Текст книги "НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ"

Автор книги: Нестор Махно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

О РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДИСЦИПЛИНЕ

Мне задали товарищи вопрос: как я понимаю революционную дисциплину?

Под революционной дисциплиной я понимаю самодисциплину личностей, устанавливающую в действующем коллективе одинаковую, строго продуманную и ответственную линию поведения для членов коллектива, приводящую к точной согласованности, как действия, так и мысли их.

Без дисциплины в организации, как авангарде Революции, немыслимо серьезное дело революции. Без дисциплины авангард революции не может быть таковым; ибо, находясь в разбродном дезорганизованном состоянии, он бессилен формулировать задачи дня, чего для него, как инициатора, потребуют массы.

Эти положения я основываю на наблюдении и опыте. Предпосылки их следующие:

Русская революция в своем проявлении несла много положении чисто анархических. И если бы анархисты были тесным образом организованы и в своих действиях придерживались определенной дисциплины, они не понесли бы такого глубокого поражения в ней, какое имелось в действительности.

Но потому, что анархисты всех «толков и направлений» не представляли из себя, даже в своих фракционных группировках, определенного законченного в своей целости, дисциплинированного действующего коллектива, они не выдержали предъявленного революционной обстановкой политического и стратегического экзамена.

Их дезорганизованность, приведшая к политическому бессилию, породила две категории анархистов:

Одна категория – это те, кто бросился на систематические захваты буржуазных домов, особняков, в которых поселялись и жили во благо свое. Это с дугой стороны те «анархисты-гастролеры», которые переезжают из города в город, в надежде всегда на своем пути найти ночлежку – дом безделья – и жить в нем по мере их желания.

Другая категория – это те, кто порвали всякую честную связь с анархизмом (хотя за границами русской революции некоторые из них и по сию пору числятся чуть не вождями русского анархизма) и бросились на должностные места большевиков даже тогда, когда анархисты, сохранившие себя на своем посту и заклеймившие позор большевиков в Революции, за этот свой честный акт революционеров, расстреливались большевиками.

Из выше приведенного прискорбного факта становится совершенно понятным, почему я не могу быть равнодушным к существующему сейчас в анархических рядах разгильдяйству. Оно мешает им создать коллектив, перед которым бы люди, хватающиеся за анархизм ради фразы, люди, давно похоронившие себя для дела анархизма, или люди, лишь болтающие об анархизме, о его целости и действиях против врага, а когда доходит до дела, бегущие от этой целости, представились бы в ином виде, и ушли бы на подобающее им место. Вот почему я говорю об анархической организации, основанной на началах товарищеской дисциплины.

Такая организация приведет к необходимой согласованности все живые силы анархизма страны, и она же поможет анархистам занять свое должное место в великой борьбе труда с капиталом.

От этого идеи анархизма в массах только выиграют, а не пострадают. Бежать от такой организованности может только безответственный, пустой болтун, до сих пор занимавший в наших рядах по нашей же вине чуть не первое место.

Ответственность и дисциплина революционера не должны пугать. Они его спутники во всех делах рабочего анархизма.

«Дело труда», № 7-8, декабрь, январь 1925 г.

ИДЕЯ РАВЕНСТВА И БОЛЬШЕВИКИ

XIV Съезд Р.К.П. решительно осудил идею равенства. На эту идею Зиновьев сослался до съезда в полемике против Устрялова и Бухарина. Он заявил, что вся философия нашей эпохи пропитана стремлением к равенству. Против этой мысли решительно выступил на съезде Калинин. Он считает всякое упоминание о равенстве вредным и недопустимым. Рассуждения его таковы: – можем ли мы говорить о равенстве крестьянам? Нет, не можем. Ибо в противном случае они потребуют одинаковых прав с рабочими. А это противоречит диктатуре пролетариата. Можем ли мы напоминать о равенстве рабочим? Нет, не можем. И вот почему. На одной и той же работе стоят коммунист и беспартийный. Коммунист получает по шестому разряду, а беспартийный – по третьему. Признайте равенство, – и завтра же беспартийные рабочие потребуют, чтобы их во всем сравняли с коммунистами. Мыслимо ли это, товарищи? Нет, не мыслимо... А можно ли призывать к равенству коммунистов? Нет, нельзя – потому что коммунисты тоже разное положение занимают... И в смысле прав и в смысле благ.

По всем этим соображениям Калинин находит, что употребление слова: «равенство» Зиновьевым имеет чисто догматические и вредные цели. Отвечая на это, Зиновьев заявил съезду, что он говорил о равенстве в другом смысле. Он, Зиновьев, имеет в виду лишь «социалистическое равенство», которое будет в более или менее отдаленном будущем. Сейчас же, пока не совершилась мировая революция и неизвестно, когда совершится, ни о каком равенстве не может быть речи. И в особенности недопустимо признание правового равенства, ибо оно ввергло бы нас на путь опаснейших демократических уклонов.

Резолюцией это достигнутое единомыслие не закреплено. Но по существу обоими спорившими на съезде сторонами идея равенства одинаково признана непозволительной.

А ведь совсем недавно были иные времена, когда большевики говорили иные речи.

Под знаменем равенства они в Великой Русской Революции шли на свержение буржуазии вместе с крестьянами и рабочими, и пришли за счет их к политическому господству в стране.

Под этим же знаменем на протяжении восьмилетнего царствования над свободой и жизнями трудящихся бывшей России, ныне «Союза Социалистических Советских Республик», большевистские цари убеждали трудящихся своего Союза, которых угнетают, и трудящихся других стран, над которыми еще не имеют власти, что они преследуют, томят в тюрьмах и ссылке, убивают своих политических противников только во имя Революции – ее равенственных начал, которые большевизм, мол, внес в революцию, а противники его стремятся разрушить.

На протяжении восьми лет лилась кровь революционеров анархистов, не захотевших рабски преклониться и преклонить своих знамен перед насилием захватчиков власти и перед их безответственностью и заведомо ложными положениями.

В этом преступном деле большевиков, деле, не имеющем себе иного названия, как только кровавого разгула большевистских богов, умерли лучшие сыны революции только за то, что были верными носителями ее идеалов. Их нельзя было подкупить на измену. Они честно отстаивая заветы Революции, стремились преодолеть безумие большевистских богов и пробить ими созданные плотины на пути развития революции, чтобы вывести революцию из большевистского тупика на путь действительной свободы трудящихся и подлинного их равенства.

Большевистские боги усмотрели в этом стремлении сынов революции конец своему безумию и своим привилегиям, которые они успешно перехватывали у низвергнутого буржуазного строя и обманным образом закрепляли их за собой. – Они провозгласили смерть революционерам. Рабы их поддержали, и полилась кровь.

Восемь лет непрестанно лилась кровь рабочих и крестьян-революционеров. И спрашивается – во имя чего же она лилась?

Все, якобы, во имя равенства и свободы трудящихся, все во имя их, большевики уничтожали тысячами безыменных революционеров-борцов, награждая их эпитетами «бандитов» и «контрреволюционеров».

Этой ложью большевики прикрывали от трудящегося класса мира истинное положение вещей в России и свое банкротство в социальном строительстве, банкротство в котором они не хотят сознаться еще и теперь, когда оно больше чем очевидно для всякого, имеющего глаза.

Анархисты во время предупреждали трудящихся всех стран против преступлений большевизма в русской революции. Большевизм, как идеал своеобразного централизованного пангосударства явился в русской революции врагом свободному духу революционных тружеников. Путем беспримерных насилий он в корне пресекал его развитие и грязнил все достойное и лучшее в революции. Удачно маскируясь, он в то же время скрывал свое настоящее лицо от взора трудящихся всех стран, выдавая себя за поборника их интересов. Лишь теперь на девятом году своего царства, все более и более сближаясь с международной буржуазией, он начинает снимать с себя революционную маску и перед миром труда ясно обрисовывается лицо хищника и эксплуататора.

С идеей равенства у большевиков покончено не только на деле, но и в теории. Сама эта идея объявляется вредной для большевиков. Оно и понятно: их господство держится на прямо противоположной идее, -на вопиющем неравенстве, весь ужас и зло которого легли на спины трудящихся.

Пожелаем же, чтобы трудящиеся разных стран сделали необходимые выводы и в свою очередь покончили бы с большевиками, как носителями идеи рабства и угнетателями труда.

«Дело труда», № 9 февраль 1926 г.

ПАМЯТИ КРОНШТАДТСКОГО ВОССТАНИЯ

День седьмого марта – скорбный день не только для трудящихся так называемого союза Советских Социалистических Республик, которые так или иначе причастны к Кронштадтским событиям, разыгравшимся в этот день, он тяжелый для трудящихся всех стран, 7-е Марта говорит нам о том, что свободные духом революционные рабочие и матросы Кронштадта потребовали от казнившего Русскую Революцию красного палача – Р.К.П. и ее слуги Советского Правительства.

Кронштадтцы требовали от этих государственных вешателей всего лучшего, принадлежащего труженикам села и города по праву революции, ими совершенной.

Они требовали воплощения в жизнь принципов Октябрьской революции:

– «Свободного избрания Советов, Свободы слова, печати для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистических партии»...

Российская Коммунистическая партия усмотрела в этом покушение на свое господское положение в стране и, прикрывая свое подлое лицо палача маской революционера и друга трудящихся, объявила свободных матросов и рабочих революционного Кронштадта контрреволюционерами и бросила против них десятки тысяч темных рабов-красноармейцев с целью истребить этих честных революционных борцов, совесть которых была чиста перед революционным народом и не позволяла им бросаться в объятия лжи и подлости Р.К.П., топтавшей права революции, права трудящихся.

7-го марта 1921-го г. В 6 час. 45 м. Вечера по Кронштадту был открыт ураганный артиллерийский огонь.

Естественно, что революционным Кронштадтцам необходимо было защищаться. И они защищались, имея в виду себя и других. Да, именно и других; ибо их защита в Кронштадте, защита своих революционных прав, руководствуясь которыми они предъявляли требование большевистской власти прекратить произвол над правами трудящихся

– отражались в сердцах всей подневольной России. Последняя готова была их поддержать в этой их справедливой и героической защите. Но она была в это время порабощена, закована в цепи карательных красноармейских и чекистских отрядов, специально выделенных для подавления свободного духа и воли страны.

И сколько погибло в этой защите Кронштадтцев и напавшей на них слепой красноармейской массы, руководимой большевиками, об этом трудно точно сказать. Но факт тот, что всех погибших в этих событиях в один десяток тысяч не вместишь. И все погибшие суть рабочие и крестьяне, все они – те, за счет которых большевистская партия, обманывая их лучшим будущим, пробралась к власти, силами которых эта партия долгие годы пользовалась в своих личных интересах, в интересах развития и усовершенствования своего политического и экономического господства в стране.

Все лучшее, за что боролись в русской революции рабочие и крестьяне, революционные Кронштадтцы защищали в своей героической борьбе с большевистской олигархией. За это последняя их истребила,

– на половину истребила физически в дни своей победы над ними; на половину томит по сырым застенкам тюремных казематов, полученных ею, как наследие от царско-помещичьего строя, и по концлагерям других стран, в Финляндии в особенности.

С этой стороны 7-е марта является скорбным днем для трудящихся всех стран. В этот день не у одних только российских тружеников вырвется из груди крик боли за погибших и оставшихся в живых революционных кронштадтцев, томящихся под замком большевистской каторги.

Но стонами этот вопрос не разрешится и не должен разрешиться. Трудящиеся всех стран, не зависимо от дня 7-го марта, должны организовать всюду митинги протеста, как против совершенных Р.К.П. злодеяний в Кронштадте над революционными рабочими и матросами, так и за освобождение уцелевших из большевистских тюрем вообще и из финляндских концлагерей в частности.

«Дело труда», № 10, март 1926 г.

СОЗДАДИМ ФОНД ПОМОЩИ ЗАКЛЮЧЕННЫМ АНАРХИСТАМ

Кто из нас не помнит величайшей по своим заданиям Русской Революции в октябрьские, ноябрьские, декабрьские и январские дни 1917-18 годы.

Все мы помним, все мы знаем ее и в эти дни и в сменившие их затем месяцы и годы, – знаем если не благодаря непосредственному участию в событиях ее, то через печать носителей идеи анархизма.

На передовых позициях этой Революции умерли лучшие работники анархизма и преданные сыны трудового люда. Они своей преданностью делу революции и анархизму увлекали за собою силы труда разрушать подлый строй неволи и на место него строить свободное общество равных тружеников.

Многие из них умерли; но те, кто остались в живых, за свою преданность делу труда, его идеалам, попали в полицейские лапы восторжествовавшей в стране партии большевиков – коммунистов, частью были убиты этой партией, частью же попали на большевистскую каторгу, где и до сих пор томятся в тяжелых условиях заточения.

Очень много наших товарищей, сидевших в большевистских тюрьмах и концлагерях по пять и шесть лет, снова по окончании сроков присуждены большевистской властью к новым срокам наказания.

Много в тюрьмах большевистского государства заключено товарищей, о которых нам просто неизвестно, в каких областях они находятся. Не сегодня-завтра они отзовутся, или мы должны разыскать их сами...

Их много, их целые вереницы в большевистских застенках.

Не надо медлить ни одного дня. Следует помнить, что всякий лишний час пребывания наших товарищей на большевистской каторге многим из них грозит смертью. Нужно действовать в двух направлениях. Во-первых, необходимо в международной революционной печати поднять кампанию за освобождение всех анархистов, социалистов и беспартийных революционеров и за раскрепощение революционной мысли в России.

Далее, необходимо организовать материальную помощь заключенным товарищам путем сборов, пожертвований, устройством предприятий, выпуском подписных листов и т. д.

При этом, по-моему, дело материальной помощи заключенным товарищам ни в какой мере не должно поручаться тому или иному отдельному лицу, как бы оно себя высоко ни ставило, а только лишь ответственной анархической организации.

Всякий активный, искренно преданный анархизму анархист, прежде всего сам постарается быть в рядах организованного анархического движения и оттуда вести работу, сколь бы скромна она ни была.

Дело организации помощи, заключенным анархистам, есть прежде всего дело ответственных анархических организаций. Таких организаций в настоящее время наметилось три: «Голос Труда» – Буэнос-Айресе (Южная Америка), «Федерация анархистов в Северной Америке» -(включая сюда и образовавшийся недавно в С. Америке Черный Крест) и «Группа русских анархистов за границей» (в Европе). По адресам этих организаций и следует направлять собранные для заключенных анархистов средства.

Итак, за работу, товарищи!

Общими усилиями создадим общий и по возможности постоянный анархический фонд помощи нашим товарищам анархистам – борцам за новый мир свободного труда.

Н.Махно «Дело труда», № 12, май, 1926 г.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО Т-ЩУ МАКСИМОВУ

Тов. Максимов, в № 18 «Голоса Труженика» Вы ставите мне ряд вопросов: как назвать этот общественный строй, который обрисован «в Декларации махновцев-повстанцев»? Как назвать тот опыт, который родил такое произведение, как Декларация?.. и т. д.

Не будь этих существенных вопросов, я не стал бы отвечать на ваше возражение против меня, возражение, построенное на отдельных фразах из моего открытого письма к Г.Д.

Эти существенные вопросы побуждают меня дать вам на них ответ.

Проект «Декларации повстанцев-махновцев» не является конституцией махновского государства. И я поражен, что вы имеете такое нелепое понятие о ней. Вы ведь хорошо знаете, что повстанцы махновцы о государстве вообще никогда не замышляли. Или вы для пущей важности прибегли к повторению пустых слов отставного большевистского генерала Льва Троцкого?

Проект Декларации повстанцев-махновцев – есть поспешный плод работы нашей Гуляй-Польской группы анархо-коммунистов в момент тяжелого положения революции на Украине, боевой обстановки, когда нам некогда было посылать гонцов в города к тем или другим теоретическим силам анархизма, чтобы услыхать их формулировку заданий анархизма сегодняшнего дня.

На протяжении первых двух лет и четырех месяцев моей активной анархической борьбы в Русской Революции, борьбы в самой гуще украинской подневольной деревни, и вместе с подневольной деревней я не видел в городском анархизме конкретных положений, через которые можно было бы практически сроднить деревню с идеей анархизма в городе.

Я упорно стремился выработать эти положения в повседневной практической борьбе за эти годы. Но в силу целого ряда причин, и первое из них серьезное теоретическое бессилие, мне это мало удавалось. Я с особой болью в сознании этого начал впадать в наивность и ожидать, что теоретики, которых у нас за время Революции слишком много народилось, что-либо наметят. Но и этого не дождался.

И вот, когда революционно-крестьянская армия повстанцев-махновцев была сбита с противоденикинского фронта с одной стороны самими деникинскими частями с другой прямой изменой большевистского красного командования, я принужден был с некоторыми частями этой армии очутиться в новых областях Украины. Там трудовое население ничего не знало о нашем движении и было отравлено, с одной стороны, петлюровской государственностью, с другой, деникинской и большевистской (это был период, когда Троцкий провозгласил лозунг: лучше сдать всю Украину Деникину, чем дать развиться махновщине).

В этих новых областях в боевой обстановке наспех я набросил в основных пунктах декларацию.

Мы, анархисты-крестьяне, долго оспаривали ее пункты, все не решаясь выпустить их в свет.

Как вдруг неожиданно для нас в наших рядах очутились анархисты «набатовцы», в числе которых был и тов. Волин.

Тов. Волину, как теоретику-анархисту, были вручены эти пункты «Декларации» для просмотра и детальной разработки. Тов. Волин около месяца трудился над ними и представил их в Совет Армии, командному составу и представителям повстанческих частей уже в законченном виде со своим предисловием.

Мы видели, что в основном пункты «Декларации» ни в чем не изменены, а только пополнены литературными зигзагами с более выпуклым выражением литературного языка, что придало ей изящный и более выпуклый вид. Снова в наших рядах крестьянской группы возникли, было, прения из-за некоторых пунктов этой декларации. Но, в конце концов, группа, как и я, снаивничали, что раз, дескать, она прошла через руки товарища, который, как мы считали, теоретически более подготовлен в анархизме, и раз он не устранил из нее пунктов, из-за которых мы спорили между собою, значит, эти пункты не противоречат анархизму. А в том, что они сочетаются с моментом Революции, мы были убеждены. – Поэтому «Декларация» была принята, как «проект декларации» и как проект нами всюду понималась.

Правда, после этого у ряда товарищей возникло сомнение относительно теоретических знаний анархизма товарища, редактировавшего Декларацию. Я, однако, считал важным, чтобы в наших рядах были люди с анархическим образованием, я полагал, что таковым является тов. Волин, и настоял еще до этого перед Советом Армии освободить меня от председательствования в нем. Я выставил кандидатом на этот пост товарища Волина, который и был избран председателем Совета Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев) и был проведен на этот пост по приказам повстанческой армии.

Такова история возникновения «Проекта Декларации» Повстанцев-Махновцев, которую вы, товарищ Максимов, по незнанию называете прямо «Декларацией».

В этом «проекте» есть недомыслие, но как видите, за него прямо ответственно не махновское движение, а я и т. Волин.

Ну, а что касается ваших ссылок на Бакунина, то я должен вам сказать, что когда вы хватаетесь за идеи «переходного периода», вы искажаете бакунинское понятие о нем.

Великий Бакунин, эта неутомимая революционная сила, мыслил «переходный период» – по-моему – в полном упразднении классового государства и экономического неравенства; но ни в коем случае не политической системе «распыленной власти», которую русские анархо-синдикалисты вынесли из Русской Революции по недомыслию, подчинившись разложению (по городам) и бездействию анархических групп и федераций в рядах подневольной деревни...

Я уверяю вас, товарищ Максимов, что систему о «Переходном Периоде» и «распыленной власти» русских анархо-синдикалистов, одном из творцов которой является, кажется, и вы, Бакунин назвал бы прямой атакой против его понимании анархизма вообще и его практической политики в частности. А над вашими ссылками на него в области понимании «переходного периода», он прямо посмеялся бы и сказал бы: – анархизму ничего не страшно. Он могуч и силен и, как только организованно займет свои позиции в деле подневольного труда – Социальной Революции – он всякие уродства изживет на своем пути...

На счет ваших, тов. Максимов, ссылок на социал-демократа Дана, должен заметить, что они уместны только для беспочвенных пастырей, блуждающих в области пустословии. Знающий обычай социал-демократии атаковывать враждебные ей течения и в особенности анархические и синдикалистические, этих вздутых ссылок на нее не приемлет; ибо он видел, что анархическое движение в России, как тянулись на буксирном, от старости расшатанном тарантасе за событиями, так и по сию пору тянутся. И будут так тянуться до тех пор, пока мы не позаботимся разбить совсем этот тарантас и на место него построить строго действенные организации.

С товарищеским приветом. «Дело труда», № 15, август 1926 г.