо наклоняет голову набок и ухмыляется.
– Я был в отъезде некоторое время и только что узнал об этой маленькой детали. Для меня это случилось как будто бы вчера.
– Нам не нужны стычки с чужаками. Это плохо для бизнеса.
– Позволь мне рассказать вам, что плохо для бизнеса», – рявкает Массимо и наклоняется вперед. – Наши конкуренты думают, что могут вытворять подобное дерьмо и оставаться безнаказанными, потому что Коза Ностра потеряла престижность. Эта эпоха закончилась. С этого момента каждый человек в этом городе будет знать, что никто не смеет связываться с нашей Семьей. Мы будем теми, кем были когда-то – воплощением страха и уважения. Люди будут дрожать, услышав имя Коза Ностра. И если мне нужно будет окрасить улицы Бостона кровью Каморры, чтобы это произошло, пусть так и будет.
Все за столом одобрительно закивали. Даже Брио.
– Я рад, что вы согласны. Тогда давайте сделаем то, ради чего мы здесь собрались, хорошо?
Я сглатываю. Совету пора голосовать. Ритуал голосования, присяга и последующее присяга на верность новому дону священны. Приглашение Массимо присутствовать на этой встрече значит для меня очень много – он, возможно, никогда этого не осознает – но я не хочу, чтобы он нарушал правила из-за меня.
Еще раз слегка сжав его ногу, я встаю и направляюсь к двери, прежде чем он успевает меня остановить.
– Когда закончите, вас ждут закуски в гостиной, – бросаю я через плечо и выбегаю из столовой.
Дверь за Захарой закрывается с тихим щелчком. С ее уходом во мне снова поднимается враждебность. Десять минут назад я чуть не разрушил все, над чем работал всю свою жизнь. Если бы она не схватила меня за ногу и не вырвала из слепой ярости, грозившей поглотить меня, я бы, наверное, убил Брио на месте.
Адриано снимает очки в черной оправе и пронзает меня своим проницательным взглядом. Он, возможно, самый невозмутимый и приветливый человек в комнате, но его слово имеет большой вес. «Старые деньги», как говорится. Как держатель контрольного пакета акций в своей семейной логистической компании, его личный чистый капитал составляет около десяти миллиардов, и более половины из него инвестировано в бизнес Коза Ностры. За эти годы ему не раз предлагали звание капо. Но он всегда отказывался. Если бы не этот маленький факт, я бы поспорил, что это он пытался убрать меня, чтобы стать доном Бостона. У него есть средства, однако по какой-то причине он никогда не интересовался официальной должностью в иерархии Семьи.
– Это невероятно впечатляюще и немного умопомрачительно, что все эти годы вы могли управлять инвестиционным портфелем этой семьи и решать деловые вопросы, находясь за решеткой. И вы не только держали все на плаву, ваши действия привели к значительной финансовой выгоде, – говорит Адриано. – Я склонен полагать, что теперь, когда ты можешь открыто участвовать в делах, ты будешь работать еще лучше. отдаю вам свой голос, Спада.
Я принимаю его решение кивком.
Донателло и Патрисио следующие, и ни один из них никогда не будет противоречить Адриано. Они оба кивают, выражая свою поддержку. Я поворачиваюсь к другому концу стола, устремляя свой взгляд на капо.
– Я отдаю тебе свой голос, – говорят Примо и Тициано в унисон.
Брио молчит, его взгляд сосредоточен на сцепленных на столе руках. Его лицо мрачно, на нем все еще видны следы засохшей крови. Он действительно не хочет, чтобы я возглавлял Семью – это совершенно очевидно – но, поскольку весь остальной Совет согласен, он, должно быть, чувствует, что у него нет другого выбора. Стиснув зубы, Брио тоже кивает.
– Сальво? – Я поворачиваюсь к своему младшему боссу, все еще изо всех сил стараясь не ударить его по голове каждый раз, когда смотрю на него. Прошло несколько дней, и я, похоже, не могу избавиться от своей злости на него после того, как он имел наглость попросить руки Захары. Мой друг был необычайно молчалив всю встречу, и по причинам, которые я не могу объяснить, это раздражает меня. Для него просто нетипично оставаться в стороне от обсуждения. Если я на что-то и мог рассчитывать, так это на то, что Сальво выскажет свое мнение.
– Конечно, я отдаю свой голос тебе, Массимо. Я рад видеть, что ты наконец занял свое законное место. – Он встает со своего места и подходит ко мне. – Моя преданность и моя жизнь – твои, дон Спада.
Опустив глаза, он наклоняется вперед и целует мою руку. Это старая традиция. Демонстрация преклонения и верности власти, но также и признание защиты, которую я получу от этой милостивой власти. Я никогда не был ее поклонником, потому что это напоминает мне культ. Мне не нужно, чтобы они поклонялись мне как гребаному святому. Это последнее, чем я являюсь. И с изменениями, которые я запланировал, изменениями, которые многим из них не понравятся ни в малейшей степени, я не сомневаюсь, что я им не понравлюсь ни в малейшей степени. Однако итальянцы, и особенно мафиози, действительно любят своих церемонии. Поэтому я терпеливо сижу на протяжении всего испытания, пока каждый мужчина не отдаст дань уважения.
– Давайте перейдем в гостиную, выпьем чего-нибудь и обсудим, как нам следует подойти к вопросу ликвидации Каморры, – говорю я.
– Сейчас? – спрашивает Примо. – Уже почти полночь.
– Да, сейчас. – Я окидываю их взглядом… – Отпуск окончен, джентльмены.
***
Почти два часа ночи, когда уходит последний мужчина. Даже несмотря на то, что ребята Пеппе патрулируют территорию и следят за домом, я все равно провожу детальный осмотр верхних и нижних этажей, прежде чем подняться по лестнице на второй этаж.
Дверь в комнату Захары закрыта. Я прижимаю руку к деревянной поверхности, как будто это поможет мне приблизиться к ней. Но это не так. Я знаю, что она там, прямо по ту сторону этого барьера, но дуб под моей ладонью стал буквальным представлением препятствий, которые стоят между нами.
Все мое существо вибрирует от желания войти внутрь, просто быть рядом с ней. Тревога, которая мучает меня последние пять часов, с того момента, как она вышла из зала заседаний, скрутила меня до такой степени, что я едва могу дышать. Я не знаю, как подавить эту маниакальную потребность в Захаре. Мой самоконтроль был натянут до предела.
И это не из-за сексуального влечения. Этому было бы гораздо легче противостоять. Захара прекрасна, настолько прекрасна, что один взгляд на нее заставляет мой предательский член твердеть. Но не только ее красота заставляет меня жаждать ее. Это она. Просто… она.
Ее дух.
Жестокий огонь внутри нее.
Ее безграничное сострадание и понимание.
Она – единственный человек, который заставляет меня чувствовать себя самим собой. С кем я могу говорить о вещах, которые я никогда не озвучил бы в присутствии другого. Когда она рядом со мной, я чувствую себя тем человеком, которым я когда-то был. Тем, кем я хочу быть снова. Она – лекарство от моего безумия, отменяющее его своим прикосновением и улыбкой. Так же, как она сделала это ранее сегодня вечером.
И накануне вечером. И еще в тот, что был до этого. В течение нескольких дней я выходил из себя почти со всеми, кто попадался мне на пути. С рабочими по ремонту. С прислугой. С людьми в общественных местах. Но с ее прикосновением, тихим словом, взглядом мое безумное «я» отступает. Захара заземляет меня, как ничто другое. Без нее я боюсь, что ни мир, ни я не сможем выжить.
Она – недостающая часть моей души. Мое спасение.
Я хочу ее. Хочу ее во всех возможных смыслах. Как друга. И любовницу. Но больше всего, как просто… мою.
Прислонившись лбом к двери, я стискивпю зубы.
Она не моя.
Этого никогда не может быть.
И эта мысль повергает меня в полное отчаяние.
Закрыв глаза, я бьюсь лбом о деревянную поверхность.
Она нужна мне. И я не знаю, как заставить эту потребность исчезнуть
Бах.
Я хочу сделать ее своей. Не обращать внимания на гребаный скандал. Мне всегда было наплевать на мнения людей. Я бы смирился с их презрением и пренебрежением. Я бы смирился. Но тем самым я открою ей путь к позорному клейму на всю оставшуюся жизнь. Семья безжалостна в таких делах, а Захара слишком чиста, чтобы заслужить их презрение.
Бах.
Она мне нужна!
Знать, что это неправильно. Знать, что она достойна лучшего. Не меняет того, что она мне чертовски нужна! Было легче сопротивляться ей, пока я не вкусил запретный плод. Теперь я не могу сдерживаться, как бы я ни старался. Словно прекрасное безумие овладело моим разумом. Оно затягивает меня, не давая пощады. Она – все, о чем я могу думать. Мои руки на ней. Мои губы на ее великолепной киске. Я не могу выбросить эти образы из головы. Я хочу ее, но не могу!
