Текст книги "Четыре королевы"

Автор книги: Нэнси Голдстоун

Ни один король Франции больше не ходил в крестовый поход.

Круги от событий в Тунисе, как от камня, брошенного в воду, продолжали расходиться. В том же мае гроб с телом Генриха Альмейна привезли в Англию. Все летописцы сообщают, что Ричард Корнуэлл, до которого известие о диком убийстве дошло лишь месяцем ранее, был сокрушен потерей сына. То, что Ги и Симону де Монфорам позволили ускользнуть от сицилийских властей, еще усугубляло его скорбь. Ричард велел вырезать сердце сына и похоронить в урне в стенах Вестминстера; тело погребли 21 мая 1271 года в той же самой церкви Хэйлза, рядом с Санчей.

Ричарду уже исполнилось шестьдесят два, и здоровье его ухудшалось. Гражданская война далась ему нелегко, как и всей королевской семье. Его репутация была подорвана поведением в битве при Льюэсе, где его нашли прячущимся на ветряной мельнице. Ему пришлось выплатить огромные суммы Симону де Монфору, и хотя поместья были возвращены ему после войны, неясно, вернул ли он все утраченное имущество полностью. Ричарда держали в Кенилворте под надзором Симона-младшего во время битвы при Ившеме, и после окончания войны он сделал все возможное, чтобы защитить своего надсмотрщика от страшного гнева короля и Эдуарда. Когда на Рождество 1266 года Генрих III, Элеонора и Ричард собрались в Нортхемптоне, Симон-младший явился туда и попросил аудиенции. «По прибытии [Симона-младшего] король Германии проводил его к королю и в его присутствии выразил благодарность Симону за то, что тот спас ему жизнь. Он рассказал, что его непременно убили бы в Кенилворте – в то время, когда погиб Симон-отец, если бы молодой Симон не заступился за него, так разъярился гарнизон замка из-за смерти своего лорда. В связи с этим Симону позволили получить от короля поцелуй мира» [116]116
  «Поцелуй мира» – своеобразный символический ритуал, которому придавалось большое значение в Средние века. При разрешении спорных вопросов, заключении мирных договоров и т. п. старшие по рангу из договаривающихся сторон должны были при свидетелях обменяться поцелуями; видимо, это считалось материальным воплощением единства душ. Договору, скрепленному лишь письменной грамотой, без обряда поцелуя, не доверяли: отказавшийся от поцелуя показывал тем самым, что способен его нарушить. О том, что можно дать поцелуй мира, а потом спокойно нарушить обещанное, люди тогда долго не догадывались. В этом смысле сыновья Симона де Монфора проявили большую прогрессивность! Напомним для полноты картины, что Ричард Корнуэлл приходился им дядей по матери, а Генрих Альмейн – двоюродным братом. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Как же больно было, наверное, Ричарду узнать, что спасенный им человек беззастенчиво забыл об этом и убил его сына!

Вероятно, в результате тяжелых переживаний в декабре 1271 года у Ричарда случился удар. Правую сторону тела парализовало, отнялась речь. 2 апреля 1272 года он умер и был похоронен рядом с Санчей и Генрихом Альмейном в Хэйлзе, хотя сердце, согласно его указаниям, захоронили во францисканской церкви в Оксфорде. Дитя Санчи, Эдмунд, унаследовал и титул, и владения отца.

Ричард оставил в наследство потомкам и еще кое-что, хотя об этом и не подозревал. Поскольку он оказался очень слабым королем и побывал в Германии едва четыре раза за пятнадцать лет, в этой стране создался политический вакуум. После его смерти разгорелась борьба за власть, в итоге которой новый, намного более сильный лидер, на этот раз уроженец Германии, вышел на первый план и занял свое место на сцене мировой истории. Он происходил из мало кому тогда известного семейства Габсбургов.

Генрих III тоже хворал. В январе 1271 года ему стало так плохо, что в феврале он написал Эдуарду, прося вернуться домой. Известие о смерти Людовика IX уже достигло Англии, и Генрих с Элеонорой знали, что сын Людовика Филипп решил завершить крестовый поход и возвратиться в Париж, чтобы взяться за обязанности короля. В Англии все еще периодически происходили вспышки насилия, и Генрих беспокоился, что, если он умрет, положение монархии снова пошатнется. Но Эдуард решительно не желал отказываться от крестового похода, начатого дядей, и уплыл в Акру. Он возвратился в Англию только через три года.

К осени 1272 года Элеонора поняла, что Генрих умирает. Король и королева жили тогда в Вестминстере. Как и предвидел Генрих, близость его кончины ободрила граждан Лондона, все еще недовольных тяжелыми репарациями, которые их вынудили выплатить после гражданской войны, и они взбунтовались. В молодые годы Элеонора приняла бы самое активное участие в ответных действиях короны, но теперь она была беспомощна. Сознавая, что ее участие, особенно если Генрих умрет, только подольет масла в огонь недовольства, она предоставила задачу умиротворения влиятельным баронам, которые теперь толпились вокруг короля, тем «графам и баронам… равно как и прелатам, [которые] прибыли, чтобы присутствовать при его последних часах».Где находилась королева, источники не сообщают, но немыслимо, чтобы Элеонора не была у постели Генриха в те дни, когда он угасал.

Генрих III умер 16 ноября 1272 года. Ему было шестьдесят пять лет, из них пятьдесят шесть он правил. За эти полвека с лишним он попытался, вместе с женой и ее родичами, возродить Англию как великую державу в масштабах Европы. Эта попытка ему не удалась, они с Элеонорой потеряли почти все. Но были у них также и достижения, прежде всего – установление твердого мира с Францией, который сохранился и после его царствования. Для человека, не имевшего от природы лидерских качеств, чьи таланты ограничивались областью эстетики, для человека, любившего роскошь, но стесненного в средствах, способного попеременно быть щедрым, злым, романтичным, мстительным, набожным и фанатичным, Генрих справился со своими задачами достаточно неплохо. Его похоронили со «всеми почестями», упоминает английский хронист. В коронационных одеждах, с короной на голове, его уложили на роскошно убранное ложе. На похороны собрались все знатные люди королевства. Если б не отсутствие обоих сыновей, Генрих не мог бы пожелать лучшего.

Короля похоронили в Вестминстерском аббатстве, которое незадолго до того было заново отделано и богато украшено, в гробнице, где прежде находились останки Эдуарда Исповедника. Где-то между войнами и клятвами, интригами и разочарованиями Генрих находил время, чтобы выразить свою великую любовь к архитектуре в этой единственной церкви; художественный замысел был его, и только его; он посвятил годы его великолепной перестройке. Здание стоит и поныне, великий дар от короля, прожившего беспокойную жизнь [117]117
  Возможно, Генрих уделял аббатству особое внимание, однако под его присмотром и с его санкции перестраивались и заново отделывались также королевские резиденции, частично сохранившиеся до наших дней. О сердечной привязанности короля к жене свидетельствует особая его забота об удобстве и красоте ее покоев – ими впоследствии охотно пользовались и Элеонора Кастильская, и Изабелла Французская. Кроме того, при Генрихе III были перестроены и усовершенствованы многие крепости на всей территории Британии. (Прим. перев.).


[Закрыть].

Глава XXIII. Эндшпиль

Филиппу III было двадцать пять лет, когда он взошел на трон Франции. Новый король уважал отца и хотел следовать его принципам. Проблема заключалась в том, что он не знал, как за это взяться. Он не был самым способным из детей Маргариты; кроме того, ему недоставало уверенности в себе и самообладания. В результате он легко подпадал под влияние более сильных личностей. Восхищение Филиппа его способным дядюшкой Карлом доходило почти до обожания. Ситуация усложнялась тем, какое воспитание Филипп получил в детстве и юности: как легко можно представить, сына Людовика IX обучали прежде всего религиозным вопросам. Людовик наделил сына целым кодексом высоких моральных принципов, но не дал ему практических примеров руководства большим и могущественным королевством. В целом молодой король больше всего любил ездить на охоту.

Маргарита хорошо осознавала недостатки сына. После внезапной, неожиданной смерти самого старшего сына Людовика в 1260 году Маргарита, предвидя политические проблемы, которые возникнут при переходе власти к Филиппу, пошла по тому же пути, что ее свекровь Бланка Кастильская. В 1262 году, когда сыну исполнилось семнадцать, она, оставшись однажды с ним наедине, попросила его дать клятву, что он будет руководствоваться ее указаниями и позволит ей управлять королевством ради его пользы, пока ему не исполнится тридцать лет; что он не будет без ее позволения назначать членов королевского совета, а главное – что не будет контактировать с дядей Карлом или заключать какие-либо соглашения с тогдашним графом Прованским, не одобренные ею.

Реакция Филиппа на ее просьбу типична для него: он дал клятву перед богом соблюдать все, что велела Маргарита, а потом пошел к отцу и пожаловался на мать. Людовик, помня лишь, как он боролся за собственное самоутверждение против родительского авторитета, и забыв о стойкости матери и ее умелом управлении королевством в первые годы его царствования, обратился к папе с просьбой снять с сына эту клятву. Примерно в то же время Генрих и Элеонора также пытались избавиться от клятв, навязанных Оксфордскими провизиями, так что в тот год папе пришлось немало потрудиться в области отмены клятв. Папа, нуждавшийся в поддержке Людовика для того, чтобы Карл мог стать королем Сицилии, очень охотно исполнил его просьбу, и пробная попытка Маргариты пробиться к власти была полностью подавлена.

Так и вышло, что после смерти Людовика престол достался нерешительному, неуверенному в себе молодому человеку. Результат был легко предсказуемым. Не имея собственного видения проблем, Филипп стал придерживаться замыслов других людей, и особенно честолюбивого Пьера де Ла Бросс, который прежде был мелким чиновником при дворе его отца. Видение мира у Пьера заключалось в том, чтобы добыть для себя как можно больше полномочий, престижа и богатства в как можно более краткие сроки. Король так увлекся, вознаграждая своего главного советника, что руководить стало некому, и этот пробел восполняли разные группировки, одну из которых образовала Маргарита.

Как всегда, ее интересовал в первую очередь Прованс. Смерть Людовика никоим образом не уменьшила решимость его жены вернуть себе то, что она считала своей собственностью. Французская политика относительно остальной Европы была непоследовательной и неясной; некомпетентность сына предоставила ей возможность нанести последний удар по противнику. Она внимательно следила за Карлом и выжидала удобного случая.

И он, конечно же, предоставил его. Человек, настолько жаждущий имперской власти, как Карл, просто обязан был оставлять за собой след всеобщего недовольства.

Началось с Германии. Смерть Ричарда Корнуэлла в 1271 году сделала вакантным престижное звание короля римлян. Сразу же явились кандидаты на получение этой почести. Альфонс X Кастильский немедленно написал папе, заявив, что именно он был избран германскими электорами в 1259 году, и потребовав наконец официально утвердить его королем. Но на самом деле Альфонса никто не хотел, и папа, и электоры завернули его от ворот. Затем Оттокар, король Богемии, объявил, что желает получить этот пост; будучи одним из электоров, он мог быть уверен хотя бы в одном голосе «за» – своем собственном. Он был кандидатом намного более сильным – слишком сильным, по мнению Карла; Оттокар был богат и командовал большим войском, и если бы его избрали, влияние Карла в северной Италии могло бы пошатнуться. Король Сицилии мог потерять контроль над ключевой областью. Карл с удовольствием выставил бы свою заявку на титул, но даже он понимал, что папа этого никогда не допустит. В дополнение к королевскому титулу Сицилии Карл уже стал сенатором в Риме и наместником императора в Тоскане. Сделавшись еще и королем римлян и, быть может, даже императором, он стал бы могущественнее папы, а с этим папа не смирился бы.

Итак, Карл принялся искать кого-то, кто будет послушно исполнять указания его, великого Карла. Вскоре такой человек нашелся: племянник, Филипп III Французский.

Летом 1273 года Карл написал королю Франции, предлагая выставить свою кандидатуру на лакомый пост и обещая свою полную поддержку. Филипп счел идею отличной и позволил дяде обговорить эту возможность с папой. Но папа хотел Филиппа на этой должности ничуть не больше, чем Карла, и примерно по тем же причинам, поэтому он отказал ему со всей мыслимой дипломатичностью.

Отсутствие сильного кандидата со стороны позволило германским электорам выдвинуть на пост соотечественника – Рудольфа Габсбурга. Рудольф был умен, зажиточен и знаком с политическими проблемами Германии, а было их много. Четырнадцатилетнее дистанционное управление Ричарда Корнуэлла породило множество свар и междоусобиц, которые, в свою очередь, приводили к вспышкам насилия. Электорам нужен был человек, способный взять королевство в руки и обеспечить стабильность и процветание. Папа тоже согласился поддержать Рудольфа. Малоизвестность Габсбурга послужила ему на пользу. Церковь рассудила так: если о нем никто прежде не слышал, то вряд ли Рудольф сделается достаточно силен, чтобы создать папству проблемы. Посему Рудольф Габсбург и был избран в октябре 1273 года, шестью голосами при одном голосе «против» – Оттокара Богемского.

Выборы в Германии создали ту самую оказию, которой дожидалась Маргарита. Сразу же после коронации Рудольфа в Аахене королева-мать лично написала лестное письмо новому королю римлян, поздравляя с восшествием на престол и прося помощи. Прованс издавна был фьефом Империи, так не соизволит ли новый сюзерен разобраться в вопросах тамошнего наследования?

Маргарита поступила умно: ведь сюзеренитет короля римлян над Провансом (а значит, и над Карлом, его графом) отнюдь не был установлен однозначно. Выдав, его за реальный факт, Маргарита заронила эту идею в голову Рудольфа. Если королева-мать Франции верит, что власть нового короля римлян распространяется на Прованс – значит, наверное, так оно и есть. Притом король римлян явно сможет воспользоваться поддержкой могучего соседа с запада. Если цена дружбы Маргариты – а она явно предлагала дружбу – заключалась в передаче ей графства, о владении которым он прежде не подозревал и не мог установить там свою реальную власть, что ж – Рудольф мог себе позволить великодушие. Он повел себя точно так, как надеялась Маргарита, и пообещал отдать ей инвеституру над Провансом.

Хотя ответ Рудольфа был положительным, королева-мать Франции понимала, что король римлян не сдержит слова, пока не убедится, что это послужит его собственным интересам. Она постаралась достичь понимания, подкрепив его союзом, который был бы явно выгоден для Рудольфа. Для этого ей требовалась помощь, и она обратилась к своей единственной теперь сестре, королеве-матери Англии.

К середине 1270-х годов политическое положение Элеоноры в Англии было вовсе не так прочно, как у Маргариты во Франции. Эдуард и его жена, Элеонора Кастильская, возвратились из своего крестового похода в августе 1274 года и были коронованы в ходе великолепной церемонии в Вестминстере. «К югу от старого дворца воздвигли столько дворцов [т. е. временных павильонов], сколько вместилось, и в них расставили столы, прочно вкопанные в землю, а на них угощение для вельмож и принцев и знатных господ в день коронации и потом еще пятнадцать дней подряд; и так все люди, бедные и богатые, приходя на праздник, встречали радушный прием, и никого не прогоняли прочь», —восторгается хронист. За время отсутствия популярность Эдуарда только возросла. По дороге домой он обедал с папой и навещал королей, как за тридцать с лишним лет до того покойный дядя, Ричард Корнуэлл; подобно Ричарду, в результате этого турне Эдуард приобрел большое уважение у равных ему и реноме государственного деятеля международного уровня. Англия уже почти забыла, каково это – иметь в качестве правителя такого видного, образованного молодого человека. Кроме того, подданным нравилась спортивность Эдуарда, они гордились его военными успехами. Все это было так не похоже на Генриха…

Элеонора Кастильская также пользовалась одобрением, граничащим с подобострастием. Молодая королева активно участвовала в крестовом походе. До Лондона дошел рассказ о том, как мамлюкский султан послал отряд отборных воинов-сарацинов убить Эдуарда, и один из них сумел ранить его отравленным клинком, но Элеонора Кастильская спасла мужу жизнь, отсосав яд из раны. Эдуард крепко любил жену и прислушивался к ее суждениям. Он часто использовал ее для дипломатических поручений.

В этом счастливом кругу супружеских и политических удач не было места впавшей в немилость королеве-матери пятидесяти лет от роду. Элеонора была последним напоминанием о режиме, который большинство населения Англии предпочитало забыть; годы гражданской войны оставались несмываемым пятном на ее одеждах. Она жила в почти полном уединении, переезжая из одного своего имения в другое – Гилдфорд, Мальборо, Эймсбери. По иронии судьбы деньги, из-за которых Элеонора столько мучилась, пока была у власти, теперь не составляли проблемы – смерть Генриха и дяди Пьера сделали ее богатой.

И все же она приободрилась, чтобы помочь замыслу Маргариты. Единственной сферой, в которой Элеонора сохранила влияние, было устройство браков ее внуков. Сестры сошлись во мнении, что можно подтолкнуть Рудольфа к активным действиям, если обручить Хартмана, сына Рудольфа, с дочерью Эдуарда, Джоан. Когда Маргарита умрет, Прованс перейдет к Хартману и Джоан. В 1278 году Маргарита сама написала Эдуарду, чтобы подтвердить соглашение. В письме она заметила: «Женитьба сына короля Германии на вашей дочери… станет поводом для превосходного празднества».

У Маргариты сложились весьма своеобразные отношения с племянником Эдуардом. Для Маргариты Эдуард был всем, чем не был Филипп. Эдуард также восхищался теткой – пожалуй, больше, чем собственной матерью. Королева французская неизменно оказывала ему поддержку во время гражданской войны, и он понимал, что без ее участия вполне мог потерять наследственное право на власть. Эдуард охотно согласился на предложение Маргариты.

Но Карл узнал об этих планах. Король Филипп мог сам известить дядю о подробностях. Филипп находился теперь под новым влиянием. В 1274 году он женился второй раз – на Марии, дочери герцога Брабантского [118]118
  Брабант ( Brabant) – историческая область в Северо-Западной Европе, ограниченная р. Маас на севере, Лимбургом на востоке и Зеландией на западе. В раннее Средневековье входила в состав герцогства Лотарингия. В XI веке вокруг быстро развивавшихся городов Лувена и Брюсселя образовалось графство (с 1106 года – герцогство) Лувенское, которое с конца XII века носило название герцогства Брабантского. Борясь за гегемонию со своими главными соперниками, графами Фландрскими, герцоги Брабанта значительно расширили свои владения, опираясь на растущее экономическое значение городов, достигших расцвета в XIII–XIV веках. В 1430 году Брабант вошёл в состав владений герцогов Бургундских, а в 1482 году перешел в руки Габсбургов, став одной из 17 провинций Нидерландов. По испано-голландскому перемирию 1609 года он был разделён: южная часть осталась в составе Испанских Нидерландов, северная перешла к Голландской республике. С 1814 по 1830 год Брабант был частью Нидерландского королевства. После Бельгийской революции 1830 года Южный Брабант стал частью королевства Бельгии, а Северный – частью Нидерландов. (Прим. перев.).


[Закрыть]. В свои девятнадцать лет Мария была хитра и ловка. В отличие от Маргариты, которую заставили подчиняться свекрови и в политике, и в личной жизни, Мария была склонна нападать на тех, кто ей мешал. Не будучи слишком щепетильной в способах достижения цели, новая королева Франции достигала больших успехов. Она устранила прежнего любимчика мужа Пьера де Ла Бросс с удивительной ловкостью. Вскоре после ее появления при дворе нашли письма, недвусмысленно обличающие Пьера в изменнической деятельности; советника судили, приговорили к смерти и повесили шесть месяцев спустя. Идя на виселицу, Пьер громко кричал, что невиновен, и клялся, что документы были подложные. А документы между тем таинственно исчезли после суда. Дело было достаточно сомнительным, что дало Данте основание упомянуть его в песни IV «Чистилища»:

 
…был дух, твердивший,
что он враждой и завистью убит,
его безвинно с телом разлучившей,
Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,
пока жива, с молитвами своими,
не то похуже стадо ей грозит [119]119
  Стих 19, перевод М. Лозинского. (Прим. перев.).


[Закрыть].
 

Марии не нужна была свекровь, сующая свой нос во французскую политику. По ее настоянию Филипп, уязвленный привязанностью матери к Эдуарду, решил помочь дяде Карлу.

Карл же, увидев возможность образования союза между Германией и Англией против него, поспешил сделать Рудольфу контрпредложение, основанное на совсем других матримониальных планах. Если Карл останется графом Прованским, он готов устроить брак своего внука Карла Мартелла (первенца старшего сына, тоже Карла, принца Салернского: в этой семье не хватало воображения, когда давали имена мальчикам) с одной из дочерей Рудольфа, Клеменцией. Карлу Мартеллу и Клеменции достанется королевство Арелат, как только они достигнут совершеннолетия (Карлу Мартеллу было тогда всего семь), однако Прованс в его пределы не войдет [120]120
  В этом абзаце заключается аллюзия на события, происходившие на четыреста лет раньше. Арелатом называлась область, расположенная на берегах Роны, вокруг горда Арль (лат. Arelate).В IX–X веках она носила также название королевства Нижняя Бургундия, а с 933 года входила в состав более обширных земель Бургундии. К XIII веку Арелат как королевство уже давно не существовал, и наименование это прилагалось только к части Прованса. Карл Мартелл («молот») – майордом (715–747), то есть наместник последнего короля из франкской династии Меровингов, родоначальник следующей династии: отец Пипина Короткого, дед Карла Великого. Обладал прочной властью нал всеми землями между Луарой и Рейном. Таким образом, в выборе названий и имен сквозят претензии Карла Анжуйского на наследие великих Каролингов и имперское величие. (Прим. перев.).


[Закрыть].

Реакция Маргариты отражается в целом потоке писем, адресованных Эдуарду, с просьбами оказать влияние на Филиппа, чтобы тот поддержал интересы матери, а не дяди. К мольбам Маргариты присоединилась Элеонора. Вот что она писала в 1279 году:

«Узнай же у мой милый сын, что, по нашим сведениям, готовится брак между сыном короля Сицилии и дочерью короля Германии; и если союз этот будет заключен, может быть попрано наше право на четвертую часть Прованса, а это причинит великий ущерб как нам, так и тебе. Посему молим и требуем, чтобы ты написал упомянутому королю и указал, что Прованс он держит от империи, и его достоинство предполагает, что он поступит согласно с нашим правом, примет его к сведению и исполнит. Об этом мы особо напоминаем тебе и настаиваем, и да хранит тебя Господь!»

Но Маргарита не ограничилась перепиской. Осенью 1281 года, в почтенном возрасте шестидесяти лет, она организовала альянс дворянства, находящегося в оппозиции к Карлу, и созвала людей на встречу в Труа, примерно в сотне миль к юго-востоку от Парижа. На собрание прибыл герцог Бургундский, дядя Маргариты Филипп Савойский, архиепископ Лионский и другие. Сама Маргарита приехала в Труа верхом и участвовала в обсуждении. Заговорщики постановили, что браку Карла Мартелла и Клеменции следует противодействовать силой. Было известно, что король Сицилии намеревался направить флот в Марсель и вверх по Роне, чтобы закрепить Арль за своим внуком. Участники альянса Маргариты договорились встретиться снова в мае 1282 года в Лионе – на этот раз вместе с войсками.

Снова Маргарита обратилась к Англии. Она знала, что шансы на успех зависят от Эдуарда: если король Англии согласится обеспечить и возглавить поход против Карла, то у короля Сицилии появится достойный оппонент. Но Эдуарда в то время заботила военная операция в Уэльсе, и он опасался нарушить мир с Францией, поддержав инициативу Маргариты против воли ее сына Филиппа (и его жены Марии). Он отказал. К тому же Хартман, предполагаемый жених, в самый неподходящий момент внезапно умер. Все это охладило пыл соратников Маргариты. Обещанное войско так и не материализовалось. В 1282 году корабли Карла беспрепятственно поднялись по Роне.

Но недовольство, порожденное хищничеством Карла, не угасло, просто центр его сместился. Низвержение короля Сицилии довелось осуществить родственникам Маргариты – Педро и Констанции, королю и королеве Арагона.

Констанция была дочерью Манфреда. Она не простила Карлу смерть отца и всегда верила, что Сицилия по праву принадлежит ей. Муж был с нею согласен. В течение некоторого времени эта пара тайно готовила восстание против Карла на Сицилии через своего агента, хорошо знавшего условия и обстоятельства на острове. Педро и Констанция собрали большой флот и выжидали, пока сицилийцы возмутятся, что произошло 29 марта 1282 года – впоследствии этот инцидент получил название «сицилийской вечери». К октябрю Педро и Констанция завладели Сицилией. Во время решающей битвы, в июне 1284 года, старший сын Карла и Беатрис Карл Салернский, поддавшись порыву, атаковал повстанческие силы вопреки приказу отца прежде, чем Карл подоспел с подкреплениями из Прованса. Восставшие победили. Карл прибыл во главе флотилии на следующий день. Рассказывают, будто он, узнав о пленении сына, прорычал: «Кто теряет глупца, не теряет ничего. Почему он не умер за то, что ослушался нас?»

Восстание на Сицилии подействовало как катализатор: последовал еще ряд восстаний против Карла, и его империи настал конец. К Рождеству 1284 года Карл Анжуйский уже был в бегах, и здоровье изменяло ему. Он умер 7 января 1285 года в Фоджии и был похоронен в Неаполе. По этому поводу Салимбене писал:

И заметьте, что умер он в тот самый день, в который был коронован за много лет до того. Одна благочестивая женщина имела великие видения о его смерти…

«Мне чудилось, будто я нахожусь в обширном, очень красивом саду, где я увидела огромного ужасного дракона. Я ужаснулась, завидев его, и бросилась бежать, куда глаза глядят. Однако дракон быстро догонял меня, крича и человеческим голосом умоляя остановиться, потому что он хотел поговорить со мною. Когда я услышала человеческий голос, я остановилась, чтобы выслушать его. И, обернувшись, я сказала ему: „Кто ты, и что хочешь мне поведать?“ И он ответил: „Я – король Карл, который жил в этом прекрасном саду, но Педро Арагонский изгнал меня посредством некоего тела. Так выразился дракон во сне, имея ввиду жену Педро Арагонского, ради которой тот занял Сицилию и отнял ее у Карла“».

У нас нет сведений, оказывала ли Маргарита активную помощь Педро и Констанции в этом замысле. Но трудно поверить, чтобы королева-мать Франции не знала о нем. Арагонские планы насчет Сицилии ни для кого не были секретом. Еще в 1282 году Филипп III предупреждал дядю, что Педро и Констанция собирают флот против него. Что знал сын и все прочие, знала и Маргарита. В том, что этот замысел она одобряла, сомневаться не приходится. Однако было ли ее одобрение молчаливым или принимало более ощутимые формы, мы уже никогда не узнаем.