Текст книги "Месть"

Автор книги: Нэнси Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Глава 42

Лили в одиночестве сидела в кабинете Ричарда, глядя на демонстрационную доску. Она внимательно разглядывала фотографии места преступления, особенно изображение изуродованного тела Кармен Лопес. Ричард вместе с Батлером проводил совещание по поводу какого-то другого дела.

Вот тот человек, которого она убила, повторяла она мысленно. Эта бойня – его рук дело. Именно он мучил и терзал бедную девушку, тот самый человек, которого она приговорила к смерти и сама привела приговор в исполнение. Он был виновен не просто в покушении на изнасилование. То, что она сейчас видела, являлось воплощением зла. Она снова и снова смотрела на фотографии, все быстрее и быстрее проглядывая их, пока вся сцена, как анимационное кино, не ожила перед ее глазами. Она слышала крики, видела кровь, чувствовала вкус ужаса. От этого ужаса она непроизвольно крепко вцепилась в подлокотники кресла, в котором сидела. Лили встала. Она была свободна. Она больше не испытывала никакого раскаяния. Она не чувствовала больше за собой никакой вины. Вызывая в памяти вид истекающего кровью Эрнандеса, падающего на пороге своего дома, она не испытывала ничего, кроме удовлетворения. Кармен Лопес и Питер Макдональд были отомщены. Патриция Барнс тоже была отомщена. Дело закрыто, подумала она. Око за око. Все, что она сделала, сделано палачом в маске. Правосудие свершилось на небесах, она была просто солдатом, маленьким пехотинцем, рукой которого Господь нанес свой карающий удар.

Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Встреча с Каннингхэмом вымотала ее и лишила последних нервов. В это утро она шла на работу, приготовившись к худшему. Она ждала, что он арестует ее и станет добиваться признания, положив конец ее страхам и ожиданиям беды. Но сейчас Лили была спокойна. Она не станет прятаться от него. Он знает, где ее найти. Может, это ненормально, но ей хотелось прямо сказать ему, что да, это именно она убила это животное. Потом она отведет его в кабинет Ричарда и покажет ему фотографии с места преступления, а потом пусть ее арестовывают, наказывают, позорят. В то утро она трепетала перед ним, чувствуя, как его глаза насквозь пробуравливают ее душу. Сейчас она чувствовала себя полной сил и энергии. Если ее схватят, она будет изо всех сил сопротивляться приговору, она разыграет сумасшествие, она поставит свою жизнь против той, которую она отняла. И она победит. Потому что она уже сумела победить своего злейшего врага – свою совесть.

По дороге в свой кабинет она взяла записи телефонных сообщений, оставленных для нее в ее отсутствие. Ей звонил Каннингхэм и информировал, что поговорил с Ньевесом, но безрезультатно. Она уже обсудила с Батлером развитие утренних событий, и он решил: никаких сделок с Ньевесом.

Лили сидела за столом, разбираясь с накопившимися делами. Мысли ее работали ясно и четко. Пора вымести сор из дома, успокоиться и продолжать жить.

Несколько часов спустя позвонила Марджи Томас.

– Думаю, вам будет интересно узнать, что мы обыскали машину Марко Курасона и нашли в ней под сиденьем большой старый охотничий нож, точно такой, какой вы описали.

– Вы посылали нож в лабораторию? – спросила Лили. – Была ли на нем кровь, как я предполагала?

– На нем нет крови, есть только грязь. Он держал его под сиденьем своего старого «шевроле». Но на ноже нашли отпечатки ваших пальцев. То есть господину Курасону и его защитнику придется крепко поломать голову над тем, что мы им предъявим. Если он подаст прошение о помиловании, то ему смогут простить изнасилование, не приняв во внимание оральное совокупление. Это снизит его срок, не будет повторного разбирательства, и Шейну больше не станут таскать по экспертам.

Но Лили надеялась, что он получит максимальный срок, если на лезвии найдут кровь другой женщины.

– Я не могу поверить, что на лезвии не было крови. Они тщательно проверили? Он сам сказал мне, что на ноже была кровь.

– Господи Иисусе, он же насильник, милочка моя. Неужели вы думаете, что все, что он говорил – правда?

Глубокий грудной смех Марджи зазвенел в ушах Лили.

– Но у лезвия был такой зловонный, отталкивающий запах. Я никогда не поверю, что это была просто грязь. Никогда.

– Ну ладно, я не хотела вам этого говорить, но уж делать нечего, тем более все это и так фигурирует в деле. Мы нашли на ноже следы спермы. Ее-то вкус вы и ощутили. Он же больной, если к нему применимо это слово. Я думаю, что он, испытывая оргазм, выпускал сперму на лезвие. Я с таким сталкиваюсь впервые, а уж я-то повидала всякие виды.

Повесив трубку, Лили испытала непреодолимое желание почистить зубы. Вместо этого она пошла в зал торговых автоматов и купила себе жевательную резинку. Сравнив все, что знала о Бобби Эрнандесе, с тем, что узнала о насильнике, она решила, что, возможно, она действительно застрелила не того человека, но если заглянуть поглубже, то она все же застрелила того, кто несомненно заслуживал смерти.

– Ты говорил, что хорошо было бы нам куда-нибудь вместе пойти? – говорила Лили Ричарду по телефону. – Как насчет сегодняшнего вечера?

– Это самое лучшее, что я услышал от тебя за весь день. Принято.

Буквально за несколько минут до этого разговора ей позвонила Шейна и сообщила, что она решила снова заниматься софтболом, а после тренировки папа отвезет ее к психологу.

– Почему бы нам не набрать каких-нибудь китайских полуфабрикатов и не поехать ко мне домой? – предложила Лили, думая, какова будет реакция Ричарда.

– К тебе домой? Куда к тебе домой? Или ты хочешь сказать, что наконец-то решилась на переезд?

– Я вчера сняла дом всего в нескольких кварталах от твоего. У меня уже есть ключи.

– Черт возьми, – воскликнул он, – даже не верится. Когда ты переезжаешь?

– Мне придется отобрать нужные вещи и упаковать их, но я собираюсь поселиться в новом доме не позже этого уик-энда. Шейна переезжает вместе со мной. – Она взяла со стола фотографию Шейны и держала ее в руке.

– Ты не только наконец перестала колебаться, но уже строишь вполне реальные планы. Хороший знак. Это говорит об истинных отношениях между двумя одинокими взрослыми людьми. Через десять минут я встречу тебя на стоянке.

Когда они подошли к входной двери, Ричард поставил на ступеньки пакеты с едой и ждал, пока Лили откроет ключом дверь. Потом он поднял ее на руки и перенес через порог. Поставив на пол, он обнял ее.

– Это будет первый наш общий дом. В моем каждый угол пропитан духом Клер. Но здесь не будет призраков прошлых семейных торжеств по случаю Рождества. – Он нежно поцеловал ее. – А теперь давай поедим.

Они сидели на полу маленькой кухни и ели пластмассовыми вилками из картонных упаковок.

– Очень милый домик, – проговорил Ричард, оглядывая кухню, когда они покончили с едой. – Только очень уж он маленький.

Лили испачкала юбку кисло-сладким соусом и побежала к крану замывать пятно.

– Смотри, вода есть, – порадовалась она, – и даже горячую воду включили. – Она подошла к выключателю и зажгла свет, хотя на улице было еще светло. – Смотри-ка, включили и воду и электричество, – глаза ее сияли. – Здесь есть бассейн с подогревом. Ты не посмотришь, можно ли его включить?

– Я очень умелый, ты же знаешь, везде, за исключением кухни. – Он вытер руки и вышел. Через несколько минут вернулся. – Желание дамы – приказ командира. – Он отвесил ей глубокий и низкий поклон. – Бассейн с горячей водой будет готов через сорок пять минут.

– Но у нас нет полотенец, – констатировала Лили.

– У меня в багажнике есть несколько пляжных полотенец, – сообщил он. – Через несколько минут они будут доставлены сюда. – Он подошел к ней, обнял ее, приник губами к ее шее, тесно прижав ее к себе. – Я люблю тебя, – сказал он.

– Я тоже тебя люблю, – ответила она.

Одной рукой он вытащил подол ее блузки из-под пояса юбки, но она отодвинула его руку.

– Нам надо поговорить. Это очень важно.

На время ее проблемы оставили Лили в покое и помещались где-то в сторонке, но сейчас они приблизились со скоростью света и вновь обступили ее со всех сторон. Она должна во всем признаться Ричарду. Она решила сделать это, когда они ехали к ней домой. Или она поведает ему все или порвет с ним всякие отношения. Если она не скажет этого ему, то скажет кому-нибудь еще.

Огонь желания в его глазах уступил место озабоченности. Он снял с шеи галстук и вместе с пиджаком швырнул в угол. Лили, скрестив ноги, села на пол в гостиной. Напряженно вглядываясь в ее лицо, он прилег на бок и ждал, когда она заговорит.

– То, что я тебе скажу, повергнет тебя в шок. Единственное, на что я надеюсь, так это на то, что ты поймешь, почему я не говорила тебе этого раньше и почему решила сделать это сейчас. – Она молчала, покусывая губы. – Признавшись тебе во всем, я поставлю тебя в очень неловкое положение.

Выражение озабоченности на его лице стало сильнее. Он сел, неловко раскинув ноги и упершись в пол ладонями, чтобы сохранить равновесие. Он почувствовал себя неудобно, испытывая страх перед тем, что она собиралась ему сказать. Она медлила, стараясь найти нужные слова и собираясь с духом. В комнате стояла зловещая тишина. Откуда-то с улицы доносились лай собак и звуки включенных телевизоров.

– Я убила Бобби Эрнандеса, – сказала она. – Я решила, что это тот человек, который ворвался к нам и изнасиловал нас. Я поехала в Окснард и застрелила его из отцовского охотничьего ружья.

Какое-то мгновение глаза Ричарда не выражали вообще ничего. Слова застыли у него в горле. Потом он вскочил на ноги, глаза широко раскрыты, в них было полное неверие.

– Повтори, что ты только что сказала.

– Я убила Бобби Эрнандеса, – медленно повторила она, губы ее задрожали. – В тот вечер у меня в кейсе оказалось дело Бобби Эрнандеса – Клинтон сообщил мне, что отпустил этого обвиняемого, – там была фотография, и он оказался как две капли воды похож на насильника. Тот даже был одет в точно такой же красный свитер. Я решила, что он, выйдя из тюрьмы, проследил, где я живу. Я решила, что при освобождении ему вернули ту одежду, в которой его задержали. В папке я нашла его адрес.

Она шумно втянула в себя воздух, понимая, что не найдет слов, чтобы описать то состояние, в котором она тогда находилась, и то безумие, которое подвигло ее на такой поступок.

Он старался взвешивать каждое свое слово.

– Но почему ты не арестовала его, если знала, кто он такой? Боже мой…

Видя выражение неодобрения на его лице и слыша тон его голоса, она заплакала.

– Я очень хотела, чтобы он умер, понятно? Я видела, как он изнасиловал мою дочь, он сунул мне в рот свой нож и сказал, что на этом ноже кровь другой женщины. Я думала, что он уйдет, а потом вернется и убьет нас обеих. – Не в силах больше владеть собой, она разрыдалась. Ричард приблизился и обнял ее. Он прижал ее голову к своему плечу и гладил ее по спине.

– Не плачь, – просил он, – я не могу выносить, когда ты плачешь.

Когда она перестала рыдать, он осторожно отстранил ее от себя и спросил:

– Так кто же сидит сейчас в тюрьме за изнасилование?

– Насильник, – ответила она, глядя на него покрасневшими глазами. Краска растекалась по ее лицу вместе со слезами. – Он точная копия Эрнандеса, но насильник – это он. Это был не Эрнандес. У него даже нашли нож, которым он угрожал нам, с моими отпечатками пальцев на нем. Я застрелила не того человека.

– Боже мой, Лили. – Он воздел руки к небу. Склонившись над ней, он закричал прямо ей в лицо: – Ты спокойно застрелила не того человека. Ты вообще кого-то убила. Ты пристрелила кого-то и не нашла времени сказать мне об этом. Хороши же у нас с тобой отношения. – Он повернулся и выбежал на кухню. Там он схватил бутылку вина, налил полный пластмассовый стакан и одним духом выпил его. Она по-прежнему сидела на полу в гостиной. Он уперся ладонями в кухонный стол и смотрел на нее горящими глазами, лицо его подергивалось. Затем он снова схватил бутылку, стакан, вбежал в комнату, налил стакан до краев и протянул его Лили. Потом он опрокинул бутылку вверх дном и выпил из горлышка остатки. – Кто об этом знает?

– Никто не знает, – ответила она. – Не знает даже Джон. Я никому не говорила.

Он читал сообщение и полицейский рапорт об убийстве Эрнандеса, но подробностей сейчас уже не помнил; мысли его разбегались и путались, взгляд дико блуждал по комнате.

– На тебя есть что-нибудь? Улики? Свидетельские показания?

– Единственный свидетель – Мэнни, но он думал, что это был мужчина. – Она остановилась и выпила глоток вина. – Соседка записала номер моей машины, но я изменила его маркером, так что они искали другую машину.

Он посмотрел на нее. В глазах его можно было прочитать потрясение и недоверие.

– Маркер? Ты изменила номер? Боже мой, ведь это преступный умысел. Какой бес вселился в тебя, что ты все это натворила?.. Убить человека. Боже.

Он выглядел так, словно вот-вот набросится на нее, схватит за плечи и начнет трясти.

Она молчала. Он продолжал расхаживать по комнате, размахивая свободной рукой. Время от времени он останавливался и наливал себе вина.

– Так, так… надо подумать… только без паники.

Лили хотела остановить его, сказать, что время для паники и каких-то планов действия давно прошло. Но вместо этого просто тупо смотрела в пол.

Он с размаху, как мешок, плюхнулся на пол рядом с ней.

– Тебе все ясно? Если Мэнни мертв, а у них есть только неправильный номер машины, то это значит, что у них нет ничего.

– Этим делом занимается Каннингхэм. Ты думаешь, если бы он что-то пронюхал, то мы бы об этом не узнали? Господи, я сегодня встречалась с ним. Я все время разговариваю с ним об этом деле. Если даже он меня подозревает, то у него, очевидно, нет ни доказательств, ни свидетелей.

Ричард снова потянулся к ней, опрокинув ее стакан с вином. По ковру растеклось розовое пятно.

– И ты все время держала это в себе? Тебе надо было давно рассказать мне обо всем.

Она не отвечала. Он гладил ее по волосам, как ребенка.

Мысли путались и кружились. Женщина, которую он сейчас держал в своих объятиях, была не тем человеком, которого он любил и знал, – как оказалось, он абсолютно ее не знал. Она совершила предумышленное убийство. Конечно, ее и ее бедное дитя изнасиловали – это ужасно и отвратительно, но взять и хладнокровно убить кого бы то ни было – это было за пределами его понимания. Он не мог ни понять, ни принять этого. Если бы даже кто-нибудь заколол Грега у него на глазах, он вряд ли бы лишил жизни убийц. Это противоречило всему, во что он верил, самой сути его работы прокурором. Но дело сделано. Назад уже ничего не вернешь. Теперь и он стал частью всего происшествия. Ему придется проглотить эту горькую пилюлю. Она застряла у него в горле, но придется заставить себя протолкнуть ее дальше.

– Эрнандес был просто зверем. Ясно? Убийцей. Нет сомнения, что суд приговорил бы его к смерти. Считай, что ты сэкономила штату деньги, причитавшиеся на его содержание в камере смертников. Смотри на это так.

– Поверь мне, Ричард, я уже смотрела на это дело под разными углами зрения. Но как бы на него ни смотреть, факт остается фактом, я убила человека, то есть я совершила убийство. – Лили закрыла лицо руками, не осмеливаясь встретиться с ним взглядом. – Я не могу просто взять и принять это. Ты понимаешь? Я не смогла это перенести. Он изнасиловал у меня на глазах мою маленькую дочку. Это насилие… везде… каждый день… мы купаемся в нем…

– Слушай. – Ричард старался придать своему голосу спокойный тон. – Если бы ты не убила Эрнандеса, мы никогда бы не узнали о его участии в убийстве по делу Лопес – Макдональд. И не только это. Если бы не убийство Эрнандеса, мы могли бы осудить двух невиновных мальчиков. Эрнандес мог еще кого-нибудь убить. Первое убийство разожгло его аппетит. Разве мы не говорили с тобой об этом? Он похитил Патрицию Барнс с единственной целью – убить ее, чтобы просто испытать при этом острые ощущения. Когда ему это не удалось в первый раз, он снова нашел ее и все-таки довел свое черное дело до конца. То, о чем мы сейчас говорим, – это стадии рождения убийцы-маньяка.

– Сможешь ли ты жить со мной, зная, что я сделала? – спросила она.

Он не ответил, глаза их встретились. Без всяких слов она уловила в выражении его глаз неуверенность и сомнение. Он смотрел на нее так, словно не знал ее раньше. Она стала для него незнакомкой, курьезом, отклонением от нормы.

– Мне не надо было ничего тебе говорить. Это была ошибка.

– Я люблю тебя, – тихо произнес он. – Я ничего больше не могу тебе сказать. Не имеет значения, что произошло между нами, я люблю тебя.

Она выпила вино, и Ричард долил ей в стакан, допив то, что еще оставалось в бутылке.

Он встал и, выйдя из дома, направился к своей машине. Лили стояла у окна и смотрела на него сквозь жалюзи, уверенная, что сейчас он сядет в машину и уедет. Она видела, как он открыл багажник, чтобы положить туда два пляжных полотенца. Лили раздвинула планки жалюзи, и в них образовалось большое отверстие. Ричард захлопнул багажник своего «БМВ», полотенца почему-то остались у него в руках, и оглянулся на дом. Плечи его ссутулились, словно на них навалилась огромная тяжесть. Лицо его было напряжено и искажено, он старческой походкой пошел ко входу в дом. Пройдя полдороги, он оглянулся, будто боялся, что за ним кто-то наблюдает, затем стал подниматься по ступенькам наверх, волоча за собой развернувшиеся полотенца и не замечая этого. Руки его безвольно свисали вдоль тела.

Лили охватила непереносимая, страшная мука, от которой ей захотелось скорчиться. Она закричала:

– Что я наделала? Что же я наделала?

Она все сказала Ричарду, не потому что он должен был это знать, ей самой хотелось освободиться от непомерной тяжести, найти у него так необходимую ей поддержку.

«Я презренная тварь, – думала она, – гнойник на лице земли».

Ее самобичевание и презрение к себе стали просто невыносимыми. Она бросилась в прихожую и успела запереть дверь, когда ручка уже начала поворачиваться. Потом привалилась к двери, забаррикадировав ее своим телом.

– Уходи, Ричард, – сказала она ему через дверь. – Уезжай домой.

– Открой дверь, – произнес он глухим голосом, стараясь владеть собой. – Пожалуйста, Лили, не делай глупостей, открой дверь.

Их разделяло расстояние всего в несколько дюймов, и она положила ладони на деревянную поверхность филенки, когда он начал стучать в дверь кулаками. Удары становились все сильнее.

– Я внесла такое смятение в его жизнь, я скомпрометировала все его представления о порядочности, – проговорила она вслух самой себе.

Теперь он будет покрывателем убийцы, пособником, в конечном счете, преступником. Пока Ричард колотил кулаками в дверь, она бросилась на кухню, раскрыла сумочку и, вытащив оттуда сотовый телефон, набрала номер.

– Управление полиции в Окснарде, – послышался голос в трубке. – У вас что-то экстренное?

– Да, – крикнула Лили, видя в окне белую рубашку Ричарда. Он шел к задней половине дома. – Мне нужен следователь Каннингхэм.

По заднему двору Ричард подошел к стеклянным окнам.

– Следственная часть. Каннингхэм.

– Это Лили Форрестер. Я убила Бобби Эрнандеса. – Пока Лили говорила, взгляд ее был прикован к Ричарду, который стучался теперь в заднюю дверь. Он прижался лицом к стеклянному окну и, сложив ладони лодочкой, старался разглядеть, что происходит внутри дома.

– Лили! – кричал он, – Лили!

Трубка телефона молчала, Лили слышала только свое шумное дыхание. Из носа у нее текло, и она вытерла его рукавом блузки. Ричард попытался вышибить дверь, потом переключился на окно.

Послышался глубокий голос Каннингхэма, он привлек внимание Лили, и она отвернулась от окна.

– Где вы находитесь? – спросил он.

– Я в Вентуре.

– Где именно, Лили. Адрес. Дайте мне адрес.

– Сивью… – Она не помнила адрес, в голове была полная сумятица. Она взяла сумочку и высыпала все ее содержимое на кухонный стол. Наконец нашла арендный договор и прочитала адрес. – Адрес: 11782, Сивью.

– Вы одна?

– Да.

– Оставайтесь на месте. Никуда не уходите и не выходите из дома. Я буду у вас через пятнадцать минут.

Лили не отвечала. Ричард был уже не во дворе. Шум доносился из задней половины дома, где располагались спальни.

– Вы слышите меня? – спросил Каннингхэм. – Я сейчас выезжаю.

Он отключился. Трубка выпала у Лили из рук. В холле появился Ричард.

– Ради Бога, что?.. Мне пришлось пробираться через окошко спальни. Ты меня до смерти напугала. – Он направился к ней, но она отпрянула. Выражение облегчения на его лице сменилось гневом. – Сейчас же прекрати этот балаган. Какого черта ты заперлась от меня? Я думал, что ты себя покалечишь.

– Тебе надо сию минуту уехать. Сюда едет Каннингхэм. Я призналась. Я сказала ему. Все.

Глаза Ричарда расширились от ужаса.

– Это безумие. Я не могу в это поверить. Боже, это какой-то кошмар.

Раскачиваясь из стороны в сторону, он пошел к двери, но потом опять направился к Лили.

Бросив на нее украдкой еще один последний взгляд, он повернулся и вышел, оставив дверь широко открытой. Он подбежал к машине, открыл дверь, сел за руль и уехал.

– Вот и хорошо, – проговорила Лили, прислонилась к стене и медленно сползла на пол. – Вот и хорошо.

Лили почувствовала себя невесомой и бестелесной. Посмотрев на свои вытянутые на полу ноги, она увидела, что колготки порвались и большой палец торчит наружу. Протянув руку, она коснулась его. Блузка выбилась из-под юбки и была спереди закапана вином. Она уронила голову на грудь и закрыла глаза. В доме было темно. Лили начала воображаемое путешествие во времени, не в силах остановить это тягостное блуждание сознания по темным закоулкам ее мрачной, внезапно ожившей памяти.

Ей десять лет. От рыбных прудов на ранчо в Колорадо она по тропинке взбирается на холм. На вершине этого высокого холма ее уже ожидает дед. У него огромный живот, и над этой горой плоти торчит маленькая голова. Во рту у него сигара, которую он то и дело перебрасывает языком из одного угла рта в другой между стиснутыми зубами.

– Ну, вот и ты, – говорит он. – Вот и пришла моя маленькая куколка. Иди ко мне.

– А где бабушка? – спрашивает она.

– Она поехала в город, дорогуша. Я послал ее в город купить жареного арахиса, который ты так любишь. Разве это не мило с моей стороны, что я так забочусь о тебе? Разве не все время думаю я о своей куколке? Есть ли в мире хоть какая-нибудь вещь, которую бы я не купил для нее?

Лили повернулась и начала поспешно спускаться с холма, она не удержалась на ногах и с размаху шлепнулась в грязь, стараясь руками затормозить свое падение.

– Ты обещал. – Она захлебывалась рыданиями, сотрясавшими ее тело. – Не сейчас. Не днем. Ты же обещал.

– Вставай сейчас же, а то ты об этом пожалеешь. Ты становишься непослушной. Так нельзя разговаривать с дедушкой. Что скажет твоя мать? Что скажет твой отец?

Соскользнув к подножию холма и оказавшись на ровной земле, Лили вскочила на ноги и побежала. Обогнув по мшистому берегу пруд, она сквозь кустарник бросилась к лесу. Она спотыкалась, падала, снова поднималась и продолжала бежать без остановки. Ветки хлестали ее по лицу, и она дико размахивала руками над головой. Углубившись в чащу, она перестала понимать, где находится. Тогда она остановилась и упала в траву лицом вниз. Потом выбралась на открытое место на вершине дамбы и стала ждать. Она увидела «кадиллак» бабушки, свернувший на грейдер, ведущий к их дому. Темнело. Ей запрещали гулять по вечерам, когда становилось темно. Она стряхнула пыль с одежды и поплелась домой.

Бабушка стояла на кухне, не переодевшись, лицо ее было пепельно-серым, вокруг глаз легли темные круги. За ее спиной, широко улыбаясь, стоял дед. Он отодвинул бабушку в сторону и, схватив Лили, как тряпичную куклу или охапку хвороста, приподнял ее в воздух.

– Нечего теперь плакаться бабушке. Ты же знаешь, что гулять после наступления темноты нельзя. Но так как ты такая храбрая, такая шустрая и не умеешь уважать старших, то… – Он подошел к двери и, обернувшись, сказал бабушке: – Начинай обедать. Я только свожу кое-куда эту маленькую упрямицу и вернусь через несколько минут.

Их ранчо находилось примерно в трех милях от исправительного заведения для малолетних преступников штата Колорадо. Лили сидела на переднем сиденье «линкольна-континенталя». Дед крепко держал ее одной рукой. Видя, как неумолимо приближается высокое здание из темного красного кирпича, Лили ощутила непередаваемый ужас. Она попыталась высвободиться. Она подалась вперед, почти сползла с сиденья, неистово выгнувшись дугой, помогая себе толчками ног.

– Нет, дедушка! Нет, дедушка! – Свободной рукой она стянула с себя трусики и подставилась ему. – Не оставляй меня здесь. Я буду хорошо себя вести. Я буду хорошей девочкой.

Она схватила его за руку, которой он держал ее, и попыталась подтащить ее к своему голому тельцу, к тому месту между ног, которое он так любил трогать, но он оттолкнул ее. Она уже могла разглядеть решетки на окнах и тени людей внутри. Они подъехали к воротам исправительного заведения.

– Поздно, моя дорогая. Поздно. Теперь тебя ждут они. Они очень любят маленьких девочек. – Он повернулся к ней, сделал страшное лицо и зарычал: – Они любят их есть. Запомни, Лили, моя куколка, моя скверная куколка. Есть, а не кормить. Они всегда голодны, а сейчас как раз время обеда.

Он проехал ворота, просто дружески махнув охраннику. Это было заведение с минимальной системой безопасности, а он был частым посетителем, так как дружил с начальником этой тюрьмы. Он проехал мимо охранника, целиком закрыв от него Лили своим огромным телом.

Прямо под стенами здания тюрьмы он остановил машину, открыл дверь и вытолкнул ее на улицу. Она кувырнулась на асфальт, упав на четвереньки и запутавшись в своих вельветовых штанишках. Одна туфля свалилась с ноги и сквозь дырку в носке торчал наружу большой палец. Он развернулся и отъехал, в нее полетел гравий из-под колес. В лицо, едва не удушив ее, ударила едкая струя выхлопных газов. Из глаз потекли слезы, Лили начал бить мучительный кашель. Она села, крепко обхватив колени и плотно закрыв глаза. Она внимательно слушала, не идут ли уже за ней, чтобы съесть ее, как большую курицу. Они воткнут в нее свои гнилые зубы, оторвут ей руки и ноги и растащат ее на куски.

– Хорошо, – сказала она, – вот и прекрасно. Идите сюда, идите, ешьте меня, пока я здесь.

Она ждала.

Зашуршал гравий, земля вздрогнула от рева двигателя. Потом все смолкло.

– Теперь-то ты готова вернуться домой вместе с дедушкой? Теперь ты будешь послушной, хорошей маленькой девочкой? Или ты все еще хочешь, чтобы я оставил тебя здесь?

Дверь автомобиля была открыта, Лили встала, натянула штаны и молча села в машину.

– Теперь вытри глаза, а когда мы приедем домой, ты пойдешь в ванную, смоешь с себя всю грязь, наденешь красивое белое платьице, которое я купил тебе, и спустишься к обеду.

– Хорошо, дедушка, – ответила она.

– Вот так-то, моя прелесть. А теперь поцелуй меня. Один маленький поцелуй в щечку.

Лили дотянулась до него и прикоснулась губами к заросшей щетиной щеке, потом села на место, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. В последний раз, когда бабушка была в городе, он оставил ее здесь одну и ей пришлось идти домой в темноте пешком целых три мили.