Текст книги "Сладостное заточение (ЛП)"
Автор книги: Нева Олтедж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Предупреждение
Пожалуйста, знайте, что в этой книге присутствует любовь между сводными братьями и сестрами. Массимо и Захара (Зара) не являются кровными родственниками. Главный герой – сын мачехи Зары от ее предыдущего брака. Если вас это триггерит, пожалуйста, пропустите эту историю.
Также важно отметить, что разница в возрасте между Массимо и Захарой составляет 17 лет.
Ни у кого из них нет общих воспоминаний друг о друге с того периода, когда они недолго жили в одном доме после свадьбы родителей. Когда они впервые воссоединяются в книге “Темный грех”, Заре – 18, а Массимо – 35.
Пролог
Похороны Нунцио Веронезе, Бостон
(Захара 18 лет; Массимо 35 лет)
Только ты, Нера.
Слова Массимо звучат у меня в голове, пока я спешу по грунтовой дороге к парковке. Мое зрение настолько затуманено слезами, что я едва вижу, куда ступаю. Я поднимаю руку и смахиваю влагу рукавом.
Вот ублюдок.
– Зара! Подожди! – кричит мне вслед сестра.
Я ускоряю шаг. Я сейчас не в состоянии с ней разговаривать. Единственное, чего мне хочется, это свернуться калачиком в темном углу и спокойно поплакать.
Когда он приблизился к нам с Нерой, мое сердце забилось так быстро, что я испугалась, что у меня случится сердечный приступ. В каком-то смысле я всегда воспринимала Массимо как нечто нереальное. Неприкасаемое. Недосягаемое. Увидев его здесь, передо мной, как реальное существо из плоти и крови, я чуть не упала в обморок. И мое глупое сердце запело от радости.
Пока он не раздавил его одним простым предложением.
Только ты, Нера.
Я понятия не имею, что он хочет обсудить с моей сестрой. Может, он хочет предъявить права на имущество нашей семьи. Что было бы в духе его коварных методов.
Мне, черт побери, все равно.
Он уже забрал единственное, что мне дорого. Мое сердце.
И он раздавил его.
Глава 1
Пятнадцать лет назад
(Массимо, 20 лет)
– Всем встать.
Я поправляю пиджак и медленно встаю с места подсудимого. Манжеты моей рубашки слишком тугие, натирая и без того раздраженную кожу на запястьях. Ублюдки, которые сопровождали меня из окружной тюрьмы в здание суда, постарались надеть на меня самые маленькие наручники, какие только могли.
Вваливается судья Коллинз. Его копна белых волос и бороды контрастирует с его черным нарядом. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он упорно отводит глаза, будто намеренно. Думаю, он пытается убедить всех, что мы на самом деле не знакомы. Это смешно, учитывая, сколько одолжений он получил от Коза Ностры за десятилетия. Он – вместе с почти половиной бостонской элиты, бюрократов и высшего руководства правоохранительных органов – присутствовал на новогодней вечеринке, где все пошло к чертовой матери.
Я делаю глубокий вдох, ожидая вынесения приговора. После предъявления обвинения и предварительного слушания, по совету адвоката, я заключил сделку. Признание вины по обвинению в преднамеренном убийстве в обмен на ожидаемый срок в три года. Может быть, четыре, если судья не захочет пощадить меня. При трех сотнях свидетелей невозможно отрицать, что я застрелил ублюдка, который убил моего сводного брата. Поэтому я отказался от права на судебное разбирательство и избежал траты кучи времени и денег на это дерьмо, не говоря уже о потенциальном максимальном сроке. Таким образом, с возможностью условно-досрочного освобождения примерно через год, я буду дома в кратчайшие сроки. Неплохая сделка – несколько лет жизни за то, что я прикончил того, кто убил Элмо. И осознание того, что я смог покончить с этим куском дерьма тогда и там, тоже чертовски приятно.
– Массимо Спада, вы признали себя виновным по обвинению в непредумышленном убийстве, как это определено законом и регулируется общим законодательством штата Массачусетс, глава двести шестьдесят пять, раздел тринадцать. – Голос судьи наполняет комнату, и его глаза, наконец, встречаются с моими. – Правосудие слепо, мистер Спада. Все люди равны перед законом. Учитывая серьезность вашего проступка и очевидное отсутствие сожаления в содеянном во время слушания, настоящим я приговариваю вас к восемнадцати годам заключения в государственной тюрьме строгого режима…
В моей голове раздается пронзительный звук, похожий на помехи в старом телевизоре. Он заглушает громкий ропот, внезапно охвативший зал суда.
Восемнадцать лет? Восемнадцать чертовых лет? Нет, этого не может быть. Макбрайд заверил меня, что максимальный срок, который я получу, учитывая связь судьи с Семьей – четыре года. Это ошибка. Другого объяснения нет. Я поворачиваюсь к судье Коллинзу. Смотрю прямо на него. Жду, когда он объявит, что совершил ошибку, пока все это время звон отражается от внутренних стенок моего черепа. Но он не произносит больше ни слова.
Кто-то хватает меня за руки и дергает их за спину. Я смутно вижу, как мой адвокат говорит что-то про апелляцию. Каким-то образом, сквозь шум, происходящий как в моем оглушенном мозгу, так и в комнате, мне все же удается услышать лязг наручников, защелкивающихся на моих запястьях. Этого не может быть. Видит Бог, я не невиновен ни в этом, ни в других совершенных мною преступлениях, но он не имеет права вот так разрушать мою жизнь! Это гребаный кошмар, и мне нужно, чтобы кто-нибудь ударил меня по лицу, чтобы я проснулся, черт возьми!
Я упираюсь пятками в пол, продолжая пристально смотреть на судью, который спускается по ступенькам, покинув свое место.
Нет. Я не позволю ему украсть следующие восемнадцать лет моей жизни.
– Коллинз! – мой рев перекрывает шум приглушенных голосов.
Этот ублюдок даже не моргает. Просто продолжает меня полностью игнорировать.
Макбрайд снова бормочет мне какую-то адвокатскую чушь, его тон почти истеричен. Что-то о том, что я только усугубляю ситуацию, но слова лишь задевают мое сознание, попадая в звон в голове, который становится только сильнее. Руки, несколько пар, хватают меня за руки и толкают к двери со стороны зала суда. Я продолжаю оглядываться через плечо, ища судью Коллинза. Жду, что он положит конец этому безумию. Оглядываюсь через каждые пару шагов, даже когда меня ведут по узкому коридору к камере, где я переоделся в свой свежевыглаженный костюм менее чем за двадцать минут до этого. Мои ноги, кажется, двигаются только благодаря мышечной памяти.
– Две минуты, Спада. – Один из охранников тянется к моим закованным в наручники запястьям. – Машина уже ждет.
– Две минуты на что?
– Чтобы переодеться. – Он вталкивает меня в комнату и кивает в дальний угол.
Кислота подступает к моему горлу, обжигая плоть, когда я прослеживаю его взгляд на шаткой скамье.
Там, на деревянных досках, покрытых потрескавшейся и облупившейся краской, лежит аккуратно сложенная стопка одежды.
Отрицание. Слепая ярость. Беспомощность. Буря разных эмоций обрушивается на меня, все они захлестывают меня одновременно, и внезапно я не могу, черт возьми, дышать. Не могу двигаться. Не могу думать. Единственное, что я могу сделать, это смотреть на ярко-оранжевую стопку одежды на той скамейке, обжигающую мои чертовы роговицы.
Глава 2
Три месяца назад, в канун Нового года
Дом Нунцио Веронезе (Дон Бостонской мафии Коза Ностра)
Запах сушеного орегано и свежих продуктов, спрятанных в деревянных ящиках на полках, борется с легким запахом плесени, висящим в воздухе. Здесь нет окон, и единственным источником света является единственный светильник, свисающий с центра потолка и бросающий желтый отблеск на растрепанного, хнычущего человека. Карло Форино. Двое моих парней обходят его с флангов, не давая ему вскочить с табурета, на котором сейчас сидит его задница.
Я переворачиваю стул и сажусь на него, упираясь предплечьями в прочную деревянную спинку, наблюдая за этим жалким подобием человека. Дыхание Карло учащается, у него практически гипервентиляция, но при этом он избегает встречаться со мной взглядом. Он знает, зачем он здесь. И он знает, что его ждет.
Его тяжелое дыхание смешивается с приглушенными тонами пианино, проникающими через закрытую дверь. Несмотря на то, что вечеринка в основном происходит в главном зале на другой стороне особняка, звуки доносятся сюда, в эту отдаленную кладовую.
– Где наши деньги, Карло? – спрашиваю я.
– Дела в баре идут не очень хорошо, Массимо, – выдавливает мужчина. – Есть некоторые трудности с этим. Но, клянусь, я вам всё верну. Мне просто нужно ещё несколько дней.
Я скрещиваю руки на спинке стула и наклоняю голову.
– Твои проблемы в бизнесе не имеют никакого отношения к нашей сделке. Срок оплаты был вчера.
– На следующей неделе. На следующей неделе я все оплачу.
– Ладно. – Я киваю и поворачиваюсь к Пеппе, который стоит слева от меня. – Там, в ящике, ножницы для мяса. Отрежьте ему мизинец.
– Массимо, – раздается голос Элмо из угла комнаты. – Это действительно необходимо? Он же сказал, что заплатит.
Я оглядываюсь через плечо, пронзая сводного брата своим взглядом. Его лицо имеет странный зеленоватый оттенок, и он судорожно сжимает руки. Даже в своем модном, сшитом на заказ смокинге он все еще выглядит как ребенок. На прошлой неделе Элмо исполнилось восемнадцать, и его отец, дон бостонской Cosa Nostra, решил, что сыну пора принимать более активное участие в делах семьи. Эта "встреча" должна была стать для Элмо знакомством с менее пикантной стороной бизнеса.
Жаль, что Элмо не создан для такой жизни. К слову, как и его отец.
– Мы не благотворительная организация, Элмо. Ты же не хочешь, чтобы этот подонок ходил и трепал языком, что La Famiglia стала слабой, не так ли?
По комнате разносится пронзительный вопль.
– Нет, но… – взгляд Элмо устремляется в сторону Карло, которому, судя по звукам, только что лишили пальца. – Боже мой. Я… меня сейчас стошнит.
Я сжимаю переносицу и выдыхаю.
– Уходи, Элмо.
– Ты же знаешь, я не могу. Папа сказал…
– И я сказал, убирайся отсюда к чертовой матери! – Если он опустошит свой желудок перед нашими людьми, он потеряет их уважение. А в Коза Ностре уважение – это всё.
Я встаю и подхожу к своему сводному брату, игнорируя все более жалкие вопли Карло. Лицо Элмо стало таким бледным, что стало прозрачным. Положив руку ему на плечо, я успокаивающе сжимаю его.
– Я поговорю с Нунцио. Ты уже выбрал колледж?
– Да, но… Я не думаю, что он мне позволит. Он хочет…
– Мне плевать, чего хочет Нунцио. Считай, что все уже сделано. И перестань гладить свой чертов галстук. – Я поправляю ткань, которая была криво завязана на его воротнике. Парень не любитель костюмов, это точно. Мой портной чуть ли не сошел с ума, пытаясь заставить Элмо стоять на месте, пока тот снимал мерки. – Иди, наслаждайся вечеринкой. Я скоро приду.
С глубоким вздохом Элмо кивает.
– Спасибо, Массимо. – Он касается ладонью моей груди и в следующую секунду уже выходит за дверь.
Я оборачиваюсь, готовый закончить свои дела здесь. Карло прижимает к окровавленной руке кухонное полотенце и хнычет, как киска.
Четыре пары глаз прослеживают мой путь к полке, где Пеппе оставил ножницы, засунутые между двумя банками вяленых помидоров. Я достаю из кармана зажигалку и держу слегка изогнутые лезвия ножниц над пламенем.
– Дай мне свою руку.
– Зачем? – хрипит Карло.
– В пальцах много кровеносных сосудов. Не хотелось бы, чтобы ты истек кровью до смерти, верно? Если ты умрешь, кто заплатит твой долг? – Я киваю парням, моей отборной команде головорезов. – Держите его.
Карло пытается сопротивляться, но мои люди легко его усмиряют. Пеппе хватает запястье хнычущего ублюдка и протягивает его раненую руку мне. Засунув зажигалку обратно в штаны, я хватаюсь за ладонь ненадежного идиота.
– У тебя есть три дня, – рявкаю я.
Затем я прижимаю нагретое лезвие к кровоточащему обрубку его пальца, и запах горелой плоти наполняет комнату.
– Массимо. – Дверь кладовки распахивается, открывая Сальво. – Элмо сказал, что ты здесь, и… Что это, черт возьми, за запах?
– Мотивация. Для бездельников. – Я отхожу в сторону, давая ему прямой вид на теперь уже потерявшего сознание Форино.
Сальво громко сглатывает. Его глаза широко раскрыты, когда он скользит по пятнам крови и останавливается на отрезанном пальце на полу.
– Боже правый.
Я качаю головой. Мы с Сальво учились в одной подготовительной школе и были лучшими друзьями с самого первого дня. Если я, человек, который никогда не был частью высшего общества, занимался этим делом годами, то он – представитель четвёртого поколения Коза Ностра, и он привык к роскоши и всему тому, что сопутствует богатству, власти и положению в обществе. Его отец – капо, а его дед в свое время был заместителем босса. Это означает, что Сальво обычно не пачкает руки и даже не опускается достаточно низко, чтобы стать свидетелем того, как проворачиваются самые темные дела нашего бизнеса.
– Что тебе нужно? – спрашиваю я.
– Дон V. спрашивал, когда ты присоединишься к гостям, – бормочет он, все еще не отрывая взгляда от отрубленного пальца.
– Как только вымою руки.
– Эм… ладно.
– Оставь мне несколько креветок, пока Леоне не съел их все, – бросаю я в его быстро удаляющуюся спину.
***
Я вхожу в большой зал, любуясь блеском и гламуром, к которым приложила руку моя мать. Парень в ярком белом костюме все еще играет на пианино, но и сейчас он переключился на более энергичную мелодию. Дон и моя мать мило беседуют с несколькими высокопоставленными лицами города в дальнем конце комнаты, рядом с искусно украшенной рождественской елкой. Если и были какие-то сомнения, то из сейчас нет, поскольку широкая ухмылка Нунцио, стоящего слева от судьи Коллинза, показывает, как искренне он наслаждается всеми фанфарами и другими преимуществами, которые дает ему положение у руля Семьи.
Если бы план пошел так, как надо, на его месте был бы я. Жаль, что иногда все идет не так, как задумывалось.
Меня воспитывали и обучали, чтобы я мог взять на себя руководство Бостонской Коза Ностра с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. В то время как другие отцы брали своих сыновей на футбольные матчи, мой таскал меня в сомнительные клубы и заброшенные здания, чтобы встретиться с нашими поставщиками. Вместо того, чтобы играть в видеоигры, как мои друзья, я учился стрелять. Пока другие мальчики моего возраста листали порножурналы, я сидел с отцом в нашем бухгалтерском офисе, обучаясь отмыванию денег. Каждый раз, когда происходила крупная сделка, мой отец брал меня с собой, чтобы я стал свидетелем этого деяния. Несмотря на то, что мой отец был бостонским доном, меня не баловали, как сыновей других привилегированных членов Семьи. Наша кровь определенно не была голубой.
Мой отец начинал как простой рабочий, трудившийся на одном из складов Коза Ностры. И провел два десятилетия, поднимаясь по карьерной лестнице, пока не стал заместителем босса. Затем, восемь лет назад, он взял на себя руководство Бостонской семьей. Отец считал, что только тот, кто прошел все ступени лестницы Коза Ностры, может стать хорошим лидером. Потому что только тот, кто лично знаком с тяжелым положением солдат, будет действовать в интересах каждого члена La Famiglia, а не только высших чинов. А поскольку он хотел, чтобы я сменил его на посту дона, это означало, что я тоже должен был пройти через все это.
Так я и поступил. Собирал деньги с тех, кто был нам должен. И выбивал дерьмо из тех, кто не мог заплатить. Я даже не могу сосчитать, сколько раз я возвращался домой с пятнами крови на одежде после того, как воочию наблюдал, как вершится правосудие Cosa Nostra. Я сопровождал пехотинцев в их обходах по району или отправлялся с ними на возмездие другим преступным организациям. Я проводил больше дней в баре на набережной с мускулами организации, играя в покер и выпивая, чем вечеров со своими школьными друзьями. Я не пошел на выпускной бал, потому что провел ночь, растянувшись на деревянной скамье в задней комнате казино, пока врач извлекал пулю из моего бедра после того, как сделка с наркотиками пошла наперекосяк. Довольно насыщенная острыми ощущениями жизнь для подростка. И мне это нравилось.
Я никогда не переживал из-за своего потерянного детства, потому что знал, что меня готовят к тому, чтобы я возглавил Семью, когда придет время. Но это время пришло слишком рано. Мне едва исполнилось восемнадцать, когда умер мой отец. На десять лет раньше, чем кто-либо мог даже рассмотреть меня на эту роль. Я был молодым щенком среди опытных собак. А этих сук нельзя было научить никаким новым трюкам.
На быстро собравшемся собрании семьи Нунцио Веронезе был избран следующим доном. Это был неожиданный поворот событий. Пока этого не произошло, я был уверен, что это будет Батиста Леоне. Старше. Более опытный. Заместитель моего отца. Думаю, даже сам Нунцил был несколько удивлен, когда оказался лидером Коза Ностры в Бостоне.
У Веронезе были маленькие дети, а жену он потерял при родах всего несколько месяцев назад. Поэтому на той же встрече была заключена сделка о его женитьбе на моей матери. Вскоре они поженились. Мудрый шаг. Нет лучшего способа укрепить свои позиции в качестве нового дона, чем жениться на вдове своего предшественника и привести его сына под свою крышу. Учитывая мой возраст – зрелый, но не для того, чтобы сидеть во главе стола – я был понижен до положения прославленной «левой руки» Нунцио. Посланник, выносящий приговоры и наказывающий от имени нового дона.
Громкий, радостный смех раздается из группы, стоящей у рождественской елки, возвращая меня на вечеринку. Вероятно, пошутил Нунцио. Шикарные ужины и вечеринки с нашими инвесторами, публичные выступления и мероприятия по сбору средств для организаций, через которые мы отмываем деньги, всегда были коньком моего отчима, и он справлялся с ними безупречно.
Харизма этого человека не имеет себе равных. Нунцио Веронезе может уговорить вполне рационального человека отрубить себе руку и убедить его, что это для его же блага. У них даже может возникнуть желание поблагодарить его за это. Люди всегда тянутся к нему, как к гребаному солнцу. Важные, влиятельные люди. Он играет в гольф с начальником полиции каждую вторую среду. Открыто приглашает все влиятельные семьи Большого Бостона. Каждая светская львица и жаждущий власти представитель бостонской элиты побывал хотя бы на одном из летних барбекю Нунцио на заднем дворе. Ему даже удалось уговорить судью штата Массачусетс прийти на нашу новогоднюю вечеринку.
Со времен моего отца, когда он был доном, Коза Ностра склонялась к более "популистскому" подходу и избегала открытых столкновений с законом. Возможно, именно поэтому Нунцио был выбран в качестве преемника моего отца. Семья была уверена, что сделала хороший выбор.
Но они ошибались.
Нунцио не плохой человек. И это его худший недостаток. Он не подходит для руководства мафиозной семьей, потому что когда дело доходит до темной стороны нашего бизнеса, стороны, которая требует ужасной и мерзкой работы, у него нет на нее смелости. Это стало совершенно ясно вскоре после того, как он взялся за правление. Когда ему в первый раз понадобилось убить человека, бедняга чуть не упал в обморок. Он даже не смог всадить пулю в голову стукача, вместо этого попав в плечо ублюдка. Слава богу, что в комнате были только я и он. Мне пришлось вмешаться и закончить работу за него. Мне тогда было столько же лет, сколько Элмо. И это было даже не первое мое убийство.
Я надеялся, что Нунцио хотя бы проявит настойчивость в других областях. Но он показал себя абсолютно неспособным вести дела и финансы семьи. Хотя нельзя сказать, что он не пытался. В течение трех месяцев после вступления в должность он вложил все наши отмытые деньги в крупный строительный проект, но не смог проанализировать риски и рассчитать предполагаемые расходы. Мы потеряли ликвидность и остались с недостроенным жилым кварталом в пригороде и без денег на завершение строительства. Мне пришлось задействовать несколько связей моего отца, чтобы найти инвесторов, готовых купить квартиры еще до того, как была завершена стадия "серой оболочки". После этого фиаско Нунцио стал консультироваться со мной по всем инвестициям. К моему девятнадцатому дню рождения, без ведома остальных членов семьи, я принимал все деловые решения вместо дона.
Поэтому мы с Нунцием заключили собственную сделку. Я занимаюсь тяжелой работой. Управляю финансами. Решаю вопросы инвестиций. Калечу и убиваю людей, когда это необходимо. А он мирится с бессмысленным, напыщенным дерьмом, вроде организации вечеринок для людей, которые воткнут тебе нож в спину, как только ты повернешься, или ходит на сборы средств и уговаривает важных людей, которые нужны нам на нашей стороне. А когда мне исполнится двадцать пять, он сделает меня капо. А потом – своим младшим боссом. И когда придет время, когда меня сочтут "достаточно взрослым", чтобы взять бразды правления Семьей, он уйдет в отставку. Если нет, я просто убью его.
– Привет, Массимо. – Брио, глава нашего казино, догоняет меня, когда я пробираюсь сквозь толпу. – Босс говорил что-нибудь о плане расширения, который я представил на прошлой неделе?
– Да. – Я беру бокал шампанского с подноса официанта. – Он сказал, что это полная чушь. При текущем уровне доходов никакого расширения в течение двух лет как минимум.
– Черт! Я потратил недели на проработку деталей, поиск подходящих мест для нового казино. Я даже исследовал… – Я позволил Брио продолжать свою непрекращающуюся болтовню, жалуясь на решение «дона», и осмотреть людей в комнате.
Уже почти полночь, так что все отлично проводят время, более или менее тратя его на льющееся рекой шампанское. Я делаю вид, что не замечаю две крошечные фигуры, прячущиеся за перилами на площадке второго этажа. Мои сводные сестры любят вылезать из постели и шпионить за гостями во время подобных вечеринок. Мать снимет с них шкуру, если увидит их.
Нере было три года, когда моя мать вышла замуж за Нунцио, а Захара была еще младенцем, ей едва исполнился год. Они обе считают мою мать своей. Они даже называют ее «мамой». Я не против. Маленькие соплячки те ещё помехи, которых я просто стараюсь игнорировать, но мама любит их, как будто они ее собственная плоть и кровь. Я рад. Я никогда не был ласковым ребенком, которого интересовали объятия и поцелуи. Я рад, что у нее наконец-то появился шанс стать любящей, заботливой мамой для двух девочек, которые жаждут ее тепла так, как я никогда не жаждал.
Мой взгляд перемещается на пару, наполовину скрытую мраморной колонной в прихожей, пока они настойчиво бормочут что-то друг другу. Похоже, Элмо пытается умаслить сестру Тициано. Господи, она почти вдвое старше его и легко прожует его и выплюнет, несомненно, разбив ему сердце.
По какой-то совершенно необъяснимой причине я связан со своим сводным братом. Может быть, потому, что он единственный по-настоящему добрый человек, которого я знаю, помимо моей матери. В мальчике нет ни единой злой косточки, несмотря на то что он родился в мире мафии и постоянно окружен змеями. Он – все то, чем я никогда не буду. Добрый. Вдумчивый, особенно в отношении окружающих его людей. И бескорыстный до предела.
В глубине души я всегда задавался вопросом, каково это – иметь брата. В детстве я жаждал иметь своего доверенного человека, с которым я мог бы поделиться своими переживаниями. Какое давление я испытывал, чтобы соответствовать ожиданиям отца. Каждый раз проявлялся привкус кислоты во рту, когда мне приходилось калечить или убивать человека. И чувство пустоты, которое в конце концов наступало, когда этот кислый привкус притуплялся.
Очень скоро этот горький ожог перестал саднить в горле. Я привык к нему. Работа стала похожа на любую другую. Но время от времени в голову закрадывались шальные мысли. Ощущение неправильности того, что я забираю жизни, не испытывая при этом ни малейшего беспокойства. С другой стороны, я понял, что перестал чувствовать напряжение, которое испытывал. И это осознание еще больше раздробило меня.
Я никогда не смог бы признаться в этих опасениях отцу, не показавшись слабаком. А о том, чтобы рассказать об этом матери, не могло быть и речи. Она до сих пор питает иллюзии, что ее сын – хороший человек. Но брат? Да, я мог бы довериться брату. И Элмо – самый близкий мне человек.
Возможно, именно поэтому я чувствую странное желание защитить Элмо от тех, кто использует его в своих корыстных целях. Он мечтает о колледже и нормальной жизни. И я сделаю все возможное, чтобы это случилось.
Среди празднеств где-то у входной двери раздаются громкие голоса. Мой взгляд устремляется на вход, где двое, очевидно, пьяных мужчин спорят. Господи. Я оглядываю комнату, пытаясь заметить одного из наших охранников, чтобы вышвырнуть идиотов, когда начинают летать кулаки. Один толкает другого, крича в лицо своему противнику, и лезет ему под куртку.
Я тут же направляюсь к ним и краем глаза вижу, как Элмо делает то же самое.
– Элмо! – кричу я. – Назад!
Он либо не слышит моей команды, либо решает проигнорировать меня, думая, что может успокоить ситуацию. Я бегу на полной скорости, но поскольку он был ближе, Элмо достигает разъяренных мужчин всего за несколько секунд быстрее меня.
Кончики моих пальцев почти касаются его куртки, когда я бросаюсь к нему, чтобы оттащить его, как раз в этот момент раздается оглушительный выстрел.
И это единственное, что я слышу.
Никакой музыки. Никакого смеха. Просто сотрясающий землю взрыв. А затем Элмо отступает назад, врезаясь в мою грудь.
Вокруг нас раздаются крики.
– Элмо! – кричу я, обнимая его за талию, чтобы поддержать.
Ткань его смокинга мокрая на моей ладони, и его кровь сочится по моей руке. Не видя ничего, кроме красного, я позволяю дикой ярости поглотить меня. Где-то в глубине моего сознания я осознаю, что здесь слишком много людей, слишком много свидетелей. Значительная часть из них не являются членами Семьи. Включая начальника полиции Бостона.
Мне все равно.
Не заботясь о последствиях, я тянусь за спину и достаю свой Глок. Со следующим вдохом из моего горла вырывается животный рев, и я посылаю пулю между глаз ублюдка, который только что застрелил моего сводного брата.
