Текст книги "Четыре королевы"

Автор книги: Нэнси Голдстоун

Глава VIII. Война и свадьба

В день 24 июня 1241 года, как раз когда Ричард Корнуэлльский со всеми спасенными пленниками-французами отплыл из Святой Земли, направляясь к императору, французский двор находился в Сомюре, в области Анжу, примерно в пятидесяти милях северо-западнее Пуатье. Поводом к такому необычному выезду стало посвящение в рыцари младшего брата Людовика IX, Альфонса де Пуатье, и его назначение графом Пуату.

Это было очень значительное событие. Бланка превзошла саму себя, организуя чрезвычайно расточительный праздник с целью подчеркнуть законность этой церемонии. Жуанвиль, очевидец, указывает, что число присутствовавших рыцарей доходило до трех тысяч. На Людовике была котта синего шелка, а сюрко подбито горностаем, несмотря на летнюю жару. Король Франции сидел на высоком помосте, рядом с ним был его брат Альфонс де Пуатье и самые знатные местные сеньоры, в частности, Гуго де Лузиньян и граф де Ламарш. Маргарита присутствовала на празднике, но хронисты не рассказывают нам, где она сидела – вероятнее всего, рядом с супругом. Бланка председательствовала за другим столом, где принимала прочих уважаемых гостей, расположенным так, что Белая Королева сидела лицом к сыну и могла наблюдать за выражениями лиц сеньоров, которые прежде были зависимы от Людовика, но теперь должны были принести оммаж Альфонсу де Пуатье.

Инвеститура Альфонса де Пуатье в Пуату была азартной игрой, состязанием за власть. Белая Королева пыталась упрочить французское влияние на западе страны, узаконить на деле, раз и навсегда, контроль над этой областью. Для этого требовалось заставить яростно отстаивавших свою независимость местных баронов, чьим признанным вожаком был Гуго де Ламарш, признать сюзеренитет Альфонса де Пуатье.

На пути к этой цели имелась только одна, но существенная преграда: по обе стороны Ла-Манша все знали, что Англия заявляет свои права на Пуату. Пуату было одним из тех графств [53]53
  См. примечание 28. (Прим. перев.).


[Закрыть], которые потерял отец Генриха III, король Иоанн, позволив Франции их занять. Соответственно, впоследствии и Англия, и Франция считали его своим фьефом. Вплоть до инвеституры Альфонса де Пуатье граф де Ламарш и его сотоварищи-бароны были вынуждены приносить оммаж обоим королевствам. Они не возражали против того, чтобы считаться вассалами Людовика IX – преклонять колени непосредственно перед венценосцем было престижно. Но теперь Людовик и Бланка, требуя от них принести оммаж не королю, а графу, устанавливали еще один уровень управления между знатью Пуату и короной Франции. Это означало понижение социального статуса.

Ситуацию еще более усложнял тот факт, что у Пуату уже имелся один граф – Ричард Корнуэлльский. Генрих даровал этот титул брату еще в 1225 году. Местная аристократия против Ричарда не возражала. Он ничего от них не требовал и никогда там не появлялся. Кроме того, его мать Изабелла была женой Гуго де Ламарша. Местные сеньоры немало гордились тем, что бывшая королева Англии стала женой одного из них. Именно на этом основывалось влияние Гуго на местные дела, наряду с тем фактом, что он очень легко впадал в ярость и чинил всяческие насилия.

Но новые граф и графиня Пуату, Альфонс де Пуатье и его жена Жанна Тулузская (дочь Раймонда VII), были совсем другими. Возведение Альфонса де Пуатье в ранг графа говорило о том, что Франция намеревается вплотную заняться установлением здесь своей власти. Альфонс де Пуатье и Жанна уже планировали провести Рождество в Пуатье.

Разумеется, Людовик и Бланка не случайно решили поставить Альфонса на это место, пока граф Корнуэлльский был в крестовом походе. Это было дерзким нарушением договора, который Людовик заключил с Ричардом в Париже годом раньше. Однако Генриху пришлось бы, поскольку графство принадлежало Ричарду, подождать возвращения брата – и только тогда ответить на этот вызов. Но к этому времени Альфонс де Пуатье успел бы установить свою власть, Англия оказалась бы отодвинута на второй план, а Франция сделала новый шаг к тому, чтобы стать самым могущественным королевством в Европе. По мнению Бланки, все зависело от Гуго де Лузиньяна.

Вскоре выяснилось, что она несколько ошибалась: все зависело от жены Гуго де Лузиньяна, Изабеллы де Лузиньян, бывшей королевы Англии и матери Генриха III.

Если у рыцарства и бывали ненарушимые правила, то одно из них было таково: королевы не преклоняют колен перед графами, даже символически, в лице их супругов. Конкретные обстоятельства ничего не значили; став королевой, остаешься королевой всегда. Таков был девиз Изабеллы де Лузиньян [54]54
  Изабелла Ангулемская – не слишком приятная, но значимая личность, из-за нее произошло множество событий, в результате которых государство Плантагенетов перестало существовать. В работе Режин Перну «Альенора Аквитанская» про нее рассказывается так:
  «Изабелла была помолвлена с Гуго Черным де Лузинъяном Этот человек, которому в то время было около 40 лет, должен был получить за четырнадцатилетней невестой графство Ангулемское после смерти своего тестя […]. Но ему пришла в голову злосчастная мысль пригласить на помолвку своего сюзерена, короля Англии. Иоанн Безземельный тогда […] решил расторгнуть брак с Авуазой Глостерской – с которой у него не было детей – и только что отправил посольство к королю Португалии, чтобы просить руки одной из его дочерей. […] Ему представили Изабеллу Ангулемскую. Два месяца спустя… Иоанн, удалив Гуго Черного, – он отправил его с дипломатический миссией в Англию, – женился на юной Изабелле с согласия ее отца. […] Ближайшим последствием этого брака, больше напоминавшего похищение… был распад королевства; из-за него распались личные связи, на которых держалась верность вассалов, и бароны… отныне будут настроены явно враждебно к королю Англии». (Прим. перев.).


[Закрыть].

Ричард Корнуэлльский, разумеется, представлял исключение из правила. Ричард был сыном Изабеллы, и когда ее супруг кланялся ему, это лишь подчеркивало верховенство Изабеллы. В конечном счете, только статус Изабеллы как бывшей королевы Англии придавал законность правам графа Корнуэлльского (он же граф Пуату).

Первоначально, когда французский двор прибыл в Сомюр, Изабелла намеревалась быть милостивой. Если король Франции пожелал сделать младшего брата графом Пуату – что ж, это его дело. Это никак не должно ее затронуть. Она – королева. Она будет сидеть на почетном помосте с Людовиком, Бланкой и Маргаритой и председательствовать на празднике. Это, пожалуй, доставит ей удовольствие. Изабелла любила хорошую компанию. Она-тоне собиралась кланяться новому графу.

Потому бывшая королева Англии была потрясена, когда выяснилось, что Людовик и Бланка на самом делеожидали, что она уступит не только Маргарите, но также новому графу и графине. Это официально ставило Изабеллу на общественной лестнице ниже Жанны Тулузской. Более того, когда она явилась засвидетельствовать свое почтение ко французскому двору, Людовик, Бланка и Маргарита заставили ее ждать. Зная об осмотрительности и дипломатических способностях Бланки, трудно поверить, что такое поведение августейшей французской семьи не было сознательной провокацией.

Сохранился писанный на пергаменте доклад – один из многих, адресованных лично Белой Королеве – от одного из осведомителей, не названного по имени горожанина из Ла-Рошели, ярко живописующий реакцию Изабеллы, выраженную в ее жалобах супругу:

«Негодник! Неужели ты не заметил, будучи в Пуатье, как меня заставили ждать три дня, к великому удовольствию короля и королевы! Когда же наконец меня приняли в зале, где сидел король, он не попросил меня подойти ближе, не предложил сесть рядом с ним! Это было сделано нарочно, чтобы унизить меня пред лицом моих собственных людей! Так я и осталась стоять, будто какая-нибудь кухонная девка! Они даже не встали, приветствуя меня, ни когда я пришла, ни когда уходила! Неужели ты не заметил их презрения? Я не стану говорить больше – стыд и отчаяние душат меня еще сильнее, чем их дерзкое желание украсть мои земли! Я лопну от ярости, если бог не заставит их пострадать за это! Они потеряют свои земли – иначе уж лучше я потеряю все свое достояние и умру в придачу!»

Как только празднества завершились и гости разъехались по домам, Изабелла, подтверждая свою решимость, собрала все вещи, которыми пользовался французский двор во время визита – всю мебель, всю утварь, до последнего кухонного горшка – и выбросила в окно. Когда супруг вздумал протестовать, она принялась швырять вещами в него. Затем она заперлась от него в своем замке в Ангулеме почти на целую неделю. Муж вынужден был ночевать в местном отделении [55]55
  Опять характерное для автора комическое снижение, осовременивание ситуации и нежелание пользоваться точными терминами. «Местные отделения» рыцарских орденов на самом деле назывались прецепториями. (Прим. перев.).


[Закрыть]ордена тамплиеров.

Итогом этого супружеской ссоры, согласно донесению, стало то, что граф де Ламарш решил не унижаться, принося оммаж Альфонсу де Пуатье, а вместо этого надумал затеять заговор против французов и поднять вооруженный мятеж с целью навсегда изгнать их из Пуату.

Почти сразу после примирения с женой Гуго де Лузиньян созвал тайную встречу с другими аналогично настроенными баронами, чтобы организовать полномасштабное восстание. На этом сборе присутствовали наиболее влиятельные сеньоры Пуату. Автор донесения, видимо, был одним из них либо попал туда в качестве поставщика провизии, так как он сумел доложить Бланке, что Гуго не составило труда убедить друзей взяться за оружие.

«Более всего, – сказал один из них, – поскольку французы всегда ненавидели нас, пуатевинцев, они желают лишить нас всех владений, чтобы по праву захвата включить нас в свой домен, и обращаться с нами будут хуже, чем некогда норманны, а ныне – чем люди из Альбижуа». Вероятно, это был намек на преследователей секты альбигойцев – инквизиторов из графства Тулузского.

Придя к соглашению, заговорщики послали разведчиков к сеньорам Гаскони, Бордо и Байонны [56]56
  Альбижуа – небольшая область, центром которой является город Альби на реке Тарн, в 50 милях к северо-востоку от Тулузы. От этого названия получили свое прозвище еретики-катары («альбигойцы»), но сам город всегда был католическим. До 1209 года принадлежал семейству Тренкавелей. Симон де Монфор-старший захватил эту область, а впоследствии она отошла к короне Франции.
  Гасконь – область на юго-западе Франции. Название Гасконь (Баскония) происходит от племени басков, издавна проживавших на этой земле. Поначалу была герцогством, но оно распалось в 1063 году и досталось герцогам Аквитанским. После описанного в книге Парижского договора 1259 года как собственность английской короны она стала называться Гиень (Guyenne). В наши дни это название исчезло с карты, однако «гасконское» самосознание сохранялось еще долго – это хорошо показано в «Трех мушкетерах».
  Байонна – город на юго-востоке Франции, на слиянии рек Нив и Аду р. Промежуточный пункт между Средиземным морем и Атлантическим океаном. Уловив удобство для торговли, с 842 года здесь обосновались викинги со своим вождем Бьерпом Железнобоким, но скоро слились с местным населением. К XII веку Байонна стала важным портом, и, будучи частью Аквитании, оставалась владением Англии с 1151 по 1452 год. (Прим. перев.).


[Закрыть], чтобы выяснить, не пожелают ли южане присоединиться к ним. Опасаясь, что стремление французов к господству не кончится на Пуату, и полагая необходимым дать отпор прежде, чем беда постучится в их собственную дверь, сеньоры Гаскони согласились поучаствовать. Гасконские бароны, в свою очередь, отправились на восток и связались с Раймондом VII Тулузским, который принял предложение без малейших колебаний – ведь он пытался выбросить французов из своих владений уже более двадцати лет. Граф Тулузский связался с Фридрихом II, которому замысел понравился, а Изабелла де Лузиньян и сенешаль Гаскони (нечто вроде губернатора или наместника) между тем известили Генриха III.

Вот так внезапно осуществились надежды короля Англии, поощряемые королевой и ее родственниками. Свершилось то, чего так страшились советники Бланки Кастильской: образовался союз, фронт которого простирался от Англии до земель империи, с целью вытеснения французов, сокращения их владений и влияния.

План заключался в следующем: Гуго и Изабелла должны были использовать оказию, явившись ко двору Альфонса де Пуатье на Рождество, чтобы открыто выразить неповиновение; Генрих воспользуется инвеститурой Альфонса де Пуатье на графство Пуату как поводом, чтобы разорвать перемирие с Францией; англичане соберут большое войско и пересекут Ла-Манш сразу после Пасхи (зимой по-прежнему никто не воевал, кроме Бланки Кастильской); англичане примкнут к отрядам мятежных баронов Пуату, Гаскони и Тулузы; затем должна последовать решающая битва, в которой французы будут уничтожены.

После этого время пойдет вспять, и каждый получит то, чего желал: Англия вернет земли, престиж и влияние, утерянные отцом Генриха; граф Тулузский снова будет править могущественным и независимым Лангедоком, свободным от жестокой тирании французов и инквизиции; Гасконь и Пуату останутся почти независимыми фьефами далекой, снисходительной Англии; Гуго де Лузиньян будет распоряжаться, как сторонник Англии, а Изабелла будет отомщена за неслыханную грубость Бланки.

Когда Альфонс де Пуатье и Жанна впервые созвали свой двор на Рождество в качестве графа и графини Пуатье в 1241 году, Изабелла и Гуго уже изготовились. Изабелла с высоко поднятой головой ворвалась в зал, где находился Альфонс де Пуатье, и обозвала его узурпатором. Гуго же отказался приносить оммаж, заявив, согласно Матвею Парижскому:

«Я объявляю и клянусь тебе, что никогда не заключу с тобою союза и не буду соблюдать никаких обязательств тебе, бесчестный ты человек, который бесстыдно отнял графство у моего пасынка графа Ричарда, в то время как он преданно сражался во имя Господа в Святой Земле и милосердно освобождал из плена наших земляков, тем самым воздав ему злом за добро».

Затем он сделал демонстративный жест, имевший двойную цель – подчеркнуть его решимость и удовлетворить страсть его жены к драматическим эффектам: «в тот моменту когда арбалетчики Пуатье взвели свое оружие, он [Гуго] храбро бросился на них и пробился сквозь их ряды к выходу», после чего поджег дом в Пуатье, где они с Изабеллой жили, когда приезжали исполнять обязанности вассалов короны Франции, и под покровом ночи умчался верхом в Лузиньян.

Альфонс де Пуатье срочно отправил Людовику и Бланке просьбу о подкреплениях. Восстание началось.

Генрих и Элеонора не стали дожидаться Рождества. В день 14 декабря 1241 года король приказал всем своим баронам собраться на Большой Совет к 29 января 1242 года. Ему приходилось ждать, поскольку он не мог разорвать перемирие без согласия своего брата Ричарда, настоящего графа Пуату. Наконец Ричард возвратился из крестового похода – 28 января он высадился в Дувре, и Генрих с Элеонорой поспешили туда ему навстречу.

Поддержка Ричарда была критически важна для планов короля и королевы Англии. В честь его успехов за границей Генрих и Элеонора подготовили великолепный банкет и велели украсить улицы Лондона фонарями и коврами, как будто для встречи знатного иностранного гостя. И в некотором смысле так оно и было: Ричард стал государственным деятелем международного уровня, более значительным, по мнению многих, чем Генрих. Если бы Ричард вздумал оспаривать главенство своего брата, все, ради чего столько трудились Элеонора и дядюшки из Савойи, было бы потеряно. Нужно было каким-то образом обеспечить добрую волю и активное участие Ричарда не только в ближайшем предприятии в Пуату, но и во всех дальнейших делах короля.

Не успел Ричард распаковать вещи, как ему подсказали идею брака с Санчей, сестрой Элеоноры.

Это предложение было, очевидно, частью замысла, согласованного с Провансом и Савойей. Впечатление, произведенное Санчей на Ричарда перед отплытием из Марселя, видимо, было замечено и тщательно обдумано во время его отсутствия. Брак между ними удовлетворил бы всех. В Провансе никого не радовал брак Санчи с Раймондом VII [57]57
  См. приложение «Два графа». (Прим. перев.).


[Закрыть]. Если бы Ричард женился на Санче, она избавилась бы от постылого союза, а он был бы прочно привязан к провансальско-савойской оси. Савойские амбиции, подогревавшие политику Генриха и Элеоноры, стали бы его амбициями; королю Англии в будущем не пришлось бы более опасаться младшего брата. Таков еще один пример свойственного этому семейству стиля работы.

И у них было достаточно времени. Санчу обвенчали с Раймондом VII через посредника; их союз еще не был реализован. Папа римский умер, не успев выдать графу Тулузскому долгожданную грамоту на расторжение прежнего брака, а нового папу еще не избрали. Надеяться, что это скоро произойдет, не приходилось: Фридрих II стоял у ворот Рима с большим войском, готовый ворваться в город, если будет избран понтифик, не сочувствующий Империи. Поскольку большинство кандидатов на этот пост были явными противниками претензий Фридриха на господство в Италии, никто из них не спешил становиться папой прямо сразу. Соответственно, развод Раймонда VII на ближайшее будущее откладывался. Он даже не повидался с невестой, поскольку был слишком занят подготовкой заговора против французов. Если бы нашлась другая девушка в качестве приемлемой для графа Тулузского замены Санче, этот союз можно было бы разорвать.

Приемлемую невесту нашли. Гуго де Ламарш был счастлив предложить Раймонду VII одну из своих дочерей, если это обеспечивало поддержку мятежа со стороны Тулузы. Граф Тулузский был прославленным, опытным воином, который мог привести хорошо обученные войска, способные преодолеть все трудности. Раймонд VII также не возражал уступить графу Корнуэлльскому, если это гарантировало активное участие английской королевской семьи в заговоре.

То, что Ричард, высокородный и обладавший достаточным престижем, мог выбрать себе в жены наследницу самого знатного, а то и королевского рода, но предпочел жениться на третьей дочери обедневшего графа, пусть даже с хорошими связями, доказывает, что он на самом деле любил Санчу. Это был единственный случай в его жизни, когда он забыл о честолюбии ради горячего чувства. Девушка, видимо, была по-настоящему прекрасна.

Впрочем, граф Корнуэлльский не настолько увлекся, чтобы забыть о приданом. Даже Генрих понимал, что Ричарду не имеет смысла предлагать вместо звонкой монеты замки или надежду на наследство после смерти графа Прованского, как поступал он сам. Ричард потребовал английских денег – и получил три тысячи марок, выплаченных Генрихом по наущению Элеоноры из королевской казны. Король Англии добавил еще четыре поместья, чтобы обеспечить молодой паре крышу над головой, помимо владений Ричарда в Корнуэлле и всех прочих земель, подаренных Генрихом раньше. Удовлетворенный этим, Ричард согласился поддержать кампанию в Пуату (которая, между прочим, соответствовала его интересам), и даже произнес убедительную речь на Большом Совете через день после возвращения из крестового похода.

Хотя Ричард по части убедительности заткнул бы за пояс любого адвоката, на этот раз одной речи оказалось недостаточно. Английские бароны, собравшиеся на Большой Совет, отказались дать средства на снаряжение войска для борьбы против французов в Пуату. Лорды Англии увидели в этом деле не многообещающее предприятие, но каприз глупого короля, склонного транжирить время и деньги ради собственных фантазий.

«Когда, соответственно, король известил их [баронов] о нерушимом желании своего сердца переправиться на континент по призыву графа де Ламарш, и, приведя различные доводы, потребовал от них денежной помощи, знатные люди отвечали ему с великой горечью, что он задумал это дело, не посоветовавшись с ними; что он забыл всякий стыд, выдвигая такое требование; что он столь часто притеснял и разорял своих верных подданных… и многократно вынуждал их давать большие суммы денег, которые затем растрачивал понапрасну, что теперь они пред лицом его отказываются лишаться своего добра попусту», – писал Матвей Парижский.

Парламент [58]58
  Английский средневековый парламент отличается от того, что мы обычно понимаем под словом «парламент»: это было собрание представителей всех сословий Англии, созываемое указом короля несколько раз в год в различных городах страны для решения насущных вопросов управления государством или внешней политики. (Прим. перев.).


[Закрыть]не преминул напомнить, что несколько лет тому назад их заставили снабдить короля средствами для нападения на Францию и возвращения Нормандии, но эта дорогостоящая затея окончилась полным провалом. Наконец, Генриха предупредили, что граф де Ламарш и другие сеньоры из Пуатье не заслуживают доверия: «Вы также, себе на погибель, слишком доверились и пообещали явиться лично к тем пресловутым вельможам континента, которые вздумали восстать против своего повелителя, короля французского; по таковой причине доверять им не следует, ибо способны они предать многократно».Если Генрих разорвет недавно подтвержденное перемирие с французами, предупреждал парламент, это не послужит на пользу ему самому. Ему посоветовали вступить в переговоры. Легко было Пьеру Савойскому призывать к войне, когда он самолично опрокинул вражескую засаду и покорил большую часть своих соседей. Но английские бароны хорошо знали Генриха. До сих пор тот не выказал никаких полководческих талантов.

Трудно отрицать, что все эти доводы были справедливы, а такой подход к ситуации намного более разумен. Но естественно, Генрих так не думал. Он впал в ярость и поклялся, что сам соберет необходимые деньги, чтобы пересечь Ла-Манш к Пасхе. Затем он распустил Совет.

Генрих ухитрился собрать немалую сумму без помощи парламента: он содрал штрафы с кого только мог, потребовал щитовой сбор (выплату вассалами компенсации за отказ от военной службы), выудил займы у духовенства, а главное – ограбил евреев: полных двадцать тысяч марок, третья часть стоимости всей экспедиции, была обеспечена именно таким образом.

Он назначил отплытие на май, немного позже Пасхи, но раньше в сложившихся обстоятельствах поспеть не мог, хотя и понимал, что нужно торопиться. К апрелю Гуго де Ламарш начал забрасывать Генриха письмами, побуждая поторопиться и привезти с собой побольше денег; с войной все в порядке, насчет солдат можно не беспокоиться, у Гуго уже все готово, вот только средств недостаточно. «Можно было подумать, что король Англии – какой-нибудь банкир, меняла или торгаш, а не государь, военачальник и благородный предводитель рыцарства», – презрительно фыркал Матвей Парижский.

Элеонора была на шестом месяце третьей беременности, однако решительно пожелала отправиться в Гасконь вместе с супругом. Ричард тоже собрался, хотя и с намного меньшим энтузиазмом. Генрих и Элеонора считали брак графа Корнуэлльского с Санчей настолько необходимым условием его сотрудничества, что предпочли воспользоваться не военными а дипломатическими доблестями савойского дядюшки Пьера и направили его в Прованс раньше срока, в апреле, чтобы детально обсудить предстоящий брак.

Английские войска отплыли из Портсмута 9 мая и 13 мая высадились в Руайяне, на землях Гаскони. Там к ним присоединились другие рыцари и пехотинцы, среди них – валлийские наемники, соблазненные надеждой на хорошее жалованье. Существовала договоренность о встрече с французскими послами в Понсе, назначенная на 25 мая с не слишком искренним желанием договориться, но дипломаты так и не явились, и тогда Генрих в одностороннем порядке разорвал перемирие. 8 июня он написал Людовику: «Дважды ты [59]59
  Официальные документы составлялись на латыни, и в них было принято обращение на «ты» между равными или высшего к низшему. (Прим. перев.).


[Закрыть]не сдержал свое слово, не прислав никого на встречу с нашими доверенными лицами по поводу нарушений перемирия. Мы более не обязаны соблюдать его». Война началась.

К несчастью для Генриха и Элеоноры, на самом деле война уже закончилась.

Получив от Альфонса де Пуатье призыв о помощи, Людовик и Бланка действовали быстро. Дело было изложено собранию французских баронов, известных своей преданностью короне, которые – неудивительно! – постановили, что граф де Ламарш и его жена ведут себя плохо, и официально отрешили их от владения всеми фьефами. Людовику не нужно было, как Генриху, выпрашивать у баронов деньги для финансирования военного предприятия. Королевская казна была полна – за последние годы в нее обильно вливались средства от конфискованного инквизицией в Лангедоке имущества еретиков. Таким образом, к апрелю Людовик собрал в Пуату большое войско. В мае он уже глубоко вторгся на вражескую территорию. Число соратников Гуго уменьшилось, и воодушевление мятежников угасло еще до того, как Генрих пересек Ла-Манш.

Не зная об этом, Генрих отправил Элеонору, бывшую на сносях, в Бордо, где ей предстояло родить, а сам с войском пошел на Тайбур [60]60
  Тайбур или Тайлсбург (Taillebourg) – замок, контролировавший мост через реку Шаранту, единственный стратегически важный проход между Пуату и городом Сент, принадлежавшим Лузиньяну, на севере и Аквитанией на юге. В 1134 году в этом замке провели свою первую брачную ночь дед нашего короля Людовик VII и его жена Элеонора Аквитанская, так что место это было связано с семейными преданиями французских королей. У Людовика IX имелось около 30 000 рыцарей и пехотинцев. Захватив примерно за полтора месяца несколько замков и городков на территории Пуату, он пошел на Сент и занял по дороге Тайбур. К 19 июня 1242 года туда же подошла английская армия. Противники два дня стояли на берегах реки, разделенные мостом, а 21 июня произошла схватка, которая завершилась тем, что французские рыцари перешли в атаку и отогнали противника в Сент. Там 23 июня произошло решающее сражение, и соединенное войско англичан и сеньоров Пуатье потерпело окончательное поражение. Битва под Тайбуром означала крушение всех надежд графа Тулузского на восстановление своей независимости. Для Англии и Франции же она стала предзнаменованием Столетней войны. (Прим. перев.).


[Закрыть]в южной части Пуату, рассчитывая встретиться здесь с Гуго де Ламаршем 23 июля 1242 года. Но Людовик уже был там: ворота города были открыты неким предателем. Английские войска были столь малочисленны, что Генриху угрожала опасность стать заложником. Он гневно напустился на Гуго де Ламарша, обвиняя графа в обмане: «Когда мы еще находились в Англии, ты многократно обещал нам, присылая гонцов, и заверял нас письменно, что приготовишь, когда понадобится, такое количество войска, чтобы мы могли, не опасаясь ничего, пойти на короля французского, и просил нас побеспокоиться лишь о деньгах!»Гуго в ответ напомнил, что письма отправлял не он, а Изабелла, мать Генриха.

Спас Генриха от плена и уплаты выкупа не кто иной, как Ричард. Граф Корнуэлльский узнал среди стоящих лагерем на другом берегу реки французских баронов тех, кого он совсем недавно спас, находясь в крестовом походе. По иронии судьбы они вернулись по домам, чтобы почти сразу же пойти воевать против него. Ричард опустил меч, демонстрируя свой нейтралитет, и, перейдя мост, вступил в переговоры, прося о милосердии. Французские рыцари, помня, что, если б не граф Корнуэлльский, они до сих пор гнили бы в арабских тюрьмах, согласились отпустить Генриха при условии, чтобы он уходил как можно скорее, пока об этом не узнал Людовик. («Когда известие дошло до короля французского, он едва мог поверить этому», – писал Матвей Парижский.) Генрих не мешкал. Английское войско отступило с такой поспешностью, что оставило все снаряжение, провизию и утварь. Генрих отблагодарил Ричарда, пожаловав ему все герцогство Гасконь.

Гуго собрался с силами еще один, последний раз, и присоединился к Генриху в Сенте (Saintes), к югу от Тайбура. В то же время Симон де Монфор также явился к Генриху. Он отправился в Святую Землю вскоре после Ричарда, где и оставался, пока из Англии не пришел вызов: король нуждался в его содействии в Пуату. Он с готовностью предложил королю помощь, но не бесплатно: пусть Генрих простит долг в две тысячи марок, которые Симон не сумел вернуть Томасу Савойскому. Время для сделки было выбрано удачно, Генрих сразу принял это условие. Таким образом король и его зять примирились. Они вступили в бой с противником, и Симон де Монфор отличился в схватке. Но одолеть французов в этих обстоятельствах смог бы разве что Чингисхан. Англичане проиграли.

Изабелла, проявляя прежний норов, попыталась отравить Бланку, Людовика и Маргариту, подослав своих поваров во вражеский лагерь, но интригу раскрыли, а злосчастных поваров немедленно казнили. Тогда она попыталась покончить с собой, но ее удержали верные слуги; выздоровев, она яростно обругала их. В конце концов ей пришлось покориться, и 26 июля они с Гуго и двумя самыми младшими детьми сдались, униженно склонив головы, Людовику и Бланке. Они должны были опуститься на колени, при этом Гуго не сдержал слез.

Гуго потерял право на все замки и земли, которые взяли французы, и ему приказали поклониться Альфонсу де Пуатье. Изабелла, сломленная и впавшая в немилость у мужа, удалилась в монастырь Фонтевро [61]61
  Фонтевро – древнее аббатство, основанное в 1101 году, после Первого крестового похода, бретонским отшельником Робером д’Арбрисеслем ( d’Arbrissel), которому папа Урбан поручил проповедовать крестовый поход на землях Анжу. Благодаря щедрости графов Анжуйских Арбриссель смог приступить к постройке двух монастырей, женского и мужского, которые он посвятил Деве Марии, чтобы увековечить воплощенное в ее образе духовное материнство. Именно поэтому аббатством всегда управляли аббатисы, которые не подчинялись никому, кроме папы римского и короля Франции. Все они (на протяжении истории их было 36) принадлежали к высшей знати.
  Славу и богатство обители обеспечили короли Англии, которые происходили из рода графов Анжуйских. Генрих II Плантагенет стал королем Англии в 1154 году; его тетка Матильда была аббатисой Фонтевро, и он завещал похоронить себя в главной церкви этого аббатства. Это произошло в 1189 году. Элеонора Аквитанская, которая вышла замуж за Генриха II после развода с Людовиком VII, на старости лет удалилась в эту обитель и там прожила до смерти (не принимая сапа). Спустя 15 лет (1204) она была похоронена рядом с мужем. Ричард Львиное Сердце, их сын, будучи ранен в апреле 1199 года при осаде Шалю, велел перенести себя в Фонтевро, где умер и был погребен возле своего отца. Всего в трансепте этой церкви захоронены 8 государей и принцев Англии, а также урны с прахом Иоанна Безземельного и его третьей жены Изабеллы Ангулемской. Вместе с Генрихом и Элеонорой похоронена была также их дочь Жанна, четвертая жена графа Раймонда VI Тулузского, и Раймонд VII, их сын. В настоящее время Фонтевро – крупнейший исторический памятник, туристический объект и культурный центр. (Прим. перев.).


[Закрыть], где когда-то провела последние годы своей жизни знаменитая Элеонора Аквитанская. «Даже там, в потаенной келье, в монашеском платье, она не была в полной безопасности, ибо многие среди французов, равно как и жителей Пуатье, преследовали ее с неутолимой ненавистью, говоря, что ее следовало бы называть не Изабель, а порочной Иезавелью, за то, что она посеяла семя многих преступлений».В Фонтевро она и умерла в 1246 году.

Покорность графа и графини де Ламарш означала поражение мятежников; к августу все было кончено. Генриху пришлось пуститься в бегство до Гаскони, а Людовик со своим войском шел за ним по пятам. Только разразившаяся среди французов эпидемия лихорадки и дизентерии избавила Генриха от опасности того, что Людовик сходу захватит Гасконь в дополнение к Пуату. Заболел и сам король Франции, после чего войско возвратилось в пределы его владений.

Поражение супруга Элеоноры в этой войне создало угрозу также и для нее самой. Город Бордо, где она 25 июня родила дочь, названную Беатрис, располагался на северной границе Гаскони. Гасконские бароны, хотя официально и считались союзниками Англии, опасались вторжения французов и не выказали охоты защитить королеву. Несколько городов в Гаскони перешли на сторону французов уже после того, как Людовик отступил, а королева Англии, будучи еще слаба, могла стать легкой добычей для тех, кто угрожал переметнуться на другую сторону. «Они не проявили милости ни к вам [Генриху], когда вы спасались от предательства и преследования короля французского, ни к королеве в тягости, и когда она лежала больная в Ла-Реоли [62]62
  Ла-Реоль (La Reole) – небольшой городок (ок. 5000 жителей) на территории Аквитании, на правом берегу р. Жиронды примерно в 50 км от Бордо. Он вырос вокруг монастыря, основанного в VIII веке, а в XI веке принявшего устав бенедиктинцев (Regula),откуда и происходит название городка. В Средние века Ла-Реоль была королевским городом, вторым по значению в этой области после Бордо. На холме над городом еще стоит на прежнем месте замок, где лежала больная Элеонора. Судя по виду старых стен и отдельных построек, рожать в этом замке действительно было неуютно: он невелик, мрачен, и внутри, наверное, было очень холодно. (Прим. перев.).


[Закрыть]и когда рожала в Бордо», – позднее напомнил Генриху Симон де Монфор.

Так или иначе, но Генриху, Ричарду, Симону де Монфору и уцелевшим английским отрядам все-таки удалось присоединиться к Элеоноре в Бордо. Генрих попытался связаться с графом Тулузским, но победы Людовика обеспечили французам приток пополнения, и король Франции направил ту часть войска, которую не затронула болезнь, воевать с Раймондом VII. Победа вновь досталась французам, и 20 октября Раймонд VII запросил мира.

Генрих был вынужден договариваться с Людовиком; в апреле 1243 года между Англией и Францией было заключено формальное перемирие на пять лет. Область Пуату полностью перешла к французам, как и несколько городов Гаскони. «Все, что завоевал король Франции в этом походе, досталось ему», —так выразился Матвей Парижский об этом договоре. Кроме того, Генриха вынудили ежегодно выплачивать Людовику тысячу фунтов, пока не истечет срок перемирия.

Как ни неблагоприятен был такой исход для короля Англии, могло быть еще гораздо хуже. В конце эскапады Генриха Людовик стал настолько сильнее его, что мог заставить короля Англии вообще отказаться от притязаний на Гасконь. То, что он этого не сделал, приписывают вмешательству Маргариты. Людовик ссылался на то, что его жена приходится сестрой жене короля Англии, как на одну из причин, почему он не потребовал более жестких условий, и выражал надежду на установление в будущем лучших отношений между обоими семействами. «И кажется мне, – добавил Людовик, когда его советники возмущались, что он отдал слишком много, – что отданное мною я использовал хорошо, ибо он [Генрих] не был прежде моим человеком, а ныне принес мне оммаж».

И в самом деле, Людовик мог себе позволить быть милостивым. Западная и южная границы Франции не представляли больше опасности. И Гуго де Лузиньян, и Раймонд VII были окончательно сломлены. Никогда более Тулуза или Пуату не будут оспаривать власть короны Франции. Богатые земли Нормандии также были надежно ограждены; Генрих Английский повел себя как сущий растяпа. Симон де Монфор в полном отчаянии сказал прямо в лицо королю Англии, что его следовало бы «запереть, подобно Карлу Простоватому [63]63
  Карл Простоватый (le Simple) – король Франции (род. 879, правил 893–922), из династии Каролингов. В то время слово simpleозначало не «глупый», а «честный, искренний, доверчивый». Прозвище было дано за то, что он по доверчивости к одному из вероломных вассалов оказался в плену, где и окончил свои дни в 929 году, пережив за время царствования много треволнений и обид. Современники насмехались даже над главным его достижением – он решил проблему жестоких набегов викингов. После разгрома викингов в битве при Шартре в 911 году, учиненного родственником короля, графом Робертом Парижским, Карл не стал продолжать войну, а договорился о мире, отдав Бретань и территорию, впоследствии названную Нормандией, Роллону и его людям (см. примеч. 28). По договору он отдал ему в жёны свою дочь Жизель и уступил провинции с тем условием, чтобы Роллон принял христианство и принёс ему лепную присягу. (Прим. перев.).


[Закрыть]», и это оскорбление долго уязвляло память Генриха. Трубадуры были еще более беспощадны, сочиняя об англичанах насмешливые стишки:

 
«И вот англичане пустились бежать,
Утратив весь вид надменный,
Поскольку пред боем они напились
Пивом своим ячменным.
А Франция пляшет, пирует и пьет
Вино, что на солнце искрится:
Ведь пиву тягаться с вином не дано,
В том может любой убедиться».
 

Итак, начиная с осени 1242 года Франция обрела позицию самого богатого и могущественного королевства в Европе. И, соответственно, Маргарите, а не Элеоноре достался в мужья самый почитаемый король христианского мира.

Влияние Англии на международном уровне падало с каждым днем, и Элеонора, намного более практичная, чем супруг, сразу же постаралась смягчить потери. В частности, она сказала Генриху, что обещания обещаниями, а в сложившихся обстоятельствах нельзя отдавать Гасконь Ричарду. Ее следует приберечь для нужд короны, чтобы впоследствии сделать доменом их сына Эдуарда, наследника престола. Ей не пришлось долго стараться, Генрих очень скоро согласился отменить награду.

Ричард пришел в бешенство. Застрявшие в Бордо Генрих, его брат и Элеонора устроили в августовскую жару бурную ссору и наделали много глупостей. Ричард пригрозил, что уйдет из войска без позволения короля. Король подкупил каких-то мерзавцев, чтобы бросили Ричарда в темницу. Ричард спасся, спрятавшись в церкви. В начале сентября они чуть-чуть остыли, и граф Корнуэлльский еще месяц слонялся по городу, пока не отправился домой в Англию; но отношения между братьями испортились. Элеонора чувствовала, что сейчас как нельзя более необходимо обуздать непокорный дух Ричарда и подчинить его интересам королевской власти путем брака с Санчей.

По крайней мере, уж это-то ей удалось – с помощью дядюшки Пьера. В июле, пока Генрих и Ричард сражались под Сентом, Пьер Савойский в Провансе занимался окончательным уточнением деталей брачного контракта Санчи с графом Корнуэлльским. Соглашение было официально подписано, по обычаю, на церемонии в замке Тараскон, но оставалось еще решить проблему доставки невесты к будущему супругу – опасное предприятие в дни войны. Пьер, который не сумел устоять перед искушением сходить походом на графа Женевского, благо он оказался поблизости, поручил эту задачу своему младшему брату Филиппу, новому избраннику на пост епископа Баланса. Филипп единственный из членов семьи еще не бывал в Англии (хотя уже давно пользовался щедротами Генриха, получив от него три бенефиция in absentia, то есть заочно). Мать Санчи, Беатрис Савойская, также сопровождала дочь в свадебном путешествии. Им пришлось подождать, пока не было заключено перемирие между Англией и Францией весной 1243 года, но к маю они уже добрались до Бордо, где все еще пребывали Генрих и Элеонора, которым очень не хотелось встречаться с английскими баронами. С ними находился и Симон де Монфор, помогая удерживать Гасконь и управлять ею в интересах английской короны. Ричард, уехавший в октябре предыдущего года, конечно, уже давно был дома.