Текст книги "Четыре королевы"
Автор книги: Нэнси Голдстоун
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Например, Прованс формально являлся фьефом Священной Римской Империи, а граф Прованский, соответственно, вассалом императора. В принципе это означало, что если императору понадобятся войска для ведения войны, он мог потребовать от Раймонда-Беренгера V предоставить ему отряд рыцарей и пехотинцев, и Раймонд-Беренгер был бы обязан выполнить это требование или заплатить некую сумму денег как компенсацию невыполнения. Подразумевалось также, что граф Прованский не станет открыто выступать против желаний или замыслов императора, не вступит в заговор против Священной Римской империи или каким-то иным путем повредит его интересам. В обмен на это император милостиво позволял графу самостоятельно править Провансом, то есть не вмешивался во внутренние дела и не взимал тяжелой дани. Кроме того, император был обязан использовать ресурсы империи, чтобы защитить, когда понадобится, Раймонда-Беренгера V против нападения врагов.
Это было в теории. На практике система срабатывала несколько иначе. В случае с Раймондом-Беренгером V Прованс находился так далеко от операционной базы императора на Сицилии и так мало затрагивал его интересы, что император не мог ни потребовать чего-то от графа, ни прийти к нему на помощь. С другой стороны, Раймонд-Беренгер V был благочестив, а потому его политика и принимаемые решения находились под влиянием папы. Поскольку намерения папы почти всегда вступали в прямой конфликт с намерениями императора, Раймонду-Беренгеру часто приходилось выбирать между ними. И наконец, граф должен был принимать в расчет территориальные амбиции – свои собственные и своего весьма агрессивного соседа, графа Тулузского.
* * *
Раймонд VI Тулузский (не путать с отцом четырех сестер Раймондом-Беренгером – имя Раймонд было чрезвычайно популярно в южных краях) был очень могущественным сеньором. Когда Раймонд-Беренгер V был еще ребенком, графство Тулузское доминировало на юге Франции от Пиренеев до Роны, в области, которую в те времена именовали Лангедоком [9]9
Два наречия, langue d’Oc(южное) и langue d'Oil(северное), представляли собой обособленные диалекты языка пришлых германских племен (франков, вестготов), со значительной примесью латыни и языка завоеванного кельтского населения (галлов). Они разнились фонетикой и словарным составом, но не настолько, чтобы их носителям совсем нельзя было понять друг друга. На langue d’Ocговорили в Аквитании, Гаскони, в Тулузском домене, в Провансе, но Лангедоком прежние земли графства Тулузского стали называть лишь после того, как оно вошло в состав французского королевства. (Прим. перев.).
[Закрыть]– по местному диалекту, langua d’Oc.А вот королевство Франция ограничивалось тогда Парижем и прилегающими к нему окрестностями [10]10
Домен короля (личный) занимал в конце XII века сравнительно небольшую территорию Иль-де-Франс (около 12 тыс. км 2), но «окрестностями Парижа» эту область назвать все-таки нельзя. Кроме того, королю принадлежала Овернь, часть Нормандии, графства Реймс, Блуа, подчинялись области Бри и Сансер, в его распоряжении были также вассальные земли Вермандуа, Дрё, Валуа, Амьен, Монфор и др. В целом по территории владения короны заметно превосходили Прованс и графство Тулузское вместе взятые. Но они были столь же заметно беднее и хуже развиты экономически. (Прим. перев.).
[Закрыть]. Таким образом, Раймонд VI Тулузский управлял большей территорией, чем король Франции, владел большим количеством замков, имел под своей командой большее число рыцарей. Будучи формально вассалом французского короля, Раймонд на самом деле был соперником, властителем второго, теневого королевства к югу от Парижа. Но он также был человеком беспокойным. Надежно обеспеченный богатством и суверенитетом, Раймонд презирал правила возвышенного общества. Он похоронил четырех жен, и его похождения с женщинами стали легендарными. Его двор представлял собой сборище подозрительных типов, чьи вкусы были не слишком изысканны, но чьи моральные устои нравились графу.
Хуже того, граф Тулузский покровительствовал еретикам-катарам. Катары были мирной католической [11]11
Называть катаров «католической» сектой – значит, ничего не понимать в сути их учения и в католицизме. Катары начисто отрицали все догматы католицизма, не признавали Христа богочеловеком, не соблюдали таинств крещения, брака, соборования, насмехались над иконами и священным символом креста, не признавали власти папы, церковной организации и отказывались платить десятину и прочие поборы. В отличие от возникших позднее протестантских течений, они не призывали «восстановить чистоту христианства», а прямо противостояли католичеству, хотя и называли себя «добрыми христианами». Катары представляли смертельную угрозу не только вероучению, но и католической Церкви как организации. (Прим. перев.).
Фактически лангедокские катары исповедовали манихейство – пришедшее с Ближнего Востока учение, утверждавшее, что бог и дьявол равносильны и равновелики; первому из них принадлежит мир горний, духовный, второму – телесный, материальный. Как и протестанты три века спустя, катары осуждали католическую церковь за стремление к мирской власти и материальным богатствам – но, в противоположность протестантам, обожествлявшим стяжательство, они считали все материальное вотчиной дьявола. Отсюда вытекало презрение катаров к материальным благам и стремление к смерти как к способу уйти от дьявола и воссоединиться с богом. (Прим. ред.).
[Закрыть]сектой, члены которой отвергали земные блага и амбиции и не признавали власти папы как главы Церкви на земле. В течение многих лет папский престол пытался, совершенно безуспешно, унять Раймонда VI и возвратить его подданных в лоно истинной веры. Ситуация стала критической в 1208 году, когда Раймонд убил присланного папой легата, который отказался снять наложенное на графа отлучение [12]12
Из этой фразы следует, что Раймонд VI лично убил несчастного легата. Разумеется, это не так. Легат был убит одним из подданных Раймонда в принадлежавшем графу городе Сен-Жиль на берегу Роны. Южанин по происхождению, легат сильно досадил многим своими проповедями, а за кинжалы его соплеменники брались легко. Дело об убийстве расследовали, но связь между убийцей и графом Тулузским установлена не была. Автор, как и многие пишущие об этом периоде, безоговорочно верит источникам, лояльным королю и враждебным владыкам Тулузы, чего делать не следует. См. в приложении «Два графа» более объективную характеристику сеньоров Юга. (Прим. перев.).
[Закрыть].
Это был дерзкий поступок даже для некоронованного короля, и он вызвал столь же резкую реакцию со стороны папы. Понтифик призвал к крестовому походу против Тулузы. Впервые в истории Церкви христианская Европа поднялась против христианского государства [13]13
Автор забывает, что за четыре года до этих событий крестоносцы захватили и ограбили православный Константинополь. (Прим. ред.).
[Закрыть]. Чтобы поощрить участие в этом, по-видимому, уникальном предприятии, папа объявил, что всякая принадлежащая Раймонду [14]14
Эта мера не была направлена лично против Раймонда. Отчуждение имущества у человека, нарушившего какую-либо клятву или присягу, было общимобычаем Средних веков. Это случалось и до альбигойского крестового похода, и после, по всей Европе. Конфискация производилась в случаях, когда вассал изменял своему сюзерену, а поскольку верность богу и Церкви мыслилась также как своеобразный вассалитет, то впавший в ересь или оказывающий покровительство еретикам приравнивался к изменнику. Под угрозой конфискации оказались всесеньоры Юга. (Прим. перев.).
[Закрыть]территория, захваченная истинным католиком, будет принадлежать этому самому католику.
Обещанный папой обмен еретиков на земли был весьма соблазнителен, и на призыв ответили многие. Войско французских рыцарей под предводительством закаленного в боях крестоносца Симона де Монфора [15]15
Симон де Монфор, владелец незначительного графства на севере Франции, первоначально был лишь одним из предводителей отрядов, выступивших в поход. В составе войска находились особы намного знатнее его – например, герцог Бургундский. Руководителем считался поначалу папский легат, монах Арно Амальрик. После захвата городов Безье и Каркассона понадобилось избрать военного вождя. Более знатные сеньоры отказались принять эту сомнительную честь, а Монфор согласился. У него был богатый опыт боевых действий, он отличался глубокой религиозностью, хорошо себя показал во время позорного IV крестового похода 1204 года, за ним охотно шли люди, он был неутомим, умел действовать быстро и решительно. Однако он был неграмотен, груб, совершенно несовместим с культурой и обычаями Юга, и его именем долго еще пугали детей в Лангедоке. (Прим. перев.).
[Закрыть]собралось и выступило маршем на юг.
* * *
Симон де Монфор был одной из наиболее знаменитых фигур своего времени, он сыграл решающую роль в драматических событиях, определивших судьбу французских земель. Симон был суров, честен, благочестив, верен своей жене, воздержан в привычках, вынослив и неутомим. Его главным недостатком, кажется, была избыточная жестокость, с которой он уничтожал тех, чьи религиозные убеждения не совпадали с его собственными. О, этот человек любил свою работу!
Предводимые Симоном крестоносцы подступили к Каркассону и Безье. Там были убиты сотни катаров, в том числе десятки семей, искавших убежища в церкви и сгоревших заживо, когда крестоносцы ее подожгли [16]16
Безье был взят штурмом 23 июля 1209 года, во время боя начался пожар. Люди в церкви действительно сгорели – но ее никто не поджигал намеренно, это всего лишь легенда. Катары вряд ли могли укрываться в церкви, но в пожаре гибли все подряд, огонь не щадил и добрых католиков. Каркассон был взят в осаду и спустя месяц вынужден был сдаться, но большая часть населения успела покинуть город, и потому массовой резин там не было. (Прим. перев.).
[Закрыть]. Виконт Каркассонский, родственник (племянник) Раймонда VI, был брошен в тюрьму и умер по неизвестной причине три месяца спустя. Симон де Монфор получил во владение весь его домен.
С этого момента крестовый поход во имя интересов Северной Франции прогрессировал из года в год, подобно смертельной болезни. Уничтожение еретиков стало развлечением, каждое лето армия Симона де Монфора пополнялась свежими силами с севера; все новые города разрушались, новые земли переходили из рук в руки. Тысячи невинных людей – фермеров, крестьян, торговцев и ремесленников, мужчин, женщин, детей – погибли в пламени, ибо не могли отказаться от своей веры, как жаворонок не может перестать петь.
Наконец, в 1218 году Симон де Монфор, покрытый шрамами воитель, мститель за истинную веру и убийца целого народа, сам был убит большим камнем, пущенным из катапульты со стен Тулузы. Король Франции, Людовик VIII, впечатленный его подвигами и богатыми владениями, которые после смерти Монфора перешли к французской короне, решил продолжить крестовый поход лично. Каждое лето Людовик приходил из Парижа с армией, убивал какое-то количество еретиков, брал один-два замка, и уходил. Но когда речь шла о войне, Людовику было не сравниться с Симоном.
И как раз в то время сын Раймонда VI, Раймонд VII, принял власть над Тулузой после смерти отца. Раймонд VII был молод, силен и страстно желал восстановить прежнее положение своего рода. Он начал наносить ответные удары.
Первый раз Людовик VIII надумал пойти походом на Тулузу еще принцем, в 1219 году. После месяца осады снял ее и ушел ни с чем. События достигли предельного накала в 1226 году, когда Людовик очередной раз нанес визит в Лангедок. Стояла адская жара, королю никак не удавалось взять намеченный на этот раз замок. Условия жизни в лагере были нездоровые – никто не убирал куч гниющих отбросов, не закапывал экскременты; кончилось тем, что король Франции заболел (тифом или дизентерией) и умер на пути домой, оставив жену и двенадцати летнего сына править Францией.
Смерть короля вызвала борьбу за власть. История назвала победителем в этой борьбе Людовика IX, старшего сына короля. Ему предстояло стать одним из самых могущественных и уважаемых правителей XIII столетия. Его стараниями Франция поглощала прежде независимые фьефы один за другим, неторопливо, но основательно и неуклонно, становясь доминирующей силой в Европе. В частности, это сильно сказалось на судьбах всех четырех сестер из Прованса.
Да, Людовик IX сумел стать настоящим королем. Но началом своего взлета Франция была обязана не ему, а его матери – Бланке Кастильской, Белой Королеве.
Глава II. Белая королева
Всякий, кто утверждает, что женщины в Средние века не правили и не обладали реальной властью не знаком с историей Бланки Кастильской, королевы Франции [17]17
Автор ничего не говорит о происхождении и юности Бланки, а между тем они многое определяли в ее моральном облике и политической деятельности. Ее родителями были король Кастилии Альфонс VIII (1158–1214) и Элеонора Английская, дочь короля Англии Генриха II и прославленной Элеоноры Аквитанской. Их двор был веселым и блестящим, Кастилия тех времен гостеприимно встречала трубадуров. Ни о какой мрачной «испанской» религиозности речи тогда не было, это явление более позднее. Однако воспитание Кастилии, несомненно, внушило Бланке чувство долга и ответственности правителя перед богом за свои земные дела. В очень сложной обстановке конца XII века Элеонора Аквитанская сочла необходимым устроить брак одной из своих внучек с наследником тогдашнего короля Филип на-Августа, Людовиком (будущим VIII), и лично приехала в Кастилию, преодолев горы зимой в возрасте 80 лет. Оценив качества младшей внучки Бланки (ей было 11 лет), которая во многом унаследовала ум, энергию и проницательность бабушки, она увезла ее во Францию, и вскоре (23 мая 1203 года) брак был заключен. Соответственно, но воспитанию, языку, привычкам Бланка принадлежала к той же культуре, что и графы Тулузские (Раймонд VII приходился ей кузеном по матери), и правители Прованса. Каково было ей самой, совсем еще ребенком, приспосабливаться к совершенно чужой стране, грубым нравам, холодному климату, нам остается только догадываться. В любом случае она хорошо понимала, что предстоит Маргарите, и не хотела облегчать ей задачу. Но косвенным признакам можно судить о том, что она все-таки придала некоторый оттенок куртуазности своему двору, пока была молода. Граф Тибо Шампанский, выросший при дворе своей куртуазной матери, не стал бы ухаживать за королевой, если бы она не позволила этого. И именно куртуазность предохраняла Бланку от пошлой супружеской измены, в которой даже злейшие недоброжелатели не обвиняли ее, пока жив был муж. Надлом, превративший ее в описываемую суровую королеву, видимо, произошел, когда Бланка внезапно осталась с четырьмя детьми мал мала меньше (пятым она была беременна) без мужа, будучи уже немолодой, в очень нелегких внешних и внутренних обстоятельствах. (Прим. перев.).
[Закрыть], вдовы Людовика VIII. На протяжении четверти века «Белая Королева» занимала ведущее место во французской политике. В тот век, когда орудием государственных мужей было острие меча, а главным аргументом дипломатии – осадная машина, Бланка была находчива и сдержанна. Она создавала союзы там, где другие возводили барьеры, она приносила мир странам, прежде не знавшим ничего, кроме войны. Она преодолевала катастрофы, предательство, предрассудки; осаживала врагов и содержала такую сеть шпионов, какой позавидовало бы любое современное разведывательное ведомство. Когда она умерла в 1252 году, границы Франции почти достигли современных пределов, было заложено основание для рождения великой нации. Англия же, напротив, корчилась в муках гражданской войны.
Ее супруг, Людовик VIII, похоже, вполне оценил политическую хватку своей жены, поскольку, умирая, оставил управление Францией не доверенным советникам, но четко и конкретно указал на свою вдову. Она стала не регентшей – регентов назначают править на определенный период времени – но полноправной правительницей до момента, когда ее сын, Людовик IX, достиг совершеннолетия. В Средние века разница между регентом и правителем была тонкой, но многозначительной. Регент, то есть назначенный на должность чиновник, не мог претендовать на тот же моральный, политический или социальный авторитет, какой был у правителя. Бланка была коронована как королева Франции тремя годами ранее, когда ее супруг стал королем, согласно установленному церемониалу, который проводил архиепископ Реймский. Это означало, что Церковь официально признает ее принадлежность к королевскому роду. От этой инвеституры и проистекала законность правления Бланки.
И все же смерть государя часто воспринималась честолюбивыми вельможами как случай попытать счастья и выдвинуться наверх. Женщина у руля считалась слабой фигурой. Угроза мятежа была вполне реальной.
Бланка сразу сделала ход, позволивший ей определить и изолировать своих врагов. Не прошло и трех недель со дня смерти супруга, как она уже приготовила все для коронации двенадцатилетнего Людовика в Реймсском соборе. Хотя, разумеется, все понимали, что Людовик слишком мал, чтобы реально править, коронация должна была показать народу решимость Бланки сохранить законную линию наследования, тем самым добавляя прочности и ее собственному положению. Несмотря на спешность подготовки, церемония была рассчитана, чтобы произвести впечатление, подобно театральному спектаклю. Светловолосый, худенький мальчик Людовик должен был вступить в церковь верхом на рослом жеребце, в традиционных золотых шпорах. Его коронационное одеяние были из пурпурного шелка, сплошь вышитого геральдическими лилиями, символом Франции. Корона и скипетр были золотые. Триста рыцарей с обнаженными мечами эскортировали сосуд со священным елеем (для помазания нового монарха) от места его обычного хранения в аббатстве Сен-Реми до Реймса. Старый архиепископ Реймсский, которому принадлежало право совершать этот обряд, незадолго до того умер, и вместо него был приглашен епископ Суассонский. Графу Булонскому поручили нести меч Карла Великого и подвести юного короля к алтарю, где он должен был опуститься на колени под звуки «Те Deum».Затем Людовика должны были усадить на трон, задрапированный шелком, чтобы он принял оммаж от своих баронов [18]18
«Те Deum» —католический гимн, названный по первой строчке: «Те Deum laudamus» («Тебя, Бога, хвалим»). Его исполняли во всех случаях, когда было за что хвалить бога. В данном случае это церемония принесения вассальной присяги – оммажа («homage»). Новый вассал опускался на одно колено перед сюзереном, протягивал к нему сложенные ладони, а тот брал их в свои руки. При этом произносилась формула: «Я, такой-то, предаю себя, свои земли и своих людей в руки сеньора такого-то» На это следовал ответ: «Я, такой-то, слышал твои слова и принимаю их». Затем вассал вручал сеньору свой меч, а тот возвращал его, причем произносилась фраза вроде: «Обещаю служить тебе оружием, советом и делом». Это означало, что отныне вассал должен участвовать во всех военных предприятиях сюзерена, в обсуждении всех важных дел, и предоставлять сеньору все, что ему потребуется – продукты, вещи, людей для различных бытовых нужд. (Прим. перев.).
[Закрыть].
Но кто будут эти бароны? Бланка была предана сыну – но не только поэтому так поторопилась с коронацией. Обряд должен был пробудить верность и доверие в людях, обеспечить Людовику заступничество бога и благословение Церкви, но он также послужил лакмусовой бумажкой для проверки на лояльность. Бланка знала, что может доверять тем, кто явился на коронацию, преклонил колени у ног Людовика и вложил свои руки между его ладонями. Но если кто-то затевает заговор, то не приедет под благовидными предлогами. Потому королева разослала приглашения всем держателям фьефов во Франции и стала ждать, кто из баронов откликнется, а кто нет.
И чутье не подвело ее. В стране зрел мятеж. «Вернемся же теперь к тем баронам, которые замышляли только злое дело против королевы Франции. Они часто съезжались и толковали между собою, что никто во Франции не сможет повредить им; ибо король был еще юным, братья его также, а матери их они значения не придавали», – так писал хронист из Реймса. Предводителями заговора были Гуго де Лузиньян, граф де Ламарш, и Пьер, граф Бретонский. Оба они имели тесные связи с Англией. Гуго женился на Изабелле, бывшей королеве Англии, матери Генриха III. Пьер, по прозванию Моклерк, также имел земли и титул в Англии и вел с папой переговоры о выдаче разрешения на брак его дочери с Генрихом III. Оба они на коронации Людовика IX отсутствовали. Вместо этого они завербовали ряд баронов, чтобы бросить вызов Бланке. Согласно воспоминаниям Жана, сеньора де Жуанвиль, современника Людовика IX, эти бароны заявили: «Королева Бланка не должна править столь великим доменом, как королевство французское, так как не подобает женщине заниматься таким делом».
Ситуация ухудшалась так быстро, что Бланке и Людовику, который после коронации объезжал часть своих владений в непосредственной близости от Парижа с небольшим отрядом верных рыцарей, пришлось искать убежища в замке Монлери. Они находились всего лишь в двадцати милях южнее Парижа, но не были уверены, что сумеют доехать до столицы, не нарвавшись на вооруженную засаду.
Времени на сбор регулярной армии не было. Многие из сильных баронов, сохранивших верность короне, жили в нескольких днях конной езды. В распоряжении Бланки были только парижские горожане и жители ближних окрестностей. К ним она и обратилась. Да, она воззвала к горожанам, к буржуазии – к социальному слою, которым пренебрегали, по меньшей мере в военном плане, почти все средневековые правители. Граждане Парижа поднялись по ее призыву и явились во множестве, с оружием и без. Они выстроились на несколько миль вдоль дорог и спасли мальчика-короля. Ни Бланка, ни Людовик никогда не забывали об этом.
Объединение мятежников убедило Бланку, что пора действовать, и она вызвала Моклерка ко двору. Когда тот не подчинился, она собрала собственное войско и в 1229 году привела его к замку Беллем, где находился граф. Она не стала дожидаться лета, традиционного сезона войн, и застала Моклерка врасплох в середине января. И она сама, и Людовик явились вместе с войском. Поскольку стояли жестокие холода, Бланка велела срубить деревья на несколько миль вокруг и свезти дрова к месту расположения ее солдат, чтобы они могли греться у огромных костров. Моклерк, имея при себе лишь малый гарнизон и лишенный возможности вызвать подкрепления, запросил мира.
Но королева знала, что она добилась только передышки, а не победы. Пьер Моклерк и его союзник граф де Ламарш еще не были повержены. В текущем году должен был истечь срок перемирия с Англией, и вскоре после этого, догадывалась Бланка, мятежные бароны повторят свою попытку. Когда им это удастся, они соберут больше сил, лучше организуются и будут действовать намного решительнее. Нашествия, несомненно, следовало ожидать с запада, из Англии. Чтобы отразить его, следовало сконцентрировать силы на этом направлении.
Оценив обстановку, Бланка поняла, что крестовый поход против Лангедока, длящийся столько лет и унесший столько жизней, пора прекращать: она не могла позволить Франции вести войну на два фронта. И потому весной 1229 года Белая Королева сделала ход, противоположный политике ее покойного супруга. Раймонду VII Тулузскому настоятельно предложили договор в обмен на прекращение крестового похода.
Раймонд, зная, как истощила двадцатилетняя война ресурсы его семьи, и не будучи уверен, долго ли еще он сможет продержаться против такого сильного врага, сдался. Условия его капитуляции были сокрушительными. Он признал право короны Франции на все земли, захваченные Симоном де Монфором, пообещал содействовать инквизиторам, присланным папой для искоренения ереси раз и навсегда, а также согласился в течение десяти лет содержать на свои средства новое учебное заведение, предназначенное для укрепления истинной веры – Тулузский университет. Он также обязался выплатить большую сумму Церкви в качестве репараций и отправиться в крестовый поход в Палестину. Чтобы гарантировать его сотрудничество, Бланка чуть-чуть позолотила пилюлю, предложив выдать единственную дочь Раймонда, Жанну, за Альфонса де Пуатье, младшего брата Людовика. Согласно пунктам соглашения, известного как Парижский договор, наследовать Тулузу мог только отпрыск этого брака; при отсутствии такового графство переходило во владение французской короны.
Немедленно после подписания Парижского договора Бланка дала Лангедоку почувствовать тяжесть своей руки. Отряд французских рыцарей и пехотинцев явился в Тулузу, чтобы лишить город даже внешних примет независимости. Городские стены были разобраны, а многие из замков Раймонда VII разрушены. Французский чиновник – сенешаль, обязанный отчитываться непосредственно перед Бланкой, – был поставлен управляющим в Каркассоне. Так Белая Королева давала Раймонду Тулузскому понять, что намерена добиться исполнения всех его обещаний. Теперь Тулуза считалась официальной союзницей Парижа, и политический пейзаж юга Франции изменился навсегда.
Как ни тяжелы были для Раймонда VII условия Парижского договора [19]19
С Парижским договором все обстояло отнюдь не так просто. Условия капитуляции действительно были тяжелы, однако есть сведения, что французские сеньоры остались недовольны договором и даже считали, что Бланка из родственных чувств подыграла Раймонду VII! Это весьма возможно. Договор позволял графу восстановить власть над почти всеми своими землями и вассалами. Земли, отошедшие по праву захвата сперва к Монфору, а от него – к французской короне, представляли собою бывший домен рода Тренкавелей – Безье, Каркассон и Альби, которые графам Тулузским не принадлежали. Граф обязался отдать Людовику восемь своих крепостей – но лишь на срок до десяти лет; разрушение этих замков оговаривалось лишь как возможность, если король этого пожелает. Доходы от этих земель остались за Раймондом. Факт разрушения стен самой Тулузы в этот период выглядит сомнительным. Они были разрушены гораздо ранее, при захвате города Симоном де Монфором-старшим, и восстановлены в 1218 году. Ввод небольшого отряда французов в город не означал потери независимости – они не вмешивались в дела управления и не диктовали графству внутреннюю политику. Отправляться в Палестину граф не торопился, и его не торопили, брак Жанны с Альфонсом по средневековым понятиям был достаточно почетным выходом из положения (хотя бы внешне). Горечь потерь и поражения, конечно, это уменьшало очень слабо. Сожалеть о договоре, как об этом упоминает автор ниже, в начале третьей главы, Раймонд начал еще до его заключения. Однако он получил необходимую передышку для восстановления сил, решения назревших внутренних проблем и накопления энергии для нового освободительного похода. (Прим. перев.).
[Закрыть], они все же предоставляли ему возможность восстановить положение своего дома, занявшись экспансией на восток. Это намерение создало прямой конфликт между графом Тулузским и графом Прованским. Семьи Раймонда-Беренгера V и Раймонда VII Тулузского на протяжении столетий были втянуты в то разгоравшуюся, то затихавшую борьбу за контроль над некоторыми спорными областями Прованса, в том числе и весьма прибыльным портом Марселя. Пока графу Тулузскому приходилось напрягать все силы, чтобы защитить свой домен от французов, эта наследственная тяжба, конечно, была отложена. Однако, подписав Парижский договор, Раймонд VII снова мог нанести удар по Провансу.
Таким образом, союз Раймонда VII с французской монархией, хотя и вынужденный, заставил графа Прованского и его главного советника, Ромео де Вильнёва, серьезно задуматься. Баланс сил в регионе изменился. Особенно настораживало присутствие французских солдат и французского сенешаля в Каркассоне. Королева Бланка могла, пожалуй, поддержать притязания Раймонда VII на Марсель против Раймонда-Беренгера. Она могла бы снабдить своего нового союзника средствами, а то и войском – и тогда граф Тулузский сделался бы реальной угрозой всему Провансу.
Как всегда, от Ромео потребовалось нейтрализовать ситуацию. Соответственно, он составил план действий. Но прежде чем он смог приступить к выполнению, Англия напала на Францию.
Это нападение было подготовлено Моклерком. Бланка правильно предполагала, что выиграла время, но не войну, когда зимой в начале года осадила графа Бретонского. Уже в августе 1229 года Моклерк явился в Англию, ко двору Генриха III, уверяя его, что бароны Бретани и Нормандии поднимутся против Людовика IX и помогут Англии, если Генрих переправится с войском через Ла-Манш. Мать Генриха, Изабелла, и ее супруг, граф де Ламарш, помогут им, говорил Моклерк, да и сам он не прочь принести Генриху оммаж за Бретань.
Именно такие слова хотелось услышать Генриху III; возвращение Нормандии, утерянной его отцом, королем Иоанном, было самой заветной его мечтой. Генриху было двадцать три года, он достиг совершеннолетия лишь за два года до того. Он задыхался от ограничений, навязанных советниками, которые, зная нрав короля и, возможно, сомневаясь в его способности разжечь на континенте мятеж против Франции, рекомендовали соблюдать осторожность. Генрих пренебрег их советами и приказал собирать флот в Портсмуте к октябрю, но его собственные бароны замешкались, и сборы завершились только к Пасхе следующего года.
К этому времени Бланка подписала мир с Раймондом Тулузским и могла не беспокоиться за свой юго-восточный фланг. Извещенная шпионами о визите Моклерка в Англию и о новом обострении его амбиций, она сделала весьма великодушное предложение Гуго де Ламаршу – в том числе обещая выплату десяти тысяч турских ливров и перспективу женитьбы старшего сына графа и графини де Ламарш на одной из своих дочерей. Результатом этих заигрываний стало отпадение графа де Ламарш от Моклерка и английского лагеря в целом. Король Англии не смог настроить свою мать против Бланки.
А между тем англичане высадились на французском берегу, и Генрих III, сопровождаемый своим братом Ричардом, графом Корнуэллом, стал лагерем в Нанте, в юго-восточном углу Бретани. Там король полностью оправдал мнение советников о своих военных способностях. Генрих и Ричард простояли в Нанте до июля, ничего не делая, растрачивая впустую время, деньги и ресурсы. Они как будто устроили себе каникулы. Наконец английские рыцари произвели осторожный обходной маневр по землям Пуату, очень стараясь избежать столкновения с Людовиком и Бланкой, которые собрали войско из преданных баронов и были готовы к бою. Англичане ограничились тем, что захватили один маленький, никому не нужный замок и вернулись в Нант. К этому времени и Генрих, и Ричард заболели от плохого питания и безделья; в октябре они вернулись в Англию. Даже Моклерк, разочарованный, отказался иметь с ними дело. В 1234 году он стал союзником Людовика и Бланки и до конца жизни оставался им верен.
Бланка победила. Она спасла корону Франции для сына.
Теперь ей оставалось только обеспечить ему наследника.
Ромео де Вильнёв был чрезвычайно практичен. Победа французской королевы над Моклерком и английским королем его впечатлила. Могущество Бланки слишком возросло, чтобы ее игнорировать. Графу Прованскому следовало установить связь с Францией, независимую и отличную от той, которую навязали Тулузе. Очень опасно было иметь соседом Раймонда VII в качестве единственного союзника Бланки в регионе. Главная трудность заключалась в обеспечении независимости от Франции. Прованс не желал быть проглоченным новым сюзереном, как случилось с Тулузой.
Наилучшим выходом был, разумеется, брачный союз. Брак с французским принцем означал объединение равных, союз без гегемонии. На этом пути Ромео надеялся на удачу. Жанну Тулузскую, дочь Раймонда VII, уже помолвили с сыном Бланки Кастильской. Почему бы дочери Раймонда-Беренгера V Прованского не стать невестой другого сына Бланки – благо их в королевской семье достаточно? Правда, граф Тулузский был намного богаче и могущественнее, чем граф Прованский, но относительно королевского уровня они были одного ранга [20]20
Здесь и ниже автор недопонимает и осовременивает систему рангов того времени. Титул графа, герцога и т. п. означал только право управления и использования доходов с территории определенного размера. Графами бывали зачастую сыновья королей (см., например, Ричарда Корнуэльского). Ранг определялся причастностью к королевскому роду, освященному таинством помазания. Раймонд-Беренгер V был внуком и племянником королей Арагона, Раймонд VI Тулузский – кузеном по матери короля Франции Людовика VII, Раймонд VII, его сын, соответственно, приходился Людовику VIII троюродным братом по отцу, а по материнской линии – королям Англии племянником (Ричарду и Иоанну) или двоюродным братом (Генриху III). Немногие из графов могли похвалиться таким родством. (Прим. перев.).
[Закрыть]. Сыновья королев женились на дочерях графов и в прошлом. Не исключалась даже возможность, что Бланка сочтет одну из дочерей Раймонда-Беренгера подходящей партией и для самого Людовика IX. Милой, хорошо воспитанной Маргарите почти двенадцать: отличный возраст для жены девятнадцатилетнего короля французского. Конечно, придется позаботиться о приданом – августейшие браки обходятся дорого – но Ромео был уверен, что сумеет раздобыть необходимые средства.
Ему вовсе не нужно было сообщать в письменном виде, что, мол, у графа Прованского имеются четыре красавицы-дочери, и каждая вполне годится в невесты Людовику IX. Достаточно было соответственно настроить трубадуров, всегда имевшихся под рукой, не жалея подарков, обедов, комплиментов и вина. Очень скоро песни, восхваляющие изящество и стиль двора графа и графини Прованских, милые манеры, превосходное воспитание и благочестие четырех прелестных незамужних дочерей, стали распространяться по всей Франции, но особенно при королевском дворе в Париже.
Наживка была насажена на крючок – но клюнет ли большая рыба?