Текст книги "НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ"

Автор книги: Нестор Махно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Александр Скирда. Предисловие для русского издания
Слово Нестору Ивановичу Махно!

Двадцать лет тому назад, в 50-ю годовщину смерти Н.И. Махно, мы издали сборник его зарубежных публицистических материалов во французском переводе11
  Nestor Makhno. La lutte contre i'Etat et autres ecrits. Paris, 1984.


[Закрыть], а затем – на английском языке22
  The Struggle Against the State and Other Essays by Nestor Makhno. AK. Press, Edinburg-San Francisco, 1996.


[Закрыть]. В этом году – 70-летие этого печального события, так что мы решили выпустить этот сборник на языке оригинала, то есть на русском33
  В 1999 г. мы предоставили 6 статей для участия в замечательной книге: Нестор i Галина. Розповдають фотокартки. Вiктор Яланський, Лариса Верьовка. Київ-Гуляйполе, 1999, стр. 513-540. Вечная память покойному В.Яланскому († 2003), внучатому племяннику Нестора Махно, посвятившему многие годы и приложившему немало усилий для реабилитации своего прадяди.


[Закрыть], дополненный другими статьями и текстами. В результате представляем полное собрание – кроме мемуаров – зарубежных сочинений великого бунтаря.

Следует, кстати, напомнить, что повстанческое движение Левобережной Украины было проявлением народной самообороны во имя социальной справедливости и национального освобождения от завоевателей всех мастей и паразитов всех сортов.

Стремления Н.И. Махно и его соратников основывались на учении Михаила Бакунина и Петра Кропоткина – анархо-коммунизм – так, как они его определили во второй половине XIX столетия: этическое соотношение между средствами и целью, взаимопомощь, самоуправление и самодеятельность; одним словом, честь быть человеком, а не хищником, как проявил себя человеческий род в XX веке. Более того, анархия понималась как завершающая стадия гармонического общественного строя – мать порядка, по выражению знаменитого французского ученого Элизе Реклю, а не всеобщий беспорядок, как принято в вульгарном значении, которое господствует в современном обществе, когда допускается наибольшой произвол и крайнее угнетение. А коммунизм – термин, употребляемый в XIX веке в смысле высшего социального идеала, был приспособлен Лениным и его сторонниками только в 1918 году ради отличия от их родной социал-демократии. Большевики почти окончательно опозорили саму идею общественного освобождения, применяя чудовищную систему кровавой тирании. Таким образом, коммунизм стал теперь синонимом государственного ига, полицейской репрессии, истребления мирного населения, уничтожения инакомыслящих и т. п., в конце концов наглого обмана народа в пользу шайки самозванцев, девиз которых – «ложь, лицемерие и подлость». Можно быть уверенным, что если бы близкие и даже последователи и сторонники большевизма вовремя раскрыли, что таилось за демагогией Ленина, мало кто из них пошел бы за ним.

Все статьи Н.И. Махно представлены в хронологическом порядке. В свое время мы рассмотрели содержание большинства из них, переведенных на французский язык: это исследование помещено здесь в русском переводе. Теперь надлежит рассмотреть те, которыми дополнен сборник: во-первых, его Записки, написанные в заключении в Польше под угрозой высылки или приговора. Они не совсем совпадают с последующей редакцией его воспоминаний, поэтому мы решили включить их в сборник. Во-вторых, статьи О создании фонда помощи заключенным анархистам в России – протест против большевистской расправы и выражение солидарности с идейными товарищами; Открытое письмо т-щу Максимову, в котором Махно излагает подробности о редакции «Декларации» движения. Дополнительно мы поместили объяснение Волина; Ответы на запросы американских товарищей, где Махно счел нужным оправдаться в глазах «критических» обозревателей за присутствие в Париже на праздновании 10-летия большевистского переворота. Наконец, его последнее сочинение: некролог по поводу кончины близкого товарища Николая Рогдаева, который он не смог отослать вовремя в редакцию из-за отсутствия денег на марки! Это обстоятельство свидетельствует об ответственности его французских «единомышленников» – бюрократов и моралистов, которые не передавали ему деньги, посылаемые со всего мира, а особенно из Америки, в его пользу. (В нашей монографии подробно изложено, как эти «анархисты» его уморили.)

В сборнике мы впервые переиздаем его важнейшую брошюру Махновщина и ее вчерашние союзники – большевики, в которой он отвечает на клевету и ложь официальной большевистской истории махновского движения, некоего М.Кубанина. Несомненно, этот текст представляет исключительный интерес, ибо он непосредственно опровергает басни, распространенные красными, и поворачивает против них их обвинения:

«Можно ли встретить большую, чем это, мерзость где-либо в других социалистических движениях. Пока она особенно заметна в рядах только марксизма-ленинизма, в его практике».

О трех предполагаемых союзах с большевиками:

«Для Махновщины и ее руководителей совершенно неизвестно о троекратном союзе ее с большевиками. Это Кубанин для большей «политической» важности подчеркивает, что три раза Махно был в союзе с большевистской властью...

Союзов было два: один весною 1919 года против контрреволюции казачества Дона и Деникина и другой в октябре месяце 1920 года против Врангеля.

В 1918 году у нас не могло быть союза с большевиками потому, что Махновщина, как организованная революционная сила трудящихся, была лишь одна на Украине. У большевиков трудовых вооруженных и организованных сил не было. И Махновщине заключать с ними союзы было незачем».

Он напоминает еще о сущности движения: «Махновщина руководствовалась идеей Революции, свободы и независимости тружеников деревни и города на ее пути и она хорошо сознавала, что ввести в жизнь трудящихся реально эти идеи можно только через полное и решительное физическое уничтожение вооруженных сил действительной контрреволюции на всей территории революции и к этому она стремилась, это она делала».

Большевики, утверждает Махно, «убили украинскую революцию» -вот что Кубанин пытается скрыть.

О «мнимых руководителях, учителях и воспитателях» Махно – черным по белому – пишет: «Движением руководили неизменные его прямые создатели, под идейным и организационным руководительством бесцеремонного дерзкого Махно».

А именно: «Главное руководительство повстанчеством, его армией, во всех ее внутренних разветвлениях, как-то: административных, хозяйственных, организационных и контрольных, строевых и оперативно-боевых, неизменно находилось в руках крестьян и рабочих. Братья Каретники, Ф.Крат, Мощенко, А.Марченко, И.Лютый, братья Махно, Тихенко, Гавриленко и многие, многие другие – все они крестьяне-анархисты, в большинстве своем из батраков.

Т.т. Серегин, В.Данилов, Я.Домашенко – были рабочие.

Эта группа, признав меня первым среди равных на пути движения, сосредотачивала через меня все нити руководства движением».

Сугубый интерес представляет его опровержение так называемого «Дневника жены Махно», используемого поныне противниками, чтобы заклеймить махновское движение: «писать всевозможные выдержки», «давать их разного сорта рассказчикам и баснописцам» и по ним «изучать» Махновщину и ее роль в Революции:

«Я категорически заявляю свое опровержение того, что большевиками цитируется, якобы из этого же «дневничка», что будто бы я, руководя таким грандиозным движением, как революционная Махновщина, имел привычку напиваться допьяна, ходить по селу или деревне с гармонией, наигрывая на ней на утеху себе и жителям. Я на гармонии не играю и никогда в жизни не играл, хотя и люблю послушать ее, когда на ней играет хороший мастер.

Еще с большей категоричностью я опровергаю то, что (опять таки согласно дневничку) большевики утверждают, будто бы повстанцы махновцы – эти безымянные революционные борцы-добровольцы в армии движения Махновщины – получали жалование по 1000 руб. или вообще жалование».

Насчет напрасной стрельбы из пулемета он детально объясняет этот конфуз:

«В практике Семена Каретника, как и у всех моих помощников вообще, которые погибали на своем посту и заменялись другими, было правило, унаследованное ими от меня: Будучи на руководящем боевом посту, ни на кого целиком не полагаться в вопросе о состоянии вооруженных единиц, перед выступлением в поход. Всегда осмотри их, проверь сам. Особенно, правило это практиковалось у нас в отношении тех пулеметных единиц, которые во время переходов и походов, должны были следовать вместе со мной в авангарде всех сил армии. Семен Каретник в таких случаях обязательно проверял эти единицы, в особенности в зимнюю пору, когда слабое охлаждение в них могло замерзнуть. Проверял он их потому, что хорошо знал меня, что я, идущий далеко впереди армии, на случай встречи с врагом, не буду поджидать главных сил армии, а по чисто боевым соображениям, чтобы не дать врагу своевременно осмотреться и подготовиться, согласно своему и нашему положению, брошу свои части на него, хотя бы это стоило больших жертв в начале схватки именно нам, а не врагу...

Вот в этих то случаях Семен Каретник проверял обыкновенно пулеметы путем прострелки из них по пяти и десяти патронов, часто сам. Номера их только смотрели на него и, когда нужно, помогали ему». Этими разъяснениями – помимо воли Махно, ибо он к этому не стремился – оправдывается прозвище «Батько» и подчеркивается его военная одаренность.

Он точно опровергает факты и сцены, описанные в этом «дневничке», доказывая их невозможность, так как он и его жена Галина не находились в этих местах в этих числах: «Все положения этого дневничка ни в основе, ни в деталях своих, не содержат никакой истины, – они ложны». Тем самым он привносит немало данных, неизвестных до тех пор, существенно осветив борьбу повстанцев: «Этого-то никак не могут понять все борзописцы от большевизма. И поэтому все их писания, все их выводы в них касательно крестьянства и его революционной роли в русско-украинской революции бывают сплошь и рядом полны недоговоренностей и лжи».

По нашему мнению, этот «Дневник» был сфабрикован специально ЧК с целью дискредитировать движение. Вдохновился ли «писарь-чекист» каким-то фактическим документом, это до сих пор неизвестно, но самое главное то, что Н.И. Махно успел при жизни его полностью опровергнуть, то есть по версии, тогда представленной44
  Следует уточнить, что выдержки из этого дневника были использованы злонамеренно М.Кубаниным: Махновщина, Прибой, Ленинград, 1928, стр. 144146 и 184. С тех пор выяснилось, что этот дневник достоверен, написан на украинском языке и впервые опубликован в русском переводе в Под черным знаменем, жизнь и смерть Нестора Махно Сергея Семанова, Москва, 1990, стр. 45-56. Однако остаются некоторые уклончивости и противоречия, несмотря на разногласия русских переводов 1928 и 1990 гг. Жаль, что в то время большевики не удовлетворили желание Махно «сфотографировать этот дневник и через печать дать знать его полный текст».


[Закрыть].

Не менее интересна полемика между Махно и Волиным: она открывает неожиданную и малосимпатичную сторону личности последнего.

Разумеется, мы учли все эти сведения и подробности в нашей монографии на французском языке в 1982 г.55
  Она выдержала три издания, готовится четвертое и должно выйти в этом году на английском языке в Америке


[Закрыть], так что стало трудно лгать и клеветать на эту тему. Можно относиться положительно или отрицательно к Н.И. Махно и повстанческому движению, но больше нельзя обходить стороной все предоставленные данные и факты. По этому поводу следует обратить внимание на удивительное явление: Махномания! Чрезвычайная судьба народного мстителя и подвиги движения его имени вызывают интерес не только на родине и в России, что естественно, но даже во всем мире: более ста сайтов в Интернете и множество публикаций – книги, романы, театральные пьесы, не считая случайных «махнологов», часто с публичным успехом. Это положительно, и чем больше будет, тем лучше. Но нельзя забывать, что действительность превосходит здесь фикцию и предоставим слово самому Нестору Ивановичу.

Александр Скирда Париж, июнь 2004

Обложка французского издания в юбилей смерти Н.И. Махно в 1984 г.

Английское издание статей Н.И. Махно

Предисловие 1984 г. для французского издания
Последний бой Н.И. Махно

В 1984 все, для кого важна борьба за лучшую жизнь и лучший мир, смогут почтить пятидесятилетие безвременной кончины – в возрасте сорока пяти лет – Нестора Ивановича Махно. В посвященной ему монографии мы показали с максимальной точностью незаурядность этой личности и подчеркнули ее определяющую роль в ходе украинской социальной революции. Напомним основные положения нашей книги.

Махно – выходец из бедного крестьянства Восточной Украины, колыбели запорожского казачества, известного своей свободолюбивой борьбой против турецких, польских и московских угнетателей. С самого юного возраста он включился в борьбу против царского самодержавия, за свободное общество трудящихся. Именно под его влиянием группа гуляйпольских коммунистов-анархистов становится во главе широкого крестьянского повстанческого движения, вооруженная борьба которого стала определяющей на протяжении всей гражданской войны в России. Действительно, никогда не лишне повторить, что именно Махно и его товарищи дважды отразили в ходе решающих схваток мощные наступления белой армии под командованием генералов Деникина и Врангеля. Махновские повстанцы, безусловно, считали, что этим они спасают русскую и мировую революцию – они сражались не только за себя – и ни на миг не предполагали, что в действительности это было на руку диктатуре партии – государства, имевшей намерения, диаметрально противоположные их собственным. С одной стороны, это недоразумение, с другой – трагедия, не только для них самих, но также для всего революционного замысла этого века вплоть до наших дней.

Спаситель Ленина, помимо своей воли, Махно с огромными трудностями ускользает из когтей чекистов, наемников нового хозяина Кремля. Понадобились четыре года, долгие и опасные заключения в румынских, польских и немецких тюремных камерах, прежде чем ему удалось обосноваться в достаточно надежном месте, в Париже. Тогда он отдает оставшиеся силы написанию воспоминаний и политических работ, чтобы наиболее полно осветить свой революционный опыт. Так, он дает свой последний бой, поменяв саблю на перо; и это несмотря на очень тяжелые условия существования, на распри эмигрантской жизни, на последствия многочисленных ранений и туберкулеза, который вскоре должен был унести его жизнь.

Вместе с близким товарищем Петром Аршиновым он начинает издание русского анархистского коммунистического журнала «Дело труда». В своих статьях он стремится в первую очередь подробнее рассказать о титанической борьбе, которую вел совместно с товарищами в украинских степях. Он подчеркивает в этой связи преимущественное влияние местных анархистов, которые почти все были крестьяне, внутри движения масс, получившего его имя. Он противопоставляет их поведение поведению украинских, и особенно русских городских анархистов, остававшихся скандально пассивными или же просто-напросто присоединявшихся к ленинскому режиму.

Он проливает также некоторый свет на различные проблемы движения: национальный вопрос, который он, по собственному признанию, недооценил, необоснованные обвинения в антисемитизме, условия и обстоятельства, в которых родилось и развивалось повстанческое движение, в частности в организационном и практическом плане.

Эта последняя тема является самой деликатной, поскольку повстанческая армия, вместе с необходимыми военными структурами, даже если она создавалась убежденными анархистами, представляла собой явление беспрецедентное и парадоксальное для теории и практики анархистских идей. Бесспорно, эта армия функционировала исходя из принципов прямой демократии: добровольчество, избрание и смещение снизу руководителей и командиров всех уровней, автономность отрядов и полков – разумеется, кроме случаев общей стратегической необходимости – наконец, полный симбиоз с трудовым населением, породившим эту армию. Вместе с тем, существовал, с одной стороны, центральный штаб, в котором сам Махно играл первостепенную роль, а с другой – твердое и динамическое ядро движения, как в политическом, так и в военном отношении, состоявшее из анархистов и, особенно, из членов гуляйпольской анархистской коммунистической группы. Махно считал, таким образом, своим долгом объяснить необходимость такой революционной армии, вызванную социальной и исторической действительностью, а затем определить функцию авангарда, которую взяли на себя местные анархисты. Махно понимал этот авангард в буквальном смысле слова, а именно так, что его члены должны находиться на передовых рубежах борьбы и подавать пример; в этом не было ничего общего с якобинско-ленинской концепцией авангарда, который претендует на роль исторического и политического руководителя масс, с тем, чтобы лучше подменить коллективные чаянья своими собственными элитарными интересам. Что касается авангарда махновских повстанцев, он взял на себя только инициативу вооруженной борьбы и определения ее целей, тогда как высшие народные органы были представлены свободными советами, их заседаниями и съездами. Этот авангард находился, таким образом, в самом центре масс, а не впереди или сверху, над массами, и эта разница огромна.

Для Махно такая стратегическая и тактическая линия была реакцией на определенное отречение большинства анархистов страны, неспособных осуществить до конца свои убеждения и оказавшихся объективно в хвосте у большевиков. Пользуясь успехом, полученным вследствие такого развития событий, Махно думал, что эта линия должна служить укреплению концепции анархизма, более последовательного и более сплоченного организационно благодаря постоянной социальной практике. Этот вывод станет, впрочем, отправной точкой для коллективной мысли, конкретизированной в «Проекте платформы для всеобщего союза анархистов», написанном совместно с Аршиновым и другими русскими анархистами-эмигрантами.66
  См. нашу работу, в которой собраны все документы по данной проблеме: Autonomie individuelle et force collective. Les anarchistes et l'organisation, Paris, 1987, и на русском языке Индивидуальная автономия и коллективная сила, Громада, Париж, 2002.


[Закрыть]

Этот пересмотр эффективности анархизма не мешает Махно убедительно подтвердить основные ценности анархического коммунизма. Во многих статьях, излагавших его кредо, он настаивает на бунтарском духе, на отказе от всякого подчинения и примирения, благодаря чему индивид становится действительно сознательным и независимым, непокорным повстанцем, каковым был он сам на протяжении всей своей жизни. Для него анархизм является социальной доктриной, наилучшим образом отвечающей интересам класса рабочих и крестьян, наиболее бедных и наиболее угнетенных; революционное и освободительное призвание анархизма должно утверждаться как размышлением и осознанным пониманием, так и волей к действию – посредством «действующего коллектива», по его собственному выражению, – против всех несправедливостей, причиненных государственным устроем общества. Собственные размышления и концепции Махно являются для него только личным вкладом в революционный проект, извлеченным из военного и революционного опыта; он стремится к объединенному действию анархистского движения и предлагает в этом направлении в 1931 году создание интернационального коллектива для изучения вопроса о подготовительной конференции к международному анархистскому конгрессу, задачей которого должно было стать дополнение и развитие фундаментальных положений анархического коммунизма в мировых масштабах.

Махно с исключительной резкостью критикует большевизм и его извращение социальной революции 1917 года. Он не только пересматривает то, что принято называть «Октябрьской революцией» по отношению к революционной Украине, но и снижает значение большевистского переворота, сравнивая его с борьбой и завоеваниями украинских крестьян, задолго до штурма Зимнего дворца в Петрограде. Он осуждает подавление красными фанатиками восстания кронштадтских матросов, выразителей справедливых народных чаяний. Отметим также его блестящее разоблачение революционных претензий наследников Ленина, чьи различные толкования равенства, лозунга Октября 1917 он излагает. Укажем, кроме того, на его неординарный анализ «пролетарской» власти: он констатирует, что значительная часть рабочего класса активно участвовала в установлении большевизма и нашла в этом свою выгоду, пользуясь в качестве «официально правящего класса» некоторыми привилегиями. Рабочие, таким образом, смогли стать эксплуататорами, иногда худшими, чем буржуи, не только по отношению к своим братьям по классу, но в особенности по отношению к крестьянским массам. Однако, по мнению Махно, именно крестьянские массы были действующим лицом первого плана в русской и украинской революции, более радикальным, чем взятый в целом городской пролетариат. Это утверждение явно противостоит антикрестьянским предрассудкам, распространенным в городских и революционных кругах – иногда даже среди анархистов, которые пытались, напротив, объяснить поражение революции «жадностью» и крестьянским «инстинктом собственника»77
  Это был презрительный отказ от так называемого примитивного коммунизма, существовавшего многие столетия у русских крестьян в форме общины (общинного владения землей), которую даже Маркс считал в одной из своих последних работ основой «социального возрождения» страны.


[Закрыть].

Социальное расслоение, таким образом, не было достаточным, чтобы гарантировать освободительную эволюцию, требовалось, кроме того, еще проявление революционного этического сознания. Махно дополняет этим критику некоторых русских анархистов и польско-русского мыслителя Махайского, которые утверждали, что только каста социалистической интеллигенции, и через нее растущий класс работников интеллектуального фронта, навязала свое господство рабочим и остальным трудящимся страны, используя дело революции.

Отметим также позицию в отношении «настоящего и будущего СССР», занятую Махно в 1931 в пользу объединения всех без исключения русских революционеров, в том числе бывших и настоящих членов коммунистической партии, для борьбы с большевизмом.

Заметим, попутно, предвосхищающий характер его анализа ситуации в Испании в начале 30-х годов; остается сожалеть, что этот анализ был мало известен и распространен в то время среди испанских анархистов. Можно также сожалеть, что тексты этих работ так долго оставались неизвестными – хотя некоторые из них были опубликованы в то время в Le Libertaire и других анархистских изданиях – это можно объяснить лишь общим отступлением анархистского движения после его поражения в Испании в 1936-37 годах и сталинского триумфа после Второй мировой войны. С тех пор губительные последствия этих двух масштабных исторических отступлений слегка ослабели, анархистские идеи набирают новую силу и желательно осветить как можно шире и лучше их исторические и теоретические достижения. Именно поэтому мы предлагаем данную антологию, состоящую из статей Нестора Махно, отобранных по значимости и актуальности затронутых тем, – опубликованных между 1925 и 1932 гг. в русских анархистских журналах «Дело труда» и «Пробуждение».

Александр Скирда, Париж, февраль 1984.