Текст книги "Сокровище Единорога (СИ)"

Автор книги: Нелла Тихомир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

Глава 2

На следующее утро, одевшись в лучшее платье, Нимве уже в половине девятого утра ждала на условленном месте, возле переправы через крохотную речку. Минул почти час томительного безделья, когда на тракте появилось облако желтоватой пыли, стремительно приближавшееся к мосту. Вскоре из него вынырнула карета, запряженная двумя ладными, рослыми лошадьми. Экипаж мчался по тракту, и когда Нимве уже казалось, что он вот-вот пронесется мимо, кучер осадил вороных. На карете не было гербов графини, не было вообще никаких гербов, и Нимве, неуверенная, что это за ней, молча стояла на обочине, покуда кучер, бородатый мрачный дядька в шляпе, не произнес:

– Ну, чего ждешь?

– А это… – Нимве переступила с ноги на ногу. – Это от матушки Винар?

– От матушки, от матушки, – буркнул кучер. Не смотря на теплую погоду, его плечи покрывал темный плащ. – Да полезай, что ль.

Нимве отворила тугую дверцу и забралась внутрь. Не успела устроиться, как кучер рванул с места, и она повалилась на жесткий диван, пребольно стукнувшись бедром. Шипя сквозь зубы, цепляясь за что попало, кое-как уселась. Отодвинула плотно задернутую занавеску, выглянула наружу. Лошади неслись, будто на пожар, вздымая клубы пыли, поэтому ничего не удавалось разглядеть.

Вскоре Нимве надоело глотать пыль, она откинулась на обитую лиловым атласом спинку дивана, с любопытством озираясь. Изнутри карета походила на шкатулку, отделанную красивой дорогой тканью, но без излишеств. Пахло лавандой, мятой и еще чем-то, похожим – Нимве могла бы в этом поклясться – на табак.

Но не успела она обдумать, кто же мог курить в карете у графини, и не завела ли себе матушка Винар нового любовника, как они замедлили движение. Выглянув, Нимве разглядела неподалеку, впереди, городскую стену, высокие сторожевые башни с красной черепицей и заставу возле Западных ворот. Начинаясь на дороге и вползая на мост, перекрывающий крепостной ров, змеилась длинная вереница из карет, тарантасов и крестьянских телег, и кучер пристроился в самом хвосте.

Проверка на воротах шла быстро, возле стражников привычно маячили переодетые шпики из королевского сыска, высматривая воров и разыскиваемых разбойников. Наконец очередь дошла до экипажа Нимве. Занавеска отодвинулась, и стражник просунул внутрь голову в шлеме. Глаза быстро обежали маленькое пространство кареты и остановились на пассажирке. Он смотрел так, будто взглядом хотел пробуравить Нимве насквозь, и она заерзала, лихорадочно соображая, что же соврать, если стражник спросит, как она, крестьянка, тут очутилась, но голова безмолвно исчезла, и через полминуты экипаж тронулся.

В городе кучер уже не мог гнать лошадей, как в полях, и Нимве перестала судорожно цепляться за сидение. Копыта гулко загрохотали по булыжной мостовой, карету сильно затрясло. Нимве не могла дождаться, когда они наконец приедут, однако кучер, судя по всему, и не думал останавливаться. Выглянув наружу, Нимве увидала, что они едут вовсе не по кварталу, где живет графиня, и громко позвала:

– Эй!

Ответа она не получила. Высунувшись едва ли не по пояс, Нимве крикнула:

– Эй! Эй, кучер!

Но кучер молчал. Не на шутку разозлившись, Нимве завопила:

– Ты чего, оглох, что ли? Я щас выпрыгну к чертям!

– Ну, чего, чего разоралась? – раздался в ответ низкий глуховатый голос.

– Где мы? – не унималась Нимве. – Ты куда это меня завез?

– Да уймись ты, никуда я тебя не завез, – отозвался кучер, не оборачиваясь. – Уж приехали почти. Вот ведь, горячка белая…

Экипаж свернул в узенький проулок. Опешив, Нимве таращилась на великолепные особняки за высоченными коваными оградами, среди цветников и садов. Она еще ни разу не была в этом квартале, но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: тут живут очень богатые люди.

Карета снова резко повернула, въехала через распахнутые ворота на двор, покатила по подъездной аллее, среди цветущей сирени, мягко шурша гравием, а потом вдруг остановилась. Нимве разглядывала незнакомое место, лихорадочно соображая: вроде бы графиня замуж не выходила – тогда чей это дом? Куда он меня привез?

Обойдя карету, кучер остановился у дверцы и снизу вверх уставился на Нимве. Он был пожилой и тощий, и выглядел вовсе не таким грозным, как вначале показалось.

– Вылезай, приехали, – он распахнул дверцу. Сойдя наземь, Нимве огляделась.

– Чья это усадьба? – спросила она. Кучер в ответ только покосился и что-то пробормотал, но Нимве не смогла разобрать ни слова.

Они стояли на заднем дворе, у конюшен и каретного сарая, на которых лежала печать большого богатства, заботы и аккуратности. Чистый двор, усыпанный кирпично-красным гравием, утопал в зарослях сирени и черемухи, в тени лежала пара белоснежных борзых, похожих на лебедей.

Озираясь, Нимве не заметила, как кучер исчез, и она оказалась одна, но ненадолго: по двору спешила молоденькая служанка, кокетливо одетая, походившая на барышню. Подойдя, она без всякого стеснения оглядела гостью с головы до ног, и рядом с этой девчонкой Нимве почувствовала себя неотесанной и оборванной деревенщиной.

– Пошли. – Служанка повернулась и уверенно зашагала в сторону узкого прохода между стенами. Нимве поспешила следом, на ходу одергивая юбку. Они долго пробирались закоулками среди хозяйственных построек, которые вывели наконец в розовый сад. Нимве никогда не видела столько роз, у нее перехватило дыхание и от роскошных цветов, и от аромата. Но служанка не замедлила шага, и Нимве ничего не оставалось, как поспевать за ней.

Особняк вырос впереди словно по волшебству, выплыв из лиловой благоуханной пены цветущих кустов. При взгляде на него Нимве на мгновенье замерла: она в жизни не встречала подобного великолепия. Служанка, уже стоя под колоннами розового мрамора, на широком каменном крыльце, глядела насмешливо и манила за собой.

Внутреннее убранство дома окончательно поразило воображение Нимве. Обитые синим атласом стены вздымались на такую высоту, что приходилось задирать голову, чтобы увидеть потолок. Будто в храме, подумала Нимве. Окончательное сходство с храмом придавали и фрески на потолочных сводах, Нимве ужасно хотелось их рассмотреть, но на это не было времени. Служанка вела ее все дальше через покои, уставленные мебелью красного дерева и диванами с бархатной обивкой, такие и тронуть боязно, а уж подумать, чтобы сесть… Повсюду в огромных хрустальных и фарфоровых вазонах стояли живые цветы, и не какие-нибудь ромашки, а все розы, белые лилии и пионы. Пройдя через коридор, затянутый темно-бордовым ковром, глушившим шаги, они попали в комнату, показавшуюся ошеломленной всем увиденным Нимве небольшой.

– Подожди здесь, – велела служанка. – Сейчас к тебе выйдут.

И только Нимве хотела спросить, кто, как служанка затворила за собой дверь. Нимве огляделась. В комнате, обставленной строгой темной мебелью, всю правую часть занимал огромный, с половину их огорода, письменный стол, а по стенам, едва не до потолка, громоздились шкафы с книгами. Около стола Нимве увидала огромное кресло, обитое коричневой кожей. Другие, поменьше, стояли на ковре. В тон ковру оказались и портьеры на окнах, украшенные темным гобеленовым тканьем. Наполовину задернутые, они придавали кабинету мрачный вид. Да еще и этот запах… Лаванда с примесью чего-то приторно-душистого, перехватывающего дыхание. Надо, пожалуй, отсюда убираться, решила Нимве. Кто его знает, что тут за…

– Хорошо доехала? – оборвал ее мысли тихий мужской голос.

Дернувшись, Нимве резко обернулась. Позади стола, у шкафа с книгами, стоял человек, одетый не то в халат, не то сюртук коричневого сукна, достигавший щиколоток. Нимве могла поклясться, что в дверь этот тип не входил. Замерев, будто заяц перед гончей, она таращилась на чужака. Тот молчал и, кажется, ждал ответа, но у Нимве язык присох к гортани.

Молчание затягивалось. Чужаку, видно, это надоело, потому что он не спеша тронулся с места. Нимве шарахнулась к стене, но он не обратил внимания. Подойдя к огромному окну, он отдернул портьеру, впустил в кабинет немного дневного света.

– Так лучше, – он обернулся к Нимве. Она, чувствуя, что глаза сделались огромными, вовсю рассматривала его. Это оказался худощавый и высокий, лет сорока, человек, с короткими темно-русыми волосами, с бритым, как у всех аристократов, лицом. Крепко стиснув тонкие губы, он в упор глядел на Нимве, и серые глаза блестели, будто льдинки. Нимве поклонилась и попыталась изобразить реверанс, но ничего не вышло, и, потеряв равновесие, она ударилась плечом о шкаф. Ощутила, что краснеет, исподлобья посмотрела на незнакомца… На его лице ничего не отразилось. Он по-прежнему стоял у окна, заложив руки за спину. Его выправка напомнила Нимве офицеров королевской гвардии, а высоко поднятый подбородок придавал чужаку высокомерный вид.

– Ты, конечно, теряешься в догадках, почему ты здесь, – голос у незнакомца был низкий и суховатый. Нимве несмело кивнула.

– Садись, – незнакомец указал на одно из небольших кресел около стола. Нимве посмотрела на кресло, потом – на хозяина. Будто марионетка, на негнущихся ногах подошла и опустилась на самый краешек. Хозяин снова поглядел в окно и произнес:

– Графиня Ваинарская рассказала о тебе. Поэтому ты здесь. Ты можешь помочь в одном очень важном деле.

– Кто, я? – севшим голосом выдавила Нимве.

– Да, ты. Речь идет о весьма важных персонах, – хозяин повернул голову. Половина лица оставалась в тени, у губ лежали жесткие складки. Нимве поняла, что, скорее всего, этот человек очень, очень знатного рода.

– Ты, конечно, знаешь, что принцам исполнилось восемнадцать? – спросил незнакомец. – И им предстоит отправиться в путешествие?

– Да, – отозвалась Нимве. – Все это знают…

– Так вот. Нужно, чтобы ты поехала за ними, – сказал хозяин дома. Нимве оторопела. Сидела и смотрела на него, приоткрыв рот. Потом, решив, что ослышалась, спросила:

– В смысле, чтобы… Что вы сказали, ваша ми… ваша светлость?

Незнакомец смотрел без улыбки.

– Нужно, чтобы ты поехала за ними, – раздельно, как говорят с туго соображающим человеком, повторил он. Нимве отшатнулась.

– Что… как, – прошептала она. – Но я… Но зачем?

– Видишь ли, – голос незнакомца звучал все так же спокойно, – Его королевское высочество герцог Кендарнийский послал за ними Мафхора. Ты знаешь, кто такой Мафхор?

– Ну, да, конечно, это его "карманный маг"… Ой, ну, то-есть…

– Вот именно, – веско уронил хозяин. – "Карманный маг". Он будет следить за принцами по приказу герцога. Поэтому и ты тоже будешь следить, только за Мафхором. И если увидишь, что он что-то замышляет, ты должна будешь его остановить.

– Кто, я? – Нимве вскочила.– Но я… Что вы, ваша светлость! Он же – маг! Как же я смогу его… ему… Он же меня одним пальцем…

– Тише, – велел хозяин, – успокойся. Я навел про вас справки, про тебя и твою мать. Вы потомственные ведьмы, так что не преуменьшай своих умений.

– Но, ваша светлость, вы не понимаете, все не так! Ну, то-есть, так, но… "Ведьмы" – это не то, что люди обычно думают, мы ничего такого не умеем, никаких таких штук! Мы просто знахарки, ваша светлость, мы людей лечим. Мы же не… мы вовсе не маги какие-нибудь! Что я буду делать с Мафхором? Он меня просто убьет, и все! Я ничего против него не смогу!

– Не прибедняйся, любезная, – холодно ответил незнакомец, – тебе придется ехать.

– Воля ваша, – Нимве, дрожа всем телом, стиснула ладони и облизала губы. – Воля ваша, но никуда я не поеду.

– Не вздумай перечить, – незнакомец нахмурился. – Я смогу тебя заставить, не сомневайся. Подумай о своей матери!

– Конечно, – голос Нимве дрогнул, – легко вам угрожать. Да раньше смерти все равно не помрешь.

– Не думаю, что ты захочешь ускорить свою смерть, девчонка! Как ты смеешь пререкаться, холопка, да я тебя в тюрьму…

– Воля ваша, – повторила Нимве. – А лучше убейте меня, прям сейчас. Потому как мне все одно туда дорога, если я вашего приказа послушаюсь. А так хоть быстрее будет… Только мать мою не трогайте, она перед вами ни в чем не провинилась! Легко ж вам со слабыми-то…

– Молчать! – незнакомец шагнул вперед и занес руку для удара, а Нимве зажмурилась, но еще один голос вдруг властно приказал:

– Довольно.

Удара не последовало. Нимве осторожно открыла глаза. Возле шкафа с книгами стояла высокая женщина в темном покрывале. Помедлив, она приблизилась и повторила:

– Хватит. Так мы ничего не добьемся.

– Но ведь мы же договаривались, – с неудовольствием начал хозяин, но женщина положила ладонь ему на локоть.

– Я прошу, – сказала она. Пожав плечами, незнакомец вернулся на место у окна. Стоя против Нимве, женщина негромко произнесла:

– Извини его. Он не привык, чтобы ему отказывали.

Нимве глотнула и ничего не ответила, пытаясь разглядеть незнакомку, но покрывало, надвинутое на самые глаза, прятало лицо в густой тени.

– Присядь, – сказала женщина. Голос был низкий и звучный. – Садись же.

– Зачем, ваша светлость? Если вы меня тоже собираетесь послать с Мафхором сражаться, так мой ответ и вам будет… – Нимве поперхнулась, потому что женщина медленно стянула с темных волос покрывало, и свет упал ей на лицо. Мгновение Нимве стояла, с изумлением таращась на собеседницу, а потом низко, едва ли не до полу поклонилась.

Перед ней была Ее величество королева Алавинги.

– Вижу, ты меня узнала, – проговорила королева. – Ну, хватит, довольно. Довольно, сядь же!

Нимве, не смея поднять глаза, села в кресло. Королева оперлась рукой о стол, некоторое время молчала, а потом произнесла:

– Я понимаю, что ты чувствуешь. Но пойми и ты: у меня нет выбора. Я не хотела говорить тебе всего, но, видимо, придется. Дело в том, что мой муж, герцог Кендарн, посылает Мафхора не просто следить за нашими сыновьями. Из очень достоверного источника мне стало известно, что мой муж собирается подстроить так, чтобы в соревновании выиграл его любимчик, Инис. Тогда мой сын… тогда у его брата, Сэтнара, не останется никакой надежды унаследовать трон. Ты понимаешь?

– Позвольте сказать, ваше величество, – прошептала Нимве. Королева согласно нагнула голову, и она несмело продолжила:

– Я не пойму, чем же я-то могу помочь?

– Я точно не знаю, что герцог задумал, – будто не слыша, сказала королева. Она глядела перед собой и, кажется, не видела Нимве. – Но меня это очень тревожит, ведь Мафхор способен на все. Послушать только, что про него говорят. И вот такого человека, такое чудовище отец способен подослать, чтобы навредить собственному сыну! – с горечью воскликнула королева. – Я боюсь, что Мафхор убьет Сэтнара.

– Но… но что я-то могу… Да и как Мафхор посмеет… принца…

– О, этот посмеет, уверяю тебя! – королева коротко хлопнула ладонью по столу. – Если даже собственные родичи от него отреклись – а уж их-то никто не заподозрит в ангельской доброте. Но Мафхор, он их всех за пояс заткнет, весь Дом Таэнана. У него ни чести, ни совести, ни жалости. Я боюсь за Сэтнара, девочка. Ты должна ему помочь. Ты обязана.

Нимве, вскинув голову, расширенными глазами уставилась на королеву:

– Прошу вас, ваше величество, ведь я…

– Ты поедешь за ними и будешь следить.

– Но, ваше величество…

– Ты будешь следить за моими сыновьями, а, главное, за Мафхором.

– Ва… ваше величество…

– Если увидишь, что Мафхор что-то замышляет, ты должна ему помешать. Любым путем, ты меня поняла?

– Ваше величество! – Нимве рухнула перед королевой на колени. – Пожалуйста! Он же – маг из Великого Дома! Обученный маг! А я кто? Деревенская знахарка! Он же меня в порошок сотрет! Как я смогу ему помешать?

– У тебя тоже есть способности, – возразила королева. – Я навела о тебе справки. Ты найдешь способ ему помешать, девочка. Ты обязана найти.

– Умоляю, – Нимве молитвенно сложила руки. – Пощадите…

Королева подошла так близко, что Нимве уловила тонкий цветочный запах духов и ощутила прикосновение шелкового платья.

– Ты найдешь, – положив Нимве руки на плечи и глядя в глаза, твердо сказала королева. – Если ты собираешься и дальше жить в моей стране, ты найдешь способ. Отказа я не приму. Если ты откажешься… Что же, тогда вам с матерью придется за это отвечать. Ты сейчас же дашь клятву слушаться меня во всем, иначе я прикажу арестовать твою мать. Ее посадят в тюрьму, понимаешь? Я не потерплю неповиновения от своих подданных. Ты слышишь? Перестань плакать. Ты меня понимаешь, или нет?

Нимве кивнула, кусая губы и чувствуя, как слезы ползут по щекам.

– Поклянись мне, – велела королева.

– Я клянусь, только маму не трогайте, умоляю…

– Поклянись по-настоящему!

– Клянусь могилой дедушки и бабушки… Как еще? Я не знаю…

– Поклянись Владыками Стихий.

– Да… да, я клянусь Матерью-Землей… Пусть Она не даст мне сил и урожая, если я нарушу…

– Вот и молодец, – почти ласково сказала королева. – А теперь сядь и слушай, что тебе придется сделать. И не плачь. Все будет хорошо.

*******

Следующую неделю, до самого отъезда, Нимве провела как в бреду, будто во сне, от которого желаешь, но не в силах очнуться.

На деньги, что дала королева, она купила мужскую одежду и лошадь, небольшого серого жеребчика, своенравного, но крепкого. О том, чтобы привести его домой, не было и речи, поэтому Нимве в оставшиеся дни прятала коня в старой полуразрушенной строжке в лесу, подальше от глаз матери и Корешка.

Она, как прежде, хлопотала по хозяйству, по-прежнему ездила в соседние деревни помогать больным, принимала роды, но ни на миг, ни на секунду не могла отделаться от мысли о грядущей поездке – и о Мафхоре. Это висело над ней, как проклятие. Мафхор… Нимве видела личного мага герцога Кендарна, "карманного мага", как его прозвали в столице, всего пару раз, да и то издали. Для нее, как и для остальных жителей окрестных деревень, он оставался лишь страшной сказкой, кем-то сродни черту, которого лучше на ночь не поминать. И вот теперь она должна куда-то ехать, следить за ним… за ним! За магом из Великого Дома! За человеком, про которого рассказывали такие истории, что волосы дыбом. Говорили, будто он готовит снадобья из крови детей, которых приманивает по бедняцким кварталам, по слободам, и которых потом находили в реке, текущей через Сафирну. Говорили, что на всякого, кто косо на него посмотрит, он насылает порчу, и такой человек начинает хиреть, гнить заживо, и умирает в короткий срок. Еще рассказывали, будто он привораживает молоденьких девушек – да мало ли чего? Нимве никогда особо не задумывалась над подобными сплетнями, может, большая часть – действительно только сплетни, но… Но даже если хоть малая толика – правда, а оно должно быть правдой, ведь то, что от Мафхора отказались собственные родичи, Дом Таэнана, доподлинно известно, – значит, в рассказах о нем есть правда. А маги Дома Таэнана далеко не ангелы, это знает вся страна, и значит…

Все эти дни Нимве жила с подобными мыслями, не могла ни спать, ни есть. Но тяжелее всего оказалось притворяться перед матерью. Нимве никогда не лгала матери, ничего от нее не скрывала – а теперь, когда было так тяжело и страшно, она обязана молчать! Много раз подмывало рассказать все начистоту, собраться и исчезнуть вдвоем, и пускай тогда ищут. Однако дни шли – а Нимве молчала. Останавливал давешний разговор с королевой, клятва, которую пришлось дать, обещание следить за тем, чтобы Нимве не сбежала – и угроза, что если королеве донесут о попытке побега, они обе, вместе с мамой, окажутся на каторге, на соляных копях. И действительно, Нимве почти уверилась, что за ней следят. Не зря же последние дни она то и дело замечала в окрестностях фермы незнакомых людей, одетых то в отрепья, то в крестьянское платье, и каждый раз чужаки старались скрыться, но казалось, что делают они это нарочито неуклюже.

Неделя, тянувшаяся как дурной сон, внезапно кончилась, и накануне отъезда Нимве всю ночь не сомкнула глаз. Поднялась затемно, когда небо на востоке лишь начинало светлеть, вышла на крыльцо в одной сорочке. Было очень тихо. Над черной глыбой леса стыл рассвет, звезды поблекли, будто утомились за ночь, и в курятнике громко орал петух. Дерево крыльца холодило босые ноги. Вдыхая аромат цветущей сирени, смешавшийся с запахами скотного двора, Нимве глядела на темный, такой знакомый двор, на плющ и плетистые розы, увившие ограду, глядела так, будто видела впервые. Или, может, в последний раз. Мафхор меня убьет, подумала она. Я больше никогда сюда не вернусь. Тугой ком подкатил к горлу, и пелена застлала глаза. Прижав ладони ко рту, чтобы не разрыдаться в голос, Нимве сбежала с крыльца. Слепая от слез, спотыкаясь, побрела по двору в сторону колодца.

Когда проснулась мать, Нимве встретила ее на кухне, улыбающаяся, причесанная и спокойная.

Вскоре после завтрака они, как обычно, разошлись по хозяйственным делам. Подоив коров, Нимве отнесла молоко в погреб. Принцы должны были выехать после полудня, оставалось совсем немного времени. Котомку с одеждой и всем необходимым Нимве собрала еще два дня назад, но до сих пор не решила, как объяснить матери свой отъезд. Сев у стола в большой, залитой светом кухне, Нимве обхватила голову руками. Может, все-таки лучше сбежать, в который раз подумала она. Убежим – и все, поедем на восток, там леса, а за ними – граница с Кирваном. И никто нас не найдет, никакая королева, и никакой Мафхор. Только вот, кому мы там нужны, в Кирване, две нищенки. Мы ведь и продать-то ничего не сумеем. Что нам останется, на улице побираться? К тому же, вряд ли мы скроемся от королевских соглядатаев. Нас сразу поймают. А на соляных копях люди дольше пары лет не живут, тем более такие, как мы… как мама. Да еще клятва… Я ведь поклялась Матерью-Землей! Если я нарушу такую клятву… Нимве резко отняла ладони от лица и выпрямилась. Нет, решила она. Что уж теперь. Теперь поздно. Я должна ехать, и будь, что будет.

Сняв с комода грифельную дощечку, Нимве снова опустилась на табурет с меловым карандашом в руке. Поразмыслила – и начала писать: "Дорогая мамочка! Я должна уехать." Она оторвала карандаш от черной поверхности, задумалась, а потом ладонью стерла последнее предложение. "Мне нужно уехать на несколько недель. Пожалуйста, не волнуйся и никому ничего не говори. Если спросят, скажи, мол, уехала на север, к твоему брату. Есть человек," – карандаш опять оторвался от доски, минутная пауза – и снова Нимве стерла последние слова. "Я обязана ехать, потому что мне это приказал человек, которого нельзя ослушаться. Мамочка, только очень тебя прошу, никуда не езди и не пытайся никого обо мне расспрашивать! Если этот человек узнает, у нас будут неприятности. Я скоро вернусь и все тебе расскажу. Обещаю. Целую и люблю, Нимве."

Закончив писать, она отодвинула дощечку, оперла на край хлебницы, чтобы сразу бросилась в глаза, и встала. Пора. Нимве вытерла полотенцем руки, запачканные мелом. Подошла к окну. Ветви старой яблони скреблись о подоконник, и в кроне оглушительно трещали воробьи. Солнечные зайчики прыгали по раме, перебираясь на стены, то сбиваясь в сияющую кучку, то бросаясь врассыпную… Нет, не могу, подумала Нимве. Как я могу уехать, не простившись? А вдруг я ее больше не увижу?

Перебравшись через подоконник, Нимве спрыгнула на траву и помчалась через залитый светом двор.

Мать она нашла на огороде. Та стояла над капустной грядкой и пристально разглядывала разлапистые листья. Видно, мать ощутила присутствие Нимве, потому что сказала, не оборачиваясь:

– Козы все-таки сюда пробрались. Нет, ну ты подумай, а?

– Много погрызли? – Нимве удивилась, до чего ровно прозвучал голос.

– Не так, чтобы… Но придется ограду укреплять, – Хелеа обернулась. – А ты чего тут, доча?

– Знаешь, мам, – ответила Нимве, – я совсем забыла, мне надо уехать, съездить кое-куда.

– Куда? – удивилась мать. Солнце отражалось в ее глазах, будто в озерных водах. – Кто-то из деревни приехал?

– Нет, просто я вспомнила… – Нимве глотнула, но голос не дрогнул, не изменил обычного ровного звучания. – На Выселки. Помнишь, там еще малыш дифтерией болел? Ну, мы его зимой лечили?

– Так он же выздоровел, – Хелеа пристально смотрела дочери в лицо.

– Да, но бабушка его заехать просила, – Нимве отвела глаза, сделала вид, будто изучает потравленные грядки. – Ой, а они много тут сожрали.

– Нет, только на этой стороне, – мать отвлекли ее слова, и Нимве перевела дыхание.

– Ладно, мам, я поеду.

– Езжай, доча. К обеду-то воротишься?

– И не знаю, – Нимве смотрела, как в каштановых маминых волосах играют ярко-золотые искры. Словно жесткая ладонь сдавила горло, и, ничего больше не говоря, она шагнула вперед и обняла мать что было силы.

– Ты чего, доченька? – та попыталась обернуться.

– Ничего. Я тебя очень люблю, мамочка.

– Да что такое?

– Ничего. Ничего, правда. Ладно, я пошла.

Заставив себя отстраниться, Нимве зашагала прочь, вдоль грядок. Она ни разу не обернулась, но знала, чувствовала, что мать стоит и смотрит ей в след.

Принцы выехали из столицы через Южные ворота, в компании друзей и слуг. Ждать пришлось долго: выезд, конечно, задержался. Переодетая в мужскую одежду, держа лошадь в поводу, Нимве стояла в толпе, что запрудила поле неподалеку от ворот. Она изнемогала от жары, шапка, надвинутая на лоб, доводила до исступления, пот катился по лицу, и казалось, что мозги вот-вот расплавятся.

Солнце перевалило за полдень, когда в городе ударили колокола. Толпа у ворот пришла в движение, и сидевшие на земле вскочили. Скоро ворота отворились, из них вышли гвардейцы в парадных мундирах, с мечами наголо, выстроились по бокам массивного подвесного моста. Толпа шумела, люди толкались, вытягивая шеи – и вдруг все вокруг взорвалось криками и рукоплесканиями: из ворот вылетела кавалькада аристократов. Празднично разодетые, они казались скачущим цветником, и среди них невозможно было разглядеть принцев.

Всадники промчались сквозь толпу, взметая пыль на тракте, и скрылись вдалеке, у леса. Провожающие скоро вернулись, но толпа не унималась еще долго.

Подождав, когда закроются ворота, Нимве оседлала своего конька и неспешно потрусила по дороге в сторону леса.

Достаточно быстро она нагнала принцев по следам, поехала сзади, держась на почтительном расстоянии, так, чтобы не заметили. Нимве прекрасно знала и окрестности столицы, и начальный путь, по которому должны были двигаться близнецы. Пугало одно: Мафхор. Она не видела его ни в свите наследников, ни в толпе, да и немудрено, если король послал мага тайно, то он и поедет неузнанным, в этом Нимве не сомневалась. Только вот поди узнай, кем он может прикинуться, говорят, маги могут изменять внешность по желанию. Нимве не представляла, откуда его ждать, поэтому вздрагивала при каждом шорохе, при каждом стуке копыт.

После захода солнца принцы остановились на ночлег в небольшой деревне, вольном поселке к востоку от столицы. Деревню окружал частокол, а въезд перекрывали легкие ворота, на которых никогда не бывало стражи. Ведя лошадь за повод, Нимве осторожно отворила калитку, молясь Творцу, чтоб не заскрипела. В этой деревне они с матерью многих лечили, поэтому Нимве поглубже надвинула шапку на глаза.

Шагая по улице, она не повстречала ни души, увидала лишь собак, лежащих у калиток в густых сумерках. Тренькали сверчки, комары противно жужжали, путаясь в волосах.

Покуда Нимве разыскивала постоялый двор, окончательно стемнело. Ворота гостиницы оказались заперты, сторож встретил ее неласково, пришлось долго уговаривать, чтобы пустил на двор.

Под конец он все-таки сжалился. Выпросив овса для лошади и привязав ее к коновязи у сараев, Нимве медленно пошла мимо колодца, делая вид, будто ищет место для ночлега. Вокруг не было ни души, только из-под телег раздавались размеренное сопение и храп спящих.

Заскрипела дверь, раздались громкие молодые голоса и смех, на крыльце в потоке желтого света возникли мужские фигуры. Нимве спряталась в тень, прижавшись к стене, а парни, гикая и толкаясь, с топотом сбежали по ступенькам и исчезли в темноте двора. Зазвенела цепь, послышался плеск… Притаившись возле бревенчатой стены, Нимве слушала, как парни возятся у колодца. Полилась вода, кто-то заорал, раздались шлепки ладоней по голому телу и богатырский хохот, звонкий голос насмешливо воскликнул:

– Ну, что вы, виконт, только после вас!

– Покажите пример, ваше высочество! – снова плеск, ржание и гиканье, они, похоже, принялись носиться по двору, но было слишком темно, чтобы Нимве смогла их разглядеть.

Парни угомонились очень поздно. Нимве к тому времени уже улеглась у стены сарая, под навесом, на деревянном настиле, однако спала плохо, урывками, постоянно просыпаясь и тревожно оглядываясь. Ночью пошел дождь, грохотал по навесу над самой головой, не давая сомкнуть глаз. Под утро ее сморил крепкий сон, и когда она очнулась, принцев на подворье уже не было.